Саня Чёрт. 5 Спаситель

Первого декабря Гергерой оправил последнее «вины не признаю». Пятого он получит бланк на выход «невиновен – утверждаю. Подпись». Что Малёк тогда получит, знает лишь начальник Трубы. А чего тут гадать? Начальник умножит на тысячу оплеуху, доставшуюся ему от хозяина в столице, и мозги оплошавшего надзирателя разлетятся не хуже ворон.

Третье число прошло. Никто с полевых не вернулся. Традиционный матч в конце учений перенесён из-за погоды. Сердце Малька ёкнуло и упало. «Труба мне. Стой на месте, раз-два, пришли».

Вернулись! Четвёртого после полудня. С полевых учений Саня Чёрт приехал душной, как козёл, и поцарапанный через обе щеки.

Когда, переборов себя, Малёк подловил его и пробубнил: что мне делать-то с Гергероем, Саня такое ответил, такое… Мальку аж кровь в лицо бросилась. Однако совет не был насмешкой.

Саня Чёрт выслушал его по пути в бассейн, притормозил на пороге:

– Нехороший, да? Умирать отказывается забесплатно, – Чёрт широко улыбнулся пыльной мордой и развёл руками, – так не жмоться, дай ему конфетку!

– Чего?

Старшие товарищи уже потом, в столовой намекнули Чёрту, что тот не вполне понят. Да и проблема вырисовывается больно серьёзная для конвоира… Саня примирительно кивнул ему: завтра обговорим.

…

Завтра настало по графику.

Солнечный день в ноябре. Дружбан Малька – караульный зоны. Пост у него на самом куполе – «курорт», куда лифт выпускает по карте. Смена не его, в будке торчать не ему, а проход на обзорный мостик свободен – загорай, не хочу. На этот раз Малёк загорал не один. Целой компанией выбрались на верхотуру, набили полные карманы сухарей, взяли молоко в пакетах и айда – по нюансам обговорить дело. Малёк с другом, Саня Чёрт, два техника из его подразделения и буфетчик-раздатчик, любопытный, как сто чертей, источник сухарей и молочка.

Идея проста: обеспечить Сане Чёрту легитимный контроль камеры Гергероя. Техники нужны, чтобы удалённо сделать «поломку» запирающего узла камеры, «обнаружить» и вызывать Саню, такие вот предварительные ласки в шесть рук. За пять минут справились.

В три часа дня обед. Шестнадцать ноль-ноль – время корреспонденции для заключённых. Тогда Саня и пойдёт смотреть, в чём дело. Разобравшись с «проблемой», затем он будет приходить раз в сутки, чтобы «убедиться в исправности». Чёрт сам выбрал это время. Договорились. Он почесался, хмыкнул и снисходительно так повторил, с ударением:

– Если чо: я лично там абсолютно не нужен. Но раз вы настаиваете…

…

Ещё пол часика свободы… Все мордами к солнцу тащатся, кемарят. Чёрт на животе лежит, в шахту пялится. Малёк психует, грех над ним не поизмываться… Почём они знают, что психует? Сидит ведь, молчит. Друган лениво:

– Малёк, не тушуйся, конвой-куколд – это норм вообще! Ну, поиграется он с твоим герром, чо такого. Ваниль ты, ваниль. Саня не попортит клиента. Да он вообще минималист!

Это так. О Чёрте плохого, неуставного не знали, да и уставного-то знать особо нечего. Разве… Саня Чёрт своего «переводчика» со свету сжил. Того майора, который его перевёл сюда, говорят, по пьяни за грубый отказ во взаимности.

В Трубу Саня попал раньше многих и не добровольно. Он ведь со срочной здесь оказался, как стройбатовец. Тюрьма достраивалась тогда. Протрезвев, майор его на стройку и оправил, немого со сломанной челюстью – на тот свет: «Сдохни. Ничего не было, никто не узнает». Как бы, да не так. Кость срослась, губу зашили. Саня дослужил, выучился от тюрьмы на инженера и вернулся… А тут сюрприз: его «переводчик», тот самый майор прибыл в машине без окон и сразу был отправлен в «кругосветку». Просидел майор недолго… Саню хотели гнать или судить, но Чёрт серьёзно, даже мало-мальски не просительно сказал:

– Первый и последний раз. Такого больше не повторится.

Оставили, даже не штрафанули. Талантливый, чёрт.

…

Труба… Местность ветреная. Воют и свистят скоростные лифты. По цилиндрической шахте гуляет что-то среднее между звуком духовых инструментов и гудением. «Горн зовёт», – говорят. «Кого-то черти с оркестром встречают». Явственно «горн» слышен с нижней площадки. Здесь, наверху он больше напоминает стонущий, мычащий голос всей тюрьмы. На ярусах напоминает завывание, срывающееся в крик. Надзиратели даже порой гадают, где зек поехал умом, в одиночке или в общей камере? В ПрИсп1-4ТГЗ часто сходят с ума.

…

Солнце прямо в лоб светит… Низкое, северное солнце. Когда ещё его увидишь. Может быть в следующем году, в марте. Вставать лениво, а надо. В секторе Б/17 труп незапланированный. Это не дело техников, но конвой там стажёры, надо бы присмотреть за ними.

Старший техник дразнит рядового коротышку с высоты своего положения:

– Кровушку отмывать пойдёшь? За синими следить?

Уборщики работают в синих комбинезонах и рады прибухнуть при первой возможности. Сколько главтехник их не репрессирует, бесполезно.

– Упал? За клинингом пусть стажёры сами следят! Чегой-то я?

– Я из лучших побуждений. Думал, тебе интересно. В архив отдадут, уже не посмотришь. В семнадцатой зек пред смертью чуть дверь не выломал, ну, и сам заодно подразбился…

– Ууу… – вклинился буфетчик, толкнул Саню локтём. – Такое ведь переводчик твой отмочил, больше никто? Скажи, Чёрт?

– Не было этого, – безоблачно улыбнулся Саня. Включил, повернул к нему свой инженерский, лопатообразный коммуникатор, – вот как было, хотите посмотреть?

Буфетчик: да! Остальные черти, как девки застенчивые, бошками: не-не, а моргалами: зыкр-зырк в архив. Не у всех к нему есть полный доступ. Видимо, чтобы креативили сами, чтобы зеки не вычисляли и не накапливали методы сопротивления.

Малёк взглянул и не увидел ни крови, ни гари, ни расчленёнки, только мёртвое лицо. Крупным планом бордовое, почерневшее лицо дебелого мужчины с глазами. Открытые, выпученные глаза: белок сверху, зрачок направлен куда-то вниз, на своё тело. Саня провёл, сдвигая фотку в направлении мёртвого взгляда.

У Малька зацокал коммуникатор. Сбор подразделения. Он вскочил как на тренировке – с полулёжа на ноги.

– Всем пока. Саня, до четырёх, надеюсь?

– Я буду. Сам успеешь?

– Хотелось бы!

Лифт ждал наверху. Из шахты горн – оууу… – ауу… За спиной тишина.

…

«Что он сделает? – думал Малёк в лифте. – Что здесь можно выдумать? Это не шахматная партия, это… Единственный, один король на доске. Гергерой в одиночке, его в прямом смысле слова не бьёт ни какая фигура».

Подразделению всего лишь раздали новые регистраторы, поэтому Малёк успел к шестнадцати ноль-ноль и своими глазами увидел, что можно сделать, когда ничего нельзя.