Глава 3. У гражданина начальника
Морозов как-то сразу обмяк. Вся его злость к тумбочке прошла. И он стал нежно ее поглаживать. Колымагин помог товарищу освободиться от вредной мебели.
- За мной! - Еще раз скомандовал парень.
Морозов обреченно поплелся за направляющим, как кролик в пасть удава. Колымагину тоже не оставалось выбора. Настроение сразу оказалось на нуле. Впрочем, у старшого он не заметил оружия. Это несколько успокаивало. Да и девица в конце процессии не производила впечатление строгого стража.
Морозов шел, низко опустив голову. Казалось, недавние мысли о побеге напрочь оставили его. Колымагин, наоборот, осматривался, ускоренно изучая обстановку. Он заметил, что в большинстве домиков вообще не было окон, только по одной двери. Цвет был какой-то неопределенный, скорее серый. Из чего они были построены, тоже было не ясно. По крайней мере, не видно было ничего похожего на кирпич, дерево или штукатурку. Колымагин разглядел нескольких прохожих. Одеты были очень по-разному, но как-то непривычно. В основном, в свободных легких одеждах, из чего великий исследователь сделал вывод, находится весьма далеко от Колымы. Однако попадались и знакомые юбки, брюки и даже смокинги.
Несколько раз Александр Степанович взглянул вверх, надеясь сориентироваться по звездам, и с удивлением обнаружил, что при движении картина неба не стоит на месте, как ей положено, а также быстро меняется. Всмотревшись пристальнее, великий ученый обнаружил, что на самом деле изучает не небо, а потолок, и вовсе даже не высокий, метров пять-шесть. Звездное небо лишь искусно имитировалось. Полукруглые своды попросту опирались на домики без крыш. Из этого Александр Степанович заключил, что находится, скорее всего, даже не в СССР.
Процессия остановилась у такого же однотипного домика, поднялась по лестнице и сразу за дверью оказалась в большой комнате без окон. У задней стены стоял массивный стол, за ним восседал строгий человек с пышными усами. Пара стульев, книжный шкаф, сейф, еще кое-какая мелочь. В общем, не было ничего необычного, если бы не одна деталь, которая чуть не свалила великого ученого с ног. За спиной строгого человека на почетном месте висело два портрета. На одном был изображен вождь и учитель всех народов, что было бы неудивительно даже в таком странном городе. Но только в том случае, если бы портрет был единственным. Однако, на втором портрете во весь рост красовался не кто иной, как Николай Второй. Это подтверждала табличка внизу. Обе выдающиеся личности как бы смотрели друг на друга и удивлялись такой неподходящей компании.
Строгий человек встал и произнес:
- Рад приветствовать вас в свободной стране, всемилостивейшие государи! Как вам у нас понравилось?
Вошедшие замялись, не ожидая такого обращения.
- Жалобы, просьбы есть?
Эти слова показались гостям более привычными. И Морозов решился подать голос:
- Мне бы что-нибудь утеплительного... - Он выразительно распахнул простыню.
- Жалоб нет! - Подвел итог главный. - Тогда вы свободны! - И он сел, показывая, что разговор закончен.
Бывшие заключенные переглянулись.
- Проваливайте, проваливайте отсюда! - Пояснил парень в форме. - Вам же сказали, что свободны.
- А? - Разинул рот Морозов, чуя очередной подвох от энкавэдэшников. - Не шути так жестоко, гражданин начальник. Мы честные советские заключенные и уже встали на путь исправления. К концу срока как раз обязуемся исправиться.
- А ну, прочь отсюда! - Парень грозно двинулся. Но главный остановил его жестом.
- Нам бы документик какой. - Забеспокоился Морозов, еще не веря привалившему счастью.
- Документик? - Главный улыбнулся, а затем вдруг заржал во все горло.
- Им н-нужен д-документик. - Повторил парень, давясь от смеха.
Девица тоже заливалась вовсю. От этого ее щеки стали ярко красными.
Неожиданно начальник смолк и трахнул кулаком по столу. В комнате воцарилась тишина. Ничего не поняв, Колымагин решил сам прояснить ситуацию:
- Так мы можем свободно вернуться на родину?
- На родину? - Недобро усмехнулся главный. - Колыма - вот ваша родина!
Великий ученый опешил. Главный махнул рукой, и сопровождающие испарились. Тогда уже более снисходительным тоном начальник добавил:
- Должен вам посоветовать, господа хорошие. Никому не рассказывайте о своем прошлом, а то у вас могут быть большие неприятности.
- Что, свободная страна начинается с запретов? - Не удержался съязвить великий ученый.
- Это не запрет, а совет опытного человека, желающего вам добра. Но особо интересующихся могу проинформировать, что закон о свободе совести дополнен у нас разделом о свободе прошлого. Каждый вправе иметь такое прошлое, какое пожелает.
- Да ну! - Александр Степанович не ожидал такого сюрприза. - Тогда почему же я должен его скрывать.
- Видите ли, господин Колымагин, как мусульманин частенько не понимает христианина, так и вас могут не понять. А заставлять человека что-нибудь понять - это у нас не принято, это уже насилие.
- Но как же мы пойдем в таком виде? - Не унимался великий ученый, растягивая в стороны свою рубашку.
- Вы люди грамотные, не пропадете! - Утешил главный. - Идите! Я и так с вами разболтался.
- Но я хочу знать. Вы не имеете права нас просто так выбросить!
- Я не имею права? Да мне уже десять лет жалованье не платят. Я никому ничего не должен. Работаю исключительно на энтузиазме. А что вас интересует - узнаете сами. Так что идите. Да! И последнее. Не вздумайте делать здесь революцию. Вас не поймут. Ведите себя тихо. И может быть, вам повезет. Впрочем, если сильно припечет, можете зайти, но только в самом крайнем случае. Прощайте! Надеюсь, навсегда.
Гости попятились к выходу.
- Батюшки! Что же это делается-то! - Запричитал завернутый в простыню бывший советский заключенный Иван Морозов, стоя посреди почти сказочной улицы в почти игрушечном городе.
- Не дрейфь, Ваня! Будем пробиваться с боями. - Посоветовал Александр Степанович, с кислым видом осматривая свои босые волосатые ноги, торчащие из-под изрядно помятой рубахи.
Глава 4. Воздух свободы
- А все-таки свобода это хорошо! - После некоторого раздумья заключил великий ученый. - Ты ведь, Ваня, меня не знаешь. Но еще узнаешь! Я такое знаю, такое! Мне бы только материалу кое-какого, хотя бы свалку, небольшую такую... Я соберу... Знаешь, что я соберу? Нет, ты не знаешь. А я... знаю! Мы с тобой такое завернем, такое! Уж больше я не попаду впросак. Теперь я умный буду. Так что, Ваня, готовься!..
- Мне бы пожрать чего. - Выразил в ответ свои идеи собеседник.
- Не мелочись, Ваня, будет у нас еда, много еды, любые деликатесы. - Колымагин широко развел длинные костлявые руки.
- Да мне много не надо. Хоть бы корочку какую. И попить. Пить хочу, просто умираю.
- Тогда вперед! Нас ждут великие дела. - Провозгласил ученый.
И странная пара, непрестанно озираясь и прижимаясь к стенам домов, короткими перебежками стала продвигаться по улице.
Внимание путешественников привлек домик, дверь в который была широко распахнута. В него изредка заходили и выходили люди.
- Столовка, может? - Предположил с надеждой Морозов.
Осторожно заглянув вовнутрь, соратники не без удивления разглядели два кресла. В одном сидел маленький мужичонка и... стригся. Вернее, его стригли. Парикмахер так быстро размахивал инструментами, что за его руками положительно невозможно было уследить. Не прошло и минуты, как мужичонка был готов и довольный заковылял к выходу.
- Во дают! - Выразил восторг Морозов, почесав грязную щетину на подбородке. - Ну, это нам не к спеху. Пошли, Шура!
Но Колымагин не торопился уходить.
- Дело, конечно, не срочное, Ваня. Но не кажется ли тебе, что в таком городе полагается выглядеть прилично?
- А деньги у тебя есть? Чем платить будешь?
Александр Степанович уже попадал в неприятные истории из-за такой мелочи, как отсутствие нескольких купюр. Но интуиция и недолгое наблюдение за предыдущим клиентом подсказали ему, что можно будет обслужиться на халяву. К тому же, он надеялся поговорить с хозяином заведения и что-нибудь разузнать. "В конце концов, мы не виноваты, - подумал Колымагин, - что нас выбросили на улицу. Вот кто выбросил, с того пусть и спрашивают. А с нас взять нечего, кроме обмоченной простыни." И он решительно вломился в заведение.
Усевшись в кресло, Александр Степанович вдруг увидел перед собой маленький экран, а на нем... свою собственную физиономию. Но это не было отражение. На экране изображение калейдоскопически менялось, показывая колымагинское лицо со все новыми и новыми прическами.
- Да это же я! - Донеслось со второго кресла, в котором пребывал кадр, не знакомый не только с телевидением, но возможно, даже с радио.
Александр Степанович быстрее сообразил, что от него хотят. Но все же недостаточно резво ткнул пальцем, потому что на экране застыл лысый череп ученого.
- Нет, нет! - Замахал руками великий экспериментатор. И на экране вновь забегали картинки. Второй заход был более удачным. Впрочем, особая придирчивость вряд ли соответствовала бы моменту.
- Хорошая погода. - Решил завести разговор великий ученый. Но ответа не последовало. - И дождя, кажется не обещали... И ветер не беспокоит... - Александр Степанович хотел добавить что-то еще, как понял, что сеанс окончен. А Морозов уже стоял рядом, подстриженный и побритый.
И только тут они обратили внимание на парикмахера, застывшего как статуя. У того было... четыре руки.
- Бедненький! - Посочувствовал Морозов. - Наверное, его по две нормы делать заставляют.
- Робот! Это же робот, Ваня! Пошли скорее отсюда.
- Робот? - Заудивлялся напарник. - Ну и хрен с ним, лишь бы человек хороший был...
- Да не человек он, не человек. - Объяснял Колымагин уже на улице. - Я видел таких. Но не здесь, не в нашем времени. А у нас таких пока нет. Мне кажется. И куда это нас занесло!
- А выпить у него не найдется? - Не отставал со своими проблемами товарищ.
- Пойди попроси! - Надоело объясняться Колымагину, из чего товарищ сразу понял, что просить не имеет смысла.
И все же жажда мучила обоих. Но нигде не попадалось ни реки, ни ручейка, ни даже лужи. Судя по всему, их здесь просто не могло быть.
Вдруг внимание путешественников привлекла длинноногая девица, которая отиралась у стенки. Вернее, внимание привлекли именно ноги. И только затем друзья увидели в руках девицы маленький стаканчик, который та залпом опрокинула.
- А мне? - Пролепетал Морозов, делая глотательные движения.
Но девица уже упорхнула. И друзья нашли на том месте лишь пустой стаканчик. После недолгого замешательства путешественники увидели другого прохожего, который подошел к стене, сунул в нее руку и вынул... с аналогичным стаканчиком. Выпил, крякнул и зашагал дальше. Правда, в отличие от девицы он не бросил стакан на землю, а сунул обратно в стену. Подождав, пока незнакомец не исчезнет за поворотом, друзья бросились обшаривать стену. Морозов сунул руку в какое-то углубление и с радостным воплем вынул ее вместе со стаканчиком. Не долго думая, он опрокинул его в рот. Однако не успев проглотить содержимое, он вдруг скроил страшную гримасу, раздул щеки, а потом прыснул во все стороны, щедро обдав Александра Степановича неизвестной жидкостью.
- Ох, и гадость! Чтоб им повылазило! Это ж надо что учудили, нехристи! - Разразился ругательствами Морозов. Картинно размахнувшись, он швырнул стакан на землю и топнул по нему ногой. Стакан жалобно пискнул, но как только освободился от морозовской ступни, вдруг весело подпрыгнул, мгновенно приняв прежнюю форму. Морозов, немало озадаченный такой прыткостью стакана, топнул по нему еще пару раз, но с тем же результатом, а затем с злостью пнул.
Колымагин предпочел учиться на чужих ошибках и не стал проверять на себе действие неизвестной жидкости. Впрочем, настроение от этого не улучшилось. Друзья по несчастью с сердитыми лицами зашагали посреди улицы, уже не оглядываясь и не прижимаясь к стенкам.
Ноги привели их на довольно просторную для игрушечного города площадь. В одном ее углу отиралось с десяток бездельников. До сих пор все попадавшиеся прохожие куда-то спешили, и вступить с ними в разговор не удавалось. Теперь же Колымагин решил прислушаться к разговорам в толпе, чтобы хоть как-то сориентироваться в обстановке. Опасаясь испугать местных жителей своим видом, друзья подбирались к тусовке не спеша. И как будто не обратили на себя внимание. К их сожалению, в толпе молчали. Лишь изредка перекидывались короткими фразами.
- Не по-нашему балагурят. - Заметил вскоре Морозов. - А я ведь языков не знаю, даже своего. Ты, поди, тоже?
Александр Степанович, как известно, был редкостным знатоком языков, в том числе древних. Но удивленный вопросом Морозова, он все же не стал возражать, так как вспомнил один случай. Тогда от его ответа зависела, можно сказать, его судьба, и он необдуманно похвастался, что знает все языки, а собеседники тут же посадили его в лужу. Сейчас его возражения тоже вряд ли воспринялись бы серьезно, поскольку он ничегошеньки не мог понять в доносившихся из толпы фразах. Поэтому Коламагин только слегка покраснел, не удостоив товарища ответом и продолжая вслушиваться в реплики местных жителей. Через некоторое время, поняв безнадежность этого занятия, Александр Степанович стал выруливать из толпы. И тут вокруг возникло всеобщее оживление. Гости обернулись и увидели, что на одном из домов засветился большой экран, которого они поначалу не заметили, приняв за обычную стену. Морозов даже разинул рот от неожиданности.
На экране замелькали какие-то лица, зазвучала незнакомая речь. Великий ученый жадно всматривался, пытаясь наконец разрешить многие вопросы, которые мучили его уже несколько дней и против обыкновения все еще оставались нерешенными. Но к его великому огорчению информация с экрана не проясняла ничего. Лица были невыразительные, формы безликие, а изложение бесформенное.
Гости опять собрались покинуть сборище. И тут Александр Степанович совершенно явственно услышал немецкую речь. На экране побежали кадры военной кинохроники. А когда показались фашистские главари, то у гостей мороз по коже пошел, и они в ужасе стали пятиться назад.
- Не наше это место, не наше! - Запричитал Морозов. - Надо скорее уносить ноги отсюда.
В этот момент немецкая речь столь же неожиданно сменилась на до боли знакомый голос Левитана:
- От советского информбюро...
Очень медленно, траурным тоном он перечислил оставленные советскими войсками населенные пункты и сообщил, что Красная Армия ведет тяжелые оборонительные бои под Сталинградом.
Путешественники сами не заметили как оказались в первых рядах толпы прямо перед экраном, который ни с того, ни с сего погас. Гости развернулись и увидели перед собой десятки глаз, по большей части совершенно равнодушных. Хотя лица были довольно разнообразны. Несколько негров, парочка узкоглазых, остальные - вообще неопределенной национальности. Колымагин схватил друга, намереваясь побыстрее покинуть лобное место. Но Морозов, которого сильно растрогали увиденные кадры, заартачился и вдруг заорал:
- Товарищи! Товарищи! Что же вы молчите? Родина-то в опасности! А вы тут ни сном, ни духом... Нехорошо!
- Замолкни! - Шикнул на него Колымагин. - Еще не известно, чья тут родина.
- Но, но... - Замямлил товарищ. - Почему вы все нерусские какие-то?
Но окружающие ничуть не заинтересовались выступлением. Только один паренек задержался.
- Вы русские? - Спросил он с сильным прибалтийским акцентом.
- Да, да! Разве не видно? - Согласился Морозов, поправляя простыню.
Паренек только пожал плечами и тоже заспешил восвояси.
- Постойте, постойте! - Опомнился Колымагин. - Скажите, пожалуйста, как называется этот город? А?
Паренек с недоверием оглядел колымагинский наряд и в свою очередь спросил:
- Вы что, ребята, с Фобоса свалились?
- Ну, скажите, скажите, пожалуйста. - Как будто прося милостыню, не отставал великий ученый, для которого даже крупица знаний означала все.
- Этот город называется Апокалипсис. - С недоверием произнес местный житель.
- А? - Колымагин чуть не сел от неожиданности, лихорадочно перелопачивая все свои знания. Не удовлетворившись ответом, он опять догнал неподатливого собеседника и, слегка заикаясь, завопрошал: - А к-как называется ваша столица, а? Ну, к-как она называется?
Паренек гордо выпрямился и с достоинством произнес:
- Наша прекрасная столица называется Дездемона!
После этого великий исследователь потерял дар речи.
Морозов как-то сразу обмяк. Вся его злость к тумбочке прошла. И он стал нежно ее поглаживать. Колымагин помог товарищу освободиться от вредной мебели.
- За мной! - Еще раз скомандовал парень.
Морозов обреченно поплелся за направляющим, как кролик в пасть удава. Колымагину тоже не оставалось выбора. Настроение сразу оказалось на нуле. Впрочем, у старшого он не заметил оружия. Это несколько успокаивало. Да и девица в конце процессии не производила впечатление строгого стража.
Морозов шел, низко опустив голову. Казалось, недавние мысли о побеге напрочь оставили его. Колымагин, наоборот, осматривался, ускоренно изучая обстановку. Он заметил, что в большинстве домиков вообще не было окон, только по одной двери. Цвет был какой-то неопределенный, скорее серый. Из чего они были построены, тоже было не ясно. По крайней мере, не видно было ничего похожего на кирпич, дерево или штукатурку. Колымагин разглядел нескольких прохожих. Одеты были очень по-разному, но как-то непривычно. В основном, в свободных легких одеждах, из чего великий исследователь сделал вывод, находится весьма далеко от Колымы. Однако попадались и знакомые юбки, брюки и даже смокинги.
Несколько раз Александр Степанович взглянул вверх, надеясь сориентироваться по звездам, и с удивлением обнаружил, что при движении картина неба не стоит на месте, как ей положено, а также быстро меняется. Всмотревшись пристальнее, великий ученый обнаружил, что на самом деле изучает не небо, а потолок, и вовсе даже не высокий, метров пять-шесть. Звездное небо лишь искусно имитировалось. Полукруглые своды попросту опирались на домики без крыш. Из этого Александр Степанович заключил, что находится, скорее всего, даже не в СССР.
Процессия остановилась у такого же однотипного домика, поднялась по лестнице и сразу за дверью оказалась в большой комнате без окон. У задней стены стоял массивный стол, за ним восседал строгий человек с пышными усами. Пара стульев, книжный шкаф, сейф, еще кое-какая мелочь. В общем, не было ничего необычного, если бы не одна деталь, которая чуть не свалила великого ученого с ног. За спиной строгого человека на почетном месте висело два портрета. На одном был изображен вождь и учитель всех народов, что было бы неудивительно даже в таком странном городе. Но только в том случае, если бы портрет был единственным. Однако, на втором портрете во весь рост красовался не кто иной, как Николай Второй. Это подтверждала табличка внизу. Обе выдающиеся личности как бы смотрели друг на друга и удивлялись такой неподходящей компании.
Строгий человек встал и произнес:
- Рад приветствовать вас в свободной стране, всемилостивейшие государи! Как вам у нас понравилось?
Вошедшие замялись, не ожидая такого обращения.
- Жалобы, просьбы есть?
Эти слова показались гостям более привычными. И Морозов решился подать голос:
- Мне бы что-нибудь утеплительного... - Он выразительно распахнул простыню.
- Жалоб нет! - Подвел итог главный. - Тогда вы свободны! - И он сел, показывая, что разговор закончен.
Бывшие заключенные переглянулись.
- Проваливайте, проваливайте отсюда! - Пояснил парень в форме. - Вам же сказали, что свободны.
- А? - Разинул рот Морозов, чуя очередной подвох от энкавэдэшников. - Не шути так жестоко, гражданин начальник. Мы честные советские заключенные и уже встали на путь исправления. К концу срока как раз обязуемся исправиться.
- А ну, прочь отсюда! - Парень грозно двинулся. Но главный остановил его жестом.
- Нам бы документик какой. - Забеспокоился Морозов, еще не веря привалившему счастью.
- Документик? - Главный улыбнулся, а затем вдруг заржал во все горло.
- Им н-нужен д-документик. - Повторил парень, давясь от смеха.
Девица тоже заливалась вовсю. От этого ее щеки стали ярко красными.
Неожиданно начальник смолк и трахнул кулаком по столу. В комнате воцарилась тишина. Ничего не поняв, Колымагин решил сам прояснить ситуацию:
- Так мы можем свободно вернуться на родину?
- На родину? - Недобро усмехнулся главный. - Колыма - вот ваша родина!
Великий ученый опешил. Главный махнул рукой, и сопровождающие испарились. Тогда уже более снисходительным тоном начальник добавил:
- Должен вам посоветовать, господа хорошие. Никому не рассказывайте о своем прошлом, а то у вас могут быть большие неприятности.
- Что, свободная страна начинается с запретов? - Не удержался съязвить великий ученый.
- Это не запрет, а совет опытного человека, желающего вам добра. Но особо интересующихся могу проинформировать, что закон о свободе совести дополнен у нас разделом о свободе прошлого. Каждый вправе иметь такое прошлое, какое пожелает.
- Да ну! - Александр Степанович не ожидал такого сюрприза. - Тогда почему же я должен его скрывать.
- Видите ли, господин Колымагин, как мусульманин частенько не понимает христианина, так и вас могут не понять. А заставлять человека что-нибудь понять - это у нас не принято, это уже насилие.
- Но как же мы пойдем в таком виде? - Не унимался великий ученый, растягивая в стороны свою рубашку.
- Вы люди грамотные, не пропадете! - Утешил главный. - Идите! Я и так с вами разболтался.
- Но я хочу знать. Вы не имеете права нас просто так выбросить!
- Я не имею права? Да мне уже десять лет жалованье не платят. Я никому ничего не должен. Работаю исключительно на энтузиазме. А что вас интересует - узнаете сами. Так что идите. Да! И последнее. Не вздумайте делать здесь революцию. Вас не поймут. Ведите себя тихо. И может быть, вам повезет. Впрочем, если сильно припечет, можете зайти, но только в самом крайнем случае. Прощайте! Надеюсь, навсегда.
Гости попятились к выходу.
- Батюшки! Что же это делается-то! - Запричитал завернутый в простыню бывший советский заключенный Иван Морозов, стоя посреди почти сказочной улицы в почти игрушечном городе.
- Не дрейфь, Ваня! Будем пробиваться с боями. - Посоветовал Александр Степанович, с кислым видом осматривая свои босые волосатые ноги, торчащие из-под изрядно помятой рубахи.
Глава 4. Воздух свободы
- А все-таки свобода это хорошо! - После некоторого раздумья заключил великий ученый. - Ты ведь, Ваня, меня не знаешь. Но еще узнаешь! Я такое знаю, такое! Мне бы только материалу кое-какого, хотя бы свалку, небольшую такую... Я соберу... Знаешь, что я соберу? Нет, ты не знаешь. А я... знаю! Мы с тобой такое завернем, такое! Уж больше я не попаду впросак. Теперь я умный буду. Так что, Ваня, готовься!..
- Мне бы пожрать чего. - Выразил в ответ свои идеи собеседник.
- Не мелочись, Ваня, будет у нас еда, много еды, любые деликатесы. - Колымагин широко развел длинные костлявые руки.
- Да мне много не надо. Хоть бы корочку какую. И попить. Пить хочу, просто умираю.
- Тогда вперед! Нас ждут великие дела. - Провозгласил ученый.
И странная пара, непрестанно озираясь и прижимаясь к стенам домов, короткими перебежками стала продвигаться по улице.
Внимание путешественников привлек домик, дверь в который была широко распахнута. В него изредка заходили и выходили люди.
- Столовка, может? - Предположил с надеждой Морозов.
Осторожно заглянув вовнутрь, соратники не без удивления разглядели два кресла. В одном сидел маленький мужичонка и... стригся. Вернее, его стригли. Парикмахер так быстро размахивал инструментами, что за его руками положительно невозможно было уследить. Не прошло и минуты, как мужичонка был готов и довольный заковылял к выходу.
- Во дают! - Выразил восторг Морозов, почесав грязную щетину на подбородке. - Ну, это нам не к спеху. Пошли, Шура!
Но Колымагин не торопился уходить.
- Дело, конечно, не срочное, Ваня. Но не кажется ли тебе, что в таком городе полагается выглядеть прилично?
- А деньги у тебя есть? Чем платить будешь?
Александр Степанович уже попадал в неприятные истории из-за такой мелочи, как отсутствие нескольких купюр. Но интуиция и недолгое наблюдение за предыдущим клиентом подсказали ему, что можно будет обслужиться на халяву. К тому же, он надеялся поговорить с хозяином заведения и что-нибудь разузнать. "В конце концов, мы не виноваты, - подумал Колымагин, - что нас выбросили на улицу. Вот кто выбросил, с того пусть и спрашивают. А с нас взять нечего, кроме обмоченной простыни." И он решительно вломился в заведение.
Усевшись в кресло, Александр Степанович вдруг увидел перед собой маленький экран, а на нем... свою собственную физиономию. Но это не было отражение. На экране изображение калейдоскопически менялось, показывая колымагинское лицо со все новыми и новыми прическами.
- Да это же я! - Донеслось со второго кресла, в котором пребывал кадр, не знакомый не только с телевидением, но возможно, даже с радио.
Александр Степанович быстрее сообразил, что от него хотят. Но все же недостаточно резво ткнул пальцем, потому что на экране застыл лысый череп ученого.
- Нет, нет! - Замахал руками великий экспериментатор. И на экране вновь забегали картинки. Второй заход был более удачным. Впрочем, особая придирчивость вряд ли соответствовала бы моменту.
- Хорошая погода. - Решил завести разговор великий ученый. Но ответа не последовало. - И дождя, кажется не обещали... И ветер не беспокоит... - Александр Степанович хотел добавить что-то еще, как понял, что сеанс окончен. А Морозов уже стоял рядом, подстриженный и побритый.
И только тут они обратили внимание на парикмахера, застывшего как статуя. У того было... четыре руки.
- Бедненький! - Посочувствовал Морозов. - Наверное, его по две нормы делать заставляют.
- Робот! Это же робот, Ваня! Пошли скорее отсюда.
- Робот? - Заудивлялся напарник. - Ну и хрен с ним, лишь бы человек хороший был...
- Да не человек он, не человек. - Объяснял Колымагин уже на улице. - Я видел таких. Но не здесь, не в нашем времени. А у нас таких пока нет. Мне кажется. И куда это нас занесло!
- А выпить у него не найдется? - Не отставал со своими проблемами товарищ.
- Пойди попроси! - Надоело объясняться Колымагину, из чего товарищ сразу понял, что просить не имеет смысла.
И все же жажда мучила обоих. Но нигде не попадалось ни реки, ни ручейка, ни даже лужи. Судя по всему, их здесь просто не могло быть.
Вдруг внимание путешественников привлекла длинноногая девица, которая отиралась у стенки. Вернее, внимание привлекли именно ноги. И только затем друзья увидели в руках девицы маленький стаканчик, который та залпом опрокинула.
- А мне? - Пролепетал Морозов, делая глотательные движения.
Но девица уже упорхнула. И друзья нашли на том месте лишь пустой стаканчик. После недолгого замешательства путешественники увидели другого прохожего, который подошел к стене, сунул в нее руку и вынул... с аналогичным стаканчиком. Выпил, крякнул и зашагал дальше. Правда, в отличие от девицы он не бросил стакан на землю, а сунул обратно в стену. Подождав, пока незнакомец не исчезнет за поворотом, друзья бросились обшаривать стену. Морозов сунул руку в какое-то углубление и с радостным воплем вынул ее вместе со стаканчиком. Не долго думая, он опрокинул его в рот. Однако не успев проглотить содержимое, он вдруг скроил страшную гримасу, раздул щеки, а потом прыснул во все стороны, щедро обдав Александра Степановича неизвестной жидкостью.
- Ох, и гадость! Чтоб им повылазило! Это ж надо что учудили, нехристи! - Разразился ругательствами Морозов. Картинно размахнувшись, он швырнул стакан на землю и топнул по нему ногой. Стакан жалобно пискнул, но как только освободился от морозовской ступни, вдруг весело подпрыгнул, мгновенно приняв прежнюю форму. Морозов, немало озадаченный такой прыткостью стакана, топнул по нему еще пару раз, но с тем же результатом, а затем с злостью пнул.
Колымагин предпочел учиться на чужих ошибках и не стал проверять на себе действие неизвестной жидкости. Впрочем, настроение от этого не улучшилось. Друзья по несчастью с сердитыми лицами зашагали посреди улицы, уже не оглядываясь и не прижимаясь к стенкам.
Ноги привели их на довольно просторную для игрушечного города площадь. В одном ее углу отиралось с десяток бездельников. До сих пор все попадавшиеся прохожие куда-то спешили, и вступить с ними в разговор не удавалось. Теперь же Колымагин решил прислушаться к разговорам в толпе, чтобы хоть как-то сориентироваться в обстановке. Опасаясь испугать местных жителей своим видом, друзья подбирались к тусовке не спеша. И как будто не обратили на себя внимание. К их сожалению, в толпе молчали. Лишь изредка перекидывались короткими фразами.
- Не по-нашему балагурят. - Заметил вскоре Морозов. - А я ведь языков не знаю, даже своего. Ты, поди, тоже?
Александр Степанович, как известно, был редкостным знатоком языков, в том числе древних. Но удивленный вопросом Морозова, он все же не стал возражать, так как вспомнил один случай. Тогда от его ответа зависела, можно сказать, его судьба, и он необдуманно похвастался, что знает все языки, а собеседники тут же посадили его в лужу. Сейчас его возражения тоже вряд ли воспринялись бы серьезно, поскольку он ничегошеньки не мог понять в доносившихся из толпы фразах. Поэтому Коламагин только слегка покраснел, не удостоив товарища ответом и продолжая вслушиваться в реплики местных жителей. Через некоторое время, поняв безнадежность этого занятия, Александр Степанович стал выруливать из толпы. И тут вокруг возникло всеобщее оживление. Гости обернулись и увидели, что на одном из домов засветился большой экран, которого они поначалу не заметили, приняв за обычную стену. Морозов даже разинул рот от неожиданности.
На экране замелькали какие-то лица, зазвучала незнакомая речь. Великий ученый жадно всматривался, пытаясь наконец разрешить многие вопросы, которые мучили его уже несколько дней и против обыкновения все еще оставались нерешенными. Но к его великому огорчению информация с экрана не проясняла ничего. Лица были невыразительные, формы безликие, а изложение бесформенное.
Гости опять собрались покинуть сборище. И тут Александр Степанович совершенно явственно услышал немецкую речь. На экране побежали кадры военной кинохроники. А когда показались фашистские главари, то у гостей мороз по коже пошел, и они в ужасе стали пятиться назад.
- Не наше это место, не наше! - Запричитал Морозов. - Надо скорее уносить ноги отсюда.
В этот момент немецкая речь столь же неожиданно сменилась на до боли знакомый голос Левитана:
- От советского информбюро...
Очень медленно, траурным тоном он перечислил оставленные советскими войсками населенные пункты и сообщил, что Красная Армия ведет тяжелые оборонительные бои под Сталинградом.
Путешественники сами не заметили как оказались в первых рядах толпы прямо перед экраном, который ни с того, ни с сего погас. Гости развернулись и увидели перед собой десятки глаз, по большей части совершенно равнодушных. Хотя лица были довольно разнообразны. Несколько негров, парочка узкоглазых, остальные - вообще неопределенной национальности. Колымагин схватил друга, намереваясь побыстрее покинуть лобное место. Но Морозов, которого сильно растрогали увиденные кадры, заартачился и вдруг заорал:
- Товарищи! Товарищи! Что же вы молчите? Родина-то в опасности! А вы тут ни сном, ни духом... Нехорошо!
- Замолкни! - Шикнул на него Колымагин. - Еще не известно, чья тут родина.
- Но, но... - Замямлил товарищ. - Почему вы все нерусские какие-то?
Но окружающие ничуть не заинтересовались выступлением. Только один паренек задержался.
- Вы русские? - Спросил он с сильным прибалтийским акцентом.
- Да, да! Разве не видно? - Согласился Морозов, поправляя простыню.
Паренек только пожал плечами и тоже заспешил восвояси.
- Постойте, постойте! - Опомнился Колымагин. - Скажите, пожалуйста, как называется этот город? А?
Паренек с недоверием оглядел колымагинский наряд и в свою очередь спросил:
- Вы что, ребята, с Фобоса свалились?
- Ну, скажите, скажите, пожалуйста. - Как будто прося милостыню, не отставал великий ученый, для которого даже крупица знаний означала все.
- Этот город называется Апокалипсис. - С недоверием произнес местный житель.
- А? - Колымагин чуть не сел от неожиданности, лихорадочно перелопачивая все свои знания. Не удовлетворившись ответом, он опять догнал неподатливого собеседника и, слегка заикаясь, завопрошал: - А к-как называется ваша столица, а? Ну, к-как она называется?
Паренек гордо выпрямился и с достоинством произнес:
- Наша прекрасная столица называется Дездемона!
После этого великий исследователь потерял дар речи.
Обсуждения Путешествия в прошлое. Гл.3,4