Глава 36. Невосполнимая утрата
После невиданного сражения начался подсчет его итогов. Но и при беглом взгляде было видно, что они ужасны.
Кроме всего прочего, Сверлова разбил паралич. Он только чуть-чуть ворочал языком и повторял:
- Наступать! Надо немедленно наступать!
С ним, в общем, соглашались все военачальники, так как несмотря на большие потери, перевес теперь оказался у красных. У красных была выведена из строя вся техника. Только велосипеды сохранились, да кое-что из допотопного огнестрельного оружия. У белых, наоборот, пострадали больше всего, людские ресурсы и особенно командный состав. Так и задумывали Колымагин со Сверловым, разбрасывая агентов-смертников. По территории красных террористы били наугад. И хотя плотность ударов была здесь гораздо выше, но попаданий по расположениям войск оказалось мало.
Вскоре всем стало очевидно, что надо наступать. Ведь от своих заводов почти ничего не осталось. Восстановить их было бы не легче, чем построить новые. Поэтому надо было разживаться за счет белых, пока они не опомнились.
И Красная Армия начала успешное наступление. Поначалу все боялись новых ударов со стороны террористов. Но больше их не было. Так что по трубам, по тоннелям Советская власть быстро распространялась по стране. Не прошло и года, как почти все остатки белых были разбиты или бежали за границу.
Но на поверхность по-прежнему никто не выходил. Там была смерть. Это подтверждали опыты с животными.
Все это время Сверлов лежал парализованный. Но и такого его страшно боялись. Весь мир знал, кто провернул столь грандиозную и рискованную операцию. К тому же Андрей Михайлович приписал все лавры себе. О роли Колымагина знали только немногие посвященные. Многие молились на Сверлова. Но многие и проклинали, даже в победившей России. Впрочем, в России Сверлова ругали исключительно молча, про себя. В общем, в России авторитет Сверлова вырос на недосягаемую высоту. И он все продолжал расти по мере того, как продолжали молчать террористы. Даже члены ЦК прекратили возню. Временно.
Колымагин дни и ночи ломал голову над новой напастью, поражавшей всех, кто выбирался на поверхность. К работе подключили местных ученых. Пригласили и зарубежных специалистов. Но и у них было то же самое, и они тоже безуспешно бились над этой загадкой.
Солидные ученые организации и любители-дилетанты ставили массу опытов. В основном на поверхность высовывали разную живность и глазели, что с ней станет. Объекты наблюдения быстро погибали. Причем никаких физических нарушений в организме не обнаруживалось. Жизнь просто уходила из тела, оставляя его в полной сохранности.
Предлагалась масса гипотез. Причем, чем меньше понимал специалист, тем больше идей он выдвигал. Объявлялись конкурсы, обещались награды. Но... проблема стояла стеной.
Правда, многие обыватели считали, что "и так сойдет". Мол, нечего там делать на поверхности. И радовались долгожданному миру.
Но Колымагин чувствовал, что мир этот хрупок. В любой момент он может рухнуть. Причем с треском и невиданными жертвами. Ведь террористы не подписали никакого договора, они только замолчали, затаились. По мнению Сверлова, они готовились к осуществлению чудовищных планов мести. И он настоял на дальнейших тайных наблюдениях. Александр Степанович не придумал ничего лучшего и вынужден был включиться в очередную кампанию шпиономании. Тысячи наблюдателей день и ночь выискивали террористов. Но те опять как в воду канули. Колымагин ходил сам не свой. Не раз приходил он к Сверлову.
- Андрюша! Андрюша! Скажи, что делать?
Только теперь великий ученый понял, что без Сверлова он ничего не может сделать. И на плаву он оставался только благодаря былым заслугам вождя.
- Ну, помоги, помоги, Андрюша!
Но Андрюша отмалчивался. Может быть, он и сам не знал, что делать.
Приближался очередной съезд коммунистической партии.
- Будешь делать отчетный доклад. - Сообщил Сверлов другу.
- Ты что! Я не умею!
- Да ты не переживай. Тебе напишут. Ты только прочитаешь.
- Так и прочитать другие могут...
- Дурак! Неважно что читать. Важно кто читает! Понял?
И Колымагин прочел доклад. Гамадрилов и компания страшно кривили свои физиономии, особенно когда Александр Степанович путал слова и заикался. Но они вынуждены были слушать. А народ привыкал к новому лидеру. Фигурировал он под фамилией Буков. Во избежание лишних вопросов. Но многие уже знали, что это мифический, чудесным образом воскресший А.С.Колымагин. По мнению Сверлова, так простому человеку было лучше: осознавать себя причастным к государственной тайне. Официальное установление личностей, пожалуй, не принесло бы Колымагину столько популярности.
По настоянию Сверлова Александр Степанович сидел на заседаниях ЦК, военного совета и даже наркомата народного образования. Все это страшно тяготило великого ученого. Но он понимал, что иначе нельзя. Уж такой ритуал.
Мирная жизнь постепенно брала свое. Многие напрочь забыли о террористах. Направилась жизнь и в западных странах. Там нарыли массу тоннелей, соединили все бункеры. Во многих бункерах не оказалось никого, только автоматы, отвечающие по телефону. Кое-где хозяева превратились в наркоманов и так искорежили свои тела, что уже невозможно было понять, что это такое. Общественность была шокирована. Начались странные процессы о наследовании собственности. В общем, жизнь закипела вовсю. Вновь расцвела торговля, индустрия развлечений, даже туризм. Буржуи поправили производство и в один прекрасный момент стали очень щедрыми. Кто-то обрадовался перерастанию в общество изобилия и равноправия. Но кто-то быстро вспомнил прошлое.
- Из этого вырос терроризм! - Завопили наиболее догадливые.
Начались демонстрации, забастовки, сильные беспорядки. Буржуев, особенно тех, кто пощедрее, принялись избивать прямо на улицах, то есть в тоннелях. Очень поднялся авторитет у коммунистов. Компартии возникли почти во всех странах. И вот в Баварии вспыхнула социалистическая революция.
Россия пристально следила за развитием событий. После митингов и споров на всех уровнях решено было оказать интернациональную помощь пролетариату Западной Европы. И Красная Армия перешла западную границу.
Колымагин был против такого безрассудного шага. Он без конца уламывал Сверлова. Сверлов уже не спорил, но и не соглашался с великим ученым. На заседаниях государственных органов Колымагин по-прежнему отмалчивался, так как мнение Сверлова поддерживать ему не позволяла совесть, а свои убеждения он старался не афишировать, чтобы не показывать свои разногласия со Сверловым. Александр Степанович не находил себе места.
Началась новая война. Однако после первых успехов Красная Армия потерпела несколько поражений, так и не дойдя до Германии. Продвижение остановилось. Война грозила перейти в затяжную. И тут произошло неожиданное. По территории, захваченной красными, ударили террористы. Остатки Красной Армии были спешно эвакуированы в Россию. Капиталистический лагерь отстоял свои границы. Но радости это не принесло. Жизнь во всем мире замерла.
Идеологические расхождения как-то сразу забылись. И все, независимо от социального происхождения и вероисповедания, забились в глубокие бункеры. Всеобщее напряжение царило месяца три. Но больше террористы не показали себя. Ни разу. И мир начал медленно оживать.
Великому ученому, как и всем невеликим, стало ясно, что старый терроризм не уничтожен. Он затаился, но не умер. И предстоит еще долгая борьба.
- Раз мы не победили его военной мощью, то придется побеждать экономическими методами. - Поведал Сверлов.
Экономика возрождалась туго. Царила разруха. Но Колымагину ни в чем не отказывали. Во время последней вылазки террористов он сумел сделать важные замеры и, как он считал, приблизился к разгадке их могущества.
Впрочем, простой народ почти не интересовался террористами. Обыватели решили, что если не нарушать границы и не делать ничего уж очень предосудительного, то террористы не покажутся. Жизнь вроде шла. И все-таки Колымагин ощущал царящую вокруг безысходность, бесцельность существования. Никаких грандиозных строек не было. Никто вообще не заглядывал далеко в будущее, так как в любой момент все могли разрушить террористы, а непонятная смерть наверху могла заглянуть и под землю.
"Надо во что бы то ни стало очистить поверхность от этой пакости!" - Говорил себе Колымагин. И думал, думал. Но пока ничего не получалось.
Каждый день Александр Степанович ходил к Сверлову. После небольшого улучшения его неожиданно хватил второй удар. Великий ученый изо всех сил тряс врачей.
- На Западе любой орган поменять могут, а вы такого человека спасти не можете!
Врачи обычно мямлили что-то невразумительное, а потом сказали:
- Что ж, выбирайте любого донора, голову мы ему поменяем! Ради такого случая можем пожертвовать свои.
Колымагин даже опешил от такого предложения. Но подумав немного, сказал:
- Нет уж, держите их при себе. Другой головы нам не надо.
Умирал Сверлов медленно. При каждой встрече друзья прощались навсегда. Сначала Сверлов еще говорил, потом только чуть шевелил губами.
"Я этого больше не вынесу!" - Говорил про себя Колымагин после очередного прощания. Но он выносил. И на следующий день снова шел к больному в надежде получить хоть какие-то указания. Но Сверлов указаний больше не давал.
Александр Степанович встретился наконец с Середой. Хотя тот был вовсе не стар, но его здоровье оказалось существенно подорванным на каторге. И принять участие в политической жизни он не смог. Журкин вообще лишь изредка приходил в сознание. Относительно бодр был только Сырцов. Но ни Колымагин, ни ЦК не захотели принять его в свою компанию. Были слухи, что Сырцов, сошелся с эсерами.
- "Ни одного надежного друга! - Сокрушался великий ученый. - Что я буду делать, если Сверлов умрет?" Но фактически Сверлов уже давно вышел из игры. Только его тень незримо властвовала над умами многих.
Александр Степанович решил погрузиться в исследовательскую работу и во что бы то ни стало победить смерть, разгулявшуюся по земной поверхности. Он собрал всевозможные сведения о людях и животных, которые по различным причинам на очень короткое время вылезали на поверхность и остались живы. Многие из них испытывали сонливость, но, в общем, никаких изменений в организме не наблюдалось. Однако, по прошествии трех, пяти, иногда девяти месяцев эти люди неизменно умирали. Сначала на это не особенно обращали внимание, так как после войны больных и калек было предостаточно. Но чем дальше, тем все больше такие смерти выстраивались в закономерность. Вовсю стали наблюдать и за родственниками погибших. И для них процент смертности оказался намного выше среднего. После долгих споров и консультаций с западными светилами был сделан вывод: над Землей витает магнитный вирус. Скорее всего вырвался он случайно, при атаках на террористов. Вероятно вирус использовался ими давно. Об этом говорили старые сведения о многочисленных смертельных исходах в западных странах, еще до войны.
Вирус поражал в основном живые организмы, но частенько добирался и до сложных компьютеров. Каким-то образом он намагничивал сами атомы, в результате работа компьютера замедлялась, а потом он и вовсе замирал. При исследовании его содержимого выяснялось, что токопроводящие материалы вдруг становились изоляторами. Но опять же не всегда, выборочно. Установить какие-либо закономерности не удавалось. Примерно то же было и у людей. Нервные волокна теряли свои свойства, и живой организм оказывался собранием несвязанных органов.
После длительных исследований ученые пришли к выводу, что вирус имеет искусственное происхождение. В природе такого никогда не существовало. Вирус - это особая программа, написанная неизвестно на чем и неизвестно кем.
Колымагин без конца изобретал разные приборы, чтобы разглядеть и расшифровать вирус. Но тот оставался неуловим. Его ведь нельзя было положить под микроскоп. Взяться не за что. Можно было только высунуть прибор на поверхность и считывать с него показания. А полезут ли вирусы в этот прибор, еще неизвестно. Специалисты даже полагали, что вирус специально так запрограммирован, чтобы прилипал только к беззащитным объектам, бил наверняка. Вероятно поэтому вирус упорно не хотел лезть под землю и находиться там можно было без боязни заразиться.
Предположения, гипотезы о деятельности вируса все накапливались и накапливались. Издавались статьи, книги, монографии. Писались уже диссертации. Но виновник всей кутерьмы оставался неуловим. Колымагин был в отчаянии. И не один он.
И тут новый удар свалился на великого ученого. Умер Сверлов. Незнакомые люди подняли Колымагина с постели, скороговоркой выразили соболезнование и куда-то повели. Вежливо, но настойчиво.
- Вам надо выступить! - Повторяли они на ходу слегка упирающемуся Колымагину.
Великий ученый был как во сне. Конечно, он давно ждал этого события, и даже удивлялся, почему оно так долго не наступает. Но теперь это событие сразило его наповал. Александр Степанович увидел, что его вытолкнули на сцену. Из зала на него с надеждой смотрели сотни глаз.
Но на сцене он был не один. С другого конца показался Гамадрилов с группой высокопоставленных товарищей.
- На трибуну, на трибуну! - Стали подталкивать сзади великого ученого.
И Александр Степанович направился к трибуне. Но шел он туда не один. Гамадрилов тоже спешил к микрофону. Колымагин начал о чем-то догадываться и добавил шагу. К трибуне они подошли одновременно. Смерив друг друга недружественными взглядами, они вместе разом втиснулись в узкое пространство. При этом пришлось стоять боком. Колымагин с Гамадриловым переглянулись и разом сказали:
- Товарищи!
В зале все открыли рты от удивления и привстали со своих мест. Оба докладчика вдруг замолчали, осознав смехотворность своего положения, особенно неуместную в столь трагический момент. Тут сзади кто-то крикнул:
- Да здравствует товарищ Гамадрилов!
- Ура! - Резво подхватил зал, но тут же звук спал, превратился в завывание и сник совсем.
Колымагин хотел уже вылезти из трибуны, но тут из зала тонкий голос завопил:
- Ура товарищу Букову!
Через пару томительных секунд зал взорвался:
- Ура! Ура-а!..
Это было от души. Гамадрилов не стал спорить, потихоньку выкарабкался и исчез. Все взгляды обратились на Колымагина. Все опять стали мрачными.
- Товарищи! - Еще раз начал Александр Степанович. - Дорогие мои соотечественники! Наша страна в тяжелейших... Ну, вы сами знаете. В общем, в этот переломный момент... Эх! Друзья мои! Сверлов... умер!
Великий ученый закрыл лицо руками и ушел за кулисы. Там ему еще раз выразили соболезнование и снова вытолкали на сцену.
- Хоть в президиуме посидите. - Посоветовали ему.
Выступали все какие-то незнакомые люди. Рабочие. Никто из друзей Гамадрилова не рискнул сунуться на трибуну.
В стране был объявлен траур.
После заседания Колымагина привели в кабинет Сверлова. Теперь это стал его кабинет. Он давно уже пустовал. Теперь здесь появился новый хозяин. Александр Степанович хотел прилечь, но в дверь постучали.
- Александр Степанович! Вы меня не знаете. А я все знаю.
- Да? - Удивился великий ученый.
- Я все время был под началом товарища Сверлова. Теперь вы наш командир. Вот список. Это надо сделать в первую очередь.
Колымагин взял бумагу. Там шел длинный список фамилий. Первым был Гамадрилов.
- Я не понял, что надо делать. Здесь ничего не написано.
- Александр Степанович! Неужели вы не понимаете! Ждать нельзя. Иначе они вперед уничтожат нас!
- Что!! Вон отсюда!
Посетитель мигом исчез. Но через минуту вошел второй.
- Ну что там?
- Александр Степанович! Вы меня не знаете. Но мы знаем все! Я руководитель оперативной группы. О ней знал только Сверлов. Он ее и создал. Я понимаю, вам сейчас нелегко. Но страна ждет. Надо работать! Время не ждет. Вот посмотрите, что я набросал.
В пачке бумаг были только фамилии. И больше ничего. Первым опять шел Гамадрилов.
- Что! Да как вы смеете!
- Александр Степанович! Этого требует жизнь. Такова объективная необходимость. Если вы не позволите, то мы сами...
- Что! Вон отсюда! А если вы поднимите на них руку, то я вас самих... Вон!
Не успела закрыться дверь, как в ней уже стоял третий посетитель с увесистой стопой бумаг в руках. Колымагин как только увидел эту стопу, так схватил со стола что-то тяжелое и запустил в дверь.
Больше никто не появился. Колымагин погрузился в раздумья. Но через несколько минут он бросился в соседнюю комнатушку, где стояли телевизоры собственного производства. Он быстро нашел недавних посетителей. Они стояли в кружке с десятком подобных решительных личностей.
- Нечего его слушать. - Сказал кто-то. - Он не в себе. Когда он отойдет, то одобрит наши действия. А нам нельзя рассусоливаться. Не такие мы еще великие, чтобы давать волю нервам.
Колымагин вытер рукавом сопли и взял себя в руки.
- Нет. - Спорили на экране. - Он уничтожит нас всех. Не надо этого делать. У него огромная сила.
- Нет у него никакой силы.
- Есть! Есть! Он просто не выставляет ее! У нас все страшно его боятся!
- Да, да! У нас тоже: очень боятся! Надо его слушаться.
- Тогда расходимся. Наблюдения надо продолжить. Нельзя терять контроль над ситуацией.
Колымагин вернулся в кабинет, подошел к большому старинному зеркалу, привел себя в порядок.
- Головорезы! - Проговорил он. - Какими людьми окружил себя Андрей! Все головорезы!
Он долго ходил и никак не мог успокоиться. "Почему они меня боятся? Неужели я такой страшный? Боятся! Это плохо. Или хорошо?"
Минут через десять постучали. В дверь просунулась голова первого из трех недавних посетителей и сказала:
- Александр Степанович, мы не головорезы. Вы ошибаетесь.
- Что!! А! Вы и за мной следите! Вон!!!
Когда через пять минут постучали снова, Колымагин сразу схватил тяжелый декоративный подсвечник. В дверях было двое, но отнюдь не военного вида. Александр Степанович незаметно положил орудие. А двое вдруг ринулись к великому ученому.
- Простите, простите нас, Александр Степанович! Это мы во всем виноваты!
- Вы? За что?
На лицах взрослых солидных людей было выражение как у набедокуривших школьников.
- Это мы разбили вашу машину!
- Какую еще машину!
- Ту, что вы оставили на вокзале. Мы только немного покататься хотели. И врезались!
- Батюшки! Так это вы спасли меня?
- Да, да! Простите нас! Мы ее вдребезги. Починить все хотели, да ничего не получилось.
- Так это же хорошо, что не получилось! - Обрадовался Колымагин. - Спасибо! А я-то боялся. Большое вам спасибо, что ее разбили! Это же лучшее из того, что я мог пожелать!
- Как? А мы все боялись, что вы нас...
- Да нет же! Все в порядке. А вы никуда не успели еще съездить на ней?
- Нет. Только вас спасли. И на первом же повороте! То есть при возвращении. Смотрим, а половина машины внутри толстенного дерева. Как будто они так и росли вместе.
- Батюшки! Надо ж было сначала посмотреть. Да и потом можно было еще дать обратный ход, в другое время, то есть.
- Так у нас и все ручки управления в дереве оказались. Хорошо, что сами в него не угодили. Перепугались мы очень. А тут как раз зевак поднавалило. На оживленной улице дело было. Мы ходу хотели дать. Но сознательные граждане сразу догадались, что машина не наша, и позвали жандарма. Ну, нас и забрали в участок. А тем временем полиция принялась машину из дерева выковыривать. Они, дуболомы, все так перекорежили. Потом нас отпустили. А так как хозяин у машины не нашелся, то ее нам вернули, вернее то, что от нее осталось. Внешне она еще ничего была, но это уже была не машина времени, а старый драндулет. Мы всю жизнь так жалели! Так жалели. Но мы искупим! Мы непременно искупим.
- А что вы можете?
- Дайте нам новую машину! - Хором завопили бывшие проказники. - И мы все для вас сделаем! Все, что захотите!
- Боже упаси! - Схватился за голову Колымагин. - Вот этого как раз и не надо.
- Хорошо. Мы понимаем, что не заслужили вашего доверия. Тогда дайте нам задание, дайте приказ. И мы в лепешку разобьемся, а сделаем!
- Вот в лепешку не надо.
- Все равно дайте! Мы голыми руками... Вы только прикажите. Мы всех ваших врагов уничтожим.
- У меня нет врагов. - Неуверенно сообщил Колымагин.
- Есть! Есть! - Обрадовались гости. - Мы знаем! Вы только скажите!
- Ребятки! Неужели и вы... А я-то думал. Да тут все кому не лень, идут ко мне с советами. И у всех на уме одно: убивать, убивать и убивать! Ну сколько же можно!
- Александр Степанович! Но и вы, кажется... Не брезговали!..
- Я? Да! И я тоже! Вынужденно.
- Но и мы вынужденно! Неужели мы не понимаем! Вы только дайте приказ!
- О, ужас! Что за болезнь! Да это похуже магнитного вируса. Мы все заражены! Мы все смертельно больны. Эта болезнь не знает границ. Лечиться надо, лечиться! Всем!
- Нет, нет! Нельзя разоружаться! Мы не хотим, чтобы вы погибли. Надо успеть первыми!
- Но если все так будут думать, то это не кончится никогда! Нет, все! Надо вырваться из этого круга! Я теперь буду подавать только положительный пример. Я это начал, я это и закончу.
- Александр Степанович, вас просто убьют и никакого примера тогда не получится. Давайте сначала всех уничтожим, а потом мы сделаем вас примером. На века!
Колымагин схватился за голову.
- Ужасно! Это было, было! Все уже было! Ужасно, ужасно! Нет! Уходите! Уходите отсюда!
- Хорошо, хорошо. До свидания. Но мы будем рядом. Вы всегда можете рассчитывать на нас. Ждем ваших указаний.
Колымагин заперся и лег на диван ХVII века. Часа через два опять постучали. Александр Степанович перевернулся на другой бок. Но стук продолжался. Великий ученый нехотя встал, отпер и обомлел. Перед ним был Гамадрилов.
- Разрешите, Александр Степанович?
- Ну, входите, Кобальт Виссарионович. Чем обязан?..
- Я не буду юлить. - Сказал гость. - Я скажу вам прямо. Хочу быть вашим другом. Да, мы ссорились. Иногда. Забудем это. В душе я всегда восхищался вами. Зачем нам ссориться! Особенно в такое трудное время. Ведь одно дело делаем. Только в единстве сильна наша партия. Ну! Как?
- Ну, я... В общем, мы и так товарищи, соратники. Если хотите, то считайте меня другом.
- Спасибо! - Гость стал усердно трясти колымагинскую руку.
- А сейчас я очень устал. Вы понимаете...
- Да, да! Я понимаю. Мне бы только хотелось закрепить нашу дружбу полным доверием.
- А я вам доверяю. - Заверил великий ученый.
- Нет. Я все знаю. Я знаю, чем занимался Сверлов, а теперь вы. Ведь вы не управитесь один. Вы не такой человек! Это дело надо крепко держать в руках. А то люди разболтаются, подведут. А вот вместе мы могли бы составить прекрасный тандем!
- Что, что!! Больше тайной слежки не будет! Будем открыто строить новую жизнь.
- Но это пока преждевременно!
- Нет! С этим надо кончать. Мы все вместе будем строить счастливую жизнь. В этом мы вполне можем быть друзьями. А с методами Сверлова будет покончено!
- Александр Степанович! Если вы не хотите участвовать сами, то хотя бы передайте нам свое хозяйство. Добровольно!
- Нет! Я никому ничего не отдам! То есть нет, я отдам, но всем, всем сразу, а не каким-нибудь новым заговорщикам.
- Александр Степанович, не решайте за всех. Это уже народное достояние!
- Нет! Это мое достояние, только мое!
- Вы ошибаетесь, уважаемый Александр Степанович. Это всеобщее достояние. Если вы не хотите передать его мне, отдайте его в распоряжение ЦК, а там уж посмотрим.
- Нет! Только всем или никому!
- Ну, знаете! Я к вам всей душой... Вы занимаете деструктивную позицию!
- Нет! Я сам решу что делать!
- Это ваше последнее слово? - Лицо гостя стало каменным.
- Последнее! - Сказал Колымагин. И Гамадрилов, не прощаясь, вышел.
Глава 37. Возвращение в никуда
Похороны Сверлова были грандиозными. С венками и речами со всей страны лезли все кому не лень. Впрочем, их как правило останавливали на далеких подступах. К центру событий прорвалась и всюду вертелась только гамадриловская компания, которая называла себя верными продолжателями великого дела и с пафосом клялась над гробом, что выполнит заветы своего великого учителя и верного друга.
Колымагин тоже хотел выразить свои чувства, но когда увидел столь бесстыдное состязание, то заперся у себя в кабинете. Но фанатики, воспитанные Сверловым, вытащили его и не давали ему спрятаться от телекамер.
Глубоко под землей спешно был сооружен гигантский мавзолей. Ходили слухи, что усыпальницу заготовил себе еще Николай III, а большевики только переоформили ее в соответствии с новыми веяниями. Но Колымагин не стал затевать расследование по этому вопросу.
Наконец, Сверлов занял свое последнее ложе. Под толстым стеклом. Навсегда, как полагали все.
Траур кончился. И все вроде стало по-прежнему. Так же тоскливо и безнадежно. Но к Колымагину вдруг перестали ходить посетители. Он вовсю занялся научной работой и борьбой с магнитным вирусом. Все было то же, но и не то же. Александр Степанович все больше чувствовал какое-то отчуждение. Его слушали, его боялись. Но прежней расторопности не было. Александра Степановича не раз подмывало заглянуть в свои телевизоры и узнать, что и к чему. Но он запер соседнюю комнатушку и из принципа перестал ходить в центр наблюдений. Впрочем, обнародовать тайную деятельность Сверлова он не решился. Во-первых, ему бы могли не поверить. А если бы поверили, то наверняка пришлось бы и держать ответ за содеянное.
Великий ученый отстранился от политики и находил отдушину в научной работе. Однако эту отдушину ему вскоре прикрыли. Его разработки лишили финансирования. Колымагин всюду ходил, возмущался. Его слушали, соглашались. И приводили свои выкладки, говорящие о великой разрухе и нищете.
- Идите сами обирать нищих! - Начали советовать великому ученому.
Колымагин лишился работы и от нечего делать стал ходить на разные заседания. Благо, пока его еще всюду пускали. Однажды Александр Степанович вслушался в речь Гамадрилова и понял причины своего притеснения.
- Советская Россия находится во вражеском окружении! - Заливался Гамадрилов. - Смертельный вирус притаился на нашей земле. Поэтому все мы должны сплотиться как никогда вокруг нашей коммунистической партии! И беспощадно уничтожать предателей, врагов, диверсантов! Опасность нарастает! Так будем же бороться, товарищи!
"Все ясно! - Решил Колымагин. - Этот вирус с террористами нужен Гамадрилову как воздух. А чем иначе он будет пугать народ? Так ему легче захватить власть. Да кажется, он уже почти ее захватил. А если я уничтожу вирус, то славой и властью ему придется делиться."
А политическая жизнь тем временем кипела. В печати все чаще стали появляться сообщения о таинственных убийствах или исчезновениях видных деятелей. В основном это были явные или тайные сторонники Сверлова. Колымагин сразу догадался, в чем тут дело, но, хватаясь за соломинку, обольщал себя надеждой, что Гамадрилов не имеет никакого отношения к убийствам.
А Гамадрилов вовсю кричал о врагах народа, поднявших руку над верными борцами за светлое будущее. И... арестовывал неугодных.
"Что делать? Что делать?" - Мучил Колымагина один и тот же вопрос.
Александр Степанович предпринял ряд поездок по стране. Встречали его восторженно, очень восторженно. Но не это интересовало великого ученого. Он встречался с простыми людьми и все хотел понять их чаяния. Но простой человек в основном шел неграмотный и ничего путного сказать не мог.
Тогда Колымагина заинтересовали всевозможные вещатели и экстрасенсы, рассказывающие такое, перед чем бледнела даже машина времени. Сначала великий ученый был заинтригован. Его смущал только большой разнобой в предсказаниях. Когда все это ему надоело, он поставил следующий эксперимент. Колымагин изрисовал страницу случайными знаками и попросил вещателей расшифровать. Он сказал, что знаки были якобы поведаны свыше одному его давнему другу. Расшифровка прошла успешно. Экстрасенсы поведали такое, что волосы на голове вставали дыбом. У разных "специалистов" были, конечно, отдельные совпадения, но в основном был ужасный разброд. Тогда Колымагин плюнул на все это и страшно ругал себя за то, что увлекся мистикой.
"Кто? Кто мне поможет? - Спрашивал себя Колымагин. - Ах, как жаль, что нет Сверлова. Он обязательно сказал бы что-нибудь. И не что-нибудь, а очень много. Скорее всего, опять что-то авантюрное. Хотя авантюристом он считал как раз меня. Но я бы с ним спорил! Вместе мы придумали бы что-нибудь."
Окончательно разуверившись в своих силах, Колымагин решил вернуться домой в свое родное время. И тут его осенило. "Как же я забыл! А Платон Поликарпович! Мне кажется, он что-то знает. По крайней мере, надо обязательно с ним встретиться. И потом сразу домой! Но жив ли он? Нет, наверное... Ведь на поверхности вирус. Хотя если Платон Поликарпович выжил в беспощадной магнитной буре, то, может, и вирус ему нипочем?"
Александр Степанович распечатал комнатушку с телевизорами и начал поиск Платона Поликарповича. Однако ничего не выходило. Вьюхино-Монтаново он нашел быстро. Мадонновку тоже. Труднее было узнавать хитросплетения тоннелей, по которым великий путешественник раскатывал когда-то на велосипеде. Ведь многое с тех пор изменилось. После долгих поисков Александр Степанович вроде нашел люк, у которого его когда-то встретила коза. Нашел он и поляну. Но там была абсолютная пустота, если не считать мелких березок, которые там поселились. Впрочем, это были не деревья, а лишь то, что от них осталось. Вместо леса кругом стояли мертвые стволы в объятиях беспощадного вируса.
Избы не было. И никаких ее следов. Великий ученый разглядывал каждую кочку. Но все они были абсолютно девственны. Ничто не говорило о том, что здесь когда-либо было какое-то строение. Колымагин раз за разом просматривал переплетения тоннелей и все время убеждался, что это именно та поляна. Но... Платон Поликарпович как в воду канул. "Да, непростой он был мужик". - Сделал вывод великий исследователь и после долгих трудов задремал прямо у телевизоров. Колымагин отключился от окружающего и увидел... Платона Поликарповича.
- Здравствуйте, дедушка! - Сказал великий ученый.
- Здорово, коли не шутишь!
- Вы мне снитесь, Платон Поликарпович? Правда?
- А что! Снюсь! Ведь ты хотел меня видеть? Вот и смотри.
- Но откуда вы знаете?
- Знание - это не порок.
- Еще бы! - Согласился Александр Степанович. - Я как раз хочу кое-что узнать!
- А ты посмотри в свои телевизоры и будешь все знать!
- Нет. Я не хочу таким путем. И потом мне надо не это. И даже не мне! Другим людям!
- Это хорошо, что другим. Ладно, я скажу тебе все. Но дай мне слово, что после этого ты сразу вернешься в свое время.
- Так вы и это знаете? Но если я вернусь, то как же я помогу людям здесь, теперь? Зачем мне это знание?
- Ты зря волнуешься. Впрочем, выбирай! Я могу ничего не говорить, и тогда ты волен оставаться здесь сколько угодно.
- Ничего себе выбор! А нельзя ли все вместе?
- Не торгуйся. Не на базаре!
- Хорошо! Я согласен! - Пошел навстречу Колымагин, прикинув, что обязательства, данные во сне, наверное, и выполнять надо во сне, а не наяву. И потом ведь можно уйти из этого времени, как просит собеседник, а затем снова прийти сюда же. Это Платон Поликарпович, как будто, не запрещал. - Хорошо! Скажите, как победить вирус и как выловить террористов?
- Выход тут один. - Загадочно произнес дед. - Надо... Ничего не делать!
- Как! Вы в своем уме, уважаемый? Вы не поняли! Мне не бездельничать надо, а делать, делать! Я хочу уничтожить вирус и террористов! Ясно? И как это сделать? Вы же обещали!
- А я сказал, теперь твоя очередь выполнять обещание.
- Ну, дедушка! Ловко вы наторговали! Да ваш совет ничего не стоит! Я тут борюсь из последних сил. Для блага народа. А вы меня хотите отсюда того...
- А я тебе повторяю, что делать ничего не надо. В этом весь секрет!
- Ничего себе секрет! Ну, облагодетельствовали! Нет уж! Спасибо! Сделку считаю недействительной. Таких советов мне любой дурак надает сколько угодно.
- Ошибаешься молодой человек! Такого никто не даст. Вот если будешь бороться с вирусом, то ничего не достигнешь. А не будешь его трогать, тогда его убьют другие.
- Убьют? Кто же его убьет, если никто не будет бороться?
- Его убьют террористы!
- А-а... - Раскрыл рот великий ученый. - Вы уверены в этом?
- Да. Если будешь бороться, то испортишь программу вируса и еще страшнее напасти породишь. А так ключик к этому вирусу есть. Он еще пойдет в дело. И не надо мешать.
- Но откуда вы знаете? Нет! Я не верю. Дайте доказательства!
- Дорогой, мы не у прокурора.
- Да? Ну, допустим! А кто тогда расправится с самими террористами? Может, вы или ваши друзья?
- Нет. С ними никто не справится.
- Никогда?
- Да. В этом нет надобности.
- Как это нет! Это у вас, наверное, нет. А у нас есть! Из-за террористов население Земли сократилось вдвое за пять лет.
- Ну, не только из-за них.
- Все равно. Это настоящая угроза. Так жить нельзя. Любой это подтвердит. Спросите у кого угодно.
- А Гамадрилову нравится. - Заметил Платон Поликарпович.
- Вы еще скажите, что Гамадрилов прав, а весь мир не прав.
- Если хочешь, то в некотором роде да.
- Нет, Платон Поликарпович. Это уже слишком. Спасибо вам за советы. Но я обойдусь как-нибудь сам. Это плохой сон. Неправильный сон. Даже совсем неправильный сон. Так что хватит спать! Пора действовать!
- Ну что ж, прощай, Александр Степанович. На большее ты не потянул. Может, хочешь напоследок хоть на террориста живого посмотреть?
- А, да видел я. Кажется.
- Нет! Ошибаешься. Ты ни разу их не видел.
- Нечего на них любоваться. Их бить надо! А не глазеть. Впрочем, покажите!
- Смотри. Вот на этом экране.
Экран был абсолютно черным.
- Ну! - Не дождался Колымагин.
- А все.
- Как все? Где же террорист?
- Вот он! В чистом виде. Без малейших примесей.
- Но я ничего не вижу! Хватит надо мной смеяться. Это неправильный сон! Прощайте! Только непонятно, зачем вы надо мной издеваетесь. Хотя нет. Это я сам. Это все мое больное воображение. От переутомления. Все! Просыпаюсь.
Но Колымагин не проснулся.
- Платон Поликарпович, отпустите меня. Мне надоело.
- А тебя никто не держит.
- Но я хочу проснуться.
- Нет. Ты только так говоришь. Но еще сильнее ты хочешь увидеть террориста. Ведь правда?
- Ну, есть. Немного. - Согласился великий ученый.
- Ты не видишь его потому, что твои органы чувств не годятся для этого. Но я сделаю тебе королевский подарок. На одну минуту. Ты увидишь то, что никто из людей не видел и не чувствовал.
- Не надо мне королевских подарков. Я честный человек.
- Да разве честность в том, чтобы всю жизнь ходить в тряпье и отказывать себе во всем?
- Мне не надо лишнего! Собственность развращает. Я точно это знаю!
- Ничего. Сейчас ты узнаешь! Тогда будешь думать по-другому.
- Но я не хочу! Нет! А-а!!
Колымагин принялся срочно ощупывать свое тело и... не обнаружил его. Он хотел крикнуть, но у него, кажется, не было и рта. Ничего не было. Но было что-то другое. Огромное, даже космическое. Он увидел, нет почувствовал всю Землю, но не где-нибудь, а в себе! Она была частью его самого. Но было еще что-то. Много. Очень много. Гораздо больше и ярче, чем можно описать. Потому что это были не цвета, не звуки. Это были чувства! Странные, непонятные. Они играли и переливались. Как в калейдоскопе. Нет, как брызги в водопаде. Их были тысячи, нет, миллионы. И ни одно из них не терялось среди других, не мешало другим. Все они нахлынули разом и залили, нет озарили сознание великого ученого.
Минута прошла как мгновение. И Александр Степанович вернулся в свой сон.
- Ну как? - Хитровато спросил Платон Поликарпович.
Колымагин начал размахивать руками, только открывая и раскрывая рот. Наконец, он сказал:
- Я ничего не разобрал! Дайте еще попробовать!
- Не-ет! Это и так слишком много.
- Ну, пожалуйста! Мне кажется, что я вот-вот открою что-то важное.
- А вот этого не надо. Пока. Всему свое время.
- Но я не видел никаких террористов! Давайте еще раз, чтобы я успел посмотреть!
- Нет. Ты видел их. Но ты, как всегда, не знаешь, что искать. Глядел, да не разглядел.
- Но я даже не почувствовал ничего отрицательного!
- А! В том-то и фокус.
- Я ничего не понимаю! У вас на экране чернота. Там не только людей, амебы не увидишь!
- А! Так ведь террорист - это не человек!
- Как! Откуда тогда они? Сверлов говорил, что это наши, местные! Неужели он ошибался? И мы погубили столько людей!
- Нет. Он не ошибался. Они были людьми. Потом полулюдьми. Многие из них погибли. Кто отстал, тот не устоял. Здорово вы их покосили. Но те, что остались, превратились в магнитное поле.
- Как! Так, может, и их тоже надо?..
- Нет. Теперь их ничем не возьмешь. Война подогнала их развитие. И теперь за ними уже никто не угонится.
- Постойте, постойте! Так вирусы - это и есть террористы?
- Нет. Вирус - он и есть вирус. Бактерия или даже проще. А террорист - это намного сложнее любого человека. Только теперь это уже не те террористы. Они не будут больше наносить удары. Им больше не нужно оружие, так как им нечего бояться. Точнее, через несколько дней им уже ничто не будет угрожать на Земле. Поэтому трогать их не надо.
- А может, как раз?.. Пока не поздно?..
- Не надо! Они не опасны и людям.
- Они что, добрыми стали? А я не верю. Если это те бывшие буржуи, то это у них в крови! Мы со Сверловым это установили! Их эксплуататорскую сущность не исправить!
- Да. - Согласился Платон Поликарпович. - Было в крови. А теперь у них нет и крови.
- Ну, значит, в другом месте. - Не сдавался Колымагин. - Ихнее империалистическое нутро нельзя изжить. Частного собственника только могила исправит!
- Все это, может быть, и верно для людей. Им нужна собственность, одежда, жилище, удовольствия.
- А террористам разве не нужно?
- Ха-ха-ха! Зачем магнитному полю штаны? И диван ему ни к чему.
- Но наверное, им требуется что-то другое. Я не знаю что. Но еще Машин установил, что с удовлетворением одних потребностей появляются другие, каких еще не было.
- Машин был гениальный человек. Он все это предвидел. И он хотел привести людей к счастью бескровно, самой короткой дорогой. Но жизнь сделала еще один кровавый виток. К счастью, теперь он на исходе. И больше витков не будет.
- Постойте, постойте! Значит, потребности с некоторого момента уменьшаются?
- Нет. И это не так. Просто они разбегаются в разные стороны, а не концентрируются на одних и тех же штанах или на одном куске хлеба. Мир велик и безграничен. Это в земной тесноте все толкаются, делят и переделивают барахло. Стоит человеку выйти в космос, не как гостю, а как хозяину, и все изменится. Когда не только вода, воздух будут родными для человека, а и космическая пустота, и радиация, и магнитное поле, и многое-многое другое, тогда вовсе не надо будет рвать друг у друга последний глоток воздуха.
- Но пока, кажется, и так не рвут.
- Да. Пока воздуха предостаточно - на него и нет собственности. Когда всего станет вдоволь, не нужна будет собственность даже самому отпетому буржую. Ведь отказались люди от обычной пищи. Сейчас это не дефицит. И никто в наше время не прячет в сейфе картофелеуборочный комбайн. Потому что он никому не нужен. И все, что пока представляет ценность, завтра будет никому не нужно. А будет нужно не то, чего мало или чего нет, а то, чего вдоволь. В этом линия перестройки человеческого тела. К этому целенаправленно вел Машин. Надо не выжимать из бедной окружающей среды последние удовольствия, а так перестраивать себя, чтобы удовольствие было от того, что и так есть, чего и так много.
- Постойте! Значит, террористы - это, так сказать, передовики в получении удовольствий? Так значит, это просто наркоманы?
- Нет. Хотя, как говорится, от великого до смешного один шаг. Наркоман - это наполовину животное. Счастье он ищет в отупении, забвении, отходе от реальности. Многие террористы сбились на этот путь и погибли. Но те, что остались, пошли по пути развития сознания. Чтобы выжить в конкурентной борьбе, они всячески видоизменяли себя, усложняли. У них поначалу не было высоких целей. Лишь бы выжить, сделать себя неуязвимыми для оружия конкурентов. Теперь их интересуют совсем иные материалы, излучения... Ваши допотопные заводики в России их больше не интересуют. Так что не вздумайте больше воевать. Вы только все испортите. Бывшие террористы остаются на Земле последние дни. Скоро на Земле не останется никого из них.
- А как же другие люди? Может, они тоже хотят быть такими же добрыми и могущественными?
- Это надо еще заработать. Из-за того, что план Машина не реализовался полностью, развитие пошло стихийно, человечество разделилось. В жестокой и глупой борьбе одни ушли далеко вперед, большинство задержалось на месте.
- Значит, опять все повторится? Опять будут новые террористы, война и т.п.?
- Нет. Не повторится. Теперь люди знают, из чего и как появился терроризм. Они не допустят повторения этого витка.
- Так выходит, что мне не надо никого спасать?
- Надо. Надо спасать мир от тех людей, которые рвутся спасать этот мир. Так что наибольшую пользу ты принесешь, если оставишь Россию в покое.
- Но я не могу бросить ее! Я хочу что-то сделать! Может быть, даже пожертвовать собой, но ради чего-то стоящего!
- Ах, Александр Степанович! Вы и так много сделали. Но больше вы не нужны.
- Как! А другие люди, Сверлов, партия, вся наша борьба? Неужели все это было ни к чему? Нет. Я вам не верю! Не знаю, от какой вы партии. Но я вас не понимаю. Ведь если бы люди не боролись за свое счастье, они бы так и жили в пещерах и мамонтов кушали! И даже не мамонтов. Собирали бы одни грибы.
- Ты сам все запутал, сынок. Конечно, все это было нужно. История людей - это и есть история борьбы, насилия, борьбы за кусок хлеба, за место под солнцем, борьбы по инерции, по причине животных инстинктов, доставшихся людям по наследству. Но как только разрываются эти биологические основы, так исчезает и борьба, а с ней кончается и история человечества. Для многих она уже кончилась, скоро они будут далеко и в то же время они будут всюду. Так что, сынок, не мучай тех, кто подзадержался. Теперь они сами найдут дорогу, теперь уже трудно сбиться с пути.
- Нет. Вы ошибаетесь! У нас в России идет борьба. Политические убийства. Того и гляди, начнутся репрессии. Может, это еще один виток?
- Нет. Это не виток, а так, завихрение.
- Это для вас завихрение, а для нас тяжелая насущная борьба! Что же мне так и смотреть, как гибнут товарищи?
- Ты все равно не сможешь им помочь. Только разожжешь страсти.
- Нет! Я смогу! Я буду стараться! Я не стану тратить время на вирус. Я буду спасать товарищей! Я продолжу дело великого Машина!
- Ты не успеешь.
- Я? Не успею? Для машины времени это понятие не существует!
- Все равно не успеешь.
- Это почему же?
- А потому, что твои палачи уже стучат тебе в дверь!
- Какие еще палачи? Что вы несете!
Сквозь сон Александр Степанович различил тревожный стук.
- За тобой уже пришли, сынок.
- Так что же вы мне зубы заговариваете! Нет! Я им не дамся!
Колымагин сделал отчаянное усилие и проснулся. Все было как прежде. Но где-то действительно раздавался громкий стук. "Уф! - Подумал Колымагин. - Приснится же такое! Это, наверное, гвозди заколачивают, а я подумал Бог весть что!"
Великий ученый отворил дверь в кабинет и услышал:
- Гражданин Буков! Именем революции! Откройте! Вы арестованы! Откройте, иначе будем стрелять! Мы знаем, что вы здесь! Откройте! Дворец оцеплен!
- Но я ни в чем не виноват! - Возмутился Колымагин, не открывая двери.
- Вы подозреваетесь в убийстве товарища Гамадрилова!
- Как! Разве он уже?..
В дверь снова стали ломиться. Колымагин бросился в комнату с телевизорами. Сзади послышались выстрелы. "Хорошо, что Сверлов предусмотрел этот случай." Подумал Александр Степанович. Действительно, вождь мирового и российского пролетариата заказал такую дверь, что если по ней бить, то она автоматически запирается на дополнительные запоры. А здесь, в маленькой комнатушке был и потайной ход. Но Колымагин не собирался им пользоваться. Ему надо было выиграть время. Немного.
Отодвинув фальшивую стену, великий ученый проник в тайник. Здесь стояла машина времени. Самый лучший, мощнейший экземпляр. На всякий случай.
"Хорошо, что я заминировал все телевизоры! Ну-ка, сколько их там размножили? Ух ты! Как размахнулись! Почти двадцать семь тысяч! Ну, сейчас я их порешу! Нет! Сначала надо мои!" Александр Степанович взял приготовленную заранее кувалду и подошел к экранам. Тяжело вздохнув, он поднял инструмент. Работал великий ученый с вдохновением. Давно он не испытывал такого подъема. Наконец, удивительная техника превратилась в тривиальный мусор. Колмагин даже вспотел.
В коридоре тоже что-то жахнуло. Александр Степанович догадался, что это воюют с дверью. Но дверь была личным изобретением Сверлова. Конечно, Колымагин придумал бы что-то получше, если бы захотел. Но и Андрей Михайлович оказался не промах.
Колымагин сел в машину времени и хотел нажать кнопку. Но остановился. И стал осматривать Центр наблюдений. "Там же люди!" - Пронеслось у него в голове. С помощью своей удивительной техники он передал на громкоговорители в Центре сообщение:
- Слушайте все! Слушайте все! Говорит Буков, он же Колымагин! Немедленно всем покинуть Центр! Через минуту он будет взорван!
Наблюдатели сразу осознали опасность и ринулись к выходам. Охрана пыталась остановить их и даже начала стрелять, но была смята и бросилась вслед за всеми.
Немного выждав, Колымагин нажал кнопку. И все колымагинские телевизоры разлетелись вдребезги. Центр почти не пострадал. Только кое-где начались пожары.
В этот момент дверь в кабинет Сверлова рухнула.
Незваные гости принялись ломиться в каморку.
- Вы арестованы, гражданин Буков! Сопротивление бесполезно!
"Это мы еще посмотрим!" - Подумал великий ученый и рванул большую рукоятку.
Группа вооруженных чекистов ворвалась в комнатушку с оружием наготове.
- Вы арестованы! - Кричали вошедшие и озирались.
Комната была пуста, если не считать груды осколков.
"Нашли кого арестовывать! - Радовался великий путешественник, летя где-то в просторах времени. - Я еще вернусь! Я им покажу, где раки зимуют! Вот так-то, Платон Поликарпович! Ну, где теперь мои палачи? Теперь меня никто не догонит! Даже террористам такое не снилось!"
Через несколько мгновений Александр Степанович увидел перед собой дощатую дверь сарая с большими щелями. "Наконец-то, я дома! Надо отдохнуть. А то, будущее время от меня не убежит! Некуда ему бежать. Оно еще впереди. Оно ждет меня! Теперь я знаю, что надо делать! Во-первых,... я навещу Берту! А не жениться ли мне? А что? Конечно, видок у меня не очень. Но ведь она меня любит. А любовь зла! А, женюсь, пожалуй! У нас будут детки. Много деток! Но увлекаться особо не следует. Надо подумать о других. Да, а где мы будем жить? В ее времени или в моем? Здесь мне как-то привычнее, а то у них столько требований! Нет, все-таки у нее интереснее. И наши допотопные удобства ей, наверное, не понравятся. Ладно! Пусть она решает! А лучше махнем куда-нибудь в каменный век. Домик с собой возьмем. Разборный. Ну, роботов с десяток. Местное телевидение наладим... Нет, так, пожалуй, далеко зайти можно! Что это я все о себе? О других надо! И прежде всего, о товарище Машине! Я его не пущу в этот дурацкий лифт, который наши соотечественники прислали. Или нет, лучше я сам сделаю ему лифт! Уж мой-то не застрянет! Пусть товарищ Машин катается на здоровье и спокойно ведет человечество к светлому будущему. А я буду ему в этом помогать. Если он захочет, конечно. А не захочет, я все равно буду помогать. Тайно! Хотя нет... Надо подумать! И вообще, я больше не буду ввязываться во всякие жуткие истории. Рисковать надо только по делу! Так говорил Сверлов. Хотя так ли он всегда поступал? Все равно, он многому меня научил. А сколькому еще я научусь сам!"
С радостными мыслями, полный творческих планов, великий ученый вошел в дом.
- Здравствуй, сынок... - Сказала растерянно бабка Матрена и развела руками. - А к тебе гости...
- Гражданин Колымагин? - Раздалось откуда-то сбоку.
И великий ученый увидел троих в кожаных куртках.
- Нет! - Заорал он. - Нет!! - И прыгнул обратно в дверь.
Александр Степанович бросился к сараю и стал поспешно открывать старый замок. "Неужели я перепутал время? Не может быть! Или кто-то другой перепутал? Но кто?!" Дрожащие руки никак не могли засунуть ключ в скважину. Тут сзади на Колымагина навалились.
- Дайте мне одну минуту! Всего одну минуту! - Взмолился Александр Степанович.
- Что, с конем попрощаться? Ха-ха-ха!
- Да, да! С конем. Он у меня здесь в сарайчике.
- Прекратить балаган! - Сказал один из троицы. - Увести!
После случившегося бабка Матрена прожила еще шестнадцать лет. Она все ждала своего постояльца, берегла его нехитрое наследство. Но тот так и не вернулся. Вскоре после смерти Матрены в Половиновске вдруг развернулось жилищное строительство. Старый дом разобрали. А с сарайчиком даже не стали возиться. Прошлись по нему бульдозером, и все.
О дальнейшей судьбе Колымагина неизвестно почти ничего. Говорят, что в заключении он все рассказывал какие-то сказки. Но над ним только посмеивались. Потом он заболел. Фельдшер даже хотел дать ему лекарство, но подумал, что незачем попусту тратить медикаменты, и отдал лекарство какому-то уголовнику, пообещавшему щедро расплатиться.
Умер Колымагин в 1942 г. На Колыме.
Могила его до сих пор не найдена.
Впрочем, некоторые оптимисты еще надеются получить весточку от великого ученого и путешественника. Ведь время, в котором он путешествовал, еще не пришло. Отдельные фантазеры даже считают, что надо подождать там Колымагина и предупредить о том, что его ждет. Тогда, мол, все, все будет по-другому.
Конец
После невиданного сражения начался подсчет его итогов. Но и при беглом взгляде было видно, что они ужасны.
Кроме всего прочего, Сверлова разбил паралич. Он только чуть-чуть ворочал языком и повторял:
- Наступать! Надо немедленно наступать!
С ним, в общем, соглашались все военачальники, так как несмотря на большие потери, перевес теперь оказался у красных. У красных была выведена из строя вся техника. Только велосипеды сохранились, да кое-что из допотопного огнестрельного оружия. У белых, наоборот, пострадали больше всего, людские ресурсы и особенно командный состав. Так и задумывали Колымагин со Сверловым, разбрасывая агентов-смертников. По территории красных террористы били наугад. И хотя плотность ударов была здесь гораздо выше, но попаданий по расположениям войск оказалось мало.
Вскоре всем стало очевидно, что надо наступать. Ведь от своих заводов почти ничего не осталось. Восстановить их было бы не легче, чем построить новые. Поэтому надо было разживаться за счет белых, пока они не опомнились.
И Красная Армия начала успешное наступление. Поначалу все боялись новых ударов со стороны террористов. Но больше их не было. Так что по трубам, по тоннелям Советская власть быстро распространялась по стране. Не прошло и года, как почти все остатки белых были разбиты или бежали за границу.
Но на поверхность по-прежнему никто не выходил. Там была смерть. Это подтверждали опыты с животными.
Все это время Сверлов лежал парализованный. Но и такого его страшно боялись. Весь мир знал, кто провернул столь грандиозную и рискованную операцию. К тому же Андрей Михайлович приписал все лавры себе. О роли Колымагина знали только немногие посвященные. Многие молились на Сверлова. Но многие и проклинали, даже в победившей России. Впрочем, в России Сверлова ругали исключительно молча, про себя. В общем, в России авторитет Сверлова вырос на недосягаемую высоту. И он все продолжал расти по мере того, как продолжали молчать террористы. Даже члены ЦК прекратили возню. Временно.
Колымагин дни и ночи ломал голову над новой напастью, поражавшей всех, кто выбирался на поверхность. К работе подключили местных ученых. Пригласили и зарубежных специалистов. Но и у них было то же самое, и они тоже безуспешно бились над этой загадкой.
Солидные ученые организации и любители-дилетанты ставили массу опытов. В основном на поверхность высовывали разную живность и глазели, что с ней станет. Объекты наблюдения быстро погибали. Причем никаких физических нарушений в организме не обнаруживалось. Жизнь просто уходила из тела, оставляя его в полной сохранности.
Предлагалась масса гипотез. Причем, чем меньше понимал специалист, тем больше идей он выдвигал. Объявлялись конкурсы, обещались награды. Но... проблема стояла стеной.
Правда, многие обыватели считали, что "и так сойдет". Мол, нечего там делать на поверхности. И радовались долгожданному миру.
Но Колымагин чувствовал, что мир этот хрупок. В любой момент он может рухнуть. Причем с треском и невиданными жертвами. Ведь террористы не подписали никакого договора, они только замолчали, затаились. По мнению Сверлова, они готовились к осуществлению чудовищных планов мести. И он настоял на дальнейших тайных наблюдениях. Александр Степанович не придумал ничего лучшего и вынужден был включиться в очередную кампанию шпиономании. Тысячи наблюдателей день и ночь выискивали террористов. Но те опять как в воду канули. Колымагин ходил сам не свой. Не раз приходил он к Сверлову.
- Андрюша! Андрюша! Скажи, что делать?
Только теперь великий ученый понял, что без Сверлова он ничего не может сделать. И на плаву он оставался только благодаря былым заслугам вождя.
- Ну, помоги, помоги, Андрюша!
Но Андрюша отмалчивался. Может быть, он и сам не знал, что делать.
Приближался очередной съезд коммунистической партии.
- Будешь делать отчетный доклад. - Сообщил Сверлов другу.
- Ты что! Я не умею!
- Да ты не переживай. Тебе напишут. Ты только прочитаешь.
- Так и прочитать другие могут...
- Дурак! Неважно что читать. Важно кто читает! Понял?
И Колымагин прочел доклад. Гамадрилов и компания страшно кривили свои физиономии, особенно когда Александр Степанович путал слова и заикался. Но они вынуждены были слушать. А народ привыкал к новому лидеру. Фигурировал он под фамилией Буков. Во избежание лишних вопросов. Но многие уже знали, что это мифический, чудесным образом воскресший А.С.Колымагин. По мнению Сверлова, так простому человеку было лучше: осознавать себя причастным к государственной тайне. Официальное установление личностей, пожалуй, не принесло бы Колымагину столько популярности.
По настоянию Сверлова Александр Степанович сидел на заседаниях ЦК, военного совета и даже наркомата народного образования. Все это страшно тяготило великого ученого. Но он понимал, что иначе нельзя. Уж такой ритуал.
Мирная жизнь постепенно брала свое. Многие напрочь забыли о террористах. Направилась жизнь и в западных странах. Там нарыли массу тоннелей, соединили все бункеры. Во многих бункерах не оказалось никого, только автоматы, отвечающие по телефону. Кое-где хозяева превратились в наркоманов и так искорежили свои тела, что уже невозможно было понять, что это такое. Общественность была шокирована. Начались странные процессы о наследовании собственности. В общем, жизнь закипела вовсю. Вновь расцвела торговля, индустрия развлечений, даже туризм. Буржуи поправили производство и в один прекрасный момент стали очень щедрыми. Кто-то обрадовался перерастанию в общество изобилия и равноправия. Но кто-то быстро вспомнил прошлое.
- Из этого вырос терроризм! - Завопили наиболее догадливые.
Начались демонстрации, забастовки, сильные беспорядки. Буржуев, особенно тех, кто пощедрее, принялись избивать прямо на улицах, то есть в тоннелях. Очень поднялся авторитет у коммунистов. Компартии возникли почти во всех странах. И вот в Баварии вспыхнула социалистическая революция.
Россия пристально следила за развитием событий. После митингов и споров на всех уровнях решено было оказать интернациональную помощь пролетариату Западной Европы. И Красная Армия перешла западную границу.
Колымагин был против такого безрассудного шага. Он без конца уламывал Сверлова. Сверлов уже не спорил, но и не соглашался с великим ученым. На заседаниях государственных органов Колымагин по-прежнему отмалчивался, так как мнение Сверлова поддерживать ему не позволяла совесть, а свои убеждения он старался не афишировать, чтобы не показывать свои разногласия со Сверловым. Александр Степанович не находил себе места.
Началась новая война. Однако после первых успехов Красная Армия потерпела несколько поражений, так и не дойдя до Германии. Продвижение остановилось. Война грозила перейти в затяжную. И тут произошло неожиданное. По территории, захваченной красными, ударили террористы. Остатки Красной Армии были спешно эвакуированы в Россию. Капиталистический лагерь отстоял свои границы. Но радости это не принесло. Жизнь во всем мире замерла.
Идеологические расхождения как-то сразу забылись. И все, независимо от социального происхождения и вероисповедания, забились в глубокие бункеры. Всеобщее напряжение царило месяца три. Но больше террористы не показали себя. Ни разу. И мир начал медленно оживать.
Великому ученому, как и всем невеликим, стало ясно, что старый терроризм не уничтожен. Он затаился, но не умер. И предстоит еще долгая борьба.
- Раз мы не победили его военной мощью, то придется побеждать экономическими методами. - Поведал Сверлов.
Экономика возрождалась туго. Царила разруха. Но Колымагину ни в чем не отказывали. Во время последней вылазки террористов он сумел сделать важные замеры и, как он считал, приблизился к разгадке их могущества.
Впрочем, простой народ почти не интересовался террористами. Обыватели решили, что если не нарушать границы и не делать ничего уж очень предосудительного, то террористы не покажутся. Жизнь вроде шла. И все-таки Колымагин ощущал царящую вокруг безысходность, бесцельность существования. Никаких грандиозных строек не было. Никто вообще не заглядывал далеко в будущее, так как в любой момент все могли разрушить террористы, а непонятная смерть наверху могла заглянуть и под землю.
"Надо во что бы то ни стало очистить поверхность от этой пакости!" - Говорил себе Колымагин. И думал, думал. Но пока ничего не получалось.
Каждый день Александр Степанович ходил к Сверлову. После небольшого улучшения его неожиданно хватил второй удар. Великий ученый изо всех сил тряс врачей.
- На Западе любой орган поменять могут, а вы такого человека спасти не можете!
Врачи обычно мямлили что-то невразумительное, а потом сказали:
- Что ж, выбирайте любого донора, голову мы ему поменяем! Ради такого случая можем пожертвовать свои.
Колымагин даже опешил от такого предложения. Но подумав немного, сказал:
- Нет уж, держите их при себе. Другой головы нам не надо.
Умирал Сверлов медленно. При каждой встрече друзья прощались навсегда. Сначала Сверлов еще говорил, потом только чуть шевелил губами.
"Я этого больше не вынесу!" - Говорил про себя Колымагин после очередного прощания. Но он выносил. И на следующий день снова шел к больному в надежде получить хоть какие-то указания. Но Сверлов указаний больше не давал.
Александр Степанович встретился наконец с Середой. Хотя тот был вовсе не стар, но его здоровье оказалось существенно подорванным на каторге. И принять участие в политической жизни он не смог. Журкин вообще лишь изредка приходил в сознание. Относительно бодр был только Сырцов. Но ни Колымагин, ни ЦК не захотели принять его в свою компанию. Были слухи, что Сырцов, сошелся с эсерами.
- "Ни одного надежного друга! - Сокрушался великий ученый. - Что я буду делать, если Сверлов умрет?" Но фактически Сверлов уже давно вышел из игры. Только его тень незримо властвовала над умами многих.
Александр Степанович решил погрузиться в исследовательскую работу и во что бы то ни стало победить смерть, разгулявшуюся по земной поверхности. Он собрал всевозможные сведения о людях и животных, которые по различным причинам на очень короткое время вылезали на поверхность и остались живы. Многие из них испытывали сонливость, но, в общем, никаких изменений в организме не наблюдалось. Однако, по прошествии трех, пяти, иногда девяти месяцев эти люди неизменно умирали. Сначала на это не особенно обращали внимание, так как после войны больных и калек было предостаточно. Но чем дальше, тем все больше такие смерти выстраивались в закономерность. Вовсю стали наблюдать и за родственниками погибших. И для них процент смертности оказался намного выше среднего. После долгих споров и консультаций с западными светилами был сделан вывод: над Землей витает магнитный вирус. Скорее всего вырвался он случайно, при атаках на террористов. Вероятно вирус использовался ими давно. Об этом говорили старые сведения о многочисленных смертельных исходах в западных странах, еще до войны.
Вирус поражал в основном живые организмы, но частенько добирался и до сложных компьютеров. Каким-то образом он намагничивал сами атомы, в результате работа компьютера замедлялась, а потом он и вовсе замирал. При исследовании его содержимого выяснялось, что токопроводящие материалы вдруг становились изоляторами. Но опять же не всегда, выборочно. Установить какие-либо закономерности не удавалось. Примерно то же было и у людей. Нервные волокна теряли свои свойства, и живой организм оказывался собранием несвязанных органов.
После длительных исследований ученые пришли к выводу, что вирус имеет искусственное происхождение. В природе такого никогда не существовало. Вирус - это особая программа, написанная неизвестно на чем и неизвестно кем.
Колымагин без конца изобретал разные приборы, чтобы разглядеть и расшифровать вирус. Но тот оставался неуловим. Его ведь нельзя было положить под микроскоп. Взяться не за что. Можно было только высунуть прибор на поверхность и считывать с него показания. А полезут ли вирусы в этот прибор, еще неизвестно. Специалисты даже полагали, что вирус специально так запрограммирован, чтобы прилипал только к беззащитным объектам, бил наверняка. Вероятно поэтому вирус упорно не хотел лезть под землю и находиться там можно было без боязни заразиться.
Предположения, гипотезы о деятельности вируса все накапливались и накапливались. Издавались статьи, книги, монографии. Писались уже диссертации. Но виновник всей кутерьмы оставался неуловим. Колымагин был в отчаянии. И не один он.
И тут новый удар свалился на великого ученого. Умер Сверлов. Незнакомые люди подняли Колымагина с постели, скороговоркой выразили соболезнование и куда-то повели. Вежливо, но настойчиво.
- Вам надо выступить! - Повторяли они на ходу слегка упирающемуся Колымагину.
Великий ученый был как во сне. Конечно, он давно ждал этого события, и даже удивлялся, почему оно так долго не наступает. Но теперь это событие сразило его наповал. Александр Степанович увидел, что его вытолкнули на сцену. Из зала на него с надеждой смотрели сотни глаз.
Но на сцене он был не один. С другого конца показался Гамадрилов с группой высокопоставленных товарищей.
- На трибуну, на трибуну! - Стали подталкивать сзади великого ученого.
И Александр Степанович направился к трибуне. Но шел он туда не один. Гамадрилов тоже спешил к микрофону. Колымагин начал о чем-то догадываться и добавил шагу. К трибуне они подошли одновременно. Смерив друг друга недружественными взглядами, они вместе разом втиснулись в узкое пространство. При этом пришлось стоять боком. Колымагин с Гамадриловым переглянулись и разом сказали:
- Товарищи!
В зале все открыли рты от удивления и привстали со своих мест. Оба докладчика вдруг замолчали, осознав смехотворность своего положения, особенно неуместную в столь трагический момент. Тут сзади кто-то крикнул:
- Да здравствует товарищ Гамадрилов!
- Ура! - Резво подхватил зал, но тут же звук спал, превратился в завывание и сник совсем.
Колымагин хотел уже вылезти из трибуны, но тут из зала тонкий голос завопил:
- Ура товарищу Букову!
Через пару томительных секунд зал взорвался:
- Ура! Ура-а!..
Это было от души. Гамадрилов не стал спорить, потихоньку выкарабкался и исчез. Все взгляды обратились на Колымагина. Все опять стали мрачными.
- Товарищи! - Еще раз начал Александр Степанович. - Дорогие мои соотечественники! Наша страна в тяжелейших... Ну, вы сами знаете. В общем, в этот переломный момент... Эх! Друзья мои! Сверлов... умер!
Великий ученый закрыл лицо руками и ушел за кулисы. Там ему еще раз выразили соболезнование и снова вытолкали на сцену.
- Хоть в президиуме посидите. - Посоветовали ему.
Выступали все какие-то незнакомые люди. Рабочие. Никто из друзей Гамадрилова не рискнул сунуться на трибуну.
В стране был объявлен траур.
После заседания Колымагина привели в кабинет Сверлова. Теперь это стал его кабинет. Он давно уже пустовал. Теперь здесь появился новый хозяин. Александр Степанович хотел прилечь, но в дверь постучали.
- Александр Степанович! Вы меня не знаете. А я все знаю.
- Да? - Удивился великий ученый.
- Я все время был под началом товарища Сверлова. Теперь вы наш командир. Вот список. Это надо сделать в первую очередь.
Колымагин взял бумагу. Там шел длинный список фамилий. Первым был Гамадрилов.
- Я не понял, что надо делать. Здесь ничего не написано.
- Александр Степанович! Неужели вы не понимаете! Ждать нельзя. Иначе они вперед уничтожат нас!
- Что!! Вон отсюда!
Посетитель мигом исчез. Но через минуту вошел второй.
- Ну что там?
- Александр Степанович! Вы меня не знаете. Но мы знаем все! Я руководитель оперативной группы. О ней знал только Сверлов. Он ее и создал. Я понимаю, вам сейчас нелегко. Но страна ждет. Надо работать! Время не ждет. Вот посмотрите, что я набросал.
В пачке бумаг были только фамилии. И больше ничего. Первым опять шел Гамадрилов.
- Что! Да как вы смеете!
- Александр Степанович! Этого требует жизнь. Такова объективная необходимость. Если вы не позволите, то мы сами...
- Что! Вон отсюда! А если вы поднимите на них руку, то я вас самих... Вон!
Не успела закрыться дверь, как в ней уже стоял третий посетитель с увесистой стопой бумаг в руках. Колымагин как только увидел эту стопу, так схватил со стола что-то тяжелое и запустил в дверь.
Больше никто не появился. Колымагин погрузился в раздумья. Но через несколько минут он бросился в соседнюю комнатушку, где стояли телевизоры собственного производства. Он быстро нашел недавних посетителей. Они стояли в кружке с десятком подобных решительных личностей.
- Нечего его слушать. - Сказал кто-то. - Он не в себе. Когда он отойдет, то одобрит наши действия. А нам нельзя рассусоливаться. Не такие мы еще великие, чтобы давать волю нервам.
Колымагин вытер рукавом сопли и взял себя в руки.
- Нет. - Спорили на экране. - Он уничтожит нас всех. Не надо этого делать. У него огромная сила.
- Нет у него никакой силы.
- Есть! Есть! Он просто не выставляет ее! У нас все страшно его боятся!
- Да, да! У нас тоже: очень боятся! Надо его слушаться.
- Тогда расходимся. Наблюдения надо продолжить. Нельзя терять контроль над ситуацией.
Колымагин вернулся в кабинет, подошел к большому старинному зеркалу, привел себя в порядок.
- Головорезы! - Проговорил он. - Какими людьми окружил себя Андрей! Все головорезы!
Он долго ходил и никак не мог успокоиться. "Почему они меня боятся? Неужели я такой страшный? Боятся! Это плохо. Или хорошо?"
Минут через десять постучали. В дверь просунулась голова первого из трех недавних посетителей и сказала:
- Александр Степанович, мы не головорезы. Вы ошибаетесь.
- Что!! А! Вы и за мной следите! Вон!!!
Когда через пять минут постучали снова, Колымагин сразу схватил тяжелый декоративный подсвечник. В дверях было двое, но отнюдь не военного вида. Александр Степанович незаметно положил орудие. А двое вдруг ринулись к великому ученому.
- Простите, простите нас, Александр Степанович! Это мы во всем виноваты!
- Вы? За что?
На лицах взрослых солидных людей было выражение как у набедокуривших школьников.
- Это мы разбили вашу машину!
- Какую еще машину!
- Ту, что вы оставили на вокзале. Мы только немного покататься хотели. И врезались!
- Батюшки! Так это вы спасли меня?
- Да, да! Простите нас! Мы ее вдребезги. Починить все хотели, да ничего не получилось.
- Так это же хорошо, что не получилось! - Обрадовался Колымагин. - Спасибо! А я-то боялся. Большое вам спасибо, что ее разбили! Это же лучшее из того, что я мог пожелать!
- Как? А мы все боялись, что вы нас...
- Да нет же! Все в порядке. А вы никуда не успели еще съездить на ней?
- Нет. Только вас спасли. И на первом же повороте! То есть при возвращении. Смотрим, а половина машины внутри толстенного дерева. Как будто они так и росли вместе.
- Батюшки! Надо ж было сначала посмотреть. Да и потом можно было еще дать обратный ход, в другое время, то есть.
- Так у нас и все ручки управления в дереве оказались. Хорошо, что сами в него не угодили. Перепугались мы очень. А тут как раз зевак поднавалило. На оживленной улице дело было. Мы ходу хотели дать. Но сознательные граждане сразу догадались, что машина не наша, и позвали жандарма. Ну, нас и забрали в участок. А тем временем полиция принялась машину из дерева выковыривать. Они, дуболомы, все так перекорежили. Потом нас отпустили. А так как хозяин у машины не нашелся, то ее нам вернули, вернее то, что от нее осталось. Внешне она еще ничего была, но это уже была не машина времени, а старый драндулет. Мы всю жизнь так жалели! Так жалели. Но мы искупим! Мы непременно искупим.
- А что вы можете?
- Дайте нам новую машину! - Хором завопили бывшие проказники. - И мы все для вас сделаем! Все, что захотите!
- Боже упаси! - Схватился за голову Колымагин. - Вот этого как раз и не надо.
- Хорошо. Мы понимаем, что не заслужили вашего доверия. Тогда дайте нам задание, дайте приказ. И мы в лепешку разобьемся, а сделаем!
- Вот в лепешку не надо.
- Все равно дайте! Мы голыми руками... Вы только прикажите. Мы всех ваших врагов уничтожим.
- У меня нет врагов. - Неуверенно сообщил Колымагин.
- Есть! Есть! - Обрадовались гости. - Мы знаем! Вы только скажите!
- Ребятки! Неужели и вы... А я-то думал. Да тут все кому не лень, идут ко мне с советами. И у всех на уме одно: убивать, убивать и убивать! Ну сколько же можно!
- Александр Степанович! Но и вы, кажется... Не брезговали!..
- Я? Да! И я тоже! Вынужденно.
- Но и мы вынужденно! Неужели мы не понимаем! Вы только дайте приказ!
- О, ужас! Что за болезнь! Да это похуже магнитного вируса. Мы все заражены! Мы все смертельно больны. Эта болезнь не знает границ. Лечиться надо, лечиться! Всем!
- Нет, нет! Нельзя разоружаться! Мы не хотим, чтобы вы погибли. Надо успеть первыми!
- Но если все так будут думать, то это не кончится никогда! Нет, все! Надо вырваться из этого круга! Я теперь буду подавать только положительный пример. Я это начал, я это и закончу.
- Александр Степанович, вас просто убьют и никакого примера тогда не получится. Давайте сначала всех уничтожим, а потом мы сделаем вас примером. На века!
Колымагин схватился за голову.
- Ужасно! Это было, было! Все уже было! Ужасно, ужасно! Нет! Уходите! Уходите отсюда!
- Хорошо, хорошо. До свидания. Но мы будем рядом. Вы всегда можете рассчитывать на нас. Ждем ваших указаний.
Колымагин заперся и лег на диван ХVII века. Часа через два опять постучали. Александр Степанович перевернулся на другой бок. Но стук продолжался. Великий ученый нехотя встал, отпер и обомлел. Перед ним был Гамадрилов.
- Разрешите, Александр Степанович?
- Ну, входите, Кобальт Виссарионович. Чем обязан?..
- Я не буду юлить. - Сказал гость. - Я скажу вам прямо. Хочу быть вашим другом. Да, мы ссорились. Иногда. Забудем это. В душе я всегда восхищался вами. Зачем нам ссориться! Особенно в такое трудное время. Ведь одно дело делаем. Только в единстве сильна наша партия. Ну! Как?
- Ну, я... В общем, мы и так товарищи, соратники. Если хотите, то считайте меня другом.
- Спасибо! - Гость стал усердно трясти колымагинскую руку.
- А сейчас я очень устал. Вы понимаете...
- Да, да! Я понимаю. Мне бы только хотелось закрепить нашу дружбу полным доверием.
- А я вам доверяю. - Заверил великий ученый.
- Нет. Я все знаю. Я знаю, чем занимался Сверлов, а теперь вы. Ведь вы не управитесь один. Вы не такой человек! Это дело надо крепко держать в руках. А то люди разболтаются, подведут. А вот вместе мы могли бы составить прекрасный тандем!
- Что, что!! Больше тайной слежки не будет! Будем открыто строить новую жизнь.
- Но это пока преждевременно!
- Нет! С этим надо кончать. Мы все вместе будем строить счастливую жизнь. В этом мы вполне можем быть друзьями. А с методами Сверлова будет покончено!
- Александр Степанович! Если вы не хотите участвовать сами, то хотя бы передайте нам свое хозяйство. Добровольно!
- Нет! Я никому ничего не отдам! То есть нет, я отдам, но всем, всем сразу, а не каким-нибудь новым заговорщикам.
- Александр Степанович, не решайте за всех. Это уже народное достояние!
- Нет! Это мое достояние, только мое!
- Вы ошибаетесь, уважаемый Александр Степанович. Это всеобщее достояние. Если вы не хотите передать его мне, отдайте его в распоряжение ЦК, а там уж посмотрим.
- Нет! Только всем или никому!
- Ну, знаете! Я к вам всей душой... Вы занимаете деструктивную позицию!
- Нет! Я сам решу что делать!
- Это ваше последнее слово? - Лицо гостя стало каменным.
- Последнее! - Сказал Колымагин. И Гамадрилов, не прощаясь, вышел.
Глава 37. Возвращение в никуда
Похороны Сверлова были грандиозными. С венками и речами со всей страны лезли все кому не лень. Впрочем, их как правило останавливали на далеких подступах. К центру событий прорвалась и всюду вертелась только гамадриловская компания, которая называла себя верными продолжателями великого дела и с пафосом клялась над гробом, что выполнит заветы своего великого учителя и верного друга.
Колымагин тоже хотел выразить свои чувства, но когда увидел столь бесстыдное состязание, то заперся у себя в кабинете. Но фанатики, воспитанные Сверловым, вытащили его и не давали ему спрятаться от телекамер.
Глубоко под землей спешно был сооружен гигантский мавзолей. Ходили слухи, что усыпальницу заготовил себе еще Николай III, а большевики только переоформили ее в соответствии с новыми веяниями. Но Колымагин не стал затевать расследование по этому вопросу.
Наконец, Сверлов занял свое последнее ложе. Под толстым стеклом. Навсегда, как полагали все.
Траур кончился. И все вроде стало по-прежнему. Так же тоскливо и безнадежно. Но к Колымагину вдруг перестали ходить посетители. Он вовсю занялся научной работой и борьбой с магнитным вирусом. Все было то же, но и не то же. Александр Степанович все больше чувствовал какое-то отчуждение. Его слушали, его боялись. Но прежней расторопности не было. Александра Степановича не раз подмывало заглянуть в свои телевизоры и узнать, что и к чему. Но он запер соседнюю комнатушку и из принципа перестал ходить в центр наблюдений. Впрочем, обнародовать тайную деятельность Сверлова он не решился. Во-первых, ему бы могли не поверить. А если бы поверили, то наверняка пришлось бы и держать ответ за содеянное.
Великий ученый отстранился от политики и находил отдушину в научной работе. Однако эту отдушину ему вскоре прикрыли. Его разработки лишили финансирования. Колымагин всюду ходил, возмущался. Его слушали, соглашались. И приводили свои выкладки, говорящие о великой разрухе и нищете.
- Идите сами обирать нищих! - Начали советовать великому ученому.
Колымагин лишился работы и от нечего делать стал ходить на разные заседания. Благо, пока его еще всюду пускали. Однажды Александр Степанович вслушался в речь Гамадрилова и понял причины своего притеснения.
- Советская Россия находится во вражеском окружении! - Заливался Гамадрилов. - Смертельный вирус притаился на нашей земле. Поэтому все мы должны сплотиться как никогда вокруг нашей коммунистической партии! И беспощадно уничтожать предателей, врагов, диверсантов! Опасность нарастает! Так будем же бороться, товарищи!
"Все ясно! - Решил Колымагин. - Этот вирус с террористами нужен Гамадрилову как воздух. А чем иначе он будет пугать народ? Так ему легче захватить власть. Да кажется, он уже почти ее захватил. А если я уничтожу вирус, то славой и властью ему придется делиться."
А политическая жизнь тем временем кипела. В печати все чаще стали появляться сообщения о таинственных убийствах или исчезновениях видных деятелей. В основном это были явные или тайные сторонники Сверлова. Колымагин сразу догадался, в чем тут дело, но, хватаясь за соломинку, обольщал себя надеждой, что Гамадрилов не имеет никакого отношения к убийствам.
А Гамадрилов вовсю кричал о врагах народа, поднявших руку над верными борцами за светлое будущее. И... арестовывал неугодных.
"Что делать? Что делать?" - Мучил Колымагина один и тот же вопрос.
Александр Степанович предпринял ряд поездок по стране. Встречали его восторженно, очень восторженно. Но не это интересовало великого ученого. Он встречался с простыми людьми и все хотел понять их чаяния. Но простой человек в основном шел неграмотный и ничего путного сказать не мог.
Тогда Колымагина заинтересовали всевозможные вещатели и экстрасенсы, рассказывающие такое, перед чем бледнела даже машина времени. Сначала великий ученый был заинтригован. Его смущал только большой разнобой в предсказаниях. Когда все это ему надоело, он поставил следующий эксперимент. Колымагин изрисовал страницу случайными знаками и попросил вещателей расшифровать. Он сказал, что знаки были якобы поведаны свыше одному его давнему другу. Расшифровка прошла успешно. Экстрасенсы поведали такое, что волосы на голове вставали дыбом. У разных "специалистов" были, конечно, отдельные совпадения, но в основном был ужасный разброд. Тогда Колымагин плюнул на все это и страшно ругал себя за то, что увлекся мистикой.
"Кто? Кто мне поможет? - Спрашивал себя Колымагин. - Ах, как жаль, что нет Сверлова. Он обязательно сказал бы что-нибудь. И не что-нибудь, а очень много. Скорее всего, опять что-то авантюрное. Хотя авантюристом он считал как раз меня. Но я бы с ним спорил! Вместе мы придумали бы что-нибудь."
Окончательно разуверившись в своих силах, Колымагин решил вернуться домой в свое родное время. И тут его осенило. "Как же я забыл! А Платон Поликарпович! Мне кажется, он что-то знает. По крайней мере, надо обязательно с ним встретиться. И потом сразу домой! Но жив ли он? Нет, наверное... Ведь на поверхности вирус. Хотя если Платон Поликарпович выжил в беспощадной магнитной буре, то, может, и вирус ему нипочем?"
Александр Степанович распечатал комнатушку с телевизорами и начал поиск Платона Поликарповича. Однако ничего не выходило. Вьюхино-Монтаново он нашел быстро. Мадонновку тоже. Труднее было узнавать хитросплетения тоннелей, по которым великий путешественник раскатывал когда-то на велосипеде. Ведь многое с тех пор изменилось. После долгих поисков Александр Степанович вроде нашел люк, у которого его когда-то встретила коза. Нашел он и поляну. Но там была абсолютная пустота, если не считать мелких березок, которые там поселились. Впрочем, это были не деревья, а лишь то, что от них осталось. Вместо леса кругом стояли мертвые стволы в объятиях беспощадного вируса.
Избы не было. И никаких ее следов. Великий ученый разглядывал каждую кочку. Но все они были абсолютно девственны. Ничто не говорило о том, что здесь когда-либо было какое-то строение. Колымагин раз за разом просматривал переплетения тоннелей и все время убеждался, что это именно та поляна. Но... Платон Поликарпович как в воду канул. "Да, непростой он был мужик". - Сделал вывод великий исследователь и после долгих трудов задремал прямо у телевизоров. Колымагин отключился от окружающего и увидел... Платона Поликарповича.
- Здравствуйте, дедушка! - Сказал великий ученый.
- Здорово, коли не шутишь!
- Вы мне снитесь, Платон Поликарпович? Правда?
- А что! Снюсь! Ведь ты хотел меня видеть? Вот и смотри.
- Но откуда вы знаете?
- Знание - это не порок.
- Еще бы! - Согласился Александр Степанович. - Я как раз хочу кое-что узнать!
- А ты посмотри в свои телевизоры и будешь все знать!
- Нет. Я не хочу таким путем. И потом мне надо не это. И даже не мне! Другим людям!
- Это хорошо, что другим. Ладно, я скажу тебе все. Но дай мне слово, что после этого ты сразу вернешься в свое время.
- Так вы и это знаете? Но если я вернусь, то как же я помогу людям здесь, теперь? Зачем мне это знание?
- Ты зря волнуешься. Впрочем, выбирай! Я могу ничего не говорить, и тогда ты волен оставаться здесь сколько угодно.
- Ничего себе выбор! А нельзя ли все вместе?
- Не торгуйся. Не на базаре!
- Хорошо! Я согласен! - Пошел навстречу Колымагин, прикинув, что обязательства, данные во сне, наверное, и выполнять надо во сне, а не наяву. И потом ведь можно уйти из этого времени, как просит собеседник, а затем снова прийти сюда же. Это Платон Поликарпович, как будто, не запрещал. - Хорошо! Скажите, как победить вирус и как выловить террористов?
- Выход тут один. - Загадочно произнес дед. - Надо... Ничего не делать!
- Как! Вы в своем уме, уважаемый? Вы не поняли! Мне не бездельничать надо, а делать, делать! Я хочу уничтожить вирус и террористов! Ясно? И как это сделать? Вы же обещали!
- А я сказал, теперь твоя очередь выполнять обещание.
- Ну, дедушка! Ловко вы наторговали! Да ваш совет ничего не стоит! Я тут борюсь из последних сил. Для блага народа. А вы меня хотите отсюда того...
- А я тебе повторяю, что делать ничего не надо. В этом весь секрет!
- Ничего себе секрет! Ну, облагодетельствовали! Нет уж! Спасибо! Сделку считаю недействительной. Таких советов мне любой дурак надает сколько угодно.
- Ошибаешься молодой человек! Такого никто не даст. Вот если будешь бороться с вирусом, то ничего не достигнешь. А не будешь его трогать, тогда его убьют другие.
- Убьют? Кто же его убьет, если никто не будет бороться?
- Его убьют террористы!
- А-а... - Раскрыл рот великий ученый. - Вы уверены в этом?
- Да. Если будешь бороться, то испортишь программу вируса и еще страшнее напасти породишь. А так ключик к этому вирусу есть. Он еще пойдет в дело. И не надо мешать.
- Но откуда вы знаете? Нет! Я не верю. Дайте доказательства!
- Дорогой, мы не у прокурора.
- Да? Ну, допустим! А кто тогда расправится с самими террористами? Может, вы или ваши друзья?
- Нет. С ними никто не справится.
- Никогда?
- Да. В этом нет надобности.
- Как это нет! Это у вас, наверное, нет. А у нас есть! Из-за террористов население Земли сократилось вдвое за пять лет.
- Ну, не только из-за них.
- Все равно. Это настоящая угроза. Так жить нельзя. Любой это подтвердит. Спросите у кого угодно.
- А Гамадрилову нравится. - Заметил Платон Поликарпович.
- Вы еще скажите, что Гамадрилов прав, а весь мир не прав.
- Если хочешь, то в некотором роде да.
- Нет, Платон Поликарпович. Это уже слишком. Спасибо вам за советы. Но я обойдусь как-нибудь сам. Это плохой сон. Неправильный сон. Даже совсем неправильный сон. Так что хватит спать! Пора действовать!
- Ну что ж, прощай, Александр Степанович. На большее ты не потянул. Может, хочешь напоследок хоть на террориста живого посмотреть?
- А, да видел я. Кажется.
- Нет! Ошибаешься. Ты ни разу их не видел.
- Нечего на них любоваться. Их бить надо! А не глазеть. Впрочем, покажите!
- Смотри. Вот на этом экране.
Экран был абсолютно черным.
- Ну! - Не дождался Колымагин.
- А все.
- Как все? Где же террорист?
- Вот он! В чистом виде. Без малейших примесей.
- Но я ничего не вижу! Хватит надо мной смеяться. Это неправильный сон! Прощайте! Только непонятно, зачем вы надо мной издеваетесь. Хотя нет. Это я сам. Это все мое больное воображение. От переутомления. Все! Просыпаюсь.
Но Колымагин не проснулся.
- Платон Поликарпович, отпустите меня. Мне надоело.
- А тебя никто не держит.
- Но я хочу проснуться.
- Нет. Ты только так говоришь. Но еще сильнее ты хочешь увидеть террориста. Ведь правда?
- Ну, есть. Немного. - Согласился великий ученый.
- Ты не видишь его потому, что твои органы чувств не годятся для этого. Но я сделаю тебе королевский подарок. На одну минуту. Ты увидишь то, что никто из людей не видел и не чувствовал.
- Не надо мне королевских подарков. Я честный человек.
- Да разве честность в том, чтобы всю жизнь ходить в тряпье и отказывать себе во всем?
- Мне не надо лишнего! Собственность развращает. Я точно это знаю!
- Ничего. Сейчас ты узнаешь! Тогда будешь думать по-другому.
- Но я не хочу! Нет! А-а!!
Колымагин принялся срочно ощупывать свое тело и... не обнаружил его. Он хотел крикнуть, но у него, кажется, не было и рта. Ничего не было. Но было что-то другое. Огромное, даже космическое. Он увидел, нет почувствовал всю Землю, но не где-нибудь, а в себе! Она была частью его самого. Но было еще что-то. Много. Очень много. Гораздо больше и ярче, чем можно описать. Потому что это были не цвета, не звуки. Это были чувства! Странные, непонятные. Они играли и переливались. Как в калейдоскопе. Нет, как брызги в водопаде. Их были тысячи, нет, миллионы. И ни одно из них не терялось среди других, не мешало другим. Все они нахлынули разом и залили, нет озарили сознание великого ученого.
Минута прошла как мгновение. И Александр Степанович вернулся в свой сон.
- Ну как? - Хитровато спросил Платон Поликарпович.
Колымагин начал размахивать руками, только открывая и раскрывая рот. Наконец, он сказал:
- Я ничего не разобрал! Дайте еще попробовать!
- Не-ет! Это и так слишком много.
- Ну, пожалуйста! Мне кажется, что я вот-вот открою что-то важное.
- А вот этого не надо. Пока. Всему свое время.
- Но я не видел никаких террористов! Давайте еще раз, чтобы я успел посмотреть!
- Нет. Ты видел их. Но ты, как всегда, не знаешь, что искать. Глядел, да не разглядел.
- Но я даже не почувствовал ничего отрицательного!
- А! В том-то и фокус.
- Я ничего не понимаю! У вас на экране чернота. Там не только людей, амебы не увидишь!
- А! Так ведь террорист - это не человек!
- Как! Откуда тогда они? Сверлов говорил, что это наши, местные! Неужели он ошибался? И мы погубили столько людей!
- Нет. Он не ошибался. Они были людьми. Потом полулюдьми. Многие из них погибли. Кто отстал, тот не устоял. Здорово вы их покосили. Но те, что остались, превратились в магнитное поле.
- Как! Так, может, и их тоже надо?..
- Нет. Теперь их ничем не возьмешь. Война подогнала их развитие. И теперь за ними уже никто не угонится.
- Постойте, постойте! Так вирусы - это и есть террористы?
- Нет. Вирус - он и есть вирус. Бактерия или даже проще. А террорист - это намного сложнее любого человека. Только теперь это уже не те террористы. Они не будут больше наносить удары. Им больше не нужно оружие, так как им нечего бояться. Точнее, через несколько дней им уже ничто не будет угрожать на Земле. Поэтому трогать их не надо.
- А может, как раз?.. Пока не поздно?..
- Не надо! Они не опасны и людям.
- Они что, добрыми стали? А я не верю. Если это те бывшие буржуи, то это у них в крови! Мы со Сверловым это установили! Их эксплуататорскую сущность не исправить!
- Да. - Согласился Платон Поликарпович. - Было в крови. А теперь у них нет и крови.
- Ну, значит, в другом месте. - Не сдавался Колымагин. - Ихнее империалистическое нутро нельзя изжить. Частного собственника только могила исправит!
- Все это, может быть, и верно для людей. Им нужна собственность, одежда, жилище, удовольствия.
- А террористам разве не нужно?
- Ха-ха-ха! Зачем магнитному полю штаны? И диван ему ни к чему.
- Но наверное, им требуется что-то другое. Я не знаю что. Но еще Машин установил, что с удовлетворением одних потребностей появляются другие, каких еще не было.
- Машин был гениальный человек. Он все это предвидел. И он хотел привести людей к счастью бескровно, самой короткой дорогой. Но жизнь сделала еще один кровавый виток. К счастью, теперь он на исходе. И больше витков не будет.
- Постойте, постойте! Значит, потребности с некоторого момента уменьшаются?
- Нет. И это не так. Просто они разбегаются в разные стороны, а не концентрируются на одних и тех же штанах или на одном куске хлеба. Мир велик и безграничен. Это в земной тесноте все толкаются, делят и переделивают барахло. Стоит человеку выйти в космос, не как гостю, а как хозяину, и все изменится. Когда не только вода, воздух будут родными для человека, а и космическая пустота, и радиация, и магнитное поле, и многое-многое другое, тогда вовсе не надо будет рвать друг у друга последний глоток воздуха.
- Но пока, кажется, и так не рвут.
- Да. Пока воздуха предостаточно - на него и нет собственности. Когда всего станет вдоволь, не нужна будет собственность даже самому отпетому буржую. Ведь отказались люди от обычной пищи. Сейчас это не дефицит. И никто в наше время не прячет в сейфе картофелеуборочный комбайн. Потому что он никому не нужен. И все, что пока представляет ценность, завтра будет никому не нужно. А будет нужно не то, чего мало или чего нет, а то, чего вдоволь. В этом линия перестройки человеческого тела. К этому целенаправленно вел Машин. Надо не выжимать из бедной окружающей среды последние удовольствия, а так перестраивать себя, чтобы удовольствие было от того, что и так есть, чего и так много.
- Постойте! Значит, террористы - это, так сказать, передовики в получении удовольствий? Так значит, это просто наркоманы?
- Нет. Хотя, как говорится, от великого до смешного один шаг. Наркоман - это наполовину животное. Счастье он ищет в отупении, забвении, отходе от реальности. Многие террористы сбились на этот путь и погибли. Но те, что остались, пошли по пути развития сознания. Чтобы выжить в конкурентной борьбе, они всячески видоизменяли себя, усложняли. У них поначалу не было высоких целей. Лишь бы выжить, сделать себя неуязвимыми для оружия конкурентов. Теперь их интересуют совсем иные материалы, излучения... Ваши допотопные заводики в России их больше не интересуют. Так что не вздумайте больше воевать. Вы только все испортите. Бывшие террористы остаются на Земле последние дни. Скоро на Земле не останется никого из них.
- А как же другие люди? Может, они тоже хотят быть такими же добрыми и могущественными?
- Это надо еще заработать. Из-за того, что план Машина не реализовался полностью, развитие пошло стихийно, человечество разделилось. В жестокой и глупой борьбе одни ушли далеко вперед, большинство задержалось на месте.
- Значит, опять все повторится? Опять будут новые террористы, война и т.п.?
- Нет. Не повторится. Теперь люди знают, из чего и как появился терроризм. Они не допустят повторения этого витка.
- Так выходит, что мне не надо никого спасать?
- Надо. Надо спасать мир от тех людей, которые рвутся спасать этот мир. Так что наибольшую пользу ты принесешь, если оставишь Россию в покое.
- Но я не могу бросить ее! Я хочу что-то сделать! Может быть, даже пожертвовать собой, но ради чего-то стоящего!
- Ах, Александр Степанович! Вы и так много сделали. Но больше вы не нужны.
- Как! А другие люди, Сверлов, партия, вся наша борьба? Неужели все это было ни к чему? Нет. Я вам не верю! Не знаю, от какой вы партии. Но я вас не понимаю. Ведь если бы люди не боролись за свое счастье, они бы так и жили в пещерах и мамонтов кушали! И даже не мамонтов. Собирали бы одни грибы.
- Ты сам все запутал, сынок. Конечно, все это было нужно. История людей - это и есть история борьбы, насилия, борьбы за кусок хлеба, за место под солнцем, борьбы по инерции, по причине животных инстинктов, доставшихся людям по наследству. Но как только разрываются эти биологические основы, так исчезает и борьба, а с ней кончается и история человечества. Для многих она уже кончилась, скоро они будут далеко и в то же время они будут всюду. Так что, сынок, не мучай тех, кто подзадержался. Теперь они сами найдут дорогу, теперь уже трудно сбиться с пути.
- Нет. Вы ошибаетесь! У нас в России идет борьба. Политические убийства. Того и гляди, начнутся репрессии. Может, это еще один виток?
- Нет. Это не виток, а так, завихрение.
- Это для вас завихрение, а для нас тяжелая насущная борьба! Что же мне так и смотреть, как гибнут товарищи?
- Ты все равно не сможешь им помочь. Только разожжешь страсти.
- Нет! Я смогу! Я буду стараться! Я не стану тратить время на вирус. Я буду спасать товарищей! Я продолжу дело великого Машина!
- Ты не успеешь.
- Я? Не успею? Для машины времени это понятие не существует!
- Все равно не успеешь.
- Это почему же?
- А потому, что твои палачи уже стучат тебе в дверь!
- Какие еще палачи? Что вы несете!
Сквозь сон Александр Степанович различил тревожный стук.
- За тобой уже пришли, сынок.
- Так что же вы мне зубы заговариваете! Нет! Я им не дамся!
Колымагин сделал отчаянное усилие и проснулся. Все было как прежде. Но где-то действительно раздавался громкий стук. "Уф! - Подумал Колымагин. - Приснится же такое! Это, наверное, гвозди заколачивают, а я подумал Бог весть что!"
Великий ученый отворил дверь в кабинет и услышал:
- Гражданин Буков! Именем революции! Откройте! Вы арестованы! Откройте, иначе будем стрелять! Мы знаем, что вы здесь! Откройте! Дворец оцеплен!
- Но я ни в чем не виноват! - Возмутился Колымагин, не открывая двери.
- Вы подозреваетесь в убийстве товарища Гамадрилова!
- Как! Разве он уже?..
В дверь снова стали ломиться. Колымагин бросился в комнату с телевизорами. Сзади послышались выстрелы. "Хорошо, что Сверлов предусмотрел этот случай." Подумал Александр Степанович. Действительно, вождь мирового и российского пролетариата заказал такую дверь, что если по ней бить, то она автоматически запирается на дополнительные запоры. А здесь, в маленькой комнатушке был и потайной ход. Но Колымагин не собирался им пользоваться. Ему надо было выиграть время. Немного.
Отодвинув фальшивую стену, великий ученый проник в тайник. Здесь стояла машина времени. Самый лучший, мощнейший экземпляр. На всякий случай.
"Хорошо, что я заминировал все телевизоры! Ну-ка, сколько их там размножили? Ух ты! Как размахнулись! Почти двадцать семь тысяч! Ну, сейчас я их порешу! Нет! Сначала надо мои!" Александр Степанович взял приготовленную заранее кувалду и подошел к экранам. Тяжело вздохнув, он поднял инструмент. Работал великий ученый с вдохновением. Давно он не испытывал такого подъема. Наконец, удивительная техника превратилась в тривиальный мусор. Колмагин даже вспотел.
В коридоре тоже что-то жахнуло. Александр Степанович догадался, что это воюют с дверью. Но дверь была личным изобретением Сверлова. Конечно, Колымагин придумал бы что-то получше, если бы захотел. Но и Андрей Михайлович оказался не промах.
Колымагин сел в машину времени и хотел нажать кнопку. Но остановился. И стал осматривать Центр наблюдений. "Там же люди!" - Пронеслось у него в голове. С помощью своей удивительной техники он передал на громкоговорители в Центре сообщение:
- Слушайте все! Слушайте все! Говорит Буков, он же Колымагин! Немедленно всем покинуть Центр! Через минуту он будет взорван!
Наблюдатели сразу осознали опасность и ринулись к выходам. Охрана пыталась остановить их и даже начала стрелять, но была смята и бросилась вслед за всеми.
Немного выждав, Колымагин нажал кнопку. И все колымагинские телевизоры разлетелись вдребезги. Центр почти не пострадал. Только кое-где начались пожары.
В этот момент дверь в кабинет Сверлова рухнула.
Незваные гости принялись ломиться в каморку.
- Вы арестованы, гражданин Буков! Сопротивление бесполезно!
"Это мы еще посмотрим!" - Подумал великий ученый и рванул большую рукоятку.
Группа вооруженных чекистов ворвалась в комнатушку с оружием наготове.
- Вы арестованы! - Кричали вошедшие и озирались.
Комната была пуста, если не считать груды осколков.
"Нашли кого арестовывать! - Радовался великий путешественник, летя где-то в просторах времени. - Я еще вернусь! Я им покажу, где раки зимуют! Вот так-то, Платон Поликарпович! Ну, где теперь мои палачи? Теперь меня никто не догонит! Даже террористам такое не снилось!"
Через несколько мгновений Александр Степанович увидел перед собой дощатую дверь сарая с большими щелями. "Наконец-то, я дома! Надо отдохнуть. А то, будущее время от меня не убежит! Некуда ему бежать. Оно еще впереди. Оно ждет меня! Теперь я знаю, что надо делать! Во-первых,... я навещу Берту! А не жениться ли мне? А что? Конечно, видок у меня не очень. Но ведь она меня любит. А любовь зла! А, женюсь, пожалуй! У нас будут детки. Много деток! Но увлекаться особо не следует. Надо подумать о других. Да, а где мы будем жить? В ее времени или в моем? Здесь мне как-то привычнее, а то у них столько требований! Нет, все-таки у нее интереснее. И наши допотопные удобства ей, наверное, не понравятся. Ладно! Пусть она решает! А лучше махнем куда-нибудь в каменный век. Домик с собой возьмем. Разборный. Ну, роботов с десяток. Местное телевидение наладим... Нет, так, пожалуй, далеко зайти можно! Что это я все о себе? О других надо! И прежде всего, о товарище Машине! Я его не пущу в этот дурацкий лифт, который наши соотечественники прислали. Или нет, лучше я сам сделаю ему лифт! Уж мой-то не застрянет! Пусть товарищ Машин катается на здоровье и спокойно ведет человечество к светлому будущему. А я буду ему в этом помогать. Если он захочет, конечно. А не захочет, я все равно буду помогать. Тайно! Хотя нет... Надо подумать! И вообще, я больше не буду ввязываться во всякие жуткие истории. Рисковать надо только по делу! Так говорил Сверлов. Хотя так ли он всегда поступал? Все равно, он многому меня научил. А сколькому еще я научусь сам!"
С радостными мыслями, полный творческих планов, великий ученый вошел в дом.
- Здравствуй, сынок... - Сказала растерянно бабка Матрена и развела руками. - А к тебе гости...
- Гражданин Колымагин? - Раздалось откуда-то сбоку.
И великий ученый увидел троих в кожаных куртках.
- Нет! - Заорал он. - Нет!! - И прыгнул обратно в дверь.
Александр Степанович бросился к сараю и стал поспешно открывать старый замок. "Неужели я перепутал время? Не может быть! Или кто-то другой перепутал? Но кто?!" Дрожащие руки никак не могли засунуть ключ в скважину. Тут сзади на Колымагина навалились.
- Дайте мне одну минуту! Всего одну минуту! - Взмолился Александр Степанович.
- Что, с конем попрощаться? Ха-ха-ха!
- Да, да! С конем. Он у меня здесь в сарайчике.
- Прекратить балаган! - Сказал один из троицы. - Увести!
После случившегося бабка Матрена прожила еще шестнадцать лет. Она все ждала своего постояльца, берегла его нехитрое наследство. Но тот так и не вернулся. Вскоре после смерти Матрены в Половиновске вдруг развернулось жилищное строительство. Старый дом разобрали. А с сарайчиком даже не стали возиться. Прошлись по нему бульдозером, и все.
О дальнейшей судьбе Колымагина неизвестно почти ничего. Говорят, что в заключении он все рассказывал какие-то сказки. Но над ним только посмеивались. Потом он заболел. Фельдшер даже хотел дать ему лекарство, но подумал, что незачем попусту тратить медикаменты, и отдал лекарство какому-то уголовнику, пообещавшему щедро расплатиться.
Умер Колымагин в 1942 г. На Колыме.
Могила его до сих пор не найдена.
Впрочем, некоторые оптимисты еще надеются получить весточку от великого ученого и путешественника. Ведь время, в котором он путешествовал, еще не пришло. Отдельные фантазеры даже считают, что надо подождать там Колымагина и предупредить о том, что его ждет. Тогда, мол, все, все будет по-другому.
Конец
Обсуждения Путешествия Колымагина. Гл.36,37, заключительные