Пустота. Мир поглотил его бездонной пастью тьмы. Мысли скомканными слёзами рутины давили ему на разум, вызывая спазмы безмолвия в океане слепой ярости ко всему живому. Сергей смотрел в призрачный квадрат полузакрытого старыми шторами окна, а оттуда на его тупо смотрело серое безразличие неба сквозь приспущенные изорванные ресницы туч. Он достал помятую пачку сигарет и закурил. Нервные кольца сизого дыма поднимались к потрескавшемуся потолку, где растворялись в черной паутине трещин.
Пустота. Эта была не божественная пустота, к которой склоны буддисты, а некая безликая тень какого-то бреда. Цифра 222 преследовала везде. Будь он в дороге, его взору попадает знак 222 или это мимо проехавшая машина и так везде и всюду.
Агонией воспаленного похмельным отбросом разума приходили кошмары сна. Кадры безвольно менялись, оставляя в душе изгрызенные чумой забвения раны, которые покрывались язвами боли и не давали покоя ему по ночам. Он просыпался среди ночи, оттого что всё тело связывало в узел судорогами, и холодный пот заливал ледяной росой глаза, разъедая их щелочью бессилия. Мысли в диком хаосе лихорадочно бились о стенки хрупкого как хрусталь черепа в слабой надежде вырваться из плена этого каркаса и раствориться в пустынной мгле безропотной ночи, где они могли бы слиться с потоком ветра и найти достойное себе применение.
Пустота. Разочарованием нелепого домысла его окружала дымка невысказанных речей всему человечеству. Хотелось высказать всё, что накопилось за последнее время. А накопилось столько всего, что если б все его мысли можно было бы собрать в нити и исткать ковер, то им бы хватило накрыть весь этот колючий словно ёж городок, да так чтобы тот навеки вечные заглох в тени его. Но, увы, Сергей был не из таких людей, которые славятся своёй красноречивостью; он был из таких, про которых говорят просто и неброско «ЛОХ» ставя на нём клеймо Унижения. И тогда такой человек беспомощностью мухи попадает в сети пренебрежения, где каждый пауком хочет высосать из него всё: душу, разум. Так и получаются зомби: люди лишённые смысла жизни.
Сосуд души был пуст как тусклый квадрат студенческого общежития, в котором влачил своё жалкое существование Сергей. И не было не чего такого чем бы его можно заполнить. Всё вокруг было чёрствым и покрыто смрадной плесенью злобы и ехидства.
Сергей загнанным зверем ощущал себя в этой клетке неким микроорганизмом, до которого некому нет дела. Он молча встал и подошёл к столу. Начал истерично перебирать диски с музыкальными записями. В руки попал любимый диск Игоря Талькова, и он включил песню «Я вернусь». Внутри его сознания что-то червём зашевелилось, неожиданно у него произошёл всплеск затаившихся эмоций, и ему захотелось этот момент запечатлеть на бумаге. Серей взял листок бумаги, ручку и строки печатью приговора легли на белое поле листа:
Я сегодня совершенно спокоен.
Ни боли, ни унижения.
Только Блаженство Бытия и Покой,
И ни капли сожаления.
Кровь секундами – Жизнь мне измеряет,
На пошарканный пол капая.
Уже Ангел в алом пледе встречает,
Такой же Отшельник, как и я.
…Сергей пристально всматривался в рубиновый круг солнца, что Всевидящим Оком наблюдало за ним сверху, утопая в крови заката. Оно равнодушно смотрело на этого маленького человечка, который мелкой рыбёшкой метался в огромных водах людской алчности и теперь запутался в сетях огромного мира. Ветер, холодной лапой трепал его предательски подталкивая к решительному шагу. Сергей вцепился двумя руками в голову невыносимая боль лицемерия всего окружающего била по вискам, будто хотела выбить из него остатки разума.
Он сделал шаг и полетел вниз. Всё происходило, как в кино в замеленном виде. Казалось, жизнь на мгновенье приостановилась, словно давая ему последний шанс насладиться тем, чего он не ценил, когда у него была такая возможность.
Этажи как шкала жизни проносились мимо его взора, с каждым разом приближая его к порогу бытия. Холод. Тьма. И снова пустота…
Пустота. Эта была не божественная пустота, к которой склоны буддисты, а некая безликая тень какого-то бреда. Цифра 222 преследовала везде. Будь он в дороге, его взору попадает знак 222 или это мимо проехавшая машина и так везде и всюду.
Агонией воспаленного похмельным отбросом разума приходили кошмары сна. Кадры безвольно менялись, оставляя в душе изгрызенные чумой забвения раны, которые покрывались язвами боли и не давали покоя ему по ночам. Он просыпался среди ночи, оттого что всё тело связывало в узел судорогами, и холодный пот заливал ледяной росой глаза, разъедая их щелочью бессилия. Мысли в диком хаосе лихорадочно бились о стенки хрупкого как хрусталь черепа в слабой надежде вырваться из плена этого каркаса и раствориться в пустынной мгле безропотной ночи, где они могли бы слиться с потоком ветра и найти достойное себе применение.
Пустота. Разочарованием нелепого домысла его окружала дымка невысказанных речей всему человечеству. Хотелось высказать всё, что накопилось за последнее время. А накопилось столько всего, что если б все его мысли можно было бы собрать в нити и исткать ковер, то им бы хватило накрыть весь этот колючий словно ёж городок, да так чтобы тот навеки вечные заглох в тени его. Но, увы, Сергей был не из таких людей, которые славятся своёй красноречивостью; он был из таких, про которых говорят просто и неброско «ЛОХ» ставя на нём клеймо Унижения. И тогда такой человек беспомощностью мухи попадает в сети пренебрежения, где каждый пауком хочет высосать из него всё: душу, разум. Так и получаются зомби: люди лишённые смысла жизни.
Сосуд души был пуст как тусклый квадрат студенческого общежития, в котором влачил своё жалкое существование Сергей. И не было не чего такого чем бы его можно заполнить. Всё вокруг было чёрствым и покрыто смрадной плесенью злобы и ехидства.
Сергей загнанным зверем ощущал себя в этой клетке неким микроорганизмом, до которого некому нет дела. Он молча встал и подошёл к столу. Начал истерично перебирать диски с музыкальными записями. В руки попал любимый диск Игоря Талькова, и он включил песню «Я вернусь». Внутри его сознания что-то червём зашевелилось, неожиданно у него произошёл всплеск затаившихся эмоций, и ему захотелось этот момент запечатлеть на бумаге. Серей взял листок бумаги, ручку и строки печатью приговора легли на белое поле листа:
Я сегодня совершенно спокоен.
Ни боли, ни унижения.
Только Блаженство Бытия и Покой,
И ни капли сожаления.
Кровь секундами – Жизнь мне измеряет,
На пошарканный пол капая.
Уже Ангел в алом пледе встречает,
Такой же Отшельник, как и я.
…Сергей пристально всматривался в рубиновый круг солнца, что Всевидящим Оком наблюдало за ним сверху, утопая в крови заката. Оно равнодушно смотрело на этого маленького человечка, который мелкой рыбёшкой метался в огромных водах людской алчности и теперь запутался в сетях огромного мира. Ветер, холодной лапой трепал его предательски подталкивая к решительному шагу. Сергей вцепился двумя руками в голову невыносимая боль лицемерия всего окружающего била по вискам, будто хотела выбить из него остатки разума.
Он сделал шаг и полетел вниз. Всё происходило, как в кино в замеленном виде. Казалось, жизнь на мгновенье приостановилась, словно давая ему последний шанс насладиться тем, чего он не ценил, когда у него была такая возможность.
Этажи как шкала жизни проносились мимо его взора, с каждым разом приближая его к порогу бытия. Холод. Тьма. И снова пустота…
Обсуждения Пустота