Пустынные аллеи

Они ждали, что со-всем скоро последние птицы взмахнут крыльями и покинут их до весны. Они ждали оди-ночества…

По тёмным аллеям бесшумно кралась Осень, лишь изредка нарушая тишину шеле-стом золотого платья из кленовых листьев. Она хотела сделать всем сюрприз! Но порой осколки бутылочного стекла впивались в её нежные ноги, и тогда она роняла слёзы от боли, но всё же шла дальше. Небесам было так жаль её, что они тоже начинали ронять на землю капли дождя, которые промывали раны на ногах их нежданной гостьи.

Рядом с Осенью шла девушка. В руках её был мольберт и краски, из кармана пальто торчали две кисточки. Она была личным художником Осени.

Ещё несколько шагов, и они остановились.
-Вот здесь!- воскликнула Осень, восторженно глядя на древний дуб, который раскинул свои ветви так, точно приглашая Осень присесть на них. Ей хватило одного взгляда, чтоб понять это. Ей хватило одного лёгкого прыжка, чтоб ветер подхватил её лёгкое, почти прозрачное тело, и перенёс на ветви дуба, как упавший лист, вскружив ей голову.

-Начинай!- с радостным нетерпением крикнула Осень, счастливо улыбаясь.

И девушка принялась за свою тонкую работу, работу художника. Её кисть скользила по бумаге легко и непринуждённо. Ни девушка, ни Осень, ни время не знали, сколько это всё длилось. Синие глаза девушки были грустны…

Вдруг в тишину аллей ворвался голос скрипки, непонятно, откуда взявшийся в мол-чании увядающей природы. Девушка вздрогнула. Кисть её замерла, рука дрогнула. Осень удивлённо обернулась назад, чтоб узнать, кто помешал им, но она никого не увидела. Лишь ветер кружил вокруг них листья и печальную песнь скрипки, которая то взлетала, как птица в небеса, то падала наземь осиновым листом и рассыпалась на мелкие осколки прозрачного дождя. Ветер слился со звуком и драконом вился вокруг немногочисленных слушателей. Забыв о работе, девушка машинально последовала за скрипичными перели-вами. Осень недовольно хотела окликнуть свою художницу, но слова застыли в ней, не смея прервать пение.

Скрипка заиграла вальс. Протяжный и печальный, он усыплял разум и будил сердце, слух, глаза. Он, как горный ручей, вился меж ветвей старых дубов, нырял в дупла и выле-тал из них эхом, натыкаясь на преграду, разрывался на тысячи переливов и форшлагов.

Она шла за ним, как в самом волшебном сне, как в самой старой и давно забытой сказке из детских невинных грёз. Ноги вели её туда, где в глаза лился свет музыки; туда, откуда не было выхода - в музыку, таинственную и завораживающую.

Девушка остановилась и очнулась. На пьедестале стоял молодой скрипач. Ветер тре-пал его чёрные, как перо ворона, волосы, развевал красный шарф, распахнув чёрное паль-то, а он всё играл. Играл! Играл… Он сам был властелином звука и рабом музыки. Он был весь в её власти. Он жил ею. А девушка стояла за деревом и смотрела, безотрывно следя за каждым его движением, каждым наклоном. А он играл и не замечал её.

Сзади подкралась Осень и, загадочно улыбаясь, прошептала:

-Смотри. Смотри внимательно, как я его уведу у музыки и у тебя!- и, подбежав к нему, накинула ему на плечи шаль из увядающих цветов, цвета солнца. Её янтарные глаза лукаво сверкнули. Он остановился, скрипка опустилась, звуки застыли в стеклянном воз-духе и стали медленно превращаться в прошлое. Скрипач слепо следовал за янтарными глазами своей новой хозяйки, забыв обо всём на свете. «Только бы видеть эти глаза, эти глаза, глаза…»

А девушка стояла за деревом и печально глядела вслед уходящим. Ветер трепал русые волосы, но теперь он был безмолвен…

Древний лес шуршал опавшей листвой. Листья спорили о том, скоро ли придёт зима, и скоро ли они станут ничем видным, но чем полезным… Они спорили, а ветер, холодный и влажный, шептал им, что ждать уже не долго. Он давно знал Зиму. Он восхищался ею, всем рассказывая о её величии и достоинстве. Он всё твердил, что Зима приходит всегда в белом платье, сверкающем под лучами холодного, остывающего солнца. Она белая-белая, как мечта, чистая, как душа младенца, непредсказуемая, как мысли душевнобольного… Она степенная и стремительная, мягкая и жестокая, добрая и скверная, красивая и смертоносная… Он всем рассказывал об их любви: «Она любит меня! Только при ней я могу вытворять всё, что только пожелаю!»- хохотал он и улетал в поднебесье, а листья оставались лежать на земле и недовольно роптали, что этот безобразник ветер итак делает всё, что только ему вздумается. Но не все листья так уставали за лето, чтоб теперь валяться на земле, слушая сплетни о ветре и о зиме. Некоторые стремились вслед за ветром, хотели подняться ввысь, но всё равно опускались. Им было так жаль полёта, что они побыстрее скручивались и старались уснуть вечностью, чтоб забыть о своём несчастье.

Она шла медленно, но настойчиво. Казалось, ничто не могло её остановить. Но она не сильно торопилась достигнуть своих законных владений.

Пускай, пускай все радуются, что её так долго нет, пусть Осень мучает всех пере-менами настроения: она же всё время то смеётся, то плачет… Настанет момент, ко-гда всё это закончится… Настанет покой…Покой и благоразумие… Отдых от этих не-послушных и непостоянных…От них нигде нет спасения!..

Никто не ждал, никто не мог предсказать, когда, но день настал – она явилась во всём величии своём неподражаемом. Она набросилась на пустынные аллеи без предупре-ждения, бросив на них сноп снега и мгновенно превратив их в ледяные изваяния. Нет, им было не холодно – им было всё равно, они спали.

Он подошёл к своему любимому месту и замер: на свежем снегу были свежие следы – тонкая дорожка, остановка точно по центру пьедестала и на некотором расстоянии че-тыре углубления в снег по вершинам квадрата. На снегу кое-где были брызги красной краски, иногда жёлтой и зелёной, но они были так малы, что их можно было разглядеть лишь приглядевшись. Но заставило остановиться его не это. На засыпанном белыми кру-пинками пьедестале лежала красная роза, перевязанная белой лентой.

Снег пошёл хлопьями, холод отступил. Скрипач, хотя и без своего инструмента, присел на край возвышения, на котором планировали поставить статую, но это было так давно, что об этом все забыли. Он взял в руки уже присыпанную свежим холодным пухом розу и стал смотреть, не видя её.

Из-за дерева вышла новая хозяйка тёмных аллей. Она долго смотрела на музыканта – он был недвижим. Ветер, её фаворит, игриво откинул со лба седые волосы и погладил нежный лоб Зимы. Её синие ледяные глаза были печальны. Она подошла к нему, погладила по русым волосам, оставляя за пальцами след из узорчатого инея, и молча села рядом.

Снег падал медленно и ровно, ему было всё равно – он, в глубине души, если, конечно, она у него была, спал…

На ветке тяжёлого дуба, который вздыхал под порывами пьянящего ветра, сидела и роняла холодные слёзы неприметная девчонка с косичками льняных волос, с расстроен-ными глазами цвета весеннего неба, с худыми плечиками, с длинными пальцами… Не-складная и милая в своей угловатой прелести. Под дубом была лужица оттаявшего снега, местами грязного, но уже не такого холодного, как зимой.

Она плакала над историей, которую ей рассказали здешние птицы. История была та-кой грустной, что она не могла сдержать чистых детских слёз, которые теперь капелью звенели, эхом разносясь звоном по древнему лесу…

Птицы кружились вокруг этой чистой, как первый подснежник, девчонки, которая так безутешно теперь сидела на ветке дуба и сожалела над историей, которая поселилась именно в этих, именно здесь, в пустынных аллеях, желая утешить её, но их трели не за-бавляли её, их задорный щебет не мог прекратить этих детских слёз…

Эта история началась золотой осенью, вскружённая водоворотом обострившихся чувств, но не замёрзла под ледяным дыханием вьюжной зимы… История художницы и скрипача. История, исход которой не могли угадать даже вековые дубы и ясени, ивы и хитрый терновник.

От его музыки зима сменяла гнев на милость и, посыпая землю белыми цветами, ко-торые тут же таяли, стоило им коснуться тёплой ладони. От его музыки хмурые морозы отступали, и выглядывало холодное зимнее солнце. От его музыки птицы летали шустрее и веселее щебетали, предчувствуя скорый приход их любимицы Весны.

Под её кистью расцветали новым блеском снежные цветы. Под её кистью обретали новый цвет закатные холмы вершин деревьев. Под её кистью оживали тени рассветных бликов на снегу. Под её кистью по-новому плясали искры ночных звёзд у ночного кост-ра…

Но они никак не могли встретиться. Он не знал, кто кладёт ему красную розу на бе-лый снег, она не знала, что всё гораздо проще, чем ей кажется. Они так и ходили, как солнце и месяц, зная, друг о друге, но, не имея возможности встретиться.

И лишь однажды, когда сумерки спустились на кроны спящих дубов, когда сумрак изворотливо проник между толстых стволов и заполонил пространство, она, сидя у своего одинокого ночного костра, услышала плач его скрипки. Как всегда мелодия лилась, как горный ручей, стремясь и извиваясь, точно свободный дракон его души, расправивший крылья, купаясь в собственной силе и прелести. И она пошла, ведомая музыкой, зовущей прочь от холодных дней и ночей, прочь от людского равнодушия и боли собственного сердца. Неожиданно хрустнул сук под ногой…. Музыка замерла.

-Кто здесь? Выйди!- крикнул он в темноту, уже окончательно овладевшую лесом. Она замерла за огромным, в три обхвата, стволом могучего дерева. Сердце билось, точно пламя свечи на сквозняке.

-Выйди! Кто бы ты ни был! Я не обижу тебя…- уже тише, с какой-то необъясни-мой надеждой вновь сказал он. Шаг, второй…

Из-за ствола, точно тень навстречу ему шагнула девушка с тонкой кисточкой худож-ника и с красной розой в руке. Её глаза были опущены, а холодный, поднявшийся из ни-откуда, ветер откинул длинные волосы назад.

-Так это ты?- только смог спросить он. Неужели, увидев её лицо, лицо той, кото-рая безмолвно сопровождала его здесь, он только это и спросит? Неужели так ничего о ней и не узнает? Но что спросить у той, которая предпочла остаться в тени собственных гонений и сомнений?

-Да, я,- она смогла поднять на него глаза, полные отчаяния и грусти. Глаза, в ко-торых слились отблески костра и тепло горячего чая… Такого уютного и ясного!..

Его взгляд казался ей гневным и поразительным. Такого она не встречала ни у кого. Но ничто не могло сравниться с его музыкой! Какой души должен был быть человек, иг-рающий такую прекрасную музыку?

Её глаза были удивительными! В них была и грусть и радость, и смех и слёзы, и ужас и восторг! Их цвет, тёплый, но осторожный так и манил за собой куда-то туда, где всё хорошо, просто и радужно!.. Но чтоб туда попасть нужно пройти сквозь лёд её сомнений и огонь её убеждений…

Ветер завыл, страшно скрипя массивными стволами. Сонные деревья застонали, встревоженные его порывами. Снег повалил так, точно на небе распороли огромную пу-ховую подушку. Она шатнулась в сторону и исчезла из поля его зрения.

-Постой! Не уходи! Подожди!- кричал он, пытаясь догнать её в молочном мраке. Но ветер разбрасывал его слова в разные стороны, а снег стремительно засыпал её нечёт-кие следы.

Что-то толкнуло её прочь. Наверное, сильный ветер. Да, да… Прочь отсюда, к оди-нокому костру, догорающему в холодном мраке суровой зимы. Но где же он? Где этот островок тепла, который был так неблагоразумно покинут? Но, похоже, злой ветер задул его, колючий снег засыпал пепелище, мрак запутал след.

-Останови это безумие!- крикнул он той, что подняла бурю.

-Нет,- так же спокойно и холодно, как и всегда, сказал она, глядя прямо в глаза, замораживая любую попытку к сопротивлению.

-Но почему?..- устало и отчаянно одновременно, воскликнул он.

-Ещё не время…- ответила она и растворилась, оставив после себя лишь малень-кий торнадо из оседающего снега.

-И неужели он не бросился искать её?- всхлипывала девчонка, откидывая непо-слушные косички.

-Он не смог,- шепнул ветер.
-Жаль… Очень жаль,- вздохнула девчонка, роняя последнюю слезу.

Она убежала куда-то в даль, где нет разочарований, слёз и грусти. Туда, где светит радостное солнце. А на месте, куда ступала она своей босой ножкой, из-под снега проби-валась свежая радостная и сочная трава. Вода в лужице вскоре высохла, и из земли выгля-нул первый цветок – белый подснежник, вестник того, что Весна пришла.

Звонко смеясь и щурясь на тёплое солнце, убежала девочка-весна вдаль, туда, где всегда цветут яблони и вишни, где всегда звонко щебечут птицы, туда… где, как сказал бы какой-нибудь циник «царит вечная утопия наших мечтаний». Вместе с ней унеслись воспоминания о холодной зиме, и уж точно ушли в неизвестном направлении мысли об осени. Было только предвкушение знойного лета в зелёном обрамлении зелёных крон де-ревьев, с кляксами всех цветов радуги после освежающего летнего ливня.

Пустынные аллеи замерли в ожидании этого солнечного чуда. Хотя… Нет, замерли не то слово. Они просто чуть приостановили бег времени, чтоб не сойти с ума от восторга от прихода их новой Гостьи. Птицы уже не порхали в головокружительном вальсе весеннего безумия, молодые листья на старых ветвях самодовольно поблёскивали в лучах разомлевшего солнца. Ветер лениво перепрыгивал с дуба на иву, с ивы на ясень, с ясеня на тис… И так бесконечно в неизвестность.

В тот момент ветер в очередной раз чуть не оступился и не обрушился на нижние этажи дуба, но он так и застыл, видя то, чего так долго ждал. Она шла степенно, точно красуясь в собственной непередаваемой прелести. Её золотые с красным отливом волосы были заплетены в две толстые косы, в которые были вплетены цветы вьюнка с их бело-розоватыми чашечками… На голове был огромный венок из всех цветов: маки, ромашки, лилии, пионы… всё это благоухало и цвело всем размахом безумия цветов.

Её шёлковые одежды развевал ветер, точно купаясь в волнах воздушной простоты, но всё же непередаваемой утончённости и королевской грации. Она шла босиком по на-гретым дорожкам аллей. Тяжёлый дуб зачарованно вздохнул, глядя на естественную кра-соту этого лица. Ясень восторженно проводил её взглядом. Тис обречённо влюбился, взглянув в эти изумрудно зелёные глаза в обрамлении чёрных, как уголь, ресниц.

К ней на плечо приземлился сокол. Что-то клекотал ей на ухо… Взмах, и его уже нет. Он уже в небе чертит зигзаг собственной свободы. А его бывшая спутница, которой он что-то рассказал, нахмурила брови и направилась в центр Пустынных аллей. Там на пьедестале сидела девушка с кисточкой в руках и смотрела в небо. Рядом стоял мольберт, на котором была только что дорисованная картина с розой и скрипкой… Глаза девушки были грустными и светлыми. Цвета полуденного неба в летний час. Длинные русые волосы были собраны в хвосты и лежали каждый на своём плече, разделённые… похоже, она не собиралась уходить.

-Так-так,- прошептала новая Королева Пустынных аллей и удалилась в противо-положном направлении. Она перенеслась вместе с ветром туда, где сейчас стоял одинокий скрипач, беспричинно опустивший скрипку.

-Почему ты не играешь?- она бесшумно вышла из-за дерева.

-Потому что мне некому играть…- ответил он, не поднимая головы.

-Тогда, сыграй для меня!
-Я не хочу играть ни для кого. У меня даже нет музы…- он поднял на неё усталые глаза.

-Я не верю в это!- рассмеялась обладательница зеленых глаз. –Ты будешь играть!

-Нет,- однозначно ответил он.
-Будешь! Будешь!- она, безудержно и заразно смеясь, схватила его за руку и по-тащила за собой.

-Куда ты бежишь?!- он едва поспевал за Летом.
-Уже никуда! Смотри и играй!- она остановилась перед пьедесталом, где сидела художница. Та удивлённо посмотрела на Лето, испуганно на скрипача. Он ничего не по-нимал, но Лето взяла его руку и руку девушки, которая уже стояла рядом, тоже не пони-мая происходящей ситуации. Лето вложила её руку в его и подтолкнула прочь из Пустын-ных аллей.

Они растворились в зеленоватом мареве летних дней, уйдя из пустынных аллей, чтоб не вспоминать те времена холода и печали, чтоб начать новую жизнь.

Лето осталась в одиночестве и присела на пьедестал. К ней игриво подлетел ветер.

-Вот и закончилась история скрипача и художницы…- вздохнула она.

-А может, только началась?- прошептал ей ветер.
-Может быть. Знаешь, я столько видела, столько слышала… Да, ладно. Не важно. Ещё две души нашли друг друга.

-Тебе жаль себя?- ветер вился вокруг неё хитрой змеёй.

-Жаль?.. Нет, мне ничего не жаль. Мой путь одиночки…

-Но почему твои глаза грустны, зеленоглазая?..
-Потому что мне грустно…- ответила она и погрузилась в собственные мысли. Ве-тер ещё какое-то время витал вокруг неё и вдруг взвился высоко в небо, закружился волч-ком, сгоняя к себе облака и пугая птиц. Лето не заметила, как собрались тучи. А ветер всё кружился и набирал обороты.

Раскат грома. Молния. Другая, третья. Гроза неистовствовала. Деревья гнули свои тяжёлые кроны. Ветер хохотал где-то в небесах. Дождь хлестал.

А Лето так и сидела под пронизывающими насквозь струями холодной воды. Вода почти смысла с забытой картины розу со скрипкой, кисточку куда-то унёс образовавший-ся ручеёк, скрипка стала ударной установкой ливня…. Никто не заметил, как Лето ушла оттуда. Ушла, чтоб хранить в себе свои дожди. Ушла, чтоб её любили все, кто радуется её солнцу, её зелени, её ветру. Ушла, чтоб завтра с утра вновь всем улыбаться и дарить теп-ло. Всем, а не кому-то одному…