– Тебе и это известно? Когда считать успела?
– Эмиль, активируй части, более того, встраивай их в условия этой реальности. Считай, что ты там же, где и был, только пройдя через портал мерности, находишься в неком ограничении. Взамен же имеешь творческое начало. Всё тебе доступно и под силу, ведь ты прошёл сквозь её тело, но идеи, сути и смыслы всего сохраняются в той возвратной зоне.
– Как же я смогу ими воспользоваться?
– А как ты пользуешься всем остальным? По аналогии, по знакам и признакам, проникновением в глубину вещей. Да не знаю я как! – Визи сердилась, и Эмиль перестал задавать вопросы.
Последний путь
– Пошли уже, человек-вопрос, – успокоилась она немного, – с гравипланом и то проще справляться, вернее, достигать взаимопонимания и взаимодействия, чем с тобой. Адаптер твой совсем не развит, что ли? Всё тебя беспокоит, всё тебе понять хочется, всё застопорить связями. Неоправданный перерасход потенциала на тормозную систему. Ограничение развивающих тенденций…
Эмиль не слушал, он понимал, что его состояние далеко от необходимой дееспособности, но и не мог понять, почему он с таким трудом проникает в своё новое задание. Наверно, потому что оно второе, и ориентир есть пока только на первое. Хотя с этой точки зрения ему повезло: снова, как и тогда, неожиданно возник толковый помощник. Может, насчёт толка говорить рано? Действительно, надо бы перестать тратить энергию и, вообще, пора перейти в активацию духа.
… сейчас всё и решится, – закончила свои причитания Визи, – и в этот самый момент рядом приземлился аппарат, подобный тому, что был у них. Из кабины вышло двое, готовые задать стандартные вопросы, но Эмиль опередил их:
– Все-таки летают, – обратился он к Визи так, будто это было предметом их спора. А после сразу же насел на прилетевших, – если вы хотите избежать неприятностей, то должны припомнить тех молодых людей, которых подобрали третьего дня. И не дай бог, с ними что произошло.
«Сейчас если ответят, то всё это своеобразный виртуал, – подумал он про себя, – тогда можно гнуть свою линию, зная, что контакт идёт на программном уровне».
– Подобрали, подобрали, – ответил один спокойно, – и вас сейчас подберём.
– А мы, собственно, на то и рассчитывали, идя по их следу, так что никуда вы не денетесь и не отвяжетесь от нас, пока не доставите туда же, куда и их, – с этими словами Эмиль уверенно направился к аппарату.
– Не бойтесь, – продолжила его тактику Визи, – вам ничего не грозит. Пока. Но и выяснять бесполезно: в доступных вам базах данных на нас ничего нет.
– Разберёмся, – уже не совсем уверенно произнёс всё тот же пилот, захлопывая за ними дверь.
Аппарат бесшумно набрал высоту, вышел на заданную траекторию и вскоре так же бесшумно приземлился. Через пару минут они уже были в закрытом помещении.
– И что дальше? – спросила по инерции Визи, пока они шли коридором.
– Ты ведь первая начала этот путь, а камикадзе, как известно, в конечном счёте, всегда добивается своего.
– Очень смешно, Эмми-эль.
Сопровождающий посмотрел пристально, оставил их в небольшой комнате и вышел. Через время в его сопровождении вошёл другой, видимо, более компетентный представитель местной системы.
– Этот аномальный участок неба, словно решето: сыплется сквозь него невесть-что, и думай потом, что с этим делать. Говорят, какие-то космические программы входят, а мы пока только иномерцев отлавливаем. Ни нам от них пользы, ни им от нас, – посетовал сопровождающий и уставился на Эмиля.
– Сейчас определимся, что здесь за специалисты, и каким образом оказались они в закрытой зоне, – приступил к своим обязанностям старший, тоже как-то подозрительно рассматривая доставленных.
– Пространство Рения в сфере Лита никто не знает лучше Гном-эля, – произнес неожиданно для самого себя Эмиль когда-то услышанную фразу, и, видимо, не случайно: уж больно похож был этот начальничек на то видение из его полусна.
– Начало интересно ровно настолько, чтобы я согласился послушать дальше, – произнёс этот неторопливый, по всей видимости, узкоспециализированный человек, обнадёживая непрошеных гостей. А в голове Эмиля шло воссоздание всего увиденного тогда и моделирование возможного продолжения.
– Плато, горы, аномальная зона, наверняка здесь идёт выработка редких, ценных минералов.
Навязчивые мысли: «Зачем всё это, почему не так ярко, как у других», и неясные воспоминания, повторяющийся сон. Гном-эль когда-то мечтал стать Эльмонгом, а став им, никак не может разглядеть свой путь.
Есть закон, который гласит: «всё во всём». Первая производная его – «внутри, как вовне». Внутри – значит, в человеке, а вовне – это опять же во всём, и здесь требуется способность видеть, но прежде – слышать.
Вот я слышу шум добывающей техники.
Руда, в которой всё намешано, но чего-то больше в определенных зонах, чего-то совсем мало, есть пласты, есть жилы, есть самородки. Не так ли и в обществе людей, где тоже есть разные прослойки и тоже есть самородки?
Чем всё это перерабатывается, очищается, концентрируется, насыщается? Механизмами, аппаратами, технологиями, специалистами? С помощью чего? Воды, воздуха, химических и иных реакций, скрытым воздействием полей, огнём, в конце-то концов! Всем этим идёт образование чистого, нового, уникального. Не так ли и в социуме?
Гном-эль видел когда-то картину своего мира в форме огромных древовидных залежей, потоков рек и облаков вкраплений и хотел увидеть, что же дальше? Неужели Эльмонг до сих пор незряч? – Эмиль сделал паузу.
Увалень в элитной спецодежде колебался с принятием решения. Ведь такой уровень информированности было важно оценить с верной позиции её поступления или утечки. В этот момент зашел его помощник, принес видеопланшет и произнёс:
– Мастер Эльмонг, это должно быть важно!
Просмотрев информацию, громила напрягся, затем расслабился, даже улыбнулся.
– Я должен принять правильное решение, даже если не понимаю, как это может быть, и должен переступить через рамки правил и инструкций, потому что в вашем визите вижу проявление чего-то большего! Да, я иногда вижу тот сон, и, может, впервые сейчас получил какое-то его объяснение. И тебя в нём помню, а это уже нечто сверхъестественное. Мне известно также о твоём выступлении на высшем совете, и я могу расценивать это как высший допуск, даже честь для себя – событие, которое изменит, возможно, мой мир для меня. Но тогда, позволь ещё вопрос. Если всё это есть, то почему бы не сказать об этом открыто?
– Тогда это будет лишь во всём вне каждого. Каждый же может получить только изнутри вместе со способом, проживанием, обладанием и причастием. Внешнее же причастие внешним и останется. Со временем смоется и отшелушится. Это одно, второе же – в сопряжённости сферы жизни и порядка биосферы.
Для тебя, например, и ты об этом знаешь, таким порядком была литосфера, сейчас к ней добавилась гидросфера, атмосфера, социосфера, и ты это видишь; псисфера, инфосфера, ноосфера, и ты это осознаешь, начинаешь проживать. Ещё немного и ты выйдешь на следующий уровень экосферы. Но сейчас для тебя это просто приятные звуки. Из биосферы Литы Гном-эль перешел в биосферу всей Планеты. Теперь Эльмонгу открыт путь в биосферу Метагалактики, если только он устремится на это так же, как когда-то сделал Гном-эль.
– Появился новый смысл моей жизни. А кто эта очаровательная особа, если не секрет? – преображённый Эльмонг проявил неподдельный интерес к спутнице Эмиля.
– А вот общение с ней как раз позволит тебе ускорить процесс формирования и развития твоих скрытых потенциалов, – вдохновил его Эмиль.
– И что же от меня требуется взамен? – обрадовался Эльмонг.
– Думаю, ты уже принял правильное решение, – Визи улыбалась изо всех сил, – ведь если я не ошибаюсь, в этом месте как раз находится развилка, и отсюда идёт два пути: «транзит» и «отстой»?
– Понимаю, понимаю, вы не хотите выставлять перед Бюро не совсем отточенные детали своей миссии, ведь даже само возникновение отстойной ситуации говорит о недостаточной компетенции? – в свою очередь спросил Эльмонг.
– Но согласитесь: договоренность лучше, чем последствия и ответственность за утраченный по неосторожности разъезд, – парировала Визи.
– Ну, что же, ваш визит – это не просто визитка, под него можно списать многое, практически всё, так что мой ассистент вас проводит, – Эльмонг кивнул, прощаясь, и вышел, а Эмиль с Визи последовали за указанным служащим.
Они облетели довольно-таки большой круг, совершив две посадки, после чего пилот покинул их, сообщив:
– Ваш аппарат не подходит для следующего уровня, поэтому мы его оставляем себе взамен этого. Маршрут выхода известен автопилоту, только учтите: этот проход односторонний, по крайней мере, назад не возвращался никто, и мы его называем «последний путь». А так, в общем, удачи вам.
– Очень любезно с их стороны, – с иронией произнесла Визи, когда сопровождающий удалился, – особенно, если учесть, что в их собственном представлении – это явная смерть. Хорошо бы продержаться как можно дольше, не потеряв свои тела-носители, иначе миссия может преждевременно завершиться. Представляешь, ты пришёл один, вошёл в контакт сразу с несколькими сферами, выступил на Совете, где был представлен как сотрудник Бюро, и теперь перед тобой открыты все двери, к тому же никто не понимает, лечим ты, люмес или малтук. Осталась самая малость: добраться до пункта назначения.
Летательный аппарат начало плющить и размазывать. «Последний путь» или заканчивался, или начинался…
Часть 2
Время отсутствия
Четвертый раз группа Алима активировала портал, и четвертый раз их останавливал Агент Бюро. Он отмахивался от них, как от надоедливых детей, и молчал.
– Можешь хоть на вопросы ответить? – доставал его каждый раз Алим, и только на четвертый раз получил утвердительный ответ.
– Тогда скажи, что с Эмилем и когда, наконец, нас допустят к выполнению задания.
– С вашим Эмми-элем всё в порядке. Ему осталось отработать ещё две-три ступени, и тогда остальные выразители смогут к нему присоединиться для выполнения основной работы, – сообщил Агент.
– Чем же обусловлена необходимость его изоляции от группы? – не скрывала своего недовольства Яна, – ведь мы готовились вместе. Трудно ведь одному.
– Зачем вам знать все подробности игры с собственным небытием. Там есть у него группа поддержки, правда, из иной цивилизации, даже двух. Они прошли уже критическую точку, работающую затвором и не допускающую возврата. Теперь остаётся ждать, удастся ли им вскрыть печать основного терминала, или они застрянут в этом горизонте, и их снесёт на периферию. Будем надеяться на лучшее. Всё будет хорошо.
– А если нет? – поинтересовался Алим.
– Тогда пойдёшь ты, но тоже один, потому что работает пока единичный шлюз.
– Не нравятся мне все эти ребусы, – потёрла глаза Алина и вышла из взаимодействия. За ней вернулись и остальные.
– Что за сложности да предосторожности? – нервничала Яна.
– Всё и так идет очень быстро, – возразила Мила, – ведь из-за временной разницы прошло всего полчаса, а у нас есть целые сутки.
– Всё из-за запредельного переноса в девяносто два процента массы, – уверенно произнесла Алина. Неясно только, какой процент перенесённых возможностей у него…
… Аппарат принял прежнюю форму, и Эмиль осознал, что расплывалось только его восприятие из-за перехода в другой световой диапазон и соответственно другую мерность. Всё замерло.
– Вот вам и «дорога в никуда», – констатировала Визи, – если мы застрянем – придётся опять кому-то идти, повторять наш путь. Мне не привыкать, я почти всегда первой возвращаюсь из миссии. Всего один раз вернулась вместе со всеми. А как дела обстоят у тебя?
– Не торопись – дай вникнуть в происходящее, – уклонился от прямого ответа Эмиль и вслушался в тишину. Потом, будто пытаясь озвучить её, произнес:
Дилемма веры – безысходность… от пустоты...
Живя огнём, порой не знаешь... кто же ты... Живя огнём... но он-то знает, что всё воспринятое в нём он сам в себе и оформляет. И лишь когда приходишь в Дом... потом...
Приходишь ты из темноты, из пустоты.
Возможно, знать не знает дух, что за собою дверь скрывает, он должен выбрать то из двух, чему ещё не доверяет: пространство из небытия... где времени неведом счёт, где всё течёт, течёт, течёт... и нет забот.
Но кто поставит на учёт, когда ещё не начат счёт, поверит кто, посмотрит оком, кто завизирует? Порокам кто будет выставлять заслон, ведь нет ни качеств, ни имён, один ты или миллион... вас... где-то бродит?
Эмиль уловил подозрительный взгляд Визи и замолчал.
– Никогда не думала, что можно читать пустоту, – произнесла она.
– Да что ты такое говоришь? – удивился Эмиль, – это никак невозможно, это всего лишь мой отклик на неё. Нам предстоит жертва, я так полагаю? Чтобы насытить небытие, надо самому войти в него.
– Это уже наша фаза миссии, главное, есть осмысление, что и зачем надо делать, – взяла на себя роль руководителя Визи, – сначала ты пойдёшь движеньем, едва заметным полутленьем, ещё невидимым лучом, но так, чтобы родился признак, уже предвидимый огнём.
Потом пойдешь протуберанцем, соединишь ним два огня и будешь ждать, но не взрываясь, опустошаясь...
Для тебя всё обойдется лишь румянцем.
И вновь изменится задача: всему сопутствовать. Иначе удача будет мирно спать, и биовизы не видать, не осознать, и не постигнуть…
При этих словах её всё расплылось, сменило, видимо, свою мерность, а через мгновение на Эмиля, как ни в чём не бывало, смотрела прежняя Визи.
– Не удивляйся, – произнесла она, – так я перетекаю сквозь себя и выхожу на иное, закрепляясь там, проектируя события своего будущего. Это обязательно только в момент перехода в иное. А ты делаешь какую-либо внутреннюю перестройку? Если объяснишь как, то в следующий раз смогу и я попробовать так же.
– Объяснить «как», пожалуй, трудно, а вот «что», могу примерно. Это называется синтезприсутственный переход. К примеру, фиксируюсь я в восьмимерном пространстве, а восприятие моё одновременно имеет несколько модификаций: семимерное, там, девятимерное, шести. Это сложно для необученного, а по сути, примерно то же, что двигаться, ощущать, чувствовать и мыслить одновременно.
Хотя большинство, даже таким не очень владеют. Некоторым, чтобы подумать, надо остановиться. Или чтобы снизить болевые ощущения, наоборот, надо активно двигаться. Знакомо такое? Иногда только движение мысли позволяет ощутить смысл, который за нею прячется.
Подобные наработки, только в иных масштабах, позволяют перейти к похожим эффектам уже не на подпланах или в присутственностях, а в синтезе их.
– Говоришь вроде понятно, а сама технология осуществления как выглядит?
– Много работать надо с ключами, огнём разных мерностей, разными частями и копить, копить, пока произойдёт фазовый переход, эволюционный скачок, включение.
Мы долго будем сидеть в этом аппарате? По-моему, уже всё давно стихло, – ушёл от темы разговора Эмиль.
– Я жду, пока пройдёт сонастройка жизненно важных параметров, придёт внутренний сигнал своевременности, а ты – как хочешь.
– Да какая там сонастройка, если даже аппарат прошёл, без разрушения.
– Это ещё ни о чём не говорит. Лично я пока даже не вижу ничего через смотровое окно. А внутри, как-никак, мы защищены обшивкой, а, может, и полем. Ты же сам говорил, что кроме движения есть ещё другие параметры, которые даже более важны своей организацией.
Расскажи лучше о ключах. Например, что они собою представляют и зачем нужны? А то в общих чертах-то я понимаю, а так, чтобы естественность появилась, или простота, или радость владения этим инструментом достижения цели, так этого нет.
Ключи к успеху
– Эволюционное развитие духа идёт огнём. Но сам процесс строится определёнными законами. А ключи – это и есть те технологии, которые позволяют открывать новые двери, входить в иное подобие, пользоваться теми же законами, – пытался сформулировать Эмиль понятное определение, но никак не мог за что-либо зацепиться.
– Хорошо, вот нам сейчас предстоит столкнуться с новым, как к этому можно применить твои ключи? – поставила более конкретный вопрос Визи.
– Я уже вижу, что надо искать необычное решение, поскольку момент затянулся, да и ты как-то приуныла. Или я ошибаюсь?
– Хотела найти решение, как раз основываясь на твоих рассуждениях. В общем, мои сенсоры сообщают об угрозе. Мы как будто под многослойным колпаком, и лично моего опыта не хватает, чтобы решиться что-либо предпринять, – призналась Визи.
– Вот, видишь, ты сама и поставила задачу, и подсказала решение: нам надо объединить свои усилия.
– То есть попросту слиться?
– Опять в твоих словах есть подсказка, – обрадовался Эмиль, – надо слиться определённым образом.
– Ага, кто-то кого-то должен съесть, например, и стать вдвое мощнее, – пошутила Визи.
– Никак не пойму, где ты играешь, а где работаешь над решением задачи. Тебя не пугает ни потеря жизни любого уровня, ни количество затраченного потенциала. – Эмиль ещё не видел, к чему всё идёт.
– Ты уже доверился мне, Эмми-эль, значит, были соответствующие знаки. Ведь ты им доверяешь больше всего? – Визи изменилась в своей внутренней активации и вдруг произнесла, – что-то мне подсказывает, что мы на верном пути. Открылся проход, но очень необычный. Думай быстрее, Эмми.
– Да что там думать, если не думается, что суть искать, когда отсутствует она, и лишь одна, всего одна возможность, пока ещё не выпита до дна, недостающая… – Эмиль тараторил, что на язык придёт, и неожиданно его осенило, – саркофаг!
– Что, «саркофаг»? – удивилась Визи.
– Наш единственный шанс! Раз мы под колпаком, то должны принять соответствующие правила игры. Сделаем так: ты укрываешь меня или окутываешь своим полем, поглощаешь, так сказать, создавая защиту от внешнего поля, я в это время вхожу в изменённое состояние, то, которого нам не дают достигнуть. Потом ты резко меняешь установку и прячешься в моем поле, и мы неожиданной мощью прорываемся из окружения. – Эмиль посмотрел на Визи.
– Но раз ты это произнес вслух, то это уже не секрет, и фактора неожиданности не будет, – в её голосе не было вдохновения.
– Самого главного-то я не сказал, – улыбнулся Эмиль, – могу даже добавить, – мы меняем дверной замόк, а под какой ключ, не знает никто, даже я. Главное, что он окажется в моих руках в нужное время.
– Хорошо, – согласилась Визи, – только мы будем беззащитны друг перед другом. Смотри мне прямо в глаза, и действуем по твоему плану.
– Опять помощь! – подумал Эмиль, и, уже глядя прямо в глаза своей новой напарнице, почувствовал, что «лед тронулся», и мысли побежали по многосферным путям-дорожкам.
– Заработало – значит, плодородное зерно во всём этом посеве есть! – его тело видоизменилось на уровне своей проявленности, позже он сформулирует суть этого изменения, а сейчас его интересовало другое: он вспомнил, как Визи нечаянно произнесла, соглашаясь: «Ага», и вспомнил ту, для которой это слово означало ее имя.
Идея перешла в стадию воплощения сама по себе. Эмиль смотрел в глаза Визи, и одной частью своего сознания пытался визуализировать лицо Ага-эль. Поскольку другие части его сознания проваливались всё глубже, оставляя внешнюю оболочку под опеку Визи, то ему эта визуализация удалась, и он уже видел перед собой Агафью в её «эль»-выражении. Поначалу плотность видения была очень мала, но Эмиль не отступал и подключал всё новые и новые силы, аргументы, уровни, всё, что мог, пока перенёс-таки значительную часть себя в иное проживание. Видение уплотнилось и ожило.
– Она пытается завладеть тобой, растворить тебя в себе и использовать, как питательную среду, – произнесла Ага-эль.
– Знаю, ведь ты в свое время делала нечто подобное, – рассмеялся Эмиль, – может, я так свой иммунитет разрабатываю. Вот, пытаюсь тело экспортировать в более безопасное место. Нужна твоя помощь.
– Я знаю, но так, скорее, меня перетащишь через фантом, чем сам перейдёшь. Избавься от неё, иначе успех будет маловероятен, – Ага-эль смотрела, не мигая.
– Да, я уже вижу, что между нами стоит барьер. Что за напасть такая? Пытаешься тут помочь, а от твоей помощи отказываются.
– Видать, условия не те, – согласилась Ага и застыла.
Помощи больше было ждать неоткуда. Эмиль был близок к отчаянию.
– Условия им, видите ли, не подходят, – произнёс он громко, – вот разверну сейчас сферу своего Дома Отца, и всё сразу прояснится.
«Так-то оно так, но это равносильно выходу из игры, поскольку перенесут меня эти условия в исходную точку, – пришла следующая мысль, – разве что немного поэкспериментировать? Например, развернуть сферу Дома Отца шестой присутственности этого присутствия. Эдакий Дом Холистичности. Жалко, что посоветоваться не с кем. Работа группой – ключ к успеху. И где же эту группу взять, когда один со своими мыслями сидишь?»
Картина видения изменилась на силуэто-фрагментарную: какие-то плывущие свето-теневые неясности различной конфигурации. И внутренний монолог перешел в диалог.
– И почто все засуетились, когда уже вопрос практически закрыт? Ладно, эти, сугубо материальные, каждый из них чем-то поживиться хочет, так ещё и глубоко потенциальные идут. Неужели думаете, что механизмы, всеобщими законами запущенные, чем-то остановить можно? Разве что более высокими законами.
– Так только внутренним изменением и можно запущенное преобразить, – зазвучал второй голос, и Эмилю показалось, что это – его собственный.
– Радиация, поедающая всё живое, и гонки на выживание.
Всё меньше и меньше остаётся тех, кто потенциально способен всё это выдержать. Не проще ли начать сначала?
– Сам говоришь и сам себе противоречишь. Времени на то, чтобы начать всё сначала, тебе не жалко, а на то, чтобы попробовать выйти из тупика, жалеешь.
– Федерация так постановила: архивировать вехи, пока возможность есть, и ускоренными темпами – на новый виток.
Эмиль уже окончательно идентифицировал себя со вторым голосом и включился в диалог активнее:
– Федерация, радиация и полная прострация… Как же вас на операцию уговорить, отчекрыжить хвосты и ускорить. Одно из значений слова «рация» близко к понятию смысла. В некоторых языках оно даже так и переводится. Когда входишь в прострацию, то есть в смысловое пространство, то отвязываешься от какого-то его конкретного выражения, и возможен поиск нового. Или конфигурация – это несущая конкретный смысл фигура (фигуральность смысловой конкретики). Та же ваша р-ади-ация – это всё равно, что ади-рация, ади-смысл. Вы же планами продолжаете жить, вот ади-план, седьмой, вам и несёт новый смысл в тех уровнях вибрации, жизни биологической смысл, опять-таки, на которые надо обратить внимание, а, может, и преодолеть их. Конечно, седьмой горизонт Образа Отца, как идея, слишком нервирует витаполе шуддхой мыслеформы индивидуальной, пытаясь достоинство и вдохновение вызвать – дух и волю проявить заставляет.
На этом все седьмые позиции, которые вспомнил Эмиль, исчерпались, и скорость мысли сделалась недостаточной для новых изысканий. Но, видимо, что-то успело произойти, поскольку он осознал, что кто-то треплет его по щекам, пытаясь привести в чувство.
– Мне показалось, он так легко осуществил переход, что просто непонятно это финальное торможение, – прозвучал голос Визи.
– То, что ты называешь лёгким переходом, в действительности очень рискованный шаг с его стороны, – возражала ей Ага-эль, – предлагала же я ему отпустить всё и уйти в исходный пункт. Ведь ясно же было, что опыт вышел из-под контроля и стал неуправляем. Так нет, вот упрямый: и сам прошёл, и тебя перетянул.
– А у нас с ним договор, доверительное соглашение и несколько удачных этапов работы.
Эмиль приподнялся.
– Что за спор, а драки нет? Делите шкуру неубитого медведя или программного суперносителя по сферам неизведанного? – спросил он.
– Вот, скажи, Эмми-эль, – начала Визи, – ведь тебе в моём поле удивительные идеи в голову приходят и желание деятельности возрастает?
Платформа устойчивости
– Да хватит вам спорить, всё равно каждый останется при своём мнении. Все мы используем друг друга, и тем реализуем возможность быть полезными, и входим как раз в то состояние, на которое притягивается потенциал, позволяющий нам развиваться. Лучше скажите мне о другом: достигли мы желаемого результата или нет?
– Достигли, Эмми-эль, но большая часть потенциала ушла на трансвизирование формы физичности, – обрадовала его Ага-эль, – так что сфера-то самая творческая, а потенциал самый ускользающий. И главное – никакой мысли даже нет, что дальше делать.
– Мысль есть всегда, – проговорил задумчиво Эмиль. – Если мы адекватно здесь воспринимаемы, то нам нужна библиотека, желательно с архивом. Прежде чем пытаться помогать цивилизации, надо ознакомиться с её историей.
– Резонно, – согласилась Визи и пошла вперед.
Эмиль двинулся за ней. Замыкала шествие Ага-эль. Только сейчас, во время движения, Эмиль заметил, что обзор местности весьма ограничен. Пространство как бы блокировало пределы видимости, но было свободно для перемещения.
– Это твоё восприятие немного смещено от параметров развёрнутой здесь мерности, – пояснила ему Визи, – две целых и девяносто четыре сотых, а ты настроен на три целых и четырнадцать сотых. Видишь твёрдое покрытие под ногами? Оно искусственное. Мы находимся в одном из научных центров цивилизации. Сейчас окажемся возле центрального хранилища информации. Как ты сам собирался действовать тут?
Эмиль усиленно работал над резкостью и таки прозрел. Огромная площадь со сверкающими зданиями по периметру и ряд скамеек по центру, скорее, похожих на кабинки такого себе фуникулёра. Некоторые из них были заняты, другие свободны.
В одной сидел долговязый с озабоченным лицом, видать, учёный, но главное, что он кого-то Эмилю напоминал. Выйдя из своего оцепления в виде двух прекрасных созданий, Эмиль предоставил им возможность осмотреть здание на предмет возможности проникновения в него, а сам направился к кабинке, в которой сидел долговязый и, усевшись напротив, бесцеремонно стал его рассматривать.
– Ох, малявочная опрометчивость, – произнёс долговязый, – вместо того чтобы дерзать на трудовом поприще, вы дерзите власть имущим, всем своим видом показываете несогласие, а с чем, даже сформулировать не удосуживаетесь. А на вид, вполне нормальный и мог бы, к примеру, лечимом стать.
– Я так полагаю, что ты делаешь мне некую услугу, тем, что не принимаешь мер воздействия, каковых требует ситуация. Что бы ты хотел получить взамен, люмес Румел? – Эмиль пробовал использовать любую возможность установления контакта.
– Игра стоит свеч, Эм Мичел? – произнёс так же неожиданно Румел.
– Может, реальность имеет другой ракурс просмотра? – в свою очередь неопределённо спросил Эмиль. – Вот, мне, например, сильно мешает заниженная мерность его. Я привык к трём с плюсом, что означает приток времени и, следовательно, прогресс, как фундамент, основание. А здесь три с минусом. Значит, идёт отток времени и, регресс, как давящий опускающийся потолок. Вы живёте в обратном потоке времени. И даже мне неясно, как вы умудрились в него войти. Но всё же я готов к выполнению миссии даже на столь низком уровне.
Румел продолжал в свою очередь описывать ситуацию в своём ракурсе взгляда.
– Когда мои оппоненты говорили мне, что уход в иное может иметь непредсказуемые следствия, вряд ли они полагали, что иное имеет точки пересечения с тем обыденным, в котором они живут. Если сейчас ты меня убедишь, что мои видения реальны не только для меня, и что они могут как-то помочь стабилизировать всеобщую реальность, я поверю в них. Если нет, то подумаю, что кто-то решил надо мной подшутить.
– Я не настолько силён, чтобы ведать обо всех твоих видениях, и мне самому требуются уточнения для осознания происходящего. Но я предлагаю сэкономить время, и, не тратить его на игру «верю – не верю», а сразу перейти к конструктивному диалогу.
Что за проблемы неразрешимые у вас назрели, из-за которых и природа, и общество идут вразнос?
– Вот-вот, Эм Мичел, и природа, и общество. Каждый тянет на себя, а силы-то неравные. Кто кому и в чём уступить должен? Как избавить всех от бессмысленного противостояния? Как жизнь сохранить? – запричитал люмес, и Эмиль решил запустить встречную программу:
– Есть грация, как красота движений, изящество позиций и манер, а есть несовместимость проявлений, и радиация тому простой пример.
И здесь уже всем не до реставраций, фильтраций, альтераций, полумер, конфигураций разных федераций – здесь глубина, здесь время аберраций и хромосом, и света…
– Да будет тебе, – перебил его долговязый, – предоставлю я тебе возможность посостязаться. Да не с твоими собственными замудрённостями, а с отчаявшимися от безысходности, и оттого абсолютно безжалостными, оппонентами. Надеюсь, ты мою теорию о лечимах, как специалистах по исцелению деградирующих территорий, знаешь? Так вот: убедишь собрание в реальности возможности такового, получишь не только иммунитет, но и работу. А нет – то и мне тебя слушать незачем.
Постановка вопроса не предполагала иных вариантов, и Эмиль кивнул головой, соглашаясь:
– Придётся и здесь тебя выручать, люмес, – произнес он, улыбаясь.
Двери кабинки захлопнулись, и она, опустившись, скользнула в неизвестность.
«Как там отреагируют Визи и Ага-эль?» – мелькнуло в его голове, а движение так же неожиданно прекратилось, как и началось. Они оказались в медузообразном конференц-зале.
– Вот, всё, как и обещал, – заверил присутствующих Румел и, поставив Эмиля за трибуну, переместился в первый ряд. Сотни пар глаз жадно впились в мелковатого претендента на соискание звания спасателя-целителя, заранее выказывая сожаление по поводу его участи. Потом установилась тишина, и властный голос объявил:
– Правила позволяют выставлять вместо себя замену только в том случае, если она достойна, но поручитель обязан заменить поручаемого, если тот не продержится десяти минут.
Итак, представься и представь свой проект спасения, – обратился он уже к соискателю.
Эмиль мгновенно собрался, возжёгся всеми своими действующими частями, синтезировался с ведущими его Владыками и, освободившись от всего, почувствовал неприятный привкус во рту. Чмокнул языком и протянул:
– М-м-м, да, несладко тут у вас. Придется поработать. Но если вы думаете, что я за всех вас отдуваться буду, то вы ошибаетесь. Надеюсь, вы хорошо знакомы с теорией Румела о лечимах? Так вот, я один из них. Зовут меня Эм Мичел. Время моё так же дорого, как и ваше. Поэтому сразу предлагаю вызваться добровольцам для развёртывания проекта спасения. Без команды грамотных и устремлённых ничего не выйдет.
– Не хочешь ли ты сказать, малявка, что мы должны поверить во все эти сказки да ещё и сами сыграть в них определённые роли? – произнёс один из долговязых с первого ряда.
– Я не просил выступать тех, кто сомневается, я просил вызваться добровольцев, – игнорировал его реплику Эмиль, – давайте договоримся так: то, что мы собираемся делать, в большей мере нужно вам.
– Вызваться можно, – приподнялся большеглазый с третьего ряда, – но только уточни, чело, какую именно программу нам предстоит осилить, – он косо усмехнулся.
– Вынужден предупредить, – улыбнулся в свою очередь Эмиль, – что по мере того, как я буду озвучивать детали, программа будет активироваться, и все, кто при этом присутствуют, автоматически станут её участниками. По сути, меня это устраивает, поскольку, чем больше команда, тем лучше.
Было интересно наблюдать, как некоторые заёрзали на своих местах, но никто не ушёл.
– И всё же, полагаю, должно быть сознательное участие каждого? – потребовал уточнения за всех обладатель властного голоса, – а, стало быть, информацией должен каждый и владеть. Продолжай, соискатель.
– Приятно иметь дело со сплочённой командой, – обрадовался Эмиль. – Тогда начнём образовываться.
Зал-медуза напрягся и затих.
Эмиль ещё раз освободился от всяких мыслей и привязок, пытаясь уловить звучание тишины. Наконец заговорил:
– Вы думаете, маленький человечек – маленькие возможности, большая планета – большие проблемы, и руки ваши опускаются, и мозги ваши отключаются, и течёте вы по реке времени, бессмысленно барахтаясь в ней. Вот и решила она вас немного притеснить-проучить и потекла в другую сторону. И состояние ваше гадостное вас же самих разъедать начало изнутри.
А всего-то лишь направленность надо изменить торсионного поля некоторым, и снова весы качнутся в нужную сторону, и время прогрессивным руслом ваше потечёт. А малость синтезом с большим преодолевается. Дитё с Родителем везде, пока мало;, пока растёт. И сильно Им же, и гордо, и защищено. Обычно противоположная направленность поля означает, что переход осуществлён не полностью, с оглядкой на прошлое. И чем больше таких в обществе, тем менее стабильно оно. Мысль для чего дана?
Огненная Нить
– Думаешь, ты сказал, и тебе поверили, и по словам твоим всё сложится? – оппонентская натура была готова выпереться из любого-каждого и зарубить всё на корню.
Но Эмиль уже ухватился за огненную нить, способную пронизать всё, увязать, прошить и таким образом, возможно, вытянуть всех из их же собственного болота.
– Очень хорошо, что хоть один, наконец, увидел путь, – обрадовался он, неясно чему, – надо путь этот показать остальным. По залу прошёл смешок.
– И чего я такого сказал? – продолжил оппонент, и Эмиль на этот раз заметил его.
– А ты назвал достаточно слов, чтобы образовать устойчивую платформу, на которую все и поместятся! Думать, сказать, верить и складывать. На первый взгляд – обычные слова, но это, если не входить в глубину. А если войти, то открывается совсем иное.
Думать, или дуальностью материи оперировать, то есть быть способным различать (или действовать условиями материи), для этого надо развитый интеллект иметь, образованностью да применимостью разработанный. Хотя, с другой стороны, родственное ему слово мыслить тоже хорошо, поскольку предполагает наличие мыслительного аппарата.
Сказать – значит, выразить внешне мысль свою, передавать смыслы и сути другим людям, взаимодействовать с ними, координировать действия общие, обмениваться, приходить к согласию. Сказать – уже завершить сказ.
Верить – это ещё глубже, поскольку означает веру проявлять, вырабатывать. А ведь вера – это ведающий разум и ведущий. Стало быть, и путь появляется и разумение его. Разуму уже доступны единицы, разряды универсальной материи, которая есть суть мысли Отца.
И что тогда мешает нам сложить всё таким образом, чтобы прожить единство со всей Вселенной, почувствовать себя её частью? Живой, дееспособной и необходимой частью целостного организма?
– Всё это просто слова, – не хотел менять свою позицию оппонент.
– Вот и я почти о том же, – неожиданно поддержал его Эмиль, – вы здесь, видать, часто слова замешиваете, а ни к чему их не применяете, забывая, что действи-тельность – это действие телом, или действий телесность, а уже потом ощутимость результата.
– Только не надо всех лечить, лучше конкретно скажи, что делать надо, – упорствовал оппонент.
– Для начала надо сменить ракурс взгляда, оторваться от обыденного, привычного, и тем самым одолеть, разорвать свою к нему привязку. Глядишь, что-нибудь да изменится.
Затем осознать самое простое: что такое человек? Дать определение, ведь тем самым и предназначение, и путь, и цель, и способ её достижения может выявиться. – Эмиль искал такой подход, который мог бы дать приемлемый результат.
– Проще простого: ноги – чтобы ходить, руки – чтобы носить, голова – чтобы думать, а в помощь ей глаза и уши, и всё это – чтобы ориентироваться в пространстве. Ну, и туловище, чтобы всё это соединить, – хитрил оппонент.
– Версия номер один, – констатировал Эмиль, – но это ведь только то, что видимо, поверхностно как-то. А если глубже?
– Пожалуйста, и глубже: сердце, печень, мозги, кости и прочие аппараты и органы. Так лучше?
– Отличное понимание вопроса, – радовался Эмиль, – а если какими-то другими понятиями, категориями, масштабами, структурами?
– Какими ещё другими? Клеточками, что ли, атомами, частицами? Так это уже не биология и даже не химия. Так мы до физики элементарных частиц доберёмся. Ничего там практичного или интересного нет.
– Хорошо иметь дело с образованным человеком. Только об ином ракурсе мы забыли. – Эмиль увидел перспективное направление и решил его развить. – В первом случае ты поделил человека на части, которыми он пользуется для внешнего взаимодействия с физическим миром, оперирует физической материей. Во втором – представил физические части, но уже те, которые занимаются энергообеспечением деятельности первых, а в третьем – уже вышел на универсальные компоненты, присущие всей материи. Вот, только глубины рассмотрения не хватило, чтобы увязать воедино макро- и микромир. Принцип рассмотрения великолепен, поскольку показывает, что человек состоит из частей и выражается определенным их единством. И всё это единство функционирует по определенным законам и задействовано в определенных процессах. Только вот, чтобы смысл какой-то в этом увидеть или до сути добраться, надо сменить позицию наблюдения. Надо оторваться от физики, познать метафизику человека.
Конечно же, человек состоит из частей, и сам является частью. Только важно – каких и чего в контексте возникших вопросов. Ведь даже из названных трёх позиций ясно, что оперируя одним уровнем, например, клеточным, мы не сможем разворачивать и реализовывать программы на другом, например, строить дом. Хотя нет смысла отрицать важность их взаимодействия в плане поддержания определенных условий и возможностей.
– Ты хочешь сказать, что возможно выйти на некий иной уровень взаимодействия, с позиции которого решение проблемы существует? – во властном голосе говорившего звучали нотки приятия, и это заставило остальных устремиться на поиск восприятия иного.
Видимо, уловив это, он и обратился уже ко всем:
– Малтуки, вы отвечаете за то, чтобы в рабочей группе были представители всех отделов, а ты, Румел, как клей, как вязь, обеспечиваешь между всеми взаимодействие, координацию и всё прочее. Посмотрим, что из этого выйдет.
Медузообразный зал оживился, началось движение предметов, звуков, эмоций. Во всём этом Эмиль потерял связность восприятия, а когда пришёл в себя, они с Румелом были снова в кабинке на площади.
– Ну, что, Эм Мичел, первый шаг ты сделал, и под твоей ногой оказалась твердь, а не пропасть. Можешь присоединиться к своему сопровождению и выбрать свободный аппарат перемещения. Через час тебе предстоит сделать второй шаг. Надеюсь, он будет таким же успешным, – долговязый открыл дверь, и Эмиль понял, что ему предоставлена свобода.
Он ступил на площадь и огляделся по сторонам. Не найдя искомого, направился к соседней кабинке. Почти не удивился, но обрадовался, когда увидел там Визи и Агафью.
– Знаешь, Эм Мичел, эта приветливая планета не такая уж и приветливая, – пожаловалась Визи, – нас чуть было не замели, как пояснила это действие потом Ага-эль, но сосканировали наличие какого-то иммунитета и препроводили сюда. Странно всё это, и как-то опустошающе-мрачно, особенно от изобилия искусственных строений.
– Это потому, что ты начинаешь пропитываться программой угасания жизни, охватившей всё здесь. Хорошо хоть они устроили постоянно действующий поисковый центр и пытаются найти выход из сложившейся ситуации, – пояснил Эмиль.
– А найдут ли они его? – продолжала Визи.
– Только очень глобальная Идея может перевернуть часы смерти уходящей цивилизации и направить время в новое русло часов жизни, уже новой цивилизации, – уверенно произнёс Эмиль, вспомнив фразу из манифеста, и пояснил, – очень скоро нам всем вместе предстоит сменить чашу весов выживания на чашу развития и заняться её наполнением.
Кстати, это не просто защитная кабинка, это ещё и средство перемещения, – сменил тему Эмиль и положил руки на пульт, как это делал Румел.
Дверь плавно закрыла проём и через минуту открыла снова, но уже внутри здания, в уютном помещении.
Минут сорок гости занимались освоением бытовых особенностей, затем вернулись в свой аппарат и уселись в кресла.
– Сейчас, по идее, мы отправимся на наше первое занятие или совещание, не знаю, как правильно, но оно должно стать отправной точкой нового отсчёта времени на этой планете. Готовы? – Эмиль положил руки на пульт…
Метавселенных бытиё
Перемещение было недолгим, и на этот раз все оказались в небольшом зале.
– Только не стройте иллюзий, что я вас буду чему-то обучать, – обратился Эмиль к присутствующим. – Наша задача состоит в том, чтобы перейти на атомарное восприятие, а может, и ещё глубже, и представить, сколько же там незаполненного пространства, и это всё притом, что на уровне биологии организм каждого кажется довольно-таки плотным. По крайней мере, если в него чего-то вставить, то это приведет к дискомфорту или ещё хуже – к повреждению.
Представьте пространство вокруг себя в виде пустоты, которую можно заполнить строениями, растениями, техникой или ещё чем-то. А ведь пустота эта относительна. Сколько там носится молекул разных веществ, которые создают возможность существования ветрам, запахам, звукам. А сколько эмоций, мыслей, всевозможных иных полей! И всё это в относительной пустоте. Нет пустоты – есть пространство, целесообразно простроенное и насыщенное, и, тем не менее, мы способны избирательно фиксироваться на той или иной форме, на том или ином содержании, на том или ином качестве, проявленного в нём.
Ответьте мне, обыватели, только честно: диапазон возможного, освоенного, дозволенного, привычного – он действительно кажется вам достаточным, завершённым или окончательным? Вижу, что не кажется. Тогда предлагаю отправиться на поиск компромисса. Надо рубить якоря, то бишь, предубеждённости, привязки и привычки.
Визи и Агафья располагались в зале, и поэтому были на общих основаниях, чем и решили воспользоваться. Начала Агафья:
– Когда привычно говорить – то, значит, надобно молчать? Необходимость есть питаться – и с этим надобно расстаться? С чего же лучше нам начать, чтобы до истины добраться?
Сразу же к ней присоединилась Визи:
– Куда предложите войти: в глубокий транс, мечты, виденья? А как физические бденья, ведь именно они должны нести в себе преображенья? Или у вас свои знаменья, свои условия пути?
К ним примкнула ещё одна, уже из местных:
– Эка невидаль, бывало, так брыкнётся жизни явь: всё, с любовью нажитое, вдруг исчезнет. Близость, даль, будущее и былое сквозь воронку протекут, и стоишь ты будто тут, а вокруг уже иное.
Если всё вокруг фрактально, скопом или подетально, всеми или лишь одним, значит, нет нужды держаться старых правил, мне б, признаться, хоть один пример иного, хоть один пример такого, что менять способно мир. Я б тогда могла расстаться даже с жизнью, вновь рождаться, быть свободной от всего, только знать бы для чего…
По залу пробежала волна поддержки и оживления.
Волны, волны! Они бурлили вокруг, но оставались недоступны. Надо было куда-то вести, направлять всю эту махину. Но куда, Эмиль ещё не знал.
«Да что же ты будешь делать, – думал он, – начавшееся ослабление привязанности к материи – ещё не факт готовности освобождённого от нее пространства к приёму содержимого иного». И он решился сделать так, как если бы был у себя дома.
– Какая прелесть! – обратился он к выступившей только что активистке, – фрактальность смерти и рожденья. И сколько в этом вдохновенья! А ведь и правда: обновленье – есть суть любого вития, любого творчества, стремленья, и в новом – нового рожденье, как права жизни утвержденье, приумноженье бытия.
И вот наполненность былого до горизонта, до краев, замкнулась в крохотности слова лишь планетарности основ. Но новый фракт, иных масштабов, иного образа и слов, призвать к рождению готов, рожденью свыше! Слышен зов, и суть его уже витает: и путь его, и путник нов, который синтез сотворяет…
А в самом центре человек. К нему приложены не шляпы, а пройденные ним этапы, его одежды и надежды – то сферы дома из огня. В них утончённость, и броня, и путь, и способ продвиженья, и эликсир омоложенья. В нём и обыденности дня, открытия и вдохновенья любого вида жития…
И вот уж виден сам пример: в какой одной из многих сфер теперь жизнь ваша обитает? Пусть в био-, социо- иль психо-, пусть даже в инфо-, холо-, вита- или иной, другой какой или их синтезе, кто знает?...
И снова в разговор вклинилась Агафья:
– Когда весь день тревога гложет, когда под ложечкой сосёт, и сковывает сон, и холод от мыслей тяжких не даёт взлететь душе: какие сферы? – одни натянутые нервы и смрад безжалостных болот, в которых жизнь любая тает. Неужто – лучшее грядёт?
«Что это, – подумал Эмиль, – точно «неужто»? И те, кто безоговорочно был на его стороне, заразились общей безысходностью?»
Неожиданно всё его естество восстало против такого поворота дел, и он с удивительным спокойствием произнес:
– О, кажется, я понимаю теперь, зачем вам так нужны лечимы: вас поедают изнутри ваши же собственные порождения, а вы не способны заглянуть внутрь себя и распознать их. Я бы вам мог нарисовать картину происходящего, но боюсь, она глубоко засядет в ваших частях ввиду вашего же не совсем здорового воображения. Лучше мы поговорим о том, чему должно быть.
– Но это будет всего лишь твоё представление о чём-то, – возразила всё та же активная участница.
– А мы поступим по-другому, – входил в свою роль Эмиль, – откроем книгу жизни и прочтём, причём не я, каждый пусть читает. Вот ты, к примеру. Кстати, как тебя зовут?
– Сиэлия.
– Представь, Сиэлия, твой мир объемлет множество галактик, и твердь его, как сгусток практик, и пустота, как эликсир, огонь питающий, потир, грааль наполненный собою, и нет иного – всё твоё, одно – в едином бытиё.
– И множество частей его, между собой переплетаясь и в каждой вновь иным рождаясь, текут, влекут, несут своё, метавселенных бытиё.
Сиэлия посмотрела вокруг себя, потом демонстративно перенесла взгляд, будто в открывшуюся даль, и как бы продолжила тему, начатую Эмилем:
– Фрактал фиксированных правил своей конкретностью гнетёт, но он текуч, в нём лишь представлен единый миг, который ждёт всего-то верного движенья.
О, было то изобретенье науки целой бытия, в которой некогда работу свою проделала и я!
Представить как ту утончённость, то витиё с названьем «жизнь», в которой, верно ты заметил, все части цельностью сплелись, но каждая своею мерой (другим ту меру не понять!), лишь ощутить возможно верой, любовью, мудростью, опять рождая новое движенье ...
Миг остановленный – то смерть. К другому переход – рожденье. И это – связанные звенья одной цепи, в которой свет, в которой духа обновленье, и столп, и всеопределенье...
И огненность всего пути, который предстоит пройти, познав свое преображенье...
– Тогда позвольте и мне, – поднялся Румел, – если уж говорить откровенно, я и сам до этого часа не очень-то верил в возможность преодоления сложившихся обстоятельств. Но сейчас появилась малая надежда, и мне хотелось бы поведать об одном откровении.
Вот, вы всё сглаживаете, в потоки входите, но при этом вначале хотите знать, что это вам даст, а я читал совсем иные письмена и понял: познание нового происходит через исполнение. Боязнь же вхождения в деяние неведомое только неразвитостью да медлительностью отдельных частей обусловлена. Разумение наперёд умение предполагает. А умение без веры не нарабатывается. Вера же есть ведающий разум. Вот и выходит, что круг замкнут.
То, к чему стремимся, неведомо нам, но оно огромными шагами идёт навстречу неожиданными ситуациями, ибо с одной стороны ведает наши чаяния, а с другой – иными масштабами оперирует. Мы же малыми шажками да с опаской пытаемся сделать вид, что бежим, а на самом деле топчемся на месте.
А пустота всего лишь примесь, всего лишь временная взвесь иного…
На этом Румел замолчал и вопросительно посмотрел на обладателя властного голоса. Тот не реагировал, а Эмиль, отвлекшись от своих мыслей, изменил спектр взгляда и увидел причину замешательства долговязого люмеса: между участниками Совета происходила невидимая перепалка.
По залу сновали молниеподобные голубоватые разряды, обтекающие лишь небольшие защитные сферы отдельных участников, в том числе и его, Эмиля, сферу Дома Отца, заметно отличающуюся от сфер других.
Слово в поддержку люмеса взяла эмоционально экспрессивная брюнетка:
– Ты прав, Румел, что толку предаваться размазанности мутных полумер. Кого хотят нам навязать в пример, боясь в своём неверии признаться?
Кто этот выскочка приблудный – «восход звезды» проспавший полудух, который обречён на отторженье или очередное погруженье иного времени? Тогда одно из двух: ночь или день, а может, час, но всё же судный.
Я предлагаю выйти всем на свет и там, когда вопрос решится, то и продолжить наш совет без тех, кто тут останется в тени. Уж очень тормозят нас все они.
– Коль час всему всегда назначен, наш будет выбор однозначен, – произнес, наконец, обладатель властного голоса, и часть присутствующих поспешила покинуть свои места.
Что-то должно вот-вот произойти. Эмиль был даже рад такому развороту событий: уж очень вязким становилось пространство, и вязкость эта мешала движению не только тела, но и ощущений, и мыслей, и чувств. Скорость – вот что сейчас было важно, и ещё полная раскрепощённость, дзеновость, освобождённость.
Сейчас не помешало бы умение Алекса, его замечательные шоу-превращения, непредсказуемость и легкость…
Звезды, проспавшие рожденье
«Купол зала раскололся надвое и начал медленно расходиться, открывая пространство экосферы», – пронеслось в голове Эмиля, прежде чем он поплыл, растворился в плазмосфере планеты.
Бирюзовая полужидкость впитала в себя всех дерзнувших остаться и заглянула каждому прямо в глаза иным миром. На месте властноголосого неожиданно возник Алекс с неимоверно длинными руками, которыми он охватил контуры зала. И эта контурность создала некое подобие пузыря, внутри которого бирюза сделалась воздушной.
– Мы все так долго ждали этого шоу, – улыбнулся он, подмигнув Эмилю, – что за это время сменилось несколько афиш, и теперешний сценарий не известен даже мне. А посему приходится импровизировать.
С одной от него стороны возник бирюзовый силуэт, который отвердился, утвердился человеком и задался вопросом:
– Быть может, публика желала увидеть вспышечку огня на месте бедного Эмиля? Простите, Эмми-эля. Я хочу вас разочаровать, и с тем придётся вам признать, что он совсем не полудух, лишённый плоти и прощенья за то, что, видите ли, бденья он пропустил тот ранний час, когда Звезда ваяла в нас присутствия её прозренье.
С другой стороны от Алекса возник второй контур и уплотнился до человеческого существа лилового цвета, вступившего в диалог с первым персонажем:
– Он с той Звездой давно на «ты», огонь которой всех пугает, и лишь Она его признает, о том узнаем сразу мы. Вопрос другой: как полумера, наверно, выглядит и сфера, в которой оказались все. Заинтригован я вдвойне. Найдётся ли среди охочих достоинств обладатель прочих, чтобы всё это объяснить? Что ж, залу – слово, так и быть.
Два говоривших совместились в одного. Тот засиял белым светом, превратился в жидко-песочные часы и начал перетекать снизу вверх. Одновременно пол зала завибрировал, и из него заструилась бирюзовая жидкость. Алекс замер в неудобной позе, словно кристалл. (Одеревенел, вернее, окристаллился).
Присутствующие вошли в ступор, и, казалось, были в предпаническом состоянии. На выручку пришла Ага-эль:
– О, эта вечная привязка к планете, звездам, бытию: вопрос совсем элементарный, ведь человек – в том планетарный, что и подобен он тому, кого в себе самом содержит.
И, стало быть, его притяжка, его материя так тяжка, так вязка – только без огня. И он ригиден, как кристалл, хоть сам от этого устал.
Алекс вдруг ожил, его изваяния опять разделились и пооткрывали рты, а струистая жидкость обратно впиталась в пол. Бирюзовый посмотрел на Ага-эль, потом на Эмиля и произнес:
– Ты знал, что масса не готова, в ней нет способного сказать, и ты привёл её: придётся вопросы снова задавать.
Скажите мне, что значит «тарный», пусть даже и в привязке к «ом»? Потом поговорим о «плане», затем коротком слове «ком».
Лиловый изобразил смиренность, а Алекс развалился вальяжно в неизвестно откуда взявшемся кресле, с неизвестно откуда появившимся бокалом напитка, источающего аромат нектара. И опять всё повторилось с самого начала: и вязкая жидкость, и скованность зала.
На этот раз Ага-эль уже не могла отвечать. Это поняли все. А первой от шока неумолимости времени оправилась Визи:
– Когда известно им про Визи, то так же, как и Ага-эль, свой шанс использую теперь импровизацией своей.
С бокалом Алекс или кубком, или в руках его грааль, уже неважно, но картина напоминает эта даль времён, возможностей, пространства иных масштабов бытия, которые нельзя представить: лишь фантазировать, тогда, пусть каждый сам и проникает, согласно уровню:
«Когда само Творящее Начало, изволив, так произнесло: «Я Аль-фа есмь и ом его», им сотворенное, как эхо, ему тогда в ответ сказало: «Омега, Альфа, я твоя. Ты словно Небо, я Земля. Моя наполненность Тобою и есть тогда звучанье «фа». А жизнь – лишь слов твоих игра. И коль источник жизни Аль, тогда пусть будет игра-аль, грааль, наполненный Тобою».
И вот Творец, прослышав эхо своих же слов, пришёл в восторг, и сам, играючи, отторг свою Омегу от себя, на миллиарды разделяя, и тем задачу усложняя, что в каждую вложил Себя, как «Всё во всём, и всё есмь Я». И пусть история та стара, но коль вопрос возник: «Что ж – тара?», то я б ответила: «Грааль – сосуд, и сам Огонь...» Как жаль... что выходить мне из игры! Что, бирюзовый, скажешь ты?
Зал давно уже пришёл в естественное состояние, хоть и был под открытым небом. Звезда, сиявшая на нём, вовсе не обжигала, а, казалось, наоборот, с интересом наблюдала за происходящим.
Бирюзовый и лиловый спорили между собой:
– Это какое-то недоразумение, – говорил первый, – ареал вопросов нарастает не просто, как ком, а как взрывная волна, мне трудно сделать выбор для следующего тура, да и концентрация лучистой энергии совсем недостаточна для плазмообразования. Весь накал сбили.
– Сам виноват, не те вопросы задавал, – возражал второй, – по привычке рассчитывал на проспавших рождение звезды слепцов…
Постепенно они приняли контурные, затем размытые очертания и исчезли. Вместо Алекса сидел обладатель властного голоса. Сознание Эмиля снова поплыло, но не так интенсивно, чтобы потерялась связующая нить событий.
– Результат налицо, – произнес бывший Алекс, – проект получает статус первоочередной разработки. Малтук Румел будет его возглавлять и докладывать на Высшем Совете.
После этих слов обладатель властного голоса и сам растворился в пространстве.
Румел поднялся и объявил:
– С этого времени наше собрание будет называться, – Румел вдруг вспомнил свою первоначальную задумку и улыбнулся, – Совет по созданию матричных эталонов. Организационные заседания ежедневно в восемь утра, а дальше посмотрим. Активное участие будет требованием к каждому. На сегодня все свободны.
Аудитория разделилась на две группы, каждая из которых имела свою цель передвижения. Одни спешили поскорее удалиться, другие протискивались к Эмилю: кто с советом, кто с вопросом.
Но Агафья устроила нечто вроде оборонительного рубежа, охлаждая пыл наиболее активных.
– К прениям и прочим обсуждениям перейдём после перерыва, – произнесла она, – и в более уютном месте.
Её слово оказалось веским, и натиск ослаб. Когда Визи, наконец, протиснулась в кабинку, Агафья блокировала дверцы, и они провалились в канал сообщений, вскоре оказавшись на площади.
– Если честно, то я мало что понял, – признался Эмиль, наслаждаясь передышкой.
– А что тебя интересует? – спросила его Агафья.
– Ну, например, кто такие проспавшие рождение звезды, или откуда взялся и куда подевался Алекс, или, что нас ожидает в ближайшем будущем?
– Если ты думаешь, что от тебя ничего не потребуется взамен, Эмми-эль, то ты ошибаешься. Но всё же я отвечу, как сама понимаю.
Звезда у них восходит и заходит очень редко. Может, даже сопоставимо с продолжительностью их жизни. И когда она восходит, то напитывает всех своими эманациями, сонастраивая, форматируя постепенно многие их функции. Но происходит это в строгой последовательности и за определенные промежутки времени. Те же, кто пропустил начальный период на время, большее допустимого, уже не в состоянии вынести интенсивности преобразований, и вынуждены оставшуюся жизнь прятаться от прямых лучей светила, поскольку попадание под них ведёт к неминуемой гибели. Вот тебя и хотели проверить на адаптивность.
Что касается второго вопроса, то, по-моему, никакого Алекса не было. Просто этот продвинутый их предводитель обладает способностью проникать в чужое сознание и моделировать, ретроспективно анализируя события.
Он смоделировал шоу Алекса по аналогии с твоими воспоминаниями, и весьма удачно, поскольку что-то таки произошло. Просто мне сложно объективно оценить вторую составляющую, которую он включил во взаимодействие. Поэтому и результат весьма гипотетичен.
Вероятнее всего, это какие-то эманации самой звезды. Но тогда уровень этого обладателя супервозможностей потрясающий. И всего-то ему не хватает вводных данных, чтобы самому разрешить ситуацию, или по каким-то законам он не имеет право использовать свою просветлённую власть таким образом.
В общем, Эмми, ты им пока нужен, поэтому можешь не беспокоиться о ближайшем будущем – это к третьему вопросу. Разобраться бы ещё, скоро ли наша миссия будет завершена, чтобы не переусердствовать и вовремя вернуться – вот что для нас становится первоочередной задачей.
Что скажешь на это ты, Визи?
– Я думаю, что нас уже начинают использовать сверх лимита, завлекая нашим же любопытством.
Пути Господни неисповедимы
– То есть ты хочешь сказать, что пора ретироваться.
– Не то чтобы пора, но, по-моему, вросли мы своим сознанием в местный пространственно-временной континуум основательно. А поскольку для макроусловий мы везде на месте, то, кроме нас, эта ситуация устраивает всех.
– Ты начинаешь меня пугать, Визи, – осознал положение дел Эмиль. – С этой минуты возвращение домой я объявляю своей единственной целью и задачей.
– Не надо так спешить. Да и не получится это без согласия планеты, уж слишком сильны ее поля, – произнёс появившийся внезапно Румел. – Надо искать. Где-то во всём этом должны быть ключи от происходящего. И я думаю, что рано ещё вас отпускать.
– Мне нравится ход твоих мыслей, долговязый, – захотелось подерзить Эмилю, – предлагаю начать с осознания произносимых слов.
Всякое поле, в том числе и эволюционное, имеет силовые линии, которые сами по себе не заметны, поскольку имеют более высокую мерность, а вот физические потоки, то есть движение на физическом уровне, обусловленные активностью силовых линий, отследить можно.
– Вырази свою мысль конкретнее, лечим, а то до моих мозгов туго доходит.
Эмиль и сам не знал ещё, куда выведет начатый им разговор, какое управляющее начало в нём проявится: будет это связано с задачей, устремлением или целью. Хотелось бы ухватиться за огненную нить межъядерных связей, готовую соткать полотно действительности. Поэтому он продолжал говорить пока бессвязно, не будучи в состоянии удовлетворить просьбу собеседника.
– И дух над водами витал...
Он искал пристанище для жизни, но не нашёл и обратился внутрь себя и увидел, что именно витал – и есть сама жизнь, а устремление внутрь создает необходимую для неё концентрацию. И ещё увидел он, что сфера его обитания им же и наполняется и полнотою этой в шар формируется.
Духа шар – это же и есть душа. А знаешь, Румел, что такое эволюция?
– Развитие, наверное?
– Не совсем так, это не совсем единица вития. Это эманации воли, проявляемые цивилизационно. Значит, вопрос в отношении цивилизации к высшей воле. А если вспомнить, что цивильный – значит, гражданский, то окажется, что важна гражданская позиция. А витие и так заложено в самих этих словах. Ц-ия, че-ство. Че (лове) че-ство. (Поэтому рыбакам и предложено было мастером стать ловцами человеков, то есть, по сути, войти в спираль-витиё жизни).
– Чем больше ты говоришь, тем меньше я тебя понимаю, Ми-чел.
– Это я просто размышляю. Может, пришло время компактификации? Понятие человечества сократить до че-ства и приставить новое «че лове», открыть, так сказать, портал для нового духа и огня?
– Говоришь, Ми-чел, вопрос в обновлении души?
– В том числе и души, воссоединённостью её с Началом, Истоком. Надо сделать то же самое, что и старый дух сделал: обратиться внутрь.
– Но если духа шар ещё и компактифицировать, то он перейдет на ядерный уровень, ядром станет и уже огненным. А это может быть неуправляемым.
– Или другого порядка управление потребуется, – Эмиль внимательно посмотрел на Румела.
– Синтез в материи я понимаю. А вот синтез на уровне духа – сложно будет воспринять.
– Потому как шире смотреть надо, в глубину слов. Скажем, сила духа тебе понятна? А если синтез сил? У одного есть сила увидеть, у другого – осмыслить, у третьего – смоделировать, у четвертого – исполнить задумку. Получается творческий коллектив. А если все эти силы в одном человеке собраны, то и получается синтез сил. А человек этот с позиции обычных людей есть самородок, мастер, творец. А если с Отцом Синтез осуществить, да суметь Его выразить в каком-то аспекте?
Но я сейчас о другом хочу сказать: сам принцип становится видимым, принцип Синтеза Начал.
– Сказанное тобою можно взять за исходную точку поиска. Но глубины не вижу, не пойму, куда может вывести.
– Что ты всё заладил: вижу, не вижу. Оторвись от видения. Сам же говорил, что ключи искать надо. Возможно, знаковую систему подключать пора или ещё какие-то скрытые резервы.
– Хорошо, тогда какие у тебя предложения будут?
– Нет, подожди, Румел, ты должен прозреть, иначе мы с тобой, как кроты, будем бояться выходить на поверхность, ущербная биология мешать будет. Надо расширить логику жизни, увидеть включенность в нее не только материи проявленной, как носителя вития, не только пространства видимого, как сферы бытия, и не только времени обыденного, как возможности фиксации происходящего события или преодоления инертности бытия вития, но и ещё чего-то, что является источником всего этого…
– Как ты выразился о времени? – перебил его Эмиль. – По-твоему получается, что время – это степень одухотворённости вещественной составляющей мира? И потому оно течёт в одном направлении, что рост идёт компоненты духа, и чем быстрее рост, тем скорость течения времени больше?
– Даже более того: оно неоднородно так же, как и пространство. В нём есть и точки развёртывания, и точки свёртывания. Но мы-то этого не сможем воспринять, пока не сместимся в ту его область, где оно насыщено животворящим огнём, пока сами не ускоримся, не войдем в резонанс с духом времени.
– Мои мозги начинают закипать и расслаиваться одновременно, Ми-чел. А нет ли пути пусть длиннее, но более щадящего.
– Это и есть самый щадящий путь, длиною в вечность. Лишь сам идущий, в соразмерность входя и в некий резонанс, уже не сам, уже системный и сопричастный к тем мирам, которым цельность отвечает.
Вначале, может, он не знает, но постепенно прозревает и ищет новые пути, как в это новое войти. Он верит, чувствует, мечтает, входя в сотворчество – творит и постепенно обретает способность, качество, магнит, рождающий иное свойство, в иное входит обустройство своих частей…
– Твои понятия, Эм Мичел: транс, магнитный синтез, резонанс, экстремумы времени-пространства – не новы. О них твердит постоянно Сиэлия. Но её никто не слышит.
– Так и знала, что твоё заигрывание ни к чему хорошему не приведёт, – вздохнула Визи, – но знай: я всячески пыталась помешать этому. Видать, силы не равные.
– Это вы о чём? – не понял Эмиль.
– Да, – подтвердил Румел, – мне было поручено выяснить, с каким составом группы ты будешь работать и, соответственно, в каком режиме: реальном или виртуальном.
– Что значит: в виртуальном режиме? – пытался уточнить Эмиль.
– А то и значит, что портально, фрактально или виртуально – разница не велика.
Все одно: проделать тебе свой путь с Сиэлией предстоит, другого специалиста такого уровня подготовки у нас просто нет. Да и не согласился бы никто больше. Но если вдруг ошибку допустишь – направят тебя на повторный круг, так говорят, хотя ни разъяснений, ни подтверждений тому нет: даже в первый круг никто ещё не смог войти...
Повторный круг
...Эмиль уже не сидел в мягком кресле, а лежал на кушетке. В голове под общий грохот военных действий медленно ковыляла одна уцелевшая мысль, а, может, это была запись с чьим-то голосом: «Ключ восемь на шестнадцать» и билась о черепную коробку, как о коробку передач. Что-то куда-то надо было передать…
– Кажется, очнулся, доктор!
– Невероятно, тебе всё-таки удалось это сделать, Сиэлия. Теперь надо попробовать вывести его на требуемую мощность. Неужели мы смогли активировать временную развёртку? – никак не мог поверить доктор.
– Это ничего не означает, ведь никто ещё не осуществлял настройку на повторном круге.
Эмиль попробовал пошевелиться, но тело его не слушалось. Над ним склонилась Сиэлия, он узнал её лицо и вспомнил, когда видел его последний раз: перед тем, как согласиться на этот шаг.
Тогда, после разговора с Румелом, он вошёл в кабинку на площади, а вышел из неё в небольшом помещении, чистом, белом, с двумя экранами, перед которыми стояли два кресла. В одном сидела Сиэлия. Эмиль сел во второе, напротив, и спросил:
– Как
– Эмиль, активируй части, более того, встраивай их в условия этой реальности. Считай, что ты там же, где и был, только пройдя через портал мерности, находишься в неком ограничении. Взамен же имеешь творческое начало. Всё тебе доступно и под силу, ведь ты прошёл сквозь её тело, но идеи, сути и смыслы всего сохраняются в той возвратной зоне.
– Как же я смогу ими воспользоваться?
– А как ты пользуешься всем остальным? По аналогии, по знакам и признакам, проникновением в глубину вещей. Да не знаю я как! – Визи сердилась, и Эмиль перестал задавать вопросы.
Последний путь
– Пошли уже, человек-вопрос, – успокоилась она немного, – с гравипланом и то проще справляться, вернее, достигать взаимопонимания и взаимодействия, чем с тобой. Адаптер твой совсем не развит, что ли? Всё тебя беспокоит, всё тебе понять хочется, всё застопорить связями. Неоправданный перерасход потенциала на тормозную систему. Ограничение развивающих тенденций…
Эмиль не слушал, он понимал, что его состояние далеко от необходимой дееспособности, но и не мог понять, почему он с таким трудом проникает в своё новое задание. Наверно, потому что оно второе, и ориентир есть пока только на первое. Хотя с этой точки зрения ему повезло: снова, как и тогда, неожиданно возник толковый помощник. Может, насчёт толка говорить рано? Действительно, надо бы перестать тратить энергию и, вообще, пора перейти в активацию духа.
… сейчас всё и решится, – закончила свои причитания Визи, – и в этот самый момент рядом приземлился аппарат, подобный тому, что был у них. Из кабины вышло двое, готовые задать стандартные вопросы, но Эмиль опередил их:
– Все-таки летают, – обратился он к Визи так, будто это было предметом их спора. А после сразу же насел на прилетевших, – если вы хотите избежать неприятностей, то должны припомнить тех молодых людей, которых подобрали третьего дня. И не дай бог, с ними что произошло.
«Сейчас если ответят, то всё это своеобразный виртуал, – подумал он про себя, – тогда можно гнуть свою линию, зная, что контакт идёт на программном уровне».
– Подобрали, подобрали, – ответил один спокойно, – и вас сейчас подберём.
– А мы, собственно, на то и рассчитывали, идя по их следу, так что никуда вы не денетесь и не отвяжетесь от нас, пока не доставите туда же, куда и их, – с этими словами Эмиль уверенно направился к аппарату.
– Не бойтесь, – продолжила его тактику Визи, – вам ничего не грозит. Пока. Но и выяснять бесполезно: в доступных вам базах данных на нас ничего нет.
– Разберёмся, – уже не совсем уверенно произнёс всё тот же пилот, захлопывая за ними дверь.
Аппарат бесшумно набрал высоту, вышел на заданную траекторию и вскоре так же бесшумно приземлился. Через пару минут они уже были в закрытом помещении.
– И что дальше? – спросила по инерции Визи, пока они шли коридором.
– Ты ведь первая начала этот путь, а камикадзе, как известно, в конечном счёте, всегда добивается своего.
– Очень смешно, Эмми-эль.
Сопровождающий посмотрел пристально, оставил их в небольшой комнате и вышел. Через время в его сопровождении вошёл другой, видимо, более компетентный представитель местной системы.
– Этот аномальный участок неба, словно решето: сыплется сквозь него невесть-что, и думай потом, что с этим делать. Говорят, какие-то космические программы входят, а мы пока только иномерцев отлавливаем. Ни нам от них пользы, ни им от нас, – посетовал сопровождающий и уставился на Эмиля.
– Сейчас определимся, что здесь за специалисты, и каким образом оказались они в закрытой зоне, – приступил к своим обязанностям старший, тоже как-то подозрительно рассматривая доставленных.
– Пространство Рения в сфере Лита никто не знает лучше Гном-эля, – произнес неожиданно для самого себя Эмиль когда-то услышанную фразу, и, видимо, не случайно: уж больно похож был этот начальничек на то видение из его полусна.
– Начало интересно ровно настолько, чтобы я согласился послушать дальше, – произнёс этот неторопливый, по всей видимости, узкоспециализированный человек, обнадёживая непрошеных гостей. А в голове Эмиля шло воссоздание всего увиденного тогда и моделирование возможного продолжения.
– Плато, горы, аномальная зона, наверняка здесь идёт выработка редких, ценных минералов.
Навязчивые мысли: «Зачем всё это, почему не так ярко, как у других», и неясные воспоминания, повторяющийся сон. Гном-эль когда-то мечтал стать Эльмонгом, а став им, никак не может разглядеть свой путь.
Есть закон, который гласит: «всё во всём». Первая производная его – «внутри, как вовне». Внутри – значит, в человеке, а вовне – это опять же во всём, и здесь требуется способность видеть, но прежде – слышать.
Вот я слышу шум добывающей техники.
Руда, в которой всё намешано, но чего-то больше в определенных зонах, чего-то совсем мало, есть пласты, есть жилы, есть самородки. Не так ли и в обществе людей, где тоже есть разные прослойки и тоже есть самородки?
Чем всё это перерабатывается, очищается, концентрируется, насыщается? Механизмами, аппаратами, технологиями, специалистами? С помощью чего? Воды, воздуха, химических и иных реакций, скрытым воздействием полей, огнём, в конце-то концов! Всем этим идёт образование чистого, нового, уникального. Не так ли и в социуме?
Гном-эль видел когда-то картину своего мира в форме огромных древовидных залежей, потоков рек и облаков вкраплений и хотел увидеть, что же дальше? Неужели Эльмонг до сих пор незряч? – Эмиль сделал паузу.
Увалень в элитной спецодежде колебался с принятием решения. Ведь такой уровень информированности было важно оценить с верной позиции её поступления или утечки. В этот момент зашел его помощник, принес видеопланшет и произнёс:
– Мастер Эльмонг, это должно быть важно!
Просмотрев информацию, громила напрягся, затем расслабился, даже улыбнулся.
– Я должен принять правильное решение, даже если не понимаю, как это может быть, и должен переступить через рамки правил и инструкций, потому что в вашем визите вижу проявление чего-то большего! Да, я иногда вижу тот сон, и, может, впервые сейчас получил какое-то его объяснение. И тебя в нём помню, а это уже нечто сверхъестественное. Мне известно также о твоём выступлении на высшем совете, и я могу расценивать это как высший допуск, даже честь для себя – событие, которое изменит, возможно, мой мир для меня. Но тогда, позволь ещё вопрос. Если всё это есть, то почему бы не сказать об этом открыто?
– Тогда это будет лишь во всём вне каждого. Каждый же может получить только изнутри вместе со способом, проживанием, обладанием и причастием. Внешнее же причастие внешним и останется. Со временем смоется и отшелушится. Это одно, второе же – в сопряжённости сферы жизни и порядка биосферы.
Для тебя, например, и ты об этом знаешь, таким порядком была литосфера, сейчас к ней добавилась гидросфера, атмосфера, социосфера, и ты это видишь; псисфера, инфосфера, ноосфера, и ты это осознаешь, начинаешь проживать. Ещё немного и ты выйдешь на следующий уровень экосферы. Но сейчас для тебя это просто приятные звуки. Из биосферы Литы Гном-эль перешел в биосферу всей Планеты. Теперь Эльмонгу открыт путь в биосферу Метагалактики, если только он устремится на это так же, как когда-то сделал Гном-эль.
– Появился новый смысл моей жизни. А кто эта очаровательная особа, если не секрет? – преображённый Эльмонг проявил неподдельный интерес к спутнице Эмиля.
– А вот общение с ней как раз позволит тебе ускорить процесс формирования и развития твоих скрытых потенциалов, – вдохновил его Эмиль.
– И что же от меня требуется взамен? – обрадовался Эльмонг.
– Думаю, ты уже принял правильное решение, – Визи улыбалась изо всех сил, – ведь если я не ошибаюсь, в этом месте как раз находится развилка, и отсюда идёт два пути: «транзит» и «отстой»?
– Понимаю, понимаю, вы не хотите выставлять перед Бюро не совсем отточенные детали своей миссии, ведь даже само возникновение отстойной ситуации говорит о недостаточной компетенции? – в свою очередь спросил Эльмонг.
– Но согласитесь: договоренность лучше, чем последствия и ответственность за утраченный по неосторожности разъезд, – парировала Визи.
– Ну, что же, ваш визит – это не просто визитка, под него можно списать многое, практически всё, так что мой ассистент вас проводит, – Эльмонг кивнул, прощаясь, и вышел, а Эмиль с Визи последовали за указанным служащим.
Они облетели довольно-таки большой круг, совершив две посадки, после чего пилот покинул их, сообщив:
– Ваш аппарат не подходит для следующего уровня, поэтому мы его оставляем себе взамен этого. Маршрут выхода известен автопилоту, только учтите: этот проход односторонний, по крайней мере, назад не возвращался никто, и мы его называем «последний путь». А так, в общем, удачи вам.
– Очень любезно с их стороны, – с иронией произнесла Визи, когда сопровождающий удалился, – особенно, если учесть, что в их собственном представлении – это явная смерть. Хорошо бы продержаться как можно дольше, не потеряв свои тела-носители, иначе миссия может преждевременно завершиться. Представляешь, ты пришёл один, вошёл в контакт сразу с несколькими сферами, выступил на Совете, где был представлен как сотрудник Бюро, и теперь перед тобой открыты все двери, к тому же никто не понимает, лечим ты, люмес или малтук. Осталась самая малость: добраться до пункта назначения.
Летательный аппарат начало плющить и размазывать. «Последний путь» или заканчивался, или начинался…
Часть 2
Время отсутствия
Четвертый раз группа Алима активировала портал, и четвертый раз их останавливал Агент Бюро. Он отмахивался от них, как от надоедливых детей, и молчал.
– Можешь хоть на вопросы ответить? – доставал его каждый раз Алим, и только на четвертый раз получил утвердительный ответ.
– Тогда скажи, что с Эмилем и когда, наконец, нас допустят к выполнению задания.
– С вашим Эмми-элем всё в порядке. Ему осталось отработать ещё две-три ступени, и тогда остальные выразители смогут к нему присоединиться для выполнения основной работы, – сообщил Агент.
– Чем же обусловлена необходимость его изоляции от группы? – не скрывала своего недовольства Яна, – ведь мы готовились вместе. Трудно ведь одному.
– Зачем вам знать все подробности игры с собственным небытием. Там есть у него группа поддержки, правда, из иной цивилизации, даже двух. Они прошли уже критическую точку, работающую затвором и не допускающую возврата. Теперь остаётся ждать, удастся ли им вскрыть печать основного терминала, или они застрянут в этом горизонте, и их снесёт на периферию. Будем надеяться на лучшее. Всё будет хорошо.
– А если нет? – поинтересовался Алим.
– Тогда пойдёшь ты, но тоже один, потому что работает пока единичный шлюз.
– Не нравятся мне все эти ребусы, – потёрла глаза Алина и вышла из взаимодействия. За ней вернулись и остальные.
– Что за сложности да предосторожности? – нервничала Яна.
– Всё и так идет очень быстро, – возразила Мила, – ведь из-за временной разницы прошло всего полчаса, а у нас есть целые сутки.
– Всё из-за запредельного переноса в девяносто два процента массы, – уверенно произнесла Алина. Неясно только, какой процент перенесённых возможностей у него…
… Аппарат принял прежнюю форму, и Эмиль осознал, что расплывалось только его восприятие из-за перехода в другой световой диапазон и соответственно другую мерность. Всё замерло.
– Вот вам и «дорога в никуда», – констатировала Визи, – если мы застрянем – придётся опять кому-то идти, повторять наш путь. Мне не привыкать, я почти всегда первой возвращаюсь из миссии. Всего один раз вернулась вместе со всеми. А как дела обстоят у тебя?
– Не торопись – дай вникнуть в происходящее, – уклонился от прямого ответа Эмиль и вслушался в тишину. Потом, будто пытаясь озвучить её, произнес:
Дилемма веры – безысходность… от пустоты...
Живя огнём, порой не знаешь... кто же ты... Живя огнём... но он-то знает, что всё воспринятое в нём он сам в себе и оформляет. И лишь когда приходишь в Дом... потом...
Приходишь ты из темноты, из пустоты.
Возможно, знать не знает дух, что за собою дверь скрывает, он должен выбрать то из двух, чему ещё не доверяет: пространство из небытия... где времени неведом счёт, где всё течёт, течёт, течёт... и нет забот.
Но кто поставит на учёт, когда ещё не начат счёт, поверит кто, посмотрит оком, кто завизирует? Порокам кто будет выставлять заслон, ведь нет ни качеств, ни имён, один ты или миллион... вас... где-то бродит?
Эмиль уловил подозрительный взгляд Визи и замолчал.
– Никогда не думала, что можно читать пустоту, – произнесла она.
– Да что ты такое говоришь? – удивился Эмиль, – это никак невозможно, это всего лишь мой отклик на неё. Нам предстоит жертва, я так полагаю? Чтобы насытить небытие, надо самому войти в него.
– Это уже наша фаза миссии, главное, есть осмысление, что и зачем надо делать, – взяла на себя роль руководителя Визи, – сначала ты пойдёшь движеньем, едва заметным полутленьем, ещё невидимым лучом, но так, чтобы родился признак, уже предвидимый огнём.
Потом пойдешь протуберанцем, соединишь ним два огня и будешь ждать, но не взрываясь, опустошаясь...
Для тебя всё обойдется лишь румянцем.
И вновь изменится задача: всему сопутствовать. Иначе удача будет мирно спать, и биовизы не видать, не осознать, и не постигнуть…
При этих словах её всё расплылось, сменило, видимо, свою мерность, а через мгновение на Эмиля, как ни в чём не бывало, смотрела прежняя Визи.
– Не удивляйся, – произнесла она, – так я перетекаю сквозь себя и выхожу на иное, закрепляясь там, проектируя события своего будущего. Это обязательно только в момент перехода в иное. А ты делаешь какую-либо внутреннюю перестройку? Если объяснишь как, то в следующий раз смогу и я попробовать так же.
– Объяснить «как», пожалуй, трудно, а вот «что», могу примерно. Это называется синтезприсутственный переход. К примеру, фиксируюсь я в восьмимерном пространстве, а восприятие моё одновременно имеет несколько модификаций: семимерное, там, девятимерное, шести. Это сложно для необученного, а по сути, примерно то же, что двигаться, ощущать, чувствовать и мыслить одновременно.
Хотя большинство, даже таким не очень владеют. Некоторым, чтобы подумать, надо остановиться. Или чтобы снизить болевые ощущения, наоборот, надо активно двигаться. Знакомо такое? Иногда только движение мысли позволяет ощутить смысл, который за нею прячется.
Подобные наработки, только в иных масштабах, позволяют перейти к похожим эффектам уже не на подпланах или в присутственностях, а в синтезе их.
– Говоришь вроде понятно, а сама технология осуществления как выглядит?
– Много работать надо с ключами, огнём разных мерностей, разными частями и копить, копить, пока произойдёт фазовый переход, эволюционный скачок, включение.
Мы долго будем сидеть в этом аппарате? По-моему, уже всё давно стихло, – ушёл от темы разговора Эмиль.
– Я жду, пока пройдёт сонастройка жизненно важных параметров, придёт внутренний сигнал своевременности, а ты – как хочешь.
– Да какая там сонастройка, если даже аппарат прошёл, без разрушения.
– Это ещё ни о чём не говорит. Лично я пока даже не вижу ничего через смотровое окно. А внутри, как-никак, мы защищены обшивкой, а, может, и полем. Ты же сам говорил, что кроме движения есть ещё другие параметры, которые даже более важны своей организацией.
Расскажи лучше о ключах. Например, что они собою представляют и зачем нужны? А то в общих чертах-то я понимаю, а так, чтобы естественность появилась, или простота, или радость владения этим инструментом достижения цели, так этого нет.
Ключи к успеху
– Эволюционное развитие духа идёт огнём. Но сам процесс строится определёнными законами. А ключи – это и есть те технологии, которые позволяют открывать новые двери, входить в иное подобие, пользоваться теми же законами, – пытался сформулировать Эмиль понятное определение, но никак не мог за что-либо зацепиться.
– Хорошо, вот нам сейчас предстоит столкнуться с новым, как к этому можно применить твои ключи? – поставила более конкретный вопрос Визи.
– Я уже вижу, что надо искать необычное решение, поскольку момент затянулся, да и ты как-то приуныла. Или я ошибаюсь?
– Хотела найти решение, как раз основываясь на твоих рассуждениях. В общем, мои сенсоры сообщают об угрозе. Мы как будто под многослойным колпаком, и лично моего опыта не хватает, чтобы решиться что-либо предпринять, – призналась Визи.
– Вот, видишь, ты сама и поставила задачу, и подсказала решение: нам надо объединить свои усилия.
– То есть попросту слиться?
– Опять в твоих словах есть подсказка, – обрадовался Эмиль, – надо слиться определённым образом.
– Ага, кто-то кого-то должен съесть, например, и стать вдвое мощнее, – пошутила Визи.
– Никак не пойму, где ты играешь, а где работаешь над решением задачи. Тебя не пугает ни потеря жизни любого уровня, ни количество затраченного потенциала. – Эмиль ещё не видел, к чему всё идёт.
– Ты уже доверился мне, Эмми-эль, значит, были соответствующие знаки. Ведь ты им доверяешь больше всего? – Визи изменилась в своей внутренней активации и вдруг произнесла, – что-то мне подсказывает, что мы на верном пути. Открылся проход, но очень необычный. Думай быстрее, Эмми.
– Да что там думать, если не думается, что суть искать, когда отсутствует она, и лишь одна, всего одна возможность, пока ещё не выпита до дна, недостающая… – Эмиль тараторил, что на язык придёт, и неожиданно его осенило, – саркофаг!
– Что, «саркофаг»? – удивилась Визи.
– Наш единственный шанс! Раз мы под колпаком, то должны принять соответствующие правила игры. Сделаем так: ты укрываешь меня или окутываешь своим полем, поглощаешь, так сказать, создавая защиту от внешнего поля, я в это время вхожу в изменённое состояние, то, которого нам не дают достигнуть. Потом ты резко меняешь установку и прячешься в моем поле, и мы неожиданной мощью прорываемся из окружения. – Эмиль посмотрел на Визи.
– Но раз ты это произнес вслух, то это уже не секрет, и фактора неожиданности не будет, – в её голосе не было вдохновения.
– Самого главного-то я не сказал, – улыбнулся Эмиль, – могу даже добавить, – мы меняем дверной замόк, а под какой ключ, не знает никто, даже я. Главное, что он окажется в моих руках в нужное время.
– Хорошо, – согласилась Визи, – только мы будем беззащитны друг перед другом. Смотри мне прямо в глаза, и действуем по твоему плану.
– Опять помощь! – подумал Эмиль, и, уже глядя прямо в глаза своей новой напарнице, почувствовал, что «лед тронулся», и мысли побежали по многосферным путям-дорожкам.
– Заработало – значит, плодородное зерно во всём этом посеве есть! – его тело видоизменилось на уровне своей проявленности, позже он сформулирует суть этого изменения, а сейчас его интересовало другое: он вспомнил, как Визи нечаянно произнесла, соглашаясь: «Ага», и вспомнил ту, для которой это слово означало ее имя.
Идея перешла в стадию воплощения сама по себе. Эмиль смотрел в глаза Визи, и одной частью своего сознания пытался визуализировать лицо Ага-эль. Поскольку другие части его сознания проваливались всё глубже, оставляя внешнюю оболочку под опеку Визи, то ему эта визуализация удалась, и он уже видел перед собой Агафью в её «эль»-выражении. Поначалу плотность видения была очень мала, но Эмиль не отступал и подключал всё новые и новые силы, аргументы, уровни, всё, что мог, пока перенёс-таки значительную часть себя в иное проживание. Видение уплотнилось и ожило.
– Она пытается завладеть тобой, растворить тебя в себе и использовать, как питательную среду, – произнесла Ага-эль.
– Знаю, ведь ты в свое время делала нечто подобное, – рассмеялся Эмиль, – может, я так свой иммунитет разрабатываю. Вот, пытаюсь тело экспортировать в более безопасное место. Нужна твоя помощь.
– Я знаю, но так, скорее, меня перетащишь через фантом, чем сам перейдёшь. Избавься от неё, иначе успех будет маловероятен, – Ага-эль смотрела, не мигая.
– Да, я уже вижу, что между нами стоит барьер. Что за напасть такая? Пытаешься тут помочь, а от твоей помощи отказываются.
– Видать, условия не те, – согласилась Ага и застыла.
Помощи больше было ждать неоткуда. Эмиль был близок к отчаянию.
– Условия им, видите ли, не подходят, – произнёс он громко, – вот разверну сейчас сферу своего Дома Отца, и всё сразу прояснится.
«Так-то оно так, но это равносильно выходу из игры, поскольку перенесут меня эти условия в исходную точку, – пришла следующая мысль, – разве что немного поэкспериментировать? Например, развернуть сферу Дома Отца шестой присутственности этого присутствия. Эдакий Дом Холистичности. Жалко, что посоветоваться не с кем. Работа группой – ключ к успеху. И где же эту группу взять, когда один со своими мыслями сидишь?»
Картина видения изменилась на силуэто-фрагментарную: какие-то плывущие свето-теневые неясности различной конфигурации. И внутренний монолог перешел в диалог.
– И почто все засуетились, когда уже вопрос практически закрыт? Ладно, эти, сугубо материальные, каждый из них чем-то поживиться хочет, так ещё и глубоко потенциальные идут. Неужели думаете, что механизмы, всеобщими законами запущенные, чем-то остановить можно? Разве что более высокими законами.
– Так только внутренним изменением и можно запущенное преобразить, – зазвучал второй голос, и Эмилю показалось, что это – его собственный.
– Радиация, поедающая всё живое, и гонки на выживание.
Всё меньше и меньше остаётся тех, кто потенциально способен всё это выдержать. Не проще ли начать сначала?
– Сам говоришь и сам себе противоречишь. Времени на то, чтобы начать всё сначала, тебе не жалко, а на то, чтобы попробовать выйти из тупика, жалеешь.
– Федерация так постановила: архивировать вехи, пока возможность есть, и ускоренными темпами – на новый виток.
Эмиль уже окончательно идентифицировал себя со вторым голосом и включился в диалог активнее:
– Федерация, радиация и полная прострация… Как же вас на операцию уговорить, отчекрыжить хвосты и ускорить. Одно из значений слова «рация» близко к понятию смысла. В некоторых языках оно даже так и переводится. Когда входишь в прострацию, то есть в смысловое пространство, то отвязываешься от какого-то его конкретного выражения, и возможен поиск нового. Или конфигурация – это несущая конкретный смысл фигура (фигуральность смысловой конкретики). Та же ваша р-ади-ация – это всё равно, что ади-рация, ади-смысл. Вы же планами продолжаете жить, вот ади-план, седьмой, вам и несёт новый смысл в тех уровнях вибрации, жизни биологической смысл, опять-таки, на которые надо обратить внимание, а, может, и преодолеть их. Конечно, седьмой горизонт Образа Отца, как идея, слишком нервирует витаполе шуддхой мыслеформы индивидуальной, пытаясь достоинство и вдохновение вызвать – дух и волю проявить заставляет.
На этом все седьмые позиции, которые вспомнил Эмиль, исчерпались, и скорость мысли сделалась недостаточной для новых изысканий. Но, видимо, что-то успело произойти, поскольку он осознал, что кто-то треплет его по щекам, пытаясь привести в чувство.
– Мне показалось, он так легко осуществил переход, что просто непонятно это финальное торможение, – прозвучал голос Визи.
– То, что ты называешь лёгким переходом, в действительности очень рискованный шаг с его стороны, – возражала ей Ага-эль, – предлагала же я ему отпустить всё и уйти в исходный пункт. Ведь ясно же было, что опыт вышел из-под контроля и стал неуправляем. Так нет, вот упрямый: и сам прошёл, и тебя перетянул.
– А у нас с ним договор, доверительное соглашение и несколько удачных этапов работы.
Эмиль приподнялся.
– Что за спор, а драки нет? Делите шкуру неубитого медведя или программного суперносителя по сферам неизведанного? – спросил он.
– Вот, скажи, Эмми-эль, – начала Визи, – ведь тебе в моём поле удивительные идеи в голову приходят и желание деятельности возрастает?
Платформа устойчивости
– Да хватит вам спорить, всё равно каждый останется при своём мнении. Все мы используем друг друга, и тем реализуем возможность быть полезными, и входим как раз в то состояние, на которое притягивается потенциал, позволяющий нам развиваться. Лучше скажите мне о другом: достигли мы желаемого результата или нет?
– Достигли, Эмми-эль, но большая часть потенциала ушла на трансвизирование формы физичности, – обрадовала его Ага-эль, – так что сфера-то самая творческая, а потенциал самый ускользающий. И главное – никакой мысли даже нет, что дальше делать.
– Мысль есть всегда, – проговорил задумчиво Эмиль. – Если мы адекватно здесь воспринимаемы, то нам нужна библиотека, желательно с архивом. Прежде чем пытаться помогать цивилизации, надо ознакомиться с её историей.
– Резонно, – согласилась Визи и пошла вперед.
Эмиль двинулся за ней. Замыкала шествие Ага-эль. Только сейчас, во время движения, Эмиль заметил, что обзор местности весьма ограничен. Пространство как бы блокировало пределы видимости, но было свободно для перемещения.
– Это твоё восприятие немного смещено от параметров развёрнутой здесь мерности, – пояснила ему Визи, – две целых и девяносто четыре сотых, а ты настроен на три целых и четырнадцать сотых. Видишь твёрдое покрытие под ногами? Оно искусственное. Мы находимся в одном из научных центров цивилизации. Сейчас окажемся возле центрального хранилища информации. Как ты сам собирался действовать тут?
Эмиль усиленно работал над резкостью и таки прозрел. Огромная площадь со сверкающими зданиями по периметру и ряд скамеек по центру, скорее, похожих на кабинки такого себе фуникулёра. Некоторые из них были заняты, другие свободны.
В одной сидел долговязый с озабоченным лицом, видать, учёный, но главное, что он кого-то Эмилю напоминал. Выйдя из своего оцепления в виде двух прекрасных созданий, Эмиль предоставил им возможность осмотреть здание на предмет возможности проникновения в него, а сам направился к кабинке, в которой сидел долговязый и, усевшись напротив, бесцеремонно стал его рассматривать.
– Ох, малявочная опрометчивость, – произнёс долговязый, – вместо того чтобы дерзать на трудовом поприще, вы дерзите власть имущим, всем своим видом показываете несогласие, а с чем, даже сформулировать не удосуживаетесь. А на вид, вполне нормальный и мог бы, к примеру, лечимом стать.
– Я так полагаю, что ты делаешь мне некую услугу, тем, что не принимаешь мер воздействия, каковых требует ситуация. Что бы ты хотел получить взамен, люмес Румел? – Эмиль пробовал использовать любую возможность установления контакта.
– Игра стоит свеч, Эм Мичел? – произнёс так же неожиданно Румел.
– Может, реальность имеет другой ракурс просмотра? – в свою очередь неопределённо спросил Эмиль. – Вот, мне, например, сильно мешает заниженная мерность его. Я привык к трём с плюсом, что означает приток времени и, следовательно, прогресс, как фундамент, основание. А здесь три с минусом. Значит, идёт отток времени и, регресс, как давящий опускающийся потолок. Вы живёте в обратном потоке времени. И даже мне неясно, как вы умудрились в него войти. Но всё же я готов к выполнению миссии даже на столь низком уровне.
Румел продолжал в свою очередь описывать ситуацию в своём ракурсе взгляда.
– Когда мои оппоненты говорили мне, что уход в иное может иметь непредсказуемые следствия, вряд ли они полагали, что иное имеет точки пересечения с тем обыденным, в котором они живут. Если сейчас ты меня убедишь, что мои видения реальны не только для меня, и что они могут как-то помочь стабилизировать всеобщую реальность, я поверю в них. Если нет, то подумаю, что кто-то решил надо мной подшутить.
– Я не настолько силён, чтобы ведать обо всех твоих видениях, и мне самому требуются уточнения для осознания происходящего. Но я предлагаю сэкономить время, и, не тратить его на игру «верю – не верю», а сразу перейти к конструктивному диалогу.
Что за проблемы неразрешимые у вас назрели, из-за которых и природа, и общество идут вразнос?
– Вот-вот, Эм Мичел, и природа, и общество. Каждый тянет на себя, а силы-то неравные. Кто кому и в чём уступить должен? Как избавить всех от бессмысленного противостояния? Как жизнь сохранить? – запричитал люмес, и Эмиль решил запустить встречную программу:
– Есть грация, как красота движений, изящество позиций и манер, а есть несовместимость проявлений, и радиация тому простой пример.
И здесь уже всем не до реставраций, фильтраций, альтераций, полумер, конфигураций разных федераций – здесь глубина, здесь время аберраций и хромосом, и света…
– Да будет тебе, – перебил его долговязый, – предоставлю я тебе возможность посостязаться. Да не с твоими собственными замудрённостями, а с отчаявшимися от безысходности, и оттого абсолютно безжалостными, оппонентами. Надеюсь, ты мою теорию о лечимах, как специалистах по исцелению деградирующих территорий, знаешь? Так вот: убедишь собрание в реальности возможности такового, получишь не только иммунитет, но и работу. А нет – то и мне тебя слушать незачем.
Постановка вопроса не предполагала иных вариантов, и Эмиль кивнул головой, соглашаясь:
– Придётся и здесь тебя выручать, люмес, – произнес он, улыбаясь.
Двери кабинки захлопнулись, и она, опустившись, скользнула в неизвестность.
«Как там отреагируют Визи и Ага-эль?» – мелькнуло в его голове, а движение так же неожиданно прекратилось, как и началось. Они оказались в медузообразном конференц-зале.
– Вот, всё, как и обещал, – заверил присутствующих Румел и, поставив Эмиля за трибуну, переместился в первый ряд. Сотни пар глаз жадно впились в мелковатого претендента на соискание звания спасателя-целителя, заранее выказывая сожаление по поводу его участи. Потом установилась тишина, и властный голос объявил:
– Правила позволяют выставлять вместо себя замену только в том случае, если она достойна, но поручитель обязан заменить поручаемого, если тот не продержится десяти минут.
Итак, представься и представь свой проект спасения, – обратился он уже к соискателю.
Эмиль мгновенно собрался, возжёгся всеми своими действующими частями, синтезировался с ведущими его Владыками и, освободившись от всего, почувствовал неприятный привкус во рту. Чмокнул языком и протянул:
– М-м-м, да, несладко тут у вас. Придется поработать. Но если вы думаете, что я за всех вас отдуваться буду, то вы ошибаетесь. Надеюсь, вы хорошо знакомы с теорией Румела о лечимах? Так вот, я один из них. Зовут меня Эм Мичел. Время моё так же дорого, как и ваше. Поэтому сразу предлагаю вызваться добровольцам для развёртывания проекта спасения. Без команды грамотных и устремлённых ничего не выйдет.
– Не хочешь ли ты сказать, малявка, что мы должны поверить во все эти сказки да ещё и сами сыграть в них определённые роли? – произнёс один из долговязых с первого ряда.
– Я не просил выступать тех, кто сомневается, я просил вызваться добровольцев, – игнорировал его реплику Эмиль, – давайте договоримся так: то, что мы собираемся делать, в большей мере нужно вам.
– Вызваться можно, – приподнялся большеглазый с третьего ряда, – но только уточни, чело, какую именно программу нам предстоит осилить, – он косо усмехнулся.
– Вынужден предупредить, – улыбнулся в свою очередь Эмиль, – что по мере того, как я буду озвучивать детали, программа будет активироваться, и все, кто при этом присутствуют, автоматически станут её участниками. По сути, меня это устраивает, поскольку, чем больше команда, тем лучше.
Было интересно наблюдать, как некоторые заёрзали на своих местах, но никто не ушёл.
– И всё же, полагаю, должно быть сознательное участие каждого? – потребовал уточнения за всех обладатель властного голоса, – а, стало быть, информацией должен каждый и владеть. Продолжай, соискатель.
– Приятно иметь дело со сплочённой командой, – обрадовался Эмиль. – Тогда начнём образовываться.
Зал-медуза напрягся и затих.
Эмиль ещё раз освободился от всяких мыслей и привязок, пытаясь уловить звучание тишины. Наконец заговорил:
– Вы думаете, маленький человечек – маленькие возможности, большая планета – большие проблемы, и руки ваши опускаются, и мозги ваши отключаются, и течёте вы по реке времени, бессмысленно барахтаясь в ней. Вот и решила она вас немного притеснить-проучить и потекла в другую сторону. И состояние ваше гадостное вас же самих разъедать начало изнутри.
А всего-то лишь направленность надо изменить торсионного поля некоторым, и снова весы качнутся в нужную сторону, и время прогрессивным руслом ваше потечёт. А малость синтезом с большим преодолевается. Дитё с Родителем везде, пока мало;, пока растёт. И сильно Им же, и гордо, и защищено. Обычно противоположная направленность поля означает, что переход осуществлён не полностью, с оглядкой на прошлое. И чем больше таких в обществе, тем менее стабильно оно. Мысль для чего дана?
Огненная Нить
– Думаешь, ты сказал, и тебе поверили, и по словам твоим всё сложится? – оппонентская натура была готова выпереться из любого-каждого и зарубить всё на корню.
Но Эмиль уже ухватился за огненную нить, способную пронизать всё, увязать, прошить и таким образом, возможно, вытянуть всех из их же собственного болота.
– Очень хорошо, что хоть один, наконец, увидел путь, – обрадовался он, неясно чему, – надо путь этот показать остальным. По залу прошёл смешок.
– И чего я такого сказал? – продолжил оппонент, и Эмиль на этот раз заметил его.
– А ты назвал достаточно слов, чтобы образовать устойчивую платформу, на которую все и поместятся! Думать, сказать, верить и складывать. На первый взгляд – обычные слова, но это, если не входить в глубину. А если войти, то открывается совсем иное.
Думать, или дуальностью материи оперировать, то есть быть способным различать (или действовать условиями материи), для этого надо развитый интеллект иметь, образованностью да применимостью разработанный. Хотя, с другой стороны, родственное ему слово мыслить тоже хорошо, поскольку предполагает наличие мыслительного аппарата.
Сказать – значит, выразить внешне мысль свою, передавать смыслы и сути другим людям, взаимодействовать с ними, координировать действия общие, обмениваться, приходить к согласию. Сказать – уже завершить сказ.
Верить – это ещё глубже, поскольку означает веру проявлять, вырабатывать. А ведь вера – это ведающий разум и ведущий. Стало быть, и путь появляется и разумение его. Разуму уже доступны единицы, разряды универсальной материи, которая есть суть мысли Отца.
И что тогда мешает нам сложить всё таким образом, чтобы прожить единство со всей Вселенной, почувствовать себя её частью? Живой, дееспособной и необходимой частью целостного организма?
– Всё это просто слова, – не хотел менять свою позицию оппонент.
– Вот и я почти о том же, – неожиданно поддержал его Эмиль, – вы здесь, видать, часто слова замешиваете, а ни к чему их не применяете, забывая, что действи-тельность – это действие телом, или действий телесность, а уже потом ощутимость результата.
– Только не надо всех лечить, лучше конкретно скажи, что делать надо, – упорствовал оппонент.
– Для начала надо сменить ракурс взгляда, оторваться от обыденного, привычного, и тем самым одолеть, разорвать свою к нему привязку. Глядишь, что-нибудь да изменится.
Затем осознать самое простое: что такое человек? Дать определение, ведь тем самым и предназначение, и путь, и цель, и способ её достижения может выявиться. – Эмиль искал такой подход, который мог бы дать приемлемый результат.
– Проще простого: ноги – чтобы ходить, руки – чтобы носить, голова – чтобы думать, а в помощь ей глаза и уши, и всё это – чтобы ориентироваться в пространстве. Ну, и туловище, чтобы всё это соединить, – хитрил оппонент.
– Версия номер один, – констатировал Эмиль, – но это ведь только то, что видимо, поверхностно как-то. А если глубже?
– Пожалуйста, и глубже: сердце, печень, мозги, кости и прочие аппараты и органы. Так лучше?
– Отличное понимание вопроса, – радовался Эмиль, – а если какими-то другими понятиями, категориями, масштабами, структурами?
– Какими ещё другими? Клеточками, что ли, атомами, частицами? Так это уже не биология и даже не химия. Так мы до физики элементарных частиц доберёмся. Ничего там практичного или интересного нет.
– Хорошо иметь дело с образованным человеком. Только об ином ракурсе мы забыли. – Эмиль увидел перспективное направление и решил его развить. – В первом случае ты поделил человека на части, которыми он пользуется для внешнего взаимодействия с физическим миром, оперирует физической материей. Во втором – представил физические части, но уже те, которые занимаются энергообеспечением деятельности первых, а в третьем – уже вышел на универсальные компоненты, присущие всей материи. Вот, только глубины рассмотрения не хватило, чтобы увязать воедино макро- и микромир. Принцип рассмотрения великолепен, поскольку показывает, что человек состоит из частей и выражается определенным их единством. И всё это единство функционирует по определенным законам и задействовано в определенных процессах. Только вот, чтобы смысл какой-то в этом увидеть или до сути добраться, надо сменить позицию наблюдения. Надо оторваться от физики, познать метафизику человека.
Конечно же, человек состоит из частей, и сам является частью. Только важно – каких и чего в контексте возникших вопросов. Ведь даже из названных трёх позиций ясно, что оперируя одним уровнем, например, клеточным, мы не сможем разворачивать и реализовывать программы на другом, например, строить дом. Хотя нет смысла отрицать важность их взаимодействия в плане поддержания определенных условий и возможностей.
– Ты хочешь сказать, что возможно выйти на некий иной уровень взаимодействия, с позиции которого решение проблемы существует? – во властном голосе говорившего звучали нотки приятия, и это заставило остальных устремиться на поиск восприятия иного.
Видимо, уловив это, он и обратился уже ко всем:
– Малтуки, вы отвечаете за то, чтобы в рабочей группе были представители всех отделов, а ты, Румел, как клей, как вязь, обеспечиваешь между всеми взаимодействие, координацию и всё прочее. Посмотрим, что из этого выйдет.
Медузообразный зал оживился, началось движение предметов, звуков, эмоций. Во всём этом Эмиль потерял связность восприятия, а когда пришёл в себя, они с Румелом были снова в кабинке на площади.
– Ну, что, Эм Мичел, первый шаг ты сделал, и под твоей ногой оказалась твердь, а не пропасть. Можешь присоединиться к своему сопровождению и выбрать свободный аппарат перемещения. Через час тебе предстоит сделать второй шаг. Надеюсь, он будет таким же успешным, – долговязый открыл дверь, и Эмиль понял, что ему предоставлена свобода.
Он ступил на площадь и огляделся по сторонам. Не найдя искомого, направился к соседней кабинке. Почти не удивился, но обрадовался, когда увидел там Визи и Агафью.
– Знаешь, Эм Мичел, эта приветливая планета не такая уж и приветливая, – пожаловалась Визи, – нас чуть было не замели, как пояснила это действие потом Ага-эль, но сосканировали наличие какого-то иммунитета и препроводили сюда. Странно всё это, и как-то опустошающе-мрачно, особенно от изобилия искусственных строений.
– Это потому, что ты начинаешь пропитываться программой угасания жизни, охватившей всё здесь. Хорошо хоть они устроили постоянно действующий поисковый центр и пытаются найти выход из сложившейся ситуации, – пояснил Эмиль.
– А найдут ли они его? – продолжала Визи.
– Только очень глобальная Идея может перевернуть часы смерти уходящей цивилизации и направить время в новое русло часов жизни, уже новой цивилизации, – уверенно произнёс Эмиль, вспомнив фразу из манифеста, и пояснил, – очень скоро нам всем вместе предстоит сменить чашу весов выживания на чашу развития и заняться её наполнением.
Кстати, это не просто защитная кабинка, это ещё и средство перемещения, – сменил тему Эмиль и положил руки на пульт, как это делал Румел.
Дверь плавно закрыла проём и через минуту открыла снова, но уже внутри здания, в уютном помещении.
Минут сорок гости занимались освоением бытовых особенностей, затем вернулись в свой аппарат и уселись в кресла.
– Сейчас, по идее, мы отправимся на наше первое занятие или совещание, не знаю, как правильно, но оно должно стать отправной точкой нового отсчёта времени на этой планете. Готовы? – Эмиль положил руки на пульт…
Метавселенных бытиё
Перемещение было недолгим, и на этот раз все оказались в небольшом зале.
– Только не стройте иллюзий, что я вас буду чему-то обучать, – обратился Эмиль к присутствующим. – Наша задача состоит в том, чтобы перейти на атомарное восприятие, а может, и ещё глубже, и представить, сколько же там незаполненного пространства, и это всё притом, что на уровне биологии организм каждого кажется довольно-таки плотным. По крайней мере, если в него чего-то вставить, то это приведет к дискомфорту или ещё хуже – к повреждению.
Представьте пространство вокруг себя в виде пустоты, которую можно заполнить строениями, растениями, техникой или ещё чем-то. А ведь пустота эта относительна. Сколько там носится молекул разных веществ, которые создают возможность существования ветрам, запахам, звукам. А сколько эмоций, мыслей, всевозможных иных полей! И всё это в относительной пустоте. Нет пустоты – есть пространство, целесообразно простроенное и насыщенное, и, тем не менее, мы способны избирательно фиксироваться на той или иной форме, на том или ином содержании, на том или ином качестве, проявленного в нём.
Ответьте мне, обыватели, только честно: диапазон возможного, освоенного, дозволенного, привычного – он действительно кажется вам достаточным, завершённым или окончательным? Вижу, что не кажется. Тогда предлагаю отправиться на поиск компромисса. Надо рубить якоря, то бишь, предубеждённости, привязки и привычки.
Визи и Агафья располагались в зале, и поэтому были на общих основаниях, чем и решили воспользоваться. Начала Агафья:
– Когда привычно говорить – то, значит, надобно молчать? Необходимость есть питаться – и с этим надобно расстаться? С чего же лучше нам начать, чтобы до истины добраться?
Сразу же к ней присоединилась Визи:
– Куда предложите войти: в глубокий транс, мечты, виденья? А как физические бденья, ведь именно они должны нести в себе преображенья? Или у вас свои знаменья, свои условия пути?
К ним примкнула ещё одна, уже из местных:
– Эка невидаль, бывало, так брыкнётся жизни явь: всё, с любовью нажитое, вдруг исчезнет. Близость, даль, будущее и былое сквозь воронку протекут, и стоишь ты будто тут, а вокруг уже иное.
Если всё вокруг фрактально, скопом или подетально, всеми или лишь одним, значит, нет нужды держаться старых правил, мне б, признаться, хоть один пример иного, хоть один пример такого, что менять способно мир. Я б тогда могла расстаться даже с жизнью, вновь рождаться, быть свободной от всего, только знать бы для чего…
По залу пробежала волна поддержки и оживления.
Волны, волны! Они бурлили вокруг, но оставались недоступны. Надо было куда-то вести, направлять всю эту махину. Но куда, Эмиль ещё не знал.
«Да что же ты будешь делать, – думал он, – начавшееся ослабление привязанности к материи – ещё не факт готовности освобождённого от нее пространства к приёму содержимого иного». И он решился сделать так, как если бы был у себя дома.
– Какая прелесть! – обратился он к выступившей только что активистке, – фрактальность смерти и рожденья. И сколько в этом вдохновенья! А ведь и правда: обновленье – есть суть любого вития, любого творчества, стремленья, и в новом – нового рожденье, как права жизни утвержденье, приумноженье бытия.
И вот наполненность былого до горизонта, до краев, замкнулась в крохотности слова лишь планетарности основ. Но новый фракт, иных масштабов, иного образа и слов, призвать к рождению готов, рожденью свыше! Слышен зов, и суть его уже витает: и путь его, и путник нов, который синтез сотворяет…
А в самом центре человек. К нему приложены не шляпы, а пройденные ним этапы, его одежды и надежды – то сферы дома из огня. В них утончённость, и броня, и путь, и способ продвиженья, и эликсир омоложенья. В нём и обыденности дня, открытия и вдохновенья любого вида жития…
И вот уж виден сам пример: в какой одной из многих сфер теперь жизнь ваша обитает? Пусть в био-, социо- иль психо-, пусть даже в инфо-, холо-, вита- или иной, другой какой или их синтезе, кто знает?...
И снова в разговор вклинилась Агафья:
– Когда весь день тревога гложет, когда под ложечкой сосёт, и сковывает сон, и холод от мыслей тяжких не даёт взлететь душе: какие сферы? – одни натянутые нервы и смрад безжалостных болот, в которых жизнь любая тает. Неужто – лучшее грядёт?
«Что это, – подумал Эмиль, – точно «неужто»? И те, кто безоговорочно был на его стороне, заразились общей безысходностью?»
Неожиданно всё его естество восстало против такого поворота дел, и он с удивительным спокойствием произнес:
– О, кажется, я понимаю теперь, зачем вам так нужны лечимы: вас поедают изнутри ваши же собственные порождения, а вы не способны заглянуть внутрь себя и распознать их. Я бы вам мог нарисовать картину происходящего, но боюсь, она глубоко засядет в ваших частях ввиду вашего же не совсем здорового воображения. Лучше мы поговорим о том, чему должно быть.
– Но это будет всего лишь твоё представление о чём-то, – возразила всё та же активная участница.
– А мы поступим по-другому, – входил в свою роль Эмиль, – откроем книгу жизни и прочтём, причём не я, каждый пусть читает. Вот ты, к примеру. Кстати, как тебя зовут?
– Сиэлия.
– Представь, Сиэлия, твой мир объемлет множество галактик, и твердь его, как сгусток практик, и пустота, как эликсир, огонь питающий, потир, грааль наполненный собою, и нет иного – всё твоё, одно – в едином бытиё.
– И множество частей его, между собой переплетаясь и в каждой вновь иным рождаясь, текут, влекут, несут своё, метавселенных бытиё.
Сиэлия посмотрела вокруг себя, потом демонстративно перенесла взгляд, будто в открывшуюся даль, и как бы продолжила тему, начатую Эмилем:
– Фрактал фиксированных правил своей конкретностью гнетёт, но он текуч, в нём лишь представлен единый миг, который ждёт всего-то верного движенья.
О, было то изобретенье науки целой бытия, в которой некогда работу свою проделала и я!
Представить как ту утончённость, то витиё с названьем «жизнь», в которой, верно ты заметил, все части цельностью сплелись, но каждая своею мерой (другим ту меру не понять!), лишь ощутить возможно верой, любовью, мудростью, опять рождая новое движенье ...
Миг остановленный – то смерть. К другому переход – рожденье. И это – связанные звенья одной цепи, в которой свет, в которой духа обновленье, и столп, и всеопределенье...
И огненность всего пути, который предстоит пройти, познав свое преображенье...
– Тогда позвольте и мне, – поднялся Румел, – если уж говорить откровенно, я и сам до этого часа не очень-то верил в возможность преодоления сложившихся обстоятельств. Но сейчас появилась малая надежда, и мне хотелось бы поведать об одном откровении.
Вот, вы всё сглаживаете, в потоки входите, но при этом вначале хотите знать, что это вам даст, а я читал совсем иные письмена и понял: познание нового происходит через исполнение. Боязнь же вхождения в деяние неведомое только неразвитостью да медлительностью отдельных частей обусловлена. Разумение наперёд умение предполагает. А умение без веры не нарабатывается. Вера же есть ведающий разум. Вот и выходит, что круг замкнут.
То, к чему стремимся, неведомо нам, но оно огромными шагами идёт навстречу неожиданными ситуациями, ибо с одной стороны ведает наши чаяния, а с другой – иными масштабами оперирует. Мы же малыми шажками да с опаской пытаемся сделать вид, что бежим, а на самом деле топчемся на месте.
А пустота всего лишь примесь, всего лишь временная взвесь иного…
На этом Румел замолчал и вопросительно посмотрел на обладателя властного голоса. Тот не реагировал, а Эмиль, отвлекшись от своих мыслей, изменил спектр взгляда и увидел причину замешательства долговязого люмеса: между участниками Совета происходила невидимая перепалка.
По залу сновали молниеподобные голубоватые разряды, обтекающие лишь небольшие защитные сферы отдельных участников, в том числе и его, Эмиля, сферу Дома Отца, заметно отличающуюся от сфер других.
Слово в поддержку люмеса взяла эмоционально экспрессивная брюнетка:
– Ты прав, Румел, что толку предаваться размазанности мутных полумер. Кого хотят нам навязать в пример, боясь в своём неверии признаться?
Кто этот выскочка приблудный – «восход звезды» проспавший полудух, который обречён на отторженье или очередное погруженье иного времени? Тогда одно из двух: ночь или день, а может, час, но всё же судный.
Я предлагаю выйти всем на свет и там, когда вопрос решится, то и продолжить наш совет без тех, кто тут останется в тени. Уж очень тормозят нас все они.
– Коль час всему всегда назначен, наш будет выбор однозначен, – произнес, наконец, обладатель властного голоса, и часть присутствующих поспешила покинуть свои места.
Что-то должно вот-вот произойти. Эмиль был даже рад такому развороту событий: уж очень вязким становилось пространство, и вязкость эта мешала движению не только тела, но и ощущений, и мыслей, и чувств. Скорость – вот что сейчас было важно, и ещё полная раскрепощённость, дзеновость, освобождённость.
Сейчас не помешало бы умение Алекса, его замечательные шоу-превращения, непредсказуемость и легкость…
Звезды, проспавшие рожденье
«Купол зала раскололся надвое и начал медленно расходиться, открывая пространство экосферы», – пронеслось в голове Эмиля, прежде чем он поплыл, растворился в плазмосфере планеты.
Бирюзовая полужидкость впитала в себя всех дерзнувших остаться и заглянула каждому прямо в глаза иным миром. На месте властноголосого неожиданно возник Алекс с неимоверно длинными руками, которыми он охватил контуры зала. И эта контурность создала некое подобие пузыря, внутри которого бирюза сделалась воздушной.
– Мы все так долго ждали этого шоу, – улыбнулся он, подмигнув Эмилю, – что за это время сменилось несколько афиш, и теперешний сценарий не известен даже мне. А посему приходится импровизировать.
С одной от него стороны возник бирюзовый силуэт, который отвердился, утвердился человеком и задался вопросом:
– Быть может, публика желала увидеть вспышечку огня на месте бедного Эмиля? Простите, Эмми-эля. Я хочу вас разочаровать, и с тем придётся вам признать, что он совсем не полудух, лишённый плоти и прощенья за то, что, видите ли, бденья он пропустил тот ранний час, когда Звезда ваяла в нас присутствия её прозренье.
С другой стороны от Алекса возник второй контур и уплотнился до человеческого существа лилового цвета, вступившего в диалог с первым персонажем:
– Он с той Звездой давно на «ты», огонь которой всех пугает, и лишь Она его признает, о том узнаем сразу мы. Вопрос другой: как полумера, наверно, выглядит и сфера, в которой оказались все. Заинтригован я вдвойне. Найдётся ли среди охочих достоинств обладатель прочих, чтобы всё это объяснить? Что ж, залу – слово, так и быть.
Два говоривших совместились в одного. Тот засиял белым светом, превратился в жидко-песочные часы и начал перетекать снизу вверх. Одновременно пол зала завибрировал, и из него заструилась бирюзовая жидкость. Алекс замер в неудобной позе, словно кристалл. (Одеревенел, вернее, окристаллился).
Присутствующие вошли в ступор, и, казалось, были в предпаническом состоянии. На выручку пришла Ага-эль:
– О, эта вечная привязка к планете, звездам, бытию: вопрос совсем элементарный, ведь человек – в том планетарный, что и подобен он тому, кого в себе самом содержит.
И, стало быть, его притяжка, его материя так тяжка, так вязка – только без огня. И он ригиден, как кристалл, хоть сам от этого устал.
Алекс вдруг ожил, его изваяния опять разделились и пооткрывали рты, а струистая жидкость обратно впиталась в пол. Бирюзовый посмотрел на Ага-эль, потом на Эмиля и произнес:
– Ты знал, что масса не готова, в ней нет способного сказать, и ты привёл её: придётся вопросы снова задавать.
Скажите мне, что значит «тарный», пусть даже и в привязке к «ом»? Потом поговорим о «плане», затем коротком слове «ком».
Лиловый изобразил смиренность, а Алекс развалился вальяжно в неизвестно откуда взявшемся кресле, с неизвестно откуда появившимся бокалом напитка, источающего аромат нектара. И опять всё повторилось с самого начала: и вязкая жидкость, и скованность зала.
На этот раз Ага-эль уже не могла отвечать. Это поняли все. А первой от шока неумолимости времени оправилась Визи:
– Когда известно им про Визи, то так же, как и Ага-эль, свой шанс использую теперь импровизацией своей.
С бокалом Алекс или кубком, или в руках его грааль, уже неважно, но картина напоминает эта даль времён, возможностей, пространства иных масштабов бытия, которые нельзя представить: лишь фантазировать, тогда, пусть каждый сам и проникает, согласно уровню:
«Когда само Творящее Начало, изволив, так произнесло: «Я Аль-фа есмь и ом его», им сотворенное, как эхо, ему тогда в ответ сказало: «Омега, Альфа, я твоя. Ты словно Небо, я Земля. Моя наполненность Тобою и есть тогда звучанье «фа». А жизнь – лишь слов твоих игра. И коль источник жизни Аль, тогда пусть будет игра-аль, грааль, наполненный Тобою».
И вот Творец, прослышав эхо своих же слов, пришёл в восторг, и сам, играючи, отторг свою Омегу от себя, на миллиарды разделяя, и тем задачу усложняя, что в каждую вложил Себя, как «Всё во всём, и всё есмь Я». И пусть история та стара, но коль вопрос возник: «Что ж – тара?», то я б ответила: «Грааль – сосуд, и сам Огонь...» Как жаль... что выходить мне из игры! Что, бирюзовый, скажешь ты?
Зал давно уже пришёл в естественное состояние, хоть и был под открытым небом. Звезда, сиявшая на нём, вовсе не обжигала, а, казалось, наоборот, с интересом наблюдала за происходящим.
Бирюзовый и лиловый спорили между собой:
– Это какое-то недоразумение, – говорил первый, – ареал вопросов нарастает не просто, как ком, а как взрывная волна, мне трудно сделать выбор для следующего тура, да и концентрация лучистой энергии совсем недостаточна для плазмообразования. Весь накал сбили.
– Сам виноват, не те вопросы задавал, – возражал второй, – по привычке рассчитывал на проспавших рождение звезды слепцов…
Постепенно они приняли контурные, затем размытые очертания и исчезли. Вместо Алекса сидел обладатель властного голоса. Сознание Эмиля снова поплыло, но не так интенсивно, чтобы потерялась связующая нить событий.
– Результат налицо, – произнес бывший Алекс, – проект получает статус первоочередной разработки. Малтук Румел будет его возглавлять и докладывать на Высшем Совете.
После этих слов обладатель властного голоса и сам растворился в пространстве.
Румел поднялся и объявил:
– С этого времени наше собрание будет называться, – Румел вдруг вспомнил свою первоначальную задумку и улыбнулся, – Совет по созданию матричных эталонов. Организационные заседания ежедневно в восемь утра, а дальше посмотрим. Активное участие будет требованием к каждому. На сегодня все свободны.
Аудитория разделилась на две группы, каждая из которых имела свою цель передвижения. Одни спешили поскорее удалиться, другие протискивались к Эмилю: кто с советом, кто с вопросом.
Но Агафья устроила нечто вроде оборонительного рубежа, охлаждая пыл наиболее активных.
– К прениям и прочим обсуждениям перейдём после перерыва, – произнесла она, – и в более уютном месте.
Её слово оказалось веским, и натиск ослаб. Когда Визи, наконец, протиснулась в кабинку, Агафья блокировала дверцы, и они провалились в канал сообщений, вскоре оказавшись на площади.
– Если честно, то я мало что понял, – признался Эмиль, наслаждаясь передышкой.
– А что тебя интересует? – спросила его Агафья.
– Ну, например, кто такие проспавшие рождение звезды, или откуда взялся и куда подевался Алекс, или, что нас ожидает в ближайшем будущем?
– Если ты думаешь, что от тебя ничего не потребуется взамен, Эмми-эль, то ты ошибаешься. Но всё же я отвечу, как сама понимаю.
Звезда у них восходит и заходит очень редко. Может, даже сопоставимо с продолжительностью их жизни. И когда она восходит, то напитывает всех своими эманациями, сонастраивая, форматируя постепенно многие их функции. Но происходит это в строгой последовательности и за определенные промежутки времени. Те же, кто пропустил начальный период на время, большее допустимого, уже не в состоянии вынести интенсивности преобразований, и вынуждены оставшуюся жизнь прятаться от прямых лучей светила, поскольку попадание под них ведёт к неминуемой гибели. Вот тебя и хотели проверить на адаптивность.
Что касается второго вопроса, то, по-моему, никакого Алекса не было. Просто этот продвинутый их предводитель обладает способностью проникать в чужое сознание и моделировать, ретроспективно анализируя события.
Он смоделировал шоу Алекса по аналогии с твоими воспоминаниями, и весьма удачно, поскольку что-то таки произошло. Просто мне сложно объективно оценить вторую составляющую, которую он включил во взаимодействие. Поэтому и результат весьма гипотетичен.
Вероятнее всего, это какие-то эманации самой звезды. Но тогда уровень этого обладателя супервозможностей потрясающий. И всего-то ему не хватает вводных данных, чтобы самому разрешить ситуацию, или по каким-то законам он не имеет право использовать свою просветлённую власть таким образом.
В общем, Эмми, ты им пока нужен, поэтому можешь не беспокоиться о ближайшем будущем – это к третьему вопросу. Разобраться бы ещё, скоро ли наша миссия будет завершена, чтобы не переусердствовать и вовремя вернуться – вот что для нас становится первоочередной задачей.
Что скажешь на это ты, Визи?
– Я думаю, что нас уже начинают использовать сверх лимита, завлекая нашим же любопытством.
Пути Господни неисповедимы
– То есть ты хочешь сказать, что пора ретироваться.
– Не то чтобы пора, но, по-моему, вросли мы своим сознанием в местный пространственно-временной континуум основательно. А поскольку для макроусловий мы везде на месте, то, кроме нас, эта ситуация устраивает всех.
– Ты начинаешь меня пугать, Визи, – осознал положение дел Эмиль. – С этой минуты возвращение домой я объявляю своей единственной целью и задачей.
– Не надо так спешить. Да и не получится это без согласия планеты, уж слишком сильны ее поля, – произнёс появившийся внезапно Румел. – Надо искать. Где-то во всём этом должны быть ключи от происходящего. И я думаю, что рано ещё вас отпускать.
– Мне нравится ход твоих мыслей, долговязый, – захотелось подерзить Эмилю, – предлагаю начать с осознания произносимых слов.
Всякое поле, в том числе и эволюционное, имеет силовые линии, которые сами по себе не заметны, поскольку имеют более высокую мерность, а вот физические потоки, то есть движение на физическом уровне, обусловленные активностью силовых линий, отследить можно.
– Вырази свою мысль конкретнее, лечим, а то до моих мозгов туго доходит.
Эмиль и сам не знал ещё, куда выведет начатый им разговор, какое управляющее начало в нём проявится: будет это связано с задачей, устремлением или целью. Хотелось бы ухватиться за огненную нить межъядерных связей, готовую соткать полотно действительности. Поэтому он продолжал говорить пока бессвязно, не будучи в состоянии удовлетворить просьбу собеседника.
– И дух над водами витал...
Он искал пристанище для жизни, но не нашёл и обратился внутрь себя и увидел, что именно витал – и есть сама жизнь, а устремление внутрь создает необходимую для неё концентрацию. И ещё увидел он, что сфера его обитания им же и наполняется и полнотою этой в шар формируется.
Духа шар – это же и есть душа. А знаешь, Румел, что такое эволюция?
– Развитие, наверное?
– Не совсем так, это не совсем единица вития. Это эманации воли, проявляемые цивилизационно. Значит, вопрос в отношении цивилизации к высшей воле. А если вспомнить, что цивильный – значит, гражданский, то окажется, что важна гражданская позиция. А витие и так заложено в самих этих словах. Ц-ия, че-ство. Че (лове) че-ство. (Поэтому рыбакам и предложено было мастером стать ловцами человеков, то есть, по сути, войти в спираль-витиё жизни).
– Чем больше ты говоришь, тем меньше я тебя понимаю, Ми-чел.
– Это я просто размышляю. Может, пришло время компактификации? Понятие человечества сократить до че-ства и приставить новое «че лове», открыть, так сказать, портал для нового духа и огня?
– Говоришь, Ми-чел, вопрос в обновлении души?
– В том числе и души, воссоединённостью её с Началом, Истоком. Надо сделать то же самое, что и старый дух сделал: обратиться внутрь.
– Но если духа шар ещё и компактифицировать, то он перейдет на ядерный уровень, ядром станет и уже огненным. А это может быть неуправляемым.
– Или другого порядка управление потребуется, – Эмиль внимательно посмотрел на Румела.
– Синтез в материи я понимаю. А вот синтез на уровне духа – сложно будет воспринять.
– Потому как шире смотреть надо, в глубину слов. Скажем, сила духа тебе понятна? А если синтез сил? У одного есть сила увидеть, у другого – осмыслить, у третьего – смоделировать, у четвертого – исполнить задумку. Получается творческий коллектив. А если все эти силы в одном человеке собраны, то и получается синтез сил. А человек этот с позиции обычных людей есть самородок, мастер, творец. А если с Отцом Синтез осуществить, да суметь Его выразить в каком-то аспекте?
Но я сейчас о другом хочу сказать: сам принцип становится видимым, принцип Синтеза Начал.
– Сказанное тобою можно взять за исходную точку поиска. Но глубины не вижу, не пойму, куда может вывести.
– Что ты всё заладил: вижу, не вижу. Оторвись от видения. Сам же говорил, что ключи искать надо. Возможно, знаковую систему подключать пора или ещё какие-то скрытые резервы.
– Хорошо, тогда какие у тебя предложения будут?
– Нет, подожди, Румел, ты должен прозреть, иначе мы с тобой, как кроты, будем бояться выходить на поверхность, ущербная биология мешать будет. Надо расширить логику жизни, увидеть включенность в нее не только материи проявленной, как носителя вития, не только пространства видимого, как сферы бытия, и не только времени обыденного, как возможности фиксации происходящего события или преодоления инертности бытия вития, но и ещё чего-то, что является источником всего этого…
– Как ты выразился о времени? – перебил его Эмиль. – По-твоему получается, что время – это степень одухотворённости вещественной составляющей мира? И потому оно течёт в одном направлении, что рост идёт компоненты духа, и чем быстрее рост, тем скорость течения времени больше?
– Даже более того: оно неоднородно так же, как и пространство. В нём есть и точки развёртывания, и точки свёртывания. Но мы-то этого не сможем воспринять, пока не сместимся в ту его область, где оно насыщено животворящим огнём, пока сами не ускоримся, не войдем в резонанс с духом времени.
– Мои мозги начинают закипать и расслаиваться одновременно, Ми-чел. А нет ли пути пусть длиннее, но более щадящего.
– Это и есть самый щадящий путь, длиною в вечность. Лишь сам идущий, в соразмерность входя и в некий резонанс, уже не сам, уже системный и сопричастный к тем мирам, которым цельность отвечает.
Вначале, может, он не знает, но постепенно прозревает и ищет новые пути, как в это новое войти. Он верит, чувствует, мечтает, входя в сотворчество – творит и постепенно обретает способность, качество, магнит, рождающий иное свойство, в иное входит обустройство своих частей…
– Твои понятия, Эм Мичел: транс, магнитный синтез, резонанс, экстремумы времени-пространства – не новы. О них твердит постоянно Сиэлия. Но её никто не слышит.
– Так и знала, что твоё заигрывание ни к чему хорошему не приведёт, – вздохнула Визи, – но знай: я всячески пыталась помешать этому. Видать, силы не равные.
– Это вы о чём? – не понял Эмиль.
– Да, – подтвердил Румел, – мне было поручено выяснить, с каким составом группы ты будешь работать и, соответственно, в каком режиме: реальном или виртуальном.
– Что значит: в виртуальном режиме? – пытался уточнить Эмиль.
– А то и значит, что портально, фрактально или виртуально – разница не велика.
Все одно: проделать тебе свой путь с Сиэлией предстоит, другого специалиста такого уровня подготовки у нас просто нет. Да и не согласился бы никто больше. Но если вдруг ошибку допустишь – направят тебя на повторный круг, так говорят, хотя ни разъяснений, ни подтверждений тому нет: даже в первый круг никто ещё не смог войти...
Повторный круг
...Эмиль уже не сидел в мягком кресле, а лежал на кушетке. В голове под общий грохот военных действий медленно ковыляла одна уцелевшая мысль, а, может, это была запись с чьим-то голосом: «Ключ восемь на шестнадцать» и билась о черепную коробку, как о коробку передач. Что-то куда-то надо было передать…
– Кажется, очнулся, доктор!
– Невероятно, тебе всё-таки удалось это сделать, Сиэлия. Теперь надо попробовать вывести его на требуемую мощность. Неужели мы смогли активировать временную развёртку? – никак не мог поверить доктор.
– Это ничего не означает, ведь никто ещё не осуществлял настройку на повторном круге.
Эмиль попробовал пошевелиться, но тело его не слушалось. Над ним склонилась Сиэлия, он узнал её лицо и вспомнил, когда видел его последний раз: перед тем, как согласиться на этот шаг.
Тогда, после разговора с Румелом, он вошёл в кабинку на площади, а вышел из неё в небольшом помещении, чистом, белом, с двумя экранами, перед которыми стояли два кресла. В одном сидела Сиэлия. Эмиль сел во второе, напротив, и спросил:
– Как
Обсуждения Пространство Экосферы