Приёмные родители

Очереди почти не было. Я встал за худой старухой которая неприветливо каркнула мне в ответ на мой вопрос последняя ли она в очереди. Взяв карточку на пять дней она удалилась, а я, согнувшись чуть ли не вдвое, наклонился к маленькому окошку. За конторкой сидела невыразительная женщина с карандашом за ухом украшенным дешёвой серьгой.

-- Карточку на сто дней, пожалуйста. Она удивлённо вскинула на меня глаза, но ничего не сказала, клиент платит - клиент имеет. Конечно стодневная карточка это...

Проснулась поздно, разнежилась. В домашних хлопотах прошло полдня. Мысли крутились обо всём: что приготовить на завтра, позвонить родителям, о ценах, предстоящих тратах, зарплате, о детях, о сыне. Мыла посуду, и мысли с Маруси переключились на воспоминание о сыне, когда он был маленьким.

Бывают минуты, когда что-то делаем с Марусей, и всплывают знакомые ощущения, будто я вновь молодая, а рядом не Маруся, а мой сын. До слёз иной раз сжимается сердце.

Он уже взрослый, самостоятельный...

Человечество похоже на маленьких детей во время ремонта.

Родители задумали и затеяли перемены к лучшему, а дети ревут и стонут, что им пыльно, грязно, трудно перешагивать через обрывки и обломки.

Родители знают, что прежде чем создать что-то новое, красивое, надо убрать старое, грязное, отжившее. И что для всего нужно время и усилия.

Детям хочется получить всё и сразу. И они просто отказываются принимать участие. Предпочитая стонать, боятся и охать, вместо того, чтобы принять активное участие...

Впервые, я не знаю, как начать рассказ. Рука дрожит. Путаю буквы. Все не так ложиться на бумагу, впрочем, как всегда.

Курю. Сто раз зарекалась, что брошу – не получается. Есть вещи, которые, стали частью тебя. Их нельзя просто так выбросить или избавиться от них.

Это как наркотик, или капля адреналина в серые будни, или … смешно забыла слово. Неважно. Все начинается с первой интересной книжки, взятой с полки у родителей. Потом отличные оценки по литературе, дружеский обмен с подружками...

Была ночь. Я сидела в комнате и слушала как разговаривают мои родители. Муж и жена. Они смотрели телевизор, ну… или пытались доказать это самим себе.

Скрипнул диван и шаги – уверенные, мужские, хозяйские – зашаркали по полу, прошли по коридору, кухне, вышли на балкон. Я почувствовала запах табака. Папа курит. Он всегда в это время курит… Вот он вернулся в комнату, опять возобновились голоса о том, как провели день, как проводили его всегда: хлопоты по дому, неинтересная работа, газеты...

Домой. В полутьме добегаю к квартире двадцать седьмого номера. Открываю первую дверь погнутым ключом, в обнимку с которым висит проржавелый брелок «Marko Pini» и телепается кусок бумаги. Такой грязный от падения в лужу, испачканный кремом для лаковых туфель и потрепанный со всех четырех углов, похож на хвост привокзальной дворняги.

Я никогда больше не позвоню по номеру, написанный с обратной стороны бумажки. Не потому что это телефон прошедшей любви по имени Миша или Костя, забытой подруги из...

Знаете, что в этой жизни самое страшное? Самое страшное – это смерть близких тебе людей. Даже безответная любовь, со своими болезненно-гадкими чувствами, по сравнению со смертью близких – ничто… Страшно видеть, как дети хоронят своих родителей. Стоишь, и в голове рождаются мысли, от которых знобит, мысли от которых перехватывает дыхание, и почти останавливается сердце, знаете, о чем думают люди в такой момент? В такие моменты начинаешь судорожно отгонять от себя навязчивую мысль о том, что рано...

С детства они ни в чем себе не отказывали. Родители обезпечили им бесзаботную жизнь, прекрасное образование и престижную работу.

На их свадьбу его родители подарили им квартиру, а ее – автомобиль.

Спустя год, чтоб спасти их души, Бог подарил им ребенка с Синдромом Дауна.

Своей интуиции я привык доверять. Она редко меня подводила. Нет, опасности я не чувствовал, опасность я чувствую спиной. Но что-то необычное на этой улице происходило. Облокотившись об столб у трамвайной остановки, я смотрел вдоль улицы. Познань я не любил. Этот город ассоциировался мне с ефрейтором Мулыком, командиром нашего отделения в учебке, таким себе «солдафоном». Совсем не то, что душевный Краков или теплая Варшава.

- «Ну да, так и есть», - подумал я, - «необычное состоит в том, что...

Сижу в кафе, жду подругу. Сижу и чувствую, расстраиваюсь все больше. Не потому, что Машка опаздывает минут на 20, это довольно типично. А расстраиваюсь, наблюдая за людьми вокруг.

Столиков в кафе 11, и все они заняты. Семь из них – девушками и женщинами постарше, сидящими вдвоем, втроем, вчетвером. Три – мужчинами по двое. За одиннадцатым — я в ожидании Маши. Получается, в кафе — ни одной пары (под парой я по старинке подразумеваю мужчину и женщину).

Когда Маша пришла, я поделилась с ней...