Присутствие Метагалактики. книга 6

Часть 1

Узловая станция

Если бы Эмилю сказали, что его судьба будет какое-то время зависеть от невзрачного смотрителя эфемерной станции, он бы непременно усомнился, но сейчас, стоя босиком с чемоданом в руках на перекрытии первого этажа длинного здания, он был лишен даже возможности видеть реальную картину происходящего.

– И чего стоим без дела? – навис над ним смотритель, – видишь, с проектом не сходится? Не видишь, – сделал он вывод, удостоверившись в отсутствии адекватной реакции, – твое счастье. Говори, чего пожаловал?

Сторонний наблюдатель мог бы заметить: эти двое хоть и имели подобную человеческую форму, что позволяло им вступить во взаимодействие многоприсутственное, но относились к разным мирам, разным цивилизациям и разным даже проявлениям жизни. Но стороннему наблюдателю было бы совершенно неясно, кто и зачем простроил данный контакт. Ни цель, ни ход событий предугадать было невозможно. Одно только не вызывало сомнений: смотритель был явно в своем мире, и ситуация совсем для него не нова, чего нельзя было сказать о втором участнике описываемых событий.

Эмиль говорить не мог, и, вообще, он почти ничего не мог. Но смотритель был прозорлив, по крайней мере, ему самому так это представлялось, да и опыт подсказывал, что такие, как этот, здесь появляются только для одного – получить доступ к ней, той, которую даже определить не могут. И для таких всегда было только одно, вполне логичное и стандартное предложение:

– Ладно, можешь не отвечать, и так знаю. Есть одно теплое местечко как раз для тебя, – смотритель вполне бесцеремонно обращался с просителем, – в путь ты еще не готов, судя по экипировке. Лучше тебе пока отсидеться. Стрелочником тебя на девятнадцатый километр определю, а в нерабочее время ознакомишься с интересующими тебя материалами: огнеобразуешься, так сказать.

Эмиль не совсем понял, что произошло, но все девятнадцать километров ему довелось идти пешком. И только оказавшись в будке стрелочника, он пришел в себя. Поставил сумку, достал из нее ботинки.

– Выходит, готов я был, – сказал он удивленно вслух, – вот только забыл, что в сумке они.

Будочка окуталась эфирной подушкой безопасности, на которой заботливо высветилось: «Не беспокоить, идёт процесс проявления!», изнутри же это воспринялось как внезапно сгустившийся туман. Над дверью загорелось предупреждение: «Видимость ограничена».

«Придется некоторое время отсидеться», – подумал Эмиль и осмотрелся. Лестница на второй этаж, которую он заметил, давала слабую надежду на расширение кругозора. Легко изменив плоскость своего пребывания переходом на второй уровень, Эмиль обнаружил там зачатки комфорта: стол, диван, монитор и клавиатуру, а также компактный аппарат с надписью: «Всё во всём. Нажимать один раз». Вместо окон – картины с пейзажем, изображавшим, в основном, дремучий непроходимый лес, и боковая дверь, а возможно, только бутафория, тоже с надписью: «В порядке очереди».

На столе, правда, лежала еще папка, и на ней крупными буквами: «То, что тебя должно заинтересовать».

Эмиль кликнул глазами и оказался на диване с папкой в руках. Не осознавая странной дискретности событий, он начал читать:

… «Стрелочники могут носить различную форму. Наипростейшая из них, энергообразующая, доступна даже дикобразам. Правда, метание таких стрел иногда стоит жизни, – Эмиль не совсем понял и вернулся к началу текста, поднеся его ближе к глазам:

– «Стрелы очей Ники материю огненную утверждают, но сингулярность разума логичную формулировку находит…», – в предложении начали появляться дополнительные буквы, и его смысл изменился.

Эмиль еще приблизил текст, но тот проявил странное свойство: он не приблизился, а развернулся, материализовался, начал расти и вскоре объял собою читающего его:

«Первобытные люди сумели разглядеть в форме стрелы способность преодолевать в полете значительное расстояние, а однажды они преодолели привязку к силе рук и добавили к ней аккумулированную в напряжении тетивы силу. Так раздвоилась ось сингулярности на ось техническую и ось сознания, порождая разный ракурс взгляда на выстрел и преодоление».

Картина событий, развернутых во времени, пронеслась сквозь внутреннее пространство Эмиля и застыла на стрелке.

Вторая строка текста нависла над первой и предстала картиной иной:

– «Вот, Предвестница побед, уличен за странным занятием, – стражники опустили перед Никой дерзнувшего, – сталкивал заряды электрических потенциалов и, выворачивая их, получал разряды, которые стрелами запускал в землю. А когда уличен был, отнекиваться начал: мол, ни я это!

– Молния это? – переспросила Ника, – Значит, не только энергию и свет, но и огонь запустил стрелой? Новое ответвление на оси сингулярности беспечно породил, значит, отработку себе обеспечил. А ты знаешь, что деградирующий слой, на горе живущий, теперь новую игрушку будет хватать, и из рук испускать, обжигаясь и злясь. Не все, конечно, но кто-нибудь точно найдется. И как же тебя угораздило? – совершенно спокойно спросила она задержанного.

– Я просто занимался сгущением облаков, пытаясь твердь из них получить, искал насыщенность и концентрацию, но получалось только воду выдавливать. Тогда я столкнул несколько отдельных, самых тучных, а они проявили свой характер, свою ярость: произошла вспышка. Вот и всё.

– Ярость? – переспросила она и тут же пояснила, – это Ярность, нить связующую утратившая, Нить Огненную. Регул и Сингул спор затеяли.

Он тут ни при чём, – обратилась она к стражникам, – отпустите его…»

Над Эмилем нависла тень, а затем гнетущее недовольство – и, наконец, воздух рассек разряд, подобный грозовому:

– Я же сказал: в нерабочее время! Что за странники пошли дерзкие? Тебе же на понятном языке сказали: вступай в обязанности стрелочника. Сколько всего загнал на Узловую! И большинство без надобности. Их можно было по объездным путям пустить!

Как смотритель оказался в будке, Эмиль не мог понять так же, как и того, почему он сразу же заполнил собой все ее пространство, вытеснив все комфортные условия на улицу...

Эмиль уже третий час сидел перед монитором. После нагоняя смотрителя он боялся покинуть рабочее место, но никакого движения за все это время не заметил. От однообразного застывшего ничегонепроисхождения его сознание отпустило с поводка свое внимание и поплыло по слоистым струйкам веяния…

– Говорила же я тебе: не следует доверять указателям! А ты: «Свободная зона, без пошлины, без логосного надзора…», а того и не учла, что экспериментальная она, и, еще неизвестно, чем обернуться может. Заметила: зеленый какой сидит? Смотрит и не видит ничего.

– Да тише ты, вдруг услышит.
– Ага, чем или зачем? Ему и так хорошо.
Послышался смех. До сознания Эмиля дошло, что он слышит разговор, и внимание вернулось. Вокруг всё такое же остекленевшее «ничего». Яркое, но неподвижное и никак не фиксируемое.

– Я же говорила, что это надолго. Смотритель сказал, что ему не рекомендовали ускорять. Никаких подзатыльников. А он привык придерживаться рекомендаций.

Эмиль попробовал задержаться в этом полудремотном состоянии и неожиданно увидел сквозь закрытые веки себя, сидящего за пультом. Тело его было прозрачно-зеленоватое. Напичканное всякими светящимися пузырьками, но прозрачное и одновременно как зеленоватое пламя. Недалеко от будки плавало два, опять-таки, зеленоватых облачка, от которых исходили ментальные пузырьки. Стоило Эмилю посмотреть сквозь них, как в голове возникало звучание голосов.

– Я вас вижу, – мысленно произнес Эмиль, еще не зная зачем.

– Ох, простите великодушно! Не могли бы вы выделить квантик своего усилия для нашего преодоления?

– Только не переусердствуй – это плохо может закончиться, – предостерег второй голос.

– Я знаю, что делаю, – тихо возразил первый голос, и вдруг две сферки завертелись, создавая вихрь, и перед Эмилем возникло эфирное создание: зеленовато-прозрачное, с зеленоватыми глазками и улыбкой на лице. Привидение было похоже на Миронику, но с глуповатым выражением лица.

Эмиля это позабавило и приятно удивило.
– Надо же, какая неожиданность, – подумал он.
– Я же говорила, что у нас получится,– послышалось радостное рукоплескание.

– Всё так неустойчиво, а время идет, – продолжали спорить между собой два голоса.

Немного справившись со стабилизирующей системой управления реальностью, Эмиль перешел к более активным действиям.

– Стало быть, вы всячески пытаетесь мне угодить, и смотритель не такой уж безобидный, как могло показаться с первого раза? И я чего-то не знаю и не понимаю? – с этими мыслями в цветотеле Эмиля появились желтоватые сгустки, и оно стало плотнее. Одновременно с этим желтоватые оттенки добавились в само пространство и уплотнилось видение Мироники.

– Видишь, я же говорила, что всё плохо закончится для нас, – тревожно зазвучал второй голос.

Неожиданно возник смотритель.
– Ну, за что мне такое наказание!? Вместо того чтобы работать, он цветы выращивает!

– Какие цветы? – удивился Эмиль и машинально посмотрел в сторону разговорчивого привидения. На зеленой лужайке красовалось зеленое растение, облепленное желтыми цветами. Смотритель смахнул лужайку вместе со всем этим и уставился на Эмиля.

– Я, пожалуй, не смогу долго придерживаться рекомендаций. На строительство отведены жесткие сроки. И перестань зеленеть на меня! – Смотритель исчез так же, как появился.

Эмиль сидел перед экраном монитора и поглядывал в окно. Недоумевая, он потрогал своё тело: руки, ноги и всё остальное на месте. Всё – как обычно, и опять никакого движения. Свет струился из ниоткуда в никуда. Воздух казался излишне-плотной субстанцией, в которой можно было покачиваться, не боясь упасть. Положение тела автоматически стабилизировалось. Тишина усыпляла внимание, и Эмиль опять отвлекся от застывшей картинки.

Необычное соглашение

– Как ты думаешь, во второй раз тоже всё обойдется?

– Не знаю. Надо попробовать…
– Опять вы? Толку от вас – одни неприятности, – подумал Эмиль и усилил внимание. Ничего не происходило, но голоса в голове зазвучали вновь, как от наушников.

– Ага, а от тебя какой толк?
– Не серди его: как бы чего не вышло!
– А и, правда, хоть бы кто пояснил, какой толк от всего этого? – подумал Эмиль.

– Я могу пояснить, – вызвался первый голос.
– Если он тебя поймет, – засомневался второй.
– Если вам чего от меня надо – говорите прямо, – предложил Эмиль, – только мне необходимо знать, что здесь происходит.

– Давай заключим соглашение, – обрадовался первый голос, – мы отвечаем на любые твои вопросы, а ты выполняешь любую нашу просьбу.

– Не согласится!
– А не жирно ли будет? – засомневался Эмиль.
– Ага, видишь, согласился, – первый голос праздновал маленькую победу. – Теперь не мешай мне отвечать на вопрос, который он задал, и готовь нашу просьбу.

И, уже обращаясь к Эмилю, продолжил:
– Жирно совсем не будет, ведь находить ответ гораздо сложнее, чем выполнять уже сформулированный заказ. Некоторые полжизни тратят, чтобы найти ответ, который лежит на поверхности. Если бы ты, как джинн, задавал только один вопрос: «Чего пожелаете, госпожа?», тогда, может, и было бы жирно. А так в самый раз.

Эмиль соображал по поводу того, что услышал, пытаясь не оформлять это в мысли вопросительные, сам не понимая, почему. Ведь всё это не могло быть всерьез. Хотя, с другой стороны, если, действительно, можно получить ответ на любой вопрос, то нужно этим воспользоваться. По крайней мере, до первого невыполнимого желания. Тоже мне джинна из кувшина нашли! Только вопрос надо придумать посерьезнее.

– Да у него каша в голове! Он и просьбу-то не расслышит, не то, что сообразит, как ее исполнить.

– Ты сама меньше путайся, просто формулируй, чего надо, – настаивал первый голос.

– Хочу маленький домик на берегу озера. Деревянный такой, из свежевыстроганных досок с двускатной крышей, высоким потолком, таким же деревянным полом, небольшими окнами, выходом на веранду, маленьким столиком и мягким уголком. Еще…

Эмилю показалось, что описание желания длилось минут пять, но зато перед ним вырисовалась вполне ясная картина, и он легко представил, как всё это выглядит. И вдруг эмоциональное описание прекратилось, послышался радостный писк:

– Ага, получилось, получилось!
– Теперь очередь за тобой. Видишь, как всё легко получается, джинн Эмиль!

Эмиль вышел из полудремотного состояния и посмотрел в окно. Прямо на лужайке стоял небольшой домик, а сразу за ним – маленькое озерцо. Всё в малейших подробностях соответствовало описанию. Просьба-заказ была выполнена. Две маленькие сферки вылетали в окна, влетали в двери, хороводили и хохотали. Потом замерли возле самой земли и взвились вверх, создавая воздушный силуэт девушки.

– Фея, – подумал Эмиль.
– Ага, фея, – рассмеялось эфирное создание, – ты, джинн Эмиль, вопросы задавай, не стесняйся.

– Или тебе больше нравится Эмильджин? – проронила она заигрывающим тоном.

– Задам, не торопи, Ага-фея, – ответил на ее же манер Эмиль и добавил несколько иным голосом, – или тебе больше нравится Агафья?

Оба рассмеялись.
Вдруг фея метнулась в сторону Эмиля, растворившись в нем учащенным биением сердца. И совершенно вовремя. В пространстве возле будки возник смотритель. Он опять смахнул рукой новообразование и, осмотревшись по сторонам, уставился на Эмиля.

– Стрелочники могут носить различную форму, но она не должна мешать или тормозить их развитие и склонять к безответственности. Готовься к экзамену на компетентность. Сегодняшнее твое поведение будет учтено. У тебя целая ночь на преодоление недостатков образования. Но если тебе так больше нравится, можешь вместо этого развлекаться. Завтра – не за горами, и если уж наступит… – смотритель не договорил, как-то странно улыбнулся, успокоился и исчез.

Сердце Эмиля еще какое-то время неестественно билось, меняя ритм, казалось, даже перепрыгивая слева направо, потом тоже успокоилось, а рядом на диванчике появилась фея.

– Не любит меня этот бюрократ станционный. Я ему все время пробую объяснить, что не должно быть слишком длинных окончаний. А он не верит. Все мои труды пытается развеять. Думает, что он самый правильный. Уже не одного стрелочника извел своими проверками.

Эмильджин, что тебе сердце твоё доброе подсказывает? Черствостью инструкций или свежестью общения напитаться хочет?

– Я думаю, – проронил Эмиль, хотя, как нарочно, ни одна мысль не хотела ни зарождаться, ни зреть в его голове.

– Это не поможет. Ум любую реальность сумеет объяснить, оправдать или осудить, приправить любыми доказательствами, закрыть глаза на всё, что в его теорию не вписывается. На то он и универсален, в том его и специализация. Но без сердечной силы он слаб перед вирусом двуличия.

– Скажи, Агафья, а что ты делала во мне?
– Мне хотелось остаться. Хотелось остаться незамеченной, посмотреть развитие ситуации, а твоё эфирное сердце оказалось самым надежным укрытием. Смотритель никогда бы не решился заглянуть туда. Прости, так вышло, спонтанно.

– Побывала в моем сердце, чего-то там наритмичила, а теперь спрашиваешь, что оно мне подсказывает. Как думаешь, разум-контролер что скажет? Можешь не отвечать. Это я всё думаю.

Агафья сидела, опустив глаза, молча дожидаясь ответа. Щеки её порозовели, хотя в прозрачности ее проявления это были скорее не цветовые, а температурные изменения. Если вспомнить физику, то это означало повышение скорости каких-то процессов.

– Да что тут думать: обучение общением предпочтительнее любых инструкций, – принял решение Эмиль, – только я не пойму, как тут всё устроено. Ни есть, ни пить потребности нет, всё возникает непонятным образом и непонятным образом же исчезает.

– А ты задай вопрос, Эмильджин, я тебе отвечу, – хитро улыбнулась Агафья.

Вдруг она отделилась от дивана, выскользнула в окно и разделилась надвое. Вернее, теперь на лужайке стояло две прозрачные феи. Одна из них, та, что покапризнее, произнесла:

– Эмильджин, поставь тут скамейку.
– Ты, наверное, хочешь всё испортить, – упрекнула ее другая. Вот сейчас у него не хватит воображения, он не исполнит наше желание-просьбу, и мы не сможем ему ничем помочь. Завтра его рассчитают за некомпетентность и неизвестно кого еще пришлют на замену.

– Ну, хорошо, хорошо. Эмильджин, будь добр, тогда уж лучше беседку ажурную такую, круглую, на дужках, чтобы, как кресло-качалка, могла раскачиваться. Крыша полупрозрачная, по периметру стоечки, в центре – скамейка полукруглая с перилами, и на каждой стоечке по три воздушных шарика и… – фея говорила так быстро и эмоционально, что образ несложной конструкции сам по себе возник перед Эмилем и опустился на поляну готовым изделием.

– А ты боялась, – обратилась она к своей второй половинке, и обе принялись исследовать возможности новой игрушки, хохоча и раскачиваясь.

«День, вечер, утро – поди, попробуй отличить, – задумался, смотря на всё это Эмиль. – И как понять, чего хочет этот смотритель?»

– А тут и понимать нечего, – получил он сразу ответ на свою мысль, – ему надо соорудить развязку согласно полученной станце, некий портал. А он пытается станцию строить, потом еще подъездные пути хочет подвести. В общем, всё по инструкции, которую сам же и разработал. Ему в помощь стрелочников присылают, а он их дисквалифицирует по собственной же инструкции. Ты уже шестой. Но ни один еще не был таким забавным, как ты. Бывали такие, что и цветочка не выпросишь. Все окна зашторят, беседовать чураются, в инструкцию втупятся и тупеют прямо на глазах: ничего сообразить не могут. А образ, он ведь свободу любит, широту…

Подари мне букет…
Эмиль всё ждал, что сейчас услышит голос второй, но постепенно всё вокруг стихло. Пространство заметно потускнело.

«Нет, нет», – подумал Эмиль и представил, как было бы хорошо подарить букет этой прекрасной, доброй фее, вернее, двум, два букета, составленные как в цветочном магазине…

Он выскочил в окно и оказался прямо в том месте, где должна была быть беседка. В руках у него было два букета, а два маленьких облачка слились в одно, и перед ним возникла Агафья. По-прежнему было светло.

– Я думала, ты не способен к обучению, – улыбнулась она и приняла оба букета, пояснив, – нехорошо, когда парень ухаживает за двумя. Подбирай правильные вопросы, если хочешь успеть на свой триумф, иначе попадешь только на провал. Ночь не бесконечна даже здесь.

Эмиль стоял посреди лужайки. В ярком свете перед ним стояла Агафья. Она не была призрачна, как раньше. Ему стало не по себе. Вдруг он ошибся в выборе.

В ее глазах появилась печаль.

Экстремальное обучение

Как всё сложно в этом мире: ни тебе ощутить, ни тебе подумать без последствий нельзя. В будке хоть защищенность какая-то была. Эмиль опустил глаза и обнаружил свою прозрачность. Ну, вот, приплыли: так можно и форму, и содержание свое утратить. Кстати, если энергообразующая – это самая простая форма стрелочника, то, значит, есть, должны существовать и другие? Жаль, что он не прочитал дальше…

Эмиль сидел за столом, на котором лежала папка с инструкциями. Рядом было открытое окно, за которым виднелась лужайка. Выходит, он опять перетек в свою обитель. Эмиль взял в руки папку, подержал ее и положил обратно на стол.

– А разъяснения по поводу более сложных форм я так и не получил, – произнес он.

– Потому что ты никак не можешь принять окончательного решения, – услышал он голос за спиной и обернулся. На диване сидела Ага:

– Видишь, я не боюсь находиться на твоей территории, и, в отличие от тебя, я исполняю то, что обещаю. Энергообразующая – в действительности самая сложная форма, поскольку в ней обитают крайности и привязки, зависимости и страхи. Сладость обретения легко сменяется горечью утраты. Я сейчас понятным тебе языком говорю?

– Понятным, но получается мрачновато.
– А как ты хотел, если ты отпустил вечер, и его сменила ночь? Отпустишь ночь – наступит утро.

Эмилю было неудобно сидеть повернутым. Он передвинул кресло и уселся напротив Аги. В этой полутьме ему вдруг стало безразлично, что будет утром, и он не знал, что делать и что говорить, поэтому произнес:

– Маловато света. Я тебя почти не вижу.
– Светообразующие формы в зависимости своей образуют тьму. Только духообразующие открывают путь к свободе. Ведь ты легко пустил меня в свое сердце, основываясь только на форме своего восприятия. Ты немощен и двуличен.

Ага начала расти ввысь и вширь, грубеть, покрылась корочкой, похожей на чешую, скрючилась, и на ней образовались непонятные наросты.

– Готов ли ты пустить меня в свое сердце, Эмильджин? – Ага-чудище спокойно смотрела на окаменевшего Эмиля, – а если я еще немного пошумлю?

Она взметнулась вверх, заревела, превратилась в маленький серый сгусток и вдруг влетела в него. Сердце отчаянно забилось и рвануло в противоположную сторону. Эмиль очнулся уже утром или днем. За окном было необычайно светло. Перед будочкой стояла трибуна и несколько рядов скамеек полукругом. Смотритель отдал последние распоряжения и повернулся к стоящему у окна Эмилю.

– Ну, выходи, умник, блесни своим интеллектом перед нами, недоумками, – он улыбнулся приветливо и добавил, – по твоим красным глазам вижу, что ты целую ночь занимался. По крайней мере, ничего больше не вырастил на своей лужайке. Значит, ни на один вопрос ответа не получил. Я верно говорю?

Эмиль понял, что его провели, но сдаваться не собирался. То ли сон ему не понравился, то ли появилось желание задержаться здесь еще немного. Всё вдруг сделалось пресным, бесцветным, бессмысленным. Атмосфера ожидания задрожала безысходностью, и осознание переформатировало его взаимоотношение с происходящим. Эмиль хотел понять идею, которую пыталась донести до него его вчерашняя гостья. Агафья, кстати, тоже была среди экзаменующих. Неужели она так ничему его и не научила? А ведь так старалась. Что-то здесь не то. Форма. Форма восприятия. Еще один стрелочник, которого сейчас изведут, забракуют, признают некомпетентным.

«Неужели ничего нельзя изменить?» – оформился в голове вопрос, и неожиданно пришел ответ:

– Здесь всё меняется легко, – но второй голос предостерег:

– Сейчас нас лишат аккредитации и удалят, как спам.

Эмиль чудом успел отреагировать раньше, чем смотритель, на последнюю попытку Аги ему помочь.

– Стоять, – прокричал он в окно, обращаясь к замахнувшемуся уже смотрителю, и все от неожиданности замерли. Надо было импровизировать дальше и немедленно. Эмиль переместился на отведенное ему место и продолжил.

– На этот раз ты ошибся, неуклюжее чучело, экзамен на компетентность сдавать будешь ты, – и для большей правдоподобности заявления он сам взмахнул рукой, четко представляя перемены.

Лужайку накрыла прозрачная полусфера, второй своей половиной вонзившаяся в поверхность планеты. Трибуна заменилась на стол, а скамейки – на кресла. Сам смотритель, казалось, утратил всю свою напыщенность, а вместе с ней – и весомость. Он смешно завис над одним из кресел, пытаясь сесть.

– Бояться не надо. Я, скорее, попытаюсь помочь вам, произведя коррекцию вашего же осознания. Для этого мне потребуются ассистенты, – при этом Эмиль вдруг вспомнил учебный семинар на спецкафедре и понял, что не зря тогда все было. Он уверенно посмотрел на Агу и продолжил:

– Мне потребуется фея согласия, назовем ее Ага, способная находить всевозможные подтверждения, даже, казалось бы, невозможному. Вот вы, девушка, я думаю, подошли бы для этой роли. Вашей задачей будет полностью оторваться от реальности, стать воздушной, даже, я бы сказал, эфирной. Можно разделиться на две сферы для большей свободы. Вы согласны?

– Да, с удовольствием, – произнес первый голос.
– Точно, теперь развеют при неудаче, – грустно произнес второй, и две сферки зависли над своими креслами, а потом поплыли вдоль периметра купола-полусферы.

– Вот и отлично. Нам потребуется еще и не соглашающийся оппонент, строго придерживающийся инструкций, твердо убежденный в своей правоте и уверенный в силе своего опыта. Я бы предложил эту роль составителю станцы, или, в крайнем случае, смотрителю станции.

– Я? – опешил от неожиданности толстяк и заерзал в своей явно неудобной форме.

«Этот стрелочник как-то странно себя ведет, – родилась у него мысль, – но если всё, произносимое им, правда, то лучше со всем соглашаться. А если нет, то он скоро об этом пожалеет».

– Я всегда следую инструкциям и указаниям. Потому и дослужился до смотрителя, но быть подопытным не согласен!

– Вот и отлично. Свобода Ага-феи или Агафьи, и рамки инструкций смотрителя. Назовем его: рам-ин или Рамин, что будет хорошо отражать его суть.

Собравшиеся зашушукались и притихли в ожидании продолжения.

– Остальным повезло меньше, – весело продолжил Эмиль, – поскольку возможность вставить свою реплику у них будет, но прилагать усилия для этого придется большие, а по итогам решение будет принято и по ним. Кто вообще себя не проявит никак, тот и не проявится, вернее, рассеется. Так что постарайтесь не быть рассеянными, соберитесь. Мы начинаем.

Эмиль полностью овладел ситуацией. Неожиданно ему поверили. Только сценария никакого у него не было. Жаль, что эта идея не пришла вчера, тогда бы он подготовился. Главное, не делать больших пауз, а то все рассыплется, как песочный замок.

– Вопрос вам хорошо известен. Вы всё время практически им занимаетесь, только не совсем верным путем пошли. Для того чтобы вам помочь, представим, что реальность – как будто реальность, то есть условна, и трудности в ней, и задачи, стало быть, и всё остальное тоже условно. Это многое облегчит.

Представьте забытый всеми уголок Вселенной, в котором затерялась довольно-таки своеобразная цивилизация. Не будем говорить об уровне ее развития, обо всех плюсах и минусах – это всё условно, хотя и отражено в свойствах Духа, качествах Света и силах Энергий, в пространстве ее существования сформировавшихся, оформившихся или притянувшихся.

Уровень развития позволил мастерам этой цивилизации расшифровать записи в Огне условий. И они с величайшим для себя огорчением, мягко говоря, узнали, что дальнейшее их развитие возможно только в форме Человека.

Все силы они свои бросили на то, чтобы разобраться, как это и что это. Пытались найти компетентных стрелочников, способных направить их по верному пути, но всё тщетно, ибо не хватало им сингулярности осознания. Не была она наработана. Но однажды проявился у них Индикт Знаков, скользнувший в пространстве, и всё изменилось, вернее, появилась возможность всё изменить. Дальше историю будем писать вместе.

По всем признакам, ваша основная ошибка – в видении формы, как таковой. Что ж, давайте разбираться. Скажи-ка, Агафья, есть ли какое отличие между словами сформироваться и оформиться? А если есть, то на каком уровне восприятия это проявляется?

Трансформация сознания

– Теперь понятно, почему формальность и избитость форм, излишний формализм меня гнетут. Оформить внешне всё труда не составляет тут.

– Выходит, форма есть обитель функций, сил и качеств, которыми возможен сам процесс глубинно формируемых условий сознания иного бытия? Но как? Не понимаю я! Хотя согласна, что возможно это. И если надо, то готова проявить усердие в познании сего, – прозвучало два голоса, и две сферки перестали метаться, слились и проявили Агафью.

Ей было важно иметь возможность смотреть в глаза Эмилю и видеть его реакцию. Но вместо этого она встретилась взглядом со смотрителем, который был явно не согласен с ней.

– Бесформенное существо, и ты туда же! Что толку от фантазий всех твоих? Чтобы доверить форму каждому носить?! Чтоб каждый говорил: «Я – человек»? И чтоб размеры одинаковые даже? И чтобы смахивать не позволялось их? Как исправлять тогда, позвольте мне спросить? Нет, с этим я не соглашусь вовек, – смотритель надулся и позеленел.

Было явно видно, что он по накоплениям или содержанию еще далеко не человек. Лишь форма удерживала его в определенных рамках.

– Рамин, тебе ли пыжиться? Ты сколько в этой форме? Каких-нибудь лет пять или, быть может, шесть? Ты сам не можешь что-то сделать без инструкций и требуешь того же от других, – остановил его Эмиль. – Кстати, ведь инструкции – это простые правила. А если их поднять до уровня методик или формул, они обретут иной уровень жизни. Повторим попытку, но начнешь теперь ты. Сформулируй, пожалуйста, свою задачу по строительству, облеки ее в понятную форму.

Смотритель не спешил с ответом. Мало того, что человеческая форма его стесняла, необходимость соблюдать инструкции, выданные Логосом для работы в этой экспериментальной зоне, ограничивали, мало того, что сфероподобная, несметаемая появилась и всё время мешает работать со стрелочниками на вверенном ему объекте, так еще и этот со своей полусферой и непонятными полномочиями выявился.

В инструкции было четко сказано: проверять соискателей на компетентность, но в ней ничего не говорилось по поводу проверок его самого. Он бы на такое не согласился. Задача казалась неразрешимой. Выбраться бы отсюда. Заодно и всех свидетелей этого ляпсуса развеять. Стоп, но тогда получается, что всё правда, а если так, то лучше попытаться что-то ответить. Как бы чего не вышло. Но тогда он как бы уже и не самый главный в зоне. Смотритель покраснел.

– Что, трудною задача оказалась? – улыбнулся Эмиль, – могу сделать перерыв, покопаешься в своих инструкциях, наберешь за обе щеки важности и придешь тут махать руками, но если ошибешься, упадешь на самое дно. И все остальные будут на тебе висеть всё это время – тяжеловато ходить будет.

– Да, пожалуй, прерваться придется. Надо указания дать на объекте, как бы чего не упустили. А эти и так за мной числятся, так что не велика разница. Рамину надо подправить свои рамки, – пробовал шутить смотритель, оправляясь от шока, а сам думал: еще посмотрим, кто кого сметет.

Эмиль всё понимал, но и ему самому надо было подготовиться. Уловив расстроенный взгляд Агафьи, он добавил, обращаясь к смотрителю:

– Бесформенное существо, как ты выразился, остается здесь, а все остальные свободны. Я призову, когда надо будет, – и убрал купол полусферы.

Смотритель и вся его братия мгновенно исчезли. Осталась одна Агафья. Она смотрела на Эмиля и пыталась понять, что происходит.

– Эмильджин, ты ли это, или мне всё снится? Ты бросил вызов смотрителю? Или это такая форма защиты? Ты напомнил мне то время, когда я только начинала проходить обучение у своей Владычицы. Ты действительно имеешь полномочия, или ты совсем из другого мира?

– Столько много вопросов! Я собираюсь вас покинуть на время. Хочешь взглянуть на мой мир? Если получится.

– Я попробую, Эмильджин, – улыбнулась Агафья, затем преобразилась в плотную, но прозрачную сферку, скомпактифицировалась в сияющую точку и, метнувшись к Эмилю, через мгновение затрепетала у него в груди.

Эмиль посмотрел на будку стрелочника, на молокообразное густое небо и растворился в пространстве, но на сингулярном переходе был остановлен опытными стражниками и доставлен в карантин Сингулярной службы. Прикованный непреодолимой силой к отведенной для этого точке пространства, он был вывернут наизнанку и просканирован.

«На пятом горизонте обнаружен инородный объект. Предлагаем сделать отторжение», – прозвучала в голове ожидаемая фраза.

«Этот рабочий инструмент, имеющий элемент сознания для проведения трансформных преобразований согласно специальному заданию, взят мною с целью сохранения и усовершенствования. Достаточно поставить карантинную печать», – так же мысленно произнес Эмиль, и сердце его завибрировало.

«Добро дано на десять земных суток без права выноса объекта из карантинного помещения. По истечении срока подлежит депортации или рассеянию на бессознательные элементы», – удерживающая сила отключилась, и пришло ощущение пустоты. Эмиль впервые нес в себе сингулярную печать…

… Пустота на всех уровнях начала заполняться привычными огнеобразами, и мир постепенно проявился. Вернее, Эмиль проявился за столом в специальной рабочей комнате. Рядом на диване уже сидела Агафья.

– Я так поняла: ты не собираешься возвращаться, Эмильджин, а меня могут рассеять? – последовал ее вопрос.

– Нет, всё не так. Мы вернемся вместе, и, к тому же, у нас есть достаточно времени, чтобы ты могла ознакомиться с моим миром.

– А как же печать и запрет? – удивилась Ага.
– Это всего лишь небольшие формальности. Ведь ты можешь легко разделяться. Главное, чтобы в этой комнате оставалась всегда большая твоя часть. Но сначала я должен посоветоваться кое с кем, а ты пока побудешь одна.

– Так и советуйся прямо здесь, я не хочу оставаться сама, – вдруг закапризничала Ага.

– Неужели наше пространство так пронизано этим свойством иньского начала, что ты решила им воспользоваться? – удивился Эмиль.

– Ты эманируешь расплывчатые образы, Эмильджин. Мне сложно понять. И еще: я ощущаю тяжесть мыслей, вернее, их слабость. – Агафья преобразилась в сферу, – мне так легче передвигаться.

– Здесь у нас не принято ни шарам летать, ни полупрозрачным ходить. Так что вариантов немного.

Агафья мгновенно скомпактифицировалась и, привычно уже проникнув внутрь Эмиля, притихла, потом в его голове прозвучало: «Так легче и спокойнее».

Эмиль подошел к телефонному аппарату и позвонил Алиму.

Консилиум

Через десять минут его напарник вошел в рабочую комнату.

– Стоило мне выйти на минуту, как ты вернулся. Где пропадал, дружище, или как тебе удалось столько времени проспать в своем кабинете? – обрадовано произнес он.– Рискованной трансформация оказалась? Ты слишком взволнован. Давно тебя таким не видел.

Алим внимательно посмотрел на Эмиля:
– Давай, колись, не тяни. Облегчи свое сердце.
– Почувствовал-таки? Садись в кресло и смотри, – Эмиль сел во второе кресло, оставив свободным диван.

– Начало интригующее, – Алим тоже присел.
– Можно выходить, – произнес вслух Эмиль, и над диваном зависла небольшая светящаяся сфера.

– Можно проявиться? – прозвучало в голове.
– Нужно!
Прозрачное эфирное существо весьма привлекательной формы устроилось на диване и улыбнулось Алиму.

– Плотнее пока не могу. Надо перераспределять потенциал. Много уходит на сознание. К тому же такое ощущение, что энергия просто тает, – произнесла фея.

– А ты отключи защиту, – посоветовал Алим, – у нас тут своя защитная сфера.

Фея посмотрела на Эмиля и, получив подтверждение проживанием сферы, расслабилась.

– Никогда не думал, что из путешествия можно привезти такую прелесть, – честно признался Алим.

– Дело не в том. Миссия еще не завершена. Мне нужен совет. Завтра собираюсь обратно. Неспокойно как-то носить печать Сингулярной службы, – посетовал Эмиль.

– Тебе удалось заключить с ними сделку? – поразился Алим, – ну ты и самородок! На консилиум намекаешь или посовещаемся вдвоём?

– Я думаю, лучше группу собрать, а то потом не отвертимся: замучают расспросами и подозрениями.

– Мне не нравятся попытки некоторых навязать свои мысли, – Алим посмотрел на фею.

– Это временное неудобство, – встал на защиту своей спутницы Эмиль, – надо же ей как-то познавать наш мир. Пускай поразвлечется, покопается в твоих знаниях.

Через полчаса подошли Яна с Алиной и следом Мила.
– Что за срочное совещание? – выразила общий вопрос Мила и уселась на диван рядом с подругами.

– Времени не очень много, – пояснил Алим, – Эмиль вернулся из первого своего задания в проекте Миссии развития, о котором он готов поведать. Но прежде предлагаю войти в многоприсутственное восприятие, ничему не удивляться и осознать всю серьезность и ответственность момента. Давайте сделаем небольшую практику.

Алим сделал паузу и продолжил:
– Мы синтезируемся с Владыками, ведущими каждого из нас, возжигаемся накопленным огнем, огнем пройденных семинаров, огнем посвящений и статусов каждого. В этом огне синтезируемся с ФА-Владыками Кут Хуми и Фаинь Метагалактического проявления, возжигаемся их огнем и стяжаем условия групповой работы согласно компетенции и возможностей каждого на благо восходящих эволюций и их развития. И мы возжигаемся магнитным огнем ФА-Отца и ФА-Матери Метагалактики, огнем развернутого Слова Отца в каждом из нас и переходим к работе группы в нелинейном режиме по делу, о котором поведает нам Эмиль.

Необходимое состояние было достигнуто, и когда Алина, Яна и Мила открыли глаза, то увидели, что за спиной Эмиля стоит или висит в воздухе эфирное существо в форме шара, которое, казалось, с не меньшим любопытством рассматривает их. Упреждая вопросы, Эмиль начал своё повествование:

– Как вам известно, Елена Николаевна получила заказ от межгалактического совета разумных цивилизаций, сокращенно Месораци, на разработку импланта ускоренного развития и отработку способа его внедрения в иных, так сказать, мирах. Но экспертный совет по технологическим разработкам не утвердил программу ввиду мираклевых разногласий и отсутствия вещественных доказательств. Поэтому Премудрая заключила частное соглашение с «Литературным миром», и впоследствии была утверждена моя кандидатура в качестве исполнителя, выделена специальная комната, в которой активирован «Портал имплантации Месораци», сокращенно «Портал ИМ», а для непосвященных: Порт Алим. Название подошло еще и потому, что Алим является моим напарником и точкой фиксации на Земле, так сказать, координатами места моей приписки и фиксатором портала.

Три дня назад мы начали эксперимент. Мираклем вышли на взаимодействие с Месораци, потом Алим вышел из миракля, а я пошел глубже. Начался второй этап работы, который заключался в выяснении деталей и уточнения задания.

Вы не поверите, но все вошедшие в контакт из систем нескольких галактик заняты одним вопросом: как наработать человеческие качества. Они не поймут, чем другие формы хуже, считают это дискриминацией. Но деваться некуда: надо делать практические шаги. Сложность заключается ещё и в том, что сам человек в подавляющем большинстве своих выразителей еще мало готов к взаимодействию. Многие не просто планетарны или глобусны, но не поднимаются выше второго глобуса. Поэтому и была предпринята попытка активировать это направление и сотрудничества, и развития соответствующим проектом. Самим может пригодиться.

– Всё-таки ты первым пошел на задание! – констатировала Алина. – И не признался, конспиратор.

– Но это стало возможным благодаря нашим общим наработкам, – поправил её Алим, – и неважно, кто на сегодня лучше подготовлен, или больше соответствует предъявляемым требованиям, или кого выбрали. Неизвестно, что еще другим предстоит. Давайте лучше послушаем, как дальше развивались события.

– В общем, получилось, как всегда: пойди туда, не знаю куда, и сделай то, не знаю что, – продолжал Эмиль. – Самым неожиданным оказалось, что пойду я на присутственность в одно из присутствий Метагалактики, то есть на планету в одной из звездных систем в одной из галактик, по распределению Сингулярной службы с учетом параметров наибольшего соответствия. Наверное, таких как я, много.

Дальше был инструктаж, на котором я уже представлял собой единый реструктурированный синтезогнеобраз, зарегистрированный в архиве. Единственное, что тогда впечаталось в моё сознание, так это то, что я опять структурируюсь уже на планете, но без самоосознания. Как вам такое нравится?

– Кстати, слово «архив» в переводе с греческого и означает «присутственное место», – вспомнила Мила.

А Эмиль продолжал:
– Если ты придешь в осознании, сказали мне, тебя сразу раскусят. Если не успеешь осознать себя, тебя развеют, но все рассчитано сравнительно точно. Если попадется качественная фея, тебе повезет. Если нет – будем восстанавливать по архивным слепкам. Главная твоя задача, говорят, оценить, на какой они стадии эволюционного развития, какие Энергии у них базовые, в каком Свете им представлен мир, насколько способны они принимать Дух. А дальше у меня провал. Третий этап событий уже проходил на самой планете, – и Эмиль пересказал, что с ним дальше произошло.

– Так это и есть та самая фея, с которой тебе повезло? – уточнила Яна, – которую ты носишь в сердце своем?

– И желания которой исполняешь? – улыбнулась Алина.

– Очень смешно, если учесть, что завтра моя жизнь снова во многом будет зависеть от нее, – рассердился Эмиль.

– Давайте серьезно и по существу, – остановил их Алим.

– Если по существу, то стоит выслушать второго участника событий, – предложила Мила, – может, сложится более полная картина.

– Тогда создайте тишину и прислушайтесь, – посоветовал Эмиль. – Агафья очень разговорчива.

Минуту все молчали, пока сумели-таки эфирно сконцентрироваться и отпустить физические привязки. Пространство комнаты прореагировало на изменения, и тяжесть физики отступила. Легкие эфирные тела были такие же, но иные. Из-за спины Эмиля вышла Агафья.

– Я вам сочувствую. Всё время жить в такой тяжести!

– Хотя что-то же должно уравновешивать большие возможности, – противоречила она сама себе. В ее голосе чувствовались нотки обиды, беззвучной, такой же, как и ее речь.

– Ага, постарайся не проникаться негативными программами пространства, лучше скажи что-нибудь по существу, – попросил так же мысленно Эмиль.

– Для этого мне всё равно нужны вопросы, иначе я не могу придать направление своим мыслям.

– Ага, можно подумать, что кто-то это умеет делать здесь, – эхом зазвучал и второй голос.

Это уже прозвучало, как вызов, и все сосредоточились на беготне и толчее своих мыслей.

Избранницы из суеты

Первым сделал выбор Алим. Он влетел неожиданно в самую гущу мыслей и прокричал: «Всем стоять!». Это смешно смотрелось со стороны, но оказалось действенным, поскольку всё стихло даже у остальных участников консилиума. Потом, как заправский регулировщик, он указал жезлом направление движения, и самые смелые мысли, потихоньку возобновив движение, отправились в путь:

– Скажи, Агафья, тебя сметают, развеивают по ветру и отовсюду гонят, а тебе всё нипочем. Какие есть на то причины? Желание помочь простому стрелочнику то всё, бесстрашие, доверчивость, уверенность или игра с огнем?

– Желание помочь, облекшись в форму действий конкретных, так же, как и всё, пути того не ведает, которым ему проследовать в реальность суждено. И кто, по-твоему, всем этим управляет? И разве вреден тот, кто всё сметает, что неспособно формы удержать? И, может, уточнишь, что в понимании твоём «играть»?

– Подумай, идеальный шар, чуть удлинившись, виден, как яйцо. И сколько нужно изменений, чтобы предстал он как лицо, при этом сохраняя идеал? В игру такую ты когда-нибудь играл?

Ответ прозвучал быстро и неожиданно. Движение началось, и его нельзя было останавливать. Это вдруг осознали все, и Мила, сидевшая рядом с Алимом, продолжила выявление избранниц суеты:

– Но форма разве не предполагает особых правил, методов своих, структурности, в конце концов, особой, присущей только ей, и свойств иных, чем те, что все другие полагают? Как знать, живут они или играют?

– Но если силы есть, что возвращают те формы на круги своя, то, стало быть, они витают в иных возможностях, и выше та, что им присуща, данность бытия? И всё! Незыблем вектор: от самых низших и до высших форм материя восходит осознаньем, теряя жизнь, так в чём же, в чём мирская радость проявлять!?

– О, если бы возможно было знать!? – сокрушился второй голос. И опять было не понятно, ответы или новые вопросы получают вопрошающие. Может, надо изменить форму диалога? В круговорот мыслей вклинилась Яна:

– Но форма человека ведь стабильна! И мир физический не так легко сметать. Уборщиков опять же нужна рать, чтоб хоть чуть-чуть блюсти порядок. И плод своих трудов ведь больше сладок, чем труд такой же, но других. И с вектором спешить не стоит, когда судьба твоя в руках твоих.

– Есть форма форм, которая содержит единство образов и слов. Есть форма как простая внешность, а есть способная принять основ стандарты, внешне выражая связи намеренного строя бытия.

– Быть может, кто-то объяснит, чего не понимаю я?
Алине достался уже прилично разогнанный состав, и она понимала, что Эмиль сможет уже только направить всю эту махину. Надо было придать ей конкретность формы:

– Конкретность формы, вот ее прямое назначение! Она и есть искусство намерения! Форма оформляет не только своё содержимое, но и пространство взаимодействия. Спортивная форма, например, и выказывает намерение заняться спортом того, кто ее надел, и создает оптимально комфортные условия для соответствующих движений его телу. Ученическая форма и подтягивает, и не отвлекает на бытовые и прочие вопросы, и создает ощущение, осознание равностности внешних возможностей без ограничения внутренних. Форма включает имманентность развития.

– Форма ношения формирует отношение. Поиск форм. Летняя форма и зимняя форма, форма развития и униформа...

– Если всё время тебя отметают, значит, так форму твою принимают, – подумала о своём Ага, и в ее мыслях начал оформляться план неких действий.

– Мне кажется, что мы создали тело вопроса. Теперь надо дать ему устояться, вызреть и скомпактифицироваться для удобства пользования до каких-то правил или сентенций, способных вдохновлять, направлять, привлекать, – подвел итог Эмиль. – Завтра в дорогу. Хочется отдохнуть дома в своей родной постели, ничего не опасаясь, излишне не напрягаясь, и еще чем-нибудь успокоить желудок, доведенный до истеричности непривычно длительным бездействием.

– Это такая изощренная форма уведомления всех о том, что ты голоден? – рассмеялся Алим.

– Ничего смешного не вижу, – посмотрела на него Яна и, взяв Эмиля за руку, направилась к выходу, успокаивая, – я тебя накормлю.

Такой поворот событий застал врасплох Агафью. Возникнув перед самой дверью, она всем своим видом вопрошала:

– А как же я?
– Я не хочу оставаться сама, Эмильджин, ты обещал много чего показать.

Но ее никто уже не слышал, кроме Эмиля, конечно, активированного сингулярной печатью.

– Обстоятельства изменились, – мысленно оправдывался он, – я бы с удовольствием, но дальше карантинной зоны тебя печать не пустит.

Дверь открылась, и вся компания выплеснулась в объятия родного пространства.

Ага последовала было за ними, но уперлась в непонятную плотность иной для нее атмосферы и осталась в комнате, служившей и порталом, и карантином, сопряженным с сингулярными положениями. Её контакт с временным носителем оборвался, и ей ничего не оставалось, как только ждать.

Следующим утром в комнату вошли только Эмиль и Алим. Четырехприсутственно активировавшись, они обнаружили, что Агафья ушла еще глубже, и не стали её искать.

– Готов, напарник? – спросил Алим, и, сознавая, что вопрос чисто формальный, решил пристроить к нему содержание, – если честно, то я даже не знаю, чем могу быть тебе полезен. Понимаю, что всё будет разворачиваться по особому сценарию. И сценарист тот никогда не повторяется. Всё будет зависеть только от накопленного тобой потенциала и, в том числе, способности его активировать. Вот когда понимаешь, что качества – это мелковато. Наличие необходимых свойств и моментальное развертывание условий…

– А еще удача, – добавил в раздумье Эмиль.
– Удача – это результат правильно выбранных форм взаимодействия. – Алим сел в кресло и подождал, пока Эмиль сделает то же самое, – давай, Эмильджин, только не задерживайся. Лучше небольшими перебежками. И в следующий раз приходи один. Чтобы не быть привязанным к срокам. Возможно, понадобится время на осмысление и переархивацию опыта.

Они вошли в синтез пяти присутствий, потом шести, семи… На двенадцати появилась Агафья и синтезировалась со своим носителем, не производя ни единой мысли. Эмиль отпустил физические привязки и ушел в сингулярность. Алим вернулся своим сознанием на физику, в рабочую комнату…

Вот и точка распределения. Агент посмотрел на Эмиля и произнес, если это можно так назвать:

– Месораци считает миссию завершенной. Ты можешь возвращаться домой, а ее мы доставим самостоятельно, – при этом сообщении Агафья отделилась от Эмиля и предстала во вполне плотном оформлении своего тела. Она посмотрела печально на своего джинна и произнесла:

– Избранники из плоти суеты своей суетностью, когда они манимы, всегда имеют выбор полноты избранности достичь, когда не мнимы их устремления и не бесформен дух природы познанной. Но лишь для двух глубины тайн иного достижимы.

– Путь, пройденный совместно, полагал познанье сути творческих начал, который феям открывают джинны: союз их – символ движущей пружины. Но есть всегда удобные причины для оправдания хоть джинна, хоть мужчины.

– Агафья, тебя нельзя отпускать одну с такими мыслями на твою планету, – удивленно посмотрел на нее Эмиль. – Хотя я и не собирался этого делать. Ведь, в отличие от Совета, я свою миссию не считаю завершенной. У меня есть и свой интерес в исследовании. Хотя однозначно я скоро вернусь на Землю. Надеюсь, наше соглашение остается в силе? Или есть необходимость внести поправки?

– Это не место для выяснения отношений. Всякое регулирование в компетенции Регула, – строго предупредил агент. – Если ваше решение окончательное, это ваше право…

Внесение поправок

Эмиль сидел за монитором неизвестно сколько времени и не понимал, зачем. Он даже не понимал, что не понимал…

– Проснулся, славный Эмильджин. Тебя будить я не хотела. Твое измученное тело так обессилил перелет…

– Ведь ты же знаешь, он не помнит... В его сознании идет еще сокрытая работа…на запредельных скоростях. Ему сейчас нужна забота…

Голоса, которые ему слышались, казались знакомыми. Эмиль потер виски. Где он и почему не помнит, как сюда попал? Почему не помнит? Помнит: Смотритель его сюда направил с какой-то миссией…

Миссия не завершена! Эмиль выглянул в окно. Над лужайкой висело два огненных шара, но вот они слились воедино и предстали девушкой.

– Агафья! – Вспомнил Эмиль.
– Да, твои способности удивляют, Эмильджин, – прозвучало в голове.

– Прыгай сюда, – предложила Агафья.
Что-то удержало Эмиля от такого поступка и заставило выйти через дверь.

– А ведь не зря предупреждал агент о завершении миссии, – появилось у него еще одно воспоминание.

– На том уровне – да, – спокойно произнесла Агафья, – но раз ты вызвался продолжить, тебе усложнили задачу. Не ожидал?

Она прикоснулась к нему, и это прикосновение заставило его вздрогнуть: оно было осязаемо физически.

– Я обещала тебе помогать, и я сдержу своё обещание, хотя это будет нелегко. Ты проскочил эфирную оболочку и вошел в физику. Мне пришлось последовать за тобой, хотя твоё сердце занято, как оказалось.

Пространство, в котором происходили события, обрело некие особенности, которые не были известны Эмилю, и это отвлекало его от диалога. Он рассматривал необычное небо, куполом нависшее над плоским пространством, и недоумевал.

– Ты меня не слушаешь, Эмильджин, а у нас мало времени. Сейчас соберется аудитория избранных для одного важного мероприятия, даже, я сказала бы, миссии, в которой ты играешь особую роль. С тех пор, как Отец Метагалактики установил путь развития человеческой формы жизни, все Галактики, все Солнечные системы Галактик, все цивилизации, в них живущие, вошли в жесткую борьбу за выход в вышестоящие присутствия. И ни одна не хочет быть отстающей. Но всё оказалось очень даже непросто.

– Не всем везет, как ты знаешь. Не каждая получает шанс, на который заслуживает. Одним словом, Эмильджин, ты человек по форме и по содержанию, и мы хотели бы знать о пути, ведущем к такому результату, как можно больше.

– Агафья, куда подевалось твое красноречие и беззаботность? Ты этим так встревожена, а я не могу понять до конца, что от меня требуется.

– Просто мне приходится выбирать, Эмильджин, и выбор этот не простой. Ладно, пошли. – Агафья взяла Эмиля за руку и повела к стоявшему на поляне столу. Возле него стояло удобное кресло, – садись, это для тебя.

– Постой, ты говорила: в силе все наши прежние с тобою соглашения. Ты отвечаешь на мои вопросы, и сотворяю тобой желаемое я? Но мы остановились на внесении поправок? Всё верно вспоминаю я?

Агафья не скрывала своего волнения, выражаемого в резких движениях и множественном преображении палитры ощущений. А глубже – вихрь всего во всем и непроявленность, и тяжесть облаков, и гул, стена и красноречие потупленного взора, борьба стихий непримиримая…

– Уж соберутся скоро…
– Ты не ответила… Не надо отвечать, я вижу на сознании твоем печать, всю легкость губящая наших отношений. Поправки. Кто-то нас здесь ждал, когда открытым был портал и установка на возможность изменений. Но только что ты прежнею была, когда на улицу меня звала… Я понял!

Эмиль неожиданно схватил Агафью за руку и потянул в свою временную обитель, преодолевая сопротивление пространства. Как только они переступили порог, всё изменилось. На второй этаж переместились уже силой намерения.

– Что-то не то творится под этим куполом, – произнес Эмиль, садясь в кресло.

– Сама не пойму, что произошло, когда я прикоснулась к тебе. До этого было всё нормально, – удивилась Агафья. Она уселась на диван и весело посмотрела на Эмиля. – Что, Эмильджин, уже жалеешь, что вернулся сюда?

– Наоборот, я рад, что вовремя сориентировался и не оставил тебя одну. Видимо, кто-то хочет смахнуть всё, что осталось от первой нашей встречи. Это всё становится интересно.

Пространство уплотнилось, и неожиданно возник Смотритель. Он сел во второе кресло и растерянно посмотрел на Эмиля.

– Ничего не пойму. Только что получил распоряжение на завершение экзамена и думал устроить тебе нагоняй, но когда оказался в твоем пристанище, весь внутренний напор исчез. Вот, всё понимаю, а смешно становится. Здесь особая атмосфера. Раньше такого не было. Странный ты стрелочник. И даже это бесформенное существо в твоем присутствии вполне оформлено выглядит. Так что делать будем? Может, сам оставишь нас, да и дело с концом?

– Рамин, ты ведь понимаешь, что не в твоей компетенции этот вопрос. Ты в нем просто инструмент. А я хочу узнать, в чьих руках. Поэтому не буду отрывать тебя от твоих забот. Сегодня к вечеру всё и закончим. Приводи своих актеров ровно в шесть, как ударю в гонг.

– Рамин, говоришь? – вспомнил что-то смотритель, –меня устраивает. Я так понимаю: работать ты уже не будешь.

Договоренность, видимо, окрылила его или сняла тяжесть. В любом случае он обрел прежнюю уверенность, приподнялся над креслом, смахнул со стола монитор, а вместе с ним и папку с инструкциями. Вместо них появился судейский маленький гонг с колотушкой, а сам смотритель исчез.

– Вот, Эмильджин, зря ты так простодушно вносишь поправки в события, даже не задумываясь о последствиях, – укорила его Агафья.

– Хотя, может, ты и прав, – произнесла она другим тоном и улыбнулась.

– Даже одно то, что ты восстанавливаешься в прежнем виде, уже оправдывает мой поступок, – рассмеялся Эмиль.

– Ага, теперь всё, как прежде, в наших руках.
– Хотелось бы надеяться, – произнесла она другим тоном. – Многое будет зависеть от вносимых поправок.

– Надеюсь, мне удалось развеять твою печать. Или печаль? – посмотрел вопросительно Эмиль на фею.

– Всё-то тебе расскажи да поясни, – улыбнулась Ага.

– Надо устранить несправедливость, – добавила фея.
– Я тоже как раз об этом подумал, – удивился Эмиль, – надо и получение ответов на вопросы, и исполнение желаний сделать обоюдно доступными. И ещё: надо растянуть время до вечера таким образом, чтобы мы всё успели, что необходимо для подготовки.

– Считаешь, внесенных поправок достаточно для успешного завершения миссии?

– Хотя теперь уже поздно обсуждать: поправки приняты пространством. Дерзай, Эмильджин.

– У меня возникло такое ощущение, Агафья, что я не полностью воспользовался инструкцией. И Рамин разыграл тут доброго дядю только с одной целью – лишить меня окончательно этой возможности. Ради этого он был согласен на всё. Тогда его поведение объяснимо и, вообще, всё объяснимо. Но наряду с этим, хоть и не радостным, но всё же откровением, мне пришел альтернативный вариант пути развития. И, насколько я понимаю, раз уж я остаюсь стрелочником пока, я имею право перевести стрелки на этот путь.

– О каком пути ты говоришь, о беспечнейший из джиннов?

– Но и наиумнейший, наисильнейший и наивезучийший, будем надеяться!

– Поскольку я Индикт знаков, о многоформная фея, – принял игру Эмиль, – то, стало быть, имею право считать знаками всё, на чем фиксируется внимание моё. А это были, к примеру, две вещи: купол, нависший над всем этим ландшафтом, под который ты меня выманила, и планшет на столе, за который ты пыталась меня усадить. Есть в них что-то общее и что-то отличающее одно от другого. Надеюсь, отвечая мне, о наиблагоразумнейшая из фей, ты будешь действовать по правилам?

Сознание вдруг напомнило Эмилю не совсем приятный эпизод их общения, но он отмахнулся от него.

– Пора мне сделать выбор. Полной нет уверенности в том, что ты готов. Сам как считаешь, Эмильджин, твой дух, твой меч и, значит, воля готовы выдержать напор неведомого раньше бытия? Ведь если ты погибнешь, то умру и я, тебя беспечно в мир свой допуская. И в мире том, подумай только, фея – это фея, а Ага создана для истребления, как вредных насекомых, всех тех, кто жизни вздумает мешать. Ведь ты учился в школе, должен это знать. Поэтому не вздумай разделять меня в том мире. Это может стать твоим последним делом, сокращенно: поделом.

– Да, не зря моё сознание напомнило тот случай, – задумчиво произнес Эмиль, – я считал, что Ага – это знатный титул для феи. Думал, не простая ты. А оказалось, так и есть. Но ты забыла, что мой приход одобрен Сингулярной службой, и, значит, обеспечен мне возврат к пространства-времени той точке обоюдных врат, которую преодолели мы.

– О, Эмильджин, какой же всё-таки похожий на ребенка ты. Твой не приход – проход – был разрешен на собственный твой страх и риск в сознании одной всего лишь части. И в случае утери будет восстановлена она по эталонным данным без памяти и опыта того, в котором я сейчас, и ты, и этот мир. А в мире том, где Яна, ты будешь вовсе без изъяна переживания событий этих дней, чужого времени, чужих идей, чужих, тебе ненужных откровений. Подумай, прежде чем я стану отвечать. Ты сам себе сейчас проход, путь и печать. И ты пока их держишь в кулаке. Раскроешь – и довериться придется мне, а сам ты будешь, словно на ладони.

Всё, как на ладони

До Эмиля, наконец, дошло, что шутки закончились, вернее, закончатся, как только он разожмет кулаки: пространство приняло условия. Агафья, видимо, не шутила. И еще он вспомнил, что шестнадцатирицы эти, с таким трудом нарабатываемые части, могут теряться, погибать, и тогда надо стяжать у Отца новые, взамен. Как человек Эмиль остался там, на Земле. Здесь он всего лишь подобие фантома, решившего поставить над собой эксперимент. Ну, что же, если не суждено, то он об этом всё равно забудет, зато, если всё получится, то, как говорится, победителей не судят. Тогда не о чем и заморачиваться. И он разжал кулаки.

– Эмильджин, ты удивительный джинн!
– Я не джинн, Агафья, я человек, заглянувший на изнаночную сторону иного бытия.

– Выбор сделан. Ты назвал все ключевые слова прохода в мой мир, и я обязана, как фея-страж, его открыть.

Эмиль смотрел на Агафью совсем другими глазами, вернее, воспринимал всё по-другому. Он вдруг почувствовал, что они стали существами одного мира, одной материи. И их диалог снова стал беззвучным, бессловесным, безмолвным. Отступать было поздно. Эмиль улыбнулся и произнес, вернее, пространство зазвучало его обращением:

– Так какие же ключевые слова я распознал, по-твоему?

– Ландшафт, планшет, купол и изнанка. Говоря понятным языком: и планшет, и купол – это своеобразные многомерные многофункциональные резервуары ландшафта со всем его биоэкосодержанием. Думаю, какие-то детали этого тебе могут быть известны. Должна тебе признаться, я поступила не совсем хорошо по отношению к тебе. Меня уговорили заманить тебя в один из планшетов, тот, который ты видел на столе, для того чтобы максимально воспользоваться твоим опытом в реальных условиях практического применения, а не в каких-то теоретических выкладках, которыми ты мог бы поумничать в дискуссии.

– Но ты всё же не сделала этого, ты передумала, одумалась и, значит, это не считается? – успокоил ее Эмиль, – ведь можно же опыт передать и менее экстремальным путем?

– Ты не понял, Эмильджин, мне не пришлось заманивать тебя, ты сам согласился, раскрыв ладони. Но я буду всячески стараться помочь тебе пройти весь путь и вернуться домой, – Агафья смотрела, ожидая реакцию собеседника, но Эмиль понял, что лучше вообще больше не касаться этой темы, и промолчал.

– Все условия договора и поправки остаются в силе. Таков закон этой экспериментальной зоны.

– Да, я помню, вы говорили, что это беспошлинная, безлогосная зона.

– Ты меня на «Вы» называешь, Эмильджин?
– Продолжай, – не стал объясняться Эмиль.
– Так вот: по условиям поправки мы теперь можем оба творить и оба отвечать.

«Неслучайно напомнила», – зафиксировалось у Эмиля.
– Не отвлекайся, – одернула его Агафья. Она провела рукой над столом и проявила не то, чтобы планшет, скорее, пенал, его содержащий. – Я тебе буду показывать и рассказывать, а ты запоминай детали, идеи, возможности, свойства, всё, что твоё знаковое величество, Эмильджин, сумеет отметить. Всё потом пригодится.

Это компакт-планшет. Наиболее практичными и потому ходовыми являются планшеты сотого и двухсотого масштаба, тогда как купола или полусферы – десяти- и стотысячные. Потом поймешь, почему. Помни о многомерности. Раскрываю.

Агафья взялась за две стороны футляра и раздвинула их. Образовалось подобие карты. Но она была рельефна, и, более того, она была живая!

– Вот ячейка территории. Именно ячейка. Она подвижна и управляется сознанием, на ней фиксированном. Сейчас это наше с тобой сознание. Если я, например, смотрю вправо, мне начинает открываться правый запредел, тогда как левый сворачивается. Это примерно, как вести рамку по карте. Очень удобно. Скорость смещения имеет естественный предел, который рассчитывается как число, обратное корню из масштаба. То есть для сотой карты это десять, а для двухсотой чуть больше четырнадцати километров в час. Интересно?

– Я слушаю, Агафья, – коротко ответил Эмиль.
– А интересно это становится тогда, когда ты становишься участником событий, и, чтобы выйти из них, ты должен достичь края ландшафта.

– А здесь подробнее, пожалуйста, – будто проснулся Эмиль, – что значит – участником событий?

– Я знала, что тебе понравится, – рассмеялась Агафья. Стоит тебе прикоснуться к ландшафту – и ты окажешься на нем в соответствующем масштабе. Например, на этом ты будешь около двух сантиметров ростом, а на двухсотом меньше сантиметра. Планшет будет всё время фиксировать тебя в центре, чтобы обзор был во все стороны одинаков. Метровый планшет – это гектар земли. По пятьдесят метров от центра. Десять километров в час – это за семнадцать секунд из любой начальной точки тебя планшет зафиксирует в центре. Чтобы приблизиться к пределу надо бежать, преодолевая скорость планшета. С какой скоростью ты можешь бежать?

– Не знаю, может пятнадцать-двадцать, плюс-минус.
– Это будет означать пять-десять. А на карте двухсотой – один-шесть, то есть сто метров до края – минимум минута бега, а то и все шесть.

– Жестко, – согласился Эмиль.
– Тот планшет, что лежал на столе для экзамена был пятисотого масштаба. Вот это – жестко! – возразила Агафья.

– То есть ты хочешь сказать, что с двадцати трех только идет преодоление, и то бежать до края двадцать пять минут? Но ведь это для меня нереально! Это жестоко!

– Ты забываешь, что до этого еще надо было додуматься, или заключать сделку, чтобы узнать.

– Да, Агафья, оказывается, ты можешь быть коварной.

– Вообще-то, было предложено, раз ты такой умный, запустить тебя на тысячную, но я не согласилась, – Агафья опять испытующе посмотрела на Эмиля, и, не дождавшись возмущения, добавила, – но я бы не оставила тебя самого. И мы могли бы пойти в разные стороны, например.

– А планшет бы стоял на месте! Хитро придумано, – задумался Эмиль, – так, значит, ты со своими двумя в себе самой имеешь преимущество?

– Ну, конечно же, это ведь мой мир. В нем много чего такого, что непреодолимо для инородцев. Но я готова поделиться всем в обмен на твой опыт. Эмильджин, а ведь у тебя тоже не одно сознание, и я уверена, что ты скоро сам научишься управлять планшет-картой.

Никакой жестокости тут нет, ведь только животным не под силу разделять сознание. Правда, там еще множество тонкостей, но они больше как развлечения будут для тебя. И это всего лишь первый, можно так сказать, уровень сознания. Купольный ландшафт-макет относится к более сложным моделям и находится, в основном, в правлении многоуровнево сознательных и, вообще, многочастных Логосов планеты, но, по закону, сдавший экзамены может работать и с ним. Думаю, ты поможешь выйти мне на этот уровень, а иначе нечего было и затевать всё это!

Я вижу, ты уже начинаешь жалеть, что связался со мной и всем этим. Можешь хоть сейчас выйти на лужайку, ударить в гонг, выявить свою некомпетентность, и тебя сметут, депортируют из нашей системы. А я никому не признаюсь, что начала приоткрывать тебе тайну второй планеты двойной звезды Агатаки той Галактики, о которой у вас никто даже и не знает.

– Разве я похож на того, кто отступает, о существо великолепных форм! К тому же – я очень любопытен. Веди меня в дебри своих непреодолимых, неразрешимых задач, Агафья. Чем меньше я буду знать, тем больше будет спонтанности и тем неожиданнее окажется результат.

Эмиль склонился над планшет-картой и ткнул пальцем в самую ее середину. Мир вдруг развернулся и свернулся одновременно. Стало темно и тихо.

Агафья свернула планшет. Он уменьшился в размерах и легко поместился в рукаве ее платья. В этот самый момент появился