Посуда

В ночь под Рождество в одной королевской семье появилось три наследных принца,

один прекраснее другого. От радости король решил закатить пир на весь мир.

И на другой день, на счастье сыновьям, и, от переполнявших его отцовских чувств, перебил на большом рынке глиняные горшки, стеклянную посуду и вдобавок конем истоптал, мастерски выполненные жестянщиком изделия из железа.

Что тут стало! С одной стороны, народ продолжал славить короля и его новорожденных сыновей, веселиться и смеяться, а...

В семействе Хмурчиков царил полный хаос. Виной всему была женщина с огромными карими глазами и каштановыми волосами, а точнее ребенок, живший в ней уже почти 9 месяцев. Еще несколько часов назад она спокойно легла спать, предварительно умолов стопку блинчиков с повидлом, а вот сейчас над роженицей стояла группа медиков в белых халатах. И вроде бы ждали все (срок все-таки), но когда начались схватки, по тревоге были подняты родители как роженицы, так и отца. Сам отец был удален из комнаты, как...

— О, черт. Опять этот долбаный рояль с самого утра, — бурчит Алла, с максимально недовольным видом поднимаясь с кровати. — Тошнит уже от этого Бетховена.

Лениво она стучит в стену, заранее зная, что это не произведет ровным счетом никакого эффекта. Никогда не производило.

На кухне царит привычный беспорядок. Настолько привычный, что на него уже никто не обращает внимания, даже редкие гости, заходящие в эту квартиру. Алла жарит привычную яичницу. Жарит небрежно, но это не оттого, что такая...

Ник Сон
"Спасите наши души"

"Уже утро…. Чертов понедельник.… Я разобью этот будильник.… Да когда же он замолчит.… Нет, надо вставать – пора. Пора", думал, просыпаясь, Сергей.

Сергей Петрович Стариков - уже немолодой, высокий, слегка полноватый, лысеющий, но все еще привлекательный, инженер-наладчик небольшой процветающей фирмы. Жизнь его протекала довольно спокойно и размеренно. Имел он однокомнатную квартиру в "хрущевке", заработанную им после развода с женой. Жене и сыну он оставил...

— Привет, Старик!
— Привет, только я уже не Старик!
— Да? А кто же ты сейчас?
— А я теперь Новый русский.
— Так ты еврей что ли?

— Нет, вообще-то русский, только Новый, и все у меня новое....

— А где это можно купить?
— Да ты что, это же не продается.
— Все — новое, и не продается?
— Это берется. Врубаешься?
— И где же ты все это взял?
— Этого я тебе сказать не могу?
— Почему не можешь?
— Там еще можно взять?
— Зачем тебе так много одному?
— Пригодится по жизни!
— Ну, тогда...

Как они прекрасны, эти птицы! Как высоко они могут взлететь! Как широк их размах крыльев! И как свободны они в своем полете!

Я никогда не умела спокойно отводить глаза от этих созданий. Меня всегда восхищали их крылья. Как жаль, что у меня нет таких…

Топот маленьких ножек и детский смех, заставили меня оторваться от окна. В детской раздевалке появилось несколько детишек, впереди всех бежала довольная Аленка.

- Мама! Ты раньше всех!
Переодев Аленку в уличные ботиночки и синюю курточку...

- Никогда, не забуду тебя.- Лида смотрела в окно. Его уже не было видно, удалялась платформа, и поезд набирал скорость. Лида уезжала из своего города навсегда. Так она думала тогда.

Теперь она опять здесь, прошло десять лет. И она не узнавала даже вокзал своего города. Все вокруг изменилось, кроме Лиды, она осталась прежней. Выпускницей средней школы влюбленной в своего Сашку. Она и правда так считала. Неважно, сколько прошло времени с тех пор, главное она жила тем, что когда-нибудь, они...

Вагоны метро раскачиваются из стороны в сторону. Я сижу, и почти засыпаю от этих мерных движений. Надо мной висят полуспящие люди и раскачиваются в такт. Время – около восьми утра. «Новогиреево» - слышу я сквозь сон, и пытаюсь спать дальше, но что-то внутри подсказывает «название до боли знакомо». Резко вскакиваю, и лечу к выходу, расталкивая пассажиров. Двери перед носом закрываются. Еду дальше.

На улице дождь. Иду, закрыв глаза не различая дороги, ветер растрепал волосы, зря я не взяла...

На синем, ослепительно синем небе полыхало огнём июльское солнце. Из края в край по его склонам раскиданы ветром редкие неправдоподобной белизны облака. По сторонам дороги – словно вымершая от зноя степь: устало полегшие травы, тускло, безжизненно блистающие солончаки, дымчатое и трепетное марево над далёкими лесами, и такое безмолвие вокруг, что издалека слышны посвист сусликов и беспрерывно дрожит в горячем воздухе сухой шорох красных крылышек перелетающих кузнечиков.

Копыта лошадей...

Морозно в степи. В перелесках будто деревья греют, а на юру – совсем пропасть. Возницы наглухо укутаны в бараньи лохматые тулупы. Седоки на пяти санях жмутся друг к дружке, зарываются в сено, прикрываясь сверху дерюжками. На последних – четверо.

- Лопатин, озяб? – ткнулся к нему в самое лицо закоченевший Бондарев.

- Замёрз… аж до самых кишок! – прохрипел уныло Лопатин. – Приедем-то скоро али нет?

- Кто его знает, спросить надо приятеля-то. Эй, друг, - ткнул он в рыжую овчинную тушу...