Низкое утреннее солнце освещало косыми лучами западную стену высокого небоскрёба, рассекая стену черного, матового камня облицовочной плитки слепящей сеткой золотистых отражений. Этими бликами в этот утренний час была украшена вся столица Штата Арканзас.
Матовая паутина, покрывала светофоры, стёкла в домах, ручки не открывавшихся ещё дверей, бордюрные камни, часть мостовой, здание центрального вокзала и саму атмосферу гигантским куполом, заканчивающимся за окраинами. Русский иней, так называли местные жители это явление, характерное для конца декабря-начала января. Так говорили потомки путешественников по реке Колорадо, хранители украденного копья Оцеолы. Но этого почти никто не видел за исключением почтальонов, немногочисленных полисменов, редких бродячих собак и небольшого цирка на окраине города, развернувшегося в цветных больших шатрах и фургонах. Большой город спал сладким сном и видел сотни мраморных снов в своих теплых пуховых постелях. Гудели провода, тянущиеся по уличным фонарям, проглядывало солнце сквозь щёки туч и птицы казалось, да нет, я почти уверен - ведь я был там, с большой неохотой кружили над городскими обелисками из бетона и стали. Остывший храм грусти, пустой внутри, живой на своих стенках как замерший водяной пар ушедшего навсегда лета.
Играла скрипка в передвижном вагоне непревзойденного мастера, раскрашенного в такт американской мечте розовыми, выгоревшими от солнца горизонтальными полосками и белыми звездами, прилипшими мотыльками на свежий, нанесённый когда-то, где-то липкий квадрат синей краски. Внутри алюминиевого передвижного отеля, по форме напоминающим непропорционально вздутый хотдог, было просторно и по домашнему уютно. На полу лежали темные Иранские ковры, над дверью висела серебряная подкова, у стены находился комод с реквизитами, у стены с окном стоял длинный стол с большим театральным зеркалом и небольшим креслом. Звучала музыка, точнее сказать плакала. Её высекал маленький карлик, который был словно сделан, отлит из воска. Комната слезилась. Если бы вы зашли в этот момент к магу в гости вы увидели бы самого Великого, сидящего в замшевом пурпурном кресле перед зеркалом и небольшую фигурку похожую на человека в ярко алом костюме-тройке. Человечек стоял совершенно неподвижно в дальнем углу, куда не попадал свет от настольной лампы, прикреплённой к зеркалу. Двигались только его губы и рука, направляющая смычком музыку, куда-то очень далеко, туда, где заканчивались железнодорожное полотно странствий маэстро, туда, где белые кучевые облака висели неподвижно, туда, где остановилось время и горы. Широкие плечи маэстро были наклонены, чёрные волосы напомажены и разделены красивым пробором. На нём был надет шёлковый голубой халат с подкладкой и малиновым отворотом, как было предписано законами моды Голливуда середины тридцатых. Маг сидел также неподвижно, всматриваясь вдаль зеркала, словно пытаясь разоблачить свою судьбу и смерть. Свет лампы освещал часть его лица – большие лобные доли, скулы, нос и подбородок. Сегодня Великий иллюзионист должен будет за сорок пять секунд высвободиться из мокрой смирительной рубашки, связанными за спиной руками, обвязанный поясными и ножными цепями без всяких ключей, отмычек и лезвий. Конечно, покрашенный в цвет ногтя кусок лезвия, вшитая изогнутая короткая проволока в шнурках рубашки сильно облегчат ему исполнение трюка, но что-то может пойти не так… Пуленепробиваемая стеклянная колба будет выставлена на центральной площади ровно в полдень. Ключи от верхних замков закроют в маленькие сейфы с шифрами, расположенные в ста метрах от колбы. Никакой гарантированной безопасности. На балансе силы и ловкости, одиночества и популярности. Толпа таких неодинаково богатых, недвижимых людей будет казаться ему такими маленькими, пусть и с большими амбициями, а он в свою очередь будет увеличивать и увеличивать свою, не правда ли? Плоское зеркало молчит. Молчит спящий город, покрытый инеем, словно благородной плесенью сыр. Молчит призма иллюзии глиняным божком, стоящим так высоко над Темзой на глазах у сотен тысяч, жадно смотря на готовившегося к прыжку в неизвестное. Лёд в стакане с водой трескается, плавясь в большом гранёном стакане чувств, заполняется пустота временем, оставшимся от энергии. Моргают глаза мага и большие лобные доли излучают свет, вытягивая свои лучи владельцу, держателю банковского счёта ценой в одну спелую осень. Твои дети пойдут в школу и колледж, твой неудержимый дух познает покой и не будет отвечать на спиритических сеансах после твоей смерти, дёргаемый за ниточки дилетантами. Разбудить зрителей может только хороших трюк, их самость, прервать их желание убивать, погубить желание к покою и порядку.
Цирк просыпался, по очереди выскакивали, словно из большой пушки ядра различных тел: феи с помятыми полупрозрачными крыльями и мятыми юбками, небритые силачи в пижамах, худые хмурые акробаты, арлекины в дурацких шахматных колпаках, невыспавшиеся факиры, умершие жонглёры с кольцами, разминались, чтобы согреться начинающие артисты. В шатре с полевой кухней поднимался вертикальный пряный аромат кофе. Протирали глаза шпагоглотатели, метатели ножей, выкатывали свои одноколёсные велосипеды гимнасты, выходили на свежий воздух чревовещатели, рабочие вытаскивали батуты, выкатывались из номеров мнемы, иллюзионисты растягивали свои иллюзии.
Маг, гипнотизер, медиум не желал выходить из теплого, обогреваемого помещения. Слишком сильна была над ним власть морфия и слишком сильно желание самого мастера создать безупречную иллюзию, иллюзию неподверженную никакому разоблачению, иллюзию своей жизни. Соотношение качества и количество расплавленного наркотика оказалось летальным. Карлик уловив любовь мастера намеренно закольцевал в какой-то момент гармонический ля-минор, желая продолжать и продолжать жизнь Величайшего мага, он искренне хотел чтобы мастер жил. Реквизиты для последнего представления короля разоблачений лежали на столе и были совершенными в своей простоте – ложка, свеча и белое полотенце с вышитыми зелёным инициалами G.G.
Играла скрипка в передвижном вагоне непревзойденного мастера, раскрашенного в такт американской мечте розовыми, выгоревшими от солнца горизонтальными полосками и белыми звездами, прилипшими мотыльками на свежий, нанесённый когда-то, где-то липкий квадрат синей краски. Внутри алюминиевого передвижного отеля, по форме напоминающим непропорционально вздутый хотдог, было просторно и по домашнему уютно. На полу лежали темные Иранские ковры, над дверью висела серебряная подкова, у стены находился комод с реквизитами, у стены с окном стоял длинный стол с большим театральным зеркалом и небольшим креслом. Звучала музыка, точнее сказать плакала. Её высекал маленький карлик, который был словно сделан, отлит из воска. Комната слезилась. Если бы вы зашли в этот момент к магу в гости вы увидели бы самого Великого, сидящего в замшевом пурпурном кресле перед зеркалом и небольшую фигурку похожую на человека в ярко алом костюме-тройке. Человечек стоял совершенно неподвижно в дальнем углу, куда не попадал свет от настольной лампы, прикреплённой к зеркалу. Двигались только его губы и рука, направляющая смычком музыку, куда-то очень далеко, туда, где заканчивались железнодорожное полотно странствий маэстро, туда, где белые кучевые облака висели неподвижно, туда, где остановилось время и горы. Широкие плечи маэстро были наклонены, чёрные волосы напомажены и разделены красивым пробором. На нём был надет шёлковый голубой халат с подкладкой и малиновым отворотом, как было предписано законами моды Голливуда середины тридцатых. Маг сидел также неподвижно, всматриваясь вдаль зеркала, словно пытаясь разоблачить свою судьбу и смерть. Свет лампы освещал часть его лица – большие лобные доли, скулы, нос и подбородок. Сегодня Великий иллюзионист должен будет за сорок пять секунд высвободиться из мокрой смирительной рубашки, связанными за спиной руками, обвязанный поясными и ножными цепями без всяких ключей, отмычек и лезвий. Конечно, покрашенный в цвет ногтя кусок лезвия, вшитая изогнутая короткая проволока в шнурках рубашки сильно облегчат ему исполнение трюка, но что-то может пойти не так… Пуленепробиваемая стеклянная колба будет выставлена на центральной площади ровно в полдень. Ключи от верхних замков закроют в маленькие сейфы с шифрами, расположенные в ста метрах от колбы. Никакой гарантированной безопасности. На балансе силы и ловкости, одиночества и популярности. Толпа таких неодинаково богатых, недвижимых людей будет казаться ему такими маленькими, пусть и с большими амбициями, а он в свою очередь будет увеличивать и увеличивать свою, не правда ли? Плоское зеркало молчит. Молчит спящий город, покрытый инеем, словно благородной плесенью сыр. Молчит призма иллюзии глиняным божком, стоящим так высоко над Темзой на глазах у сотен тысяч, жадно смотря на готовившегося к прыжку в неизвестное. Лёд в стакане с водой трескается, плавясь в большом гранёном стакане чувств, заполняется пустота временем, оставшимся от энергии. Моргают глаза мага и большие лобные доли излучают свет, вытягивая свои лучи владельцу, держателю банковского счёта ценой в одну спелую осень. Твои дети пойдут в школу и колледж, твой неудержимый дух познает покой и не будет отвечать на спиритических сеансах после твоей смерти, дёргаемый за ниточки дилетантами. Разбудить зрителей может только хороших трюк, их самость, прервать их желание убивать, погубить желание к покою и порядку.
Цирк просыпался, по очереди выскакивали, словно из большой пушки ядра различных тел: феи с помятыми полупрозрачными крыльями и мятыми юбками, небритые силачи в пижамах, худые хмурые акробаты, арлекины в дурацких шахматных колпаках, невыспавшиеся факиры, умершие жонглёры с кольцами, разминались, чтобы согреться начинающие артисты. В шатре с полевой кухней поднимался вертикальный пряный аромат кофе. Протирали глаза шпагоглотатели, метатели ножей, выкатывали свои одноколёсные велосипеды гимнасты, выходили на свежий воздух чревовещатели, рабочие вытаскивали батуты, выкатывались из номеров мнемы, иллюзионисты растягивали свои иллюзии.
Маг, гипнотизер, медиум не желал выходить из теплого, обогреваемого помещения. Слишком сильна была над ним власть морфия и слишком сильно желание самого мастера создать безупречную иллюзию, иллюзию неподверженную никакому разоблачению, иллюзию своей жизни. Соотношение качества и количество расплавленного наркотика оказалось летальным. Карлик уловив любовь мастера намеренно закольцевал в какой-то момент гармонический ля-минор, желая продолжать и продолжать жизнь Величайшего мага, он искренне хотел чтобы мастер жил. Реквизиты для последнего представления короля разоблачений лежали на столе и были совершенными в своей простоте – ложка, свеча и белое полотенце с вышитыми зелёным инициалами G.G.
Обсуждения Последняя иллюзия Гарри Гудини