Пороги любви

Ты слышишь, как шумит дождь за окном.
Да, мне нравится, когда идет дождь.
И как он шумит, словно тонкая музыка души.
Музыка, которую слышит сердце
Сердце, которое внутри тебя.

Душа, которую дали тебе.
Да, я очень рад своей душе
Знаешь, мне иногда кажется,
Что, она долго меня искала.
Я и душа, мы одно целое
Это целый мир,
Мир, который должен быть
Ведь не мы выбираем,
А, нас выбирают.
Знаешь, у каждой души есть:
смотритель, наблюдатель
и хранитель.
История путешествия души...

Курьер увидел как-то на пути встречного путника, и бросив взгляд на предмет, который он нес, неудоуменно перевернул свою бандероль, чтобы убедиться : в графе адресата было то же имя.

- Как это возможно? – Спросил он у встреченного курьера.

Курьер, которого звали Ревность, также, но без удивления, сравнил имена:

- Я думаю, у нас один адресат.
- А как тебя зовут? – поинтересовался странствующий Курьер.

- Меня зовут Любовь. Поэтому, я думаю тебе не стоит продолжать поиск адресата. С...

Бывает такое странное счастье, когда всё начинает светиться от одного лишь касания к имени.

Бывает такая странная радость, когда явно незримое становится тайно зримым.

Бывает такая странная любовь....

Бывают такие дни, когда устремленные лучики внимания многих к одному, сворачиваются в один луч любви. И увеличивается светимость всех.

Я смотрела на кота, проходящего на фоне зеленого самшита, подсвеченного лучами солнца, - это было прекрасно, и это было тихо-бессловно, но глубоко проникновенно...

Эндрю! Я так тебя люблю! Ты видишь, на фото, что я пересылаю тебе, я красавица, гибкая, худая. Не тот бегемот, что случился со мной за этот год. Ты всё понимаешь. Ты столь знаменит, этот мой толстенный роман, где я уверенно страдаю о лондонских джентльменах. Они страдают обо мне. Ты так хорош, чувствуешь меня великолепно, откровения твои о кино так мне нравятся. Запоем могу смотреть твои произведения журналистики. Я утираю слёзы и воображаю нас на бульваре около Сан-сет - какой-нибудь Английской...

Жар, сон… Утро. Ну, наконец-то!
– Ярик, она в самом деле приехала? Катрина здесь?
– На дворе, голубей кормит. Ой, и странная же она тётка: кто поклевал, те улетают и не возвращаются. А новые всё равно прилетают. Как-будто она при жизни всех голубей на свете знала!
– Может и так, они богатые, путешествовали, в Венеции жили… Ярик, я видел ад и мне не понравилось. Включи что-нить, песню из своих что ли…
Ярик недолго ищет, выкручивает громкость на колонке.
– Держи пять, – говорит он.
Я удивляюсь, но...

Ноябрьский вечер – дно времени. Она уехала.
Всё оказалось не так просто…
Катрина уже собирала эти пазлы до меня. Потом разобрала и обратно упаковала. Тщательно запечатала голографическим скотчем пакет и коробку. Мне бы подумать…. Я бы их, кровь из носа, никому не показал по живой луне, а закопал в Баронском Парке! Да что теперь…
Собрал, намазал клеем, перевернул. На обороте – смайлик отвернувшийся, уходящий вдаль, показывающий окей на прощанье, и его реплика: «Всё сложится!» А поверх...

Хорошо быть дураком. Майкрофтом Холмсом тоже неплохо. Серединка на половинку – капец. Я извёлся в догадках. Лего без инструкции по сборке.
И так…
Век за веком Агнешка мелькала в доме тревожным призраком, опасаясь и мёртвых, и живых. Секунду оглядится, минуту протанцует, и нет её. Это никого не волновало. Но затем появился я, который видел Агнешку постоянно, разговаривал с ней. Уверившись, что для воображаемого друга здесь лишку совпадений, Межичи отравили меня и полгорода заодно. Преступление...

К середине декабря их полон дом: взрослых мужчин, сыновей, дедов. Разные и чертовски похожие. Я своего кровного отца увидел.
Всякий знакомился со мной – по-другому, отдельно. Племянники, сыновья ревниво, с прохладцей. Старшие задерживали рукопожатие, подтверждая кивком. Выдавая кредит под миллион процентов годовых: «Межич, нашего рода». Понятно, что я как бы достопримечательность. Не передать, насколько это согревает и душит. От прибывающей, физически спаянной силы рода я ходил полупьяный и...

В доме два телика, пять гитар, пианино, бильярд, вытащенный с чердака, карты, накрытые столы, выпивка и под три сотни мужиков.
Необъяснимая тишина в большом зале, где только мы вдвоём: Слава Румын и я.
Деньгами от него – пахнет. Конкретней – приглушённым лоском не дурака. У него хмурость Межича, глубоко вырезанные ноздри, и это выражение родственного кредита. Ещё – Слава Румын очень высокий. Мы садимся, но сразу встаём и так продолжаем разговор. Зал кажется тесным.
У Славы Румына такие глаза...

Слава Румын что-то перебирает на столе, зачерпывая и медленно высыпая. Это мои пазлы, надвое разорванный пакет валяется рядом. Он взял чужую вещь без спроса, война.
– Я тоже в детстве любил…
Клянусь, он говорит не про пазлы. Нарочно произносит – «в детстве»!
– И когда разлюбили?
– Когда научился и стало неинтересно... Помочь тебе?
Война. Флангов у меня нет, окопов и тыла с артиллерией. Ничего у меня нет, одна только ошалевшая конница:
– За что вы получили по башке, Слава?
– Мы свои, – не...