На улице бушевало лето. Деревья, скамейки, а так же - люди, снующие по раскаленному асфальту, плавились, как пластилиновые поделки.
В кабинете начальника, не смотря на распахнутые окна, было нестерпимо душно, и находящиеся в нем люди, а именно: репортер Прохватилов Алексей Алексеевич и, непосредственно, хозяин сего кабинета, то и дело, поочередно, стирали пот со своих литературных лбов носовыми платками.
Прохватилов стоял напротив грузного, развалившегося в кресле, начальника и переминался с ноги на ногу.
- Так что, Алексей Алексеевич, к следующему четвергу, вот здесь, - начальник постучал лопатообразной ладонью по столу,- Должен лежать написанный вами юмористический рассказ. Юмористический. Вам ясно?
Проговаривая слово 'юмористический', начальник очень явно выделял букву 'р', и , если не вдаваться в смысл слова, можно было подумать, что Прохватилову поручают написать статью о маньяках-убийцах.
- Мне Ясно, Петр Петрович, но:
Не слыша Прохватилова, начальник размеренно и нудно продолжал:
- Газета нашей редакции заняла первое место на конкурсе газет города. - он сурово поднял глаза на Алексея Алексеевича. - Надеюсь, вы в курсе?
- Конечно:
Прохватилов осторожно приблизился к столу начальника и сел напротив него.
- Это хорошо. - начальник остановился и стал внимательно разглядывать лицо Прохватилова, отчего тот побледнел, покраснел, в общем, подобно хамелеону, изменил свой цвет лица несколько раз.
- Что-то вы, Алексей Алексеевич, как-то осунулись, похудели: - сообщил начальник, - Устаете?
- Да, вообще-то нет, но рассказ. Понимаете, я никогда:.
- Никогда - плохое слово. Все рано или поздно случается, - перебил его начальник. - Ну так вот. Я о конкурсе. Первое место мы, конечно, заняли, но председатель комиссии, такой, помните ли, скунс в очках, заметил, что юмора в газете мало - все больше заметок о жизни города. - начальник швырнул перед Прохватиловым газету и ткнул палец в какую-то заметку, - Ваших, между прочим. Хотя, фотографию Зины Курочкиной, где она запечатлела рабочего на подъемнике, отметили отдельным призом, и она, между прочим, уже вторую неделю в Гаграх. Алексей Алексеевич, вы были в Гаграх?
- У меня прекрасная дача. - решил в очередной раз отмазаться от задания Алексей Алексеевич, - Я люблю огородничать.
- Все мы любим огородничать, - в голосе начальника прозвучали нотки раздражения, - И очерки о жизни простого народа лучше вас никто не пишет, и пишете вы их уже очень много лет. Пора менять творческую ориентацию. Тем более, что все юмористы в отпуске, - он снова постучал по столу, отчего рамка, которая до этого стояла тыльной стороной к Прохватилову, упала, и оказалось, что в нее вставлена репродукция картины Петрова-Водкина, на которой типичная петрово-водкинская баба прижимала к своей мощной ассиметричной груди крупного младенца со взрослым страдальческим лицом. - И я поручаю это важное для нашего коллектива дело Вам.
Он поставил рамку на место.
- Идите, Алексей Алексеевич. Вся надежда на Вас.
Вечером за ужином, заглатывая макароны, Прохватилов говорил:
- Так и сказал - 'вся надежда на вас'.
Жена восхищенно посмотрела на мужа и подложила ему в тарелку сочную котлету.
- Напиши, Алешенька, у тебя получится. Помню, пятнадцать лет назад, с Сахалина, ты мне такое письмо написал. До сих пор перечитываю и смеюсь.
- Конечно, я не Чехов:Но напишу. Напишу.
- Да, всё, решено. - сказал Прохватилов, вытирая губы салфеткой. - Завтра воскресенье. Вы со Славиком идете в зоопарк. Так будет лучше. А я буду писать юмористический рассказ.
Он вознес глаза к потолку и задумался.
- А ты уже придумал, о чем он будет? - поинтересовалась жена, убирая со стола посуду.
- Вот завтра и придумаю.
Утро выдалось солнечное, нарочито воскресное. Взъерошенный, не выспавшийся Славик ныл в прихожей, застегивая сандалии.
- Девять часов утра. Воскресенье. У нас на прошлой неделе одни контрольные были. Я спать хочу. Мама!
- Одевайся, одевайся, - суетилась мама у зеркала, сдабривая косметикой лицо. - Сходим в зоопарк. На верблюде покатаешься.
Настроение Славика явно не улучшилось, а, скорее - наоборот.
- Я в прошлые выходные катался на верблюде. Мне было не удобно. У него шерсть колючая. Папа, - крикнул он вглубь квартиры.
- Что, Славик? - появился Алексей Алексеевич в дверях, - Что, дорогой?
- Можно я останусь с тобой? Пусть мама одна катается на верблюде.
- Понимаешь ли, сын, - начал Прохватилов
- Святослав! - сердито сказала мама, не дав Алексею Алексеевичу закончить свою мысль, и взяла мальчика за руку. - Я всё утро тебе объясняю, что у папы важное дело - он будет писать рассказ. А писателю для вдохновения нужна тишина и одиноческтво.
- Но папа ведь не писатель , - резонно возразил сын,- Поэтому одиночество ему не обязательно. А даже если и обязательно, я могу пойти погулять. Во двор.
- Славик. Сходи, мальчик мой, в зоопарк - видишь, мама волнуется.
- Не хочу. - увлекаемый мамой к входной двери, грустно уронил Славик голову на грудь, - Я на карусели хочу.
- Ну хорошо! - нервно воскликнул Прохватилов, подошел к висевшему на вешалке своему плащу, извлек из кармана несколько купюр и сунул жене, - Сходите на карусели.
Жена нахмурилась, Славик взбодрился, и они ушли.
Как только они ушли, Прохватилов сел за письменный стол и хорошенько его потряс, проверяя- твердо ли он стоит на всех своих четырех ножках - как будто боялся что юмор обладает таким количеством сокрушительной энергии, которой может противостоять только стол, прочно стоящий на ногах.
Потом Алексей Алексеевич подошел к книжному шкафу и долго разглядывал толстые тома, аккуратно расставленные на полках.
К столу Прохватилов вернулся, с трудом балансируя под тяжестью огромного количества книг, которые он извлек с полок шкафа.
Он вывалил книги на стол и принялся расставлять их по порядку.
Сев за стол, он аккуратно разложил перед собой все двенадцать томов полного собрания сочинений Чехова, справа от себя положил избранные произведения О. Генри в двух томах и восемь номеров журнала ' Крокодил'. На свободном участке, между фарфоровой статуеткой балерины, в вечность занесшей тонкую ножку, и пепельницей, Алексей Алексеевич разместил увесистый том Джером к Джерома, прикрыв его последним изданием 'Бравого солдата Швейка'. Естественно, не были забыты Ильф и Петров.
Словом Алексей Алексеевич экипировался, как полагается.
Бумага и ручка ждали его.
Потом он снова встал, снова подошел к книжному шкафу и достал словарь, раскрыл его на нужной странице и прочитал вслух:
- Юмор - это прежде всего смех. - и он громко, гомерически рассмеялся.
Оглядевшись по сторонам и проговорив себе под нос 'Хорошо смеется тот, кто смеется последним', Прохватилов подошел к распахнутому окну и посмотрел на улицу. Прохожих не было. Впустив в легкие порцию свежего летнего воздуха, Прохватилов вернулся к столу, сел за него, взял в руки ручку, вознес ее над листом:НО в этот торжественный миг вдруг зазвонил телефон.
- Черт возьми, - Воскликнул Алексей Алексеевич, - Не иначе, теща.
Алексей Алексеевич снял трубку:
- Алло. Вас слушают.
- Здрасьте. - донеслось до Прохватилова с другого конца земли. - Извините, что беспокою вас в воскресный день, но я не могу молчать.
- Простите, - сказал Алексей Алексеевич и добавил, - Вы не туда попали.
- Нет, это я должен простить о прощении, - человек на том конце провода не обратил слова на последнюю фразу Алексей Алексеевича, - Это я отрываю Вас от великих творений нашей эпохи.
Голос начал приближаться со скоростью межпланетного корабля. Он уже вырывался из трубки, и чтобы его услышать можно было держать трубку на значительном расстоянии от уха во избежании неприятностей с барабанными перепонками. Алексей Алексеевич так и поступил. он положил трубку перед собой и, с грустью глядя на нее, слушал звуки голоса, которые вылетали из бездонных черных дырочек. Голос то дрожал, то срывался, то поднимался вверх, то опускался вниз, то вдруг вырывался мощным потоком, заставляя мозг нервно вибрировать.
Чехов и Гашек печально возвышались над столом, настроение было испорчено.
- Боже мой! Это гипноз какой-то,- простонал Алексей Алексеевич и снова поднес трубку к уху и услышал:
- Я помпохоз Апупелкин.
- Что? - переспросил Прохватилов, - Вернее, кто?
Хотя, по большому счету, видно было, что ему уже абсолютно все равно.
- Апупелкин, говорю! Не поняли что ли? Повторяю по буквам: Ангина:Петя:Ультразвук: понятно?
- А почему не Опупелкин? От слова опупеть? - тихо поинтересовался Алексей Алексеевич, сделав ударение на буквах 'о'.
Но голос в трубке верещал, не слыша ничего кроме себя.
Алексей Алексеевич взял ручку и стал рисовать на пустом, приготовленном к юмористическому рассказу, листу каракули.
- Помпохоз? - автоматически переспросил Прохватилов.
- Да, - горделиво донеслось из трубки, - Слушайте, вы же меня прекрасно знаете. Я помпохоз нашей психиатрической больницы. Вспоминайте. Вспомнили? Еще прошлой зимой вы приезжали к нам по вопросу лично изложенной мной жалобы. Статью писали.
Алексей Алексеевич нахмурился и внезапно действительно вспомнил.
Была зима. Ему пришлось ехать куда-то на задворки города - грязь, покосившиеся дома-карлики, бомжи, стреляющие деньги на метро, которое в этом районе если и построят, то в следующем тысячелетии
Заглянув в записную книжку, Алексей Алексеевич нашел нужный дом, ничем не отличающийся от остальных, перед подъездом вляпался в какую-то дрянь, брезгливо стал тереть ботинок об асфальт.
Какая-то грязная старушка, сидящая на скамейке возле подъезда, и наблюдающая за Прохватиловым, посоветовала:
- Об снежочек, касатик, вытри - так вернее будет.
- Спасибо. - проворчал Алексей Алексеевич, потоптался по изрытому желтыми собачьими ручейками снегу и вошел в подъезд.
Поднялся на второй этаж. Поднес руку к тому месту, где должен был находиться дверной звонок, но во время ее одернул: из стены торчали два оголенных провода.
Алексей Алексеевич постучал.
Дверь открыла толстая рыжая баба. Она похотливо оглядела Прохватилова и произнесла:
- К кому?
- Апупелкин Семен Валерьянович. - сообщил Алексей Алексеевич, заглянув в записную книжку.
Похотливость сдуло ветром.
- Третья комната направо.
Она отвернулась и, виляя необъемным задом, пошла вдоль коридора.
Алексей Алексеевич вошел, прикрыл за собой дверь, хотел снять ботинки, но состояние пола могло повредить носкам.
Прохватилов отсчитал третью комнату справа и постучал.
- Войдите.
Все тот же, визглявый голос.
Комната была маленькая, душная и ветхая - казалось, это не комната вовсе, а выстроенный на киностудии картонный павильон.
За круглым, застеленным цветастой клеенкой столом, который занимал большую часть комнаты, восседал маленький лысый человек и пил чай из алюминиевой кружки.
- Извините, я Прохватилов. Алексей Алексеевич. Из редакции.
Человек встал, обогнул стол, приблизился к Прохватилову и, поправив подтяжки, пожал ему руку.
- Апупелкин. Семен Валерианович. Из психиатрической лечебницы. Присаживайтесь. - он указал на стол, на котором кроме алюминиевой кружки находились еще чайник на деревянной подставке и сахарница с отбитым краем, наполненная кусковым сахаром.
Прохватилов сел за стол, достал блокнот и ручку.
- Чаю хотите? - спросил Апупелкин.
Нет, спасибо, давайте лучше приступим к делу. - отказался Алексей Алексеевич, с опаской поглядывая на засиженный мухами календарь за прошлый год с обнаженной красоткой, демонстрирующий марку какого-то мотоцикла , под которым, прямо на обоях, чернела надпись: 'Ты стала просто чья-то жена, кто-то мнет твою грудь в эту ночь.'
- А я, пожалуй, еще кружечку дерябну, - сказал Апупелкин, - Да и сын из школы придет - обедать будет. Я на кухню.
Помпохоз вышел из комнаты.
Алексей Алексеевич огляделся. Кроме календаря, с пространной надписью, на стене висело еще расписание уроков, которое красовалось над партой, стоящей в самом углу. Парта была явно похищена из школы.
- Займемся делом? - бодро потирая руки, произнес помпохоз, когда вернулся.
Он подошел к старому комоду, выдвинул ящик и достал оттуда картонную папку. Сев напротив Алексея Алексеевича, он раскрыл папку и стал рыться в многочисленных бумажках.
- По лично изложенной мной жалобе уже писали статью. Правда, писака другой приходил:Вот она, которая для Вас - с неким сладострастием вытащил он на свет мятый бумажный лист.
Он встал, подбоченился, вытянул руку с листом вперед и продекламировал: ' В квартире номер шесть не работает канализация, и жильцы, а так же малые дети ходют до всякой нужды к соседям за угол. Прошу принять меры. Апупелкин С.В.'
- Ну как? - заинтересованно спросил он у Прохватилова.
Дайте, пожалуйста, бумагу сюда, - протянул руку Алексей Алексеевич.
- С удовольствием. Желаете перечитать?
Прохватилов молча переписал жалобу в блокнот, встал и двинулся к двери.
- И что же, я могу надеяться на публикацию? - подобострастно поинтересовался помпохоз.
- Это моя работа. О вашей проблеме я обязательно напишу, - сдержанно ответил Прохватилов, суетливо дергая ручку на себя.
- Щеколда, - предупредительно сообщил промпомхоз, выпуская журналиста на свободу.
По коридору Алексей Алексеевич уже практически бежал.
- А соседи за углом такие прекрасные люди! Жалко их. - говорил ему вслед Апупелкин. - Там такая прелестная дама живет. Очень животных любит.
Прохватилов толкнул входную дверь - она была не заперта.
- У нее целых четыре кота живет. Она даже спит с ними.
- До свидания. - сухо попрощался Алексей Алексеевич и ринулся прочь.
- Только вы ничего плохого не подумайте! Они все кастрированные! - донесся вслед голос Апупелкина.
Ильф и Петроф скучали.
Алексей Алексеевич очнулся от воспоминания. Трубка будто намертво приварилась к уху.
- Но что же теперь хочет от меня уважаемый помпохоз? - произнес он.
Трубка возмущенно загрохотала, и этот грохот заставил Прохватилова вздрогнуть и зябко поежиться.
- : Я ему, начхозу нашему, как положено, написал, - орал Апупелкин.
Голос зазвучал торжественно и победоносно.
- Докладная записка:
- Стоп! - тут уже не выдержал Прохватилов. - Я больше не могу слушать этот, извините, сумбур, по телефону. Вы можете приехать ко мне? Я живу в центре. И сам прочитаю Вашу докладную записку.
- Могу. - глухо отозвалось в трубке.
- Запишите адрес. Морская десять, квартира сорок шесть. Двух часов вам хватит?
Прохватилов опустил трубку на рычаг и поднял глаза на стопку томиков Чехова.
Он взял ручку, подержал в руках, и, тихо выругавшись, отбросил ее в сторону. Юмористический рассказ после разговора с помпохозом вряд ли мог получиться.
Алексей Алексеевич сидел во дворике на скамейке и без всякого удовольствия грелся на летнем солнышке.
- Алексей Алексеевич! Здравствуйте.
Апупелкин стоял в двух шагах, сжимая подмышкой всё ту же папку.
Прохватилов поглядел на часы.
- А вы пунктуальны, гражданин помпохоз.
Апупелкин пожал плечами: - мол как же иначе.
Он сел рядом с Прохватиловым.
- Давайте вашу записку. - вяло проговорил Алексей Алексеевич.
- Нет, знаете, я ее лучше сам прочту, а кое-где кое-что поясню. Так будет и вам яснее, и мне спокойнее.
- Хорошо. - грустно согласился Прохватилов, увидел грязные ногти Апупелкина, поглядел на свои, чистые, потом снова обратил взгляд к солнцу и впал в прострацию, из которой его вывел торжественный голос Апупелкина:
- Докладная записка! В связи и впоследствии того, что после косметического ремонта во вверенной к вам по хозяйственной части психиатрической больницы города и уборки мусорной кучи, получилась перед ней в садике пустота: - он поднялся, встал перед Прохватиловым и помогая себе жестикуляцией, пояснил, - Была мусорная куча, ее убрали, и получилась пустота. Он снова сел и продолжил чтение.
- Испрашиваю при сем поставить на вышесказанной пустоте из гипса греческую богиню Психею, как отвечающую во вверенной к вам по хозяйственной части нашей психиатрической больницы города.
И, не переводя дыхания, новоявленный поборник древнегреческого искусства продолжал, ( Прохватилов заметно стал входить в ярость)
- А он красными чернилами ' Не разрешаю. Живых психов в излишке. Все калидоры у койках'. Это как же понимать - ' живых психов в излишке'? - он вскочил, стал нервно расхаживать взад-вперед, маяча перед Прохватиловым. - Это что же - намек или что?
Люди во дворе оборачивались на крики бродяжнического вида коротышки, который стоял перед интеллигентным человеком и, размахивая руками, что-то выкрикивал:
- Я, можно сказать, специальную книгу два вечера читал. Генка из школы приносил. А он: ' Все калидоры у койках!' Нет, с этим разобраться надо.
Прохватилов слушал, но внутри у него уже что-то закипало, нарастало и клокотало. Он встал, сжимая кулаки, и, неожиданно даже для себя самого, закричал:
- Идиот!
Помпохоз испуганно опустился на скамейку.
Прохватилов вырвал из его ослабленных рук 'докладную записку' и широкими шагами отправился к подъезду. В какой-то момент он обернулся и выкурикнул, потрясая бумагой в воздухе:
- Дегенерат!
Дома Алексей Алексеевич шумно захлопнул дверь, подошел к столу, где его поджидали классики мирового юмора, сдвинул все книги в сторону, сел, положил перед собой докладную записку Апупелкина, перечитал ее, нервно обвивая руками голову, отложил в сторону, и написал на листе, который был приготовлен для юмористического рассказа: 'Переполненность местной психиатрической больницы - очень серьезная социальная проблема современности.'
Потом он отложил ручку, встал, пошатываясь, добрался до дивана, лег и закрыл глаза.
В прихожей щелкнул замок. Появилась жена и веселый Славик с разноцветными надувными шарами на веревочке.
Жена заглянула в комнату, увидела спящего мужа.
- Иди, поиграй во дворе, - шепнула она Славику.
- А с шариками можно?
- Иди-иди.
Славик побежал во двор хвастаться покупками.
Жена сняла туфли, подошла к Прохватилову, накрыла его пледом.
Он открыл глаза.
- Ну, что? - оживленно спросила жена, оглядываясь на письменный стол, придумал что-нибудь?
- Придумал, - мрачно ответил Алексей Алексеевич
- И что?.. - растерявшись от такого странного пессимистического настроя мужа, тихо проговорила жена.
- Греческая богиня психея ходит до всякой нужды к соседям за угол. - сообщил Прохватилов, скрестив руки на груди.
- Смешно. - натянуто улыбнулась жена и отошла к окну. Потом она обернулась к мужу и позвала:
- Иди сюда, смотри - Славка.
Прохватилов встал, подошел к жене, обнял ее, посмотрел в окно.
Славик носился по двору, размахивая букетом шаров, а за ним стайкой носилась детвора.
Тут глаза Прохватилова опустились ниже, и он увидел на скамейке жалкую, скукоженную фигурку Апупелкина.
Алексей Алексеевич вздохнул, поцеловал жену и вернулся к столу дописывать статью.
В кабинете начальника, не смотря на распахнутые окна, было нестерпимо душно, и находящиеся в нем люди, а именно: репортер Прохватилов Алексей Алексеевич и, непосредственно, хозяин сего кабинета, то и дело, поочередно, стирали пот со своих литературных лбов носовыми платками.
Прохватилов стоял напротив грузного, развалившегося в кресле, начальника и переминался с ноги на ногу.
- Так что, Алексей Алексеевич, к следующему четвергу, вот здесь, - начальник постучал лопатообразной ладонью по столу,- Должен лежать написанный вами юмористический рассказ. Юмористический. Вам ясно?
Проговаривая слово 'юмористический', начальник очень явно выделял букву 'р', и , если не вдаваться в смысл слова, можно было подумать, что Прохватилову поручают написать статью о маньяках-убийцах.
- Мне Ясно, Петр Петрович, но:
Не слыша Прохватилова, начальник размеренно и нудно продолжал:
- Газета нашей редакции заняла первое место на конкурсе газет города. - он сурово поднял глаза на Алексея Алексеевича. - Надеюсь, вы в курсе?
- Конечно:
Прохватилов осторожно приблизился к столу начальника и сел напротив него.
- Это хорошо. - начальник остановился и стал внимательно разглядывать лицо Прохватилова, отчего тот побледнел, покраснел, в общем, подобно хамелеону, изменил свой цвет лица несколько раз.
- Что-то вы, Алексей Алексеевич, как-то осунулись, похудели: - сообщил начальник, - Устаете?
- Да, вообще-то нет, но рассказ. Понимаете, я никогда:.
- Никогда - плохое слово. Все рано или поздно случается, - перебил его начальник. - Ну так вот. Я о конкурсе. Первое место мы, конечно, заняли, но председатель комиссии, такой, помните ли, скунс в очках, заметил, что юмора в газете мало - все больше заметок о жизни города. - начальник швырнул перед Прохватиловым газету и ткнул палец в какую-то заметку, - Ваших, между прочим. Хотя, фотографию Зины Курочкиной, где она запечатлела рабочего на подъемнике, отметили отдельным призом, и она, между прочим, уже вторую неделю в Гаграх. Алексей Алексеевич, вы были в Гаграх?
- У меня прекрасная дача. - решил в очередной раз отмазаться от задания Алексей Алексеевич, - Я люблю огородничать.
- Все мы любим огородничать, - в голосе начальника прозвучали нотки раздражения, - И очерки о жизни простого народа лучше вас никто не пишет, и пишете вы их уже очень много лет. Пора менять творческую ориентацию. Тем более, что все юмористы в отпуске, - он снова постучал по столу, отчего рамка, которая до этого стояла тыльной стороной к Прохватилову, упала, и оказалось, что в нее вставлена репродукция картины Петрова-Водкина, на которой типичная петрово-водкинская баба прижимала к своей мощной ассиметричной груди крупного младенца со взрослым страдальческим лицом. - И я поручаю это важное для нашего коллектива дело Вам.
Он поставил рамку на место.
- Идите, Алексей Алексеевич. Вся надежда на Вас.
Вечером за ужином, заглатывая макароны, Прохватилов говорил:
- Так и сказал - 'вся надежда на вас'.
Жена восхищенно посмотрела на мужа и подложила ему в тарелку сочную котлету.
- Напиши, Алешенька, у тебя получится. Помню, пятнадцать лет назад, с Сахалина, ты мне такое письмо написал. До сих пор перечитываю и смеюсь.
- Конечно, я не Чехов:Но напишу. Напишу.
- Да, всё, решено. - сказал Прохватилов, вытирая губы салфеткой. - Завтра воскресенье. Вы со Славиком идете в зоопарк. Так будет лучше. А я буду писать юмористический рассказ.
Он вознес глаза к потолку и задумался.
- А ты уже придумал, о чем он будет? - поинтересовалась жена, убирая со стола посуду.
- Вот завтра и придумаю.
Утро выдалось солнечное, нарочито воскресное. Взъерошенный, не выспавшийся Славик ныл в прихожей, застегивая сандалии.
- Девять часов утра. Воскресенье. У нас на прошлой неделе одни контрольные были. Я спать хочу. Мама!
- Одевайся, одевайся, - суетилась мама у зеркала, сдабривая косметикой лицо. - Сходим в зоопарк. На верблюде покатаешься.
Настроение Славика явно не улучшилось, а, скорее - наоборот.
- Я в прошлые выходные катался на верблюде. Мне было не удобно. У него шерсть колючая. Папа, - крикнул он вглубь квартиры.
- Что, Славик? - появился Алексей Алексеевич в дверях, - Что, дорогой?
- Можно я останусь с тобой? Пусть мама одна катается на верблюде.
- Понимаешь ли, сын, - начал Прохватилов
- Святослав! - сердито сказала мама, не дав Алексею Алексеевичу закончить свою мысль, и взяла мальчика за руку. - Я всё утро тебе объясняю, что у папы важное дело - он будет писать рассказ. А писателю для вдохновения нужна тишина и одиноческтво.
- Но папа ведь не писатель , - резонно возразил сын,- Поэтому одиночество ему не обязательно. А даже если и обязательно, я могу пойти погулять. Во двор.
- Славик. Сходи, мальчик мой, в зоопарк - видишь, мама волнуется.
- Не хочу. - увлекаемый мамой к входной двери, грустно уронил Славик голову на грудь, - Я на карусели хочу.
- Ну хорошо! - нервно воскликнул Прохватилов, подошел к висевшему на вешалке своему плащу, извлек из кармана несколько купюр и сунул жене, - Сходите на карусели.
Жена нахмурилась, Славик взбодрился, и они ушли.
Как только они ушли, Прохватилов сел за письменный стол и хорошенько его потряс, проверяя- твердо ли он стоит на всех своих четырех ножках - как будто боялся что юмор обладает таким количеством сокрушительной энергии, которой может противостоять только стол, прочно стоящий на ногах.
Потом Алексей Алексеевич подошел к книжному шкафу и долго разглядывал толстые тома, аккуратно расставленные на полках.
К столу Прохватилов вернулся, с трудом балансируя под тяжестью огромного количества книг, которые он извлек с полок шкафа.
Он вывалил книги на стол и принялся расставлять их по порядку.
Сев за стол, он аккуратно разложил перед собой все двенадцать томов полного собрания сочинений Чехова, справа от себя положил избранные произведения О. Генри в двух томах и восемь номеров журнала ' Крокодил'. На свободном участке, между фарфоровой статуеткой балерины, в вечность занесшей тонкую ножку, и пепельницей, Алексей Алексеевич разместил увесистый том Джером к Джерома, прикрыв его последним изданием 'Бравого солдата Швейка'. Естественно, не были забыты Ильф и Петров.
Словом Алексей Алексеевич экипировался, как полагается.
Бумага и ручка ждали его.
Потом он снова встал, снова подошел к книжному шкафу и достал словарь, раскрыл его на нужной странице и прочитал вслух:
- Юмор - это прежде всего смех. - и он громко, гомерически рассмеялся.
Оглядевшись по сторонам и проговорив себе под нос 'Хорошо смеется тот, кто смеется последним', Прохватилов подошел к распахнутому окну и посмотрел на улицу. Прохожих не было. Впустив в легкие порцию свежего летнего воздуха, Прохватилов вернулся к столу, сел за него, взял в руки ручку, вознес ее над листом:НО в этот торжественный миг вдруг зазвонил телефон.
- Черт возьми, - Воскликнул Алексей Алексеевич, - Не иначе, теща.
Алексей Алексеевич снял трубку:
- Алло. Вас слушают.
- Здрасьте. - донеслось до Прохватилова с другого конца земли. - Извините, что беспокою вас в воскресный день, но я не могу молчать.
- Простите, - сказал Алексей Алексеевич и добавил, - Вы не туда попали.
- Нет, это я должен простить о прощении, - человек на том конце провода не обратил слова на последнюю фразу Алексей Алексеевича, - Это я отрываю Вас от великих творений нашей эпохи.
Голос начал приближаться со скоростью межпланетного корабля. Он уже вырывался из трубки, и чтобы его услышать можно было держать трубку на значительном расстоянии от уха во избежании неприятностей с барабанными перепонками. Алексей Алексеевич так и поступил. он положил трубку перед собой и, с грустью глядя на нее, слушал звуки голоса, которые вылетали из бездонных черных дырочек. Голос то дрожал, то срывался, то поднимался вверх, то опускался вниз, то вдруг вырывался мощным потоком, заставляя мозг нервно вибрировать.
Чехов и Гашек печально возвышались над столом, настроение было испорчено.
- Боже мой! Это гипноз какой-то,- простонал Алексей Алексеевич и снова поднес трубку к уху и услышал:
- Я помпохоз Апупелкин.
- Что? - переспросил Прохватилов, - Вернее, кто?
Хотя, по большому счету, видно было, что ему уже абсолютно все равно.
- Апупелкин, говорю! Не поняли что ли? Повторяю по буквам: Ангина:Петя:Ультразвук: понятно?
- А почему не Опупелкин? От слова опупеть? - тихо поинтересовался Алексей Алексеевич, сделав ударение на буквах 'о'.
Но голос в трубке верещал, не слыша ничего кроме себя.
Алексей Алексеевич взял ручку и стал рисовать на пустом, приготовленном к юмористическому рассказу, листу каракули.
- Помпохоз? - автоматически переспросил Прохватилов.
- Да, - горделиво донеслось из трубки, - Слушайте, вы же меня прекрасно знаете. Я помпохоз нашей психиатрической больницы. Вспоминайте. Вспомнили? Еще прошлой зимой вы приезжали к нам по вопросу лично изложенной мной жалобы. Статью писали.
Алексей Алексеевич нахмурился и внезапно действительно вспомнил.
Была зима. Ему пришлось ехать куда-то на задворки города - грязь, покосившиеся дома-карлики, бомжи, стреляющие деньги на метро, которое в этом районе если и построят, то в следующем тысячелетии
Заглянув в записную книжку, Алексей Алексеевич нашел нужный дом, ничем не отличающийся от остальных, перед подъездом вляпался в какую-то дрянь, брезгливо стал тереть ботинок об асфальт.
Какая-то грязная старушка, сидящая на скамейке возле подъезда, и наблюдающая за Прохватиловым, посоветовала:
- Об снежочек, касатик, вытри - так вернее будет.
- Спасибо. - проворчал Алексей Алексеевич, потоптался по изрытому желтыми собачьими ручейками снегу и вошел в подъезд.
Поднялся на второй этаж. Поднес руку к тому месту, где должен был находиться дверной звонок, но во время ее одернул: из стены торчали два оголенных провода.
Алексей Алексеевич постучал.
Дверь открыла толстая рыжая баба. Она похотливо оглядела Прохватилова и произнесла:
- К кому?
- Апупелкин Семен Валерьянович. - сообщил Алексей Алексеевич, заглянув в записную книжку.
Похотливость сдуло ветром.
- Третья комната направо.
Она отвернулась и, виляя необъемным задом, пошла вдоль коридора.
Алексей Алексеевич вошел, прикрыл за собой дверь, хотел снять ботинки, но состояние пола могло повредить носкам.
Прохватилов отсчитал третью комнату справа и постучал.
- Войдите.
Все тот же, визглявый голос.
Комната была маленькая, душная и ветхая - казалось, это не комната вовсе, а выстроенный на киностудии картонный павильон.
За круглым, застеленным цветастой клеенкой столом, который занимал большую часть комнаты, восседал маленький лысый человек и пил чай из алюминиевой кружки.
- Извините, я Прохватилов. Алексей Алексеевич. Из редакции.
Человек встал, обогнул стол, приблизился к Прохватилову и, поправив подтяжки, пожал ему руку.
- Апупелкин. Семен Валерианович. Из психиатрической лечебницы. Присаживайтесь. - он указал на стол, на котором кроме алюминиевой кружки находились еще чайник на деревянной подставке и сахарница с отбитым краем, наполненная кусковым сахаром.
Прохватилов сел за стол, достал блокнот и ручку.
- Чаю хотите? - спросил Апупелкин.
Нет, спасибо, давайте лучше приступим к делу. - отказался Алексей Алексеевич, с опаской поглядывая на засиженный мухами календарь за прошлый год с обнаженной красоткой, демонстрирующий марку какого-то мотоцикла , под которым, прямо на обоях, чернела надпись: 'Ты стала просто чья-то жена, кто-то мнет твою грудь в эту ночь.'
- А я, пожалуй, еще кружечку дерябну, - сказал Апупелкин, - Да и сын из школы придет - обедать будет. Я на кухню.
Помпохоз вышел из комнаты.
Алексей Алексеевич огляделся. Кроме календаря, с пространной надписью, на стене висело еще расписание уроков, которое красовалось над партой, стоящей в самом углу. Парта была явно похищена из школы.
- Займемся делом? - бодро потирая руки, произнес помпохоз, когда вернулся.
Он подошел к старому комоду, выдвинул ящик и достал оттуда картонную папку. Сев напротив Алексея Алексеевича, он раскрыл папку и стал рыться в многочисленных бумажках.
- По лично изложенной мной жалобе уже писали статью. Правда, писака другой приходил:Вот она, которая для Вас - с неким сладострастием вытащил он на свет мятый бумажный лист.
Он встал, подбоченился, вытянул руку с листом вперед и продекламировал: ' В квартире номер шесть не работает канализация, и жильцы, а так же малые дети ходют до всякой нужды к соседям за угол. Прошу принять меры. Апупелкин С.В.'
- Ну как? - заинтересованно спросил он у Прохватилова.
Дайте, пожалуйста, бумагу сюда, - протянул руку Алексей Алексеевич.
- С удовольствием. Желаете перечитать?
Прохватилов молча переписал жалобу в блокнот, встал и двинулся к двери.
- И что же, я могу надеяться на публикацию? - подобострастно поинтересовался помпохоз.
- Это моя работа. О вашей проблеме я обязательно напишу, - сдержанно ответил Прохватилов, суетливо дергая ручку на себя.
- Щеколда, - предупредительно сообщил промпомхоз, выпуская журналиста на свободу.
По коридору Алексей Алексеевич уже практически бежал.
- А соседи за углом такие прекрасные люди! Жалко их. - говорил ему вслед Апупелкин. - Там такая прелестная дама живет. Очень животных любит.
Прохватилов толкнул входную дверь - она была не заперта.
- У нее целых четыре кота живет. Она даже спит с ними.
- До свидания. - сухо попрощался Алексей Алексеевич и ринулся прочь.
- Только вы ничего плохого не подумайте! Они все кастрированные! - донесся вслед голос Апупелкина.
Ильф и Петроф скучали.
Алексей Алексеевич очнулся от воспоминания. Трубка будто намертво приварилась к уху.
- Но что же теперь хочет от меня уважаемый помпохоз? - произнес он.
Трубка возмущенно загрохотала, и этот грохот заставил Прохватилова вздрогнуть и зябко поежиться.
- : Я ему, начхозу нашему, как положено, написал, - орал Апупелкин.
Голос зазвучал торжественно и победоносно.
- Докладная записка:
- Стоп! - тут уже не выдержал Прохватилов. - Я больше не могу слушать этот, извините, сумбур, по телефону. Вы можете приехать ко мне? Я живу в центре. И сам прочитаю Вашу докладную записку.
- Могу. - глухо отозвалось в трубке.
- Запишите адрес. Морская десять, квартира сорок шесть. Двух часов вам хватит?
Прохватилов опустил трубку на рычаг и поднял глаза на стопку томиков Чехова.
Он взял ручку, подержал в руках, и, тихо выругавшись, отбросил ее в сторону. Юмористический рассказ после разговора с помпохозом вряд ли мог получиться.
Алексей Алексеевич сидел во дворике на скамейке и без всякого удовольствия грелся на летнем солнышке.
- Алексей Алексеевич! Здравствуйте.
Апупелкин стоял в двух шагах, сжимая подмышкой всё ту же папку.
Прохватилов поглядел на часы.
- А вы пунктуальны, гражданин помпохоз.
Апупелкин пожал плечами: - мол как же иначе.
Он сел рядом с Прохватиловым.
- Давайте вашу записку. - вяло проговорил Алексей Алексеевич.
- Нет, знаете, я ее лучше сам прочту, а кое-где кое-что поясню. Так будет и вам яснее, и мне спокойнее.
- Хорошо. - грустно согласился Прохватилов, увидел грязные ногти Апупелкина, поглядел на свои, чистые, потом снова обратил взгляд к солнцу и впал в прострацию, из которой его вывел торжественный голос Апупелкина:
- Докладная записка! В связи и впоследствии того, что после косметического ремонта во вверенной к вам по хозяйственной части психиатрической больницы города и уборки мусорной кучи, получилась перед ней в садике пустота: - он поднялся, встал перед Прохватиловым и помогая себе жестикуляцией, пояснил, - Была мусорная куча, ее убрали, и получилась пустота. Он снова сел и продолжил чтение.
- Испрашиваю при сем поставить на вышесказанной пустоте из гипса греческую богиню Психею, как отвечающую во вверенной к вам по хозяйственной части нашей психиатрической больницы города.
И, не переводя дыхания, новоявленный поборник древнегреческого искусства продолжал, ( Прохватилов заметно стал входить в ярость)
- А он красными чернилами ' Не разрешаю. Живых психов в излишке. Все калидоры у койках'. Это как же понимать - ' живых психов в излишке'? - он вскочил, стал нервно расхаживать взад-вперед, маяча перед Прохватиловым. - Это что же - намек или что?
Люди во дворе оборачивались на крики бродяжнического вида коротышки, который стоял перед интеллигентным человеком и, размахивая руками, что-то выкрикивал:
- Я, можно сказать, специальную книгу два вечера читал. Генка из школы приносил. А он: ' Все калидоры у койках!' Нет, с этим разобраться надо.
Прохватилов слушал, но внутри у него уже что-то закипало, нарастало и клокотало. Он встал, сжимая кулаки, и, неожиданно даже для себя самого, закричал:
- Идиот!
Помпохоз испуганно опустился на скамейку.
Прохватилов вырвал из его ослабленных рук 'докладную записку' и широкими шагами отправился к подъезду. В какой-то момент он обернулся и выкурикнул, потрясая бумагой в воздухе:
- Дегенерат!
Дома Алексей Алексеевич шумно захлопнул дверь, подошел к столу, где его поджидали классики мирового юмора, сдвинул все книги в сторону, сел, положил перед собой докладную записку Апупелкина, перечитал ее, нервно обвивая руками голову, отложил в сторону, и написал на листе, который был приготовлен для юмористического рассказа: 'Переполненность местной психиатрической больницы - очень серьезная социальная проблема современности.'
Потом он отложил ручку, встал, пошатываясь, добрался до дивана, лег и закрыл глаза.
В прихожей щелкнул замок. Появилась жена и веселый Славик с разноцветными надувными шарами на веревочке.
Жена заглянула в комнату, увидела спящего мужа.
- Иди, поиграй во дворе, - шепнула она Славику.
- А с шариками можно?
- Иди-иди.
Славик побежал во двор хвастаться покупками.
Жена сняла туфли, подошла к Прохватилову, накрыла его пледом.
Он открыл глаза.
- Ну, что? - оживленно спросила жена, оглядываясь на письменный стол, придумал что-нибудь?
- Придумал, - мрачно ответил Алексей Алексеевич
- И что?.. - растерявшись от такого странного пессимистического настроя мужа, тихо проговорила жена.
- Греческая богиня психея ходит до всякой нужды к соседям за угол. - сообщил Прохватилов, скрестив руки на груди.
- Смешно. - натянуто улыбнулась жена и отошла к окну. Потом она обернулась к мужу и позвала:
- Иди сюда, смотри - Славка.
Прохватилов встал, подошел к жене, обнял ее, посмотрел в окно.
Славик носился по двору, размахивая букетом шаров, а за ним стайкой носилась детвора.
Тут глаза Прохватилова опустились ниже, и он увидел на скамейке жалкую, скукоженную фигурку Апупелкина.
Алексей Алексеевич вздохнул, поцеловал жену и вернулся к столу дописывать статью.
Обсуждения Помпохоз