В своём районе я знал практически все кабаки. В одних задерживался дольше, в других меньше. Всё зависело от музыкантов. В последний, ходил почти месяц. Основной состав «отбыл на юга» – играли любители. Ребята, дорвавшись до хорошей аппаратуры, сами получали удовольствие от игры. Денег принципиально не брали. Репертуар был в основном молодёжный, как и контингент…
Приехали маститые и надменные «мэтры». Песни союза композиторов, на стихи союза писателей. Тоска. Пришлось срочно менять дислокацию…
Решил попытать счастья в центре. Клюнул на громкое имя – на первом этаже известной гостиницы распологался одноимённый ресторан…
Огромный зал где-то на горизонте ещё и заворачивал за угол. Публика – всё больше дяди и тёти изрядного возраста. Музыканты вышли поздно, когда толпа, вкусившая хлеба, жаждала зрелищ. К эстраде потянулись просители, с зажатыми в жирных и потных ладошках, червонцами и четвертными. Всё тот же «двойственный союз», слегка разбавленный «лезгинками-калинками». Скука смертная…
Днём, в квартале отсюда, видел неприметную вывеску, но там был выходной. Решил наведаться туда завтра, дабы провести рекогносцировку…
«Погребок». Из-под вывески, круто вниз уходила лестница. Спустился. Сдвоенный зальчик, в первом столиков поменьше – здесь эстрада. Устроился наискосок, в углу. Уютненько! Кухня была на высоте. Что-то будет вечером?
Приехал загодя – не хотелось потерять тёплое местечко. Потребовали плату за вход. Удивился. Оказалось – будет варьете. Занятно…
Народу почти никого, угол мой свободен. Сел, заказал, налил-выпил, стал ждать...
Музыканты появились через час после открытия – уже плюс. Играли превосходно. Репертуар, по большей части, был мне знаком, но встречались и приятные исключения. Про одну из таких, спросил: – Чья? – Оказалось «Машина». Странно. «Машину времени» я знал и любил. Решил заказать. Положил перед клавишником червонец.
– Сколько здесь? – он был слепой.
Ну, надо же, – я был растроган, – слепой музыкант…
Объявили варьете. На сцену поднялась солистка. Её здесь знали и любили – зааплодировали. Следом вереницей потянулись длинноногие красавицы, в марлевых балахонах. Сквозь них ничего не было видно.
Эх, «Совдепия», – взгрустнулось мне, – девушку по-человечески не могут раздеть.
Свет пригасили, в углу вспыхнула лампа, излучающая призрачно-синий свет.
Ультрафиолетовая! – обрадовался я, – о производимых ею эффектах я был наслышан.
Всё разительно переменилось. Балахоны, буквально, растаяли. Узенькие полоски кружевного нижнего белья, ярчайшего бело-голубого цвета, резанули по глазам. Стройные тела казались отлитыми из сургуча.
Ну, прям, амазонки – «туды твою в качель»! – я чуть не ругнулся от восхищения.
Среди публики тоже произошли метаморфозы. Мужики, с нескрываемым интересом разглядывали своих, и не только, дам. Те, может, и краснели, но сквозь шоколадный загар, которым они так скоро обзавелись, понять это было трудно.
Представление длилось долго. Певица пела чистым, хорошо поставленным голосом. «Амазонки» тацевали, уходили, сменив наряды, возвращались. По сравнению с другими «злачными» местами, с трудом справляющимися с непритязательными запросами «пьюще-жующей» братии – это было Зрелище. С большой буквы…
Когда, казалось бы, уже всё закончилось, на сцену поднялась ещё одна девушка – эта была без «паранджи». На плече она несла десятка два обручей «хула-хуп».
Да тут ещё и цирк! – я искренне удивился.
На обручах были нанесены колечки флуоресцентной краски, в ультрафиолете, они ярко светились. Когда «циркачка» раскрутила всё это великолепие, свет погасили совсем. И в почти полной темноте над сценой закружилось облако разноцветных спиралей. Ну, точно – цирк!!!
«Погребок» работал до одиннадцати. Я посмотрел на часы, уходить не хотелось. Законопослушные граждане потянулись к выходу. Я цедил коньяк. Музыканты ушли, но инструменты не забрали и аппаратуру не выключили.
Неужели ещё не всё? – в это было трудно поверить – столько чудес в один вечер? так не бывает.
У одного из музыкантов был день рождения. Остались только приближённые, да несколько, таких же, как и я, любопытствующих. Нас никто не гнал. «Новорождённый» угощал «братьев по оружию» коньяком. Я заказал себе ещё. Репертуар стал менее узнаваемым, проскальзывало и «забугорье».
Внимание привлекла девчушка, по очереди выходившая танцевать с двумя кавалерами.
Она мне и до подбородка не достанет, – смерив взглядом её рост, решил я.
Её ухажёры, впрочем, тоже «не в баскетбол играли».
Она была совсем не в моём вкусе, но выбирать не приходилось. Как я понял, кроме этой троицы и меня – остальные были «свои». Да и, как известно, некрасивых женщин не бывает – бывает мало водки. Водки, вернее коньяка, было достаточно. Дождавшись когда парни подустанут, я пригласил её на танец.
– Как тебя зовут? – поинтересовался я.
– Людмила.
Я удивился, да и было чему. Среди всех моих знакомых, близких и не очень, была только одна Людмила, она называла себя – Люся, и с ней я тоже познакомился в ресторане.
Все Людмилы сидят по ресторанам, – безапелляционно заключил я.
Умозаключение было притянуто за уши…
– Давай сбежим? – нахально предложил я.
Людмилу, однако, мой напор ничуть не смутил.
– Я не одна. Меня ребята пригласили. Они и платят. Как же я с тобой уйду? Неудобно.
Я сидел в своём углу, порой бросая взгляд в сторону троицы, выжидал, когда Людмила «дозреет». Иногда ловил её ответный взгляд. «Баскетболисты» танцевать больше не порывались, и я, дождавшись очередной «танговой» темы, пригласил её опять.
– Ну, так как, сбежим? – я решил-таки брать быка за рога.
– А ты садись в троллейбус вместе с нами. Нам в одну сторону, но ребята сходят раньше.
– А провожать они тебя не кинутся?
– Я там что-нибудь придумаю.
Расходились уже после двух, долго ждали транспорт, ещё дольше ехали. Наконец Людмила осталась без провожатых, подошла ко мне и села рядом.
– А они всё же догадались и обиделись.
– На обиженных… – продолжать не стал…
Открывая дверь, шёпотом предупредила:
– Только не шуми, отец дома…
Сначала целовались стоя. При такой разнице в росте, удовольствие сомнительное, и я сел на стул, посадив Людмилу к себе на колени. Заняться «серьёзным делом» опасались, мог проснуться и войти отец – дверь в комнату не запиралась…
Почувствовав боль в паху, понял – доигрался. Людмила, уловив перемену в моём настроении, вопросительно глянула на меня. Я виновато пожал плечами. Она, видимо, сообразив, в чём дело, встала...
Вышла. Вернувшись, радостным шёпотом сообщила, что, оказывается, ошиблась, и отца нет. Мы разделись, легли в кровать, но «настроение» уже упало.
– Расскажи мне о себе.
Я стал вдохновенно что-то врать. Врать было легко – не впервой. Рассказывать правду? Ну, уж фигушки, уж! Мы уже учёные, уже опыт есть. Кстати, именно знакомство с Люсей и наложило табу на мои откровения.
Она знала обо мне почти всё. И, в конце концов, предпочла другого. Свободного. Сказала мне об этом прямо в ресторане. С треском разлетелась рюмка, стиснутая в кулаке. Кто-то перевязывал мне руку носовым платком, пытаясь остановить кровь. Мне было всё равно. Потом бродил по пустынным улицам и дурнинушкой орал: «У беды глаза зелёные»…
– А ты переезжай ко мне, что тебе в общежитии-то толкаться.
– Я подумаю.
Так откровенно, да ещё в первый же вечер, меня никто не сватал. Приспичило девочке. Оно и понятно – считай одна, с ребёнком…
За разговорами незаметно заснули. Во сне вернулось желание. Овладел ею, так толком и не проснувшись…
На следующий день отец точно должен был ночевать дома, ночное свидание отменялось. Меня это устраивало – вечером я уезжал…
Позвонил ей на работу, пригласил в ресторан. Тот, что в гостинице – бездушный, но роскошный…
В подземном переходе купил букет кровавых роз. Она смотрела на меня восхищённо…
Проводив до дома, пообещал позвонить завтра...
В привокзальном киоске купил конверт, написал ей покаянное письмо. Всю правду…
Ну, почти правду…
Приехали маститые и надменные «мэтры». Песни союза композиторов, на стихи союза писателей. Тоска. Пришлось срочно менять дислокацию…
Решил попытать счастья в центре. Клюнул на громкое имя – на первом этаже известной гостиницы распологался одноимённый ресторан…
Огромный зал где-то на горизонте ещё и заворачивал за угол. Публика – всё больше дяди и тёти изрядного возраста. Музыканты вышли поздно, когда толпа, вкусившая хлеба, жаждала зрелищ. К эстраде потянулись просители, с зажатыми в жирных и потных ладошках, червонцами и четвертными. Всё тот же «двойственный союз», слегка разбавленный «лезгинками-калинками». Скука смертная…
Днём, в квартале отсюда, видел неприметную вывеску, но там был выходной. Решил наведаться туда завтра, дабы провести рекогносцировку…
«Погребок». Из-под вывески, круто вниз уходила лестница. Спустился. Сдвоенный зальчик, в первом столиков поменьше – здесь эстрада. Устроился наискосок, в углу. Уютненько! Кухня была на высоте. Что-то будет вечером?
Приехал загодя – не хотелось потерять тёплое местечко. Потребовали плату за вход. Удивился. Оказалось – будет варьете. Занятно…
Народу почти никого, угол мой свободен. Сел, заказал, налил-выпил, стал ждать...
Музыканты появились через час после открытия – уже плюс. Играли превосходно. Репертуар, по большей части, был мне знаком, но встречались и приятные исключения. Про одну из таких, спросил: – Чья? – Оказалось «Машина». Странно. «Машину времени» я знал и любил. Решил заказать. Положил перед клавишником червонец.
– Сколько здесь? – он был слепой.
Ну, надо же, – я был растроган, – слепой музыкант…
Объявили варьете. На сцену поднялась солистка. Её здесь знали и любили – зааплодировали. Следом вереницей потянулись длинноногие красавицы, в марлевых балахонах. Сквозь них ничего не было видно.
Эх, «Совдепия», – взгрустнулось мне, – девушку по-человечески не могут раздеть.
Свет пригасили, в углу вспыхнула лампа, излучающая призрачно-синий свет.
Ультрафиолетовая! – обрадовался я, – о производимых ею эффектах я был наслышан.
Всё разительно переменилось. Балахоны, буквально, растаяли. Узенькие полоски кружевного нижнего белья, ярчайшего бело-голубого цвета, резанули по глазам. Стройные тела казались отлитыми из сургуча.
Ну, прям, амазонки – «туды твою в качель»! – я чуть не ругнулся от восхищения.
Среди публики тоже произошли метаморфозы. Мужики, с нескрываемым интересом разглядывали своих, и не только, дам. Те, может, и краснели, но сквозь шоколадный загар, которым они так скоро обзавелись, понять это было трудно.
Представление длилось долго. Певица пела чистым, хорошо поставленным голосом. «Амазонки» тацевали, уходили, сменив наряды, возвращались. По сравнению с другими «злачными» местами, с трудом справляющимися с непритязательными запросами «пьюще-жующей» братии – это было Зрелище. С большой буквы…
Когда, казалось бы, уже всё закончилось, на сцену поднялась ещё одна девушка – эта была без «паранджи». На плече она несла десятка два обручей «хула-хуп».
Да тут ещё и цирк! – я искренне удивился.
На обручах были нанесены колечки флуоресцентной краски, в ультрафиолете, они ярко светились. Когда «циркачка» раскрутила всё это великолепие, свет погасили совсем. И в почти полной темноте над сценой закружилось облако разноцветных спиралей. Ну, точно – цирк!!!
«Погребок» работал до одиннадцати. Я посмотрел на часы, уходить не хотелось. Законопослушные граждане потянулись к выходу. Я цедил коньяк. Музыканты ушли, но инструменты не забрали и аппаратуру не выключили.
Неужели ещё не всё? – в это было трудно поверить – столько чудес в один вечер? так не бывает.
У одного из музыкантов был день рождения. Остались только приближённые, да несколько, таких же, как и я, любопытствующих. Нас никто не гнал. «Новорождённый» угощал «братьев по оружию» коньяком. Я заказал себе ещё. Репертуар стал менее узнаваемым, проскальзывало и «забугорье».
Внимание привлекла девчушка, по очереди выходившая танцевать с двумя кавалерами.
Она мне и до подбородка не достанет, – смерив взглядом её рост, решил я.
Её ухажёры, впрочем, тоже «не в баскетбол играли».
Она была совсем не в моём вкусе, но выбирать не приходилось. Как я понял, кроме этой троицы и меня – остальные были «свои». Да и, как известно, некрасивых женщин не бывает – бывает мало водки. Водки, вернее коньяка, было достаточно. Дождавшись когда парни подустанут, я пригласил её на танец.
– Как тебя зовут? – поинтересовался я.
– Людмила.
Я удивился, да и было чему. Среди всех моих знакомых, близких и не очень, была только одна Людмила, она называла себя – Люся, и с ней я тоже познакомился в ресторане.
Все Людмилы сидят по ресторанам, – безапелляционно заключил я.
Умозаключение было притянуто за уши…
– Давай сбежим? – нахально предложил я.
Людмилу, однако, мой напор ничуть не смутил.
– Я не одна. Меня ребята пригласили. Они и платят. Как же я с тобой уйду? Неудобно.
Я сидел в своём углу, порой бросая взгляд в сторону троицы, выжидал, когда Людмила «дозреет». Иногда ловил её ответный взгляд. «Баскетболисты» танцевать больше не порывались, и я, дождавшись очередной «танговой» темы, пригласил её опять.
– Ну, так как, сбежим? – я решил-таки брать быка за рога.
– А ты садись в троллейбус вместе с нами. Нам в одну сторону, но ребята сходят раньше.
– А провожать они тебя не кинутся?
– Я там что-нибудь придумаю.
Расходились уже после двух, долго ждали транспорт, ещё дольше ехали. Наконец Людмила осталась без провожатых, подошла ко мне и села рядом.
– А они всё же догадались и обиделись.
– На обиженных… – продолжать не стал…
Открывая дверь, шёпотом предупредила:
– Только не шуми, отец дома…
Сначала целовались стоя. При такой разнице в росте, удовольствие сомнительное, и я сел на стул, посадив Людмилу к себе на колени. Заняться «серьёзным делом» опасались, мог проснуться и войти отец – дверь в комнату не запиралась…
Почувствовав боль в паху, понял – доигрался. Людмила, уловив перемену в моём настроении, вопросительно глянула на меня. Я виновато пожал плечами. Она, видимо, сообразив, в чём дело, встала...
Вышла. Вернувшись, радостным шёпотом сообщила, что, оказывается, ошиблась, и отца нет. Мы разделись, легли в кровать, но «настроение» уже упало.
– Расскажи мне о себе.
Я стал вдохновенно что-то врать. Врать было легко – не впервой. Рассказывать правду? Ну, уж фигушки, уж! Мы уже учёные, уже опыт есть. Кстати, именно знакомство с Люсей и наложило табу на мои откровения.
Она знала обо мне почти всё. И, в конце концов, предпочла другого. Свободного. Сказала мне об этом прямо в ресторане. С треском разлетелась рюмка, стиснутая в кулаке. Кто-то перевязывал мне руку носовым платком, пытаясь остановить кровь. Мне было всё равно. Потом бродил по пустынным улицам и дурнинушкой орал: «У беды глаза зелёные»…
– А ты переезжай ко мне, что тебе в общежитии-то толкаться.
– Я подумаю.
Так откровенно, да ещё в первый же вечер, меня никто не сватал. Приспичило девочке. Оно и понятно – считай одна, с ребёнком…
За разговорами незаметно заснули. Во сне вернулось желание. Овладел ею, так толком и не проснувшись…
На следующий день отец точно должен был ночевать дома, ночное свидание отменялось. Меня это устраивало – вечером я уезжал…
Позвонил ей на работу, пригласил в ресторан. Тот, что в гостинице – бездушный, но роскошный…
В подземном переходе купил букет кровавых роз. Она смотрела на меня восхищённо…
Проводив до дома, пообещал позвонить завтра...
В привокзальном киоске купил конверт, написал ей покаянное письмо. Всю правду…
Ну, почти правду…
Обсуждения Погребок