Проходя возле Политехнического музея, Пашка на минутку остановился у парадного входа. Перед глазами промелькнуло прошедшее лето, когда в один из дней в этом здании
проходил литературный вечер, с участием отца. И отсюда после окончания вечера,
отца забрали под конвоем в соседнее здание. К этому большому, мрачному зданию в нескольких минутах ходьбы от музея, Пашка и направлялся.
Повестку он получил перед выходными и прошедшие два дня, провел не выходя
из дома. Лежа на диване, он старался забыть о былом, и не думать о том, что будет.
По мере приближения к зданию-гиганту, Пашка заметил, что окружающий мир, стал
терять свои цвета… Москва становилась черно-белой.
Как в старых фильмах…
- Ну, все! Вздохнув, сказал Пашка, подойдя к большой, массивной двери. И обреченно, потянул тяжелую дверь.
Дежурный офицер с мужественным лицом и строгим как на плакате взглядом
забрал повестку и громко по- военному сказал:
- Третий этаж до конца крыла, последняя дверь направо.
Услышав про третий этаж, Пашка встрепенулся, ему стало полегче.
Ведь все эти дни, он думал, что попадет, только в подвал. В темную и сырую камеру, где его будет допрашивать – тупоголовый следователь с рыбьими глазами, в галифе
и черных нагуталининых сапогах…
Постучав два раза об дверь, Пашка вошел вовнутрь. Кабинет был небольшой, с высо-
ким потолком. Посредине - стол и два стула, весь правый угол занимал несгораемый шкаф. У окна спиной к Пашке стоял мужчина. Одной рукой из лейки он поливал цветы, а другой раздвигал шторы.
- А Пашка! Заходи, присаживайся – как- то по свойски, даже по- родственному сказал мужчина необорачиваясь.- Я вот тут решил пока ты идешь, цветы полить. Работы сейчас
полный завал. Только и успеваешь побриться, да цветы полить, и то всё на ходу.
Следователь поставил лейку на подоконник, опустил шторы и повернулся к Пашке.
Это был мужчина старше средних лет, с добрым интеллигентным лицом.
После небольшой паузы он представился:
- Владимир Сорокин! Без званий и регалий, просто Владимир Сорокин.
Вдруг в один миг черно-белое кино стало цветным, занавески окрасились в синее,
лейка в оранжевое…..
- Ну что приступим! – сказал Сорокин, открывая длинным ключом дверцу сейфа.
Достал оттуда папку с надписью « ДЕЛО №» и бросил на стол. Закрыв вместилище
подвинул к себе стул, сел и положил ладони на стол.
- Так вот, Пашка теперь заниматься тобой буду я. Видеться мы будем часто, так что
привыкай. Делом я ознакомился. Я, между нами говоря еще с твоим отцом, был знаком,
вернее с его литературой … М-да… Но ничего не поделаешь « литературный терроризм».
Х-м даже такое нынче бывает. А это статья серьезная. Но все- таки ты не зря состоишь
в «Молодежной партии труда». Так сказать, проявил бдительность. Показал свою граж-
данскую, и я бы добавил патриотическую позицию. Мы это учли.
При слове «мы» Сорокин указал пальцем на потолок. Затем хлопнув ладонью об папку, продолжил:
- Были времена, когда всю семью забирали. Но сын за отца не отвечает. Мы в тебя
поверили, в институт пристроили. Да и в какой! МГИМО. Пойми, Пашка это в других
структурах нуждаются в стукачах и информаторах, в которых больше движет шкурный
интерес. А нам нужны идейные рыцари плаща и кинжала. Образованные кадры, вот что для нас важно. Так, что смотри Пашка, оправдай доверие. Ты уже почти год учишься,
твои сокурсники, так сказать «золотая молодежь», но у всех папа или мама на постах
сидят. А мы не только с писателями и художниками боремся, но и тех, кто во власти чис- тим. Вот и мэр Москвы по этапу пошел. А москвичи недоумевают. Как? За что? Он ведь
хозяйственник. Москву преобразил, хорошие дороги построил… Вот Пашка, как можно пряником бдительность усыпить. Дороги он строил… Так ему хорошие деньги из- за бугра платили. Чтоб хорошие дороги строил. Они там, на западе учли опыт войны. Когда осенью 41-го их танки под Москвой в грязи застряли… А тут тебе прямая магистраль Рига – Москва. И зайдет латышская танковая колонна по Новорижскому шоссе, прямо на Пресню. Они все предусмотрели, заправки для бронетехники и даже где перекусить. Делает их танкист марш-бросок, кончается соляра, заехал на заправку. Заправил баки и в путь! Проголодался, заехал в Мак-авто, ему через окошко
биг-мак с хот-догом. Перекусил латыш и на Москву.
Сорокин встал, устремил взгляд в пространство. Вспомнив свою «Тридцатую любовь», перешел на декламацию:
- Они хотят поставить нас на колени! Превратить нас в рабов!
Разрушить нашу культуру! Спилить березки! Развалить церкви!
Повесить на наши шеи тяжелое ярмо капитализма.
Закончив свою речь, Сорокин сел.
- Владимир… - неуверенно, заикаясь, сказал Пашка.
- Георгиевич – поправил его Сорокин.
- Владимир Георгиевич, а латыши на нас хотят напасть? – недоумевая, спросил Пашка. - Их же всего пара миллионов на земном шаре!
- Эх, Пашке ты вспомни 17й год. Про латышских стрелков тебе ничего неизвестно?
Ну, все! О латышах потом... Давай об институте, мне нужна информация о некоторых твоих сокурсниках. Детали потом, а сейчас подпиши бумажку…
-Пашка опустил голову. - -Ты что приуныл?- спросил его Сорокин. - -Пашка не поднимая головы, ответил с дрожью в голосе:
- -Владимир Георгиевич! Скажу честно, я не могу. Мне в последнее время, как то не по
себе. Что-то внутри гложет… - -Ну только давай без соплей! - резко отрезал Сорокин - Я уже вижу, как ты сейчас тридцать серебреников швырнешь и пойдешь веревку с мылом искать. Видишь ли, плохо ему, об этом год назад надо было думать, когда на отца
доносы строчил. Давай подписывай и иди отдохни. Придешь через неделю.
Пашка молча встал, подошел к столу, взял протянутую Сорокиным шариковую ручку и
подписал дрожащей рукой чистый лист. – -Я могу идти?- вполголоса спросил Пашка.
- Идите. – Громко с явным раздражением ответил Сорокин. - Пашка направился к выходу.
Сорокин провожал его брезгливым взглядом. Когда Пашка открыл дверь, Сорокин сказал: – -Пашка мой совет было бы лучше тебе фамилию сменить. Холодная
она у тебя. Зимняя……………...
проходил литературный вечер, с участием отца. И отсюда после окончания вечера,
отца забрали под конвоем в соседнее здание. К этому большому, мрачному зданию в нескольких минутах ходьбы от музея, Пашка и направлялся.
Повестку он получил перед выходными и прошедшие два дня, провел не выходя
из дома. Лежа на диване, он старался забыть о былом, и не думать о том, что будет.
По мере приближения к зданию-гиганту, Пашка заметил, что окружающий мир, стал
терять свои цвета… Москва становилась черно-белой.
Как в старых фильмах…
- Ну, все! Вздохнув, сказал Пашка, подойдя к большой, массивной двери. И обреченно, потянул тяжелую дверь.
Дежурный офицер с мужественным лицом и строгим как на плакате взглядом
забрал повестку и громко по- военному сказал:
- Третий этаж до конца крыла, последняя дверь направо.
Услышав про третий этаж, Пашка встрепенулся, ему стало полегче.
Ведь все эти дни, он думал, что попадет, только в подвал. В темную и сырую камеру, где его будет допрашивать – тупоголовый следователь с рыбьими глазами, в галифе
и черных нагуталининых сапогах…
Постучав два раза об дверь, Пашка вошел вовнутрь. Кабинет был небольшой, с высо-
ким потолком. Посредине - стол и два стула, весь правый угол занимал несгораемый шкаф. У окна спиной к Пашке стоял мужчина. Одной рукой из лейки он поливал цветы, а другой раздвигал шторы.
- А Пашка! Заходи, присаживайся – как- то по свойски, даже по- родственному сказал мужчина необорачиваясь.- Я вот тут решил пока ты идешь, цветы полить. Работы сейчас
полный завал. Только и успеваешь побриться, да цветы полить, и то всё на ходу.
Следователь поставил лейку на подоконник, опустил шторы и повернулся к Пашке.
Это был мужчина старше средних лет, с добрым интеллигентным лицом.
После небольшой паузы он представился:
- Владимир Сорокин! Без званий и регалий, просто Владимир Сорокин.
Вдруг в один миг черно-белое кино стало цветным, занавески окрасились в синее,
лейка в оранжевое…..
- Ну что приступим! – сказал Сорокин, открывая длинным ключом дверцу сейфа.
Достал оттуда папку с надписью « ДЕЛО №» и бросил на стол. Закрыв вместилище
подвинул к себе стул, сел и положил ладони на стол.
- Так вот, Пашка теперь заниматься тобой буду я. Видеться мы будем часто, так что
привыкай. Делом я ознакомился. Я, между нами говоря еще с твоим отцом, был знаком,
вернее с его литературой … М-да… Но ничего не поделаешь « литературный терроризм».
Х-м даже такое нынче бывает. А это статья серьезная. Но все- таки ты не зря состоишь
в «Молодежной партии труда». Так сказать, проявил бдительность. Показал свою граж-
данскую, и я бы добавил патриотическую позицию. Мы это учли.
При слове «мы» Сорокин указал пальцем на потолок. Затем хлопнув ладонью об папку, продолжил:
- Были времена, когда всю семью забирали. Но сын за отца не отвечает. Мы в тебя
поверили, в институт пристроили. Да и в какой! МГИМО. Пойми, Пашка это в других
структурах нуждаются в стукачах и информаторах, в которых больше движет шкурный
интерес. А нам нужны идейные рыцари плаща и кинжала. Образованные кадры, вот что для нас важно. Так, что смотри Пашка, оправдай доверие. Ты уже почти год учишься,
твои сокурсники, так сказать «золотая молодежь», но у всех папа или мама на постах
сидят. А мы не только с писателями и художниками боремся, но и тех, кто во власти чис- тим. Вот и мэр Москвы по этапу пошел. А москвичи недоумевают. Как? За что? Он ведь
хозяйственник. Москву преобразил, хорошие дороги построил… Вот Пашка, как можно пряником бдительность усыпить. Дороги он строил… Так ему хорошие деньги из- за бугра платили. Чтоб хорошие дороги строил. Они там, на западе учли опыт войны. Когда осенью 41-го их танки под Москвой в грязи застряли… А тут тебе прямая магистраль Рига – Москва. И зайдет латышская танковая колонна по Новорижскому шоссе, прямо на Пресню. Они все предусмотрели, заправки для бронетехники и даже где перекусить. Делает их танкист марш-бросок, кончается соляра, заехал на заправку. Заправил баки и в путь! Проголодался, заехал в Мак-авто, ему через окошко
биг-мак с хот-догом. Перекусил латыш и на Москву.
Сорокин встал, устремил взгляд в пространство. Вспомнив свою «Тридцатую любовь», перешел на декламацию:
- Они хотят поставить нас на колени! Превратить нас в рабов!
Разрушить нашу культуру! Спилить березки! Развалить церкви!
Повесить на наши шеи тяжелое ярмо капитализма.
Закончив свою речь, Сорокин сел.
- Владимир… - неуверенно, заикаясь, сказал Пашка.
- Георгиевич – поправил его Сорокин.
- Владимир Георгиевич, а латыши на нас хотят напасть? – недоумевая, спросил Пашка. - Их же всего пара миллионов на земном шаре!
- Эх, Пашке ты вспомни 17й год. Про латышских стрелков тебе ничего неизвестно?
Ну, все! О латышах потом... Давай об институте, мне нужна информация о некоторых твоих сокурсниках. Детали потом, а сейчас подпиши бумажку…
-Пашка опустил голову. - -Ты что приуныл?- спросил его Сорокин. - -Пашка не поднимая головы, ответил с дрожью в голосе:
- -Владимир Георгиевич! Скажу честно, я не могу. Мне в последнее время, как то не по
себе. Что-то внутри гложет… - -Ну только давай без соплей! - резко отрезал Сорокин - Я уже вижу, как ты сейчас тридцать серебреников швырнешь и пойдешь веревку с мылом искать. Видишь ли, плохо ему, об этом год назад надо было думать, когда на отца
доносы строчил. Давай подписывай и иди отдохни. Придешь через неделю.
Пашка молча встал, подошел к столу, взял протянутую Сорокиным шариковую ручку и
подписал дрожащей рукой чистый лист. – -Я могу идти?- вполголоса спросил Пашка.
- Идите. – Громко с явным раздражением ответил Сорокин. - Пашка направился к выходу.
Сорокин провожал его брезгливым взглядом. Когда Пашка открыл дверь, Сорокин сказал: – -Пашка мой совет было бы лучше тебе фамилию сменить. Холодная
она у тебя. Зимняя……………...
Обсуждения Пашка