Память
Ах, память, ты – пепел прожитых дней. Скрываешь то, что сама решила. Слетаешь по лёгкому дуновению и открываешь, казалось бы, давно и навсегда забытые мгновения.
Но, я всегда благодарен тебе за твоё единственное свойство, которое легло в основу компьютеров – свойство ассоциативной цепи.
Бывает надо вспомнить что-то: дату, имя, фамилию, событие.
Я никогда не загоняю тебя в тупик неизбежного провала и бессилия. В этот момент я, как будто, уклоняюсь от нужной мне цели, как парусное судно, идущее галсами к берегу. Лучше спеть песню, рассказать анекдот, да хоть нечто - совсем ненужное в данный момент, зато по прошествии нескольких минут, ты благодарно выдаёшь нужную мне информацию.
Но, некоторые мгновения отображаются в памяти безупречным, основополагающим доменом, к которому всегда возвращается она, даже того не желая, к примеру, незабываемые дни службы в армии.
Вот, к примеру, рассказ о том, как я, никогда не ваявший, участвовал в реставрации скульптурного фрагмента, а точнее – бюста человека.
Нос.
Это было в Кушке.
Ну, что пояснить про службу в РКК, так, иногда, называли советскую армию (Революционно-Крестьянскую Красную Армию), тем паче в самой южной точке бывшего Союза – в Кушке, в Туркмении, на границе с Афганом. Кстати, в начале семидесятых, он – Афганистан был мирным и спокойным государством, регулярно прокачивающий тонны героина через нашу территорию в Европу и далее в другие страны.
Да, это было в Кушке, где я, воин – танкист, служил в танковом полку мотострелковой дивизии. Жара в этих краях стояла сумасшедшая, для меня, парня рождённого и жившего в среднем уральском городке – Ирбите.
Бывало в начале службы, по ночам, после нескольких замочек простыни, иначе не уснуть, мне снились затяжные дожди, на неделю, или дольше, но, проснувшись и выйдя из казармы, я в очередной раз убеждался, что шум, казавшийся во сне дождём, был едва слышный шелест листвы карагачей под лёгкий бриз утреннего конвективного ветерка.
В тот день, утром, на полковом построении, командир полка Кузнецов представил слово замполиту командира дивизии Крутову, который обратился к воинам полка с престранной речью: -
«Ну, что, хлопчики, ( даже странно, хлопчики в лице русских, узбеков, грузин, армян, азербайджанцев и прочих национальностей, татар и удмуртов, что не мешало нам жить одной дружной семьёй), кто-нибудь, когда-нибудь, лепил что-нибудь?!»
Молчание гробовое.
Как и следовало из поставленного вопроса, ответ не смог прорваться через ряды обалдевших после завтрака и, простоявших уже более двадцати минут на солнечном урагане танкистов, зачастую, при более длительных утренних смотрах человек пять и более падало от солнечных ударов.
Я вспомнил детский сад и лепку из пластилина фигурок Деда Мороза и Снегурочки, но мысль канула в отрыжке гречневой каши.
Даже воспоминания о школе не смогли освежить какое-либо желание заявить о потугах на творчество. Да и оказаться белой вороной в среде чёрных - не в моих интересах, это уже пожизненные наблюдения и выводы из них.
Но, после смотра меня, почему-то, потянуло к штабу, там ещё стояли наши отцы-командиры.
«Товарищ полковник, (стандартное обращение в армии меня всегда веселило, ну какие мы с полковником товарищи?), а что нужно вылепить?» - обратился я к замполиту.
-«Понимаешь, сынок, приезжает к нам в дивизию с проверкой комиссия из Москвы, а у нас на Аллее героев бардак – у одного из героев Соцтруда, вернее у его бюста нос отломился, надо поправить. Сможешь?
Как-то сразу вспомнился Остап Бендер и его круиз на теплоходе в легендарной и настольной книге «Двенадцать стульев», но, в отличие от Оси, я представлял данную задачу и мог сам рисовать. Это досталось мне по генам от родни, где были неплохие художники, а ещё ранее, я уже оформил центральную улицу Кушки щитами с росписью и графиками, как это было в лучших традициях того времени, по результатам труда страны за пятилетку.
«Попробую»,- ответил я, - «Но для этого, как я и догадывался, у меня должен быть свободный выход из части».
Короче я заказал всё необходимое для работы – гипс, олифу, краску, скальпели и краску бронзовую, т.е. порошок бронзы.
Лафа гулять по городку, т.е. по Кушке, а это пять улиц вдоль и десяток поперёк, и пригород: деревеньки Полтавка и Моргуновка, кстати, там у меня жили знакомые друзья и подруги, представлялась мне несбыточной мечтой.
Но, комиссия для замполита была страшным судным днём, так что мне выдали всё, что я заказал, в этот же день.
Возле Дома офицеров, в центре Кушки, находилась Аллея героев.
Мы встретились с полковником возле бюста животновода Тохтобердыева после завтрака.
Первым делом, после ночных дум, я запросил фото - профиль и анфас - предстоящей работы. Но, к удивлению, замполит успокоил меня заявлением, что есть двойник, брат животновода – близнец, с него якобы и лепили бюст. Это явно мне пришлось по душе, так как натуру можно было и прощупать руками.
Как джин из кувшина, со стороны Дома офицеров, из кустов вынырнул старикан с огромным носом и широко открытыми глазами.
На носу у него была горбинка, которая выглядела рубленой складкой, сродни холму в небольших сопках, что окружают Кушку, прячась под фисташковыми и барбарисовыми рощами.
Ощупав нос, я представил себе, как вырежется из куска гипса это восточное чудо, и оживёт на скорченной, будто от боли, физиономии сегодняшнего бюста.
День прошёл в плодотворной работе, и на следующий день – нос блестел под свежей бронзовой краской, отождествляя успех моего творческого порыва.
Командиры были довольны, я тем более. Прошёл день. Утром следующего меня вызвали в штаб дивизии к полковнику Крутову.
«Сынок, не пойму, что за напасть – опять нос сбили!»- почти в отчаянии обратился ко мне он.
Второй раз моцион был таким же, как и прежде, т.е. начинал я с ощупывания ноздрей и горбинки носа старого аксакала, которому эта процедура, по моему мнению, тоже понравилась. Сам процесс ваяния, если так можно назвать мой труд, был короче по времени. Мне достаточно было и дня, чтобы сотворить горбатого исполина.
Похвалы после восстановления бюста уже не было.
Прошёл ещё день. Я в азарте ждал вызова в штаб. По моему предчувствию, этот фокус должен был сработать ещё раз. Мне уже понравилось ходить вольным человеком по своим друзьям и подругам, к которым я успевал, как только появлялось свободное время. Предчувствия меня не обманули.
Третий день занял на половину анализом – отчего и кто отбивает нос на известной нам уже фигуре.
Оказалось, что брат, близнец животновода, работал сторожем в Доме офицеров и отгонял местных пацанов от столов биллиардной, за что ему и был вынесен приговор, когда детишки заметили сходство его и бюста.
Вторая половина дня была не менее напряжённой, так как техническое решение было принято, как на войне, мгновенно, и требовало технического дополнения.
Полкило цемента, дрель со сверлом, штифт из арматуры диаметром на 12 миллиметров, а так же сварка дуг для ноздрей с основным штифтом от переносицы – вот, пожалуй, весь арсенал заготовленных мною материалов. Нос я слепил по памяти, покрасил, поверх железнения цементом, выглядел он ещё лучше, чем прежде.
Вот так я убедился, что память можно и нужно увековечивать действом.
После я неоднократно подходил к злополучному бюсту, уходил каждый раз удовлетворённым. Я видел следы ударов по носу камнями и прочими жёсткими предметами. Но память, которую увековечили штифтом со сваренными ноздрями в единую конструкцию, спокойно и пренебрежительно созерцала на всех бронзовой уверенностью, с жёсткостью цементной коры на долгие годы.
Ах, память, ты – пепел прожитых дней. Скрываешь то, что сама решила. Слетаешь по лёгкому дуновению и открываешь, казалось бы, давно и навсегда забытые мгновения.
Но, я всегда благодарен тебе за твоё единственное свойство, которое легло в основу компьютеров – свойство ассоциативной цепи.
Бывает надо вспомнить что-то: дату, имя, фамилию, событие.
Я никогда не загоняю тебя в тупик неизбежного провала и бессилия. В этот момент я, как будто, уклоняюсь от нужной мне цели, как парусное судно, идущее галсами к берегу. Лучше спеть песню, рассказать анекдот, да хоть нечто - совсем ненужное в данный момент, зато по прошествии нескольких минут, ты благодарно выдаёшь нужную мне информацию.
Но, некоторые мгновения отображаются в памяти безупречным, основополагающим доменом, к которому всегда возвращается она, даже того не желая, к примеру, незабываемые дни службы в армии.
Вот, к примеру, рассказ о том, как я, никогда не ваявший, участвовал в реставрации скульптурного фрагмента, а точнее – бюста человека.
Нос.
Это было в Кушке.
Ну, что пояснить про службу в РКК, так, иногда, называли советскую армию (Революционно-Крестьянскую Красную Армию), тем паче в самой южной точке бывшего Союза – в Кушке, в Туркмении, на границе с Афганом. Кстати, в начале семидесятых, он – Афганистан был мирным и спокойным государством, регулярно прокачивающий тонны героина через нашу территорию в Европу и далее в другие страны.
Да, это было в Кушке, где я, воин – танкист, служил в танковом полку мотострелковой дивизии. Жара в этих краях стояла сумасшедшая, для меня, парня рождённого и жившего в среднем уральском городке – Ирбите.
Бывало в начале службы, по ночам, после нескольких замочек простыни, иначе не уснуть, мне снились затяжные дожди, на неделю, или дольше, но, проснувшись и выйдя из казармы, я в очередной раз убеждался, что шум, казавшийся во сне дождём, был едва слышный шелест листвы карагачей под лёгкий бриз утреннего конвективного ветерка.
В тот день, утром, на полковом построении, командир полка Кузнецов представил слово замполиту командира дивизии Крутову, который обратился к воинам полка с престранной речью: -
«Ну, что, хлопчики, ( даже странно, хлопчики в лице русских, узбеков, грузин, армян, азербайджанцев и прочих национальностей, татар и удмуртов, что не мешало нам жить одной дружной семьёй), кто-нибудь, когда-нибудь, лепил что-нибудь?!»
Молчание гробовое.
Как и следовало из поставленного вопроса, ответ не смог прорваться через ряды обалдевших после завтрака и, простоявших уже более двадцати минут на солнечном урагане танкистов, зачастую, при более длительных утренних смотрах человек пять и более падало от солнечных ударов.
Я вспомнил детский сад и лепку из пластилина фигурок Деда Мороза и Снегурочки, но мысль канула в отрыжке гречневой каши.
Даже воспоминания о школе не смогли освежить какое-либо желание заявить о потугах на творчество. Да и оказаться белой вороной в среде чёрных - не в моих интересах, это уже пожизненные наблюдения и выводы из них.
Но, после смотра меня, почему-то, потянуло к штабу, там ещё стояли наши отцы-командиры.
«Товарищ полковник, (стандартное обращение в армии меня всегда веселило, ну какие мы с полковником товарищи?), а что нужно вылепить?» - обратился я к замполиту.
-«Понимаешь, сынок, приезжает к нам в дивизию с проверкой комиссия из Москвы, а у нас на Аллее героев бардак – у одного из героев Соцтруда, вернее у его бюста нос отломился, надо поправить. Сможешь?
Как-то сразу вспомнился Остап Бендер и его круиз на теплоходе в легендарной и настольной книге «Двенадцать стульев», но, в отличие от Оси, я представлял данную задачу и мог сам рисовать. Это досталось мне по генам от родни, где были неплохие художники, а ещё ранее, я уже оформил центральную улицу Кушки щитами с росписью и графиками, как это было в лучших традициях того времени, по результатам труда страны за пятилетку.
«Попробую»,- ответил я, - «Но для этого, как я и догадывался, у меня должен быть свободный выход из части».
Короче я заказал всё необходимое для работы – гипс, олифу, краску, скальпели и краску бронзовую, т.е. порошок бронзы.
Лафа гулять по городку, т.е. по Кушке, а это пять улиц вдоль и десяток поперёк, и пригород: деревеньки Полтавка и Моргуновка, кстати, там у меня жили знакомые друзья и подруги, представлялась мне несбыточной мечтой.
Но, комиссия для замполита была страшным судным днём, так что мне выдали всё, что я заказал, в этот же день.
Возле Дома офицеров, в центре Кушки, находилась Аллея героев.
Мы встретились с полковником возле бюста животновода Тохтобердыева после завтрака.
Первым делом, после ночных дум, я запросил фото - профиль и анфас - предстоящей работы. Но, к удивлению, замполит успокоил меня заявлением, что есть двойник, брат животновода – близнец, с него якобы и лепили бюст. Это явно мне пришлось по душе, так как натуру можно было и прощупать руками.
Как джин из кувшина, со стороны Дома офицеров, из кустов вынырнул старикан с огромным носом и широко открытыми глазами.
На носу у него была горбинка, которая выглядела рубленой складкой, сродни холму в небольших сопках, что окружают Кушку, прячась под фисташковыми и барбарисовыми рощами.
Ощупав нос, я представил себе, как вырежется из куска гипса это восточное чудо, и оживёт на скорченной, будто от боли, физиономии сегодняшнего бюста.
День прошёл в плодотворной работе, и на следующий день – нос блестел под свежей бронзовой краской, отождествляя успех моего творческого порыва.
Командиры были довольны, я тем более. Прошёл день. Утром следующего меня вызвали в штаб дивизии к полковнику Крутову.
«Сынок, не пойму, что за напасть – опять нос сбили!»- почти в отчаянии обратился ко мне он.
Второй раз моцион был таким же, как и прежде, т.е. начинал я с ощупывания ноздрей и горбинки носа старого аксакала, которому эта процедура, по моему мнению, тоже понравилась. Сам процесс ваяния, если так можно назвать мой труд, был короче по времени. Мне достаточно было и дня, чтобы сотворить горбатого исполина.
Похвалы после восстановления бюста уже не было.
Прошёл ещё день. Я в азарте ждал вызова в штаб. По моему предчувствию, этот фокус должен был сработать ещё раз. Мне уже понравилось ходить вольным человеком по своим друзьям и подругам, к которым я успевал, как только появлялось свободное время. Предчувствия меня не обманули.
Третий день занял на половину анализом – отчего и кто отбивает нос на известной нам уже фигуре.
Оказалось, что брат, близнец животновода, работал сторожем в Доме офицеров и отгонял местных пацанов от столов биллиардной, за что ему и был вынесен приговор, когда детишки заметили сходство его и бюста.
Вторая половина дня была не менее напряжённой, так как техническое решение было принято, как на войне, мгновенно, и требовало технического дополнения.
Полкило цемента, дрель со сверлом, штифт из арматуры диаметром на 12 миллиметров, а так же сварка дуг для ноздрей с основным штифтом от переносицы – вот, пожалуй, весь арсенал заготовленных мною материалов. Нос я слепил по памяти, покрасил, поверх железнения цементом, выглядел он ещё лучше, чем прежде.
Вот так я убедился, что память можно и нужно увековечивать действом.
После я неоднократно подходил к злополучному бюсту, уходил каждый раз удовлетворённым. Я видел следы ударов по носу камнями и прочими жёсткими предметами. Но память, которую увековечили штифтом со сваренными ноздрями в единую конструкцию, спокойно и пренебрежительно созерцала на всех бронзовой уверенностью, с жёсткостью цементной коры на долгие годы.
Обсуждения Память