XIII.
Как деловая и образцово-показательная хозяйка, я с бешеной скоро-стью носилась из кухни в гостиную и обратно из гостиной на кухню. Модер-новский журнальный столик давно ломился от чрезмерного груза съедобных запасов. Последним штрихов, завершающим аппетитную композицию многочисленных блюд русско-язычной национальной кухни был великолеп-нейший кофе, глумливо сваренный в эмалированной кружке.
- Угощенья не многовато? - Осторожно поинтересовался Карел.
- Я думаю, в самый раз. Типичный обед на две персоны.
Мы неторопливо поглощали среднесуточную норму довольствия одной воинской роты, и легкомысленно болтали о каверзах бытия. Подобное милое общение напоминало умело замаскированный допрос с лёгкими элементами чувственности. Впрочем, меня сей факт интересовал постольку поскольку. Главное, что ОН был здесь, рядышком, близко-близко… ЕГО бархатный голос завораживал, а туманная поволока изумительных глаз заставляла забыть обо всём на свете. Я медленно погружалась в кипящее озеро страсти.
Увы, жестокая реальность подобна чугунной кувалде в руках дурацко-го скомороха. Бац! И хрустальная чаша волшебной мечты разлетелась на миллионы прозрачных осколков. Лишь только невидимый пересмешник язвительно хохотал:
- Дзинь – ха! Дизинь – ха! Ха-а-ха! Д-з-з-з-и-и-и-нь!
- Клара, это кажется, телефон?
«Да! Черт бы его побрал, – инквизиторская техника!» - мысленно вы-ругалась я, а вслух очаровательно пискнула:
- Бегу, бегу! Алло!
- Клара Петровна, здравствуйте! – Мне показалось, что Ниночка обра-довано чмокнула трубку стационарного телефона.
- Добрый день, Ниночка, – как можно вежливее поздоровалась я.
- Мы Вас совсем заждались. Шеф, то есть, Главный… Вобщем, он при-казал без Вас не начинать.
- Что не начинать? Вы о чем, Нинель?
- Как? Питерсон…
«Точно! Похороны. Вот незадача. Ладно, обойдутся как-нибудь без ме-ня. В конце концов, я не главная плакальщица учреждения».
- И дальше?
- Главный велел не начинать… - девушка растерянно замолчала.
- Ниночка, объясните же толком, что не начинать? Вынос тела? Погре-бение? Банкет?
- Он не хочет без Вас… того… - бедная секретарша была готова рас-плакаться.
- Питерсон отказывается погребаться без меня? Кошмар! Он так и ска-зал: «Отказываюсь быть закопанным без Захаровой?».
- А? Клара Петровна, Вы здоровы?
- Сейчас проверю. Ага, вот, нашла! Цитирую медицинский приговор: «… маниакально-депрессивный психоз у акцентированной личности с резко выраженным синдромом Мольера», или Бельера? Или Мюллера? Фу, ты, ну ты, почерк неразборчивый. Вы не знаете, Ниночка, как правильно звучит психиатрический диагноз – Мольера или Мюллера?
- Простите, Клара Петровна, я,... я тороплюсь. Выздоравливайте!
- Нина Арнольдовна... – трубка зычно ответила короткими гудками.
- Форменное безобразие! Вы слышали? Шуток не понимает! Завтра эта сопливая идиотка добросовестно растрезвонит по всем отделам о моём психическом недуге. Прямо новая модель автомобильного тормоза, достой-ная государственного патента!
- Или наоборот? Клара Петровна Захарова, единственная женщина в НГИУ, которую до глубины души потрясла безвременная кончина руково-дящего сотрудника!
- Скорее, до помутнения рассудка. Вы читаете мой некролог?
- Некролога не будет...
Чувственные губы мужчины оказались в преступной близости. Горячее дыханье песчаного суховея разбудило мирно спящий Везувий. Его холодное каменное тело прошила огненная судорога непреодолимого желания. В могучем чреве просыпающегося гиганта закипала и плавилась сладостраст-ная магма. Бурлящие потоки огнедышащей лавы взбесившейся рекой устре-мились вверх по кровеносным сосудам, превращая серые мозговые клетки в безвольное аморфное вещество. Вопреки здравому смыслу, непредусмотрен-ное действие опередило логически допустимую мысль. Озябший подснежник трепетно вздрогнул, расправил худенькие лепестки и потянулся ссохшимся тельцем к жарким рукам вожделенного солнца.
Липкий язык техническим скотчем приклеился к наждачной поверхно-сти мягкого нёба. Вот он, долгожданный освежающий поцелуй, спаситель-ный глоток целебного бальзама для изнурённого путника, нежный оазис в раскалённой пустыне человеческих страстей. Но,... в нём нет блаженства,... нет ласки... Только неземная усталость,... только боль,... только тоска...
- Карл? – Я как будто невольно заглянула в секретные коридоры чужой души.
- Всё в порядке, милая. Всё хорошо.
- Ну,... так и ладно,... раз хорошо. – Я старалась подавить стыдливую неловкость. «Совсем ополоумела, бесстыжая! На первого встречного мужика кидаешься, аки блудливая хавронья!» - преобразовавшись в Лёльку Наташу, брезгливо сплюнуло моё второе честолюбивое я.
- Спасибо тебе за всё, Клара, мне пора. Будь осторожна.
Я получила второй, братско-дружеский поцелуй, от самого лучшего на свете мужчины.
Отчаянье? Злость? Ненависть? Горе? Какими эпитетами можно обозна-чить душевное состояние отвергнутой женщины? Да, да, именно отвергну-той, а не брошенной или забытой! ОН поцеловал меня как сестру! Как милую, добрую, хорошую, но сестру! Я для него не женщина. В чем причи-на? В ком - во мне, в нём? Ответ напрашивался сам по себе: я всего лишь гипотетический объект научно – исследовательской программы его засекре-ченной деятельности. Некий параграф женского рода с гипертрофированной манией преследования. Как однажды заметил добропорядочный Зигмунд Фрейд, психотерапевт не имеет права вступать в любовную связь со своими пациентами. «Ну, ладно, гражданин Фрейд, я Вам покажу, где раки зимуют!» - почему-то всё тяжкое бремя за несовершенный поступок ложилось на давно усопшую голову великого ученого.
- Немедленно выхожу замуж за первого встречного! А вот и он!
В дверь настойчиво позвонили.
- Кто там? – замогильным голосом поинтересовался новенький домо-фон.
- Это я, Клара, Чижов. – Ответил динамик голосом моего коллеги м.н.с. Чижова.
- Ты в этом уверен?
Я не была сумасшедшей, просто вопрос об авторизации личности ноч-ного пришельца так и остался не раскрытым.
- То есть? Ну, да,... Клара, перестань дурачиться, открывай!
- Зачем? Я тебя разве приглашала?
- Нет, но... ты, что, действительно того, свихнулась?
- Мяу, мяу, кто на крыше? У дверей? И кто-то выше? – полуидиотским дискантом пропищала я.
- Послушайте, уважаемая! Мне нужна Клара Петровна Захарова по очень важному делу, и если она в настоящее время отсутствует, так и скажи-те. Нечего передо мной комедию ломать. Я не намерен...
- Хорош митинговать, Петрик, заходи, - я нажала кнопку допуска, - и вытирай ноги в прихожей, ритор самоучка.
- Ну, ты даёшь, Захарова! – вместо приветствия забубнил Чижов, - Главный рвёт и мечет! На похороны не явилась, Ёлкину перепугала до смерти. Она, бедная, после разговора с тобой даже заикаться начала. Между прочим, Осадчих какому-то светиле психиатрических наук звонил, консуль-тировался по поводу твоего Мольера – Мюллера. Улавливаешь? Тоже мне, бухгалтер Берлага нашлась.
- Петюня, я же не виновата в том, что у Ниночки Ёлкиной столь высо-кий уровень интеллекта и достаточно широкий кругозор познания. – Я равнодушно пожала плечами.
- Это ты главному объясни!
- А, нака, вот, выкуси! – Мастерски сложенный кукиш вульгарно ткнулся в картофелеобразный нос опешившего Чижова, - Пусть Ваша Нина Арнольдовна объясняет где, и по какой рыночной стоимости она приобрела красный диплом о Высшем образовании. И заметь, гуманитарный диплом! Профессорша хренова!
- Ты, Захарова, красивая баба, но уличный сленг тебе не лицу.
- Смотри ка, ценитель прекрасного, филолог – миссионер! Говори, чего приперся?!!!
- Кофейком не угостишь? – Примирительно улыбнулся Чижов.
- Обойдешься, здесь не кофейня! – Зло огрызнулась я и отправилась варить кофе.
Между мною и младшим научным сотрудником Чижовым с самого первого дня его появления в нашем НГИУ установились рабоче-дружеские отношения. Я искренне уважала природную честность и ослиную твёрдость незаурядного характера Петра Константиновича. Он был одним из тех немногих людей, о которых говорят: «я бы с ним хоть в разведку, хоть на бал». Рыжий, лопоухий, смешной Чижов отлично знал цену скоропалитель-ным решениям и неискренним обещаниям.
- Тебе с сахаром или без?
- С сахарином, пожалуйста. У меня Кремлёвская диета.
- Мышьяк добавлять?
- Лучше цианид – быстро, качественно и надёжно.
Я сунула в руки м.н.с. его любимую керамическую чашку с пиратским логотипом «Нескафе классик» и вежливо пожелала:
- На, подавись, зануда!
- Захарова, у тебя какие соображения относительно надвигающихся пе-ремен в родном учреждении? – пропустив мимо ушей грубо состряпанную молитву «О здравии», поинтересовался Чижов.
- Без понятия. Ты о кресле Питерсона?
Мужчина согласно кивнул.
- Скорее всего, Маточкина усадят. Это кресло состряпано аккурат по его толстой заднице.
- Главный тебя пророчит.
- Врёшь!
- Больно надо. Сам слышал на похоронах. Кстати, это он меня к тебе заслал в качестве дружеского лазутчика.
- Ах ты, подлый диверсант! – я немедленно треснула Чижова по затыл-ку увесистой диванной подушкой.
- Хорош драться, ненормальная! – Истерически заорал м.н.с. – Я же с добрыми намерениями! Главный велел узнать, как твоё драгоценное само-чувствие. Потянешь кафедру?
- У меня ведь только пока кандидатский минимум?
- Главный прикажет – будет максимум.
Мы помолчали.
- Слушай, а ты чего затаилась? Вопросы дурацкие задаёшь, мяукаешь как шизофреничка, что-то не так?
- Не так. Всё не так.
- Расскажешь?
- В другой раз Петюня, хорошо? Я пока не готова к публичным высту-плениям.
- В другой, так в другой. Ладно, Захарова, спасибо за кофе, я пойду. Звони, если что.
- Спасибо Петрик!
XIV.
Я лежала на широкой кровати и задумчиво смотрела в потолок. Бледно голубой светильник привычно разбрасывал успокаивающие волны сонливой неги в тёмные закоулки уютной комнаты. «Я люблю Карла? Глупости. Что есть любовь? Магнетическое свойство однополярной души притягивать разнообразные одушевлённые предметы отличного пола с целью выявления форматного идеала? Нет, скорее обоюдосогласное желание к воспроизведе-нию себе подобных индивидов».
Лощеная свежесть атласной простыни исчезла, уступив место цвету-щему ковру. Я нежно погладила зелёную шелковистость податливой муравы и осмотрелась вокруг. Меня окружала диковинная растительность, явно не принадлежавшая местному ботаническому саду. Изобилие тропических фруктов и крупнокалиберных ягод невольно вызывало усиленное слюноот-деление. Неземная красота сказочной природы поразила бы даже самое убогое воображение. Здесь было всё: и шикарные раскидистые деревья, и длинные перламутровые лианы, и волшебные цветики-семицветики, малень-кие исполнители тайных желаний.
На ослепительно бирюзовом небосводе весело играло золотыми лучами в меру горячее солнце.
На мне из всей одежды присутствовала только бронзовая от загара ко-жа. Странно, но я не испытывала какого-то ни было чувства стыда или досадной неловкости. Напротив, мой разум отказывался воспринимать подобные атрибуты греховного человечества, как жизненно важную необхо-димость.
Краем глаза я заметила, как одна из висящих лиан плавно зашевели-лась, и мягкое дуновение тёплого ветра донесло до моего обострённого слуха чьи-то приглушенные слова:
- Отдохнула-а-а-а...
- Да, спасибо, - ответила я невидимому собеседнику.
- Иди за мной.
- Куда?
- Увидишь сама.
Ориентируясь в основном на еле уловимое движение листвы, я напра-вилась в самую глушь чудесного сада.
- Мы пришли. Как называется сие великолепное дерево?
- По-моему, яблоня.
- Верно. Ты должна отведать её спелый плод.
- А? Да? Но, я... я не могу.
- Почему?
- Не знаю,... не помню...
- Потому, что умрешь?
- Да! Конечно! Правильно! Я погибну от его ядовитой мякоти.
- Глупости. Вкусив сей запретный фрукт, ты познаешь таинства бытия. Ты увидишь добро, и увидишь зло. Ты станешь первой и единственной женщиной на земле. И свершится пророчество!
- Извините, конечно, но я не хочу...
- На, держи!
Мне на ладони упал ярко красный шар с восхитительным ароматом.
- Гляди, какой наливной свежестью алеют его бока! Как соблазнитель-на его сладко-сочная плоть! Выпей же без остатка этот божественный нектар великого познания!
Я в нерешительности разглядывала странное яблоко.
- Ты по прежнему сомневаешься? Тогда оглядись вокруг! Видишь, как заманчива бездна истинного сладострастия; как пленителен океан вожделен-ной чувственности; как волшебны облака долгожданного наслаждения?!!!
Но я увидела другое. Я увидела сгорбленную старуху, топот ножки ко-торой уже не вызовет былого землетрясения в рядах безбородых юнцов. Я увидела трухлявую избу среди корявых, обгоревших лесов. Я увидела свой конечный пункт назначения, а там – неминуемое одиночество: тоскливое, безбрежное, бескрайнее одиночество...
Словно ядовитую кобру, отшвырнула я от себя грешное создание чис-той природы.
- Берегись, несчастная! Твоё яблоко еще найдет тебя! – Злобный шепот перерос в грозовые раскаты. – Бе-р-е-г-и-с-ь!... И-и-и-сь! И-и-и...
Смертельный торнадо с неистовой силой обрушился на райский уго-лок. Мимо пролетали вырванные с корнем деревья, обезображенные дья-вольскою рукой цветы. Кровавыми пятнами распласталась по траве некогда спелая ягода. Остро отточенные когти в приступе дикого безумства яростно кромсали нежное тело земли.
Под моими ногами росла и увеличивалась огромная зияющая пропасть. Я что есть мочи оттолкнулась, прыгнула и благополучно полетела в черную пасть адского жерла.
- А-а-а-а-а!!! По-мо-ги-те-е-е!!! – страшно кричала я, усиленно колотя руками по мягкой набивке подушки. – Спа-си-те-е-е-е!!!
Наконец до моего воспаленного сознания долетели сигналы, посылае-мые гремящим настольным будильником. Я ошалело уставилась на глупо подпрыгивающие часы. Что? Сон? Это был всего лишь сон? Обычный ночной кошмар? Не-е-ет, не правда! Или... о, господи! Приснится же такое!
Я утёрла бумажной салфеткой липкие капли холодной испарины. «Да, госпожа Захарова, твоё душевное состояние находится на грани истеричного срыва!». О выходе на работу в ближайшее время не могло быть и речи. Я нехотя позвонила Главному и, выслушав длинную тираду относительно моего пошатнувшегося здоровья и бесконечного аврала научно-умственного производства, заполучила таки «декретный» отпуск.
Решение поделиться с единственной подругой насущными обстоятель-ствами пришло как-то само по себе. Я быстро накинула серую замшевую дублёнку, натянула высокие модные сапоги, обвязала шею тёплым мягким шарфом и двинулась на свидание в артсалон «Версаль».
- Вам назначено? – равнодушно поинтересовался строгий дворецкий.
- Мне всегда назначено. Доложите мадам Жанье, что пришла госпожа Захарова.
Мужчина с нескрываемым любопытством разглядывал уникальную зимнюю композицию моего делового наряда из серии «Школьница-переросток».
- Что-то не так? – Я окончательно разозлилась. – Желаете увидеть кол-лекционные бирки от фирмы-производителя? Напрасно утруждаетесь, голубчик – их нет! Так Вы доложите обо мне её высочеству, или я это долж-на сделать за Вас?
Через пару минут я гордо восседала в мягком кожаном кресле у мадам Белохвостовой, вызывая скрытую зависть у ожидающих аудиенции посети-телей.
- Бездельничаешь? – скромно полюбопытствовала как всегда ослепи-тельная Танька.
- Пока в декретном отпуске. А дальше будет видно.
- В каком отпуске? Ты совсем?... – подруга красноречиво покрутила указательным пальцем в районе виска.
- Многие так считают. Короче, есть разговор, но не для ваших салон-ных ушей. Ты как?
- Всегда пожалуйста! Куда поедем? Ко мне?
- Давай махнём на нейтральную территорию. Скажем, к Петрику на да-чу?
- Фи-и-и, - Танька брезгливо наморщила остренький носик, - у твоего Петрика не дача, а сущий хлев. Мы что, едем на внеплановый субботник?
- Да при чем здесь гигиенический комфорт? – Справедливо возмути-лась я, - Говорю же, надо поговорить без свидетелей!
- Тогда поехали на мою фазенду...
- Ага, у тебя там как раз целая рота охраны и батальон прислуги. Ниче-го не скажешь - идеальная обстановка для задушевной беседы.
- Кларисса, признайся, ты хочешь раскрыть мне важную государствен-ную тайну? Это очень опасно?
- Сдрейфила?
- Не дождешься! Валяй, звони своему любимому Петрику.
Если не принимать во внимание сложный переход «Суворова через Альпы», в смысле, прокладывания нами человеческой тропы средь грязных равнин Петриковских владений и двухчасовые старания оживить застывшую скорбным изваянием чумазую русскую печь, то можно сказать, что туристи-ческая прогулка удалась.
- Ф-у-у-у, неужели горит? – я в изнеможении опустилась на хаотично разбросанные запасы берёзового топлива.
- Ещё бы, ты одного бензина, наверное, цистерны три вылила! - язви-тельно заметила Танька.
- Ну, во-первых, не три, а всего лишь маленькую кастрюльку. А во-вторых, прекрати ерничать и разбирай авоськи. У меня физический труд всегда вызывает первобытный инстинкт голодного динозавра.
- Чего желаете? Шашлык? Курицу-гриль? Шпикачи на решетке? Или ограничимся сухим доп. пайком?
- В чугунке вода сейчас закипит – отварим пельменей. Можно выдол-бить с грядки законсервированный укроп. Где-то за домом находится поми-дорная теплица. Зная природную рассеянность моего друга Чижова, даю рубь за сто, что в теплице ещё остались несобранные плоды.
- Прямо как бомжи, ей богу! Разве нельзя было поговорить в нормаль-ных, комфортабельных условиях? – Таньке претил скромный крестьянский быт младшего научного сотрудника.
- Нельзя! – Грозно отрезала я. – Не нравиться - можешь катиться об-ратно к своему комфорту!
- Не могу, - притворно всхлипнула Танька, - я Стасика до завтра отпус-тила.
Теперь пришла моя очередь удивляться:
- Как до завтра? Хочешь сказать, мы должны провести в этой халупе целую ночь? Вот так, оторванные от мира, от прелестей цивилизации?
- По-моему, кто-то не далее, как минут пять назад, горячо ратовал за процветание убого-крестьянского быта? И этот приверженец спартанского образа жизни дал четкую формулировку моему преступному снобизму.
- Так, стоп! Расставим все точки над «и». Я не отрицаю жестокую кри-тику Ваших «мещанских» привычек, но насчет – «переночевать» мы с тобой не договаривались.
- Насчет археологических раскопок замороженных даров чужого ого-роднического хозяйства мы тоже не договаривались! – Танька была неумо-лима.
- Мы же околеем тут до утра... – я привела последний запасной аргу-мент в пользу «добровольной самоликвидации».
- Не околеем. Ты вон туда посмотри! – Доминик Белохвостова целеуст-ремлённо ткнула меня лбом в запотевшее стекло. – Видишь строение или нет?
- Что, по-твоему, деревянный сортир имеет размеры швейной иголки? Конечно, вижу! Мы будем жечь ЕГО?
- Поясняю особо одарённым: сразу возле сортира находятся древние развалины чижовской углярки. Там запасов топлива, хоть лопатой греби. Мы сейчас отыщем подходящие ёмкости и натаскаем в дом каменное горючее. Усекла?
- Усечь, то я усекла, но как быть с талантом истопника?
- Жить захочешь – освоишь смежную профессию. И потом, что тебя беспокоит? Огонь давно горит. В избушке на курьих ножках меняются климатические условия. Тёплый антициклон движется от разогревшейся печки в сторону бедняцких апартаментов.
- Танька, честное слово, не смешно! Ты открыла задвижку? Нет? А по-чему?
- Жар выдует.
- Хорошо, но в противном случае, в доме скопится угарный газ, и мы благополучно задохнёмся.
- А ты дыши жабрами!
- !!!
- Ладно, фобийная личность, поскучай немного, я скоро вернусь.
- Ты куда?
- К соседям. Я тут намедни заприметила славный кирпичный домик с приятным дымком над трубой. Схожу за бесплатной консультацией ведуще-го специалиста в области печного искусства. - Танька гордо удалилась.
Расхристанная бревенчатая избушка младшего научного сотрудника Чижова аккуратно погрузилась в зловещую тишину. По мере обострения чувствительности слуховых рецепторов манная каша гнетущего безмолвия наполнялась отборным изюмом подозрительных шорохов и звуков. Невиди-мый убийца крадучись пробирался по захламлённым коридорам Петюниной дачи что бы совершить своё грязное дело! Я спинным мозгом чувствовала аморальное возбуждение этого таинственного гада, зрила внутренним глазом крепко зажатый в костлявых пальцах одноразовый шприц с лошадиной дозой сердечного препарата. Незначительный укол ядовитой иглы и вот она – острая сердечная недостаточность! Рука сама потянулась к лежащей побли-зости увесистой кочерге. Резкий выпад! Удар! Обшарпанные половицы возмущенно загудели, а испуганная бродячая собака лишайной пробкой вылетела на улицу. Скорее всего, Танька, отправляясь на лекцию, не плотно закрыла рассохшуюся дверь.
Панический страх гнилыми зубами вцепился в тестообразные нервы (некогда прочное волокно стальных канатов давно трансформировалось в позорную опару). Я утёрла грязной рукой злые слёзы обиды и вернулась обратно к насущим хозяйственным делам.
- Скучаешь, подруга? Чего надулась как филин? – Танька интригующе покрутила в руках объемный газетный сверток, источающий волшебные ароматы. – Угадай, что я принесла?
- Можно помощь зала? Или звонок другу?
- Не-а, нельзя!
- А 50 на 50?
- Вы слабое звено, прощайте!
- Хорошо, я выбираю приз. Приз в студию!
- По сути, ты близка к отгадке. В черном ящике, действительно приз. Приз от добрейшего соседа Егора Васильевича для синьора Робинзона и его Пятницы. Дивись, несчастная аборигенка из племени «Беглые самураи»! – Танька торжественно вывалила на стол остропахнущее содержимое газетной упаковки.- Ну?!!!
- Фантастика! Я сейчас захлебнусь голодной слюной.
- Тогда за дело!
Сердобольный Егор Васильевич одарил странствующих дев внуши-тельным куском настоящего украинского сала с чесночком и мясными прослойками, шершавыми малосольными огурчиками собственного консер-вирования, наливными шарами крутобоких помидор и мешочком с хрустя-щей квашеной капустой. Разместив по тарелкам божественные дары, я поставила на стол миску с горячими дымящимися пельменями.
- Ой, Кларка! Про виски то мы забыли!
- Эх, ты – буржуйка! Кто же пьёт виски по такую закуску? – Я достала из сенного шкафа-холодильника запотевшую бутылку водки. – Особо реко-мендую для утонченных француженок: наша русская, родная!
- Чижовская заначка?
- Шутишь? Личное приобретение в районном супермаркете. Короче, давай стакан.
Мы выпили. Танька ловко подцепила трезубой вилкой прозрачный ломтик душистого сала:
- Браво, Кларисса! Надо почаще сбегать от милых прелестей городской цивилизации к истокам русско-крестьянского быта.
- М-м-м-м... – охотно согласилась я неприлично набитым ртом.
- Огурчики то, какие – пупырчатые ядрёные! Знаешь, Кларка, я, пожа-луй, весной разрушу к ёлкиной бабушке экзотический цветник и займусь практическим огородничеством.
- Ты? Не смеши мои уши. Картина Репина: «Мадам Доминик Дюбуа Жанье кверху воронкой на огуречной плантации в пляжном ансамбле от Кристиан Диор».
- Почему сразу я?
- А кто? Я?
- Фи, примитивщица! Для чего по-твоему, я плачу такие бешеные день-ги садовнику?
- Что бы он стоял кверху воронкой?
- Приблизительно так.
- Эксплуататорша!
- Неправда! В экономически развитых странах это называется – чест-ный работодатель!
- Так то в экономически развитых...
После двух рюмок огненной воды серый невзрачный мир приобрёл не-сколько иную окраску. Я с наслаждением хлюпнула сочной мякотью остро-перечного томата и весело процитировала первые строки давно забытого четверостишья:
- Жизнь особенно прекрасна в её последние часы!
- Ты опять за своё? – Грозно прорычала рассерженная Танька. – Лучше поведай мне ту страшную государственную тайну, ради которой мы, совер-шив почти кругосветное путешествие, вынуждены скрываться на конспира-тивной даче?
- А ты предпочитаешь узнавать государственные тайны в менее интим-ной обстановке?
- Я предпочитаю вообще не связываться с политикой. Как гласит на-родная мудрость: «Меньше знаешь – дольше проживёшь»! Но для тебя лично я сделаю исключение. Давай, выкладывай секретную информацию общего-сударственного масштаба.
- Масштаб, скорее всего – общегородской или даже личный. Понима-ешь, Татьяна, меня хотят убить или... довести до сумасшествия. Вот.
- Что-о-о-о? – Танька поперхнулась скользким кусочком украинской народной гордости. – Что ты сказала? С ума сошла?
- Пока ещё нет, но скоро это случится.
- Ничего не понимаю. Ты куда-нибудь влезла? Стала опасным свидете-лем тяжкого преступления? Украла стратегически важную тайну?
- Никуда я не влезала. Жила себе, да жила и на тебе – приехали.- Я во второй раз пересказала опешившей подруге интригующее начало незакон-ченного детективного произведения. – Нравится? Есть другие соображения?
- Наливай! – вместо ответа приказала Белохвостова.
- Выпьем за будущий упокой грешной души Клары Захаровой?
- Дура! – неэтично выругалась французская мадам. – Может, ещё по-звонишь маньяку, предложишь себя в качестве добровольной жертвы?
- Исключено.
- А что так?
- Личность подозреваемого не установлена. - Я проглотила терпкий во-дочный комок. – Мистер – невидимка!
- Брось, Захарова. Паника не лучший способ устранения неприятно-стей. Тут надо подумать.
- Ага, давай подумаем. А пока мы будем с тобой думать – устранят ме-ня!
- Да за какие заслуги тебя устранять?!!!
- Не знаю!!! За преданность Отечеству, за обет безбрачия, за Древний Египет, наконец!
- При чем здесь Египет? – Вежливо удивилась Танька.
- Диссертацию я пишу на тему: «Древний Египет», вернее, писала.
- А-а-а... Обнаружила сокровища пирамиды Хеопса и не поделилась с товарищами по партии? Возьми себя в руки, истеричка и запомни: нет безвыходных ситуаций. Есть нежелание искать выход.
- Хорошо, я накануне подумаю об этом.
- Ты будешь думать сейчас, здесь и со мной! Вот, гляди, - подруга вы-тащила из «крокодилового ридикюля» пухлый томик любимого ежедневни-ка, оторвала чистый листок с пометкой «для записей» и нарисовала «пьяный» квадрат. – Сюда мы отнесём группу сослуживцев, так или иначе вступавших с тобой в рабочий контакт.
Чуть поодаль от первого Танька старательно вывела второй такой же квадрат:
- Здесь мы разместим субъектов общехозяйственной деятельности. Проще говоря – неблизких знакомых.
- Можно поподробнее?
- Легко! – Танька картинно взмахнула глеевой ручкой. – К «неблизким знакомым» относятся: соседи, однокурсники, продавцы, кассиры, почтальо-ны, ресторанные халдеи и прочая мелкая шушера. Одним словом, те, кто знает Клару Захарову в лицо. А вот третья группа... – мадам Доминик изобра-зила на оставшемся свободном пространстве клетчатого листа «травмиро-ванный» овал, - это очень, очень, очень близкие друзья, практически, родст-венники.
- Ты говоришь о себе?
- Естественно. Или есть кто-то ещё?
- Или...
- Ответ неверный! Но... погоди, ка... ты хочешь сказать...? Захарова! Кайся немедленно! Кто он?
- Человек, разумеется. Давай потом, ладно? Черти дальше свою схему.
- Не могу, видишь, я пишу: « № 1. - Татьяна Белохвостова. № 2. - ?».
- Господин икс. Устраивает?
- Скажи хотя бы имя.
- Карл.
- Не смешно. Не хочешь говорить – не надо! – Танька обиженно надула пухлые губки.
- Но его, правда, зовут Карл!
- Пусть будет Карл. Ладно, хоть не Мефодий. А здесь располагаешься ты. Что получается?
Я заинтересованно уставилась на схематически – графическое изобра-жение «Шекспировской трагедии». В центре листа пристроилось убогое хмурое чудовище с длинными торчащими палками вместо рук и ног, от которого в разные стороны расползались парализованные змеи. Скорее всего, несчастные гады решили провести остаток своей бесполезной жизни в кривых геометрических фигурах.
- Да-а-а..., художник из тебя «аховый». Это портрет свирепой барабаш-ки или несчастной марамойки?
- Фотография живой покойницы. Кларисса, прекращай ёрничать. На карту поставлено твое душевное благополучие. Не будем говорить о худшем.
- Да, конечно, уважаемая мисс Марпл. Меня беспокоит исключительно техническая сторона Вашей наскальной живописи: «Что теперь делать?»
- Общаться: много, плодотворно и целеустремлённо, что бы вывести на чистую воду хитроумную бестию.
- Общаться путём проведения социологического опроса местного насе-ления с целью выяснения щепетильного факта – «А не ты ли убийца?». Может быть мне лучше сразу воспользоваться психологическим тестом – опросником для законченных душегубов? Танька, 16 часов в сутки я беседую со всевозможными людьми на разнообразную тематику, и ни разу не уловила даже малейшего намёка на скрытую враждебность со стороны оппонента.
- Не уловила потому, что не хотела этого делать. Признайся, только че-стно, как часто ты смотришь в глаза продавцу или кассиру, обслуживающему твою невзрачную персону? Или сколько раз тебе становилось не по себе от холодного взгляда завистливых коллег? А когда, принарядившись в коллек-ционные шмотки (пусть даже Китайского производства), Клара Захарова выглядит не на одну тысячу баксов, приходило ли её в голову, что кроме чувства восхищенного благоговения «светское» общество страдает тяжелой формой молчаливой ненависти? Что для кого-то божественная красота Афродиты страшнее отравленного кинжала?
- Ну-у-у, ты загнула, подруга!
- В отличие от тебя, я гляжу на местное население трезвыми глазами и реально оцениваю их скрытые возможности. Кларисса, постарайся найти шакала в твоём окружении. Для начала, разложи по полочкам все свои головокружительные взлёты и падения, вернее, отследи атипичную реакцию некоторых знакомых на вышеуказанное действие. Я уверена, далеко не каждый плакал и радовался вместе с тобой.
- А потом? Что потом?
- Пока точно не знаю. По крайней, мере, стан потенциальных врагов хотя бы как-то обозначится. Исходя из того, насколько результативным окажется первый шаг, мы наметим стратегический план действий для второ-го шага. И вот ещё что, поживи пока у меня. Без обсуждения! – Танька закрыла ухоженной ладонью мой, протестующее раскрывшийся было рот. – Вынужденная мера безопасности – только и всего.
- А что скажет или подумает господин Жанье?
- Господин Жанье ничего не скажет. Его коммерсантское величество отбыло на три месяца в любимый Париж по служебным делам.
- Понятно... – я длинно зевнула, - может, вздремнём? Глаза прямо сли-паются.
- Разумеется вздремнём, но после того, когда ты исповедуешься.
- В смысле?
- Расскажешь правду и ещё раз правду о мужчине со странным именем Карл.
- Ах, Карл... Карл..., Мужчина... обычный... в пальто и брюках. Краси-вый... очень красивый... безумно красивый. Что? Нет, мы виделись два раза... всего два... Хочу ли я видеться чаще? О! Не то слово! Мечтаю... жду... Карл... милый... добрый... Какие у тебя нежные губы... А эти волнующие пряди шелковистых волос... Я познакомлю тебя с Танькой. Она хорошая, вот увидишь... Танька, ты где? Куда ты исчезла? Где я?
Я сидела на грязном обшарпанном полу, брезгливо застеленном трух-лявой соломой. Помещение скорее напоминало угаженный хлев, чем милую Петюнину дачу. В грубо выдолбленную амбразуру «коровьей ночлежки» с трудом пробивался заблудившийся лунный свет. Меня поразила невероятная убогость собственного одеяния. Оно чем-то напоминало драное рубище средневековой жертвы, отправленной на костёр бушующей инквизиции. Более того, у меня на коленях мирно покоился чей-то новорожденный младенец, кое-как обёрнутый грубым линялым полотном. Хотя, сказать, что этот покой был мирным, я бы не решилась: нежные детские щёчки ярко горели нездоровым румянцем, а скрюченное тельце бил лихорадочный озноб. Я крепко прижала к себе несчастного малыша: «Господи, люди, помогите! Люди!». Липкий смрад заброшенного коровника ответил равнодушным молчанием. Вдруг ребёнок судорожно дёрнулся, громко застонал, выгнулся страшной дугой и затих. Крохотные пальчики в предсмертной агонии си-нюшными щупальцами уцепились за первое и последнее рваное тряпьё несостоявшегося человека. Маленькое сердце навсегда остановилось. Душа безвинного младенца воспарила на небеса.
Я застыла, подобно могильному изваянию, не в силах реально принять весь горький смысл произошедшей трагедии. «Несчастный мальчик (ребёнок оказался мужского пола), как мало ты пожил на этом свете! Ублюдки – родители кинули тебя, словно паршивого щенка, умирать в грязном сарае! Бросили одного, такого маленького и беззащитного!». Вдруг я почувствовала осторожные толчки слабого пульса. «Жив!» - мимолётная догадка тут же обрела форму счастливой уверенности – «Конечно жив!». Домотканый холст медленно зашевелился.
- Подожди, моя крошка, я тебе сейчас помогу! – окрылённая счастли-вым поворотом событий, я быстренько распеленала воскресшего малыша и уже хотела в приливе нахлынувшей эйфории расцеловать чудное детское личико...
Младенец повернул голову и... на меня уставились два чёрных пронзи-тельных глаза, величиной с грецкий орех каждый. Тонкие губы ребёнка злобно расплылись в страшной улыбке, обнажив длинные кривые зубы. Некогда бархатная кожа значительно посерела и покрылась отвратительной жесткой щетиной.
- Почему ты отказалась родить меня, мама? Почему? Я не так хорош, как ты? – чудовище угрожающе выставило крючковатый палец с желтым загнутым ногтем. – Я проучу тебя, несговорчивая тварь!
И с этими словами мерзкое порождение ада отрыгнуло мне прямо в ли-цо вонючую скользкую жижу.
- А-а-а-а! Помоги-и-и-те-е-е! А-а-а-а! – мой дикий вопль на время за-глушил дьявольский хохот отвратительного монстра.
- Не ори, дура! Всё равно тебя здесь никто не услышит – эхом отозва-лось змеиное шипение младенца.
Я увидела, как длинные пальцы-щупальца чудовища извиваясь и под-рагивая медленно потянулись к моей шее.
- Господи, да кто ты такой?!!! Убирайся прочь!!!
Я что есть силы отшвырнула поганого аспида. Видимо, не ожидая от меня такой прыти, псевдоребёнок конвульсивно дёрнулся, и подобно коровь-ему экскрименту, смачно шлёпнулся в дальний угол сарая.
- Люди! Кто-нибудь! Выпустите меня! А-а-а! – я дико кричала, ощущая спинным мозгом приближающийся конец. Вот уже костлявые пальцы монст-ра бульдожьей хваткой вцепились мне в плечо... И затрясли... затрясли... затрясли...
- Клара! Клара, очнись! Клара! Ты меня слышишь, Клара?!!!
- Не надо... я не хочу-у-у!
- Да, очнись же ты, наконец!!!
Я открыла глаза. Где-то далеко, в уплывающем тумане дико хохотал нерождённый ребёнок.
- Ты в порядке? Приснился кошмар? Ладно, погоди...
Я очнулась только когда огненная жидкость, именуемая в народе вод-ка, перехватила дыхание.
- Ты чего? Совсем сдурела? – обливаясь слезами и закашливаясь про-сипела я.
- А ты чего так орёшь? Мёртвого испугаешь! – Танька обиженно под-жала красивые губы.
- Я... кричала?
- Нет, пела вечернюю молитву.
- Серьезно, Танька...
- Во, баба даёт! – искренне восхитилась подруга. – Сначала орёт, как недорезанный баран, а потом спрашивает – не страдаю ли я слуховыми галлюцинациями. Отвечаю – со слухом у меня всё в порядке в отличии от некоторых.
- Танька! Я должна тебе кое-что сказать. Обещай молчать, как рыба!
- Ещё одна государственная тайна? Даю подписку о неразглашении.
- Я думаю, нет, я уверена – это не простое убийство на почве ревности или банальной зависти. В основе каждого из них проскальзывает мистиче-ская направленность. Понимаешь о чем я?
- Если честно, то не очень... Хочешь сказть, за тобой гоняется средне-вековое привидение или воины Анубиса?
- Меня преследует одно видение...
- Твой ночной кошмар?
- Не совсем... В смысле, это не простой кошмар. Он имеет определён-ное значение. Я пока точно не могу сказать какое... Но должно свершиться что-то ужасное... Я чувствую... Мир развернётся в сторону зла.
- Так это общеизвестный факт! Ученые давно приготовились встречать заблудившийся апокалипсис. Кажется, дата его наступления приходилась на 2001 год?
- Не то, Доминик - Танька, не то... Я говорю о библейском пророчестве.
- А я о каком? О научном? И вообще, ты пока ничего не сказала. Хотя, если учесть в твоём рассказе яркие моменты животного страха... Короче, подруга, исповедуйся как нормальный человек, а не как героиня американ-ского триллера! Тоже мне, оракул нашелся – пророчество, силы зла!
- Да я пытаюсь объяснить...
- Не надо пытаться. Просто возьми и перескажи свой сон. Хорошо? Как в начальной школе: картинка – пересказ, картинка – пересказ.
- Ладно, попробую.
Содрогаясь и икая от страха, я нарисовала Таньке жуткую картину бе-зумных видений.
- Ну, что скажешь?
- У тебя больная фантазия и воспалённые нервы. Это ж надо такое при-думать! Так запугать саму себя! – Танька картинно всплеснула руками. – Тебе, что, больше делать нечего? Решила психику пощекотать? Вспомнила сопливое детство?
- А при чем здесь детство?
- Ну как же, вы разве не запирались с друзьями в тёмном чулане или кладовке? Когда один замогильным голосом рассказывал о «чёрной, черной комнате с чёрным, чёрным гробом и черном, черном покойнике...», а другие, обливаясь холодным потом, мучительно старались не глядеть в коварную темноту. Потому что каждый из вас доподлинно знал – стоит только на секундочку приоткрыть глаза и рядом обязательно возникнет синюшный покойник с оскаленными зубами. А, потом, знаешь..., - Доминик – Танька покрутила в руках листок бумаги со схематическим планом разоблачения преступника, - неизвестный маньяк, скорее, защищает тебя... Во всех трёх случаях жертвой становишься не ты, а твои обидчики. Заметила? Мне только сейчас пришло в голову...
- Заметила, и что с того? – я раздраженно фыркнула, - Мне лично дей-ствия маньяка понятны, как белый день. Он хочет расправиться со мной сам, своими руками. Своими, а не чужими! Видимо у него в запасе есть какой-то особо извращённый способ убийства.
- Например, психологическая атака в виде гипноза на расстоянии.
- Может и так!
- Хорошо, если не помогает разум, воспользуемся действием. Завтра мы улетаем в Швейцарию, не горнолыжный курорт!
- Спасибо тебе, девушка! – я встала и низко поклонилась. – За доброту твою спасибо и за внимание. Значит, если меня пока ещё не убили дома, то на горнолыжной трассе я уж наверняка сверну себе шею. Вот, спасибо, удружила!
- Ты чокнутая, Кларисса! – Танька отчаянно закрутила указательным пальцем у виска, - Ненормальная шизофреничка! Поступай, как хочешь! А лучше всего – нажрись крысомора, залезь в петлю и выстрели себе в лоб из пистолета!
- Не многовато ли? – заволновалась я.
- В самый раз! Для надёжности. Всё! Не мешай, я иду спать!
*************************************************************
Серебристый «Боинг» легко вспорол тяжелую пенность облаков. Я мысленно попрощалась со всеми родными и близкими. Дело в том, что у меня с самолётами давняя психологическая несовместимость. Так называе-мая «воздушная болезнь» или страх высоты, который приходит из окошечка кассы «Аэрофлота» вместе с билетом и рекламными пожеланиями «Счастли-вого путешествия». В отличие от других пассажиров «Транссибирского лайнера», я всегда путешествую не счастливо, глотая валериановые таблетки еще с момента восхождения на ступеньки трапа. Вот и сейчас рука непроиз-вольно потянулась к хрустящей облатке.
- Наркоманишь? – как бы, между прочим, поинтересовалась Танька.
- Стараюсь обрести душевный покой.
- И, как? Получается?
- Если честно, то нет.
- И правильно! Валерианка помогает нормальным людям.
- Ты опять за своё? – злобно прошипела я.
- Я к тому, что нормальные люди в самолёте употребляют коньяк, а не объедаются бесполезной травой.
- Слава богу, я не алкоголичка.
- Значит, по-твоему, первым классом летают исключительно алкоголи-ки?
- Я так не говорила.
- Но подумала.
- Да, что ты привязалась ко мне со своим коньяком? Я хочу умереть в светлой памяти!
- В светлой памяти, Кларисса, ты окажешься после смерти. А пока... девушка, можно Вас? – улыбчивая стюардесса согласно кивнула: «Что желаете?» - Нам с подругой коньяк, лучше армянский, лимон, плитку шоко-лада и бутерброды с черной икрой.
- И диктофон для записи завещания... – буркнула я.
- Что? – не поняла стюардесса.
- Ничего. Дама пошутила. – Подруга зыркнула на меня испепеляющим взглядом.
Коньяк действовал, как лёгкий наркоз. Уже через полчаса пассажиры класса «Люкс» казались мне милыми и обаятельными людьми. А ещё через час я готова была поклясться в искренней любви всему человечеству. Оста-ток полёта моя расслабленная душа провела в состоянии мягкой дремоты.
Если и есть в мире уголок стабильности и процветания, то это Швейца-рия – страна с самым низким уровнем инфляции и безработицы, самыми надёжными банками, самым высоким доходом на душу населения, третьим по величине золотым запасом, и лучшими часами в мире! Отдых в Швейца-рии – это звучит гордо! Я увидела мощь необъятных ледниковых массивов, стремительность многочисленных рек, летящих вниз, тут и там срываясь шумными водопадами, швейцарские чистейшие озёра… Завораживающие взгляд толщи прозрачного льда и заснеженные долины, захватывающие дух красоты Альпийских гор – все это казалось мне через чур сказочным, фанта-стически нереальным...
Наш путь лежал в Давос, в районы Дерфи, где расположены трассы для начинающих горнолыжников, к категории которых относилась моя скромная персона (по справедливой классификации Таньки).
Отель, в котором нас поселили, был настоящим пятизвёздочным чудом. Я важно разгуливала по комнатам в белоснежном махровом халате и не переставала удивляться олимпийским высотам «забугорного» сервиса. Меня восхищала нежность постельного белья, сверкающая чистота ванной комна-ты, богатое разнообразие швейцарской кухни и, разумеется, высокий уровень качества гостиничного обслуживания.
Звонкая английская речь местного персонала сочетала в себе тончай-шие нотки природного обаяния, доброжелательности и, временами, удиви-тельную покорность. Я вспомнила трудно реформирующуюся сферу быто-вых и прочих услуг многострадальной Родины и грустно вздохнула. Да, материальная сторона новых экономических отношений явно преобладала над духовно-этической стороной ведения бизнеса. Собственно, чему удив-ляться, если на протяжении 70-ти лет русский народ и понятия не имел о культуре управления на предприятиях и в организациях. Кого интересовали тоненькие голоса обиженных потребителей? Повсеместно действовал вне-гластный закон социалистических лозунгов: «Кто не с нами, тот против Советской Власти», «Советский учитель (врач, продавец и т.д.) не может быть обвинён в преступном невнимании к гражданам СССР. Так как Совет-ское Социалистическое Государство – единственное во всём мире подлинно правовое и справедливое!», «Кто желает комфорта – тот вражеский лазут-чик!», «НЕТ распространению идеологии загнивающего капитализма!».
Стремление некоторых потребителей к комфортным условиям жизни и уважению себя, как личности, расценивалось правящей партией как враж-дебное подражание западу и считалось, чуть ли не государственной изменой. Перестройка круто изменила конечную цель развитого социализма. Рыноч-ная экономика встряхнула более-менее предприимчивое население Россий-ской Федерации, заставила по-новому взглянуть на запретный ранее плод частной собственности. И, ух, руки загребущие! В глазах обезумевших россиян с невероятной быстротой замелькали рубли, доллары, марки и фунты стерлингов. Каждый стремился ухватить кусок побольше, да побогаче и желательно, с наименьшими затратами.
За последнее десятилетие хаотическое движение Российского Государ-ства в никуда обрело таки профессионального рулевого. Жесткий кнут принятого законодательства научил хозяйствующих субъектов предпринима-тельской деятельности с уважением относиться к «государственному добру».
Однако щепетильный потребитель разнообразных товаров и услуг по-прежнему скептически относился к новым рыночным отношениям: «Отно-шения, то, может быть, и новые, да вот руки и человеческий фактор остались старые, советские...». Вобщем, что ни говори, а нашим предпринимателям ещё очень далеко до зарубежного сервиса...
Проводя таким образом аналогию между далёкой Родиной и близким зарубежьем, я машинально взглянула на изящные стрелки настенных часов. Вот тебе раз! Ослеплённая созерцанием курортного сервиса я напрочь забыла о Таньке Белохвостовой, которая отсутствовала уже два с половиной часа. И хотя моя подруга чувствовала себя на швейцарских просторах, как рыба в воде, сердце неприятно заныло в колючих руках «дежурной тревоги».
«Разве так трудно позвонить? Просто достань телефон и набери номер. А вдруг...? А если маньяк укокошил Таньку?» - я похолодела, представив, как самая лучшая и единственная подруга валяется где-нибудь в заснеженной расщелине с признаками острого инфаркта миокарда. «Танька, милая хоро-шая Танька...! Отзовись, пожалуйста!» - слабо поскуливал внутренний голос.
Не знаю, что проснулось в Таньке – то ли телепатические способности, то ли остатки совести, но моя «раскладушка» неожиданно запела голосом Юлии Савичевой: «Как твои дела? Веришь ли, в любовь?...».
- Да!!! – злобно рявкнула я.
- Ты чего так орёшь? Что-то случилось?
- Нет, если, конечно, не считать твоё загадочное исчезновение!
- Кларисса, милая, прости! – ласково замурлыкала Белохвостова, - Я тут с одним человеком познакомилась. Он – настоящий душка! Приеду – расскажу.
- Как? Поворот налево? Стыдно, мадам Жанье! – я немного успокои-лась.
- Ты с ума сошла! – искренне возмутилась Танька, - Эрнст Футберг – известный в Швейцарии коллекционер! Да я два года мечтала заполучить такого клиента!
- А-а-а, тогда всё понятно. Ты снова погрязла в бизнесе.
- Кларисса, не обижайся, хорошо? Это такая редкая удача, что...
- Успокойся, я не обижаюсь. Надо – значит надо. Обрабатывай своего клиента.
- Правда? Кларка, ты – прелесть! – телефон вульгарно зачмокал, - я те-бя обожаю! Не скучай, увидимся! Пока!
- Пока. – я сунула телефон в карман махрового халата. И что теперь? Торчать до посинения в отеле? Ну, уж дудки! Я разложила на столе красоч-ный путеводитель. Куда желаете отправиться, госпожа Захарова?
«Давос расположен на востоке Швейцарии в кантоне и входит в состав кантона Граубюнден. Этот город приобрел широкую известность как частое место проведения различных международных встреч. Каждый год здесь проходит более 150 различных международных симпозиумов, конференций и семинаров (в том числе и Всемирный экономический форум) на которые приезжают политики, бизнесмены и ученые со всего мира. Кроме того, Давос, где находятся более пятнадцати лечебных клиник, известен на весь мир как главная европейская здравница»- вежливо сообщил рекламный проспект. «К сожалению, меня на форум пригласить забыли, поэтому читаем дальше. Так, кажется, нашла – музеи Давоса. Очень интересно. Вот - музей игрушек. Открыт ежедневно, кроме понедельника, во второй половине дня. Частная коллекция кукол и игрушек XVIII, XIX, XX вв. Прекрасно!» - я закрыла путеводитель и вызвала такси.
Как деловая и образцово-показательная хозяйка, я с бешеной скоро-стью носилась из кухни в гостиную и обратно из гостиной на кухню. Модер-новский журнальный столик давно ломился от чрезмерного груза съедобных запасов. Последним штрихов, завершающим аппетитную композицию многочисленных блюд русско-язычной национальной кухни был великолеп-нейший кофе, глумливо сваренный в эмалированной кружке.
- Угощенья не многовато? - Осторожно поинтересовался Карел.
- Я думаю, в самый раз. Типичный обед на две персоны.
Мы неторопливо поглощали среднесуточную норму довольствия одной воинской роты, и легкомысленно болтали о каверзах бытия. Подобное милое общение напоминало умело замаскированный допрос с лёгкими элементами чувственности. Впрочем, меня сей факт интересовал постольку поскольку. Главное, что ОН был здесь, рядышком, близко-близко… ЕГО бархатный голос завораживал, а туманная поволока изумительных глаз заставляла забыть обо всём на свете. Я медленно погружалась в кипящее озеро страсти.
Увы, жестокая реальность подобна чугунной кувалде в руках дурацко-го скомороха. Бац! И хрустальная чаша волшебной мечты разлетелась на миллионы прозрачных осколков. Лишь только невидимый пересмешник язвительно хохотал:
- Дзинь – ха! Дизинь – ха! Ха-а-ха! Д-з-з-з-и-и-и-нь!
- Клара, это кажется, телефон?
«Да! Черт бы его побрал, – инквизиторская техника!» - мысленно вы-ругалась я, а вслух очаровательно пискнула:
- Бегу, бегу! Алло!
- Клара Петровна, здравствуйте! – Мне показалось, что Ниночка обра-довано чмокнула трубку стационарного телефона.
- Добрый день, Ниночка, – как можно вежливее поздоровалась я.
- Мы Вас совсем заждались. Шеф, то есть, Главный… Вобщем, он при-казал без Вас не начинать.
- Что не начинать? Вы о чем, Нинель?
- Как? Питерсон…
«Точно! Похороны. Вот незадача. Ладно, обойдутся как-нибудь без ме-ня. В конце концов, я не главная плакальщица учреждения».
- И дальше?
- Главный велел не начинать… - девушка растерянно замолчала.
- Ниночка, объясните же толком, что не начинать? Вынос тела? Погре-бение? Банкет?
- Он не хочет без Вас… того… - бедная секретарша была готова рас-плакаться.
- Питерсон отказывается погребаться без меня? Кошмар! Он так и ска-зал: «Отказываюсь быть закопанным без Захаровой?».
- А? Клара Петровна, Вы здоровы?
- Сейчас проверю. Ага, вот, нашла! Цитирую медицинский приговор: «… маниакально-депрессивный психоз у акцентированной личности с резко выраженным синдромом Мольера», или Бельера? Или Мюллера? Фу, ты, ну ты, почерк неразборчивый. Вы не знаете, Ниночка, как правильно звучит психиатрический диагноз – Мольера или Мюллера?
- Простите, Клара Петровна, я,... я тороплюсь. Выздоравливайте!
- Нина Арнольдовна... – трубка зычно ответила короткими гудками.
- Форменное безобразие! Вы слышали? Шуток не понимает! Завтра эта сопливая идиотка добросовестно растрезвонит по всем отделам о моём психическом недуге. Прямо новая модель автомобильного тормоза, достой-ная государственного патента!
- Или наоборот? Клара Петровна Захарова, единственная женщина в НГИУ, которую до глубины души потрясла безвременная кончина руково-дящего сотрудника!
- Скорее, до помутнения рассудка. Вы читаете мой некролог?
- Некролога не будет...
Чувственные губы мужчины оказались в преступной близости. Горячее дыханье песчаного суховея разбудило мирно спящий Везувий. Его холодное каменное тело прошила огненная судорога непреодолимого желания. В могучем чреве просыпающегося гиганта закипала и плавилась сладостраст-ная магма. Бурлящие потоки огнедышащей лавы взбесившейся рекой устре-мились вверх по кровеносным сосудам, превращая серые мозговые клетки в безвольное аморфное вещество. Вопреки здравому смыслу, непредусмотрен-ное действие опередило логически допустимую мысль. Озябший подснежник трепетно вздрогнул, расправил худенькие лепестки и потянулся ссохшимся тельцем к жарким рукам вожделенного солнца.
Липкий язык техническим скотчем приклеился к наждачной поверхно-сти мягкого нёба. Вот он, долгожданный освежающий поцелуй, спаситель-ный глоток целебного бальзама для изнурённого путника, нежный оазис в раскалённой пустыне человеческих страстей. Но,... в нём нет блаженства,... нет ласки... Только неземная усталость,... только боль,... только тоска...
- Карл? – Я как будто невольно заглянула в секретные коридоры чужой души.
- Всё в порядке, милая. Всё хорошо.
- Ну,... так и ладно,... раз хорошо. – Я старалась подавить стыдливую неловкость. «Совсем ополоумела, бесстыжая! На первого встречного мужика кидаешься, аки блудливая хавронья!» - преобразовавшись в Лёльку Наташу, брезгливо сплюнуло моё второе честолюбивое я.
- Спасибо тебе за всё, Клара, мне пора. Будь осторожна.
Я получила второй, братско-дружеский поцелуй, от самого лучшего на свете мужчины.
Отчаянье? Злость? Ненависть? Горе? Какими эпитетами можно обозна-чить душевное состояние отвергнутой женщины? Да, да, именно отвергну-той, а не брошенной или забытой! ОН поцеловал меня как сестру! Как милую, добрую, хорошую, но сестру! Я для него не женщина. В чем причи-на? В ком - во мне, в нём? Ответ напрашивался сам по себе: я всего лишь гипотетический объект научно – исследовательской программы его засекре-ченной деятельности. Некий параграф женского рода с гипертрофированной манией преследования. Как однажды заметил добропорядочный Зигмунд Фрейд, психотерапевт не имеет права вступать в любовную связь со своими пациентами. «Ну, ладно, гражданин Фрейд, я Вам покажу, где раки зимуют!» - почему-то всё тяжкое бремя за несовершенный поступок ложилось на давно усопшую голову великого ученого.
- Немедленно выхожу замуж за первого встречного! А вот и он!
В дверь настойчиво позвонили.
- Кто там? – замогильным голосом поинтересовался новенький домо-фон.
- Это я, Клара, Чижов. – Ответил динамик голосом моего коллеги м.н.с. Чижова.
- Ты в этом уверен?
Я не была сумасшедшей, просто вопрос об авторизации личности ноч-ного пришельца так и остался не раскрытым.
- То есть? Ну, да,... Клара, перестань дурачиться, открывай!
- Зачем? Я тебя разве приглашала?
- Нет, но... ты, что, действительно того, свихнулась?
- Мяу, мяу, кто на крыше? У дверей? И кто-то выше? – полуидиотским дискантом пропищала я.
- Послушайте, уважаемая! Мне нужна Клара Петровна Захарова по очень важному делу, и если она в настоящее время отсутствует, так и скажи-те. Нечего передо мной комедию ломать. Я не намерен...
- Хорош митинговать, Петрик, заходи, - я нажала кнопку допуска, - и вытирай ноги в прихожей, ритор самоучка.
- Ну, ты даёшь, Захарова! – вместо приветствия забубнил Чижов, - Главный рвёт и мечет! На похороны не явилась, Ёлкину перепугала до смерти. Она, бедная, после разговора с тобой даже заикаться начала. Между прочим, Осадчих какому-то светиле психиатрических наук звонил, консуль-тировался по поводу твоего Мольера – Мюллера. Улавливаешь? Тоже мне, бухгалтер Берлага нашлась.
- Петюня, я же не виновата в том, что у Ниночки Ёлкиной столь высо-кий уровень интеллекта и достаточно широкий кругозор познания. – Я равнодушно пожала плечами.
- Это ты главному объясни!
- А, нака, вот, выкуси! – Мастерски сложенный кукиш вульгарно ткнулся в картофелеобразный нос опешившего Чижова, - Пусть Ваша Нина Арнольдовна объясняет где, и по какой рыночной стоимости она приобрела красный диплом о Высшем образовании. И заметь, гуманитарный диплом! Профессорша хренова!
- Ты, Захарова, красивая баба, но уличный сленг тебе не лицу.
- Смотри ка, ценитель прекрасного, филолог – миссионер! Говори, чего приперся?!!!
- Кофейком не угостишь? – Примирительно улыбнулся Чижов.
- Обойдешься, здесь не кофейня! – Зло огрызнулась я и отправилась варить кофе.
Между мною и младшим научным сотрудником Чижовым с самого первого дня его появления в нашем НГИУ установились рабоче-дружеские отношения. Я искренне уважала природную честность и ослиную твёрдость незаурядного характера Петра Константиновича. Он был одним из тех немногих людей, о которых говорят: «я бы с ним хоть в разведку, хоть на бал». Рыжий, лопоухий, смешной Чижов отлично знал цену скоропалитель-ным решениям и неискренним обещаниям.
- Тебе с сахаром или без?
- С сахарином, пожалуйста. У меня Кремлёвская диета.
- Мышьяк добавлять?
- Лучше цианид – быстро, качественно и надёжно.
Я сунула в руки м.н.с. его любимую керамическую чашку с пиратским логотипом «Нескафе классик» и вежливо пожелала:
- На, подавись, зануда!
- Захарова, у тебя какие соображения относительно надвигающихся пе-ремен в родном учреждении? – пропустив мимо ушей грубо состряпанную молитву «О здравии», поинтересовался Чижов.
- Без понятия. Ты о кресле Питерсона?
Мужчина согласно кивнул.
- Скорее всего, Маточкина усадят. Это кресло состряпано аккурат по его толстой заднице.
- Главный тебя пророчит.
- Врёшь!
- Больно надо. Сам слышал на похоронах. Кстати, это он меня к тебе заслал в качестве дружеского лазутчика.
- Ах ты, подлый диверсант! – я немедленно треснула Чижова по затыл-ку увесистой диванной подушкой.
- Хорош драться, ненормальная! – Истерически заорал м.н.с. – Я же с добрыми намерениями! Главный велел узнать, как твоё драгоценное само-чувствие. Потянешь кафедру?
- У меня ведь только пока кандидатский минимум?
- Главный прикажет – будет максимум.
Мы помолчали.
- Слушай, а ты чего затаилась? Вопросы дурацкие задаёшь, мяукаешь как шизофреничка, что-то не так?
- Не так. Всё не так.
- Расскажешь?
- В другой раз Петюня, хорошо? Я пока не готова к публичным высту-плениям.
- В другой, так в другой. Ладно, Захарова, спасибо за кофе, я пойду. Звони, если что.
- Спасибо Петрик!
XIV.
Я лежала на широкой кровати и задумчиво смотрела в потолок. Бледно голубой светильник привычно разбрасывал успокаивающие волны сонливой неги в тёмные закоулки уютной комнаты. «Я люблю Карла? Глупости. Что есть любовь? Магнетическое свойство однополярной души притягивать разнообразные одушевлённые предметы отличного пола с целью выявления форматного идеала? Нет, скорее обоюдосогласное желание к воспроизведе-нию себе подобных индивидов».
Лощеная свежесть атласной простыни исчезла, уступив место цвету-щему ковру. Я нежно погладила зелёную шелковистость податливой муравы и осмотрелась вокруг. Меня окружала диковинная растительность, явно не принадлежавшая местному ботаническому саду. Изобилие тропических фруктов и крупнокалиберных ягод невольно вызывало усиленное слюноот-деление. Неземная красота сказочной природы поразила бы даже самое убогое воображение. Здесь было всё: и шикарные раскидистые деревья, и длинные перламутровые лианы, и волшебные цветики-семицветики, малень-кие исполнители тайных желаний.
На ослепительно бирюзовом небосводе весело играло золотыми лучами в меру горячее солнце.
На мне из всей одежды присутствовала только бронзовая от загара ко-жа. Странно, но я не испытывала какого-то ни было чувства стыда или досадной неловкости. Напротив, мой разум отказывался воспринимать подобные атрибуты греховного человечества, как жизненно важную необхо-димость.
Краем глаза я заметила, как одна из висящих лиан плавно зашевели-лась, и мягкое дуновение тёплого ветра донесло до моего обострённого слуха чьи-то приглушенные слова:
- Отдохнула-а-а-а...
- Да, спасибо, - ответила я невидимому собеседнику.
- Иди за мной.
- Куда?
- Увидишь сама.
Ориентируясь в основном на еле уловимое движение листвы, я напра-вилась в самую глушь чудесного сада.
- Мы пришли. Как называется сие великолепное дерево?
- По-моему, яблоня.
- Верно. Ты должна отведать её спелый плод.
- А? Да? Но, я... я не могу.
- Почему?
- Не знаю,... не помню...
- Потому, что умрешь?
- Да! Конечно! Правильно! Я погибну от его ядовитой мякоти.
- Глупости. Вкусив сей запретный фрукт, ты познаешь таинства бытия. Ты увидишь добро, и увидишь зло. Ты станешь первой и единственной женщиной на земле. И свершится пророчество!
- Извините, конечно, но я не хочу...
- На, держи!
Мне на ладони упал ярко красный шар с восхитительным ароматом.
- Гляди, какой наливной свежестью алеют его бока! Как соблазнитель-на его сладко-сочная плоть! Выпей же без остатка этот божественный нектар великого познания!
Я в нерешительности разглядывала странное яблоко.
- Ты по прежнему сомневаешься? Тогда оглядись вокруг! Видишь, как заманчива бездна истинного сладострастия; как пленителен океан вожделен-ной чувственности; как волшебны облака долгожданного наслаждения?!!!
Но я увидела другое. Я увидела сгорбленную старуху, топот ножки ко-торой уже не вызовет былого землетрясения в рядах безбородых юнцов. Я увидела трухлявую избу среди корявых, обгоревших лесов. Я увидела свой конечный пункт назначения, а там – неминуемое одиночество: тоскливое, безбрежное, бескрайнее одиночество...
Словно ядовитую кобру, отшвырнула я от себя грешное создание чис-той природы.
- Берегись, несчастная! Твоё яблоко еще найдет тебя! – Злобный шепот перерос в грозовые раскаты. – Бе-р-е-г-и-с-ь!... И-и-и-сь! И-и-и...
Смертельный торнадо с неистовой силой обрушился на райский уго-лок. Мимо пролетали вырванные с корнем деревья, обезображенные дья-вольскою рукой цветы. Кровавыми пятнами распласталась по траве некогда спелая ягода. Остро отточенные когти в приступе дикого безумства яростно кромсали нежное тело земли.
Под моими ногами росла и увеличивалась огромная зияющая пропасть. Я что есть мочи оттолкнулась, прыгнула и благополучно полетела в черную пасть адского жерла.
- А-а-а-а-а!!! По-мо-ги-те-е-е!!! – страшно кричала я, усиленно колотя руками по мягкой набивке подушки. – Спа-си-те-е-е-е!!!
Наконец до моего воспаленного сознания долетели сигналы, посылае-мые гремящим настольным будильником. Я ошалело уставилась на глупо подпрыгивающие часы. Что? Сон? Это был всего лишь сон? Обычный ночной кошмар? Не-е-ет, не правда! Или... о, господи! Приснится же такое!
Я утёрла бумажной салфеткой липкие капли холодной испарины. «Да, госпожа Захарова, твоё душевное состояние находится на грани истеричного срыва!». О выходе на работу в ближайшее время не могло быть и речи. Я нехотя позвонила Главному и, выслушав длинную тираду относительно моего пошатнувшегося здоровья и бесконечного аврала научно-умственного производства, заполучила таки «декретный» отпуск.
Решение поделиться с единственной подругой насущными обстоятель-ствами пришло как-то само по себе. Я быстро накинула серую замшевую дублёнку, натянула высокие модные сапоги, обвязала шею тёплым мягким шарфом и двинулась на свидание в артсалон «Версаль».
- Вам назначено? – равнодушно поинтересовался строгий дворецкий.
- Мне всегда назначено. Доложите мадам Жанье, что пришла госпожа Захарова.
Мужчина с нескрываемым любопытством разглядывал уникальную зимнюю композицию моего делового наряда из серии «Школьница-переросток».
- Что-то не так? – Я окончательно разозлилась. – Желаете увидеть кол-лекционные бирки от фирмы-производителя? Напрасно утруждаетесь, голубчик – их нет! Так Вы доложите обо мне её высочеству, или я это долж-на сделать за Вас?
Через пару минут я гордо восседала в мягком кожаном кресле у мадам Белохвостовой, вызывая скрытую зависть у ожидающих аудиенции посети-телей.
- Бездельничаешь? – скромно полюбопытствовала как всегда ослепи-тельная Танька.
- Пока в декретном отпуске. А дальше будет видно.
- В каком отпуске? Ты совсем?... – подруга красноречиво покрутила указательным пальцем в районе виска.
- Многие так считают. Короче, есть разговор, но не для ваших салон-ных ушей. Ты как?
- Всегда пожалуйста! Куда поедем? Ко мне?
- Давай махнём на нейтральную территорию. Скажем, к Петрику на да-чу?
- Фи-и-и, - Танька брезгливо наморщила остренький носик, - у твоего Петрика не дача, а сущий хлев. Мы что, едем на внеплановый субботник?
- Да при чем здесь гигиенический комфорт? – Справедливо возмути-лась я, - Говорю же, надо поговорить без свидетелей!
- Тогда поехали на мою фазенду...
- Ага, у тебя там как раз целая рота охраны и батальон прислуги. Ниче-го не скажешь - идеальная обстановка для задушевной беседы.
- Кларисса, признайся, ты хочешь раскрыть мне важную государствен-ную тайну? Это очень опасно?
- Сдрейфила?
- Не дождешься! Валяй, звони своему любимому Петрику.
Если не принимать во внимание сложный переход «Суворова через Альпы», в смысле, прокладывания нами человеческой тропы средь грязных равнин Петриковских владений и двухчасовые старания оживить застывшую скорбным изваянием чумазую русскую печь, то можно сказать, что туристи-ческая прогулка удалась.
- Ф-у-у-у, неужели горит? – я в изнеможении опустилась на хаотично разбросанные запасы берёзового топлива.
- Ещё бы, ты одного бензина, наверное, цистерны три вылила! - язви-тельно заметила Танька.
- Ну, во-первых, не три, а всего лишь маленькую кастрюльку. А во-вторых, прекрати ерничать и разбирай авоськи. У меня физический труд всегда вызывает первобытный инстинкт голодного динозавра.
- Чего желаете? Шашлык? Курицу-гриль? Шпикачи на решетке? Или ограничимся сухим доп. пайком?
- В чугунке вода сейчас закипит – отварим пельменей. Можно выдол-бить с грядки законсервированный укроп. Где-то за домом находится поми-дорная теплица. Зная природную рассеянность моего друга Чижова, даю рубь за сто, что в теплице ещё остались несобранные плоды.
- Прямо как бомжи, ей богу! Разве нельзя было поговорить в нормаль-ных, комфортабельных условиях? – Таньке претил скромный крестьянский быт младшего научного сотрудника.
- Нельзя! – Грозно отрезала я. – Не нравиться - можешь катиться об-ратно к своему комфорту!
- Не могу, - притворно всхлипнула Танька, - я Стасика до завтра отпус-тила.
Теперь пришла моя очередь удивляться:
- Как до завтра? Хочешь сказать, мы должны провести в этой халупе целую ночь? Вот так, оторванные от мира, от прелестей цивилизации?
- По-моему, кто-то не далее, как минут пять назад, горячо ратовал за процветание убого-крестьянского быта? И этот приверженец спартанского образа жизни дал четкую формулировку моему преступному снобизму.
- Так, стоп! Расставим все точки над «и». Я не отрицаю жестокую кри-тику Ваших «мещанских» привычек, но насчет – «переночевать» мы с тобой не договаривались.
- Насчет археологических раскопок замороженных даров чужого ого-роднического хозяйства мы тоже не договаривались! – Танька была неумо-лима.
- Мы же околеем тут до утра... – я привела последний запасной аргу-мент в пользу «добровольной самоликвидации».
- Не околеем. Ты вон туда посмотри! – Доминик Белохвостова целеуст-ремлённо ткнула меня лбом в запотевшее стекло. – Видишь строение или нет?
- Что, по-твоему, деревянный сортир имеет размеры швейной иголки? Конечно, вижу! Мы будем жечь ЕГО?
- Поясняю особо одарённым: сразу возле сортира находятся древние развалины чижовской углярки. Там запасов топлива, хоть лопатой греби. Мы сейчас отыщем подходящие ёмкости и натаскаем в дом каменное горючее. Усекла?
- Усечь, то я усекла, но как быть с талантом истопника?
- Жить захочешь – освоишь смежную профессию. И потом, что тебя беспокоит? Огонь давно горит. В избушке на курьих ножках меняются климатические условия. Тёплый антициклон движется от разогревшейся печки в сторону бедняцких апартаментов.
- Танька, честное слово, не смешно! Ты открыла задвижку? Нет? А по-чему?
- Жар выдует.
- Хорошо, но в противном случае, в доме скопится угарный газ, и мы благополучно задохнёмся.
- А ты дыши жабрами!
- !!!
- Ладно, фобийная личность, поскучай немного, я скоро вернусь.
- Ты куда?
- К соседям. Я тут намедни заприметила славный кирпичный домик с приятным дымком над трубой. Схожу за бесплатной консультацией ведуще-го специалиста в области печного искусства. - Танька гордо удалилась.
Расхристанная бревенчатая избушка младшего научного сотрудника Чижова аккуратно погрузилась в зловещую тишину. По мере обострения чувствительности слуховых рецепторов манная каша гнетущего безмолвия наполнялась отборным изюмом подозрительных шорохов и звуков. Невиди-мый убийца крадучись пробирался по захламлённым коридорам Петюниной дачи что бы совершить своё грязное дело! Я спинным мозгом чувствовала аморальное возбуждение этого таинственного гада, зрила внутренним глазом крепко зажатый в костлявых пальцах одноразовый шприц с лошадиной дозой сердечного препарата. Незначительный укол ядовитой иглы и вот она – острая сердечная недостаточность! Рука сама потянулась к лежащей побли-зости увесистой кочерге. Резкий выпад! Удар! Обшарпанные половицы возмущенно загудели, а испуганная бродячая собака лишайной пробкой вылетела на улицу. Скорее всего, Танька, отправляясь на лекцию, не плотно закрыла рассохшуюся дверь.
Панический страх гнилыми зубами вцепился в тестообразные нервы (некогда прочное волокно стальных канатов давно трансформировалось в позорную опару). Я утёрла грязной рукой злые слёзы обиды и вернулась обратно к насущим хозяйственным делам.
- Скучаешь, подруга? Чего надулась как филин? – Танька интригующе покрутила в руках объемный газетный сверток, источающий волшебные ароматы. – Угадай, что я принесла?
- Можно помощь зала? Или звонок другу?
- Не-а, нельзя!
- А 50 на 50?
- Вы слабое звено, прощайте!
- Хорошо, я выбираю приз. Приз в студию!
- По сути, ты близка к отгадке. В черном ящике, действительно приз. Приз от добрейшего соседа Егора Васильевича для синьора Робинзона и его Пятницы. Дивись, несчастная аборигенка из племени «Беглые самураи»! – Танька торжественно вывалила на стол остропахнущее содержимое газетной упаковки.- Ну?!!!
- Фантастика! Я сейчас захлебнусь голодной слюной.
- Тогда за дело!
Сердобольный Егор Васильевич одарил странствующих дев внуши-тельным куском настоящего украинского сала с чесночком и мясными прослойками, шершавыми малосольными огурчиками собственного консер-вирования, наливными шарами крутобоких помидор и мешочком с хрустя-щей квашеной капустой. Разместив по тарелкам божественные дары, я поставила на стол миску с горячими дымящимися пельменями.
- Ой, Кларка! Про виски то мы забыли!
- Эх, ты – буржуйка! Кто же пьёт виски по такую закуску? – Я достала из сенного шкафа-холодильника запотевшую бутылку водки. – Особо реко-мендую для утонченных француженок: наша русская, родная!
- Чижовская заначка?
- Шутишь? Личное приобретение в районном супермаркете. Короче, давай стакан.
Мы выпили. Танька ловко подцепила трезубой вилкой прозрачный ломтик душистого сала:
- Браво, Кларисса! Надо почаще сбегать от милых прелестей городской цивилизации к истокам русско-крестьянского быта.
- М-м-м-м... – охотно согласилась я неприлично набитым ртом.
- Огурчики то, какие – пупырчатые ядрёные! Знаешь, Кларка, я, пожа-луй, весной разрушу к ёлкиной бабушке экзотический цветник и займусь практическим огородничеством.
- Ты? Не смеши мои уши. Картина Репина: «Мадам Доминик Дюбуа Жанье кверху воронкой на огуречной плантации в пляжном ансамбле от Кристиан Диор».
- Почему сразу я?
- А кто? Я?
- Фи, примитивщица! Для чего по-твоему, я плачу такие бешеные день-ги садовнику?
- Что бы он стоял кверху воронкой?
- Приблизительно так.
- Эксплуататорша!
- Неправда! В экономически развитых странах это называется – чест-ный работодатель!
- Так то в экономически развитых...
После двух рюмок огненной воды серый невзрачный мир приобрёл не-сколько иную окраску. Я с наслаждением хлюпнула сочной мякотью остро-перечного томата и весело процитировала первые строки давно забытого четверостишья:
- Жизнь особенно прекрасна в её последние часы!
- Ты опять за своё? – Грозно прорычала рассерженная Танька. – Лучше поведай мне ту страшную государственную тайну, ради которой мы, совер-шив почти кругосветное путешествие, вынуждены скрываться на конспира-тивной даче?
- А ты предпочитаешь узнавать государственные тайны в менее интим-ной обстановке?
- Я предпочитаю вообще не связываться с политикой. Как гласит на-родная мудрость: «Меньше знаешь – дольше проживёшь»! Но для тебя лично я сделаю исключение. Давай, выкладывай секретную информацию общего-сударственного масштаба.
- Масштаб, скорее всего – общегородской или даже личный. Понима-ешь, Татьяна, меня хотят убить или... довести до сумасшествия. Вот.
- Что-о-о-о? – Танька поперхнулась скользким кусочком украинской народной гордости. – Что ты сказала? С ума сошла?
- Пока ещё нет, но скоро это случится.
- Ничего не понимаю. Ты куда-нибудь влезла? Стала опасным свидете-лем тяжкого преступления? Украла стратегически важную тайну?
- Никуда я не влезала. Жила себе, да жила и на тебе – приехали.- Я во второй раз пересказала опешившей подруге интригующее начало незакон-ченного детективного произведения. – Нравится? Есть другие соображения?
- Наливай! – вместо ответа приказала Белохвостова.
- Выпьем за будущий упокой грешной души Клары Захаровой?
- Дура! – неэтично выругалась французская мадам. – Может, ещё по-звонишь маньяку, предложишь себя в качестве добровольной жертвы?
- Исключено.
- А что так?
- Личность подозреваемого не установлена. - Я проглотила терпкий во-дочный комок. – Мистер – невидимка!
- Брось, Захарова. Паника не лучший способ устранения неприятно-стей. Тут надо подумать.
- Ага, давай подумаем. А пока мы будем с тобой думать – устранят ме-ня!
- Да за какие заслуги тебя устранять?!!!
- Не знаю!!! За преданность Отечеству, за обет безбрачия, за Древний Египет, наконец!
- При чем здесь Египет? – Вежливо удивилась Танька.
- Диссертацию я пишу на тему: «Древний Египет», вернее, писала.
- А-а-а... Обнаружила сокровища пирамиды Хеопса и не поделилась с товарищами по партии? Возьми себя в руки, истеричка и запомни: нет безвыходных ситуаций. Есть нежелание искать выход.
- Хорошо, я накануне подумаю об этом.
- Ты будешь думать сейчас, здесь и со мной! Вот, гляди, - подруга вы-тащила из «крокодилового ридикюля» пухлый томик любимого ежедневни-ка, оторвала чистый листок с пометкой «для записей» и нарисовала «пьяный» квадрат. – Сюда мы отнесём группу сослуживцев, так или иначе вступавших с тобой в рабочий контакт.
Чуть поодаль от первого Танька старательно вывела второй такой же квадрат:
- Здесь мы разместим субъектов общехозяйственной деятельности. Проще говоря – неблизких знакомых.
- Можно поподробнее?
- Легко! – Танька картинно взмахнула глеевой ручкой. – К «неблизким знакомым» относятся: соседи, однокурсники, продавцы, кассиры, почтальо-ны, ресторанные халдеи и прочая мелкая шушера. Одним словом, те, кто знает Клару Захарову в лицо. А вот третья группа... – мадам Доминик изобра-зила на оставшемся свободном пространстве клетчатого листа «травмиро-ванный» овал, - это очень, очень, очень близкие друзья, практически, родст-венники.
- Ты говоришь о себе?
- Естественно. Или есть кто-то ещё?
- Или...
- Ответ неверный! Но... погоди, ка... ты хочешь сказать...? Захарова! Кайся немедленно! Кто он?
- Человек, разумеется. Давай потом, ладно? Черти дальше свою схему.
- Не могу, видишь, я пишу: « № 1. - Татьяна Белохвостова. № 2. - ?».
- Господин икс. Устраивает?
- Скажи хотя бы имя.
- Карл.
- Не смешно. Не хочешь говорить – не надо! – Танька обиженно надула пухлые губки.
- Но его, правда, зовут Карл!
- Пусть будет Карл. Ладно, хоть не Мефодий. А здесь располагаешься ты. Что получается?
Я заинтересованно уставилась на схематически – графическое изобра-жение «Шекспировской трагедии». В центре листа пристроилось убогое хмурое чудовище с длинными торчащими палками вместо рук и ног, от которого в разные стороны расползались парализованные змеи. Скорее всего, несчастные гады решили провести остаток своей бесполезной жизни в кривых геометрических фигурах.
- Да-а-а..., художник из тебя «аховый». Это портрет свирепой барабаш-ки или несчастной марамойки?
- Фотография живой покойницы. Кларисса, прекращай ёрничать. На карту поставлено твое душевное благополучие. Не будем говорить о худшем.
- Да, конечно, уважаемая мисс Марпл. Меня беспокоит исключительно техническая сторона Вашей наскальной живописи: «Что теперь делать?»
- Общаться: много, плодотворно и целеустремлённо, что бы вывести на чистую воду хитроумную бестию.
- Общаться путём проведения социологического опроса местного насе-ления с целью выяснения щепетильного факта – «А не ты ли убийца?». Может быть мне лучше сразу воспользоваться психологическим тестом – опросником для законченных душегубов? Танька, 16 часов в сутки я беседую со всевозможными людьми на разнообразную тематику, и ни разу не уловила даже малейшего намёка на скрытую враждебность со стороны оппонента.
- Не уловила потому, что не хотела этого делать. Признайся, только че-стно, как часто ты смотришь в глаза продавцу или кассиру, обслуживающему твою невзрачную персону? Или сколько раз тебе становилось не по себе от холодного взгляда завистливых коллег? А когда, принарядившись в коллек-ционные шмотки (пусть даже Китайского производства), Клара Захарова выглядит не на одну тысячу баксов, приходило ли её в голову, что кроме чувства восхищенного благоговения «светское» общество страдает тяжелой формой молчаливой ненависти? Что для кого-то божественная красота Афродиты страшнее отравленного кинжала?
- Ну-у-у, ты загнула, подруга!
- В отличие от тебя, я гляжу на местное население трезвыми глазами и реально оцениваю их скрытые возможности. Кларисса, постарайся найти шакала в твоём окружении. Для начала, разложи по полочкам все свои головокружительные взлёты и падения, вернее, отследи атипичную реакцию некоторых знакомых на вышеуказанное действие. Я уверена, далеко не каждый плакал и радовался вместе с тобой.
- А потом? Что потом?
- Пока точно не знаю. По крайней, мере, стан потенциальных врагов хотя бы как-то обозначится. Исходя из того, насколько результативным окажется первый шаг, мы наметим стратегический план действий для второ-го шага. И вот ещё что, поживи пока у меня. Без обсуждения! – Танька закрыла ухоженной ладонью мой, протестующее раскрывшийся было рот. – Вынужденная мера безопасности – только и всего.
- А что скажет или подумает господин Жанье?
- Господин Жанье ничего не скажет. Его коммерсантское величество отбыло на три месяца в любимый Париж по служебным делам.
- Понятно... – я длинно зевнула, - может, вздремнём? Глаза прямо сли-паются.
- Разумеется вздремнём, но после того, когда ты исповедуешься.
- В смысле?
- Расскажешь правду и ещё раз правду о мужчине со странным именем Карл.
- Ах, Карл... Карл..., Мужчина... обычный... в пальто и брюках. Краси-вый... очень красивый... безумно красивый. Что? Нет, мы виделись два раза... всего два... Хочу ли я видеться чаще? О! Не то слово! Мечтаю... жду... Карл... милый... добрый... Какие у тебя нежные губы... А эти волнующие пряди шелковистых волос... Я познакомлю тебя с Танькой. Она хорошая, вот увидишь... Танька, ты где? Куда ты исчезла? Где я?
Я сидела на грязном обшарпанном полу, брезгливо застеленном трух-лявой соломой. Помещение скорее напоминало угаженный хлев, чем милую Петюнину дачу. В грубо выдолбленную амбразуру «коровьей ночлежки» с трудом пробивался заблудившийся лунный свет. Меня поразила невероятная убогость собственного одеяния. Оно чем-то напоминало драное рубище средневековой жертвы, отправленной на костёр бушующей инквизиции. Более того, у меня на коленях мирно покоился чей-то новорожденный младенец, кое-как обёрнутый грубым линялым полотном. Хотя, сказать, что этот покой был мирным, я бы не решилась: нежные детские щёчки ярко горели нездоровым румянцем, а скрюченное тельце бил лихорадочный озноб. Я крепко прижала к себе несчастного малыша: «Господи, люди, помогите! Люди!». Липкий смрад заброшенного коровника ответил равнодушным молчанием. Вдруг ребёнок судорожно дёрнулся, громко застонал, выгнулся страшной дугой и затих. Крохотные пальчики в предсмертной агонии си-нюшными щупальцами уцепились за первое и последнее рваное тряпьё несостоявшегося человека. Маленькое сердце навсегда остановилось. Душа безвинного младенца воспарила на небеса.
Я застыла, подобно могильному изваянию, не в силах реально принять весь горький смысл произошедшей трагедии. «Несчастный мальчик (ребёнок оказался мужского пола), как мало ты пожил на этом свете! Ублюдки – родители кинули тебя, словно паршивого щенка, умирать в грязном сарае! Бросили одного, такого маленького и беззащитного!». Вдруг я почувствовала осторожные толчки слабого пульса. «Жив!» - мимолётная догадка тут же обрела форму счастливой уверенности – «Конечно жив!». Домотканый холст медленно зашевелился.
- Подожди, моя крошка, я тебе сейчас помогу! – окрылённая счастли-вым поворотом событий, я быстренько распеленала воскресшего малыша и уже хотела в приливе нахлынувшей эйфории расцеловать чудное детское личико...
Младенец повернул голову и... на меня уставились два чёрных пронзи-тельных глаза, величиной с грецкий орех каждый. Тонкие губы ребёнка злобно расплылись в страшной улыбке, обнажив длинные кривые зубы. Некогда бархатная кожа значительно посерела и покрылась отвратительной жесткой щетиной.
- Почему ты отказалась родить меня, мама? Почему? Я не так хорош, как ты? – чудовище угрожающе выставило крючковатый палец с желтым загнутым ногтем. – Я проучу тебя, несговорчивая тварь!
И с этими словами мерзкое порождение ада отрыгнуло мне прямо в ли-цо вонючую скользкую жижу.
- А-а-а-а! Помоги-и-и-те-е-е! А-а-а-а! – мой дикий вопль на время за-глушил дьявольский хохот отвратительного монстра.
- Не ори, дура! Всё равно тебя здесь никто не услышит – эхом отозва-лось змеиное шипение младенца.
Я увидела, как длинные пальцы-щупальца чудовища извиваясь и под-рагивая медленно потянулись к моей шее.
- Господи, да кто ты такой?!!! Убирайся прочь!!!
Я что есть силы отшвырнула поганого аспида. Видимо, не ожидая от меня такой прыти, псевдоребёнок конвульсивно дёрнулся, и подобно коровь-ему экскрименту, смачно шлёпнулся в дальний угол сарая.
- Люди! Кто-нибудь! Выпустите меня! А-а-а! – я дико кричала, ощущая спинным мозгом приближающийся конец. Вот уже костлявые пальцы монст-ра бульдожьей хваткой вцепились мне в плечо... И затрясли... затрясли... затрясли...
- Клара! Клара, очнись! Клара! Ты меня слышишь, Клара?!!!
- Не надо... я не хочу-у-у!
- Да, очнись же ты, наконец!!!
Я открыла глаза. Где-то далеко, в уплывающем тумане дико хохотал нерождённый ребёнок.
- Ты в порядке? Приснился кошмар? Ладно, погоди...
Я очнулась только когда огненная жидкость, именуемая в народе вод-ка, перехватила дыхание.
- Ты чего? Совсем сдурела? – обливаясь слезами и закашливаясь про-сипела я.
- А ты чего так орёшь? Мёртвого испугаешь! – Танька обиженно под-жала красивые губы.
- Я... кричала?
- Нет, пела вечернюю молитву.
- Серьезно, Танька...
- Во, баба даёт! – искренне восхитилась подруга. – Сначала орёт, как недорезанный баран, а потом спрашивает – не страдаю ли я слуховыми галлюцинациями. Отвечаю – со слухом у меня всё в порядке в отличии от некоторых.
- Танька! Я должна тебе кое-что сказать. Обещай молчать, как рыба!
- Ещё одна государственная тайна? Даю подписку о неразглашении.
- Я думаю, нет, я уверена – это не простое убийство на почве ревности или банальной зависти. В основе каждого из них проскальзывает мистиче-ская направленность. Понимаешь о чем я?
- Если честно, то не очень... Хочешь сказть, за тобой гоняется средне-вековое привидение или воины Анубиса?
- Меня преследует одно видение...
- Твой ночной кошмар?
- Не совсем... В смысле, это не простой кошмар. Он имеет определён-ное значение. Я пока точно не могу сказать какое... Но должно свершиться что-то ужасное... Я чувствую... Мир развернётся в сторону зла.
- Так это общеизвестный факт! Ученые давно приготовились встречать заблудившийся апокалипсис. Кажется, дата его наступления приходилась на 2001 год?
- Не то, Доминик - Танька, не то... Я говорю о библейском пророчестве.
- А я о каком? О научном? И вообще, ты пока ничего не сказала. Хотя, если учесть в твоём рассказе яркие моменты животного страха... Короче, подруга, исповедуйся как нормальный человек, а не как героиня американ-ского триллера! Тоже мне, оракул нашелся – пророчество, силы зла!
- Да я пытаюсь объяснить...
- Не надо пытаться. Просто возьми и перескажи свой сон. Хорошо? Как в начальной школе: картинка – пересказ, картинка – пересказ.
- Ладно, попробую.
Содрогаясь и икая от страха, я нарисовала Таньке жуткую картину бе-зумных видений.
- Ну, что скажешь?
- У тебя больная фантазия и воспалённые нервы. Это ж надо такое при-думать! Так запугать саму себя! – Танька картинно всплеснула руками. – Тебе, что, больше делать нечего? Решила психику пощекотать? Вспомнила сопливое детство?
- А при чем здесь детство?
- Ну как же, вы разве не запирались с друзьями в тёмном чулане или кладовке? Когда один замогильным голосом рассказывал о «чёрной, черной комнате с чёрным, чёрным гробом и черном, черном покойнике...», а другие, обливаясь холодным потом, мучительно старались не глядеть в коварную темноту. Потому что каждый из вас доподлинно знал – стоит только на секундочку приоткрыть глаза и рядом обязательно возникнет синюшный покойник с оскаленными зубами. А, потом, знаешь..., - Доминик – Танька покрутила в руках листок бумаги со схематическим планом разоблачения преступника, - неизвестный маньяк, скорее, защищает тебя... Во всех трёх случаях жертвой становишься не ты, а твои обидчики. Заметила? Мне только сейчас пришло в голову...
- Заметила, и что с того? – я раздраженно фыркнула, - Мне лично дей-ствия маньяка понятны, как белый день. Он хочет расправиться со мной сам, своими руками. Своими, а не чужими! Видимо у него в запасе есть какой-то особо извращённый способ убийства.
- Например, психологическая атака в виде гипноза на расстоянии.
- Может и так!
- Хорошо, если не помогает разум, воспользуемся действием. Завтра мы улетаем в Швейцарию, не горнолыжный курорт!
- Спасибо тебе, девушка! – я встала и низко поклонилась. – За доброту твою спасибо и за внимание. Значит, если меня пока ещё не убили дома, то на горнолыжной трассе я уж наверняка сверну себе шею. Вот, спасибо, удружила!
- Ты чокнутая, Кларисса! – Танька отчаянно закрутила указательным пальцем у виска, - Ненормальная шизофреничка! Поступай, как хочешь! А лучше всего – нажрись крысомора, залезь в петлю и выстрели себе в лоб из пистолета!
- Не многовато ли? – заволновалась я.
- В самый раз! Для надёжности. Всё! Не мешай, я иду спать!
*************************************************************
Серебристый «Боинг» легко вспорол тяжелую пенность облаков. Я мысленно попрощалась со всеми родными и близкими. Дело в том, что у меня с самолётами давняя психологическая несовместимость. Так называе-мая «воздушная болезнь» или страх высоты, который приходит из окошечка кассы «Аэрофлота» вместе с билетом и рекламными пожеланиями «Счастли-вого путешествия». В отличие от других пассажиров «Транссибирского лайнера», я всегда путешествую не счастливо, глотая валериановые таблетки еще с момента восхождения на ступеньки трапа. Вот и сейчас рука непроиз-вольно потянулась к хрустящей облатке.
- Наркоманишь? – как бы, между прочим, поинтересовалась Танька.
- Стараюсь обрести душевный покой.
- И, как? Получается?
- Если честно, то нет.
- И правильно! Валерианка помогает нормальным людям.
- Ты опять за своё? – злобно прошипела я.
- Я к тому, что нормальные люди в самолёте употребляют коньяк, а не объедаются бесполезной травой.
- Слава богу, я не алкоголичка.
- Значит, по-твоему, первым классом летают исключительно алкоголи-ки?
- Я так не говорила.
- Но подумала.
- Да, что ты привязалась ко мне со своим коньяком? Я хочу умереть в светлой памяти!
- В светлой памяти, Кларисса, ты окажешься после смерти. А пока... девушка, можно Вас? – улыбчивая стюардесса согласно кивнула: «Что желаете?» - Нам с подругой коньяк, лучше армянский, лимон, плитку шоко-лада и бутерброды с черной икрой.
- И диктофон для записи завещания... – буркнула я.
- Что? – не поняла стюардесса.
- Ничего. Дама пошутила. – Подруга зыркнула на меня испепеляющим взглядом.
Коньяк действовал, как лёгкий наркоз. Уже через полчаса пассажиры класса «Люкс» казались мне милыми и обаятельными людьми. А ещё через час я готова была поклясться в искренней любви всему человечеству. Оста-ток полёта моя расслабленная душа провела в состоянии мягкой дремоты.
Если и есть в мире уголок стабильности и процветания, то это Швейца-рия – страна с самым низким уровнем инфляции и безработицы, самыми надёжными банками, самым высоким доходом на душу населения, третьим по величине золотым запасом, и лучшими часами в мире! Отдых в Швейца-рии – это звучит гордо! Я увидела мощь необъятных ледниковых массивов, стремительность многочисленных рек, летящих вниз, тут и там срываясь шумными водопадами, швейцарские чистейшие озёра… Завораживающие взгляд толщи прозрачного льда и заснеженные долины, захватывающие дух красоты Альпийских гор – все это казалось мне через чур сказочным, фанта-стически нереальным...
Наш путь лежал в Давос, в районы Дерфи, где расположены трассы для начинающих горнолыжников, к категории которых относилась моя скромная персона (по справедливой классификации Таньки).
Отель, в котором нас поселили, был настоящим пятизвёздочным чудом. Я важно разгуливала по комнатам в белоснежном махровом халате и не переставала удивляться олимпийским высотам «забугорного» сервиса. Меня восхищала нежность постельного белья, сверкающая чистота ванной комна-ты, богатое разнообразие швейцарской кухни и, разумеется, высокий уровень качества гостиничного обслуживания.
Звонкая английская речь местного персонала сочетала в себе тончай-шие нотки природного обаяния, доброжелательности и, временами, удиви-тельную покорность. Я вспомнила трудно реформирующуюся сферу быто-вых и прочих услуг многострадальной Родины и грустно вздохнула. Да, материальная сторона новых экономических отношений явно преобладала над духовно-этической стороной ведения бизнеса. Собственно, чему удив-ляться, если на протяжении 70-ти лет русский народ и понятия не имел о культуре управления на предприятиях и в организациях. Кого интересовали тоненькие голоса обиженных потребителей? Повсеместно действовал вне-гластный закон социалистических лозунгов: «Кто не с нами, тот против Советской Власти», «Советский учитель (врач, продавец и т.д.) не может быть обвинён в преступном невнимании к гражданам СССР. Так как Совет-ское Социалистическое Государство – единственное во всём мире подлинно правовое и справедливое!», «Кто желает комфорта – тот вражеский лазут-чик!», «НЕТ распространению идеологии загнивающего капитализма!».
Стремление некоторых потребителей к комфортным условиям жизни и уважению себя, как личности, расценивалось правящей партией как враж-дебное подражание западу и считалось, чуть ли не государственной изменой. Перестройка круто изменила конечную цель развитого социализма. Рыноч-ная экономика встряхнула более-менее предприимчивое население Россий-ской Федерации, заставила по-новому взглянуть на запретный ранее плод частной собственности. И, ух, руки загребущие! В глазах обезумевших россиян с невероятной быстротой замелькали рубли, доллары, марки и фунты стерлингов. Каждый стремился ухватить кусок побольше, да побогаче и желательно, с наименьшими затратами.
За последнее десятилетие хаотическое движение Российского Государ-ства в никуда обрело таки профессионального рулевого. Жесткий кнут принятого законодательства научил хозяйствующих субъектов предпринима-тельской деятельности с уважением относиться к «государственному добру».
Однако щепетильный потребитель разнообразных товаров и услуг по-прежнему скептически относился к новым рыночным отношениям: «Отно-шения, то, может быть, и новые, да вот руки и человеческий фактор остались старые, советские...». Вобщем, что ни говори, а нашим предпринимателям ещё очень далеко до зарубежного сервиса...
Проводя таким образом аналогию между далёкой Родиной и близким зарубежьем, я машинально взглянула на изящные стрелки настенных часов. Вот тебе раз! Ослеплённая созерцанием курортного сервиса я напрочь забыла о Таньке Белохвостовой, которая отсутствовала уже два с половиной часа. И хотя моя подруга чувствовала себя на швейцарских просторах, как рыба в воде, сердце неприятно заныло в колючих руках «дежурной тревоги».
«Разве так трудно позвонить? Просто достань телефон и набери номер. А вдруг...? А если маньяк укокошил Таньку?» - я похолодела, представив, как самая лучшая и единственная подруга валяется где-нибудь в заснеженной расщелине с признаками острого инфаркта миокарда. «Танька, милая хоро-шая Танька...! Отзовись, пожалуйста!» - слабо поскуливал внутренний голос.
Не знаю, что проснулось в Таньке – то ли телепатические способности, то ли остатки совести, но моя «раскладушка» неожиданно запела голосом Юлии Савичевой: «Как твои дела? Веришь ли, в любовь?...».
- Да!!! – злобно рявкнула я.
- Ты чего так орёшь? Что-то случилось?
- Нет, если, конечно, не считать твоё загадочное исчезновение!
- Кларисса, милая, прости! – ласково замурлыкала Белохвостова, - Я тут с одним человеком познакомилась. Он – настоящий душка! Приеду – расскажу.
- Как? Поворот налево? Стыдно, мадам Жанье! – я немного успокои-лась.
- Ты с ума сошла! – искренне возмутилась Танька, - Эрнст Футберг – известный в Швейцарии коллекционер! Да я два года мечтала заполучить такого клиента!
- А-а-а, тогда всё понятно. Ты снова погрязла в бизнесе.
- Кларисса, не обижайся, хорошо? Это такая редкая удача, что...
- Успокойся, я не обижаюсь. Надо – значит надо. Обрабатывай своего клиента.
- Правда? Кларка, ты – прелесть! – телефон вульгарно зачмокал, - я те-бя обожаю! Не скучай, увидимся! Пока!
- Пока. – я сунула телефон в карман махрового халата. И что теперь? Торчать до посинения в отеле? Ну, уж дудки! Я разложила на столе красоч-ный путеводитель. Куда желаете отправиться, госпожа Захарова?
«Давос расположен на востоке Швейцарии в кантоне и входит в состав кантона Граубюнден. Этот город приобрел широкую известность как частое место проведения различных международных встреч. Каждый год здесь проходит более 150 различных международных симпозиумов, конференций и семинаров (в том числе и Всемирный экономический форум) на которые приезжают политики, бизнесмены и ученые со всего мира. Кроме того, Давос, где находятся более пятнадцати лечебных клиник, известен на весь мир как главная европейская здравница»- вежливо сообщил рекламный проспект. «К сожалению, меня на форум пригласить забыли, поэтому читаем дальше. Так, кажется, нашла – музеи Давоса. Очень интересно. Вот - музей игрушек. Открыт ежедневно, кроме понедельника, во второй половине дня. Частная коллекция кукол и игрушек XVIII, XIX, XX вв. Прекрасно!» - я закрыла путеводитель и вызвала такси.
Обсуждения Палач