Отшельник

Не так давно я утратил интерес к повседневным развлечениям. Меня перестали интересовать карьера, общественная жизнь, общение с приятелями, тусовки, женщины, новости. Даже искусство стало безразлично, словно бы отодвинувшись куда-то далеко-далеко от моего жизненного туннеля. Я больше не смотрю кино, потому что все фильмы кажутся одинаковыми, не читаю, потому не нахожу в книгах ничего нового, не слушаю музыку, потому что она вызывает неприятные ощущения в мозгу. Я перестал ходить на работу, не заплатил за Интернет, в результате чего его отключили, выбросил свой телефон в мусорный бак.

 Я в основном лежу на диване, глядя то на потолок, то на стену, то в окно. Когда я отдалился от мира, похоже, и мир тоже отдалился от меня. С улицы перестали доноситься пронзительные крики детей, родителей и педофилов, шум машин и трамваев, курлыканье голубей. По ночам я обычно вижу из окна открытый космос, а днем бескрайнюю степь или какую-то безжизненную скалистую местность. Временами там демонстрируются какие-то передачи, словно в телевизоре, который я, к слову, выбросил задолго до того, как стать отшельником.

Сейчас в оконном проеме как раз показывают шоу о путешествиях. Берут интервью у парня в потертой одежде с множеством карманов. Он стоит, опершись на огромный рюкзак, и рассказывает: «Я гостил у одного племени, помешанного на порядке. Все их общество было построено на педантичности, они всегда все клали на свое место. Даже трупы стариков они высушивали, размалывали и помещали в вагины старух, обеспечивая таким образом их перерождение в следующей жизни. Однажды я указал им на логическую неувязку. Ведь из женского лона рождаются не только мужчины, но и другие женщины. Так что же, получается, старухам необходимо саморазмолоться и влезть во влагалище к самим себе? Мой вопрос свел этот маленький народец с ума, и они всем племенем не сговариваясь бросились со скалы».

Мне надоедает лежать на диване, и я выхожу прогуляться. Нелепые люди спешат куда-то по своим никчемным делам.  Впрочем, если бы они занимались медитацией где-нибудь в горах, не исключено, что это было бы столь же глупо. Считается, что, избавившись от страстей,  человек может обрести истинную природу будды и вырваться из цепи перерождений. Вестей от тех, кому это удалось, мы не получаем. Возможно, потому что колесо сансары вращается слишком далеко от них. А возможно, все эти преуспевшие в медитации подвижники банально перевоплощаются в устриц. Если задуматься, устрица – совершенно дзенское животное. Все мирское проходит мимо нее, даже прием пищи и размножение происходят автоматически, не требуя сознательного участия. Она может уделять все время жизни растворению в вечном. Существует ли существенная разница между невозвращающимся архатом  и устрицей, ведь что наверху, то и внизу?

Я вынужденно включаюсь в беспорядочное движение, лавируя между прохожими. Они смешно прыгают по кочкам, пытаясь не вступить в лужу, не промочить ноги, не запачкать обувь. В целом вся наша жизнь – нелепые ужимки в попытках не испачкаться. Мы пытаемся защитить от грязи свое белье, одежду, тело, душу. Грязь поджидает нас всюду: дома, на улице, в ресторане, на природе, в храме. Никогда не знаешь досконально, что у тебя под ногами, и откуда прилетит очередной ком.

Захожу в метро, сажусь на скамейку на станции, гляжу на поток людей. Почти никто не выделяется. Лишь несколько фриков, и все пожилого возраста. На самом деле, внешность – единственное, что в них осталось необычного. Просто привычка, уютный фантом из прошлого.  Современное общество дает людям слишком оптимизированное число возможностей. Достаточно, чтобы каждый ухватился за свой шанс достигнуть благополучия. Но слишком мало, чтобы на это не ушла большая часть его времени и энергии. Смотрю на экран телевизора – там внезапно вместо привычных зоофильских шоу и рекламы попсовых концертов показывают передачу о киберспорте. Какая-та черноволосая девочка говорит: «Игра – порождение несовершенства вселенной. Создавая игровой мир, мы тщимся компенсировать недостатки реального. В идеальном мире игра не имеет особого смысла».

Я осознаю, что телевизионная вселенная кажется куда естественней настоящей. Мы не чувствуем себя внутри компьютерной игры или реалити-шоу лишь потому, что в целом не особо сосредотачиваемся на происходящем вокруг, всецело погружаясь в себя и в свои смешные мысли. Единственные две вещи, что отличают, пожалуй, реальный мир от виртуального – боль и усталость. Но эти проблемы, в принципе, решаемы, нужно просто вовремя принимать нужные наркотики. У меня, впрочем, их при себе нет, более того, даже нечего выпить. Поход в магазин кажется слишком сложным квестом, поэтому я просто иду к себе домой. Прежде чем подняться в квартиру, по привычке проверяю почтовый ящик, и не зря. Кто-то внезапно прислал мне бутылку текилы. Это хорошо. Поднимаюсь, сажусь в кресло, откупориваю сосуд и делаю добрый глоток. Смотрю в окно. Там идет шоу, посвященное восточным религиям. Какой-то лысый тибетец рассказывает притчу:

 «Однажды к известному духовному наставнику пришел незнакомец и сказал:

 – Я хочу быть твоим учеником.

 – И что ты намерен делать? – спросил наставник.

 – Я буду делать то, что ты скажешь.

 – Тогда пойди и спрыгни со скалы.

Новоявленный ученик подчинился и пошел к обрыву. Когда он уже явно был намерен ступить за край, учитель спросил:

 – Ты думаешь, тебя это чему-нибудь научит?

 – Нет, – ответил ученик, – но, возможно, это чему-то научит тебя. – И он шагнул в пропасть».

 Лысый рассказывает еще много смешных историй, я расслабленно прихлебываю текилы и слушаю. Вдруг раздается какой-то непонятный звон – как будто бы звонит старый стационарный телефон. Такие еще можно найти в квартирах у чокнутых стариков или прущихся по винилу олдскульщиков, в государственных учреждениях. Я же в принципе отключил домашний телефон уже лет десять назад. Тем не менее, звон раздается, и сквозь уже ставшее привычным безразличие начинает пробиваться легкое раздражение. Я ищу источник шума, и вскоре нахожу его в нижнем ящике старого шкафа. Это действительно антикварный телефонный аппарат. Он не подключен к сети, но, тем не менее, продолжает звонить. Удивительно? Да не особенно, кто сказал, что его обязательно подключать? Всего лишь надуманные условности, один из тех якорей, что держат обывателя в привычном мире. Я беру трубку и говорю:

 – Алло.

 – Привет, – говорит мужской голос, – тебе пора. Слушай инструкции. Выходишь из дома, поворачиваешь направо и идешь вперед. Если упираешься в тупик – направо, потом налево, и опять прямо. И так пока не придешь.

 – А если я не подчинюсь инструкциям?

 –  Как хочешь, можешь и дальше смотреть в окно.

Я выхожу, поворачиваю направо, иду, затем направо и налево, иду, опять направо и налево, опять иду…  Почему-то все вокруг – люди, дома, машины, деревья – становится меньше. Или это я становлюсь больше? Да, похоже, во мне теперь около пяти метров роста, я с трудом протискиваюсь между зданиями и чудом умудряюсь не причинять вреда живым существам далеко под ногами. Более того, мое тело, кажется, поросло шерстью. Но окружающие не замечают, или, возможно, делают вид, что не замечают, что происходит что-то необычное. В конце концов я выхожу за городскую черту, иду через лес, и наконец выхожу на поляну, где, удобно устроившись на пеньке, меня ждет лысый тибетец из телевизора.

 – Привет, –  говорю я ему,  – надеюсь, ты объяснишь мне, что происходит? Напрямую и без загадок?

 – Да, – отвечает он,  – конечно, загадки предназначены для скучающих идиотов. А я расскажу тебе все как есть. Садись и слушай.

Я устраиваюсь на траве. Тибетец говорит мне:

 – Любой человек, живущий полноценной жизнью, осознает, что его жизнь – лишь капля в океане времени. Годы пролетают незаметно. Рождество за Рождеством, отпуск за отпуском. Сделать получается мало. Что время идет нормально есть впечатление лишь в детстве, потому что это пора, когда заняться особо нечем. Толком ничего не умеешь, толком ничего нельзя, толком ничего и не хочется, кроме мгновенных удовольствий. Дальше, если ты  хоть что-то осознал, хоть что-то интересное хочешь сделать – день подобен секунде. В соответствии с этим ощущением можно сказать, что жизнь составляет около десяти лет. Не календарного, а подлинного времени. Многое ли можно сделать за десять лет, даже за двадцать? Что, скажем, сделали коты? Они ведь не глупее людей, зачастую даже умнее, просто времени еще меньше, поэтому незачем и рыпаться. Некоторые из людей, вроде например, Гитлера, собирают команду и пытаются, вылезая из кожи вон, создать что-то глобальное. Но собери ты команду хоть из миллиарда – след будет не больше, чем от брошенного камешка на воде. Но я готов тебя поздравить, тебе удалось вырваться из стремительной суеты людских будней. Теперь ты снежный человек, и мир обычных людей тебе чужд. Они будут интересовать тебя не более, чем небольшой муравейник где-то в лесу соседней страны, которую ты не планируешь посещать.

Иллюзии человеческого сознания вдруг разом улетают куда-то далеко. Ведь теперь я снежный человек, и мне пора отправляться заниматься своими снежночеловеческими делами.