Осень

Толпа работников перекрыла дорогу на окраине Окленда. Бакунин пружинисто, словно молодой бог, спустился со ступеньки дилижанса.

- Я видел не ненависть, а глубочайшее презрение к буржуазии, - воскликнул с восхищением Пайк, когда его Мишель тяжело опустил свое могучее тело снова на сиденье.

- Если раньше можно было вызвать наглеца на дуэль и убить его на равных, то буржуи бьют в спину из-за угла подло, используя свое право круговой поруки в подлом обществе.

- А что их так завело...

Два воробья сидели на трубе теплотрассы и мечтали.
- Эх! Скорее бы лето! А еще лучше: чирик - и нет зимы! — Прочирикал первый воробей.

- Это из области фантастики. Лучше давай хорошенько представим, что кто-то на дороге рассыпал зерно, а заметили это только ты да я, — указал на дорогу второй.

Оба воробышка крепко зажмурили глазки, сложив под клювиками крылья.

- Вам плохо? - неожиданно прозвучало рядом.
Мечтатели вздрогнули, открыв одновременно глаза и клювы. Рядом сидел...

Некогда в одном далёком королевстве правил жестокий и кровожадный монарх. Корона перешла к нему от отца уже в зрелом возрасте, и с той поры страна погрузилась во мрак и кровь. С несколькими придворными сановниками – друзьями своего детства, заведовавшими войсками, казной и четырьмя областями, монарх цепко держался за власть, не гнушаясь никакими способами, дабы ещё больше возвысить себя над простым народом.

Сановники сквозь пальцы смотрели на самовосхваление монарха, покуда регалии их были с...

Немного проработав на заводе, к весне отец уволился и засобирался в Сочи на заработки силуэтами. Теперь он все больше сидел дома, готовя бумагу и приводя в порядок этюдники, обновляя витрину и летучки (так он называл маленькие складные витрины, не требующие с собой непременно этюдника). Возвращаясь со школы, я находила отца всегда дома и уже не могла позволить себе продолжительные чтения на кухне, но сразу заворачивала в свою комнату, потеряв часть степени свободы, где я могла принадлежать...

Однажды приснилось мне, что я сплю, сплю и вижу нелепый сон, вижу сон, в котором я сплю…

Это был длинный, очень длинный забавный сон, но сны не продолжаются вечно. Рано или может быть поздно, но настаёт после каждого сна пробуждение. Приходит время вставать и я тоже проснулся, потянулся в кровати, зевнул, вспомнил, какие мне глупости снились всю ночь и встал.

Я встал, оделся, сходил в туалет, умылся, почистил зубы и пошёл завтракать, но до кухни дойти не успел, потому что разбужен был...

Рассвет поднимался по курсу корабля, на небе проступал слабый розоватый отсвет. Волны набегают на бриг со стороны океана, и она мерно кренится с боку на бок. Впереди погасли звезды. Привычный глаз мог уже видеть на милю вокруг судна.

И вот, когда «Пацифик» приподнялся на волне, на востоке блеснуло над горизонтом золотистое зернышко, исчезло, вновь появилось и стало расти. Солнце поднимается из воды из тонкого-тонкого облачка, громадное, алое. Оно быстро превратилось в ликующий свет и...

…Однажды, после одной грандиозной попойки, меня угораздило вляпаться в мерзкую, гадкую, крайне нелепую и, очевидно, не свойственную моему тепличному характеру ситуацию. Не знаю, как это вышло, но, только, проснувшись, я понял, что очутился в Казани.

За сто километров от дома. Зимой! В жуткий злющий январский мороз, без документов и, разумеется, без копейки в кармане.

Как назло, в этот самый момент, в этом городе, у меня не было ни одного знакомого мне человека.

А на мне было чёрное...

«И многие придут под
Именем Моим,
Говоря, что это Я;
И это время близко.
Не ходите вслед их».

(Евангелие Луки).

ГЛАВА 1.

Шёл знойный август 2010-го года.

Монастырь Вуду «Харрис» был оторван от внешнего мира астральным пространством двенадцатимерных иллюзий и собственной тенью, могучей, непроходимой зеркальной стеной из трёх тысяч незримых флюидов, порождённых мечтами монахов. Был крепостью-невидимкой, поселением-призраком… Городом снов.

Ангел тайны безмолвия и откровений...

Входя в подростковый возраст, я все чаще и чаще начинала понимать, что постоянно нахожусь в состоянии какого-то внутреннего неосознанного поиска. Чувство своей обособленности становилось привычным, отягощающим, но постоянно работающим и требующим входить в себя, в суть и предназначение своего я, и выходить во вне, желая и побуждая к человеческим отношениям, которые были столь нечастыми и кратковременными, что порождали вновь и вновь устремление к поискам, где важным объектом был сам человек, его...

Вернувшись в Старый Свет, Бакунин в Лондоне попал в объятия Герцена и Огарева и получил аванс в 2000 фунтов, но не на революционное "дело", а на право "Колокола" печатать его мемуары - все хотели заработать на «фантастиш-побеге» Бакунина.

В Европе он больше никогда не был сторонником американских проектов. Бакунин ничего не написал - ни о своем побеге, ни о либеральных "революционерах", "томящихся" в Сибирской ссылке, ни о «друзьях-предателях», ни о "сатрапах", Муравьеве-Амурском и Корсакове...