1.
«Хикки и фрики, ссылка на вики...»
Снегопад за окном выманивал, обещая уединение.
«Прогуляться что ли до западного квартала? На часах двадцать три двадцать три».
Раньше это время суток называлось — между волком и собакой, теперь — между фриком и хикки. И тот, и другой — собаки. К этому часу фрики уже успели перебежать из офисов в ночные кубы, а хикки ещё не потянулись к автоматическим боксам выдачи заказов. Одни только волки гуляют — чилдры, дикая сволота подростковая, зверята. Ещё целых тридцать пять минут до комендантского часа, когда патрули начнут ездить. За пойманного чилдра родители отвалят, сколько запросят, — ненадлежащий надзор. Директора, забывшие блокировать школу на время уроков, надзиратели в интернатах, не закрывшие решётки на ночь, попадают под суровую статью.
«До чилдров всем есть дело, до взрослых никому нет дела. Пройдусь. В такую погоду на гоп-стоп напороться, уж какое-то запредельное невезение».
Чтобы пройтись, надо сначала встать, выключить комп. А для этого надо сначала собраться встать, выключить комп, решиться, проникнуться таким намерением.
«Хикки и фрики... А я кто? Хикки? Я, модный фотограф? Не смешите мои предустановочные параметры. Тогда фрик? И куда хожу колбаситься? С кем? Когда в последний раз? Когда я вообще последний раз выходил из дома? А зачем, собственно? Купить десять будок для селфи было великолепной бизнес-идеей. Подобрать для них совместимые комические фильтры ещё лучше. Оп-ля: ты ничего не делаешь, а денежка мало-мальски каждый день капает. Автоматические платежи распределяют налоги и переводят остаток на карту. Купюры, завалявшиеся в кармане скоро моль доест. Селфи-будка сама запрашивает плановое и экстренное техобслуживание. Зачем вообще выходить из дома? Модный фотограф, когда ты моделей-то живых видел? А зачем? Их разденешь, а они оскорбятся, потащат в суд... Я не хикки. Я не фрик. А кто? Иди к чёрту. Сам иди, ты с кем разговариваешь?»
Почта, колокольчик дзинь-дзинь.
Спам. Письмо счастья... То есть, любое с незнакомого адреса.
«Антивир, что скажешь?»
Антивир сказал:
— Нет.
Вложение говорило:
— Давай, кликни на меня. Испытай его на прочность!
Такое время настало, любое письмо и любое вложение незаконно, если не взято из банка текстов и картинок. В чатах, в соцсетях можно обмениваться только смайликами и шаблонами сообщений, изображениями из фотобанков. Хочешь кадрировать фотку? Должен резать по намеченному пунктиру, иначе — бан. И уголовное преследование. Но есть и свободы! Когда сайт помечен, как развлекательный, то можно писать не только лайк, но и лол. Можно «Уиии!» — визг восторга, можно «Ыыы!..» — рыдания от смеха, здорово, правда?
«Вложение-то наверняка целый текст, чужо-ой. А вдруг он обскорбит мои чувства? Ыыы!.. Какой бред, какая паранойя, если подольше пожить, до чего только не доживёшь!»
Рука дрогнула, стилус планшета открыл рабочее окно, залив на рисунке контурную форму окна холодным пронзительным светом. Как будто дом пробит им насквозь, прожектором навылет.
«И пусть, так и оставлю. Решено, гулять иду: ногами по земле ходить».
Высотка круизным лайнером торчала в серых торосах пятиэтажек. Снегопад обманул, прекратился. Осталась городская муть, расклякшие сугробы, невидимые ямы, заборчики системы подножка.
«Зачем вылез? Примыкаю окончательно к хикки, решено. Хикки быть романтичнее, в них есть как бы флёр загадочности... Тайная, самодостаточная жизнь...»
Если не знать, что коробки с пиццей курьеры проталкивают в щель для доставки, зажав нос, такая несётся из квартиры хикки затхлая вонь. Если не знать, как дальний родственник выволакивает оттуда в стационар заросшее коростой нечто, или полицейские увозят полуразложившийся труп из идеально чистой, вымытой квартиры, где каждая безделушка на своём месте. Хикки это романтично, ога... Красивые сайты в фиолетовых тонах, где запрещены даже лайки, где царит полная, абсолютная тишина.
«С другой стороны... Фрики тоже круто, да... Днём — сидишь в кафе, по клавиатурам щёл-щёлк, и все вокруг за работой. Что делают? Да разве это важно? Ночью по клубам щёлк-щёлк, все за смартфонами... Очень круто, ога. Но что это такое они пьют? В офисах пьют, на обеденном перерыве пьют, на концертах пьют? Деловые такие, успешные такие, крутые, яркие? А чхать мне, что они пьют, я только знаю, что я это пить не буду».
НОРМ, есть добавка такая — НОРМ. Интересный факт, и в энергетики кладётся она и в успокоительное, в расслабоны для хикки. А в детских сладеньких кефирчиках, которые НОРМАЛЁК называются, интересно, тоже она? Жвачки СУПЕРНОРМ есть у чилдров... Что эта добавка – отменная дрянь, ясно, любопытно узнать категорию: тоник, успокоительное? Разговариваешь с человеком, а его словно нет. Причём давно нет, лицо как обколотое против морщин. Под НОРМ они не успели образоваться. Челюсть с жвачкой двигается и башка кивает.
«Как фотограф свидетельствую, взгляд повсюду ищет некой пластичной, равновесной симметрии. И находит. Но в антитезе хикки-фрики её нет. Значит, это не антитеза. Хикки и фрики — одна сторона дли-инного рычага. Что на другой стороне, в душе не скребу. Она такая короткая, что и не разглядеть. По логике, если мир не кувырнулся в бездну, там должно быть что-то экстремально весомое. Я не знаю, что».
Беспилотный трамвай с головой рыбы удильщика, заскрежетав, тормознул перед мишурой, унесённой ветром. Пустой совершенно, разгромленный и выжженный изнутри.
«Чилдры, их работа. Эти, что гореть способно, всё сожгли. Кто теперь осмелится ездить в общественном транспорте? Зайдёшь в такой, а на следующей остановке чилдры, и не выйдешь... А современный ведь трамвай».
Ходовая часть утоплена в подземные рельсы. Лампочка на дуге, надо лбом. Вход распахивается как пасть, откидывая скорбную нижнюю челюсть вровень с асфальтом. Для велосипедов, колясок, инвалидов.
«Помереть со смеху. Для кого всё это?..»
2.
Темнотища дворов за высоткой. Чилдровский квартал, средоточие учебных заведений. Интернаты, школы, лицеи. Бывшие производственные корпуса. Жуткое место. И заборы-заборы-заборы. Редкие, частые. Высокие, хлипкие. С выломанными секциями, с погнутыми прутьями. Оскорбительно повсеместные, не защищающие ни от чего. В заборном квартале, не заблудишься, так нарвешься, не на сторожа, так на сигнализацию, не на сирену, так на патруль. На много лишних вопросов.
«Надо кругом обойти, мимо детсадов. И чего меня сюда занесло?»
Напротив профтехучилища торчала ёлка. Остов, штырь с отходящими на трёх ярусах прутьями. Рассогласованные прожекторы, мигая, голографией дополняли конструкцию, так что ёлка попеременно одевалась хвоёй и обвешивалась иллюзорными шарами.
«Для кого, это счастье предназначено...»
Какая неприятность! На десяток шагов впереди через площадку с горкой и паровозиком чесала, невесть откуда взявшаяся, девочка-подросток.
«Педобир одним глазком глянет и всё — геронтофил до мозга костей».
Тумбочка на ножках. Бесформенная, безразмерная чёрная куртка, плиссированная юбчонка, рейтузы, башмаки, пинать по голове такими удобно.
«Это хуже обдолбанных мальчиков, девочка, это всегда плохо, всегда опасно».
Реально мелкая, до кучи, на ходу она курила. Обход по широкой дуге не увенчался успехом. Из-под капюшона блеснули пластмассовые клычки мультяшной «феи-вампирки», модулятор голоса пропищал:
— Дяденька, выручи сотенкой?
Ускорился. Напрасно. Как же, щас.
Обогнав жертву, деточка встала на пути, вытащила модулятор за клык и хрипнувшим баском повторила:
— Не, серьёзно, мужик. Купи жетон, а?
На ладони подбрасывает...
«Бл, что это!..»
Ублюдочный капюшон обрамлял сухое, бледное лицо карлика. В клочки меха органично вписались полуседые баки. Лыбится.
«Доволен, сука, эффектом!»
Он был не из тех миловидных лилипутов, что снимаются в фильмах и напоминают детей. Туловище короткое, будто спрессованное, руки-ноги обычные. Хитрая рожа немолодого мужика. В глазах интеллект и в мимике.
«Не нарик...»
На часах без пяти полночь.
«...а шатается в чилдровском квартале. Маньяк половой?»
—Тебе жить надоело?
— Остоедренило.
— И на кой тогда деньги? На, держи и чао, псих.
Дождалась ветхая купюра своего часа.
Карлик намертво вцепился в неё, в руку, и пискляво заверещал:
—Пятихатка! Дядечка, пашли, я тибя отблагодарю под кустиком!
Холодные, железные пальцы. Тащит куда-то, куда вообще нельзя: под перекрёстными взглядами камер, во дворы училища мимо интернатских общежитий, вплотную к будке сторожа... А что? Разве не органично выглядит? Папа к сироте пришёл. И как быть, огрести девочку в рыло? Под камеры видеонаблюдения? И потом вот это вот всё пересказывать в полиции? Квартира отойдёт муниципалитету...
Карлик отрывался по полной, прыгал из стороны в сторону, метался по дворам, кружил, возвращался, устраивал короткие пробежки, дёргал чужой и своей сцепленными руками и пел:
— Тра-ля-ля!..
— Заткнись, больше ни о чём не прошу.
Всю дорогу его сопровождал тоненький писк, учащающийся, ставший почти непрерывным.
За голыми деревьями маячила высокая дуга парадной школьной арки, состоящей из букв ШКОЛЬНЫЕГОДЫЧУДЕСНЫЕ, то есть, минули профтехквартал. Дальше обычный город, цивилизация, жизнь.
Карлик резко дёрнул руку на себя и отпустил. Уставился в глаза, выплюнул модулятор, сказал тихо, внятно:
— Спасибо, прошли. Бай-бай. А то приглашаю попить кофейку... Сейчас у тебя есть шанс узнать нечто особенное.
В его ладони светился и пищал прямоугольник невинного, бесхитростного, категорически запрещённого к производству и хранению предмета. Антенна.
Когда антенну называли лозой, то владельца – экзорцистом. Ещё называли миноискателем, тогда владельца — сапёром. Это был мультиволновой, особо чуткий приёмник, слегонца находящий сигнал спутников-беглецов, спутников-хаков, ведущий за прерывистым сигналом до точки входа в свободный интернет. Оттуда есть возможность что угодно отправить на любой адрес, в общий доступ, в ленту... Не шаблоны, а что угодно.
Спутники-беглецы являли собой заброшенные артефакты прежних времён. Они подпитывались от солнечных батарей, не имели надежды на починку и выписывали отчаянные кренделя. Беглецы открывали доступ к облаку адресов, паролей, кряков, актуальных и устаревших, разбирайся, кидай на авось.
Преследовать их сигнал, всё равно, что играть в тепло-холодно. Тоненький писк или вибрация оповещают о приближении Беглеца к земле, о развороте, о том, что ещё минутка и вот-вот... заработает система обратной связи, очень тормозная, но заработает! Собственно ради неё экзорцист и преследует сигнал пешком так долго. Когда спутник понял, что услышан с земли, сколько может, он задерживается. Их бы сбили давно, так ведь и старьё это, и небо-то – общие. Войнушка будет...
Лоза просвечивала руку насквозь. Карлик, не оборачиваясь, удалялся от светлой арки в заброшенную часть квартала. Вокруг мёрзли и тосковали остовы сожжённых заводских корпусов.
«Чилдры – пироманы...»
Яркий свет прожектора бил в квадратное окно, прошивая дом насквозь.
— Оп, — воскликнул карлик. — есть! Мы услышаны на орбите. Рассаживайтесь поудобней, впервые на арене...
Тон всё более деловой и веселый от предвкушения.
Против сияющего окна карлик сгрёб мусор на люк, и зажёг палюшку. Бросил самолётиком в небо квадрокоптер-штатив, отрегулировал высоту.
«Что он делает? Ярко, же, заметно... Да и плевать! Безумием больше, безумием меньше...»
— Не боись, — хмыкнул карлик, — нас не догонят. Сторож на костерок не пойдёт, ему зубы дороже. А киберполиция — ещё те тормоза.
— А по морде лица? Не в смысле надают, в смысле — опознают по видосу?
— Ну, ты-то не под камерой, тебе-то какая печаль? Я на арене. И так, только сегодня, и только для вас...
Примостились на ящики у костерка.
— Янис. А ты?
— Карл. Карла я, заметно?
— Издалека не, только если ближе подойти. Ник, значит, нейм?
— А тебя по пачпорту интересует? Так и быть, зови Аркашенькой.
— Да пошёл ты!
Со дна школьного рюкзачка, едва не утонув там, Карл выудил кофе, один большой стакан кофемакс. Инновация: «Теперь особенно быстрый!» Если стукнуть донышком, нагревается до кипятка за считанные секунды.
Раскалённый, магма. Отхлёбывали поочерёдно, и карлик предавал стакан так, чтобы только его рука попадала в объектив коптера. Отпивали всё реже и реже. Когда уже стал ледяным, и в него полетели хлопья очередного снегопада, они тонули в наполовину полном стакане.
Правильным чистым языком, без мата и ёрничества, глядя одноглазому коптеру в бесстрастный зрачок, Карл рассказывал ОКНО №103-а, предварив общим экскурсом: ЗАКРЫТЫЕ ОКНА – это архив скрываемых правительством аномалий.
Их выявила перепись населения, аномалии задокументировали и собрали в отдельную папку под названием: ЗАКРЫТЫЕ ОКНА. Судьба ей была — отправиться в архив на веки вечные... Но курировавший тему офицер то ли он сошёл с ума, то ли руководствовался каким-то своим интересом, но манкировал служебным долгом, скопировал папку, а затем широко распространил: отдельными эпизодами через личные письма.
Каждый эпизод также назывался ОКНОМ и представлял собой докладную: что воспрепятствовало переписи, где, с кем, при каких обстоятельствах. В каждом эпизоде фигурировало закрытое окно.
Папку объединяла вопиющая непостижимость, вызывающая, как будто нарочитая. Упоминавшиеся в ней люди, как правило, были самыми обычными людьми. Препятствие — чистопородной мистикой.
Ходили, разумеется, куда же без этого, легенды, что существуют люди получившие папку целиком. Ходили и другие, что все ОКНА, это выдумка, мистификация скучающего хикки. Кто знает. ОКНА продолжали летать по свету. Их разбрасывали бескорыстно, вслепую, наобум. В новостные ленты и чаты, на почту, в любую открывшуюся щель, на любой адрес, который удалось хакнуть.
Подавляющее большинство анонимных «кукушек» бросало на землю листок с распечаткой ОКНА и убегало, жертвуя дешёвеньким квадрокоптером. Он зависал над ОКНОМ и передавал картинку, пока сигнал не уйдёт или не приедет наряд полиции. Но время от времени проявлялись исключения: ОКНА, зачитываемые вслух.
Перед вонючим костерком, со стаканом ледяного кофе сидело именно такое исключение. Коптер жужжал над головой единственного свидетеля харакири, не способного вовремя замолчать:
— Ты чего? Ты онлайн? Почему ты не...
— Не перебивай, правда, — Карл отмахнулся, — однажды поймёшь.
И продолжил рассказывать.
3.
— ОКНО №103-а. Виадук Шагающих Духов.
Виадук от начала строили со скандалом в каждом городе, который он пересекал. Кое-где его буквально вели по крышам домов. Возмущавшихся можно понять, жить в таком доме, удовольствие ниже среднего. Но, построив, виадук так и не открыли для проезда. Шум, экологи, принудительные расселения, всё зря? А то мало подобного на свете.
Он был с виду чугунным и высился на бетонных опорах. Эстетика подкачала, два ряда фонарей шли вдоль него, как рёбра бесконечного скелета.
Интересующиеся люди могли обнаружить... могли — не — обнаружить каких-либо съездов. Вот те раз? Ни на границе с городом, нигде. Меры предосторожности, чтобы чилдры не лазили на строящийся объект?
Ещё момент: съёмки с квадрокоптеров показывали, что виадук однополосный, поразительно узкий внутри за счёт абсурдной толщины стен. То есть он вышел каким-то невероятным по тяжести сооружением. Безлюдный, безмашинный. А фонари на виадуке загорались каждую ночь, и жители всех городов, осчастливленных этим сооружением, называли его одинаково — Духовым, чёртовым Виадуком.
Рассуждали так: царь батюшка вознамерился продать душу дьяволу. Во имя процветания страны, ну, и ништяков разных, типа бессменной власти. Пожертвовать захотел собою ради блага народного. Но возникли проблемы то ли с наличием, то ли с качеством товара... То ли дьявола часто кидали, он завязал работать по предоплате... Однако не упускать же сатане перспективного клиента. Сторговались на возведении в пользу дьявола путепровода для чертей. В результате он и появился, виадук Шагающих Духов, этакое «метро наоборот», вверх от геенны огненной.
А спроси у народа: «В какую сторону шагают духи?» Глазом не моргнут: «Всегда в одну и ту же!» Но пятеро махнут рукой налево, а пятеро направо!
Докладная переписчика Индекс 185/2.
«Я зашёл в квартиру. Электричество вырубилось.
— Скоро загорятся фонари на виадуке, — сказала хозяйка.
Она долго искала свечу в ящике с ложками, но так и не нашла.
Я сел у кухонного окна. Фонари затеплились и слились в цепь. Два ближайших били прямо в окно. Между ними, вровень с ними, с плафонами головой вровень, вровень стоял дух...»
На этом ОКНО №103-а обрывается.
Лоза запищала, начались помехи.
— Засекли, — сказал Карл. — Сваливай, я до упора побуду, однова живём! Если хочешь дослушать... Я видос в банк на ВесьНарод дублирую. Пока цензура найдёт, оно там ещё сто лет болтаться будет. От меня зайдёшь, через мой аккаунт. Никнейм «KARLA», пароль... — задумался на секунду. — Сухоелевантийскоелицо12345, всё, иди бегом. Оглох? Вали отсюда!
Пожали заледеневшие руки.
4.
Дома было уютно и чуть-чуть незнакомо, как по возращении из долгой, далёкой командировки. Но без промаха ловит паучья сеть привычек. Весь следующий день опять за монитором прошёл.
«Какое такое обновление установить? Чего, ноль-ноль, ноль-ноль?»
Колесо прокрутки остановилось под указательным пальцем.
«Зачем я столько времени листал эту фигню?»
Топ новостей. Лицеистка выпала из окна... По подозрению в доведении до самоубийства задержаны...
«Запреты, премодерация, эт-сила, много пользы от них, эффективно предотвращают... Ну-ну, рассказывайте. Народ, он хитрый».
Одна юзерша постила вслед за самоубийцей картинки в такой последовательности: зима — сердечко — две зимы — сердечко — три зимы. Это значило: той, что передо мной, лайки не ставить. День лайков нет, второй, третий. Она и выпилилась, буллинг. Алгоритм простой киберполиция быстро вычислила, они давно-о-о наблюдали.
«Зачем читал?»
Под новостью десять тыщ двести лайков.
«Лайк, мне направится...»
Вчера были ровно такие же новости и завтра будут такие.
«Поработать что ли?»
Архивировал незаконно сохранённые селфи из своих будок: сиськи, жопы. О, этот фильтр любимый, добавляющий им улыбочки и глазки.
«Преступное вторжение в частную жизнь...»
Три активных аккаунта, два полузаброшенных.
«Зачем они нужны? Какой прилипчивый вопрос. Зачем он такой прилипчивый? Надо. Так положено».
У всех есть аккаунты в соцсети ВесьНарод, считай, второй паспорт. К нему никак не привязан реал, зато намертво — остальные сетевые адреса. Это аккаунт раз.
Два в соцсети АГУ!РЕЦки! Юмористический портал, чтобы лохом не считали, в одном ВесьНароде зарегиным.
Следующий в ФотоКлизьме — по необходимости, туда клиентки заходят, кому рожу подправить, у кого такая рожа, что автоматические фильтры не справляются.
Четвёртый в хентайном, это святое.
«Упс, оповещение и девять пропущенных, надо зайти наставить лайки в ответ».
Няша_растеряша выложила кадр из нового сезона Фиолетовых щупалец — лайк! Сладкая аватарка. Интересно, кто скрывается за хрупкой, ушастенькой тян? Одинокая баба, старый пердун, молодой геймер? Можно положить на стену няше_растеряше четыре осенних картинки подряд так, чтобы солнце каждый раз было в другом углу. Это вопрос: кто ты? На него есть много ответов, про пол, возраст или сразу встречное предложение пересечься в реале. Оно запускается сложным алгоритмом картинок с городами.
«Неохота. Слаб человек, но не в плане искушений, а в плане терминальной ссыкливости».
Свой сайт — дохлый, на его раскрутку бабло надо тратить. Магазинный аккаунт дохлый, там надо говно их распродажное раз в месяц покупать и отзывы писать хвалебные.
«Та-а-ак... В ФотоКлизьме инга_футюр опубликовала цитатку... Сама наложила поверх открытки! Ай, какая молодец, уж наложила так наложила».
Новогодние сопли в сахаре: домовёнок в ладонях решительно перечёркнут розовой строкой: распахни глаза, откройся миру навстречу! Посиневшая маленькая нечисть жмурится от вьюги и лучей фонаря, ржака...
«Всё время забываю, можно на этом сайте отвечать лол? Можно, значит, лол! Ещё восемь ответных лайков... Признайся, бывали дни, когда этой мёртворождённой имитации общения не было, и становилось не по себе».
Прохладно... За отопление дерут будьте здрасте, а панель стенная чуть тёплая. Домашняя кофта в машинке, пришлось натянуть уличную толстовку, во всю грудь — череп скалится...
«Ещё восемь лайков... О, личка... Что же мне всё извращенцы какие-то пишут? Как будто я не знаю, на что намекают опубликованные рядом изображения мордочки и поливальной машины! Ишь ты, хитрое адресато, стена обвитая плющом и адрес «случайно» попал в кадр? Да, это ловко, это здорово сокращает время до встречи в реале! На что оно рассчитывает? Что я не знаю смысла и приду или что я всё знаю и приду?»
Сам виноват, дура, по молодости аватарку выбирал. Блуждая в недрах фри-банка изображений остатки хорошего вкуса взвыли и ткнули, не глядя, в нэко с чёлкой... К нэко прилагалось имя Мейхуа и навсегда раздвоенное сознание. Стремились к общению с «мейхуа» не юные девы. Совсем не девы и вряд ли юные... Квадратные челюсти геймеров, треугольные скулы яой, вервольфы на фоне луны, тарзаны на фоне джунглей.
«Тьфу. А на что мы рассчитывали? Ты опять разговариваешь сам с собой. Не я, а ты. Нет, всё-таки я хикки».
Туда-сюда, от холодильника до компа десять шагов, глоток пива. Клик, папка «ЧО_УСПЕЛ_СОДРАТЬ». Открылись новости пятидесятилетней старости.
Не так давно предложение скачать интернет на флешку считалось хорошей шуткой. День ушёл на рытьё в архивах скаченного до реформы свободного интернета.
«Надо же, вот как оно всё, а я и не заметил. Уже тогда ЗАКРЫТЫЕ ОКНА гуляли по свету. И запрещать их начали уже тогда».
Рука сама перевела курсор на письмо счастья и щёлкнула открыть вложение.
«ОКНО №572-а. Линейный лабиринт».
Холодок предвкушения, давно забытое чувство.
5.
ОКНО №572-з.
История до крайности проста, даже в сравнении с прочими ОКНАМИ. Попыток опросить жильцов квартиры было не две, не три. Осталось докладная от последнего, косвенное. Для ходящих по домам фототехника запрещена. Он против правил щёлкнул коридор с телефона. Мутный снимок через булавочную головку объектива.
Квартиранты без проблем соглашалась на перепись. Через домофон уточняли, как их найти в последней не расселённой комнате, бывшей лакейской при кухне, это старый дом.
– А то вы у нас заблудитесь! Не квартира, лабиринт. Уж скорей бы и нас переселили!
В домофон подробно изложили, сколько раз повернуть, в какие двери, где маленький коридорчик, а где проходная комната, и где кухня, наконец.
– Там встретим.
Несостыковка в том, что кухню, плиту кухонную, газовую, с включёнными без рассекателей конфорками, с открытой духовкой видно сразу от дверей, как и распахнутое окно с ней рядом. Переписчик, естественно, проигнорировав инструкции, шёл прямо...
«И что? Они пропадали в лабиринте? Были съедены каннибалами?»
В папке ни ответа, ни намёка. Сухой отчёт: ситуация, при которой не удалось переписать жильцов.
Из вентиляции потянуло чужим табаком. Тошнотворно приторной гарью бумаги, клубники, ванили, копчёностей.
«Вы, суки, реально думаете, что это табак? Да чтоб вас черти в аду жарили под этим соусом!»
Щелчок пультом освежителя разрядил его быстро осевшим туманом, водной свежестью. Но лишь когда №572-з отправился на флешку, резервную флешку и внешний диск, дочитанный и перечитанный сто раз, пришло понимание, что это была не кнопка освежителя, а дистанционный ключ от квартиры, от новоприобретённого входного замка.
«Дебил! Правильно, запрещёнку надо читать с распахнутыми дверями».
Что интересно, понимание не отменило эффекта свежести.
«Как же находят ОКНА... Неужели я ни в какое больше не загляну?»
Да так и находят, подсказывал здравый смысл: рандомно, в собственной почте, лозой, в неподходящее время в неподходящем месте, случайно. Идя на шум квадрокоптера. Похищая листок с ОКНОМ раньше полиции, а лучше – переснимая издалека.
«Это что, во тьме по улицам среди чилдров бродить, искать неприятностей? Нах-нах. Дай-ка я взгляну лучше, чего я там намалевал вчера?»
Электричество мигнуло, монитор обиделся и хуже, чем погас: выдал зеркальный экран комы.
«Спасибо, что не синий. Теперь несколько часов будет самопроверяться».
В правом верхнем углу завис наполовину открывшийся рисунок: ночь, подъёмные краны, стройка. За снежной пленой сквозь оконный проём – яркий свет. Зеркальное поле вокруг отражало скалящийся с толстовки череп: взгляни на себя, человек цифровой эпохи!
«В принципе, я не погрешил против реализма: стройка, прожектор, так может быть».
Оставаться дома стало невыносимо. Душно. Жизнь исчерпалась, как терпение. Ложись, умирай или го в новую жизнь.
Туристские ботинки, и пока-пока...
Непромокаемый, непродуваемый плащ, бинокль, камера с огромным стабилизированным зумом. Функция перископ, дающая возможность фоткать метров с тридцати, не попавшись в камеру квадрокоптера и не рискуя быть замеченным. Это всё вскоре появиться, а пока из подходящей экипировки нашлись ботинки, и то дело. На годы и годы растянувшаяся жизнь одержимого собирателя.
В ней не нашлось места для двух вещей — простуд и лайков. Наверное, это подозрительно, жить без лайков, был юзер и пропал... Наверное, следовало продолжать их ставить... Разве трудно? Не то слово, невозможно.
Как легко дышится в пути, на вечной ночной дороге! Как волнительна страсть преумножения и обладания!
Сам ярлык архива ЗАКРЫТЫХ ОКОН, как незапертая дверь, лучился по контуру, имел как бы звук особенного клика. Щелчок! Сезам! И открывается вторая, приподнятая над простым заоконным миром реальность. Немного личная, присвоенная, божественно недооткрытая.
В первую ночь, в следующую, в позаследущую ОКНА не встретилось. Затем – встретились, и ещё как. Пошло-поехало, закрутилось: иногда откат, глухо до отчаянья, затем светлая полоса, плато и спад. По-разному бывало. В целом везло. Били редко, полицаи не засекли. Мелькавшие на периферии собратья, дикие, пугливые, в бакалавах, вызывали смешанное чувство близости и ревности. Не подходил, даже не приближался.
Первая страсть: «Я разберусь с тайной ЗАКРЫТЫХ ОКОН, я смогу!»
Но как, опереться не на что и поиск адреса невозможен. Ориентиров ноль.
Вторая: «Я соберу их все!»
Но сколько их всех?
Тем временем лоза, купленная в подземном переходе, незаметно пустила корни в подтаявшую судьбу, опутала дверной проём, по старым кирпичам тянулась к большему свету: не время ли и мне первый и последний раз выйти на сцену? Всё пустое. Ни начала, ни конца. Можно лишь стать звеном в этой цепи, цельнокованым с ОКНОМ №572-а, вслух прочитать его, да и всё на этом.
Предшественники, другие чтецы вспоминались по поводу и без, каждый раз ярче.
6.
Вспоминался поц с ОКНОМ №191, читавший его как рэпак, державший страницу перед собой и смеявшийся непрерывно...
ОКНО в его исполнении круто запало. Оно не содержало даже намёка на разгадку, на природу препятствия.
Обычный дом, обычная семья. Подробное описание богатой двухуровневой квартиры. Состоятельная пара, он любитель антиквариата. Винтажная мебель, старшее поколение живёт здесь же. Сыновья ходят в лицей изобразительных искусств, младшая девочка в музыкальную школу. Она, в нескольких словах изображённая, представлялась живей всех. Аутичная? Глухонемая? С флейтой в музыкальной школе и вокалом? Если с ней заговаривали родные или гости, она немедленно ускользала от них. Она садилась на детский стул, клала руки на подоконник, подбородок на руки и смотрела в окно. За этим окном всегда была ночь. Почему ей нельзя было предложить заполнить анкету? Неведомо. Конец истории.
Запомнилась женщина, будто с картинки.
Поздняя осенью. Дождь прервался специально для неё. Алая полоса перечёркнула на горизонте Взлётный проспект, идущий за пределы города к аэродрому. Синтетический, непреходящий закат взлетал над ним в облачное гнездо, свитое на перекрестьях высоковольтки. Можно подумать, исход с этой планеты лежит обязательно в сторону ночи.
Женщина была стройная, в туго перепоясанном плаще цвета иссиня-чёрный металлик. С плеч на спину отброшены концы шарфа, красного как аэродромное зарево. Коптер дорогой, бесшумный. Она подбросила его, в широких тёмных рукавах полыхнули алые манжеты.
«Колдунья. Актриса, на что угодно спорю. Взлётный проспект – правительственная трасса, до патруля у неё всего ничего времени».
Вновь начался дождь. Не прерывая декламации, женщина раскрыла зонт, и высоко держала над собой.
ОКНО №21, ЗЕЛЁНАЯ РОЗА. Эмоциональная, неоправданно затянутая рекурсия. Язык не докладной, нервный. Самооправдания и ругательства, воспроизводимые актрисой, контрастировали с её мягкой манерой чтения и строгой красотой.
Зелёная роза цвела в балконном ящике и представала взгляду всегда с той стороны ОКНА. Можно без проблем переписать жильцов, если не посмотреть на цветок розы. На листья смотри сколько угодно, их море. Цветок один, на него даже искоса глянуть нельзя. Плетистая роза взобралась до середины окна. Подходя к дому, переписчик не удержался, замедлился, на цыпочках оглядел буйную зелень. Вошёл в комнату и не успел даже достать анкету.
...роза переваливалась через подоконник...
...роза улыбалась ему крупным цветком посреди множества тугих бутонов...
...роза смеялась над ним...
Переписчик увидел её и оказался снаружи. Обошёл снова, увидел — снаружи, увидел — снаружи... Второй комнаты у жильцов не было, в другом месте отвечать на вопросы они отказались, имели право.
«Интересно, как именно мужик видел эту розу, обыденно? С раздражением? Или она лучилась у него в глазах?»
В действительности, на проспекте почти ничего из ОКНА не было слышно. Долетали обрывки, когда ветер подует. Микрофон собрал все возможные помехи, но позволил сохранить это, двадцать первое ОКНО, вместе с колдуньей в окне. Теперь навсегда вместе.
7.
Долго брезжил, внезапно наступил тот день, когда из дома наружу не потянуло. Не позвало.
Курсор тоскливо скользил по ярлыкам: «порно избранное», «порно ссылки», «фильтры рабочие», «пароли»...
«Проверить что ли, сколько накапало за месяц с автоматов на кредитку? Не настолько интересно, чтобы вбивать пароль».
Клик. Свернуть все окна.
Прямоугольник монитора затопила глубоководная мгла.
Клик. Мешочек верхнего левого ярлыка развязался, перевернулся и просыпал хлебные крошки. На заставке из виртуальной глубины материализовалась плоская алая рыба, светящаяся как полнолуние. Неторопливо всплыла и поцеловала снизу зеркальную темноту. Он всегда брала первую крошку с поверхности.
Лет пять назад во время жёсткого депресняка кормление этой рыбы оставалось последним смыслом жизни. И это чувство, когда она уходила, не пропадая, не до конца приглушая свечение.
«Лунная Рыба возвращается на круги своя».
С чего начали, тем и закончили: Виадук Шагающих Духов.
«Нельзя? Прямо-таки невозможно найти ни какое из окон? Ол райт! Зато Виадук самая что ни на есть реальность. Можно взглянуть на него. Сверху. В тот самый час заглянуть».
Где бы виадук ни шёл, под ним сохранены дома высотой до пяти этажей. На километр вокруг ни одной жилой высотки.
«Но есть руины».
Белый день. Март холодный и вьюжный, как февраль, угрюмый, как ноябрь. Пожарная лестница. Остатки или, верней, останки перекрытий. Мокрицей ползи. Стой, прилипнув к стене.
«Ветрище...»
Оконный проём на седьмом этаже.
«Не тот ли самый?»
Страшная и возбуждающая фантазия.
«Рано вскарабкался, не спускаться же обратно. Дом подходящий сразу попался, как нарочно».
Долго не темнело, затем долго темнело. Ветер не давал передышки и не менял направления – в правое ухо.
Уходящий в ночную муть хребет виадука начал светится, когда город внизу давно переполнился огнями.
От оранжевого к белому разгорались фонари на рёбрах виадука.
Трёхметровые тени шагали, чуть не доставая их. А иной задевал, и разрыв светлой линии отдавался холодом под ложечкой.
«Перегретые плафоны, ветер и туман испарений. Вся тайна».
Но это действительно шло. Это тянулось непрерывной вереницей, которое было ничем и того меньше. Ничто шло, и от него веяло близостью того ничто, про которое не забывают.
Когда очередной гигант затмил свет ближнего фонаря, созерцание стало невыносимым. От ветра горела кожа. Озноб, стук сердца, звук дыхания, боль в суставах пальцев, песок в глазах.
...дух остановился...
...как занавески, отвёл руками свет двух фонарей...
...выдвинулся за их пределы, шагнул к окну...
Для падения с уровня виадука порванная связка и синяки — рекорд везения. В коробке несущих стен за зиму намело сугробов до первого этажа.
«Рубь-двадцать...» Хроменько, срезая через парк.
Подсвеченный листок ОКНА помстился среди жидких кустов.
«Ошибиться невозможно».
Но писка лозы не было, и ОКНО не лежало на земле под квадрокоптером, а пребывало в человеческих руках. Больше того, переходило из рук в руки. Его фотографировали, перетаптывались, шептались...
«В реале. Они собрались в реале. Вот он, пробившийся сквозь цифровой асфальт росток новой жизни».
Высокий парень стал наигрывать на электронном подобии губной гармошки.
«Живые лица, живые люди...»
Пачка сидра, пластиковые стаканчики.
«Господи, они разговаривают, с ума сойти».
Бинокль скользил по лицам: молодёжь, молодёжь, вообще чилдр... Пока не дошёл к улыбчивому, морщинистому старикашке с дредами.
«Нога болит... Хватит. Домой».
Виадук преображался, не изменяясь. Он становился разделочным ножом и костяным хребтом. Он вспорол, выпотрошил и нанизал на себя чужую плоть, битое стекло в горле, свёрла в голове, и сорокоградусные ночные кошмары.
«Эта штука идёт вниз под наклоном равным нулю градусов. Значит, когда мы стоим, то мы взлетаем, Алиса. Зачем кролики прыгают в норы? Зачем ОКНА разбрасывают по листку? Чтобы их ловили. Чтобы собрать всех на чаепитие. Без вина, поэтому можно. Необходимо. Иначе не будет совсем... Алиса, пока ты летела в кроличьей норе, вино ушло обратно в грозди, земля остановилась, солнце обходило любовно вокруг земли. Я тоже летел и тоже упал, и я должен предупредить тебя: «Лети долго-долго, Элис, дальше начнётся такая чехарда».
В глазах калейдоскоп преумножал цветные осколки, шуршал ими под черепом, сдавливал виски. Жар поднимался. Перестало дико ломать, тело растеклось дремотно и спокойно... Если бы ещё дух не приближался к окну.
8.
ВесьНарод. Адрес, пароль.
«KARLA, сухоелевантийскоелицо12345». Не сразу, но вспомнил.
Профиль заполнен по минимуму. Статус: «Memento vitae – не забудь пожить!» Сразу под ним на стене, скрытая от гостей до премодерации, лежит обещанная видеозапись и ничего кроме. Длинная, против ожидания.
У коптера садился аккум, изображение дёргалось и выравнивалось, а вскоре село на землю. С этого ракурса карлик предстал великаном, царём и богом нескончаемого карнавала. Юбчонка подпоясана цепью на карабине, острые колени в чёрных рейтузах торчат до ушей, в руках пол-литровый стакан остывшего кофе, сигарета. Ярко выделялась сорочка лицейской формы, треугольный подбородок между острыми углами воротника.
«Ха, опереточный злодей. Презентабельный вид в районе сорочки».
От полицейских шли помехи, пропал цвет, горизонтальная рябь делала видос глубоким ретро. Но весь мир канул в него, в прямоугольную, рябую чёрную дыру и, подтверждая гипотезы физиков-теоретиков, астронавт не заметил, как пересёк горизонт событий.
Карл дистанционно перенастроил что-то в камере джойстиком, надетым на палец. Луч попал в объектив и оттуда прямо в мозг яркой вспышкой. Изображение пропало совсем. Не сразу обнаружив это, Карл исправился, и ослепил заново, чёрт бы его подрал, взрывом сверхновой.
— Звиняйте! — хмыкнул он и процитировал. — Когда он ищет сигарету в пачке, на безымянном тусклое кольцо внезапно преломляет двести ватт, и мой хрусталик вспышки не выносит... Янис? Если ты слышишь меня сейчас... — Карл затянулся и щелчком выбросил бычок, — я жмурюсь — и тогда он произносит, глотая дым при этом: «Виноват»... Я знаю, что да... У меня образовалось немного свободного времени, у тебя поболе, поболтаем, отчего нет? Так уж получилось: я треплюсь, ты молчишь, удобно, а?
Ухмылка самоиронии клеймила его лицо буквой «П», виселицей, триумфальной аркой, от подбородка – до поперёк лба.
— Квадрат окна. В горшках — желтофиоль, — подмигнул, озираясь через плечо на проспект, где рано или поздно должна завыть полицейская машина, — и копы, проносящиеся мимо!.. Остановись, мгновенье!
За плечом не виден проспект, а только руинированный остов здания. С прожектором, бьющим насквозь.
Карл сложил щепоть и ударил себя в грудь:
— Души ты моей не понимаешь! Не думай, я не пьян, юродствуем помаленьку. Сейчас пророчество изреку. Но вначале сеанс ясновидения. Ты уже наткнулся на них, да? И, конечно, не подошёл, нет? Ещё подойдёшь. Ещё трахнешь там какую-нибудь девчонку. Нет, не так... Встретишь еётусамую... И ты, молокосос, — а я тебе говорю, что ты молокосос, — решишь тряхнуть стариной. На её пушистых ресницах будут лежать снежинки... Тряся стариной, ты какое-то время походишь вокруг да около... Но куда вы денетесь. Вы проживёте вместе достаточно долго, чтобы она стала обычной грустной тёткой. Ты ещё изменишь ей в клубе с ржущей тупизденью в шортах и колготках. Выйдя из сортира, ты оглянешься вокруг... И обнаружишь в углу танцпола взрослую дочку своей туалетной пассии, которая дико стесняется упоротой мамаши. Есть такой тип молодящейся старухи, навязчивой, как адская вонь, которая к месту и не к месту суёт свою несчастную дочку. Эта девочка будет чище, ясней самого чистого зеркала — ты не увидишь её, ты увидишь себя. Вы вернётесь домой минута в минуту с любимой и, молча, броситесь в объятья. Об измену, надеюсь, тебе хватит ума промолчать. И не беситься, когда ей не хватит. Об измене... Нет, об измену... Ложь большой порок, чтоб ты знал. Честность ещё хуже.
Карл сделал жест самострела:
— Ты ещё увидишь, как на Оконном Фестивале лакают НОРМ и шмалят. Как на фоне инсталляции ОКНА, выложенного креветками и презервативами, современное искусство, суки херачат селфи. Заэпическая перспектива? От нашего стола — вашему столу! Не думай, я не со зла, пророки все такие, приятно проблеваться. Без умолку безумная девица...
Задумался:
— Всё возвращается на круги своя. Спите себе, братцы, всё начнётся вновь, всё должно в природе повториться... Твоё счастье, что у меня ларингит, а то б и без гитары спел. Хорошие всё песни! Когда метель кричит, как зверь – протяжно и сердито, не запирайте вашу дверь, пусть будет дверь открыта... Ты набаловался уже с ОКНАМИ? Окна это здорово, но через окна не ходят в гости, а... дверям закрытым – грош цена, замку цена – копе-ейка!
Как собака-подозревака, прищурившись, он забодал камеру:
— Признавайся, нацелился, как я, зачитать своё окно вслух? Не смеши, рановато. Поживи ещё лет ...дцать. Я тебя в хорошей компании оставляю, а именно...
Обводя глазок видеокамеры, Карл помахал лучом джойстика на пальце, ловя ускользавшую мысль за хвост, как ящерицу, поймал хвост.
— Понимаешь, дружок, не все вышли из гоголевской шинели, некоторые вот из этого кольца. Вопрос, понимаешь ли, друг мой, стиля. Как он бы сказал, стилистики. Чувствуешь, сквозняком потянуло? Открывай блокнот, имя файла...
Карл сощурился, глядя в небо, и раздельно продиктовал:
— Великие. Мёртвые. Старики... Ты никогда не задумывался, как до странности неудобно устроены электронные библиотеки? Как часто виснут, постранично и вразнобой всё выдают? Это наро-о-очно сделано, — протянул отнюдь без праведного гнева, ехидно, с удовольствием, — это сделано, чтобы не найти! Я тебе больше скажу: это никакие и не библиотеки! Это сборники цитат для пабликов. Когда что и найдётся, якобы целиком, то в девяноста девяти случаях из ста — не оригинал, а краткий пересказ для чилдров! Ванильный. А изначальные тексты они ведь, прямо скажем, не всегда ванильные. Далеко не всегда... Хочешь секрет? Авторы цитат, девять из десяти указаны неправильно! Думаешь, я облегчу тебе задачу? Как бы да не так! Записывай: Уильям. Ещё Уильям... Ещё... Ой, хватит, заблудишься ты в этих уильямах!.. Осип, Иосиф, стихи. Уистен Хью. Оскар в редингской тюрьме. Из уст его куст алых роз. Виктору за это поклон. Марк. Опять Ульям! Ладно, целиком назову: Фолкнер. Отметь восклицательным знаком, пропустить никак нельзя... Эдгар и Рей... Хорхе Луис, Герман... Венечка-Венедикт... Знаешь, что такое катарсис? Узнаешь в конце вальпургиевой ночи. Айда в Польшу на десерт: Станислав, Ришард. Какие имена! Ну, и дижестив для пищеварения, две штуки Фрейдов. Картинки внука ещё не запретили? Я не в курсе, у меня личная коллекция... Если запретили, тем вкусней!
Карл одобрительно кивнул и жестом памятника простёр на объектив руку:
— В добрый путь, Янис: по цепочке, по ниточке... От цитаты к цитате, вычисляя истинного автора, как льва по когтям, складывая отрывок за отрывком, переходя от окна к окну. Так скоротаем ночь, с великими стариками.
Дальше он просто читал, отрывки, афоризмы, куски поэм. Голос терял обертона, садился.
Помехи, шипение. Звук сирены.
Карл исчез и на минуту появился снова, вплотную:
— Хватит, давай побазарим за жизнь. Души ты моей не понимаешь!
И снова: имена, афоризмы, цитаты. Вой сирены, ещё сигарета...
— Дымят ихтиозавры грязные на рейде. И прелых лавров слышен аромат... Слышен?
«Отчётливо».
Помехи, шипение. Интонации есть, слов не разобрать. Хлоп, видео есть, звука нет...
Карл долил в стакан что-то из фляжки, глотнул и поднял, типа, ваше здоровье:
— Налить вам этой мерзости?
«Налейте».
Сирена. Радикальные помехи. Конец видеофайла.
Удар донышком кофемакс неудачно пришёлся по углу клавиатуры, вытряхнул сахарную пудру и раскрыл его больше, чем надо, с обжигающим горьким глотком.
«Хикки и фрики, ссылка на вики...»
Снегопад за окном выманивал, обещая уединение.
«Прогуляться что ли до западного квартала? На часах двадцать три двадцать три».
Раньше это время суток называлось — между волком и собакой, теперь — между фриком и хикки. И тот, и другой — собаки. К этому часу фрики уже успели перебежать из офисов в ночные кубы, а хикки ещё не потянулись к автоматическим боксам выдачи заказов. Одни только волки гуляют — чилдры, дикая сволота подростковая, зверята. Ещё целых тридцать пять минут до комендантского часа, когда патрули начнут ездить. За пойманного чилдра родители отвалят, сколько запросят, — ненадлежащий надзор. Директора, забывшие блокировать школу на время уроков, надзиратели в интернатах, не закрывшие решётки на ночь, попадают под суровую статью.
«До чилдров всем есть дело, до взрослых никому нет дела. Пройдусь. В такую погоду на гоп-стоп напороться, уж какое-то запредельное невезение».
Чтобы пройтись, надо сначала встать, выключить комп. А для этого надо сначала собраться встать, выключить комп, решиться, проникнуться таким намерением.
«Хикки и фрики... А я кто? Хикки? Я, модный фотограф? Не смешите мои предустановочные параметры. Тогда фрик? И куда хожу колбаситься? С кем? Когда в последний раз? Когда я вообще последний раз выходил из дома? А зачем, собственно? Купить десять будок для селфи было великолепной бизнес-идеей. Подобрать для них совместимые комические фильтры ещё лучше. Оп-ля: ты ничего не делаешь, а денежка мало-мальски каждый день капает. Автоматические платежи распределяют налоги и переводят остаток на карту. Купюры, завалявшиеся в кармане скоро моль доест. Селфи-будка сама запрашивает плановое и экстренное техобслуживание. Зачем вообще выходить из дома? Модный фотограф, когда ты моделей-то живых видел? А зачем? Их разденешь, а они оскорбятся, потащат в суд... Я не хикки. Я не фрик. А кто? Иди к чёрту. Сам иди, ты с кем разговариваешь?»
Почта, колокольчик дзинь-дзинь.
Спам. Письмо счастья... То есть, любое с незнакомого адреса.
«Антивир, что скажешь?»
Антивир сказал:
— Нет.
Вложение говорило:
— Давай, кликни на меня. Испытай его на прочность!
Такое время настало, любое письмо и любое вложение незаконно, если не взято из банка текстов и картинок. В чатах, в соцсетях можно обмениваться только смайликами и шаблонами сообщений, изображениями из фотобанков. Хочешь кадрировать фотку? Должен резать по намеченному пунктиру, иначе — бан. И уголовное преследование. Но есть и свободы! Когда сайт помечен, как развлекательный, то можно писать не только лайк, но и лол. Можно «Уиии!» — визг восторга, можно «Ыыы!..» — рыдания от смеха, здорово, правда?
«Вложение-то наверняка целый текст, чужо-ой. А вдруг он обскорбит мои чувства? Ыыы!.. Какой бред, какая паранойя, если подольше пожить, до чего только не доживёшь!»
Рука дрогнула, стилус планшета открыл рабочее окно, залив на рисунке контурную форму окна холодным пронзительным светом. Как будто дом пробит им насквозь, прожектором навылет.
«И пусть, так и оставлю. Решено, гулять иду: ногами по земле ходить».
Высотка круизным лайнером торчала в серых торосах пятиэтажек. Снегопад обманул, прекратился. Осталась городская муть, расклякшие сугробы, невидимые ямы, заборчики системы подножка.
«Зачем вылез? Примыкаю окончательно к хикки, решено. Хикки быть романтичнее, в них есть как бы флёр загадочности... Тайная, самодостаточная жизнь...»
Если не знать, что коробки с пиццей курьеры проталкивают в щель для доставки, зажав нос, такая несётся из квартиры хикки затхлая вонь. Если не знать, как дальний родственник выволакивает оттуда в стационар заросшее коростой нечто, или полицейские увозят полуразложившийся труп из идеально чистой, вымытой квартиры, где каждая безделушка на своём месте. Хикки это романтично, ога... Красивые сайты в фиолетовых тонах, где запрещены даже лайки, где царит полная, абсолютная тишина.
«С другой стороны... Фрики тоже круто, да... Днём — сидишь в кафе, по клавиатурам щёл-щёлк, и все вокруг за работой. Что делают? Да разве это важно? Ночью по клубам щёлк-щёлк, все за смартфонами... Очень круто, ога. Но что это такое они пьют? В офисах пьют, на обеденном перерыве пьют, на концертах пьют? Деловые такие, успешные такие, крутые, яркие? А чхать мне, что они пьют, я только знаю, что я это пить не буду».
НОРМ, есть добавка такая — НОРМ. Интересный факт, и в энергетики кладётся она и в успокоительное, в расслабоны для хикки. А в детских сладеньких кефирчиках, которые НОРМАЛЁК называются, интересно, тоже она? Жвачки СУПЕРНОРМ есть у чилдров... Что эта добавка – отменная дрянь, ясно, любопытно узнать категорию: тоник, успокоительное? Разговариваешь с человеком, а его словно нет. Причём давно нет, лицо как обколотое против морщин. Под НОРМ они не успели образоваться. Челюсть с жвачкой двигается и башка кивает.
«Как фотограф свидетельствую, взгляд повсюду ищет некой пластичной, равновесной симметрии. И находит. Но в антитезе хикки-фрики её нет. Значит, это не антитеза. Хикки и фрики — одна сторона дли-инного рычага. Что на другой стороне, в душе не скребу. Она такая короткая, что и не разглядеть. По логике, если мир не кувырнулся в бездну, там должно быть что-то экстремально весомое. Я не знаю, что».
Беспилотный трамвай с головой рыбы удильщика, заскрежетав, тормознул перед мишурой, унесённой ветром. Пустой совершенно, разгромленный и выжженный изнутри.
«Чилдры, их работа. Эти, что гореть способно, всё сожгли. Кто теперь осмелится ездить в общественном транспорте? Зайдёшь в такой, а на следующей остановке чилдры, и не выйдешь... А современный ведь трамвай».
Ходовая часть утоплена в подземные рельсы. Лампочка на дуге, надо лбом. Вход распахивается как пасть, откидывая скорбную нижнюю челюсть вровень с асфальтом. Для велосипедов, колясок, инвалидов.
«Помереть со смеху. Для кого всё это?..»
2.
Темнотища дворов за высоткой. Чилдровский квартал, средоточие учебных заведений. Интернаты, школы, лицеи. Бывшие производственные корпуса. Жуткое место. И заборы-заборы-заборы. Редкие, частые. Высокие, хлипкие. С выломанными секциями, с погнутыми прутьями. Оскорбительно повсеместные, не защищающие ни от чего. В заборном квартале, не заблудишься, так нарвешься, не на сторожа, так на сигнализацию, не на сирену, так на патруль. На много лишних вопросов.
«Надо кругом обойти, мимо детсадов. И чего меня сюда занесло?»
Напротив профтехучилища торчала ёлка. Остов, штырь с отходящими на трёх ярусах прутьями. Рассогласованные прожекторы, мигая, голографией дополняли конструкцию, так что ёлка попеременно одевалась хвоёй и обвешивалась иллюзорными шарами.
«Для кого, это счастье предназначено...»
Какая неприятность! На десяток шагов впереди через площадку с горкой и паровозиком чесала, невесть откуда взявшаяся, девочка-подросток.
«Педобир одним глазком глянет и всё — геронтофил до мозга костей».
Тумбочка на ножках. Бесформенная, безразмерная чёрная куртка, плиссированная юбчонка, рейтузы, башмаки, пинать по голове такими удобно.
«Это хуже обдолбанных мальчиков, девочка, это всегда плохо, всегда опасно».
Реально мелкая, до кучи, на ходу она курила. Обход по широкой дуге не увенчался успехом. Из-под капюшона блеснули пластмассовые клычки мультяшной «феи-вампирки», модулятор голоса пропищал:
— Дяденька, выручи сотенкой?
Ускорился. Напрасно. Как же, щас.
Обогнав жертву, деточка встала на пути, вытащила модулятор за клык и хрипнувшим баском повторила:
— Не, серьёзно, мужик. Купи жетон, а?
На ладони подбрасывает...
«Бл, что это!..»
Ублюдочный капюшон обрамлял сухое, бледное лицо карлика. В клочки меха органично вписались полуседые баки. Лыбится.
«Доволен, сука, эффектом!»
Он был не из тех миловидных лилипутов, что снимаются в фильмах и напоминают детей. Туловище короткое, будто спрессованное, руки-ноги обычные. Хитрая рожа немолодого мужика. В глазах интеллект и в мимике.
«Не нарик...»
На часах без пяти полночь.
«...а шатается в чилдровском квартале. Маньяк половой?»
—Тебе жить надоело?
— Остоедренило.
— И на кой тогда деньги? На, держи и чао, псих.
Дождалась ветхая купюра своего часа.
Карлик намертво вцепился в неё, в руку, и пискляво заверещал:
—Пятихатка! Дядечка, пашли, я тибя отблагодарю под кустиком!
Холодные, железные пальцы. Тащит куда-то, куда вообще нельзя: под перекрёстными взглядами камер, во дворы училища мимо интернатских общежитий, вплотную к будке сторожа... А что? Разве не органично выглядит? Папа к сироте пришёл. И как быть, огрести девочку в рыло? Под камеры видеонаблюдения? И потом вот это вот всё пересказывать в полиции? Квартира отойдёт муниципалитету...
Карлик отрывался по полной, прыгал из стороны в сторону, метался по дворам, кружил, возвращался, устраивал короткие пробежки, дёргал чужой и своей сцепленными руками и пел:
— Тра-ля-ля!..
— Заткнись, больше ни о чём не прошу.
Всю дорогу его сопровождал тоненький писк, учащающийся, ставший почти непрерывным.
За голыми деревьями маячила высокая дуга парадной школьной арки, состоящей из букв ШКОЛЬНЫЕГОДЫЧУДЕСНЫЕ, то есть, минули профтехквартал. Дальше обычный город, цивилизация, жизнь.
Карлик резко дёрнул руку на себя и отпустил. Уставился в глаза, выплюнул модулятор, сказал тихо, внятно:
— Спасибо, прошли. Бай-бай. А то приглашаю попить кофейку... Сейчас у тебя есть шанс узнать нечто особенное.
В его ладони светился и пищал прямоугольник невинного, бесхитростного, категорически запрещённого к производству и хранению предмета. Антенна.
Когда антенну называли лозой, то владельца – экзорцистом. Ещё называли миноискателем, тогда владельца — сапёром. Это был мультиволновой, особо чуткий приёмник, слегонца находящий сигнал спутников-беглецов, спутников-хаков, ведущий за прерывистым сигналом до точки входа в свободный интернет. Оттуда есть возможность что угодно отправить на любой адрес, в общий доступ, в ленту... Не шаблоны, а что угодно.
Спутники-беглецы являли собой заброшенные артефакты прежних времён. Они подпитывались от солнечных батарей, не имели надежды на починку и выписывали отчаянные кренделя. Беглецы открывали доступ к облаку адресов, паролей, кряков, актуальных и устаревших, разбирайся, кидай на авось.
Преследовать их сигнал, всё равно, что играть в тепло-холодно. Тоненький писк или вибрация оповещают о приближении Беглеца к земле, о развороте, о том, что ещё минутка и вот-вот... заработает система обратной связи, очень тормозная, но заработает! Собственно ради неё экзорцист и преследует сигнал пешком так долго. Когда спутник понял, что услышан с земли, сколько может, он задерживается. Их бы сбили давно, так ведь и старьё это, и небо-то – общие. Войнушка будет...
Лоза просвечивала руку насквозь. Карлик, не оборачиваясь, удалялся от светлой арки в заброшенную часть квартала. Вокруг мёрзли и тосковали остовы сожжённых заводских корпусов.
«Чилдры – пироманы...»
Яркий свет прожектора бил в квадратное окно, прошивая дом насквозь.
— Оп, — воскликнул карлик. — есть! Мы услышаны на орбите. Рассаживайтесь поудобней, впервые на арене...
Тон всё более деловой и веселый от предвкушения.
Против сияющего окна карлик сгрёб мусор на люк, и зажёг палюшку. Бросил самолётиком в небо квадрокоптер-штатив, отрегулировал высоту.
«Что он делает? Ярко, же, заметно... Да и плевать! Безумием больше, безумием меньше...»
— Не боись, — хмыкнул карлик, — нас не догонят. Сторож на костерок не пойдёт, ему зубы дороже. А киберполиция — ещё те тормоза.
— А по морде лица? Не в смысле надают, в смысле — опознают по видосу?
— Ну, ты-то не под камерой, тебе-то какая печаль? Я на арене. И так, только сегодня, и только для вас...
Примостились на ящики у костерка.
— Янис. А ты?
— Карл. Карла я, заметно?
— Издалека не, только если ближе подойти. Ник, значит, нейм?
— А тебя по пачпорту интересует? Так и быть, зови Аркашенькой.
— Да пошёл ты!
Со дна школьного рюкзачка, едва не утонув там, Карл выудил кофе, один большой стакан кофемакс. Инновация: «Теперь особенно быстрый!» Если стукнуть донышком, нагревается до кипятка за считанные секунды.
Раскалённый, магма. Отхлёбывали поочерёдно, и карлик предавал стакан так, чтобы только его рука попадала в объектив коптера. Отпивали всё реже и реже. Когда уже стал ледяным, и в него полетели хлопья очередного снегопада, они тонули в наполовину полном стакане.
Правильным чистым языком, без мата и ёрничества, глядя одноглазому коптеру в бесстрастный зрачок, Карл рассказывал ОКНО №103-а, предварив общим экскурсом: ЗАКРЫТЫЕ ОКНА – это архив скрываемых правительством аномалий.
Их выявила перепись населения, аномалии задокументировали и собрали в отдельную папку под названием: ЗАКРЫТЫЕ ОКНА. Судьба ей была — отправиться в архив на веки вечные... Но курировавший тему офицер то ли он сошёл с ума, то ли руководствовался каким-то своим интересом, но манкировал служебным долгом, скопировал папку, а затем широко распространил: отдельными эпизодами через личные письма.
Каждый эпизод также назывался ОКНОМ и представлял собой докладную: что воспрепятствовало переписи, где, с кем, при каких обстоятельствах. В каждом эпизоде фигурировало закрытое окно.
Папку объединяла вопиющая непостижимость, вызывающая, как будто нарочитая. Упоминавшиеся в ней люди, как правило, были самыми обычными людьми. Препятствие — чистопородной мистикой.
Ходили, разумеется, куда же без этого, легенды, что существуют люди получившие папку целиком. Ходили и другие, что все ОКНА, это выдумка, мистификация скучающего хикки. Кто знает. ОКНА продолжали летать по свету. Их разбрасывали бескорыстно, вслепую, наобум. В новостные ленты и чаты, на почту, в любую открывшуюся щель, на любой адрес, который удалось хакнуть.
Подавляющее большинство анонимных «кукушек» бросало на землю листок с распечаткой ОКНА и убегало, жертвуя дешёвеньким квадрокоптером. Он зависал над ОКНОМ и передавал картинку, пока сигнал не уйдёт или не приедет наряд полиции. Но время от времени проявлялись исключения: ОКНА, зачитываемые вслух.
Перед вонючим костерком, со стаканом ледяного кофе сидело именно такое исключение. Коптер жужжал над головой единственного свидетеля харакири, не способного вовремя замолчать:
— Ты чего? Ты онлайн? Почему ты не...
— Не перебивай, правда, — Карл отмахнулся, — однажды поймёшь.
И продолжил рассказывать.
3.
— ОКНО №103-а. Виадук Шагающих Духов.
Виадук от начала строили со скандалом в каждом городе, который он пересекал. Кое-где его буквально вели по крышам домов. Возмущавшихся можно понять, жить в таком доме, удовольствие ниже среднего. Но, построив, виадук так и не открыли для проезда. Шум, экологи, принудительные расселения, всё зря? А то мало подобного на свете.
Он был с виду чугунным и высился на бетонных опорах. Эстетика подкачала, два ряда фонарей шли вдоль него, как рёбра бесконечного скелета.
Интересующиеся люди могли обнаружить... могли — не — обнаружить каких-либо съездов. Вот те раз? Ни на границе с городом, нигде. Меры предосторожности, чтобы чилдры не лазили на строящийся объект?
Ещё момент: съёмки с квадрокоптеров показывали, что виадук однополосный, поразительно узкий внутри за счёт абсурдной толщины стен. То есть он вышел каким-то невероятным по тяжести сооружением. Безлюдный, безмашинный. А фонари на виадуке загорались каждую ночь, и жители всех городов, осчастливленных этим сооружением, называли его одинаково — Духовым, чёртовым Виадуком.
Рассуждали так: царь батюшка вознамерился продать душу дьяволу. Во имя процветания страны, ну, и ништяков разных, типа бессменной власти. Пожертвовать захотел собою ради блага народного. Но возникли проблемы то ли с наличием, то ли с качеством товара... То ли дьявола часто кидали, он завязал работать по предоплате... Однако не упускать же сатане перспективного клиента. Сторговались на возведении в пользу дьявола путепровода для чертей. В результате он и появился, виадук Шагающих Духов, этакое «метро наоборот», вверх от геенны огненной.
А спроси у народа: «В какую сторону шагают духи?» Глазом не моргнут: «Всегда в одну и ту же!» Но пятеро махнут рукой налево, а пятеро направо!
Докладная переписчика Индекс 185/2.
«Я зашёл в квартиру. Электричество вырубилось.
— Скоро загорятся фонари на виадуке, — сказала хозяйка.
Она долго искала свечу в ящике с ложками, но так и не нашла.
Я сел у кухонного окна. Фонари затеплились и слились в цепь. Два ближайших били прямо в окно. Между ними, вровень с ними, с плафонами головой вровень, вровень стоял дух...»
На этом ОКНО №103-а обрывается.
Лоза запищала, начались помехи.
— Засекли, — сказал Карл. — Сваливай, я до упора побуду, однова живём! Если хочешь дослушать... Я видос в банк на ВесьНарод дублирую. Пока цензура найдёт, оно там ещё сто лет болтаться будет. От меня зайдёшь, через мой аккаунт. Никнейм «KARLA», пароль... — задумался на секунду. — Сухоелевантийскоелицо12345, всё, иди бегом. Оглох? Вали отсюда!
Пожали заледеневшие руки.
4.
Дома было уютно и чуть-чуть незнакомо, как по возращении из долгой, далёкой командировки. Но без промаха ловит паучья сеть привычек. Весь следующий день опять за монитором прошёл.
«Какое такое обновление установить? Чего, ноль-ноль, ноль-ноль?»
Колесо прокрутки остановилось под указательным пальцем.
«Зачем я столько времени листал эту фигню?»
Топ новостей. Лицеистка выпала из окна... По подозрению в доведении до самоубийства задержаны...
«Запреты, премодерация, эт-сила, много пользы от них, эффективно предотвращают... Ну-ну, рассказывайте. Народ, он хитрый».
Одна юзерша постила вслед за самоубийцей картинки в такой последовательности: зима — сердечко — две зимы — сердечко — три зимы. Это значило: той, что передо мной, лайки не ставить. День лайков нет, второй, третий. Она и выпилилась, буллинг. Алгоритм простой киберполиция быстро вычислила, они давно-о-о наблюдали.
«Зачем читал?»
Под новостью десять тыщ двести лайков.
«Лайк, мне направится...»
Вчера были ровно такие же новости и завтра будут такие.
«Поработать что ли?»
Архивировал незаконно сохранённые селфи из своих будок: сиськи, жопы. О, этот фильтр любимый, добавляющий им улыбочки и глазки.
«Преступное вторжение в частную жизнь...»
Три активных аккаунта, два полузаброшенных.
«Зачем они нужны? Какой прилипчивый вопрос. Зачем он такой прилипчивый? Надо. Так положено».
У всех есть аккаунты в соцсети ВесьНарод, считай, второй паспорт. К нему никак не привязан реал, зато намертво — остальные сетевые адреса. Это аккаунт раз.
Два в соцсети АГУ!РЕЦки! Юмористический портал, чтобы лохом не считали, в одном ВесьНароде зарегиным.
Следующий в ФотоКлизьме — по необходимости, туда клиентки заходят, кому рожу подправить, у кого такая рожа, что автоматические фильтры не справляются.
Четвёртый в хентайном, это святое.
«Упс, оповещение и девять пропущенных, надо зайти наставить лайки в ответ».
Няша_растеряша выложила кадр из нового сезона Фиолетовых щупалец — лайк! Сладкая аватарка. Интересно, кто скрывается за хрупкой, ушастенькой тян? Одинокая баба, старый пердун, молодой геймер? Можно положить на стену няше_растеряше четыре осенних картинки подряд так, чтобы солнце каждый раз было в другом углу. Это вопрос: кто ты? На него есть много ответов, про пол, возраст или сразу встречное предложение пересечься в реале. Оно запускается сложным алгоритмом картинок с городами.
«Неохота. Слаб человек, но не в плане искушений, а в плане терминальной ссыкливости».
Свой сайт — дохлый, на его раскрутку бабло надо тратить. Магазинный аккаунт дохлый, там надо говно их распродажное раз в месяц покупать и отзывы писать хвалебные.
«Та-а-ак... В ФотоКлизьме инга_футюр опубликовала цитатку... Сама наложила поверх открытки! Ай, какая молодец, уж наложила так наложила».
Новогодние сопли в сахаре: домовёнок в ладонях решительно перечёркнут розовой строкой: распахни глаза, откройся миру навстречу! Посиневшая маленькая нечисть жмурится от вьюги и лучей фонаря, ржака...
«Всё время забываю, можно на этом сайте отвечать лол? Можно, значит, лол! Ещё восемь ответных лайков... Признайся, бывали дни, когда этой мёртворождённой имитации общения не было, и становилось не по себе».
Прохладно... За отопление дерут будьте здрасте, а панель стенная чуть тёплая. Домашняя кофта в машинке, пришлось натянуть уличную толстовку, во всю грудь — череп скалится...
«Ещё восемь лайков... О, личка... Что же мне всё извращенцы какие-то пишут? Как будто я не знаю, на что намекают опубликованные рядом изображения мордочки и поливальной машины! Ишь ты, хитрое адресато, стена обвитая плющом и адрес «случайно» попал в кадр? Да, это ловко, это здорово сокращает время до встречи в реале! На что оно рассчитывает? Что я не знаю смысла и приду или что я всё знаю и приду?»
Сам виноват, дура, по молодости аватарку выбирал. Блуждая в недрах фри-банка изображений остатки хорошего вкуса взвыли и ткнули, не глядя, в нэко с чёлкой... К нэко прилагалось имя Мейхуа и навсегда раздвоенное сознание. Стремились к общению с «мейхуа» не юные девы. Совсем не девы и вряд ли юные... Квадратные челюсти геймеров, треугольные скулы яой, вервольфы на фоне луны, тарзаны на фоне джунглей.
«Тьфу. А на что мы рассчитывали? Ты опять разговариваешь сам с собой. Не я, а ты. Нет, всё-таки я хикки».
Туда-сюда, от холодильника до компа десять шагов, глоток пива. Клик, папка «ЧО_УСПЕЛ_СОДРАТЬ». Открылись новости пятидесятилетней старости.
Не так давно предложение скачать интернет на флешку считалось хорошей шуткой. День ушёл на рытьё в архивах скаченного до реформы свободного интернета.
«Надо же, вот как оно всё, а я и не заметил. Уже тогда ЗАКРЫТЫЕ ОКНА гуляли по свету. И запрещать их начали уже тогда».
Рука сама перевела курсор на письмо счастья и щёлкнула открыть вложение.
«ОКНО №572-а. Линейный лабиринт».
Холодок предвкушения, давно забытое чувство.
5.
ОКНО №572-з.
История до крайности проста, даже в сравнении с прочими ОКНАМИ. Попыток опросить жильцов квартиры было не две, не три. Осталось докладная от последнего, косвенное. Для ходящих по домам фототехника запрещена. Он против правил щёлкнул коридор с телефона. Мутный снимок через булавочную головку объектива.
Квартиранты без проблем соглашалась на перепись. Через домофон уточняли, как их найти в последней не расселённой комнате, бывшей лакейской при кухне, это старый дом.
– А то вы у нас заблудитесь! Не квартира, лабиринт. Уж скорей бы и нас переселили!
В домофон подробно изложили, сколько раз повернуть, в какие двери, где маленький коридорчик, а где проходная комната, и где кухня, наконец.
– Там встретим.
Несостыковка в том, что кухню, плиту кухонную, газовую, с включёнными без рассекателей конфорками, с открытой духовкой видно сразу от дверей, как и распахнутое окно с ней рядом. Переписчик, естественно, проигнорировав инструкции, шёл прямо...
«И что? Они пропадали в лабиринте? Были съедены каннибалами?»
В папке ни ответа, ни намёка. Сухой отчёт: ситуация, при которой не удалось переписать жильцов.
Из вентиляции потянуло чужим табаком. Тошнотворно приторной гарью бумаги, клубники, ванили, копчёностей.
«Вы, суки, реально думаете, что это табак? Да чтоб вас черти в аду жарили под этим соусом!»
Щелчок пультом освежителя разрядил его быстро осевшим туманом, водной свежестью. Но лишь когда №572-з отправился на флешку, резервную флешку и внешний диск, дочитанный и перечитанный сто раз, пришло понимание, что это была не кнопка освежителя, а дистанционный ключ от квартиры, от новоприобретённого входного замка.
«Дебил! Правильно, запрещёнку надо читать с распахнутыми дверями».
Что интересно, понимание не отменило эффекта свежести.
«Как же находят ОКНА... Неужели я ни в какое больше не загляну?»
Да так и находят, подсказывал здравый смысл: рандомно, в собственной почте, лозой, в неподходящее время в неподходящем месте, случайно. Идя на шум квадрокоптера. Похищая листок с ОКНОМ раньше полиции, а лучше – переснимая издалека.
«Это что, во тьме по улицам среди чилдров бродить, искать неприятностей? Нах-нах. Дай-ка я взгляну лучше, чего я там намалевал вчера?»
Электричество мигнуло, монитор обиделся и хуже, чем погас: выдал зеркальный экран комы.
«Спасибо, что не синий. Теперь несколько часов будет самопроверяться».
В правом верхнем углу завис наполовину открывшийся рисунок: ночь, подъёмные краны, стройка. За снежной пленой сквозь оконный проём – яркий свет. Зеркальное поле вокруг отражало скалящийся с толстовки череп: взгляни на себя, человек цифровой эпохи!
«В принципе, я не погрешил против реализма: стройка, прожектор, так может быть».
Оставаться дома стало невыносимо. Душно. Жизнь исчерпалась, как терпение. Ложись, умирай или го в новую жизнь.
Туристские ботинки, и пока-пока...
Непромокаемый, непродуваемый плащ, бинокль, камера с огромным стабилизированным зумом. Функция перископ, дающая возможность фоткать метров с тридцати, не попавшись в камеру квадрокоптера и не рискуя быть замеченным. Это всё вскоре появиться, а пока из подходящей экипировки нашлись ботинки, и то дело. На годы и годы растянувшаяся жизнь одержимого собирателя.
В ней не нашлось места для двух вещей — простуд и лайков. Наверное, это подозрительно, жить без лайков, был юзер и пропал... Наверное, следовало продолжать их ставить... Разве трудно? Не то слово, невозможно.
Как легко дышится в пути, на вечной ночной дороге! Как волнительна страсть преумножения и обладания!
Сам ярлык архива ЗАКРЫТЫХ ОКОН, как незапертая дверь, лучился по контуру, имел как бы звук особенного клика. Щелчок! Сезам! И открывается вторая, приподнятая над простым заоконным миром реальность. Немного личная, присвоенная, божественно недооткрытая.
В первую ночь, в следующую, в позаследущую ОКНА не встретилось. Затем – встретились, и ещё как. Пошло-поехало, закрутилось: иногда откат, глухо до отчаянья, затем светлая полоса, плато и спад. По-разному бывало. В целом везло. Били редко, полицаи не засекли. Мелькавшие на периферии собратья, дикие, пугливые, в бакалавах, вызывали смешанное чувство близости и ревности. Не подходил, даже не приближался.
Первая страсть: «Я разберусь с тайной ЗАКРЫТЫХ ОКОН, я смогу!»
Но как, опереться не на что и поиск адреса невозможен. Ориентиров ноль.
Вторая: «Я соберу их все!»
Но сколько их всех?
Тем временем лоза, купленная в подземном переходе, незаметно пустила корни в подтаявшую судьбу, опутала дверной проём, по старым кирпичам тянулась к большему свету: не время ли и мне первый и последний раз выйти на сцену? Всё пустое. Ни начала, ни конца. Можно лишь стать звеном в этой цепи, цельнокованым с ОКНОМ №572-а, вслух прочитать его, да и всё на этом.
Предшественники, другие чтецы вспоминались по поводу и без, каждый раз ярче.
6.
Вспоминался поц с ОКНОМ №191, читавший его как рэпак, державший страницу перед собой и смеявшийся непрерывно...
ОКНО в его исполнении круто запало. Оно не содержало даже намёка на разгадку, на природу препятствия.
Обычный дом, обычная семья. Подробное описание богатой двухуровневой квартиры. Состоятельная пара, он любитель антиквариата. Винтажная мебель, старшее поколение живёт здесь же. Сыновья ходят в лицей изобразительных искусств, младшая девочка в музыкальную школу. Она, в нескольких словах изображённая, представлялась живей всех. Аутичная? Глухонемая? С флейтой в музыкальной школе и вокалом? Если с ней заговаривали родные или гости, она немедленно ускользала от них. Она садилась на детский стул, клала руки на подоконник, подбородок на руки и смотрела в окно. За этим окном всегда была ночь. Почему ей нельзя было предложить заполнить анкету? Неведомо. Конец истории.
Запомнилась женщина, будто с картинки.
Поздняя осенью. Дождь прервался специально для неё. Алая полоса перечёркнула на горизонте Взлётный проспект, идущий за пределы города к аэродрому. Синтетический, непреходящий закат взлетал над ним в облачное гнездо, свитое на перекрестьях высоковольтки. Можно подумать, исход с этой планеты лежит обязательно в сторону ночи.
Женщина была стройная, в туго перепоясанном плаще цвета иссиня-чёрный металлик. С плеч на спину отброшены концы шарфа, красного как аэродромное зарево. Коптер дорогой, бесшумный. Она подбросила его, в широких тёмных рукавах полыхнули алые манжеты.
«Колдунья. Актриса, на что угодно спорю. Взлётный проспект – правительственная трасса, до патруля у неё всего ничего времени».
Вновь начался дождь. Не прерывая декламации, женщина раскрыла зонт, и высоко держала над собой.
ОКНО №21, ЗЕЛЁНАЯ РОЗА. Эмоциональная, неоправданно затянутая рекурсия. Язык не докладной, нервный. Самооправдания и ругательства, воспроизводимые актрисой, контрастировали с её мягкой манерой чтения и строгой красотой.
Зелёная роза цвела в балконном ящике и представала взгляду всегда с той стороны ОКНА. Можно без проблем переписать жильцов, если не посмотреть на цветок розы. На листья смотри сколько угодно, их море. Цветок один, на него даже искоса глянуть нельзя. Плетистая роза взобралась до середины окна. Подходя к дому, переписчик не удержался, замедлился, на цыпочках оглядел буйную зелень. Вошёл в комнату и не успел даже достать анкету.
...роза переваливалась через подоконник...
...роза улыбалась ему крупным цветком посреди множества тугих бутонов...
...роза смеялась над ним...
Переписчик увидел её и оказался снаружи. Обошёл снова, увидел — снаружи, увидел — снаружи... Второй комнаты у жильцов не было, в другом месте отвечать на вопросы они отказались, имели право.
«Интересно, как именно мужик видел эту розу, обыденно? С раздражением? Или она лучилась у него в глазах?»
В действительности, на проспекте почти ничего из ОКНА не было слышно. Долетали обрывки, когда ветер подует. Микрофон собрал все возможные помехи, но позволил сохранить это, двадцать первое ОКНО, вместе с колдуньей в окне. Теперь навсегда вместе.
7.
Долго брезжил, внезапно наступил тот день, когда из дома наружу не потянуло. Не позвало.
Курсор тоскливо скользил по ярлыкам: «порно избранное», «порно ссылки», «фильтры рабочие», «пароли»...
«Проверить что ли, сколько накапало за месяц с автоматов на кредитку? Не настолько интересно, чтобы вбивать пароль».
Клик. Свернуть все окна.
Прямоугольник монитора затопила глубоководная мгла.
Клик. Мешочек верхнего левого ярлыка развязался, перевернулся и просыпал хлебные крошки. На заставке из виртуальной глубины материализовалась плоская алая рыба, светящаяся как полнолуние. Неторопливо всплыла и поцеловала снизу зеркальную темноту. Он всегда брала первую крошку с поверхности.
Лет пять назад во время жёсткого депресняка кормление этой рыбы оставалось последним смыслом жизни. И это чувство, когда она уходила, не пропадая, не до конца приглушая свечение.
«Лунная Рыба возвращается на круги своя».
С чего начали, тем и закончили: Виадук Шагающих Духов.
«Нельзя? Прямо-таки невозможно найти ни какое из окон? Ол райт! Зато Виадук самая что ни на есть реальность. Можно взглянуть на него. Сверху. В тот самый час заглянуть».
Где бы виадук ни шёл, под ним сохранены дома высотой до пяти этажей. На километр вокруг ни одной жилой высотки.
«Но есть руины».
Белый день. Март холодный и вьюжный, как февраль, угрюмый, как ноябрь. Пожарная лестница. Остатки или, верней, останки перекрытий. Мокрицей ползи. Стой, прилипнув к стене.
«Ветрище...»
Оконный проём на седьмом этаже.
«Не тот ли самый?»
Страшная и возбуждающая фантазия.
«Рано вскарабкался, не спускаться же обратно. Дом подходящий сразу попался, как нарочно».
Долго не темнело, затем долго темнело. Ветер не давал передышки и не менял направления – в правое ухо.
Уходящий в ночную муть хребет виадука начал светится, когда город внизу давно переполнился огнями.
От оранжевого к белому разгорались фонари на рёбрах виадука.
Трёхметровые тени шагали, чуть не доставая их. А иной задевал, и разрыв светлой линии отдавался холодом под ложечкой.
«Перегретые плафоны, ветер и туман испарений. Вся тайна».
Но это действительно шло. Это тянулось непрерывной вереницей, которое было ничем и того меньше. Ничто шло, и от него веяло близостью того ничто, про которое не забывают.
Когда очередной гигант затмил свет ближнего фонаря, созерцание стало невыносимым. От ветра горела кожа. Озноб, стук сердца, звук дыхания, боль в суставах пальцев, песок в глазах.
...дух остановился...
...как занавески, отвёл руками свет двух фонарей...
...выдвинулся за их пределы, шагнул к окну...
Для падения с уровня виадука порванная связка и синяки — рекорд везения. В коробке несущих стен за зиму намело сугробов до первого этажа.
«Рубь-двадцать...» Хроменько, срезая через парк.
Подсвеченный листок ОКНА помстился среди жидких кустов.
«Ошибиться невозможно».
Но писка лозы не было, и ОКНО не лежало на земле под квадрокоптером, а пребывало в человеческих руках. Больше того, переходило из рук в руки. Его фотографировали, перетаптывались, шептались...
«В реале. Они собрались в реале. Вот он, пробившийся сквозь цифровой асфальт росток новой жизни».
Высокий парень стал наигрывать на электронном подобии губной гармошки.
«Живые лица, живые люди...»
Пачка сидра, пластиковые стаканчики.
«Господи, они разговаривают, с ума сойти».
Бинокль скользил по лицам: молодёжь, молодёжь, вообще чилдр... Пока не дошёл к улыбчивому, морщинистому старикашке с дредами.
«Нога болит... Хватит. Домой».
Виадук преображался, не изменяясь. Он становился разделочным ножом и костяным хребтом. Он вспорол, выпотрошил и нанизал на себя чужую плоть, битое стекло в горле, свёрла в голове, и сорокоградусные ночные кошмары.
«Эта штука идёт вниз под наклоном равным нулю градусов. Значит, когда мы стоим, то мы взлетаем, Алиса. Зачем кролики прыгают в норы? Зачем ОКНА разбрасывают по листку? Чтобы их ловили. Чтобы собрать всех на чаепитие. Без вина, поэтому можно. Необходимо. Иначе не будет совсем... Алиса, пока ты летела в кроличьей норе, вино ушло обратно в грозди, земля остановилась, солнце обходило любовно вокруг земли. Я тоже летел и тоже упал, и я должен предупредить тебя: «Лети долго-долго, Элис, дальше начнётся такая чехарда».
В глазах калейдоскоп преумножал цветные осколки, шуршал ими под черепом, сдавливал виски. Жар поднимался. Перестало дико ломать, тело растеклось дремотно и спокойно... Если бы ещё дух не приближался к окну.
8.
ВесьНарод. Адрес, пароль.
«KARLA, сухоелевантийскоелицо12345». Не сразу, но вспомнил.
Профиль заполнен по минимуму. Статус: «Memento vitae – не забудь пожить!» Сразу под ним на стене, скрытая от гостей до премодерации, лежит обещанная видеозапись и ничего кроме. Длинная, против ожидания.
У коптера садился аккум, изображение дёргалось и выравнивалось, а вскоре село на землю. С этого ракурса карлик предстал великаном, царём и богом нескончаемого карнавала. Юбчонка подпоясана цепью на карабине, острые колени в чёрных рейтузах торчат до ушей, в руках пол-литровый стакан остывшего кофе, сигарета. Ярко выделялась сорочка лицейской формы, треугольный подбородок между острыми углами воротника.
«Ха, опереточный злодей. Презентабельный вид в районе сорочки».
От полицейских шли помехи, пропал цвет, горизонтальная рябь делала видос глубоким ретро. Но весь мир канул в него, в прямоугольную, рябую чёрную дыру и, подтверждая гипотезы физиков-теоретиков, астронавт не заметил, как пересёк горизонт событий.
Карл дистанционно перенастроил что-то в камере джойстиком, надетым на палец. Луч попал в объектив и оттуда прямо в мозг яркой вспышкой. Изображение пропало совсем. Не сразу обнаружив это, Карл исправился, и ослепил заново, чёрт бы его подрал, взрывом сверхновой.
— Звиняйте! — хмыкнул он и процитировал. — Когда он ищет сигарету в пачке, на безымянном тусклое кольцо внезапно преломляет двести ватт, и мой хрусталик вспышки не выносит... Янис? Если ты слышишь меня сейчас... — Карл затянулся и щелчком выбросил бычок, — я жмурюсь — и тогда он произносит, глотая дым при этом: «Виноват»... Я знаю, что да... У меня образовалось немного свободного времени, у тебя поболе, поболтаем, отчего нет? Так уж получилось: я треплюсь, ты молчишь, удобно, а?
Ухмылка самоиронии клеймила его лицо буквой «П», виселицей, триумфальной аркой, от подбородка – до поперёк лба.
— Квадрат окна. В горшках — желтофиоль, — подмигнул, озираясь через плечо на проспект, где рано или поздно должна завыть полицейская машина, — и копы, проносящиеся мимо!.. Остановись, мгновенье!
За плечом не виден проспект, а только руинированный остов здания. С прожектором, бьющим насквозь.
Карл сложил щепоть и ударил себя в грудь:
— Души ты моей не понимаешь! Не думай, я не пьян, юродствуем помаленьку. Сейчас пророчество изреку. Но вначале сеанс ясновидения. Ты уже наткнулся на них, да? И, конечно, не подошёл, нет? Ещё подойдёшь. Ещё трахнешь там какую-нибудь девчонку. Нет, не так... Встретишь еётусамую... И ты, молокосос, — а я тебе говорю, что ты молокосос, — решишь тряхнуть стариной. На её пушистых ресницах будут лежать снежинки... Тряся стариной, ты какое-то время походишь вокруг да около... Но куда вы денетесь. Вы проживёте вместе достаточно долго, чтобы она стала обычной грустной тёткой. Ты ещё изменишь ей в клубе с ржущей тупизденью в шортах и колготках. Выйдя из сортира, ты оглянешься вокруг... И обнаружишь в углу танцпола взрослую дочку своей туалетной пассии, которая дико стесняется упоротой мамаши. Есть такой тип молодящейся старухи, навязчивой, как адская вонь, которая к месту и не к месту суёт свою несчастную дочку. Эта девочка будет чище, ясней самого чистого зеркала — ты не увидишь её, ты увидишь себя. Вы вернётесь домой минута в минуту с любимой и, молча, броситесь в объятья. Об измену, надеюсь, тебе хватит ума промолчать. И не беситься, когда ей не хватит. Об измене... Нет, об измену... Ложь большой порок, чтоб ты знал. Честность ещё хуже.
Карл сделал жест самострела:
— Ты ещё увидишь, как на Оконном Фестивале лакают НОРМ и шмалят. Как на фоне инсталляции ОКНА, выложенного креветками и презервативами, современное искусство, суки херачат селфи. Заэпическая перспектива? От нашего стола — вашему столу! Не думай, я не со зла, пророки все такие, приятно проблеваться. Без умолку безумная девица...
Задумался:
— Всё возвращается на круги своя. Спите себе, братцы, всё начнётся вновь, всё должно в природе повториться... Твоё счастье, что у меня ларингит, а то б и без гитары спел. Хорошие всё песни! Когда метель кричит, как зверь – протяжно и сердито, не запирайте вашу дверь, пусть будет дверь открыта... Ты набаловался уже с ОКНАМИ? Окна это здорово, но через окна не ходят в гости, а... дверям закрытым – грош цена, замку цена – копе-ейка!
Как собака-подозревака, прищурившись, он забодал камеру:
— Признавайся, нацелился, как я, зачитать своё окно вслух? Не смеши, рановато. Поживи ещё лет ...дцать. Я тебя в хорошей компании оставляю, а именно...
Обводя глазок видеокамеры, Карл помахал лучом джойстика на пальце, ловя ускользавшую мысль за хвост, как ящерицу, поймал хвост.
— Понимаешь, дружок, не все вышли из гоголевской шинели, некоторые вот из этого кольца. Вопрос, понимаешь ли, друг мой, стиля. Как он бы сказал, стилистики. Чувствуешь, сквозняком потянуло? Открывай блокнот, имя файла...
Карл сощурился, глядя в небо, и раздельно продиктовал:
— Великие. Мёртвые. Старики... Ты никогда не задумывался, как до странности неудобно устроены электронные библиотеки? Как часто виснут, постранично и вразнобой всё выдают? Это наро-о-очно сделано, — протянул отнюдь без праведного гнева, ехидно, с удовольствием, — это сделано, чтобы не найти! Я тебе больше скажу: это никакие и не библиотеки! Это сборники цитат для пабликов. Когда что и найдётся, якобы целиком, то в девяноста девяти случаях из ста — не оригинал, а краткий пересказ для чилдров! Ванильный. А изначальные тексты они ведь, прямо скажем, не всегда ванильные. Далеко не всегда... Хочешь секрет? Авторы цитат, девять из десяти указаны неправильно! Думаешь, я облегчу тебе задачу? Как бы да не так! Записывай: Уильям. Ещё Уильям... Ещё... Ой, хватит, заблудишься ты в этих уильямах!.. Осип, Иосиф, стихи. Уистен Хью. Оскар в редингской тюрьме. Из уст его куст алых роз. Виктору за это поклон. Марк. Опять Ульям! Ладно, целиком назову: Фолкнер. Отметь восклицательным знаком, пропустить никак нельзя... Эдгар и Рей... Хорхе Луис, Герман... Венечка-Венедикт... Знаешь, что такое катарсис? Узнаешь в конце вальпургиевой ночи. Айда в Польшу на десерт: Станислав, Ришард. Какие имена! Ну, и дижестив для пищеварения, две штуки Фрейдов. Картинки внука ещё не запретили? Я не в курсе, у меня личная коллекция... Если запретили, тем вкусней!
Карл одобрительно кивнул и жестом памятника простёр на объектив руку:
— В добрый путь, Янис: по цепочке, по ниточке... От цитаты к цитате, вычисляя истинного автора, как льва по когтям, складывая отрывок за отрывком, переходя от окна к окну. Так скоротаем ночь, с великими стариками.
Дальше он просто читал, отрывки, афоризмы, куски поэм. Голос терял обертона, садился.
Помехи, шипение. Звук сирены.
Карл исчез и на минуту появился снова, вплотную:
— Хватит, давай побазарим за жизнь. Души ты моей не понимаешь!
И снова: имена, афоризмы, цитаты. Вой сирены, ещё сигарета...
— Дымят ихтиозавры грязные на рейде. И прелых лавров слышен аромат... Слышен?
«Отчётливо».
Помехи, шипение. Интонации есть, слов не разобрать. Хлоп, видео есть, звука нет...
Карл долил в стакан что-то из фляжки, глотнул и поднял, типа, ваше здоровье:
— Налить вам этой мерзости?
«Налейте».
Сирена. Радикальные помехи. Конец видеофайла.
Удар донышком кофемакс неудачно пришёлся по углу клавиатуры, вытряхнул сахарную пудру и раскрыл его больше, чем надо, с обжигающим горьким глотком.
Авторская публикация. Свидетельство о публикации в СМИ № L108-17283.
Обсуждения Окна против дверей
Открытие окна мобильного устройства выдало такую вот лучистость временную,...
Оставила, недоумевая о причине этого желания....
Ждала...
К Вам заглянула...
...и вспомнила )))))
Здравствуйте!