Я бывший жрец Храма Чёрной и Белой Луны, с моей исчезнувшей родины Атлантиды. Я Луций Корнелий Сулла – римский полководец и диктатор, я римский поэт и писатель Горацио. Бесконечное количество жизней, программа жреца - целителя у меня на исходе, я её почти полностью отработал. Но военная программа Суллы до конца не отработана, знаю, что повторно вернувшись в эту жизнь, могу стать диктатором. Приходил я в земную жизнь в разных обличиях и под разными именами. Я листаю Книгу судеб, написанную на доступном всем универсальном языке, но перед тем, как получить разрешение на чтение Книги судеб, мне было сказано: «Зайди в Храм судьбы, слева от входной двери ниша, а в ней дверь, ключ от двери у Вечного Хранителя. Попроси у него ключ, открой дверь». Я открыл комнату: в комнате на столе ларец, а в нем Книга судеб. «Открой ее, и, начиная со 188 страницы, прочти и обнови свою цепочку судеб». Я медленно с затаенной дрожью в теле провожу рукой по бронзовой поверхности ларца покрытого причудливым красивым орнаментом с символами. Я ищу охранный символ. Вот он! На крышке ларца изображена восьмиугольная звезда. Внутри человеческий глаз с красным рубиновым зрачком. Я нажимаю на рубиновый зрачок, бесшумно открывается крышка ларца.
На обложке лежащего там серебристо-матового фолианта изображена золотая восьмиугольная звезда, в центре звезды две буквы Fo. С внутренним страхом и дрожью в руках, я достаю тяжелый фолиант и открываю его страницы из серебристо-матового металла. Ищу свою сто восемьдесят восьмую. Спокойный и размеренный голос Хранителя, прозвучавший ниоткуда, произнес: «Саес, ты теряешь время!». Я лихорадочно ищу свою страницу, и вот она – сто восемьдесят восьмая. В Храме ярко загорается свет. Стало светло как днем.
Бесшумно закрывается дверь и возле двери справа и слева молчаливо возникают две громадные собаки, черная и рыжая. Легли на пол, положив головы на вытянутые лапы, их глаза бесстрастно смотрят на меня. Это Джек и Рудик – мои верные сторожевые псы. Незримый Хранитель переворачивает песочные часы. Отпущенное мне время пошло…
«Я друид Саес из племени эдуев, проживавших в Цизальпинской Галлии в V век до н. э. (это современная Северная Италия). Меня называли тогда Великим Галлом. Я не знаю, сколько мне лет, мне казалось, что я живу вечно. Я презирал людей и не стремился к ним. Люди слабы, жестоки, лживы, не умеют разговаривать с Богами и деревьями. Я жрец Священной дубовой рощи. Когда соплеменники в междоусобных войнах побеждали врагов, то кровью побежденных я поливал дубы Священной рощи…
Я знал деревья по именам, они для меня были словно живые люди. Я просил их: «Деревья, дети мои, протяните мне руки свои». Громадные дубы, внимая моей просьбе, наклонив ветви, брали меня и, передавая друг другу, несли через рощу к Священной поляне. Я слышу их голоса, и понимаю, о чем они разговаривают. Деревья моей рощи всегда на заре разговаривают человеческими голосами, и тогда Священная роща напоминает галдящую на все голоса толпу людей, стенающих, плачущих, проклинающих. То плачут души убитых врагов, плененные деревьями Священной рощи. Панический страх овладевает путниками, проходящими мимо рощи. Деревья приобретают зловещую уродливую форму, между ними летают тени людей, слышны голоса. Среди всех деревьев рощи наиболее любимым у меня было одно. Это дерево поливалось кровью женщин и девственниц, здесь приносились жертвы богу Эсусу, божественному дровосеку, расчищающему землю под пашню. Я очищал это дерево от сухих веток, сучков, вырубил вокруг кустарник.
В местах развилки верхних ветвей дуба образовались два нароста, напоминающих девичьи груди. Внизу ствол дерева немножко раздвоился, напоминая чем-то женские ноги. Я часто приходил к этому дереву, трогал ладонью шершавую кору ствола дуба, ощущая упругое девичье тело, дерево вздрагивало. Оно любило, ненавидело, просило ласки. Девичьи души, заключенные в этом дереве, и не знавшие любви при жизни, просили ее…
Плачущая роща с каждым годом все больше и больше тяготила меня, и я принял решение сжечь ее, освободив томящиеся в ней души. Из всех праздников моего народа мне больше всего нравился Праздник срезания священной омелы на шестой день после новолуния. Я срезал омелу с дуба золотым серпом, не прикасаясь к ней руками, завернув ее в белый холст. Заколоты и принесены в жертву богам два белых вола, выпит хмельной напиток. Оживленная толпа двинулась в обратный путь в деревню. Я знаю много рецептов приготовления священного напитка из омелы, поднимающего даже больного со смертного одра.
Дома меня уже ждал мой помощник Витартен. Громадный дубовый стол в хижине отскоблен и намыт. Огонь очага отражается в начищенном до блеска бронзовом котле с кипящей водой. За столом молчаливо сидят двенадцать человек, и никто ничего не говорит, но я чувствую, что я – центр внимания. Я развязываю холщовый узел с омелой и, не прикасаясь к ней, сбрасываю с ткани в кипящий котел. Молчание нарушил один из друидов, спросив у меня:
-Саес, ты уже два года не убираешь Священную рощу, она заросла травой и завалена упавшими ветками. Что это все значит?
Его вопрос не застал меня врасплох, я думал, как ответить. Ответ я оттянул началом ритуала.
Я достал кожаный мешочек с эликсиром бессмертия бога Фарона жрецом, которого я был в моей древней Родине Атлантиде. Я бросил щепотку серебристого порошка в котел, читая молитву Фарону. Вторая щепотка прекратила кипение, и горячая жидкость взбугрилась холмиком над краями котла. Третья брошенная щепотка взорвала жидкость вверх золотым сияющим столбом, который на глазах изумленных друидов превратился в фигуру человека с золотой короной на голове на фоне золотого пульсирующего диска.
Нестерпимая жара заполнила зал. Друиды, молча, легли на пол и накрылись накидками. От нестерпимой жары трещали пересохшие балки потолка. Фигура Бога над котлом протянула в мою сторону Жезл Власти и спросила:
-Саес! Ты зачем меня вызывал?
Пав на колени, я воскликнул:
-О, всемогущий и мудрый Фарон! Источник всего живого на земле! Я много сотен лет служил тебе. Прошу тебя, позволь мне уйти через огнь живым на Празднике Дуба (Альбан Хеффин), чтобы с твоей помощью достичь совершенства, узнать тайные истины бытия …
Пульсация золотой фигурки заметно спала, жара тоже. Воцарилась тишина. У меня мелькнула мысль, что Бог думает.
Внезапно пульсация усилилась, фигурка ожила и протянув в моем направлении Жезл Власти Фарон сказал громовым голосом:
-Саес! Да будет, так как ты просил! В награду за верную службу я оставляю тебе память о прошлых воплощениях. Ты один из немногих бессмертных наделенных умением управлять временем и пространством.
Светло золотая фигурка Бога исчезла, спала жара, и в зале стало слышно, как где-то в углу поет сверчок. Друиды, молча сели за стол, но сейчас они смотрели на меня с каким-то ужасом и благоволением. Я начертил рукой в воздухе знак последнего благословения и зачерпнул из котла чашей золотисто-зеленую жидкость, освященную богом Фароном.
Ритуал обновления повторялся раз в сто лет. Кружка пошла по кругу, каждый делал глоток и передавал соседу. Я видел, как разглаживались морщинистые лица, темнела седина, распрямлялись плечи, с тела смолисто-зловонной массой сваливалась накопленная негативная сила, тело становилось невесомым и казалось, что оно вот-вот взлетит от необъяснимой легкости.
Второй круг прохождения чаши – это Ритуал проявления кармических нитей. Выпит второй глоток. Появилось четкость и ясность мышления, тело начало разогреваться, излучая слабое белесое сияние. По мере усиления излучения вокруг каждого из нас проявилось большое количество пульсирующих жгутиков, идущих в тело и исходящих из него в бесконечность. Каждый из нас напоминал паука в паутине. Паутина каждого пульсировала, вибрировала, пересекалась с другой паутиной. У одних эта паутина кармических связей была больше, у других меньше. Появилось желание освободиться от этой паутины отживших кармических связей, но не было сил это сделать: паутина каждого крепко держала своего создателя.
Наступил момент третьего ритуального действия – Ритуал освобождения. Чаша пошла по третьему кругу. В теле появилось ощущение сверхсилы, и желание освободиться от паутины только крепло. Мой помощник каждому из присутствующих дал по два клинка с черной и с белой рукоятью. По сигналу вверх взметнулись оба клинка с белой и черной рукоятью, скрестившись над головой концами лезвий. Потом резкие взмахи от головы до поясницы, от поясницы в стороны, вниз…
Начерчена пентаграмма. Необъяснимое состояние легкости и полета. Тело поднялось вверх под потолок... В дом входили убеленные сединами старики, а выходили молодые мужчины, оглядываясь по сторонам и пряча лица от случайных взглядов. Я бережно слил остатки напитка в кувшин для действия на Празднике Дуба. И вот наступил Праздник Дуба. Это был солнечный и жаркий день. К полудню вся деревня собралась в Священной роще. После очистительной молитвы и благословения окружающих дубы Священной рощи были политы водой с вином, а деревья предсказатели вражеской кровью.
Началось пиршество. Я знал, что это последний Праздник Дуба в моей жизни и последний день Священной рощи. Захмелевшая толпа медленно разбрелась по своим домам. Убедившись, что никого нет, я медленно начал обход дубов Священной рощи.
«Простите меня, дети мои, - молил я их. – Я не предаю вас, я очищаю вас от чужеродных вам душ человеческих. И вы снова возродитесь из семян, которые будут посеяны здесь и будете чисты».
Роща затаенно молчала. Она была обречена. Последнее трехсотое дерево – Девичий дуб. Я его трогал, обнимал, разговаривал. Ветви дуба носили меня по своей кроне вверх и вниз, а потом плавно опустили к основанию ствола. Я прикоснулся к дубу. И вдруг немыслимое возбуждение захлестнуло меня от кончиков пальцев до самой макушки. Возбуждение с последующей разрядкой длилось долго. Стонал дуб, струи сока текли из его треснувшего ствола. Медлить было нельзя. Я опять помолился Фарону:
«О великий и всемогущий Фарон! Обращаюсь к тебе с просьбой. Выполни свое обещание, проведи меня сквозь огонь рощи невредимым, возроди меня к другой жизни!».
Мной овладело спокойствие и непоколебимость. Я достал спрятанный горшок с пылающими углями и бросил его в сухую траву. Ветер погнал ревущее пламя по Священной роще. Стонали и плакали горящие дубы. Сотни душ, заключенные в них вылетали на волю. Люди из деревни бежали к роще. Я накрылся бычьей шкурой, а в другую, поменьше, завернул кувшин с остатками напитка и шагнул в ревущее пламя, полагаясь на волю Фарона. Языки пламени за моей спиной сомкнулись. Бог вел меня по огненному коридору, языки пламени меня не касались. Я вышел за пределы горящей рощи, и, убедившись, что вокруг никого нет, остановился. Верный слуга с двумя лошадьми ждал меня. Я достал кувшин со священным напитком и жадно выпил его остатки.
Со мной происходили странные метаморфозы: треснула и свалилась с тела одежда, налились упругой силой мышцы, я стал выше, на голове мгновенно выросли роскошные волосы. Слуга, молча, подал мне бронзовое зеркало и новую одежду. Из зеркала на меня смотрел молодой тридцатилетний мужчина голубоглазый и светловолосый. Я молча оделся не жалея о содеянном.
Позади отжившее старое, а впереди неизвестность.
Фарон подарил мне мудрость и бессмертие, и ими надо умно распорядиться...
На обложке лежащего там серебристо-матового фолианта изображена золотая восьмиугольная звезда, в центре звезды две буквы Fo. С внутренним страхом и дрожью в руках, я достаю тяжелый фолиант и открываю его страницы из серебристо-матового металла. Ищу свою сто восемьдесят восьмую. Спокойный и размеренный голос Хранителя, прозвучавший ниоткуда, произнес: «Саес, ты теряешь время!». Я лихорадочно ищу свою страницу, и вот она – сто восемьдесят восьмая. В Храме ярко загорается свет. Стало светло как днем.
Бесшумно закрывается дверь и возле двери справа и слева молчаливо возникают две громадные собаки, черная и рыжая. Легли на пол, положив головы на вытянутые лапы, их глаза бесстрастно смотрят на меня. Это Джек и Рудик – мои верные сторожевые псы. Незримый Хранитель переворачивает песочные часы. Отпущенное мне время пошло…
«Я друид Саес из племени эдуев, проживавших в Цизальпинской Галлии в V век до н. э. (это современная Северная Италия). Меня называли тогда Великим Галлом. Я не знаю, сколько мне лет, мне казалось, что я живу вечно. Я презирал людей и не стремился к ним. Люди слабы, жестоки, лживы, не умеют разговаривать с Богами и деревьями. Я жрец Священной дубовой рощи. Когда соплеменники в междоусобных войнах побеждали врагов, то кровью побежденных я поливал дубы Священной рощи…
Я знал деревья по именам, они для меня были словно живые люди. Я просил их: «Деревья, дети мои, протяните мне руки свои». Громадные дубы, внимая моей просьбе, наклонив ветви, брали меня и, передавая друг другу, несли через рощу к Священной поляне. Я слышу их голоса, и понимаю, о чем они разговаривают. Деревья моей рощи всегда на заре разговаривают человеческими голосами, и тогда Священная роща напоминает галдящую на все голоса толпу людей, стенающих, плачущих, проклинающих. То плачут души убитых врагов, плененные деревьями Священной рощи. Панический страх овладевает путниками, проходящими мимо рощи. Деревья приобретают зловещую уродливую форму, между ними летают тени людей, слышны голоса. Среди всех деревьев рощи наиболее любимым у меня было одно. Это дерево поливалось кровью женщин и девственниц, здесь приносились жертвы богу Эсусу, божественному дровосеку, расчищающему землю под пашню. Я очищал это дерево от сухих веток, сучков, вырубил вокруг кустарник.
В местах развилки верхних ветвей дуба образовались два нароста, напоминающих девичьи груди. Внизу ствол дерева немножко раздвоился, напоминая чем-то женские ноги. Я часто приходил к этому дереву, трогал ладонью шершавую кору ствола дуба, ощущая упругое девичье тело, дерево вздрагивало. Оно любило, ненавидело, просило ласки. Девичьи души, заключенные в этом дереве, и не знавшие любви при жизни, просили ее…
Плачущая роща с каждым годом все больше и больше тяготила меня, и я принял решение сжечь ее, освободив томящиеся в ней души. Из всех праздников моего народа мне больше всего нравился Праздник срезания священной омелы на шестой день после новолуния. Я срезал омелу с дуба золотым серпом, не прикасаясь к ней руками, завернув ее в белый холст. Заколоты и принесены в жертву богам два белых вола, выпит хмельной напиток. Оживленная толпа двинулась в обратный путь в деревню. Я знаю много рецептов приготовления священного напитка из омелы, поднимающего даже больного со смертного одра.
Дома меня уже ждал мой помощник Витартен. Громадный дубовый стол в хижине отскоблен и намыт. Огонь очага отражается в начищенном до блеска бронзовом котле с кипящей водой. За столом молчаливо сидят двенадцать человек, и никто ничего не говорит, но я чувствую, что я – центр внимания. Я развязываю холщовый узел с омелой и, не прикасаясь к ней, сбрасываю с ткани в кипящий котел. Молчание нарушил один из друидов, спросив у меня:
-Саес, ты уже два года не убираешь Священную рощу, она заросла травой и завалена упавшими ветками. Что это все значит?
Его вопрос не застал меня врасплох, я думал, как ответить. Ответ я оттянул началом ритуала.
Я достал кожаный мешочек с эликсиром бессмертия бога Фарона жрецом, которого я был в моей древней Родине Атлантиде. Я бросил щепотку серебристого порошка в котел, читая молитву Фарону. Вторая щепотка прекратила кипение, и горячая жидкость взбугрилась холмиком над краями котла. Третья брошенная щепотка взорвала жидкость вверх золотым сияющим столбом, который на глазах изумленных друидов превратился в фигуру человека с золотой короной на голове на фоне золотого пульсирующего диска.
Нестерпимая жара заполнила зал. Друиды, молча, легли на пол и накрылись накидками. От нестерпимой жары трещали пересохшие балки потолка. Фигура Бога над котлом протянула в мою сторону Жезл Власти и спросила:
-Саес! Ты зачем меня вызывал?
Пав на колени, я воскликнул:
-О, всемогущий и мудрый Фарон! Источник всего живого на земле! Я много сотен лет служил тебе. Прошу тебя, позволь мне уйти через огнь живым на Празднике Дуба (Альбан Хеффин), чтобы с твоей помощью достичь совершенства, узнать тайные истины бытия …
Пульсация золотой фигурки заметно спала, жара тоже. Воцарилась тишина. У меня мелькнула мысль, что Бог думает.
Внезапно пульсация усилилась, фигурка ожила и протянув в моем направлении Жезл Власти Фарон сказал громовым голосом:
-Саес! Да будет, так как ты просил! В награду за верную службу я оставляю тебе память о прошлых воплощениях. Ты один из немногих бессмертных наделенных умением управлять временем и пространством.
Светло золотая фигурка Бога исчезла, спала жара, и в зале стало слышно, как где-то в углу поет сверчок. Друиды, молча сели за стол, но сейчас они смотрели на меня с каким-то ужасом и благоволением. Я начертил рукой в воздухе знак последнего благословения и зачерпнул из котла чашей золотисто-зеленую жидкость, освященную богом Фароном.
Ритуал обновления повторялся раз в сто лет. Кружка пошла по кругу, каждый делал глоток и передавал соседу. Я видел, как разглаживались морщинистые лица, темнела седина, распрямлялись плечи, с тела смолисто-зловонной массой сваливалась накопленная негативная сила, тело становилось невесомым и казалось, что оно вот-вот взлетит от необъяснимой легкости.
Второй круг прохождения чаши – это Ритуал проявления кармических нитей. Выпит второй глоток. Появилось четкость и ясность мышления, тело начало разогреваться, излучая слабое белесое сияние. По мере усиления излучения вокруг каждого из нас проявилось большое количество пульсирующих жгутиков, идущих в тело и исходящих из него в бесконечность. Каждый из нас напоминал паука в паутине. Паутина каждого пульсировала, вибрировала, пересекалась с другой паутиной. У одних эта паутина кармических связей была больше, у других меньше. Появилось желание освободиться от этой паутины отживших кармических связей, но не было сил это сделать: паутина каждого крепко держала своего создателя.
Наступил момент третьего ритуального действия – Ритуал освобождения. Чаша пошла по третьему кругу. В теле появилось ощущение сверхсилы, и желание освободиться от паутины только крепло. Мой помощник каждому из присутствующих дал по два клинка с черной и с белой рукоятью. По сигналу вверх взметнулись оба клинка с белой и черной рукоятью, скрестившись над головой концами лезвий. Потом резкие взмахи от головы до поясницы, от поясницы в стороны, вниз…
Начерчена пентаграмма. Необъяснимое состояние легкости и полета. Тело поднялось вверх под потолок... В дом входили убеленные сединами старики, а выходили молодые мужчины, оглядываясь по сторонам и пряча лица от случайных взглядов. Я бережно слил остатки напитка в кувшин для действия на Празднике Дуба. И вот наступил Праздник Дуба. Это был солнечный и жаркий день. К полудню вся деревня собралась в Священной роще. После очистительной молитвы и благословения окружающих дубы Священной рощи были политы водой с вином, а деревья предсказатели вражеской кровью.
Началось пиршество. Я знал, что это последний Праздник Дуба в моей жизни и последний день Священной рощи. Захмелевшая толпа медленно разбрелась по своим домам. Убедившись, что никого нет, я медленно начал обход дубов Священной рощи.
«Простите меня, дети мои, - молил я их. – Я не предаю вас, я очищаю вас от чужеродных вам душ человеческих. И вы снова возродитесь из семян, которые будут посеяны здесь и будете чисты».
Роща затаенно молчала. Она была обречена. Последнее трехсотое дерево – Девичий дуб. Я его трогал, обнимал, разговаривал. Ветви дуба носили меня по своей кроне вверх и вниз, а потом плавно опустили к основанию ствола. Я прикоснулся к дубу. И вдруг немыслимое возбуждение захлестнуло меня от кончиков пальцев до самой макушки. Возбуждение с последующей разрядкой длилось долго. Стонал дуб, струи сока текли из его треснувшего ствола. Медлить было нельзя. Я опять помолился Фарону:
«О великий и всемогущий Фарон! Обращаюсь к тебе с просьбой. Выполни свое обещание, проведи меня сквозь огонь рощи невредимым, возроди меня к другой жизни!».
Мной овладело спокойствие и непоколебимость. Я достал спрятанный горшок с пылающими углями и бросил его в сухую траву. Ветер погнал ревущее пламя по Священной роще. Стонали и плакали горящие дубы. Сотни душ, заключенные в них вылетали на волю. Люди из деревни бежали к роще. Я накрылся бычьей шкурой, а в другую, поменьше, завернул кувшин с остатками напитка и шагнул в ревущее пламя, полагаясь на волю Фарона. Языки пламени за моей спиной сомкнулись. Бог вел меня по огненному коридору, языки пламени меня не касались. Я вышел за пределы горящей рощи, и, убедившись, что вокруг никого нет, остановился. Верный слуга с двумя лошадьми ждал меня. Я достал кувшин со священным напитком и жадно выпил его остатки.
Со мной происходили странные метаморфозы: треснула и свалилась с тела одежда, налились упругой силой мышцы, я стал выше, на голове мгновенно выросли роскошные волосы. Слуга, молча, подал мне бронзовое зеркало и новую одежду. Из зеркала на меня смотрел молодой тридцатилетний мужчина голубоглазый и светловолосый. Я молча оделся не жалея о содеянном.
Позади отжившее старое, а впереди неизвестность.
Фарон подарил мне мудрость и бессмертие, и ими надо умно распорядиться...
Обсуждения Одна из жизней Саеса