Маленький и пушистый домовой, который, я думаю, найдется в любом доме, в каждой квартире, где есть уют и теплота, лежал в старой коробке в холодной нише без света. Его знобило. Домовой не понимал почему. Время стиралось в его сознании, он закрывал глаза, открывал снова, ежился от холода в тапочке...
Этот тапочек был его. Он уже не помнил, почему он именно его, но точно это знал. Силы постепенно покидали его, и жизнь невидимым ручейком утекала с каждым днем, часом, с каждой минутой. Он не слышал больше голосов и суеты по квартире, в которой жил. Недавно, совсем недавно или давно, когда он только приболел, в квартире появились новые люди. Домовой хотел выйти и посмотреть, зачем они пришли, но ему уже не здоровилось, и он отложил это на завтра. Завтра стало ещё хуже, а людей, судя по голосам больше. «Кто же они такие, зачем пришли? Что же там происходит?» - думал он, кое-как открывая глаза в темноте, и собирая свое сознание по крупицам.
И вот в один день, точнее вечер, он понял, что не может больше так лежать и молча умирать в тишине давящих стен. Домовой зашевелился, начал вылизать из тапочка и тут его обожгло. Его обожгла тишина квартиры. «Ой, я так долго болею. Уже, наверное, лето и все уехали в отпуск. А как же цветы? Кто их польет? Ключи – то соседям не забыли оставить? Ой, не уследил, не посмотрел. Ну, как же я так!», - сокрушался Домовой, протискиваясь сквозь щель под дверью ниши.
Его маленьким выпуклым глазкам, воспаленным от затяжной болезни, представилась умопомрачительная картина. О, ужас! Квартира была пуста. Не было ни хозяев, ни ковров, ни любимого дивана и телевизора, ничего. Квартира была пуста. Он не мог в это поверить, и, поддаваясь истерике, побежал по комнатам. Везде пустота. Никого нет.
Он сел по средине комнаты, если ему не изменяет память, это была раньше детская, сел и закрыл глаза маленькими пухленькими ладошками. Он хотел спрятаться от всего этого, открыть их заново и увидеть что, детская – это детская, с кучей игрушек и мультяшными героями на стенах.
Повеяло холодом, он убрал ладошки и увидел приоткрытое окно. «Ребёнок же простудится! Как так можно!», - спохватился он, и со всех сил побежал к окну, кое-как, пыхтя и стараясь, залез на подоконник, прикрыл раму, улыбнулся в блаженной улыбке с чувством исполненного долга, повернулся спиной к стеклу и…заплакал.
Вы подумаете, что ему обидно? Думаю, нет. Ему просто одиноко. Домовые не обижаются, они тоскуют и плачут.
Прошло несколько дней или месяцев. Быть может и лет. Домовой постарел от нескончаемых слез, пустоты и тишины. Его маленькое, еле теплое тельце покрылось коростами и ранами, седой волос закрывал глаза, а ногти были изломаны. Он старался процарапать себе выход из квартиры, где жил, что бы умереть, ведь Домовой без дома не может жить. Иногда он что-то слышал, что-то похожее на голоса людей. Они казались ему так близко, что он замирал в ожидании звона ключей, порой он слышал и это, но замок не поворачивался. От горя и неизбежности Домовой терял сознание, но не умирал. Он не может умереть дома. Просто каждое мгновение жизни казалось ему вечностью и пыткой. Он больше так не мог. Домовой вскрыл себе вены и кровью от отчаяния написал на пустой стене бывшей детской комнаты: За что вы меня не любите?
Едва его рука изогнулась, что бы поставить знак вопроса, как замок послушно щелкнул и повернулся. «За что? Я сошел с ума!» - промелькнула мысль в его голове, и сознание покинула уставшее тельце.
Домовой услышал мягкие шаги. Из последних сил открыл глаза, присмотрелся. К нему подходил какой – то ранее не виданный зверь. Этот зверь присел рядом, лизнул Домового, и его раны защипало, как от йода. «Подружимся? Муррр….» - это прозвучало так необычно, так звонко. И тут домовой услышал нежный женский голос: «Куда побежал? Упадешь», - в комнату забежал малыш, уставился на Домового и засмеялся. Засмеялся так звонко, что у больного Домового сначала заложило уши. Он ничего не понимал. «Наверное, так всегда после смерти», - подумал он. «Заноси, заноси. Выше, ага. Аккуратней. Да, вот так», - разносилось из прихожей. Домовой подпрыгнул, в растерянности затопал ножками, руки задрожали, а глаза не могли рассмотреть всех сразу.
Он выбежал в прихожую и увидел мужчин, пара из которых прогибались под тяжестью дивана. Он оббежал вокруг них, потом забежал в детскую, поцеловал малыша, который шатающейся походкой пытался догнать маму, вдохнул аромат туалетной воды новой хозяйки, подбежал и коту и деловито заявил: «Я – Домовой. Думаю, ссориться мы не станем. Лады?»
Полный переезд новых хозяев затянулся, но телевизор и диван стояли там, где им и положено. Домовой мирно спал в кроватке ребенка, а кот на груди у хозяйки. Да, все-таки поделились, так что бы без обид.
Все было хорошо. Сколько прошло лет – неизвестно, это скрывает пыль, которую трудно стереть с памяти. Многое менялось, но не для Домового, он был счастлив, спокоен и почти забыл, то страшное время болезни, пока его вновь не стало знобить. Он проснулся потому, что в доме стало, как-то холодно, и почувствовал себя старым. В квартире были посторонние люди. «Опять? За что?» - только успел подумать Домовой, как раздался молодой голос. Это был голос того малыша, который много лет назад забежал в комнату вперед мамы, и улыбнулся, глядя на Домового.
В темную нишу влетел домашний тапочек, и звонкий голос сказал: «Домовой, вот тебе сани, поехали с нами!»
Болезнь исчезла в ту же секунду, старость отступила. Домовой не задерживаясь ни на минуту, прыгнул в тапочек и уснул. Уснул, что бы проснуться в новом доме. В доме, который будет теплым и уютным, уж он – то постарается…
Этот тапочек был его. Он уже не помнил, почему он именно его, но точно это знал. Силы постепенно покидали его, и жизнь невидимым ручейком утекала с каждым днем, часом, с каждой минутой. Он не слышал больше голосов и суеты по квартире, в которой жил. Недавно, совсем недавно или давно, когда он только приболел, в квартире появились новые люди. Домовой хотел выйти и посмотреть, зачем они пришли, но ему уже не здоровилось, и он отложил это на завтра. Завтра стало ещё хуже, а людей, судя по голосам больше. «Кто же они такие, зачем пришли? Что же там происходит?» - думал он, кое-как открывая глаза в темноте, и собирая свое сознание по крупицам.
И вот в один день, точнее вечер, он понял, что не может больше так лежать и молча умирать в тишине давящих стен. Домовой зашевелился, начал вылизать из тапочка и тут его обожгло. Его обожгла тишина квартиры. «Ой, я так долго болею. Уже, наверное, лето и все уехали в отпуск. А как же цветы? Кто их польет? Ключи – то соседям не забыли оставить? Ой, не уследил, не посмотрел. Ну, как же я так!», - сокрушался Домовой, протискиваясь сквозь щель под дверью ниши.
Его маленьким выпуклым глазкам, воспаленным от затяжной болезни, представилась умопомрачительная картина. О, ужас! Квартира была пуста. Не было ни хозяев, ни ковров, ни любимого дивана и телевизора, ничего. Квартира была пуста. Он не мог в это поверить, и, поддаваясь истерике, побежал по комнатам. Везде пустота. Никого нет.
Он сел по средине комнаты, если ему не изменяет память, это была раньше детская, сел и закрыл глаза маленькими пухленькими ладошками. Он хотел спрятаться от всего этого, открыть их заново и увидеть что, детская – это детская, с кучей игрушек и мультяшными героями на стенах.
Повеяло холодом, он убрал ладошки и увидел приоткрытое окно. «Ребёнок же простудится! Как так можно!», - спохватился он, и со всех сил побежал к окну, кое-как, пыхтя и стараясь, залез на подоконник, прикрыл раму, улыбнулся в блаженной улыбке с чувством исполненного долга, повернулся спиной к стеклу и…заплакал.
Вы подумаете, что ему обидно? Думаю, нет. Ему просто одиноко. Домовые не обижаются, они тоскуют и плачут.
Прошло несколько дней или месяцев. Быть может и лет. Домовой постарел от нескончаемых слез, пустоты и тишины. Его маленькое, еле теплое тельце покрылось коростами и ранами, седой волос закрывал глаза, а ногти были изломаны. Он старался процарапать себе выход из квартиры, где жил, что бы умереть, ведь Домовой без дома не может жить. Иногда он что-то слышал, что-то похожее на голоса людей. Они казались ему так близко, что он замирал в ожидании звона ключей, порой он слышал и это, но замок не поворачивался. От горя и неизбежности Домовой терял сознание, но не умирал. Он не может умереть дома. Просто каждое мгновение жизни казалось ему вечностью и пыткой. Он больше так не мог. Домовой вскрыл себе вены и кровью от отчаяния написал на пустой стене бывшей детской комнаты: За что вы меня не любите?
Едва его рука изогнулась, что бы поставить знак вопроса, как замок послушно щелкнул и повернулся. «За что? Я сошел с ума!» - промелькнула мысль в его голове, и сознание покинула уставшее тельце.
Домовой услышал мягкие шаги. Из последних сил открыл глаза, присмотрелся. К нему подходил какой – то ранее не виданный зверь. Этот зверь присел рядом, лизнул Домового, и его раны защипало, как от йода. «Подружимся? Муррр….» - это прозвучало так необычно, так звонко. И тут домовой услышал нежный женский голос: «Куда побежал? Упадешь», - в комнату забежал малыш, уставился на Домового и засмеялся. Засмеялся так звонко, что у больного Домового сначала заложило уши. Он ничего не понимал. «Наверное, так всегда после смерти», - подумал он. «Заноси, заноси. Выше, ага. Аккуратней. Да, вот так», - разносилось из прихожей. Домовой подпрыгнул, в растерянности затопал ножками, руки задрожали, а глаза не могли рассмотреть всех сразу.
Он выбежал в прихожую и увидел мужчин, пара из которых прогибались под тяжестью дивана. Он оббежал вокруг них, потом забежал в детскую, поцеловал малыша, который шатающейся походкой пытался догнать маму, вдохнул аромат туалетной воды новой хозяйки, подбежал и коту и деловито заявил: «Я – Домовой. Думаю, ссориться мы не станем. Лады?»
Полный переезд новых хозяев затянулся, но телевизор и диван стояли там, где им и положено. Домовой мирно спал в кроватке ребенка, а кот на груди у хозяйки. Да, все-таки поделились, так что бы без обид.
Все было хорошо. Сколько прошло лет – неизвестно, это скрывает пыль, которую трудно стереть с памяти. Многое менялось, но не для Домового, он был счастлив, спокоен и почти забыл, то страшное время болезни, пока его вновь не стало знобить. Он проснулся потому, что в доме стало, как-то холодно, и почувствовал себя старым. В квартире были посторонние люди. «Опять? За что?» - только успел подумать Домовой, как раздался молодой голос. Это был голос того малыша, который много лет назад забежал в комнату вперед мамы, и улыбнулся, глядя на Домового.
В темную нишу влетел домашний тапочек, и звонкий голос сказал: «Домовой, вот тебе сани, поехали с нами!»
Болезнь исчезла в ту же секунду, старость отступила. Домовой не задерживаясь ни на минуту, прыгнул в тапочек и уснул. Уснул, что бы проснуться в новом доме. В доме, который будет теплым и уютным, уж он – то постарается…
Обсуждения Одинокий домовой
Капитан