У каждого из нас в жизни было много всяких событий - хороших и плохих. И каждого из нас есть желание изменить хотя бы один день из прожитых за всю жизнь. День, в котором нужно исправить сделанную ошибку, сказать не сказаные слова, сделать не сделаное дело, оказаться в нужном месте в нужный момент, попросить прощения у того, кого уже нет рядом с нами.
У меня есть один день, который я хотел бы изменить.
В армии у меня был сослуживец, звали его, кажется, Дима, а фамилия точно, Кульков. "Кулек" мы его звали. Кулек - парень родом из Владимирской области, города Вязники. Он был худощавый, форма на нем висела, как на вешалке, а глаза, больше всего я запомнил глаза, бегающие, как будто он все время ждал опасности. В столовой он ел , как будто крадет - быстро. В свободное время, как и все, сидел за кроватями у окна. Чем занимался, не помню. Наверно, как и все - боялся.
Боялся команды "один". Так к себе старший призыв подзывал кого-нибудь из младших. На эту команду должен кто-то подорваться и выполнить "прозьбу" найти что-то, принести что-то, передать что-то. Вот Кулек сидел, как и все, и боялся.
А когда кричали "один", мы на него стрелки переводили: "Беги Кулек, беги". И он бежал с испуганными глазами, не зная, то ли "лося" получит, то ли "душу прбьют". А мы спокойные сидели, занимались своим делами. Только не мы, только не нас.
Кулек... И вот однажды, холодной ночью то ли в ноябре, то ли в начале декбря 1996 года, приехав в часть, я увидел, что на нашем этаже горит свет. И сразу понял, что наши "придурки"(старший призыв) снова что-то натворили. Так и есть. Зайдя на этаж, первым я увидел Гробовского. У него были бешенные глаза и шел он по стойке смирно, что ли. Войдя в казарму, я спрсил у Тупицына:"Что случилось?". Он ответил, смеясь: "Кулек умер". "Беги Кулек, беги" - вспомнил я, и машинально ударил Тупицына по лицу. Сволочь. Сволочь? Я? Он? Мы все? "Беги Кулек, беги".
Почему, когда человек - вот он рядом, живой - нам наплевать на него. Лишь бы не мы, не нас? Нам наплевать о чем он думает, очем у него душа болит. Да вообще плевать, плевать, плевать. А когда он умер. Кулек... Мы все вспоминали потом, как он подрывался на "один". А? Как? Сволочи. Я. Он (Тупицын). Мы все. "Беги Кулек, беги"- говорили мы все.
Эти придурки нажрались до отупения, сразу и не поняли, что убили Кулька. Мочили всех дальше. А когда поняли... поздно. "Беги Кулек, беги" - подумал я.
Пока шло следствие, эти придурки были в казарме и вели себя, как будто ничего не случилось. Гробовскому дали шесть лет, а Смертину восемь. А матери Кулька сколько? "Беги Кулек, беги"- вспомнилось мне еще раз.
У меня было много плохих дней, но этот запомнил больше всех, на всю жизнь. Вот его бы я изменил.
У меня есть один день, который я хотел бы изменить.
В армии у меня был сослуживец, звали его, кажется, Дима, а фамилия точно, Кульков. "Кулек" мы его звали. Кулек - парень родом из Владимирской области, города Вязники. Он был худощавый, форма на нем висела, как на вешалке, а глаза, больше всего я запомнил глаза, бегающие, как будто он все время ждал опасности. В столовой он ел , как будто крадет - быстро. В свободное время, как и все, сидел за кроватями у окна. Чем занимался, не помню. Наверно, как и все - боялся.
Боялся команды "один". Так к себе старший призыв подзывал кого-нибудь из младших. На эту команду должен кто-то подорваться и выполнить "прозьбу" найти что-то, принести что-то, передать что-то. Вот Кулек сидел, как и все, и боялся.
А когда кричали "один", мы на него стрелки переводили: "Беги Кулек, беги". И он бежал с испуганными глазами, не зная, то ли "лося" получит, то ли "душу прбьют". А мы спокойные сидели, занимались своим делами. Только не мы, только не нас.
Кулек... И вот однажды, холодной ночью то ли в ноябре, то ли в начале декбря 1996 года, приехав в часть, я увидел, что на нашем этаже горит свет. И сразу понял, что наши "придурки"(старший призыв) снова что-то натворили. Так и есть. Зайдя на этаж, первым я увидел Гробовского. У него были бешенные глаза и шел он по стойке смирно, что ли. Войдя в казарму, я спрсил у Тупицына:"Что случилось?". Он ответил, смеясь: "Кулек умер". "Беги Кулек, беги" - вспомнил я, и машинально ударил Тупицына по лицу. Сволочь. Сволочь? Я? Он? Мы все? "Беги Кулек, беги".
Почему, когда человек - вот он рядом, живой - нам наплевать на него. Лишь бы не мы, не нас? Нам наплевать о чем он думает, очем у него душа болит. Да вообще плевать, плевать, плевать. А когда он умер. Кулек... Мы все вспоминали потом, как он подрывался на "один". А? Как? Сволочи. Я. Он (Тупицын). Мы все. "Беги Кулек, беги"- говорили мы все.
Эти придурки нажрались до отупения, сразу и не поняли, что убили Кулька. Мочили всех дальше. А когда поняли... поздно. "Беги Кулек, беги" - подумал я.
Пока шло следствие, эти придурки были в казарме и вели себя, как будто ничего не случилось. Гробовскому дали шесть лет, а Смертину восемь. А матери Кулька сколько? "Беги Кулек, беги"- вспомнилось мне еще раз.
У меня было много плохих дней, но этот запомнил больше всех, на всю жизнь. Вот его бы я изменил.
Обсуждения Один день