***
Она открыла окно. В комнату ворвался свежий ночной воздух с примесями вечерней росы и душистым ароматом цветущих магнолий. Где-то вдали был слышен грохот водопада. Стремительный поток воды, спускающийся с горных вершин, отражал на себе дрожащий лунный свет, образуя бегущие лунные дорожки.
Она открыла окно. В комнату ворвался свежий ночной воздух с примесями вечерней росы и душистым ароматом цветущих магнолий. Где-то вдали был слышен грохот водопада. Стремительный поток воды, спускающийся с горных вершин, отражал на себе дрожащий лунный свет, образуя бегущие лунные дорожки.
И в траве, и на деревьях, и на стенах домов, увитых плющом, стрекотали цикады. Словно в дымке мелькали смутные тени летучих мышей, которые проносились мимо окна так быстро, как если бы они играли в догонялки.
Она вздохнула. Ей вспомнилось детство. Каким же далеким оно теперь казалось. Перед глазами, подобно падающим лепесткам роз или пестрому хороводу бабочек на лугу, замелькали воспоминания. Она словно наяву видела себя шестилетней девочкой, запускающей вместе с отцом яркого воздушного змея.
Отец. Она хорошо помнила ту искреннюю улыбку, не сходившую с его лица. Она помнила его теплые, мягкие руки с длинными пальцами, которые с невероятной легкостью бегали по клавишам старого пианино. По вечерам ей нравилось сидеть в своем маленьком кресле возле камина и, слушая прелюдии Бетховена и сонаты Баха, перебирать руками цветные бусины.
Потом отец выходил на улицу, где не спеша выкуривал свою трубку. Дым, выдыхаемый им, был похож на легкие полупрозрачные облачка, которые поднимались все выше и выше, пока, наконец, полностью не растворялись в вечернем воздухе.
Она помнила, как долго могла наблюдать за дождевой водой, которая бесконечными потоками стекала по стеклу. Она могла часами сидеть возле камина, слушая мерное потрескивание поленьев и чувствуя, как по всему телу разливается тепло. Но больше всего ей нравилось наблюдать за тем, как мать старательно замешивала тесто.
Перед началом каждой работы женщина надевала передник и аккуратно завязывала свои темные волосы в небольшой узел, после чего уже покрывала голову бежевым платком, чтобы не запачкаться. Потом она брала большой мешок муки, и работа начиналась. В руках матери бесформенные куски теста то и дело превращались в самые вкусные пироги и лепешки.
Но помимо родителей был еще один человек, сыгравший важную роль в ее жизни. Брат. С ним она любила играть в виноградниках, мастерить деревянные дудочки, бегать в жаркий летний день к ручью, кормить соседских котят. А по вечерам они вдвоем забирались на свой любимый холм, откуда был виден весь их маленький городок, и ложились на траву. Брат говорил, что отсюда, с этого холма, лучше видно звезды. И дети ждали того самого момента, когда солнце скроется за горами и на небе начнут зажигаться мигающие искорки света.
Но потом все изменилось. На смену маленьким домикам и узким улочкам пришли большие жилые кварталы и многочисленные перекрестки. Если раньше все люди, идущие навстречу, были знакомы, и в любом момент от них можно было ждать помощи, то теперь навстречу шли серые толпы незнакомцев, думающих только о своих собственных проблемах. Луга, леса, реки и холмы больше нельзя было увидеть – все они остались далеко за пределами города.
Город. Он пугал ее своей жизнью, совершенно не похожей на провинциальную. Пугал своим шумом, уличной грязью, бесчисленными толпами людей, мелкими воришками, громкими песнями, доносившимися по вечерам из пабов.
Но человек ко всему привыкает. Вот и она привыкла к новой жизни, к городу. Она пошла в школу, находившуюся в двух кварталах от дома. Отец устроился на работу. И теперь, когда он возвращался домой поздно вечером, сил ему хватало лишь на то, чтобы дойти до постели и заснуть тяжелым сном, полным тревог и переживаний. Мать тоже была вынуждена встать за станок, чтобы прокормить семью. Дети уже не спрашивали, почему они так неожиданно переехали в город. Ответов не было.
***
Тюлевая занавеска на окне слегка колыхнулась. В ночной тишине раздался звон церковного колокола, эхом отозвавшийся где-то в горах.
Она зажгла лампу, стоящую на комоде. Там же находилась и большая деревянная шкатулка, в которой хранились самые важные моменты ее жизни, запечатленные на фотографиях, представленные в самых дорогих ей письмах и открытках, трех иностранных медяках, подаренных незнакомцем, обручальном кольце. Здесь был так же и платок, принадлежавший когда-то матери, и трубка отца, и последнее письмо брата, так и не вернувшегося с фронта. По щеке невольно скатилась слеза.
Она помнила ту осень. Затянутое серыми тучами небо, бесконечные ливни, северный ветер, разбрасывающий все на своем пути. На улицах вместе с опавшими листьями, хороводом кружились сотни газетных страниц и обрывки театральных афиш. Толпы хмурых и угнетенных людей под зонтами, грузовики, разбрызгивающие уличную грязь, плачущие звуки скрипки, доносившиеся из окон музыкальной школы.
Она никогда не забудет тот самый вечер, когда ее мать вернулась домой раньше обычного. Женщина промокла вся насквозь под ледяным дождем. Ее била сильная дрожь даже когда она пила горячее молоко, укутавшись в шерстяной плед. Ночью она, почти не переставая, кашляла. А рано утром, когда дети, встревоженные состоянием матери, отправились в школу, отец послал за доктором. В течение недели он много беседовал с пожилым человеком в белом халате, который приходил несколько раз, чтобы осмотреть и послушать больную.
И вот, наконец, наступил день, когда матери стало немного легче. Казалось, болезнь начала отступать. Исхудавшая женщина приподнялась с подушек и подозвала к себе детей и мужа. С минуту она им что-то говорила, после чего у нее вновь начался приступ кашля. Она отклонилась на подушки, но продолжала тепло улыбаться. Потом она протянула руку мужу, поцеловала детей, медленно перекрестилась и закрыла глаза.
На следующий день ее не стало.
***
После похорон матери, отец день ото дня становился все более угрюмым и молчаливым. Он словно разучился улыбаться. Утром уходил на работу, вечером возвращался и до самой ночи сидел за столом и составлял какие-то чертежи, придумывал схемы.
Дети, несмотря на то, что жили вместе с отцом под одной крышей, росли, практически, одни. Но на их счастье, им помогала соседка. Невероятно добрая женщина, которая всеми силами помогала и отцу, и детям выкарабкаться из нищеты. Она была единственным человеком, не отвернувшимся от этого потерянного мужчины, который день ото дня появлялся на людях с уже давно не бритым лицом, изрядно поседевшей копной спутанных волос и брюками с заплатами, заляпанными дорожной грязью. Женщина помогала ему пережить горе от потери любимой жены, не забывая и о двух детях, которые только начинали вступать во взрослую жизнь.
Она вздохнула. Ей вспомнилось детство. Каким же далеким оно теперь казалось. Перед глазами, подобно падающим лепесткам роз или пестрому хороводу бабочек на лугу, замелькали воспоминания. Она словно наяву видела себя шестилетней девочкой, запускающей вместе с отцом яркого воздушного змея.
Отец. Она хорошо помнила ту искреннюю улыбку, не сходившую с его лица. Она помнила его теплые, мягкие руки с длинными пальцами, которые с невероятной легкостью бегали по клавишам старого пианино. По вечерам ей нравилось сидеть в своем маленьком кресле возле камина и, слушая прелюдии Бетховена и сонаты Баха, перебирать руками цветные бусины.
Потом отец выходил на улицу, где не спеша выкуривал свою трубку. Дым, выдыхаемый им, был похож на легкие полупрозрачные облачка, которые поднимались все выше и выше, пока, наконец, полностью не растворялись в вечернем воздухе.
Она помнила, как долго могла наблюдать за дождевой водой, которая бесконечными потоками стекала по стеклу. Она могла часами сидеть возле камина, слушая мерное потрескивание поленьев и чувствуя, как по всему телу разливается тепло. Но больше всего ей нравилось наблюдать за тем, как мать старательно замешивала тесто.
Перед началом каждой работы женщина надевала передник и аккуратно завязывала свои темные волосы в небольшой узел, после чего уже покрывала голову бежевым платком, чтобы не запачкаться. Потом она брала большой мешок муки, и работа начиналась. В руках матери бесформенные куски теста то и дело превращались в самые вкусные пироги и лепешки.
Но помимо родителей был еще один человек, сыгравший важную роль в ее жизни. Брат. С ним она любила играть в виноградниках, мастерить деревянные дудочки, бегать в жаркий летний день к ручью, кормить соседских котят. А по вечерам они вдвоем забирались на свой любимый холм, откуда был виден весь их маленький городок, и ложились на траву. Брат говорил, что отсюда, с этого холма, лучше видно звезды. И дети ждали того самого момента, когда солнце скроется за горами и на небе начнут зажигаться мигающие искорки света.
Но потом все изменилось. На смену маленьким домикам и узким улочкам пришли большие жилые кварталы и многочисленные перекрестки. Если раньше все люди, идущие навстречу, были знакомы, и в любом момент от них можно было ждать помощи, то теперь навстречу шли серые толпы незнакомцев, думающих только о своих собственных проблемах. Луга, леса, реки и холмы больше нельзя было увидеть – все они остались далеко за пределами города.
Город. Он пугал ее своей жизнью, совершенно не похожей на провинциальную. Пугал своим шумом, уличной грязью, бесчисленными толпами людей, мелкими воришками, громкими песнями, доносившимися по вечерам из пабов.
Но человек ко всему привыкает. Вот и она привыкла к новой жизни, к городу. Она пошла в школу, находившуюся в двух кварталах от дома. Отец устроился на работу. И теперь, когда он возвращался домой поздно вечером, сил ему хватало лишь на то, чтобы дойти до постели и заснуть тяжелым сном, полным тревог и переживаний. Мать тоже была вынуждена встать за станок, чтобы прокормить семью. Дети уже не спрашивали, почему они так неожиданно переехали в город. Ответов не было.
***
Тюлевая занавеска на окне слегка колыхнулась. В ночной тишине раздался звон церковного колокола, эхом отозвавшийся где-то в горах.
Она зажгла лампу, стоящую на комоде. Там же находилась и большая деревянная шкатулка, в которой хранились самые важные моменты ее жизни, запечатленные на фотографиях, представленные в самых дорогих ей письмах и открытках, трех иностранных медяках, подаренных незнакомцем, обручальном кольце. Здесь был так же и платок, принадлежавший когда-то матери, и трубка отца, и последнее письмо брата, так и не вернувшегося с фронта. По щеке невольно скатилась слеза.
Она помнила ту осень. Затянутое серыми тучами небо, бесконечные ливни, северный ветер, разбрасывающий все на своем пути. На улицах вместе с опавшими листьями, хороводом кружились сотни газетных страниц и обрывки театральных афиш. Толпы хмурых и угнетенных людей под зонтами, грузовики, разбрызгивающие уличную грязь, плачущие звуки скрипки, доносившиеся из окон музыкальной школы.
Она никогда не забудет тот самый вечер, когда ее мать вернулась домой раньше обычного. Женщина промокла вся насквозь под ледяным дождем. Ее била сильная дрожь даже когда она пила горячее молоко, укутавшись в шерстяной плед. Ночью она, почти не переставая, кашляла. А рано утром, когда дети, встревоженные состоянием матери, отправились в школу, отец послал за доктором. В течение недели он много беседовал с пожилым человеком в белом халате, который приходил несколько раз, чтобы осмотреть и послушать больную.
И вот, наконец, наступил день, когда матери стало немного легче. Казалось, болезнь начала отступать. Исхудавшая женщина приподнялась с подушек и подозвала к себе детей и мужа. С минуту она им что-то говорила, после чего у нее вновь начался приступ кашля. Она отклонилась на подушки, но продолжала тепло улыбаться. Потом она протянула руку мужу, поцеловала детей, медленно перекрестилась и закрыла глаза.
На следующий день ее не стало.
***
После похорон матери, отец день ото дня становился все более угрюмым и молчаливым. Он словно разучился улыбаться. Утром уходил на работу, вечером возвращался и до самой ночи сидел за столом и составлял какие-то чертежи, придумывал схемы.
Дети, несмотря на то, что жили вместе с отцом под одной крышей, росли, практически, одни. Но на их счастье, им помогала соседка. Невероятно добрая женщина, которая всеми силами помогала и отцу, и детям выкарабкаться из нищеты. Она была единственным человеком, не отвернувшимся от этого потерянного мужчины, который день ото дня появлялся на людях с уже давно не бритым лицом, изрядно поседевшей копной спутанных волос и брюками с заплатами, заляпанными дорожной грязью. Женщина помогала ему пережить горе от потери любимой жены, не забывая и о двух детях, которые только начинали вступать во взрослую жизнь.
Авторская публикация. Свидетельство о публикации в СМИ № L108-19376.
Обсуждения Ночь воспоминаний. Отрывки