В дверях неподвижно стоял высокий Старик. Статен, крепок, лицо в глубоких и многих морщинах, а голова в волнистой седине. Кисти обеих его рук искалечены, но не безобразны.
Герка упёрся кулаками в свои уже тронутые жирком бока:
Герка упёрся кулаками в свои уже тронутые жирком бока:
– Ну, и чего ты губки поджал? Не нравится, что ли? Или тоже хочется, да нечем? Что скажешь? Молчишь? Ишь, глазки…
Глаза Старика смотрели на разгром устало и безразлично, но голос прозвучал, хоть и тихо, но внушительно:
– Одевайся.
– На расстрел поведешь? – хмыкнул Герка.
Старик повторил точно так же:
– Одевайся и уходи.
– Пошел ты… Что ты мне сделаешь, инвалид, своими крючками? А ну, убирайтесь оба, пока я вам кости не переломал.
– Ублюдок! – выкрикнул Юноша, поднимаясь с пола и цепляясь за подоконник.
– Не надо, мальчик, ругаться… – тихо сказал Старик. – Уходи, Гера. Так будет лучше. Ты в чью комнату девку притащил?
– Мразь! – не унимался у окна Юноша.
– Заткнись, щенок, – зло предупредил его Герка.
– Иди, – чуть повысил голос Старик. – Поскорее. А то обед скоро. Надо успеть прибрать до её прихода.
– Да тебе надо успеть пошарить тут! И найти свою очередную порцию подачки! А то наша возлюбленная милостиво оставляет своему рыцарю шкалик только при условии, что всасывание произойдёт в её отсутствие!
Старик посмотрел своим остановившимся взглядом на Герку и сказал брезгливо:
– Пошёл отсюда.
Герка не двигался и не отвечал. Возникла пауза. Наконец, он встал с кровати, и молча начал одеваться. Но, закончив, сел обратно.
Девушка же прикрылась пледом и опустила лицо в скрещённые на груди руки. Герка вынул сигарету, но, покрутив-помяв её пальцами, прикуривать не стал.
– Да-а… – выдохнул он. – Что-то в тебе есть, старик… Как в ней, – покосился на Девушку. – Как в нём, – качнул головой в сторону Юноши. – В вас во всех что-то есть. Нет только во мне чего–то. И уж, наверное, не будет. И ты прав, щенок, я – ублюдок. Но говорить это не тебе… Хотя, из младенческих уст быстрее доходит. Беда только в том, что… – Герка почему-то замолчал.
Девушка то ли всхлипнула, то ли кашлянула.
– А она, старик, не… не девка. Она – девушка. Всё, – он ударил кулаками по коленям. – Разрешите идти, товарищ начальник?
– Ничего. Она меня поймёт и простит. Вставай, милая. Вон там, у шкафа дверку открой и за ней оденься. Мы тут посидим, а ты одевайся и уходи…
Девушка отбросила плед в сторону и, не стесняясь своей наготы, встала с кровати, сгребла одной рукой одежду, ушла за шкаф. Герка тоже двинулся к двери…
– Ты подождешь! – остановил его Старик. – Я тебе еще два слова скажу. Если не передумаю…
Одевшись, Девушка, закрыла шкаф и повернулась к двери, но вдруг быстро подошла к Герке и с размаху врезала ему кулаком в челюсть. Тот, как подкошенный, повалился на колени.
– Ну-ка, ну-ка?! А ещё разок? – изумился Старик.
Вторым коротким левой она вообще припечатала Герку к шкафу.
– Хватит, хватит! – остановил Старик разбушевавшуюся сельскую молодёжь. – Где научилась-то?
– За околицей.
– Ну, иди, – усмехнулся дед, – милая.
– Сейчас… Гера, встань, пожалуйста.
Цепляясь за шкаф, Герка еле поднялся из глубокого нокдауна на ноги.
– А мне ведь тебя жалко стало… Что руку на меня поднял – ерунда, на тебя и ляжет. Мне сегодня ночью посильнее заехали… А вот жалость моя к тебе сгубила б меня.
Она взяла в ладони его голову и поцеловала в губы, сильно, долго.
Герка не выдержал, стал задыхаться, извиваться, наконец, еле оторвал её руки.
– Ты просил сам… – пожала плечами деваха и пошла. У двери задержалась и, пожевав закровившими губами, уничтожила таксиста окончательно:
– Ты действительно сапог. На вкус даже.
– Не надо, не надо, не плюй тут, – остановил её Старик.
Девчонка закрыла глаза, проглотила сладкую от крови слюну, глубоко-глубоко вздохнула и ушла.
Герка качнулся, было, за ней…
– Сиди! – рявкнул с неожиданной силой Старик.
Пока он с помощью Юноши прибирал комнату, Герка осторожно ощупывал свою оглушённую башку.
– Ладно, иди. Она тебе сама всё сказала.
Герка, пошатываясь, удалился.
Старик проводил его глазами, покачал головой, и повернулся к Юноше:
– А ты что? Ты кто?
– Да сам уже не знаю, – Юноша вдруг подломился и осел на стул.
Дед внимательно глянул на парня.
– И никогда не узнаешь, если так говорить будешь. Мне вот шестьдесят девять лет, а на вид – все сто. А уж на самом деле – двести. Каждый год – за четыре, вот и считай–ка. Еще больше выходит. И всё время мне долбили, все двести лет: ты не знаешь, не знаешь, не знаешь, – кто ты! А я помалкивал. Я знал, – Старик достал из-за шкафа «чекушку». – Поделиться?
– Мало. На двоих–то. Может сбегать? – Юноша нехотя приподнялся со стула.
– Погоди.
Старик нажал на его плечо и его искалеченная кисть оказалась прямо перед глазами Юноши…
– Ты как здесь оказался?..
Юноша отвёл глаза.
– Жить негде.
Старик ловко открыл бутылку.
– Её - любишь?
– Кого, водку?
– Водку у нас никто не любит. Но пьют все. Я про хозяйку.
– Я её и не знаю совсем. Мельком видел. Этот привёл утром. Я и его–то не знаю. Говорит – земляки мы. Помогу. Вот – помог, называется.
– К себе я тебя, парень, не возьму, не предлагаю. Кричу я ночами. А Герку забудь лучше.
– Я его убью, наверное.
– Дело твоё. Её только не трогать.
– Хозяйку? Как бы она кого не тронула. Утром чего-то свирепствовала.
– Поживешь – увидишь, – Старик подошёл к окну. – Сегодня утром по дороге встретил одного знакомого. Моих лет старик. Художник. Раму, говорит, для автопортрета никак не найду. А без рамы, говорит, картина – ничто. Так и сказал - ничто. И одет модно. И бакенбарды седые выпустил. Кепка клетчатая. Галстук…
– К чему вы это?
– Не знаю… Вспомнил почему–то, – побарабанив пальцами по подоконнику, Старик закрыл форточку и повернулся к Юноше. – Она женщина удивительная. Этого, как всегда, никто не знает. Я вот только знаю. Она уж и сама про это забыла, и все кругом забыли, я только…
Немного помолчали. Старик почему-то всё медлил с водкой. А парень уже еле сдерживал зевоту.
– Девочка эта… сильная деваха. Такая выдержит.
– Да, похоже, что так… Сколько не спал?
– Много.
– Тогда – пополам и спать, – Старик отвернулся к двери, трудно выпил свою долю из горлышка, отдышался и, не оборачиваясь, протянул бутылку Юноше. – Пей. Так сможешь?
– Смогу, кажется, – Юноша быстро, двумя глотками управился с водкой.
– Ложись, я тебя пледом укрою, – дед достал плед из шкафа. – Спи, больше сюда никто не придёт.
Старик не успел ещё выйти из квартиры, как Юноша мгновенно заснул…
В коридоре щёлкнул английский замок, скрипнули вдалеке дверные петли. В гулкой коридорной тишине прошлёпали тапки и дверь в комнату распахнулась…
На пороге стояла всклокоченная старуха, – маленькая, страшная, с безумными глазами на иссохшем морщинистом лице. На цыпочках она прокралась через всю комнату к окну. Вгляделась.
Юноша от какого-то внутреннего толчка открыл глаза и увидел её чёрный силуэт на фоне окна.
Старуха медленно повернулась к нему лицом. И прыгнула в кровать с воплем:
– Раиска! А-а-а! Мерзавка! Попалась, кошка блудливая! Опять привела!
Парень взвился по стенке шкафа, а старуха шмыгнула обратно в черноту коридора…
Глаза Старика смотрели на разгром устало и безразлично, но голос прозвучал, хоть и тихо, но внушительно:
– Одевайся.
– На расстрел поведешь? – хмыкнул Герка.
Старик повторил точно так же:
– Одевайся и уходи.
– Пошел ты… Что ты мне сделаешь, инвалид, своими крючками? А ну, убирайтесь оба, пока я вам кости не переломал.
– Ублюдок! – выкрикнул Юноша, поднимаясь с пола и цепляясь за подоконник.
– Не надо, мальчик, ругаться… – тихо сказал Старик. – Уходи, Гера. Так будет лучше. Ты в чью комнату девку притащил?
– Мразь! – не унимался у окна Юноша.
– Заткнись, щенок, – зло предупредил его Герка.
– Иди, – чуть повысил голос Старик. – Поскорее. А то обед скоро. Надо успеть прибрать до её прихода.
– Да тебе надо успеть пошарить тут! И найти свою очередную порцию подачки! А то наша возлюбленная милостиво оставляет своему рыцарю шкалик только при условии, что всасывание произойдёт в её отсутствие!
Старик посмотрел своим остановившимся взглядом на Герку и сказал брезгливо:
– Пошёл отсюда.
Герка не двигался и не отвечал. Возникла пауза. Наконец, он встал с кровати, и молча начал одеваться. Но, закончив, сел обратно.
Девушка же прикрылась пледом и опустила лицо в скрещённые на груди руки. Герка вынул сигарету, но, покрутив-помяв её пальцами, прикуривать не стал.
– Да-а… – выдохнул он. – Что-то в тебе есть, старик… Как в ней, – покосился на Девушку. – Как в нём, – качнул головой в сторону Юноши. – В вас во всех что-то есть. Нет только во мне чего–то. И уж, наверное, не будет. И ты прав, щенок, я – ублюдок. Но говорить это не тебе… Хотя, из младенческих уст быстрее доходит. Беда только в том, что… – Герка почему-то замолчал.
Девушка то ли всхлипнула, то ли кашлянула.
– А она, старик, не… не девка. Она – девушка. Всё, – он ударил кулаками по коленям. – Разрешите идти, товарищ начальник?
– Ничего. Она меня поймёт и простит. Вставай, милая. Вон там, у шкафа дверку открой и за ней оденься. Мы тут посидим, а ты одевайся и уходи…
Девушка отбросила плед в сторону и, не стесняясь своей наготы, встала с кровати, сгребла одной рукой одежду, ушла за шкаф. Герка тоже двинулся к двери…
– Ты подождешь! – остановил его Старик. – Я тебе еще два слова скажу. Если не передумаю…
Одевшись, Девушка, закрыла шкаф и повернулась к двери, но вдруг быстро подошла к Герке и с размаху врезала ему кулаком в челюсть. Тот, как подкошенный, повалился на колени.
– Ну-ка, ну-ка?! А ещё разок? – изумился Старик.
Вторым коротким левой она вообще припечатала Герку к шкафу.
– Хватит, хватит! – остановил Старик разбушевавшуюся сельскую молодёжь. – Где научилась-то?
– За околицей.
– Ну, иди, – усмехнулся дед, – милая.
– Сейчас… Гера, встань, пожалуйста.
Цепляясь за шкаф, Герка еле поднялся из глубокого нокдауна на ноги.
– А мне ведь тебя жалко стало… Что руку на меня поднял – ерунда, на тебя и ляжет. Мне сегодня ночью посильнее заехали… А вот жалость моя к тебе сгубила б меня.
Она взяла в ладони его голову и поцеловала в губы, сильно, долго.
Герка не выдержал, стал задыхаться, извиваться, наконец, еле оторвал её руки.
– Ты просил сам… – пожала плечами деваха и пошла. У двери задержалась и, пожевав закровившими губами, уничтожила таксиста окончательно:
– Ты действительно сапог. На вкус даже.
– Не надо, не надо, не плюй тут, – остановил её Старик.
Девчонка закрыла глаза, проглотила сладкую от крови слюну, глубоко-глубоко вздохнула и ушла.
Герка качнулся, было, за ней…
– Сиди! – рявкнул с неожиданной силой Старик.
Пока он с помощью Юноши прибирал комнату, Герка осторожно ощупывал свою оглушённую башку.
– Ладно, иди. Она тебе сама всё сказала.
Герка, пошатываясь, удалился.
Старик проводил его глазами, покачал головой, и повернулся к Юноше:
– А ты что? Ты кто?
– Да сам уже не знаю, – Юноша вдруг подломился и осел на стул.
Дед внимательно глянул на парня.
– И никогда не узнаешь, если так говорить будешь. Мне вот шестьдесят девять лет, а на вид – все сто. А уж на самом деле – двести. Каждый год – за четыре, вот и считай–ка. Еще больше выходит. И всё время мне долбили, все двести лет: ты не знаешь, не знаешь, не знаешь, – кто ты! А я помалкивал. Я знал, – Старик достал из-за шкафа «чекушку». – Поделиться?
– Мало. На двоих–то. Может сбегать? – Юноша нехотя приподнялся со стула.
– Погоди.
Старик нажал на его плечо и его искалеченная кисть оказалась прямо перед глазами Юноши…
– Ты как здесь оказался?..
Юноша отвёл глаза.
– Жить негде.
Старик ловко открыл бутылку.
– Её - любишь?
– Кого, водку?
– Водку у нас никто не любит. Но пьют все. Я про хозяйку.
– Я её и не знаю совсем. Мельком видел. Этот привёл утром. Я и его–то не знаю. Говорит – земляки мы. Помогу. Вот – помог, называется.
– К себе я тебя, парень, не возьму, не предлагаю. Кричу я ночами. А Герку забудь лучше.
– Я его убью, наверное.
– Дело твоё. Её только не трогать.
– Хозяйку? Как бы она кого не тронула. Утром чего-то свирепствовала.
– Поживешь – увидишь, – Старик подошёл к окну. – Сегодня утром по дороге встретил одного знакомого. Моих лет старик. Художник. Раму, говорит, для автопортрета никак не найду. А без рамы, говорит, картина – ничто. Так и сказал - ничто. И одет модно. И бакенбарды седые выпустил. Кепка клетчатая. Галстук…
– К чему вы это?
– Не знаю… Вспомнил почему–то, – побарабанив пальцами по подоконнику, Старик закрыл форточку и повернулся к Юноше. – Она женщина удивительная. Этого, как всегда, никто не знает. Я вот только знаю. Она уж и сама про это забыла, и все кругом забыли, я только…
Немного помолчали. Старик почему-то всё медлил с водкой. А парень уже еле сдерживал зевоту.
– Девочка эта… сильная деваха. Такая выдержит.
– Да, похоже, что так… Сколько не спал?
– Много.
– Тогда – пополам и спать, – Старик отвернулся к двери, трудно выпил свою долю из горлышка, отдышался и, не оборачиваясь, протянул бутылку Юноше. – Пей. Так сможешь?
– Смогу, кажется, – Юноша быстро, двумя глотками управился с водкой.
– Ложись, я тебя пледом укрою, – дед достал плед из шкафа. – Спи, больше сюда никто не придёт.
Старик не успел ещё выйти из квартиры, как Юноша мгновенно заснул…
В коридоре щёлкнул английский замок, скрипнули вдалеке дверные петли. В гулкой коридорной тишине прошлёпали тапки и дверь в комнату распахнулась…
На пороге стояла всклокоченная старуха, – маленькая, страшная, с безумными глазами на иссохшем морщинистом лице. На цыпочках она прокралась через всю комнату к окну. Вгляделась.
Юноша от какого-то внутреннего толчка открыл глаза и увидел её чёрный силуэт на фоне окна.
Старуха медленно повернулась к нему лицом. И прыгнула в кровать с воплем:
– Раиска! А-а-а! Мерзавка! Попалась, кошка блудливая! Опять привела!
Парень взвился по стенке шкафа, а старуха шмыгнула обратно в черноту коридора…
Обсуждения Нежная кожа кулис