Случилось недоразумение, а это, согласись, дуржок, бывает часто: вот и дубок родился среди кустов самшита.
Поначалу росток нежился в любовных объятиях кустарника и горя себе не знал. Самшит пел весёлые песенки мелкими листочками, и мечтал к весне о модной стрижке, интересовался у мимо проходящих красавиц, что нынче носят.
Поначалу росток нежился в любовных объятиях кустарника и горя себе не знал. Самшит пел весёлые песенки мелкими листочками, и мечтал к весне о модной стрижке, интересовался у мимо проходящих красавиц, что нынче носят.
Девушки вертели милыми головками и самшит по достоинству оценивал их причёски. Дубок не слишком прислушивался, о чём шелестят плотные листья самшита: у детства свои заботы.
Наступила пятая весна дубковой жизни и однажды солнечным утром свежую маковку молоденького деревца, радостно тянущуюся к теплу и свету, нежданно срезали тяжёлые ножницы дворника.
Дубок навсегда запомнил запах металла: кисловатый, с лёгкой ржавчинкой. Дубок не мог без дрожи вспоминать холод металла, содрогнувший его молодое тельце, и резь, отдавшуюся волной боли по всей коре.
Неописуемый ужас охватил юный дубок. Что это? Зачем? Почему? За что?
Отрок встретился с чем-то страшным и необъяснимым: то было соприкосновение со смертью. Впрочем дубок ещё не умел мыслить сложными философскими категориями. Он просто почувствовал себя попранным.
Вскоре, правда, раны затянулись, испуг зарубцевался и дубок выпустил рядом с отсечённой макушкой ещё один росток. Тот рванул изо всех сил к солнцу, высоко вытянулся над самшитом. Дубок теперь смог увидеть, что творится вокруг. До этого он лишь сидел под укрытием кустарника, получал немного солнечных лучей, а тут окунулся в сияние и жар лета.
О, как прекрасен мир!!!
Цвели тюльпаны на клумбе, собачка жевала траву у оградки, девочка плела венок из ромашек, в отдалении трезвонил звоночками трамвай.
Дубку захотелось подняться выше и выше, гораздо выше росших поодаль старой берёзы и могучего тополя, и он знал, что сможет перерасти их.
Всем своим видом дубок излучал радость, но выглядывающий из самшитовых зарослей росток ясеня саркастически усмехался.
Ясеню уже исполнилось пятнадцать лет, а он так и не преодолел высоты кустарника. Ясень давно смирился со своим кустарным существованием, и уже не грезил об ином уделе, вернее, он даже и не представлял, что можно жить иначе.
Дубок же в силу младенческой наивности полагал, что стрижка являлась случайностью, и с оптимизмом взирал в будущее.
Но тут увидел приближающегося дворника. Тот с равнодушным видом щёлкал здоровенными толстыми ножницами по разлохматившейся причёске самшита.
Дубок затрепетал, моля, чтобы дворник не совершил опять ошибку и не состриг его свежую стрелку. Ведь он не куст, а дерево! Гордый дуб, а дубы не стригут секачами! Но дворник автоматически снёс дубку голову и сравнял его с кустарником.
Вновь померк свет… Стало тускло, грустно, скучно…
И ещё дважды за лето дубок норовил вырваться к небу, но вновь и вновь ножницы срезали непокорную голову. Дубок впал в депрессию, жизнь сделалась не мила, утратила смысл.
Всю зиму дубок желал своим корням промёрзнуть до смерти, чтобы к лету соки жизни не побежали по древесине к кроне, но молодость взяла своё, и опять весной дубок выпростал зелёненький росточек.
Робко выглядывали свежие листики над зарослями самшита. Солнце грело, но листики будто боялись обрадоваться, ожидая, что вот-вот явятся безжалостные ножницы. Но палач не приходил. И дубок воспрял, вслед за листвой потянулся ввысь и стеблем, стараясь побыстрее окрепнуть.
Дворник не появился. Не было его и всё лето. Самшит разлохматился, одичал, и был очень недоволен своей неприбранной причёской, стесняясь прогуливающихся модниц.
За зиму дубок забыл про былые невзгоды и уже раскинулся над самшитом пушистой кронкой, и даже собирался украсить себя к осени парочкой желудей.
Но тут объявился дворник. Не тот, что приходил раньше, бородатый, пьяноватый, угрюмый, а молодой, весёлый, румяный парень. Он азартно состригал самшитовые космы, насвистывал и напевал при этом.
Дубок надеялся, что уж молодой человек не станет калечить его новую крону, ведь она выросла такой ладной, просто загляденье! Но дворник клацнул по стволику дуба, как будто это рос сорняк, а не благородное дерево. Дубок поднапрягся и не поддался ножницам. Парень нахмурился, попробовал сломать ствол руками. Дубок держался изо всех сил: гнулся, но не ломался. Дворник ретировался, и дубок уже торжествовал победу, и даже помахивал листвой унылому ясеню: борись и ты, не сдавайся, будь самим собой, живи полной жизнью! Но ясень даже не смотрел в сторону бунтаря, не хотел, чтобы и его заподозрили в революционных настроениях.
Однако рано радовался дубчик. Дворник явился с ножовкой и отпилил строптивый ствол. Ясень философски усмехался из тени самшита: суета сует! Дубок же плакал от отчаяния раненым стволом.
Зимой дуб много размышлял: стоит ли тратить силы на бессмысленную борьбу, или надо покориться обстоятельствам? Да, он дуб, и осознаёт это, но родился среди самшита, и вынужден уподобляться чуждому для себя образу жизни. Это – рок, изменить ничего невозможно.
И всё же дубок решил не сдаваться.
Пусть его заломают до корня, искромсают лопатой, но, пока он жив, доколе в нём имеются силы, он будет сопротивляться, и стремиться стать тем, кем его создал Бог!
И весной вновь дубок выстрелил к солнечному небу новой веточкой, в которую вложил все свои соки, всё своё отчаяние и надежду!
Молодой дворник, конечно же, объявился с ножницами. И ничтоже сумнящеся начал стричь самшитовые кусты. Дубок обречённо ожидал расправы. Но рядом с парнем находилась девушка. Она смеялась и кружилась ни от чего, просто потому что была молода и влюблена. И она сказала, ой, любимый, осторожнее, здесь же дубок, не срежь его! И тогда парень улыбнулся, сходил и принёс лопату.
Ясень посматривал из тени на дрожащий на ветерке дубок и всезнающе посмеивался: сейчас непокорного обрубят у самого основания, а корни перекопают, чтобы и духу дубового в самшите не оставалось. А вот он, ясень - мудрый, живёт по законам обстоятельств, не ропщет и не стремится ничего изменить. Существует как куст, хоть ему и некомфортно от этого, но такова уж планида.
И самшит с сочувствием гладил мелкими листиками дуб: смирись, не так-то уж и плохо быть самшитом, хотя, разумеется, если уж это не дано от природы, то и не получится!
Однако, всем на удивление, парень бережно вырыл дубок и перенёс в центр газона на залитый солнцем пригорок, вырыл яму, посадил туда дуб, укоренил, прикопал, огородил кирпичинами, за что и получил от девушки нежный поцелуй.
С тех пор дуб рос посреди лужайки в окружении самшитовой ограды. Минуло много лет. Сменился не один дворник в сквере. Теперь с ножницами ходила старая толстая баба. И всё так же придавала самшиту аккуратную форму, как и встарь. А ясень по-прежнему жил чужой судьбой, и давно уже вовсе не думал, что он дерево. Однако кусты не слишком жаловали его, коряв он был и некрасив, к тому же с весьма скверным характером. Но ясень привык и к эпигонству: нет в жизни счастья, таков был его окончательный вывод.
А дуб совершенно забыл о невзгодах юности. Высоко разметалась его обширная крона. Весной в скворечнях селились щебечущие птицы. Летом в тени листвы, прислонившись к стволу, целовались влюблённые. Осенью у подножья резвились стайками детишки, собирали жёлуди и мастерили из них поделки.
И дуб был совершенно счастлив, он жил по божьей воле, выполнял своё истинное предназначение, а что ещё надо для счастья всякому живущему на белом свете, неправда ли, дружок?
Наступила пятая весна дубковой жизни и однажды солнечным утром свежую маковку молоденького деревца, радостно тянущуюся к теплу и свету, нежданно срезали тяжёлые ножницы дворника.
Дубок навсегда запомнил запах металла: кисловатый, с лёгкой ржавчинкой. Дубок не мог без дрожи вспоминать холод металла, содрогнувший его молодое тельце, и резь, отдавшуюся волной боли по всей коре.
Неописуемый ужас охватил юный дубок. Что это? Зачем? Почему? За что?
Отрок встретился с чем-то страшным и необъяснимым: то было соприкосновение со смертью. Впрочем дубок ещё не умел мыслить сложными философскими категориями. Он просто почувствовал себя попранным.
Вскоре, правда, раны затянулись, испуг зарубцевался и дубок выпустил рядом с отсечённой макушкой ещё один росток. Тот рванул изо всех сил к солнцу, высоко вытянулся над самшитом. Дубок теперь смог увидеть, что творится вокруг. До этого он лишь сидел под укрытием кустарника, получал немного солнечных лучей, а тут окунулся в сияние и жар лета.
О, как прекрасен мир!!!
Цвели тюльпаны на клумбе, собачка жевала траву у оградки, девочка плела венок из ромашек, в отдалении трезвонил звоночками трамвай.
Дубку захотелось подняться выше и выше, гораздо выше росших поодаль старой берёзы и могучего тополя, и он знал, что сможет перерасти их.
Всем своим видом дубок излучал радость, но выглядывающий из самшитовых зарослей росток ясеня саркастически усмехался.
Ясеню уже исполнилось пятнадцать лет, а он так и не преодолел высоты кустарника. Ясень давно смирился со своим кустарным существованием, и уже не грезил об ином уделе, вернее, он даже и не представлял, что можно жить иначе.
Дубок же в силу младенческой наивности полагал, что стрижка являлась случайностью, и с оптимизмом взирал в будущее.
Но тут увидел приближающегося дворника. Тот с равнодушным видом щёлкал здоровенными толстыми ножницами по разлохматившейся причёске самшита.
Дубок затрепетал, моля, чтобы дворник не совершил опять ошибку и не состриг его свежую стрелку. Ведь он не куст, а дерево! Гордый дуб, а дубы не стригут секачами! Но дворник автоматически снёс дубку голову и сравнял его с кустарником.
Вновь померк свет… Стало тускло, грустно, скучно…
И ещё дважды за лето дубок норовил вырваться к небу, но вновь и вновь ножницы срезали непокорную голову. Дубок впал в депрессию, жизнь сделалась не мила, утратила смысл.
Всю зиму дубок желал своим корням промёрзнуть до смерти, чтобы к лету соки жизни не побежали по древесине к кроне, но молодость взяла своё, и опять весной дубок выпростал зелёненький росточек.
Робко выглядывали свежие листики над зарослями самшита. Солнце грело, но листики будто боялись обрадоваться, ожидая, что вот-вот явятся безжалостные ножницы. Но палач не приходил. И дубок воспрял, вслед за листвой потянулся ввысь и стеблем, стараясь побыстрее окрепнуть.
Дворник не появился. Не было его и всё лето. Самшит разлохматился, одичал, и был очень недоволен своей неприбранной причёской, стесняясь прогуливающихся модниц.
За зиму дубок забыл про былые невзгоды и уже раскинулся над самшитом пушистой кронкой, и даже собирался украсить себя к осени парочкой желудей.
Но тут объявился дворник. Не тот, что приходил раньше, бородатый, пьяноватый, угрюмый, а молодой, весёлый, румяный парень. Он азартно состригал самшитовые космы, насвистывал и напевал при этом.
Дубок надеялся, что уж молодой человек не станет калечить его новую крону, ведь она выросла такой ладной, просто загляденье! Но дворник клацнул по стволику дуба, как будто это рос сорняк, а не благородное дерево. Дубок поднапрягся и не поддался ножницам. Парень нахмурился, попробовал сломать ствол руками. Дубок держался изо всех сил: гнулся, но не ломался. Дворник ретировался, и дубок уже торжествовал победу, и даже помахивал листвой унылому ясеню: борись и ты, не сдавайся, будь самим собой, живи полной жизнью! Но ясень даже не смотрел в сторону бунтаря, не хотел, чтобы и его заподозрили в революционных настроениях.
Однако рано радовался дубчик. Дворник явился с ножовкой и отпилил строптивый ствол. Ясень философски усмехался из тени самшита: суета сует! Дубок же плакал от отчаяния раненым стволом.
Зимой дуб много размышлял: стоит ли тратить силы на бессмысленную борьбу, или надо покориться обстоятельствам? Да, он дуб, и осознаёт это, но родился среди самшита, и вынужден уподобляться чуждому для себя образу жизни. Это – рок, изменить ничего невозможно.
И всё же дубок решил не сдаваться.
Пусть его заломают до корня, искромсают лопатой, но, пока он жив, доколе в нём имеются силы, он будет сопротивляться, и стремиться стать тем, кем его создал Бог!
И весной вновь дубок выстрелил к солнечному небу новой веточкой, в которую вложил все свои соки, всё своё отчаяние и надежду!
Молодой дворник, конечно же, объявился с ножницами. И ничтоже сумнящеся начал стричь самшитовые кусты. Дубок обречённо ожидал расправы. Но рядом с парнем находилась девушка. Она смеялась и кружилась ни от чего, просто потому что была молода и влюблена. И она сказала, ой, любимый, осторожнее, здесь же дубок, не срежь его! И тогда парень улыбнулся, сходил и принёс лопату.
Ясень посматривал из тени на дрожащий на ветерке дубок и всезнающе посмеивался: сейчас непокорного обрубят у самого основания, а корни перекопают, чтобы и духу дубового в самшите не оставалось. А вот он, ясень - мудрый, живёт по законам обстоятельств, не ропщет и не стремится ничего изменить. Существует как куст, хоть ему и некомфортно от этого, но такова уж планида.
И самшит с сочувствием гладил мелкими листиками дуб: смирись, не так-то уж и плохо быть самшитом, хотя, разумеется, если уж это не дано от природы, то и не получится!
Однако, всем на удивление, парень бережно вырыл дубок и перенёс в центр газона на залитый солнцем пригорок, вырыл яму, посадил туда дуб, укоренил, прикопал, огородил кирпичинами, за что и получил от девушки нежный поцелуй.
С тех пор дуб рос посреди лужайки в окружении самшитовой ограды. Минуло много лет. Сменился не один дворник в сквере. Теперь с ножницами ходила старая толстая баба. И всё так же придавала самшиту аккуратную форму, как и встарь. А ясень по-прежнему жил чужой судьбой, и давно уже вовсе не думал, что он дерево. Однако кусты не слишком жаловали его, коряв он был и некрасив, к тому же с весьма скверным характером. Но ясень привык и к эпигонству: нет в жизни счастья, таков был его окончательный вывод.
А дуб совершенно забыл о невзгодах юности. Высоко разметалась его обширная крона. Весной в скворечнях селились щебечущие птицы. Летом в тени листвы, прислонившись к стволу, целовались влюблённые. Осенью у подножья резвились стайками детишки, собирали жёлуди и мастерили из них поделки.
И дуб был совершенно счастлив, он жил по божьей воле, выполнял своё истинное предназначение, а что ещё надо для счастья всякому живущему на белом свете, неправда ли, дружок?
Обсуждения Некуст