Леонид вышел на улицу и под моросящим дождём направился к гаражу, который находился через три квартала от дома. Утром погода была самая ясная, какая только может быть, а прогноз он не слышал. Капли неприятно стекали за воротник, сквозь дождевую дымку тускло светили фары непрерывно проезжающих машин, а настроение, и без того отвратительное, становилось ещё хуже.
И в эти минуты, как это часто бывает при нарастании негативных эмоций, мысли завертелись вокруг тревожившей его проблемной ситуации.
Вот уже третий год, как Леонид трудился в этой компании, но обещанной и ожидаемой им творческой работы, как не было, так и нет. Он прекрасно понимал, что обещать можно всё, но не до такой же степени… Конечно, для справедливости следует сказать, что Леонид торопился с этой работой, когда его «ушли» с предыдущей, «подсидели», как он любил выражаться. Нужно было содержать семью – у Леонида трое детей, а жена тогда сидела с новорожденной, и друзья помогли, подыскали по своим каналам, и, поди, плохо, по его специальности, по его квалификации, не исполнителем, и деньги почти те же. Всё бы ничего, да терпеть он не мог рутину, статичность, текучку, чего греха таить, Леонид был творческой личностью, а развернуться в этом плане пока возможности у него не было, и в обозримой перспективе тоже, хотя было обещано… Но, как говорится, обещанного три года ждут!..
И самое обидное было то, что на старой работе такое развитие пошло, такие творческие процессы закрутились, такие результаты…, ну, просто завидки берут! Хоть обратно иди… «А, может, и правда вернутся?» - подумал Леонид, открывая дверцу машины.
Запало в душу Леониду это «а может?..». Он думал, метался, курил по ночам одну за другой сигареты, но ничего путного не приходило в голову, кроме воспоминаний о совместной работе, когда ни один день не был похож на предыдущий, когда были интересные результаты, и общение было доброжелательным и веселым. И совсем уже не помнились последовавшие за тем сплетни и интриги против него, предательство некоторых коллег, которых он считал друзьями. А уж о мотивах этого Леонид вообще думать не хотел. «Пойти хоть на начало, взять новый участок работы, добиться, создать новое направление… С моими знаниями, опытом, энергией и изобретательностью… Ведь я там всё, всех и вся знаю! А?.. Эх, была, не была!..» - решил он, гася под утро очередную сигарету.
Никому ничего не сказав, Леонид позвонил на работу, и предупредив, что будет во второй половине дня, вышел из дому. На улице снова начинался ежедневный, уже порядком надоевший дождь, небо всё обложило тучами, а зонтик остался в прихожей на вешалке. В последнее время Леонид становился всё более рассеянным и забывчивым. Потоптавшись в нерешительности, он повернул обратно. Сидевшая на лавочке под козырьком подъезда бабушка Шура, выведенная из полудрёмы этим крутым поворотом, воскликнула:
- Ты куда, милок, дороги не будет!
- Зонт забыл…
- Да, ладно, не сахарный, не растаешь, чай…
- Вчера, пока от гаража добрался, промок. А сегодня деловая встреча… Буду, как мокрая курица! – возразил Виктор и решительно направился обратно.
На старой работе многие удивились, увидев Леонида, лишь некоторые искренне обрадовались, а кое-кто и насупился. Леонид сам чувствовал себя неадекватно, с одной стороны всё до мельчайших деталей было ему знакомо, а с другой он как бы, находясь одной ногой в настоящем, второй шагнул в прошлое. От этого было раздвоение и ощущение, какое бывает, когда кажется, что проснулся, но на самом деле продолжаешь спать, и видишь сон, в котором всё до мелочей свидетельствует, что ты уже не спишь, и только какие-то, чуть заметные, зыбкие детали говорят о нереальности, и холодок чувствуешь под ложечкой, и мурашки пробегают по спине, когда понимаешь, что это обман…
Руководство приняло Леонида так, как будто ничего не было в прошлом. Лишь чуть-чуть заметные усмешки в уголках губ, но Леонид на такие вещи никогда особенно не реагировал, и сейчас решил не обращать внимания. Для него всегда только работа имела значение. И они знали, какой он работник, и сразу согласились взять его, обещав новое направление, обещав такую же зарплату, но не сразу, конечно, он же должен понимать, не всё зависит от них, нужно показать первые результаты, получить одобрение у кого-то наверху…
Леонид слушал, и, хотя состояние раздвоенности во времени, начавшееся у него, когда он ступил на порог компании, не прекращалось, знал только одно, что кончились рутина, скука, тоска, которые грызли его на той работе, и хуже которых для него уже ничего не было. И он дал согласие…
Странное дело, за рулём, по дороге домой, состояние не уходило, а, напротив, даже усилилось, что сопровождалось подташниванием. «Простыл, наверное, вчера под дождём», - подумал Леонид, хотя чувствовал, что ни температуры, ни других обычных признаков простуды нет. Что-то угнетало его, руки нехотя крутили баранку, было желание остановиться, выйти из машины, и пойти, куда глаза глядят, а лучше всего в лес, на худой конец, в парк… Но Леонид был очень волевым человеком, и он подавил в себе всё это силой одной воли!..
Дома стоял шум и гам. Трёхлетняя дочка о чём-то безутешно плакала, как плачут только маленькие дети, словно в их жизни произошла великая трагедия. Жена разбирала какие-то старые коробки в кладовой, выбрасывая оттуда кое-что в комнату. А в детской громко спорили семилетние близнецы Света и Витя, спор их всё разгорался, Наконец, дверь распахнулась, и они красные, взъерошенные, крича, и указывая друг на друга пальцем, вбежали в комнату.
- Пап, а чего она дерётся?!
- А чего он перехаживает назад? Разве можно перехаживать? Я так не играю, понял?!
- Тише, тише дети!.. Во что вы играете? – спросил Леонид.
- В шашки! - хором ответили оба.
- А ни в какую игру нельзя перехаживать!.. – нашлась Света.
- Пап, ну, можно?.. - добивался своего Витя.
- Конечно, нельзя, что ж это за игра будет, если перехаживать…
- Понял?! – торжествовала дочь.
- Всегда ты, папочка её за-щи-ща-ешь! – обиженный «несправедливостью судьбы» возмутился, чуть не плача, сын…
Леонид ушел от непривычной для него дневной домашней реальности к себе и сел писать заявление.
«Прошу уволить меня с занимаемой должности, всвязи с …» - решительно вывела его рука…
…Прошло три года, Леонид как-то поседел, потолстел, потерял форму, костюм, ранее сидевший на нём с иголочки, сейчас висел как мешок, движения стали поугловатее, и глаза его, ранее блиставшие энергией, и заставлявшие верить его словам и решениям, ныне погасли. Машина его была потускневшей, а часто просто немытой, на домашнем рабочем столе была свалка, Леонид давно не брал работу на дом, не разбирал бумаг, и не наводил порядок у себя. Но дело было даже не в этом, что это всё по сравнению с той глубокой апатией, которая разлилась болотом, трясиной в его душе, и всё тянула, тянула его вниз, куда-то вглубь, камнем на шее, топила его, не давала вздохнуть и открыть глаза. Леонид душою медленно умирал, задыхаясь, как от удушья, и сильнее всего это было на работе, там ему стоило больших усилий выводить себя из состояния ступора, ступора мысли и чувств, хотя физически он часто даже суетился. По дороге домой и дома, когда происходило что-то, что раньше его могло обрадовать, рассмешить, какая-то ситуация, что-то в разговоре домашних, или в телепередаче, вдруг какая-то печать накладывалась на его душу, на уста, на глаза, и всё гасло, всё… Он жил, как автомат, но автомат с уже почти разрядившимся аккумулятором. И так было уже давно…
…Однажды, придя с работы, Леонид застал жену и детей за чтением книги. Он стал раздеваться в прихожей, как всегда, пассивно прислушиваясь ко всему, что происходило вокруг. В этом состояла вся душевная активность, которую он проявлял дома в последнее время. Вот и сейчас он прислушался…
«И как он медлил, то мужи те по милости к нему Господней, взяли за руку его, и жену его, и двух дочерей его, и вывели его, и поставили его вне города…
… Жена же Лотова оглянулась позади его, и стала соляным столпом».
Жена оторвалась от Книги, и взглянула на Леонида.
- Что ты стоишь, проходи… Ужинать будешь?
Но Леонид стоял, как столб …
15 сентября 2007 г.
Вот уже третий год, как Леонид трудился в этой компании, но обещанной и ожидаемой им творческой работы, как не было, так и нет. Он прекрасно понимал, что обещать можно всё, но не до такой же степени… Конечно, для справедливости следует сказать, что Леонид торопился с этой работой, когда его «ушли» с предыдущей, «подсидели», как он любил выражаться. Нужно было содержать семью – у Леонида трое детей, а жена тогда сидела с новорожденной, и друзья помогли, подыскали по своим каналам, и, поди, плохо, по его специальности, по его квалификации, не исполнителем, и деньги почти те же. Всё бы ничего, да терпеть он не мог рутину, статичность, текучку, чего греха таить, Леонид был творческой личностью, а развернуться в этом плане пока возможности у него не было, и в обозримой перспективе тоже, хотя было обещано… Но, как говорится, обещанного три года ждут!..
И самое обидное было то, что на старой работе такое развитие пошло, такие творческие процессы закрутились, такие результаты…, ну, просто завидки берут! Хоть обратно иди… «А, может, и правда вернутся?» - подумал Леонид, открывая дверцу машины.
Запало в душу Леониду это «а может?..». Он думал, метался, курил по ночам одну за другой сигареты, но ничего путного не приходило в голову, кроме воспоминаний о совместной работе, когда ни один день не был похож на предыдущий, когда были интересные результаты, и общение было доброжелательным и веселым. И совсем уже не помнились последовавшие за тем сплетни и интриги против него, предательство некоторых коллег, которых он считал друзьями. А уж о мотивах этого Леонид вообще думать не хотел. «Пойти хоть на начало, взять новый участок работы, добиться, создать новое направление… С моими знаниями, опытом, энергией и изобретательностью… Ведь я там всё, всех и вся знаю! А?.. Эх, была, не была!..» - решил он, гася под утро очередную сигарету.
Никому ничего не сказав, Леонид позвонил на работу, и предупредив, что будет во второй половине дня, вышел из дому. На улице снова начинался ежедневный, уже порядком надоевший дождь, небо всё обложило тучами, а зонтик остался в прихожей на вешалке. В последнее время Леонид становился всё более рассеянным и забывчивым. Потоптавшись в нерешительности, он повернул обратно. Сидевшая на лавочке под козырьком подъезда бабушка Шура, выведенная из полудрёмы этим крутым поворотом, воскликнула:
- Ты куда, милок, дороги не будет!
- Зонт забыл…
- Да, ладно, не сахарный, не растаешь, чай…
- Вчера, пока от гаража добрался, промок. А сегодня деловая встреча… Буду, как мокрая курица! – возразил Виктор и решительно направился обратно.
На старой работе многие удивились, увидев Леонида, лишь некоторые искренне обрадовались, а кое-кто и насупился. Леонид сам чувствовал себя неадекватно, с одной стороны всё до мельчайших деталей было ему знакомо, а с другой он как бы, находясь одной ногой в настоящем, второй шагнул в прошлое. От этого было раздвоение и ощущение, какое бывает, когда кажется, что проснулся, но на самом деле продолжаешь спать, и видишь сон, в котором всё до мелочей свидетельствует, что ты уже не спишь, и только какие-то, чуть заметные, зыбкие детали говорят о нереальности, и холодок чувствуешь под ложечкой, и мурашки пробегают по спине, когда понимаешь, что это обман…
Руководство приняло Леонида так, как будто ничего не было в прошлом. Лишь чуть-чуть заметные усмешки в уголках губ, но Леонид на такие вещи никогда особенно не реагировал, и сейчас решил не обращать внимания. Для него всегда только работа имела значение. И они знали, какой он работник, и сразу согласились взять его, обещав новое направление, обещав такую же зарплату, но не сразу, конечно, он же должен понимать, не всё зависит от них, нужно показать первые результаты, получить одобрение у кого-то наверху…
Леонид слушал, и, хотя состояние раздвоенности во времени, начавшееся у него, когда он ступил на порог компании, не прекращалось, знал только одно, что кончились рутина, скука, тоска, которые грызли его на той работе, и хуже которых для него уже ничего не было. И он дал согласие…
Странное дело, за рулём, по дороге домой, состояние не уходило, а, напротив, даже усилилось, что сопровождалось подташниванием. «Простыл, наверное, вчера под дождём», - подумал Леонид, хотя чувствовал, что ни температуры, ни других обычных признаков простуды нет. Что-то угнетало его, руки нехотя крутили баранку, было желание остановиться, выйти из машины, и пойти, куда глаза глядят, а лучше всего в лес, на худой конец, в парк… Но Леонид был очень волевым человеком, и он подавил в себе всё это силой одной воли!..
Дома стоял шум и гам. Трёхлетняя дочка о чём-то безутешно плакала, как плачут только маленькие дети, словно в их жизни произошла великая трагедия. Жена разбирала какие-то старые коробки в кладовой, выбрасывая оттуда кое-что в комнату. А в детской громко спорили семилетние близнецы Света и Витя, спор их всё разгорался, Наконец, дверь распахнулась, и они красные, взъерошенные, крича, и указывая друг на друга пальцем, вбежали в комнату.
- Пап, а чего она дерётся?!
- А чего он перехаживает назад? Разве можно перехаживать? Я так не играю, понял?!
- Тише, тише дети!.. Во что вы играете? – спросил Леонид.
- В шашки! - хором ответили оба.
- А ни в какую игру нельзя перехаживать!.. – нашлась Света.
- Пап, ну, можно?.. - добивался своего Витя.
- Конечно, нельзя, что ж это за игра будет, если перехаживать…
- Понял?! – торжествовала дочь.
- Всегда ты, папочка её за-щи-ща-ешь! – обиженный «несправедливостью судьбы» возмутился, чуть не плача, сын…
Леонид ушел от непривычной для него дневной домашней реальности к себе и сел писать заявление.
«Прошу уволить меня с занимаемой должности, всвязи с …» - решительно вывела его рука…
…Прошло три года, Леонид как-то поседел, потолстел, потерял форму, костюм, ранее сидевший на нём с иголочки, сейчас висел как мешок, движения стали поугловатее, и глаза его, ранее блиставшие энергией, и заставлявшие верить его словам и решениям, ныне погасли. Машина его была потускневшей, а часто просто немытой, на домашнем рабочем столе была свалка, Леонид давно не брал работу на дом, не разбирал бумаг, и не наводил порядок у себя. Но дело было даже не в этом, что это всё по сравнению с той глубокой апатией, которая разлилась болотом, трясиной в его душе, и всё тянула, тянула его вниз, куда-то вглубь, камнем на шее, топила его, не давала вздохнуть и открыть глаза. Леонид душою медленно умирал, задыхаясь, как от удушья, и сильнее всего это было на работе, там ему стоило больших усилий выводить себя из состояния ступора, ступора мысли и чувств, хотя физически он часто даже суетился. По дороге домой и дома, когда происходило что-то, что раньше его могло обрадовать, рассмешить, какая-то ситуация, что-то в разговоре домашних, или в телепередаче, вдруг какая-то печать накладывалась на его душу, на уста, на глаза, и всё гасло, всё… Он жил, как автомат, но автомат с уже почти разрядившимся аккумулятором. И так было уже давно…
…Однажды, придя с работы, Леонид застал жену и детей за чтением книги. Он стал раздеваться в прихожей, как всегда, пассивно прислушиваясь ко всему, что происходило вокруг. В этом состояла вся душевная активность, которую он проявлял дома в последнее время. Вот и сейчас он прислушался…
«И как он медлил, то мужи те по милости к нему Господней, взяли за руку его, и жену его, и двух дочерей его, и вывели его, и поставили его вне города…
… Жена же Лотова оглянулась позади его, и стала соляным столпом».
Жена оторвалась от Книги, и взглянула на Леонида.
- Что ты стоишь, проходи… Ужинать будешь?
Но Леонид стоял, как столб …
15 сентября 2007 г.
Обсуждения Не обернись!