В воскресенье пришла осень. Я вскочил в 6 с чем-то и кое-что понял: 7:19, вокзал. Я завтракал в троллейбусе. На вокзале я понял, что ни черта не понял. А потом понял, что понял. Когда её узнал. Она была бледная, растрёпанная, в глухом чёрном платье.
- Не ожидала, что ты меня встретишь.
- А кто вы?
- Я не вы, я ты. Меня не называют на вы.
- Тогда я никак не буду называть.
- Правильно. Потому что ты уходишь. Потому что ты меня видишь, а они не видят. Они подумают, что ты псих и разговариваешь с галлюцинациями. Потому что они меня не видят. Я приехала на третьей полке.
- А если я не хочу уйти?
- А если ты не хочешь уйти, то ты уйдёшь нехотя.
В понедельник я проспал школу. Ну и пошла она к чёрту. Чёрта в моей жизни становилось всё больше. Я собрался завтракать на диване, но кое-что понял: запеканка с орехами. В итоге я, как все школьники, сел за стол и придвинул стул. И занялся делом. Я ел запеканку с орехами в кафе напротив театра. А потом я ни черта не понял. Когда её узнал.
- Не ожидала, что ты со мной встретишься.
Я здесь сижу, потому что – вон видишь диван – туда часто приходит лежать она.
- Она – кто?
- А ты же её сам придумал. У неё фиолетовые юбки и фиолетовые губы? Пальцы в серебре, а щёки очень блестят? Туфель и волосы заколоты булавкой? Рюкзак с кружевами, на рюкзаке бусы? Она лежит на диване в кафе? У её герани эйфория? У неё ногти покрашены только на левой руке?
- И что – она существует?
- Да, ты её не придумал, а вспомнил.
- Я с ней разговариваю, но мне в последнее время всё чаще кажется, что это я её всё-таки выдумал и что у меня раздвоение.
- А тебе что сказала осень, когда пришла?
- Сказала: «7:19, вокзал».
- Ещё.
- Что я умру.
- Это вероятно?
- Это невероятно. Но я умру. Осень не обманывает.
- Бывает только то, что невероятно. Понял?
- А зачем я сюда пришёл?
- Вкусная запеканка.
- Зачем я сюда пришёл?
- Нет, ну зачем ты задаёшь вопрос сам себе вслух?
- Я пришёл спросить тебя, где я её найду?
- А я тебе ничего не отвечу. Ты сам вспомни.
- Нас не учили вспоминать будущее. В школе мы копаемся в прошлом. Без прошлого нет будущего.
- А в башке, прости меня, наоборот: больше забудешь прошлого – больше вспомнишь будущего.
- Нас не учили забывать. Нас учили как следует помнить.
- Не ходи в школу и перестань читать – получишь много пользы.
Во вторник я уже кое-что забыл. Несколько килограммов прошлого. Я полегчал, потому что меня начал сносить ветер. Хоть камни в карманы засовывай. Я остро понял, что она существует.
В четверг я проснулся и понял: опять запеканка с орехами. Она, которая в глухом чёрном платье, сидела на диване.
- Ненавижу диваны. На них подохло столько людей.
- Ну и пусть. А в кроватях тоже столько подохло.
А представь. Зайди в еле прикрытую коммуналку, отшвыривая хлам ногами. Диван – твёрдый, вонючий и узкий. Над ним надо стоять, пока на нём не сдох твёрдый, вонючий и узкий дед. Уходить – только тогда, когда поплыл трупный запах. А если итальянские обои, диван широкий и ортопедический, человек не противный – всё равно уходить только тогда, когда поплыл. Везде противно над диваном стоять, кто бы там ни дох. Я ненавижу диваны.
- А зачем я сюда пришёл? Я пришёл спросить тебя, где я её найду?
- Ты будешь подписывать контракт.
Она подняла контракт с колен.
- Не читая.
А так нельзя. А я подписал.
Она схватила мою руку, проколола булавкой, и контракт запятнался. Я понял: надо уронить запеканку. Пока я её ронял, она, которая в глухом чёрном платье, исчезла. Ни её. Ни контракта. Я понял: всё, конец. Стемнело. Зажгли фонарь. Я понял: уже 17:30.
Я переходил площадь. Я посмотрел на электронные часы: 17:48. В 17:48 я услышал её, которую вроде бы придумал. Я понял: вся площадь, весь холод, весь транспорт, вся осень, весь я – это она. Я слышал её:
- Я очнулась в первую секунду осени. Я лежала с ним на полу. С ноутбуком. У меня изоляция: ты, ноутбук и Есенин. А раньше было не так: активированный уголь, валерьянка. Один новый год я встречала, ты меня извини, на унитазе. Я плакала.
Год назад я проснулась – и у меня умерло прошлое. Прошлое – это портфель, набитый дрянью. У меня его нет – и я знаю много будущего. А иногда я забываю всё напрочь. Я же вообще-то пишу. Я открываю окно и пишу, пока комната страшно не заледенеет. Я набираю ванну и пишу, пока ванна не остынет. И я пишу на скамейке. Это наименее эффективно. И я потом поднимаюсь – и ничего не помню. Особенно если меня продуло.
Я путешествую: пробую троллейбусы от конечной до конечной. В прошлом мне пришлось конкретно спутешествовать, чтобы подписать контракт. Я подписывала его, не читая, в подъезде с заваленными коммуналками, одна была еле прикрытая. Там дох дед. Подписав контракт, я вылетела из подъезда и уснула. Никто не верит, что так долго спят. Я и теперь долго сплю, потому что вижу тебя только во сне. Я просыпаюсь – во мне нет ничего, кроме тебя, из тебя состоит всё, весь город, весь воздух. Но негде тебя увидеть. Я всюду ходила: туда, где ты можешь быть и где не можешь. С утра до вечера я очень занята: я ищу тебя. И я счастлива. Я счастлива от каждого шага. По ночам у меня болят щёки: засыпая, я улыбаюсь и не могу не улыбаться.
Я слышал её весь вечер, а ночью перестал. Я звал её всю ночь.
В пятницу я не проспал школу. Я встал и понял: всё, полная чушь. Я слышу её? Не слышу. Она есть? Нет. Всё, полная чушь. Я собрал портфель и сел в автобус. Автобус мне надоел. Я понял: съем мороженое на ветру. Я вылез. Киоск не открылся. Я понял: не съем. Мне на голову упал лист. Я понял: она меня поцеловала. Меня спросили:
- Это что?
Я ответил:
- Справа? Цирк.
Я понял: справа, цирк. Она сидела на ступеньках. Она пила холодный лимонад на бетоне. Я понял: в 7 утра на неё свалилась коробка ёлочных игрушек, в 7:15 у неё сломались пряжка на туфле и заколка, в 7:20 она ела солёную конфету в серебряной бумажке и до 7:25 искала урну. Я её не придумал, а вспомнил. Я ей сказал:
- Я звал тебя всю ночь.
- Я знаю. Я слышала. Ты держал мои руки. Я проснулась, потому что задыхалась. И потому что с кровати упал Есенин. Я подняла его и спросила: «Ну чё?» Он всё ответил.
Я понял, что содержалось в контракте. Я, то есть, вспомнил. Я задрал рукав, написал это на руке и показал руку ей. Она прочитала: ятебялюблю.ятебяоченьлюблю.нестерпимо.
Она сняла перчатку и написала на сухой бледной ладони: ятебявопиющелюблю. Я понял: это содержание её контракта.
Ещё. У неё, которая в глухом чёрном платье, не помада под цвет рябины на коньяке, она красит губы кровью – я понял.
Ещё. Я кое-что сразу понял. Вместе с вокзалом и 7:19. Я понял, кто она такая, в глухом чёрном платье. Она смерть. Любовь – это вечный контракт со смертью и потустороннее счастье.
- Не ожидала, что ты меня встретишь.
- А кто вы?
- Я не вы, я ты. Меня не называют на вы.
- Тогда я никак не буду называть.
- Правильно. Потому что ты уходишь. Потому что ты меня видишь, а они не видят. Они подумают, что ты псих и разговариваешь с галлюцинациями. Потому что они меня не видят. Я приехала на третьей полке.
- А если я не хочу уйти?
- А если ты не хочешь уйти, то ты уйдёшь нехотя.
В понедельник я проспал школу. Ну и пошла она к чёрту. Чёрта в моей жизни становилось всё больше. Я собрался завтракать на диване, но кое-что понял: запеканка с орехами. В итоге я, как все школьники, сел за стол и придвинул стул. И занялся делом. Я ел запеканку с орехами в кафе напротив театра. А потом я ни черта не понял. Когда её узнал.
- Не ожидала, что ты со мной встретишься.
Я здесь сижу, потому что – вон видишь диван – туда часто приходит лежать она.
- Она – кто?
- А ты же её сам придумал. У неё фиолетовые юбки и фиолетовые губы? Пальцы в серебре, а щёки очень блестят? Туфель и волосы заколоты булавкой? Рюкзак с кружевами, на рюкзаке бусы? Она лежит на диване в кафе? У её герани эйфория? У неё ногти покрашены только на левой руке?
- И что – она существует?
- Да, ты её не придумал, а вспомнил.
- Я с ней разговариваю, но мне в последнее время всё чаще кажется, что это я её всё-таки выдумал и что у меня раздвоение.
- А тебе что сказала осень, когда пришла?
- Сказала: «7:19, вокзал».
- Ещё.
- Что я умру.
- Это вероятно?
- Это невероятно. Но я умру. Осень не обманывает.
- Бывает только то, что невероятно. Понял?
- А зачем я сюда пришёл?
- Вкусная запеканка.
- Зачем я сюда пришёл?
- Нет, ну зачем ты задаёшь вопрос сам себе вслух?
- Я пришёл спросить тебя, где я её найду?
- А я тебе ничего не отвечу. Ты сам вспомни.
- Нас не учили вспоминать будущее. В школе мы копаемся в прошлом. Без прошлого нет будущего.
- А в башке, прости меня, наоборот: больше забудешь прошлого – больше вспомнишь будущего.
- Нас не учили забывать. Нас учили как следует помнить.
- Не ходи в школу и перестань читать – получишь много пользы.
Во вторник я уже кое-что забыл. Несколько килограммов прошлого. Я полегчал, потому что меня начал сносить ветер. Хоть камни в карманы засовывай. Я остро понял, что она существует.
В четверг я проснулся и понял: опять запеканка с орехами. Она, которая в глухом чёрном платье, сидела на диване.
- Ненавижу диваны. На них подохло столько людей.
- Ну и пусть. А в кроватях тоже столько подохло.
А представь. Зайди в еле прикрытую коммуналку, отшвыривая хлам ногами. Диван – твёрдый, вонючий и узкий. Над ним надо стоять, пока на нём не сдох твёрдый, вонючий и узкий дед. Уходить – только тогда, когда поплыл трупный запах. А если итальянские обои, диван широкий и ортопедический, человек не противный – всё равно уходить только тогда, когда поплыл. Везде противно над диваном стоять, кто бы там ни дох. Я ненавижу диваны.
- А зачем я сюда пришёл? Я пришёл спросить тебя, где я её найду?
- Ты будешь подписывать контракт.
Она подняла контракт с колен.
- Не читая.
А так нельзя. А я подписал.
Она схватила мою руку, проколола булавкой, и контракт запятнался. Я понял: надо уронить запеканку. Пока я её ронял, она, которая в глухом чёрном платье, исчезла. Ни её. Ни контракта. Я понял: всё, конец. Стемнело. Зажгли фонарь. Я понял: уже 17:30.
Я переходил площадь. Я посмотрел на электронные часы: 17:48. В 17:48 я услышал её, которую вроде бы придумал. Я понял: вся площадь, весь холод, весь транспорт, вся осень, весь я – это она. Я слышал её:
- Я очнулась в первую секунду осени. Я лежала с ним на полу. С ноутбуком. У меня изоляция: ты, ноутбук и Есенин. А раньше было не так: активированный уголь, валерьянка. Один новый год я встречала, ты меня извини, на унитазе. Я плакала.
Год назад я проснулась – и у меня умерло прошлое. Прошлое – это портфель, набитый дрянью. У меня его нет – и я знаю много будущего. А иногда я забываю всё напрочь. Я же вообще-то пишу. Я открываю окно и пишу, пока комната страшно не заледенеет. Я набираю ванну и пишу, пока ванна не остынет. И я пишу на скамейке. Это наименее эффективно. И я потом поднимаюсь – и ничего не помню. Особенно если меня продуло.
Я путешествую: пробую троллейбусы от конечной до конечной. В прошлом мне пришлось конкретно спутешествовать, чтобы подписать контракт. Я подписывала его, не читая, в подъезде с заваленными коммуналками, одна была еле прикрытая. Там дох дед. Подписав контракт, я вылетела из подъезда и уснула. Никто не верит, что так долго спят. Я и теперь долго сплю, потому что вижу тебя только во сне. Я просыпаюсь – во мне нет ничего, кроме тебя, из тебя состоит всё, весь город, весь воздух. Но негде тебя увидеть. Я всюду ходила: туда, где ты можешь быть и где не можешь. С утра до вечера я очень занята: я ищу тебя. И я счастлива. Я счастлива от каждого шага. По ночам у меня болят щёки: засыпая, я улыбаюсь и не могу не улыбаться.
Я слышал её весь вечер, а ночью перестал. Я звал её всю ночь.
В пятницу я не проспал школу. Я встал и понял: всё, полная чушь. Я слышу её? Не слышу. Она есть? Нет. Всё, полная чушь. Я собрал портфель и сел в автобус. Автобус мне надоел. Я понял: съем мороженое на ветру. Я вылез. Киоск не открылся. Я понял: не съем. Мне на голову упал лист. Я понял: она меня поцеловала. Меня спросили:
- Это что?
Я ответил:
- Справа? Цирк.
Я понял: справа, цирк. Она сидела на ступеньках. Она пила холодный лимонад на бетоне. Я понял: в 7 утра на неё свалилась коробка ёлочных игрушек, в 7:15 у неё сломались пряжка на туфле и заколка, в 7:20 она ела солёную конфету в серебряной бумажке и до 7:25 искала урну. Я её не придумал, а вспомнил. Я ей сказал:
- Я звал тебя всю ночь.
- Я знаю. Я слышала. Ты держал мои руки. Я проснулась, потому что задыхалась. И потому что с кровати упал Есенин. Я подняла его и спросила: «Ну чё?» Он всё ответил.
Я понял, что содержалось в контракте. Я, то есть, вспомнил. Я задрал рукав, написал это на руке и показал руку ей. Она прочитала: ятебялюблю.ятебяоченьлюблю.нестерпимо.
Она сняла перчатку и написала на сухой бледной ладони: ятебявопиющелюблю. Я понял: это содержание её контракта.
Ещё. У неё, которая в глухом чёрном платье, не помада под цвет рябины на коньяке, она красит губы кровью – я понял.
Ещё. Я кое-что сразу понял. Вместе с вокзалом и 7:19. Я понял, кто она такая, в глухом чёрном платье. Она смерть. Любовь – это вечный контракт со смертью и потустороннее счастье.
Обсуждения Не читая