1 глава
Марфа Ивановна казалась себе женщиной деловой и серьезной. Она работала заместителем директора средней школы в маленьком провинциальном городке, и это ее вполне устраивало. Коллеги прозвали Марфу «железной леди» и «стойким оловянным солдатиком» за ее преданность школе, советовали завести любовника, втайне надеясь, что за время состоявшегося романа Марфуши, они отдохнут от ее творческих изысков и педагогических требований.
Марфа Ивановна пропадала в школе до позднего вечера и возвращалась с работы домой, потеряв всякий интерес к жизни. Вот и сегодня, в свой выходной день , вместе с учительницей вторых классов Агнессой Львовной Гордеевой и группой чтецов-второклассников, она направилась во Дворец Машиностроителей, чтобы поздравлять шефов с пятидесятилетним юбилеем завода.
Около Дворца царило праздничное оживление. Подъезжали машины с гостями из ближнего и дальнего зарубежья, собралась элита города, толпилось множество зевак, желающих попасть на торжество. Прорваться было трудно – омоновцы оцепили здание кордонами, тщательно проверяли пригласительные билеты.
"Хорошее начало!" – вспомнила Марфа Ивановна о том, что забыла пригласительные билеты дома, и теперь вся их творческая бригада явилась на торжество самозванцами. Но, как обычно, ее приняли за организатора праздника, послушно пропустили во Дворец и пожелали спокойного, без эксцессов, юбилейного вечера.
Школьная бригада весело и шумно расположилась в служебном помещении за сценой. Марфа Ивановна остановилась в центре помещения и уставилась в широко распахнутые двери куда–то за кулисы. Среди взволнованных, нарядных участников праздника она чувствовала себя неуютно. Заранее сожалела о напрасно потраченном времени. В мыслях своих была далека от этого события, от Дворца Машиностроителей, от дверей, в которые смотрела, а вроде и не смотрела, а просто стояла, обернувшись лицом к сцене.
В дверях неожиданно появился мужчина в белом костюме. Он бегло осмотрел собравшихся в помещении людей, задержал свой взгляд на Марфе Ивановне – их взгляды встретились!
Марфа Ивановна почувствовала странный толчок где – то в левом подреберье. У нее защемило под ложечкой, а по телу пробежал озноб. Она вздрогнула и уже не могла отвести взгляд. Глаза мужчины показались знакомыми. Они нашептывали ей о какой – то забытой любви, о чем – то важном , о чем она раньше помнила , а вот сейчас почему–то забыла. На ум пришлись какие–то слова, какие–то забытые мелодии. Все краски и звуки поблекли. Время стало протекать гораздо медленнее или просто остановилось. Она ощутила легкую оглушенность и беспокойство. Это настораживало и пугало.
Мужчина по–прежнему смотрел ей в глаза, и взгляд его завораживал, обволакивал, заставлял ее сердце биться так быстро, что оно, казалось вот–вот выпрыгнет из груди!
"Господи! – проговорила Марфа – Что со мной?" – и снова посмотрела на мужчину, и опять странные воспоминания нахлынули на нее.
Она вспомнила каменный дом в горах , долгие зимние вечера у камина, прогулки в зимнем саду. Снег, осыпающийся с веток деревьев. Губы, стынущие на морозе после поцелуев, вкус этих поцелуев, она вспомнила любовь, которой когда–то им хватало на двоих…
Но только было все это в какой–то другой ее жизни, в каком–то другом временном измерении.
Марфа хотела рассмотреть лицо мужчины, но это у нее не получилось – она могла смотреть ему только в глаза – все остальное перестало существовать! Она улыбнулась, но не ему, а самой себе и подумала о том, что все что было в ее жизни до сегодняшнего дня, было незначительным и ненужным.
Неожиданно громкие крики и истошный смех второклассников вернули ее в реальные события: «Борис Моисеев!Борис Моисеев!» – истошно кричали дети.
–Где вы видите Бориса Моисеева? – строго спросила Марфа Ивановна.
–Вон он! Вон он! Там стоит! – наперебой кричали малыши и показывали пальцами на мужчину, глаза которого так ее взволновали. Мужчина сорвался с места и быстро сбежал вниз по ступенькам, туда, где стояла Марфа. Он чуть было не сбил ее с ног. Они столкнулись – глаза в глаза! От неожиданности она сказала: «Ой, здравствуйте!»
- А мы знакомы? - спросил он.
- Нет. Мы незнакомы! – ответила Марфа и обрадовалась тому факту, что они незнакомы.
– А почему мы незнакомы?
Ей показалось, что коридорчик, в котором они стояли, и через который выходили на сцену и в обратном порядке участники торжества, закружился, и все в нем закружилось и завертелось, и зазвенели рождественские бубенчики.
- Вы не ответили на мой вопрос, – повторил он. – Разве мы с вами незнакомы?
- Вы не можете меня знать! – испугалась Марфа. – Я человек неизвестный!
- А я известный? Ну и чем же я так известен? – он как будто осуждал свою известность и завидовал ее неизвестности. - Ну и кто я по – вашему?
–Вы Игорь Моисеев! - она удивилась, почему он ее об этом спрашивает.
-Борис, – тихо сказал он.
Марфа не понимала, о чем он говорит.
- Я Борис, - повторил он, внимательно рассматривая Марфу.
-Ой, простите, я ошиблась, – быстро – быстро проговорила она. – Мне показалось, что вы Игорь. Мне почему – то все время хочется называть вас Игорем.
-Да? – улыбнулся он одними глазами.
-Когда я со своими друзьями говорю о вас, то почему–то все время называю вас Игорем, а меня все время поправляют и говорят, что вы Борис.
Мужчина посмотрел ей в глаза, потом его взгляд пробежал по ее лицу, погладил лоб, щеки и остановился на губах. Теперь он смотрел только на ее губы:
-Поправляют, - повторил он ее интонацией. – А когда вы говорите обо мне, вы все время смеетесь!
-Почему смеемся! – рассердилась она. – Мы не смеемся!
-Сколько агрессии! – отметил он и опять впился взглядом в ее глаза и губы.
- Когда мы говорим о ваших песнях, - начала было она, но он перебил ее.
- А когда вы говорите о моих песнях, это значит, вы говорите обо мне?
-И тогда я почему – то называю вас Игорем.
-А все знают, что я Борис.
-Он задумался о чем–то, смотрел на Марфу нахмурившись, и как бы размышляя над тем, кто же все–таки она такая? Наверное, одна из его фанаток, наверное, была на его концертах, наверное, знакома с его творчеством. Однако, что–то не совпадало. Первая их встреча в фойе Дворца Машиностроителей перечеркнула все его доводы.
2 глава
А было это так: вместе с группой артистов он вошел во Дворец Машиностроителей. Среди людей, толпившихся у гардероба, заметил эту женщину и направился ей навстречу. Она стояла в центре фойе и смотрела через парадные двери куда–то на площадь и, казалось, кого–то ждала. Он подошел к ней и громко сказал: «Здравствуйте!»
Она также весело и громко ответила : «Здравствуйте!» – и продолжала смотреть на площадь.
-Ну и куда же нам пройти? – он принял ее за администратора и удивился такому скромному приему.
– Туда! – она махнула рукой в сторону гардероба.
– Может, вы меня проведете и разденете? – вежливо предложил он.
– Почему я должна вас раздевать? – возмутилась она, но заметив, что он не шутит, спросила - Я похожа на гардеробщицу?
Он виновато оглянулся на гардеробщиц , и как бы извиняясь за ее тон, ответил:
-На гардеробщицу вы не похожи. Думаю, вы администратор.
-Я замдиректора.
-Тогда почему вы не хотите меня раздеть?
-Вас раздеть? – язвительным тоном переспросила Марфа. – Прямо здесь?
Он вдруг развеселился и, уже улыбаясь, продолжил разговор.
-А я думал вы меня ждете.
Она на миг задержала взгляд на его лице, и тут же забыла о нем. А ему стало как–то зябко, как–то не по себе.
-Тогда кто же вы? - растерянно спросил он, пытаясь вспомнить, где встречал ее раньше.
–Поздравитель! – резко ответила она.
–Тогда зачем вы сюда пришли? – рассердился он, не понимая, почему на этом празднике нашлось место для посторонних.
Она не стала ему отвечать, подумала только о том, сколько времени ей придется «проторчать» в неотапливаемом Дворце из–за какого–то дурацкого поздравления, в свой единственный выходной день.
А тут кто–то крикнул: «Смотрите! Борис Моисеев!» – в толпе зашумели, заулыбались, стали подходить к ним и окружать плотным кольцом.
-О ком это говорят? – спросила равнодушно, она была так далека от его имени.
Он оглянулся и крикнул собравшейся толпе, как кричат случайно привязавшимся по дороге собакам и кошкам: «Где? Где Борис Моисеев??? – и это прозвучало, как - Брысь!Кто его видел?!» – и все разошлись, пристыженные, что могли так обознаться.
-Почему такой ажиотаж? Может, этот певец сегодня приедет? - она не назвала его по имени. – Говорят, будет московская эстрада?
Эта женщина никогда не интересовалась его творчеством. И тогда он спросил:
-А зачем нам нужен этот Борис Моисеев? Зачем он нам такой?
- Какой такой? -переспросила она.
-Ну вот такой! – в его ответе звучал вопрос.
-Педрилла? – не поняла она.
Он отшатнулся от нее, но, справившись с обидой, продолжил разговор.
-Это что-то новое, я такого...слова еще не слышал.
-А он такой? – она смотрела на него так доверчиво, так наивно, что он не захотел ее обижать.
-Нет, он не педрила и не голубой. Хотя, слово «голубой» мне нравится больше.
-Почему?
-Посмотрим на это слово, видите , какое оно? – он произнес это слово по слогам – Го-лу-бой!
И она неожиданно для самой себя увидела это слово. Оно было все воздушное, доброе, эфемерной легкости. Она радостно заулыбалась.
-Нравитcя? – сердито спросил он.
-Да.
-Почему?
-Небо голубое! – она вспомнила небо, речку и небо в речке! И снова заулыбалась.
-А что еще голубое? - все еще сердился он.
-Цветы!
-Где вы видели цветы голубые? - не унимался он.
-В поле. Колокольчики!
-Сорняки? Репей?
Марфе не понравилось, что колокольчики он сравнивает с сорняками.
-Это скромные цветы, неброские, их сразу не заметишь! Очень красивые! А вам, наверное, нравится все яркое, экстравагантное, дорогое!?!
Он задумался над тем, какое ему все нравится, а она была готова с ним поссориться.
Но тут подошел администратор Дворца Машиностроителей и прервал их разговор:
-Извините, - сказал администратор, - но вас ждут. - Он посмотрел на часы. - Мы приготовили для вас комнату. Сначала торжественная часть, потом ваш концерт, потом банкет. В резерве час времени.
-А я вот тут просил женщину, чтобы она меня раздела.
-А почему вы просили ее об этом, когда я ждал вас у дверей, - оправдывался администратор.
-А я , может быть, хотел, чтобы меня раздела эта женщина, - он заглянул Марфе в глаза, она неожиданно спросила:
-Почему у вас шапка такая?
Он переглянулся с администратором: «А какая у меня должна быть шапка?»
-С дыркой на макушке!
-С чем??? – недоумевал администратор.
-Ну вот здесь, - она указала Моисееву на макушку, - могла бы быть дырка!
-А я , может быть, у себя самого на макушке дырку прикрываю, - улыбнулся он. – А почему вы так заинтересовались моей шапкой?
-Сейчас модно «хвостик» через дырку в шапке выставлять. Вот здесь и вот так! – она показала, где и как модно выставлять «хвостик».
-Хвостик? – переспросил в замешательстве администратор. – Хвостик, по–моему, в другом месте растет. – Он подмигнул Моисееву.
-Но у вас прическа такая! – сказала она.
Он опять увидел ее глаза. Она смотрела вроде на него, а вроде и не на него, а куда–то сквозь него.
-А я ведь в шапке, – сообщил он ей.
-Ну вот же, - указала она рукой на его макушку, - очень милый, светлый «хвостик»!
Администратор закашлялся и поспешно произнес:
-Идемте, пожалуйста, отсюда поскорее!
-Хорошо, - ответил он. – Идемте! – и снял шапку, и все, кто стоял рядом, засмеялись, - такая неожиданная оказалась у него была прическа: весь затылок выбрит, как у японца, и только на макушке красовался веселый озорной «хвостик».
А она уже не увидела, не заметила и не запомнила всего, что произошло. Это был «транзитный» эпизод в ее жизни.
Всякое общение с людьми эта женщина воспринимала, как слепой дождик,- вроде есть и вроде пронесло. А вроде и так хорошо, потому что всегда солнечно! Все, что происходило в ее жизни, не задерживалось в ее сознании, отлетало так же быстро, как и весенний загар. Она всегда оставалась «ТАБУЛА РАЗА» - чистым холстом, на котором можно было нарисовать ее портрет, каждый раз по–новому.
Он хотел улыбнуться ей на прощание, но она уже смотрела через парадные двери куда–то за площадь.
Но вот теперь они снова встретились и снова в дверях, и снова она смотрела на него так, будто общалась с кем–то через его глаза по ту сторону реальности. Его насторожил этот взгляд, он подумал : «Врешь! Ты просто моя фанатка и хорошая актриса!"
-Вы были на моих концертах! – заявил он.
-У меня нет времени и денег на концерты! – возразила она.
-А сколько , по–вашему, стоит билет на мои концерты?
-Долларов двадцать или сто.
-Почему вы думаете, что сто? - он снова разглядывал ее как сувенир на рождественской елке. Она не ответила.
-Тогда, где? – потребовал он ответа. – Где мы с тобой виделись?
-Нигде!
-Нигде? – переспросил он.
-Никогда!
Он внимательно посмотрел ей в глаза.
-Чувствуешь, слово–то какое? НИКОГДА?
Ее насторожило и испугало это слово. Ей показалось, этот мужчина мог материализовать любое слово, любой звук, цвет, любое движение души! Он мог потрогать все это руками, пощупать, перебросить с ладони на ладонь, продемонстрировать, словно видеозапись, опробовать на вкус. Заставить других прочувствовать вместе с ним, и, прочувствовав, отпустить обратно.
-Ну и по каким приметам вы меня узнали? – взгляд его стал лукавым, обольстительным. Она ощутила идущую от него волну веселья и радости и вдруг услышала звон рождественских бубенчиков. Испуганно поежилась, ей показалось, кто–то рядом проскандировал: «По идущим в школу детям городов и деревень!» Она оглянулась, увидела двух парней, похожих на близнецов, с черными, до плеч волосами. «Из группы Моисеева!" – отметила про себя и снова ощутила эфемерность, нереальность происходящего.
-Вы что же это, разбросали по городам и весям своих детей? В каждом городе и в каждой деревне оставили по ребенку? - почему-то рассердилась Марфа.
Казалось, он только на миг удивился ее словам, он всматривался в ее улыбку, в ее глаза, вдыхал и вбирал в себя ее энергетику.
-Весям? – переспросил он. – Весной? Значит, весной я оставил здесь своего ребенка?
-Весям, означает по деревням! - возмутилась она.
-Я никогда не был в деревне! – с сожалением произнес он , пытаясь разобраться, к чему она все это говорит.
-Вы спросили, по каким приметам я вас узнала? А ваши мальчики, - она кивнула в сторону «хвостатых» близнецов, - сказали: «По идущим в школу детям городов и деревень!»
Он рассмеялся:
-Но как вы догадались, что эти мальчики мои? На них–то это не написано! И потом, они сейчас ничего не говорили! - он заглядывал ей в глаза в ожидании, как она поступит дальше. А у нее от волнения дыхание перехватило, ей показалось, она теряет равновесие и сейчас упадет! Все вокруг закружилось, завертелось и завенели рождественские бубенчики!
Она схватилась руками за его свитер и не отпускала. Но тут подбежали его мальчики, он взглядом остановил их: «Не тревожить!» - и как-то очень ласково, очень нежно глядел на Марфу.
-Простите, – испуганно проговорила она. – У меня закружилась голова.
-Я знаю, – ответил он. – Я все про тебя знаю!
Происходило то, чего она не понимала, и в чем не давала себе отчета. А потому решила немедленно уйти из Дворца Машиностроителей и забыть о том, что с ней приключилось. Подалась было к дверям, но он встал у нее на пути и почти сдвинул куда-то в коридор. Бесцеремонно и требовательно рассматривал Марфу. Его взгляд пробирался куда–то ей под свитерок, останавливался у нее на губах и возвращался к ее глазам. Она отвернулась, подумала, что так он испепелит ее взглядом, испепелит всю, без остатка, а пепел развеет над городом, и в каждой пылинке этого пепла будет пульсировать ее любовь.
-Давай, убежим! Бог с ним, с концертом! – потребовал он.
-Куда? – удивилась она.
-Неважно куда!
-Но зачем? – зачем было куда–то убегать, если через пять минут они разбегутся, каждый в свою жизнь?!
-Ты бы ушла со мной, если бы знала зачем? – изумился он. – Тебе платят за это?
-За поздравление? – не поняла она. – Это моя работа.
-Эх ты, учителька, - вздохнул он. – Видно, плохо ты в школе училась. Ты была плохой ученицей.
-Неправда, - возразила она. – Я была одной из первых учениц!
Он передразнил ее: «Я была первой ученицей!!!» - повернулся к ней спиной и стал одним из толпившихся у сцены людей: не смотрел на Марфу, не подходил. Не обращал на нее никакого внимания.
"Хам какой – то!" – подумала она и обрадовалась тому, что ее реальность, ее восприятие жизни к ней вернулись. Она стала слышать, видеть, ощущать и понимать себя, радостно улыбалась всему свету, так как снова стала самой собой – заместителем директора средней школы, железной леди, стойким оловянным солдатиком. Но он опять подошел к ней, опять заглянул в глаза и опять Марфа почувствовала, что попадает в поле его магического обаяния. Она тяжело вздохнула и старалась не смотреть в его , дурманящие душу , глаза, - только так она могла защититься от этого мужчины.
-Где твой муж? –спросил он. – Здесь? Где он?
-Бывший муж живет в Москве. У меня нет мужа.
-Ничего бывшего не бывает. Ни в этой жизни, ни в прошлой, раз уж ты так за прошлое держишься.
-Но он бывший муж! – настаивала Марфа.
-Все, что было в прошлом, всегда идет рядом или за нами.
Она не понимала к чему он все это говорит.
-Ну вот, к примеру, - объяснял он ей,– как про тебя говорят со стороны твоего мужа? Они говорят так: «Она жена...», - он подал ей реплику. – Чья ты жена? Как зовут твоего мужа? Кто он по профессии?
-Дмитрий Борисович Бессонов. Режиссер.
-Вот! – продолжал он ее воспитывать. – Ты жена Дмитрия Борисовича Бессонова, театрального режиссера, – и посмотрел на нее так, будто хотел сказать: «Вот и я теперь про тебя кое-что знаю, а то все неизвестная, да неизвестная...»
Она смутилась. Он перехватил ее смущение, перебросил с ладони на ладонь и вернул ей обратно.
-Так вот где , оказывается, театральные режиссеры держат своих жен! - вероятно, ему казалось, что театральные режиссеры отправляют своих жен в ссылку?
-Это твои дети? – он указал на ее второклассников. – Где твои дети? С кем они сейчас?
-Сын у бабушки в Минске.
-Муж в Москве, сын в Минске, а тебя что сюда занесло?
Она опять не ответила.
Тогда он подошел к Агнессе Львовне и тихо спросил: «Она живет одна?»
-Да, – ответила Агнесса Львовна.
-Совсем – совсем одна? – переспросил он и посмотрел на Марфу так, будто каждый, кому вздумается, может обидеть ее. А она , вот такая беззащитная, стоит сейчас перед ним и некому ее пожалеть.
-Многие так живут, – вздохнула Агнесса Львовна, вспомнив про свою одинокую жизнь. - А вас что сюда занесло, на юбилей?
-Случайность, -ответил он.
- Вот и ее сюда случайность занесла! – сообщила Агнесса Львовна.
-А случайность на случайность дают что? – спросил он у Агнессы Львовны, - и сам себе ответил, - а случайность на случайность дают событие. К тому же, рождественские дни, пятница.
Марфа подумала, что этот мужчина суеверен и переспросила: «Какая пятница?"
-Стра-а-а-шная пятница, - ласково ответил он и снова закружил, завертел ее своим взглядом. Она отвернулась. Но он подошел с той стороны, куда она смотрела.
-Скажи, твой муж до Москвы работал здесь? - он постучал каблуком в пол. – В этом театре?
-Это не театр. Это Дворец.
-Дворец? А ты в нем принцесса?
-Я не принцесса. – возразила Марфа. – Я работаю в школе.
-А вы щелкунчик! – вмешалась в разговор Агнесса Львовна.
-А вы орешек! – отпарировал он ей. – Знаем мы такие орешки! – подхватил Марфу Ивановну под локоть и вывел ее на служебную лестницу, подальше от посторонних глаз. Марфа хотела возмутиться, но не успела.
-Согласитесь, - сказал он, - здесь гораздо спокойнее, чем там , в суматохе, когда об вас все толкаются и мешают разговаривать. Какие нахалы!
-Да! – согласилась она. – Нахалы! – и хотела вернуться к своим второклассникам, но он не пропустил ее:
-И вы теперь не признаете театр, потому что обиделись на театр? – спрашивал, наступая на Марфу так, что она поднималась все вверх и вверх по лестнице.
-У нас в театре нечего смотреть, вечное ощущение пыли и грязи, – растерялась она.
-Грязь??? – он подумал о том, с какой грязью пришлось столкнуться этой женщине, но сопоставив слова «грязь» и "сцена", переспросил, - атмосфера такая? – вспомнил о своих концертах , и глаза его засветились безудержной радостью.
-А здесь сцену чисто вымыли? Ты не забыла проверить?
Марфа подумала, что пора бы и рассердиться на него, но не рассердилась. На этого человека невозможно было сердиться. Он озорничал и проказничал, словно ребенок. Был прост и доступен в общении, весь светился радостью, и это уравновешивало их отношения.
-В нашем театре сейчас безвластие и безвременье, - это сказывается на постановках, – объяснила она.
-И потому ты не ходишь в театр. А где ты обычно сидишь в зале? В ложе, или там тоже пыль и грязь? – он улыбнулся рифме « в ложе тоже» и ждал ответа.
-Не все ли равно, где я сижу? – не захотела отвечать Марфа. - Обычно я сижу в зале, где–нибудь сзади!
-Ох! – воскликнул он. – Как сказано! – и поморщился, как от кислого яблока и повторил как стишок, - А где ты сидишь в зале? А я сижу в зале! – и разозлился. – А я сижу в заде!
-Я сказала сзади, а не в заде!
-Так ты любишь сзади, а спереди сидеть не любишь?
-Впереди сидеть я не люблю, - начала было она, но заметив его нахальный взгляд , возмутилась.
– Не хамите мне!
Он развел руками: «Ну что вы? Ну как можно? - теперь он смотрел на Марфу Ивановну и думал - Да она никакая!Некрасивая! Смешная!Вот какая!» - и это его радовало, и он готов был спеть ей песенку про каких–то девчонок, которые сидят по домам, как камешки, и ничего в жизни не смыслят! – но она снова разгадала его мысли.
Ему показалось, она подсматривает за ним, подслушивает его мысли, различает мелодии и слова песен, которые постоянно вертелись в его голове.
-Ты не зритель, – констатировал он. – Ты наблюдатель.
-Как это?
-Ты наблюдаешь, правильно ли актер играет свою роль, как режиссер выстраивает свой спектакль, соответствуют ли декорации и свет задуманному.
-А как надо смотреть? – не понимала она.
-Надо просто смотреть. Просто слушать и радоваться, и получать от этого удовольствие.
-Расслабиться, когда тебя насилуют?
-С такими, как ты, наблюдателями, трудно общаться, трудно работать, вздохнул он, - а сегодня на концерт, думаю, придут одни наблюдатели. - Он почувствовал себя неуютно и сожалел, что поделился с этой женщиной своими опасениями. Она не ответила. У нее были свои мерки по отношению к искусству.
-Ну и какой режиссер тебе нравится сейчас? – спросил он мрачно. Она хотела ответить, что этот режиссер он, но почему–то сказала : «Тарковский!»
-У, ностальжи! - « ностальжи» было сказано про Марфу, и она обиделась за себя и за Тарковского.
-Какой человек подсказал тебе фильмы Тарковского посмотреть? – взгляд его был ироничным, тон насмешливым.
-Сама как–то определилась в своем выборе, – ответила она. – Смотрела-смотрела разные фильмы и выбрала для себя Тарковского , Филлини, Бергмана.
-А после них тебе все неинтересно! Назови хотя бы две этикетки его фильмов. Понимаешь , о чем я говорю? Ну вот, к примеру, к фильмам «Ностальгия» и «Жертвоприношение».
-Свеча в руке и Дерево.
-Чему тебя Тарковский научил?
-Не научил. Заставил. Заставил по–иному смотреть на такие понятия, как жизнь, смерть, душа. Объяснил суть этих явлений. Раскрыл понятие святости, трагедии раздвоенности плотского и духовного, объяснил, что самым мучительным пороком является гордыня от иллюзии, что человек независим и ему ничто не угрожает.
Он смотрел на нее, как на послушную ученицу, а она оживилась, стала говорить еще что–то о своем понимании жизни, о душе , о святости , о сыне, о маме.
Он почти не слушал, о чем она говорила, так как знал все, что она может сказать. Он просто смотрел на нее, просто радовался, а глаза по–прежнему говорили : «Давай убежим!»
Она вздохнула. Стала смотреть в окно. Он прислонился к стене и тоже стал смотреть в окно – вроде на небо, а вроде и не на небо, а куда–то дальше и выше неба… И они стояли так довольно долго, слегка соприкоснувшись рукавами.
Он стал тихо–тихо что–то нашептывать, и она не сразу поняла, так тихо он говорил – это были стихи:
На свете все переменилось,
Даже простые вещи-
Таз, кувшин, вода…
Когда стояла между нами,
Как на страже,
Слоистая и твердая вода.
Нас повело неведомо куда…
Пред нами расступались миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги.
И птицам было с нами по дороге.
И рыба подымалась по реке,
И небо развернулось пред глазами,
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.
Хорошо, что ты не была знакома с Тарковским, - пошутил он, - иначе он взял бы тебя с собой, и я бы тебя не встретил.
-Знаешь, - поделилась Марфа своим секретом. – Тарковский, когда тяжело заболел, тоже спал с Библией в руках.
-Тоже??? Ты тоже спишь с Библией в руках???
-Иногда помогает, – улыбнулась она.
-У тебя, наверное, вся комнатка в иконках! И в церковь ты ходишь в платочке!
-У меня только две святых иконки! – почему – то оправдывалась она. – Которые мне мама подарила.
-Только две святые иконки? – он повторил за Марфой ее слова «иконки» и «мама», и, казалось, подержал эти слова в ладонях и как-то очень бережно, очень трогательно вернул ей их обратно.
-Почему ты такая? - спросил он.
-Какая такая? – его глаза пели и смеялись и закручивали ее в какой–то танец!
Лестничная площадка, на которой они стояли , была вся соткана из солнечных бликов, рекламных огоньков, теней и звуков, проникающих в здание через окна. И эти свет и тени вели между собой свою игру – появлялись над головой каруселью, уходили под ноги , забегали за спину и снова возникали впереди…
Марфе подумалось, что вот сейчас Он станет дирижировать всем этим чудом, но он задумался о чем–то о своем, о чем–то очень болезненном и печальном. Может, эта встреча напомнила ему о прошлом, о тех проблемах, которые волновали его теперь?
- Почему ты ушла от мужа? Тебе было с ним неуютно?
- Мы не любили друг друга. Как говорит моя мама, мой муж был просто ЗОМБИ! Какой-то зомбированный тип!
Он передразнил ее: «Как говорит твоя мама!– и хотел спросить – А что ты сама про своего мужа знаешь? – но вдруг ощутил слово ЗОМБИ , испугался за Марфу. – Зомби? Ты жила с Зомби? – в его глазах мелькнули смятение и страх. Потом он оценил, что Марфа жива и невредима и вот сейчас стоит перед ним и что–то лепечет своим милым голоском.
-Твой Зомби был Голубой? – его удивило, что она рассуждает на эти темы просто и без смущения.
-Нет. Он не был голубым. Он был такой...- она задумалась на миг - Он был такой, какой есть.
-А если бы был голубой, ты бы от него ушла?
-Нет. Если бы любила.
-Если бы любила? - переспросил он.
-Мужчина – не моя собственность! Он ничего не должен мне за мою любовь.
-Ты допускаешь определенную свободу выбора для каждого человека?
-Конечно.
-Я спрашиваю об определенных свободах.
-Каждый вправе выбирать то, что ему нужно в жизни.
-Как ты считаешь, ВЕРНОСТЬ – чувство врожденное?
-Приобретенное. Если человек любит, он верен.
-А если любишь, не изменяешь? И никогда не изменяла?
-Однажды, - горестно вздохнула Марфа, вспомнив о чем–то печальном, - я бросилась в омут с головой от боли от отчаяния, когда поняла, что любимый человек уходит... Навсегда уходит...
-Тебе было так больно? - спросил с таким участием , что Марфе стало жаль себя.
Она не ответила - не захотела возвращаться в свое прошлое.
-Ну и как последействие? Не стало хуже?
-Я спаслась.
– Спаслась, уйдя в омут с головой?
Она подумала о том, что у каждого ОМУТ свой, и как бы прогулялась рядом с его омутом, как бы слегка коснулась его омута, но проникать туда не захотела, а только устрашилась бездне чувств, в которой так одиноко и горестно бьется его душа.
Марфа улыбнулась так по–доброму, так по–домашнему, что им обоим стало тепло и уютно. Но он опять стал ее расспрашивать:
-Ну и кто твой мужчина сейчас? – он знал, эта женщина ответит на любой его вопрос, только почему-то пожалел, что спросил ее об этом.
-У меня нет мужчины, – ответила Марфа, и он посмотрел на нее так, будто она солгала ему. А она подумала о том, что в ее жизни нет никого, кто бы заполонил ее сердце, как послеоперационный шов, от которого все болит, и без которого уже НИКАК НЕЛЬЗЯ.
-Как же ты живешь без мужчины? Как Маша Распутина? – и тут же пояснил – Это Маши не касается, просто по аналогии с фамилией.
-Я веду «госпитальный образ жизни», - пошутила Марфа.
-Ты болеешь? – спросил с таким сочувствием, что она поняла, он готов кинуться куда–то искать докторов и деньги на ее лечение.
–Знаете такие стихи : «Приду домой и сразу упаду!»
-Упаду с кем?
-Упаду от усталости! Устаю так, что ничего от жизни не хочется!
-Тебе не хочется жить???
-Я сказала ничего от жизни не хочется.
- Это одно и то же, - заявил он. - Уходи немедленно со своей работы. Твоя работа тебя убьет!
-Но у меня нет другого образования! Разве я могу работать где – то еще???
-Переучивайся! – взорвался он. – Я учусь и переучиваюсь всю свою жизнь! Если человек этого не делает, то превращается в...- он не сказал, в кого превращается человек, который не учится всю свою жизнь, не захотел обижать Марфу, которая явно не понимала, для чего ей нужно переучиваться и не хотела этого делать. Тогда он стал объяснять ей это на своем примере:
-Моя работа, - говорил он – Это моя жизнь! Я работаю по пятнадцать, шестнадцать часов в сутки! Вечные переезды, гостиницы, концерты , съемки на телевидении, репетиции до изнеможения! Но знаешь, - он заглянул Марфе в глаза. – Мне это нравится! Конечно , приходится от многого отказываться: у меня нет времени на то, чтобы просто расслабиться, поразмышлять, просто поваляться в постели. Нет времени на то, чтобы вдоволь пообщаться с близкими людьми. Но это ПЛАТА за то, чтобы осуществлять мои самые безумные проекты и воплощать их потом на сцене. Ты говоришь, что работа вампирит тебя? А я вампирю свою работу - чем больше я работаю, тем больший заряд энергии получаю. И знаешь, о чем я сожалею больше всего? О том, что в сутках только двадцать четыре часа, и я не успею сделать все, что задумал!
-Не путайте СУДЬБУ с ПРОФЕССИЕЙ! – ответила Марфа, сообразив вдруг, как истово, как самозабвенно этот человек трудился! Как безоглядно, по–рыцарски, вел себя в простом общении, и каким жестким непримиримым становился, когда речь заходила о его творчестве.
-Скажите, - прервал он ее размышления, - а что вы делаете по вечерам, лежа "в" или лежа "на"? Где вы спите?
-В постели! – удивилась Марфа.
- Я знаю! Вы читаете! – он посмотрел на нее с сожалением. – Нет! Вы не читаете! Вы листаете журналы, курите папироски, пьете кофе.
-Я не пью кофе, предпочитаю молоко.
-Что ж, здоровая пища! – недоумевал он. – А почему вы не пьете кофе?
Она рассердилась:
-Предпочитаю все, что вкусно, а все что вкусно – дорого! Поэтому не предпочитаю ничего! Но, когда замерзну или получу стресс, пью спирт!
- Вы говорите о стрессах, как о зарплате! – его всего передернуло от мысли, что Марфа Ивановна по вечерам и по праздникам, лежа в постели, пьет спирт – А что, так холодно и голодно в вашей квартире, что вы все время под одеялом и пьете спирт?!
- Как в блокадном Ленинграде! – не задумываясь ответила она, и он оттолкнул ее взглядом, разве можно так шутить???
Она вдруг представила Ленинград военных лет. В ее сознании отпечаталась картина каких-то улиц, каких-то серых зданий. Окна домов, заклеенные крест- накрест бумажными лентами. Черный от копоти снег. Вереницы голодных, измученных людей. Куда они все идут? Почему идут так медленно? Почему они все идут за водой? Почему за водой?
И снова услышала его голос: "А по каким признакам вы узнаете стресс? Руки дрожат???"
Марфа обиделась!
-Руки не дрожат! Состояние такое, будто я неделю плакала!
Он перебил ее:
-А плачете вы только тогда, когда что–то НЕ ПОЛУЧАЕТЕ???
- Неправда! – она пыталась объяснить ему себя. – Во мне тогда все дрожит! Каждая частичка меня дрожит!
-А!!! – сказал он пренебрежительным тоном. – Вы вся ДРЕБЕЖЖИТЕ!!! - слово «дребезжите» произнес с московским выговором.- Примете рюмку и ДРЕБЕЖЖИТЕ!
-Ну знаете! – разозлилась Марфа. – Вы прямо какой–то!!! Вы какой–то!!! Какой-то тип!!!
-Ну вот такой я! – заявил он. - Моисеевская порода!
-Правильно! - согласилась она. - ВЫ - Моисеев и Горе! - повернулась и хотела уйти.- У меня работа!Из-за вас я шефов не поздравила!
–Да-да, конечно, у вас Работа!!! – он подхватил Марфу под локоть и провел впереди себя в какую-то дверь. – Проходите! Пожалуйста!
Они вошли в просторный светлый холл. Марфа беспомощно оглянулась по сторонам – за все это время они накружили по Дворцу столько, что она не понимала, где находится.
-А я вот стрессы снимаю музыкой, – он как-то просяще улыбнулся. – Правда. Музыка окрыляет.
-А я вот редко слушаю магнитофон!- все еще обижалась она.
-Магнитофон слушаете??? - он не понимал, как можно слушать магнитофон, а не музыку.
А она не могла долго сердиться на этого мужчину, ей было бесконечно радостно и уютно рядом с ним.
-Знаете, - сообщила она ему, – когда мы разбежались с мужем, сын вывесил в детской комнатке ваш портрет. Все удивлялись, зачем? А я привыкла, вот почему вы казались мне все это время знакомым! – она радостно улыбалась своему открытию.
-А портрет в траурной рамке? Что, хоть, изображено на том портрете? – спросил так, словно на портрете могло быть изображено что-то такое, о чем Марфе знать не полагалось. Глаза стали грустными – грустными.
-Вы там весь в черном, очень красивый! – успокоила она его.
-Я красивый?!? – удивился он, потом щелкнул каблуками, как гусар, и поклонился ей. – А так я вам не нравлюсь? – и потрепал себя по светлому загривку. Марфа удивленно подумала о том, что за время разговора с ним она не заметила, какая у него прическа, как он вообще выглядит. Она видела только его глаза, на которые летела, как мотылек на ярко зажженную лампу.
Он глубоко вдохнул в себя воздух и совсем непроизвольно, не отдавая себе отчета в том, что делает, разлохматил ей волосы и поцеловал в щеку. Ей показалось, рядом зазвенели рождественские бубенчики, и все вокруг закружилось, завертелось, как в калейдоскопе : пол, потолок, окно...Она схватилась руками за его свитер, боясь только одного, что вот сейчас земля уйдет у нее из-под ног, и она, Марфа, останется где–то в невесомости, где–то между небом и землей...
Он легонько отстранил ее руки от себя, сильно сжав при этом за локти, и слегка встряхнул. Сообразив, что произошло, она отшатнулась от него. Он поднял руки вверх, игриво и ласково произнес: «Я не дерусь!»
Ей было неловко и стыдно. Он же, взяв ее за плечи, еще раз легонько встряхнул и спросил:
-Я тебе нравлюсь?
-Разве вы можете не нравиться? Ваши песни, ваши шоу…
-Которых ты никогда не видела и не слышала! – перебил ее он. Потом ткнул себя пальцем в грудь и спросил по слогам, как спрашивают у иностранцев, не понимающих русский язык.
– Я те-бе нрав-люсь?
-Да! – на одном выдохе ответила Марфа.
И тут же возникла пауза, похоже, он задал ей вопрос, на который у самого ответа не было.
Марфа вдруг подумала о том, что вот она – Марфа Ивановна, заместитель директора средней школы, железная леди, стоит в промерзшем холле и рассказывает приезжему артисту о себе все подряд, как в поезде, случайному попутчику.
-Ты моя? – спросил он вдруг.
Она не понимала, о чем он ее спрашивает, она уже вернулась в свою реальную жизнь.
- Ты моя звездочка?
Она пожала плечами. Она не знала, о какой звездочке он говорит. А в это время в холл вбежала организатор юбилея, взволнованная, улыбающаяся, огорченная. Она отчитывала актера, как маленького мальчика, которого вечно нужно где–то разыскивать: "Уже давно закончилась торжественная часть. Объявлен концерт, а вас все нет!Вы даже переодеться не успели!"
-Не надо так волноваться, - успокоил он ее, - переоденусь после концерта, и, уже сбегая по ступенькам к сцене, оглянулся на Марфу.
-Ты будешь моей! Ты будешь моей звездочкой!
- Я очень хочу посмотреть ваше шоу! - воскликнула она.
-Ты считаешь, что это шоу? - удивился он.
-А разве нет? А что это такое? - и вдруг увидела , как он, на глазах у толпившихся в служебном помещении людей, проделал свой фантастический трюк!
Подобно испанцу! Подобно тореро, актер шел к своей РАМПЕ!!!
Марфе привиделся костюм, в который он был одет – черный, с серебристыми блестками. Лунный, воздушный плащ с меховой опушкой изящно обхватывал его тело! Как зачаровывающее видение, необычайное и пугающее по красоте, перед изумленной публикой предстал Человек – Бог! Человек – Дьявол! Человек, с какой-то другой , мистической планеты. Гордый! Прекрасный! Недосягаемый!
Это ошеломило!!!
Он оглянулся на толпу, и возвысился над этой толпой, потому что понимал ее грешную суть. Но в нем не было ВЫСОКОМЕРИЯ, он ПОДАРИЛ этой толпе свой восхитительный взгляд, и этот взгляд покорил всех, кто смотрел на артиста.
С грустью, и думая о чем-то невозможном, он прощался с Марфой, а она уже слилась с толпой и вместе со всеми весело смеялась над тем, что только что было проделано для нее одной, с таким великолепным талантом и изяществом!
Марфа непроизвольно послала ему воздушый поцелуй. По лицу актера пробежал гнев! Но, увидев , что его гнев испугал Марфу, он улыбнулся ей и только взглядом ПОКАЗАЛ, что ее поцелуй – это частичка ее души, которая летит к нему, невидимая для всех, но желанная для него. И, подождав, пока ее поцелуй коснется его губ, он вдохнул этот поцелуй в себя! А потом вернул Марфе свой поцелуй.
Ей показалось, она увидела легкую дымку, направляющуюся от его губ к ней. Она ощутила , как плавно и медленно поцелуй достигает ее губ. Она слегка приоткрыла рот, и этот поцелуй вошел в нее, и она выпила его весь, без остатка! Глаза у нее закрылись, а из сердца вырвался тихий стон.
Она открыла глаза. Актер еще раз выглянул со сцены в коридорчик, улыбнулся ей и скрылся за кулисами.
И ей показалось вдруг, что все это время она находилась в каком-то гипнотическом сне. И этот сон пролетел, как один короткий миг, как яркая вспышка кометы, которая внезапно появилась над горизонтом, расколола небо на две половинки и исчезла, так же быстро, как и появилась… Она взглянула на часы и с ужасом отметила, что с того момента, как вошла во Дворец Машиностроителей и остановилась в коридорчике перед сценой, время не сдвинулось ни на секунду. Остановились ли часы или остановилось время, она не знала и только задавала себе один и тот же вопрос – было ли все то, о чем она так ясно помнила, на самом деле, или же все это ей только привиделось? Привиделось за один короткий миг, когда актер случайно появился в дверях и заглянул ей в глаза...
Но тут Агнесса Львовна потащила ее за собой в зал на концерт Бориса Моисеева и Марфе Ивановне уже некогда было поразмыслить над тем, что же такое произошло на самом деле.
Глава 3
В зале было безумно холодно. Холодный воздух проникал со всех сторон. Марфа куталась в свой тонкий цыганский платок и пыталась согреться. Она запуталась в своих беспокойных мыслях и только машинально аплодировала артистам.
Агнесса Львовна постоянно толкала ее в бок и ядовито говорила: "Да он – гей! Гей!»
И, понимая, о чем говорит Агнесса Львовна, Марфа еще больше куталась в свой тонкий платок, но хуже всего было то, и она отдавала себе в этом отчет – ей было абсолютно все равно – гей он или не гей – она любила этого человека. Она любила его всю свою жизнь!
В Марфе уживались два существа. Вот она – Марфа Ивановна из провинциального маленького городка, который постепенно поглощал ее, делая частичкой однородной безликой толпы. И вот она – Марфа, про которую говорили, что у нее третий глаз во лбу, так точно порой она могла предугадывать события и судьбы людей, оставаясь при этом человеком деловым и серьезным – она была далека от суеверия и предрассудков!
-Агнесса Львовна, - строго спросила Марфа Ивановна, - о чем со мной говорил Борис Моисеев?
- А он с вами не разговаривал! – изумилась та.
- Но как же, ведь он и вас о чем-то спрашивал?! - Мафа Ивановна почему-то испугалась. Страх заполонил все ее существо.
-Ой, спросил только, что вас занесло на этот юбилей!- рассердилась Агнесса.
-Вспомните! Вспомните хоть что-нибудь из того, что произошло!- настойчиво и взволнованно просила она Агнессу Львовну "вспомнить обо всем", что той как-то и неловко сделалось за Марфу Ивановну.
-А ничего не произошло - усмехнулась Агнесса. – Когда он сбегал по ступенькам, то чуть не сбил вас с ног, а вы все пытались схватить его за свитер, будто боялись упасть, а потом вы ходили друг против друга, как два кота на масленице. А потом вы исчезли!- Агнесса Львовна задумалась над тем, куда можно было исчезнуть вот так вот вдруг и сразу и с любопытством взглянула на Марфу Ивановну. - Ой, да не помню я ничего! – она уставилась на сцену, всем свои видом показывая , что Марфа Ивановна мешает ей смотреть концерт.
Марфа вспомнила рождественские бубенчики... ей захотелось плакать, так неуютно и тревожно сделалось в ее душе...она зябко куталась в свой цыганский платок, постепенно погружаясь в атмосферу смятения и страха... Все казалось ей нереальным, мистическим, происходящим не с ней и не в зале Дворца Машиностроителей , а на какой-то другой, воображаемой ПЛАНЕТЕ, где бродит полумесяц, звенят бубенчики, поет изящный, красивый мужчина – полубог, полудьявол, прибывший на эту грешную Землю, чтобы взглянуть на их человеческую жизнь...
Она вспомнила его глаза – ласковые, лукавые, загадочные... Он понимал порочную суть людей, для которых пел свои песни, он видел перед собой людей, жаждущих ПОРОКА, желающих вкусить этот порок и пропустить этот порок через себя: «Вы все порочны, - пытался он объяснить это зрителям, - а зрители кричали, смеялись и плакали от восторга.
"Я научу вас любить! Я преподам вам урок!» – он ИСПОВЕДОВАЛСЯ в своей песне, говорил людям СВОЮ ПРАВДУ, раскрывал им великое таинство любви. И в этом была загадочная самоуверенность актера, которую многие восприняли за высокомерие, но это было особое высокомерие, в котором выражалась покорность судьбе.
Марфу Ивановну потрясло это откровение. Этот « молчаливый» разговор актера со зрителем.
Но тут Агнесса Львовна толкнула ее в бок и удивленно проговорила:
-Вы только послушайте, о чем он говорит! ??? Игорем себя называет!
-Вас приветствует Игорь Моисеев! – звучал из-за кулис такой родной, такой знакомый голос.
В зале послышался ропот: «Нас разыграли? Это подстава?»
-Не удивляйтесь, -говорил актер. – Сегодня у меня счастливый день. Правда. Перед началом выступления ко мне подошла женщина, которая разгадала мое имя...Это имя знают немногие , только самые дорогие и близкие мне люди...БОРЯ и ГОРЕ...Горе всегда ходило за мной по пятам , и тогда я решил отделаться от него, считая, что горе заключается в моем имени. Но вот сегодня Горе ушло! А имя осталось! Сегодня я счастлив и хочу поделиться с вами своей радостью!
Марфа удивленно воскликнула:
-Это я сказала, что мне почему-то все время хочется называть его Игорем!
-Ну как вы не понимаете, - возмутилась Агнесса Львовна, - он шутит! А вы всему верите, прямо как маленькая! Лет-то вам уже сколько?
- Но мне почему-то все время хочется называть себя Игорем!!! – крикнул со сцены актер и закрутил концертную программу с новым очарованием.
Мужчины, которых было большинство в зале, готовы были выпрыгнуть из кресел, чтобы приветствовать любимого актера. Но Марфе показалось, что взгляды у мужчин были томными и нежными – эти мужчины все хотели примерить на себя любовь известного эстрадного артиста.
Она тяжело и грустно вздохнула. По залу блуждал лунный плавающий свет, перебегая с лица на лицо каждого зрителя, подчеркивая фантастичность происходящего в зале и на сцене. А со сцены струился яркий, искрящийся юмор, эфемерная легкость, будто и не люди вовсе пели танцевали, а эльфы спустились с небес и завораживали, обволакивали всех своей красотой и теплом, КУПАЛИ зрителей в бесконечной к ним нежности и любви, дарили им свою безудержную радость!
Марфа стала понимать значение и связь слов и действий, молчания и звука, танца и мелодий. В какой-то момент ей ОТКРЫЛСЯ ГРОМАДНЫЙ МИР, такой знакомый уже, и тем не менее, постоянно углубляющийся до бездонности!!! И этот мир переселился в нее! И она знала, он будет жить в ней постоянно, даже ночью, во сне!!! Но вот снова она услышала его голос:
-Где ты? – обращался к залу актер. – Где ты, звездочка моя?
Он побежал к зрителям в зал, а те тянулись к нему руками, прикасались к его одеждам , дарили ему цветы.
-Сейчас он подойдет к нашему ряду! – испуганно проговорила Марфа.
-Почему вы так думаете? – удивилась Агнесса Львовна и внимательно посмотрела на нее, а Марфа отвечала потерянным голосом – Но он сказал, что я его звездочка.
- Да когда он вам все это сказал??? Когда??? - задохнулась от возмущения Агнесса Львовна.
«Я схожу с ума!» – подумала Марфа. Она стала похожа на маленького , несчастного , замерзшего котенка, который заблудился в чужом подъезде и теперь не знает, куда приткнуться. А навстречу ей бежал Борис Моисеев. Он радостно улыбался, словно они договорились встретиться здесь, в зале.
«Мне это все привиделось! – говорила себе Марфа. – Не было ничего!» – она стала смотреть мимо актера куда–то в первые ряды, только бы не смотреть в Его обольстительные глаза!!!
Актер перестал петь. Звучали одни хоры. Обеспокоенно и удивленно он смотрел на Марфу Ивановну. Он был одет в лунный черный костюм. Серебристый воздушный плащ с меховой опушкой так изящно обхватывал его тело...
"Я уже где–то видела этот костюм! - она вспомнила восхитительный трюк с воздушным поцелуем. - Но тогда мне все это привиделось! А сейчас? Или сейчас мне это все ПРИВИДЕЛОСЬ? Или тогда ПРИВИДЕЛОСЬ?" - она запуталась во временных понятиях, перестала ощущать реальность и знала только одно – она столкнулась с огромной, непонятной ей силой, способной прокатиться через нее вулканом, испепелить, швырнуть в другие временные пространства, другие временные измерения, откуда обратной дороги нет!
Марфа перевела свой взгляд на зрительный зал, но весь зал, казалось, смотрел только на нее – и некуда было спрятаться от этих любопытных зрительских глаз!!! Она охнула, закрыла лицо руками, опустила голову, потом взглянула на мужчину, сидевшего рядом, – и сразу догадалась – « из группы Моисеева» – тот скосил на нее глаза и наблюдал за происходящим с холодным любопытством!
Актер остановился напротив Марфы и смотрел на нее, как на маленького котенка и ласково и нежно, и глаза его были такими печальными. Фонограмма закончилась. Он не уходил на сцену. Фонограмму включили снова. Он не пел. Зрители удивленно переговаривались:"Что он делает? Почему не поет? Что происходит?".
Теперь они смотрели друг на друга, словно взялись соревноваться , кто кого пересмотрит.
Глаза Марфы сделались холодными и злыми. По телу пробежал озноб, но она не отвела взгляд, словно бросала вызов: «Давай! Смотри! Я не боюсь тебя!».
На миг ей показалось, что это и не он вовсе смотрит на нее, а тот другой, кому она бесконечно доверяла и кого любила! Тот другой, который ушел от нее, ушел из этого мира - смотрит ей безотрывно в глаза!
Она перестала видеть и слышать, и только ощущала у себя в груди бешенный поток воздуха, который закручивался в вихрь справа налево, прямо через сердце, а вместе с потоком воздуха в нее ужом вползало что–то холодное, ясно осязаемое, непонятное, а потому вызывающее леденящий ужас.
Остатками сознания она хваталась за жизнь, которая, уходила от нее, оставляя после себя беспросветную тьму.
-Господи! – выкрикнула Марфа. – Господи! Да он же Дьявол!
-Что вы сказали? - переспросил мужчина, сидевший рядом.
-Он – нечистая сила! – вымолвила чуть слышно, и все повторяла про себя забытые бабушкины заклинания: «Изыди, изыди, изыди…»
-Нечистик? - усмехнулся мужчина, и тут же добавил поспешно. - По – моему, она приняла тебя за Мессию, Борис.
- Ты сказал МЕССИЯ? - проговорила, словно во сне Марфа, и мужчина уставился ей в глаза, пытаясь представить себе, что же все-таки такое эта женщина увидела в артисте, но, наткнувшись на суровый пылающий взгляд, вжался от страха в кресло, будто она – Марфа , могла сотворить сейчас с каждым из них, все, что ей вздумается! Все, что взбредет в голову!
Взлетит, к примеру, к потолку и сбросит оттуда что ни попадя! Начнет метаться над залом, разобьет вдребезги все их фонарики, лампочки, прожектора, изувечит всю их аппаратуру и станет ХОХОТАТЬ над обезумевшими от страха людьми и размахивать своим цыганским платком!!! Потом подхватит Моисеева и унесется вместе с ним куда–то ввысь, к небу, куда–то прямо к голубой луне, откуда они оба когда–то на этот грешный свет явились!!!
Марфа хотела запомнить лицо человека, с которым столкнула ее судьба, но увидела только холодный отчужденный взгляд, который проплыл у всех над головами, скользнул по лицам людей, ни на одном не задержался , а остановился где-то в глубине зала. Грустно качая головой, будто лаская маленького котенка , и как бы за что-то Марфе в отместку он произнес:
- Нет ее, моей звездочки! Не нашел я ее!
На сцену он вернулся измученный, словно какой–то вампир отобрал всю его энергию, словно случилось что-то страшное в его жизни, и он никак не может справиться со своей печалью. Но надо было продолжать концерт.
-Ты хочешь спастись? – спрашивал он в своей песне. – Но нельзя любить наполовину. Половинчатой любви не бывает!
Закончив песню, он просто стоял на сцене, просто молчал. И зрители молчали, притихшие и взволнованные, и такая необыкновенная тишина окутала зал.
Но вот кто-то закричал: « Голубую луну!!! Голубую луну!!!». Мужчины повскакивали с мест. Девицы размахивали руками и свистели от восторга.
Актер снова стал сказочно обольстительным, но смотрел на всех так, будто осуждал за желание окунуться в порок, за желание увидеть его – гея во всей красе.
- Хотите голубую луну? – спросил тоном вроде этого : « Ах, вы хотите порока, сладострастия, безумия голубых ночей??? Ну нате вам! Получайте!!!» – он медленно расстегнул рубашку и повел плечами так, что вызвал бурю восторга у мужчин и женщин , которые подбегали к сцене и дарили ему цветы. Он пел, а все танцевали и пели вместе с ним, и голос его уносился куда-то в поднебесье и потом возвращался обратно, будоража умы и фантазию зрителей.
После «Луны» он решил свернуть концерт и, пошутив, что ему негде ночевать, спросил, кто может пригласить его к себе на ночлег. Зал замолчал. Стало холодно. Каждый спрятался в свою скорлупу. Каждый, кто только что кричал и плакал от восторга , осудил актера за его шутку.
Теперь на него смотрели не зрители. Это были НАБЛЮДАТЕЛИ, которые чувствовали свое превосходство над актером, любили и лелеяли свое превосходство.
Марфа подумала о том, каково ему сейчас стоять одному на сцене под обстрелом осуждающих , жестоких глаз. Она предложила Агнессе Львовне и сидевшему рядом с ней мужчине поднять руки за актера, за его творчество:"Он ведь играет со всеми! Это просто игра! Он хочет сказать: «Вот я вам пел, и если я вам понравился, то поднимите руки!»
Мужчина усмехнулся и спросил: «Значит, надо поднять руки тем, кому он понравился?»
- Тем, кому понравилось его творчество! Это то же самое, если бы у вас спросили: «Кто пойдет со мной в поход?»
-Но он вас не в поход приглашает!
-Ну как вы не понимаете, - разволновалась Марфа. – Все, что он делает на сцене , называется психологическими играми.
-Так вы психолог!? – снова усмехнулся мужчина.
-Нет. Я не психолог.
-А кто вы? Кем вы работаете?
-Я замдиректора.
-О! – сказал он, - кого наш Борис себе в звезды выбирает! Послушайте, если вам так хочется поднять руку – поднимите! Кто вам мешает?
-Ну как это? Я все-таки женщина!
-Ага! – не унимался мужчина, - секрет в том, а что люди подумают? Но вы хоть рукой ему помашите, он так для вас здесь всех старался!
Марфа подняла руку и помахала артисту рукой. Он тоже помахал ей в ответ. Весь зал обернулся и уставился на Марфу. Она хотела опустить руку, но не смогла этого сделать.
-Это ужасно, это ужасно! - повторяла она.
-Что ужасно? – удивился мужчина.
-Я не могу опустить руку! Она как-будто к нему приклеилась!- Марфа вдруг ощутила вселенскую печаль, внезапно на нее обрушившуюся, и заплакала.
-Как магнитом? – переспросил мужчина.
-Да, -ответила она и опустила руку и прижала к сердцу.
-Связь!- оторопело произнес мужчина. – Скажите , вы где-нибудь, когда-нибудь встречались с ним? Вы о чем-нибудь с Борисом разговаривали?
Марфа почувствовала в словах мужчины угрозу, направленную в адрес актера и забеспокоилась за него, запереживала. И снова вселенская печаль обожгла ей душу.
-Нет. Я впервые его вижу. Я здесь случайно.
Актер повторил свою просьбу: «Прошу еще раз поднять руку того человека, который только что это сделал!» Весь зал обернулся и уставился на Марфу.
Марфа прижала руку к сердцу и горестно вздохнула.
Актер долго смотрел в зал, потом обратился к директору машиностроительного завода, назвав его по имени отчеству:
- Дмитрий Васильевич, вы пригласили меня на юбилей завода. Пригласите теперь к себе ночевать. Я буду хорошей девочкой. Тонкой-тонкой, картонной девочкой!
Зал взорвался от хохота. Все сразу уставились на директора завода, заподозрив того в неладном. А с первых рядов министры погрозили Моисееву пальчиками: « Бо-о-о-рис! Начальники таких шуток не по-ни-ма-ют!»
Зрители не могли угомониться от хохота... Он же повернулся ко всем спиной, показав таким образом, что свое отработал, и концерт окончен. Подарил все свои цветы организатору юбилея, назвав ее самым красивым организатором из всех организаторов, которых когда-либо знал, и ушел со сцены.
Напрасно зрители скандировали: "Бо-ря!Бо-ря!". Напрасно кричали :"Бис!БиС!"- на сцену он так и не вышел.
Глава 4
После концерта Марфа Ивановна на банкет не осталась, посчитав, что и без того на сегодняшний день ей удовольствий достаточно! Она выбежала из Дворца Машиностроителей, остановила такси.
Приехав домой, позвонила своему просто-другу-Юрику. Сказала о том, что хочет пить, курить и плакать, а на улице холодно и некому сходить за сигаретами. Юрик послушно принес сигареты. Разбавив спирт один к одному водой, они решили «по чуть-чуть по чуть-чуть» выпить и «побазарить» о том о сем.
Марфе впервые в жизни захотелось напиться и забыть обо всем , что с ней приключилось.
Друзья стали громко разговаривать и смеяться без умолку. Но тут раздался телефонный звонок.
- Алло! – сказала Марфа и услышала знакомый до боли голос.
-Здравствуйте! Борис Моисеев!
-Кто??? – почему-то не поверила Марфа.
Подождав, пока она отойдет от «шока», он сказал:
-Это тот Борис, который Игорь, - и поспешно добавил – Моисеев.
-А!!! – сказала Марфа, испытав вдруг обиду за все, что с ней произошло на концерте, когда она крестилась и повторяла про себя: «Изыди, изыди, изыди...». – Это вы -Тот самый Борис, который Игорь, который... - ее голос показался ей самой до неузнаваемости противным.
На другом конце провода повисла тишина.
-Алло, - дунула она в трубку, - почему же вы молчите? - и вдруг поняла, ему совершенно нечего ей сказать, а еще подумала, что это кто-то разыгрывает ее.
-Да , кто там звонит? – тоном заступника рявкнул Юрик. – Пошли ты его ко всем чертям!
-Придурок какой-то звонит! – рявкнула ему в тон Марфа. – Хватит придуриваться, кто это?
Он по-прежнему молчал, но не положил трубку. И она трубку не положила. И так в молчании прошла минута – две? Марфе показалось, что прошла целая вечность. Но вот она услышала голос не то раненого зверя, не то самого Дьявола: "Я приду...?7?"
Она вздрогнула. Ей показалось, он смеялся над собой, над ней, над всем светом и швырял свой смех куда-то в преисподнюю. В мыслях у Марфы прокрутились какие-то слова из его песен о том, что он войдет в ее сны, и она уже никогда-никогда не забудет о нем!
-Ну и приходи! Приходи! – закричала ведьмарским голосом. – Если знаешь номер телефона, значит, знаешь и адрес! Приходи! Я жду тебя! - она швырнула трубку и опустилась на стул.
-Кто это был? – спросил Юрик.
-Не знаю!Никто! –ответила Марфа. – Чувствуешь, слово-то какое? Никто!
-Ну что ты злишься? – спросил Юрик.
А она вдруг закричала : «Не хочу!Не хочу ничего слышать!!!»
Снова раздался звонок. Марфа схватила трубку. Звонила соседка.
-Что у тебя там за шум? Случилось что-то?
-Случилось. Сегодня я получила зарплату и стресс. – Марфа улыбнулась, вспомнив слова Моисеева о том, что стрессы она получает, как зарплату.
-Да что с тобой происходит???
-Ничего. Я полюбила.
-И кого же?
-Игоря. Ой, нет, Бориса Моисеева.
-Вот дура!
-А почему бы нет??? Почему нельзя???
-Да пошла ты к черту!- рассердилась соседка и бросила трубку.
А Марфа вдруг принялась хохотать и хохотала без умолку.
-Ну ты, Марфа, у нас дальтоник, - сказал Юрик, - надо же. А я сразу не заприметил.
Он стал убирать со стола и мыть посуду.
-Лучше пить «по чуть –чуть» кофе. Здоровее будет.
- Я не пью кофе, – ответила Марфа. – Предпочитаю молоко.- Она уже не смеялась, а смотрела в окно, куда-то на голубую луну.
А тут в подъезд примчалась чья-то разудалая, веселая компания. И эта компания поднималась с площадки на площадку, разыскивая чью-то квартиру.
Услышав знакомый голос, Марфа запричитала: «Это Моисеев, Моисеев пришел!»
-Что, Моисей пустился с небес? – спросил Юрик.
-Ты не понимаешь? – сказала она. – Ты не понимаешь!
Юрик замолчал и уставился на дверь. А за дверью происходило вот что: кто-то взбежал с седьмого этажа на восьмой со словами: "Ну где же , наконец, эта квартира? А! Вот она! 138!, - на цифре 8 голос вдруг осекся, и как-то жалобно и грустно, будто лаская белого котенка, произнес. - Нет нигде этой квартиры. Не нашел я ее".
А рядом чей-то веселый женский голос подсказывал, что между 138 и 136 квартирами есть та квартира, которую они ищут.
-Квартира без номера? -почти с мистическим ужасом произнес знакомый Марфе голос.
-Боже, - прошептала Марфа, - без номера- это моя квартира.
Она испуганно посмотрела на Юрика, потом на дверь. А там, за дверью, стоял человек, который ворвался в ее жизнь и разместился в ее сердце, как послеоперационный шов, от которого все болит, и без которого уже НИКАК НЕЛЬЗЯ.
-Вот она, квартира без номера! Женщина без адреса! - с театральным пафосом произнес этот человек.
Марфа смотрела на дверь в ожидании, что будет дальше. Она не встала с места и дверь не открыла.
-Ну и что это будет, если мы войдем? - спросил он.
-Шли и зашли! - засмеялась какая-то девушка. - Что тут такого, зашли на огонек!
-Думаю, если ты войдешь, это будет ЧТО-ТО! - ответил какой-то мужчина. И в голосе у него прозвучали нотки зависти и злости. - Что ты творишь???
За дверью повисла тишина. Все ожидали, как поступит ОН. А он вдруг сорвался с места и побежал вниз по лестнице, а за ним побежал и мужчина. И только девушка крикнула им вслед:" Э, а лифт?" - она вошла в лифт и, напевая какую-то веселую песенку, поехала на первый этаж.
-"Я любовь свою оставил у порога...", - сказал Юрик.
-А иди ты, Юрик , домой, - ответила Марфа. - Поздно уже.
-Можно я у тебя посплю? Я за рулем. Не могу вести машину.
-Только чур, не приставать! А то драться буду!
-Хорошо ,хорошо, - ответил Юрик и тут же попытался поприставать к Марфе, но она уже стояла со сковородкой в руках:
-Щас как тресну по балде сковородкой! Пошел вон!
Юрик отлично знал эту белую ворону, этот синий чулок, эту эгоистку, которая никого не любит и не умеет любить, и не хочет никого любить, а все время ждет кого-то, кого и сама не знает. Он послушно пошел в другую комнату. Лег и уснул.
В эту ночь Марфе Ивановне приснился Борис Моисеев. Он вошел в ее сон, вошел в ее мозг, в ее сознание, в ее кровь, в ее плоть. Он не прикасался к ней и только взглядом ласкал ее, жалел ее, любил ее. И она пропускала его ласки через свое сердце и возвращала ему обратно. А глаза его говорили: "Помни меня."
Утром в спальню к Марфеньке постучался Юрик.
-Я уже трезвый! - сообщил он.
-Зато я на всю жизнь пьяна! - ответила Марфа.
-Как же ты будешь жить теперь, такая пьяная? - спросил огорченно Юрик и поплелся к себе домой.
Марфа стала для городка коронным номером.
-Вон звезда Моисеева пошла! - говорили про нее незнакомые люди. Они весело смеялись, а иногда обступали ее плотным кольцом и смотрели как-то гаденько и пошло. А она говорила им, как говорят обычно привязавшимся случайно по дороге собакам и кошкам:
-Где! Где Звезда??? - и они отходили, пристыженные, или улюлюкали ей вслед: "Николаев так тот за ночь Дедом Морозом пятнадцать тыщ баксов берет! А ты Моисееву сколько заплатила???"
-Ты становишься знаменитостью! - пошутил как-то Юрик и почему-то спросил - Скажи, я тогда напился до чертиков, или он все-таки приходил?
-А был ли мальчик? - ответила она вопросом на вопрос.
-Разве он мальчик? - возразил Юрик. - Он девочка.
-Ах, отстань ты от меня , Юрик! - попросила Марфа. Она все чаще стала задумываться над своей жизнью, стала замечать и видеть все, что происходило вокруг : закаты, рассветы, снег, деревья, небо, людей...Ее все удивляло и радовало!!!
А однажды она пошла в музыкальный киоск и купила там кассету с записями песен Бориса Моисеева. Она хотела понять, с каким явлением в своей жизни столкнулась. Она хотела понять, кто он - этот человек, заставивший ее жить по-другому, по-новому!
Увидев на кассете его фотографию, Марфа удивленно воскликнула:
- Совсем не похож на себя Игорь Моисеев!
Продавщица рассмеялась.
-Почему вы смеетесь? - спросила Марфа.
-Вы сказали: " Совсем не похож на себя Игорь Моисеев!
-А разве это смешно?
-Так ведь он Борис! - ответила продавщица.
Дома Марфа включила магнитофон, подошла к окну.
-Надо просто слушать, просто смотреть и радоваться и получать от этого удовольствие, - вспомнила она его слова.
За окном шел снег. Снег скользил по стеклу, кружился и падал большими белыми хлопьями на землю. А по этому белому снегу спешили куда-то в свое завтра люди, и каждый жил в ожидании рождественских праздников. "Научи меня любить", - пел знако
Марфа Ивановна казалась себе женщиной деловой и серьезной. Она работала заместителем директора средней школы в маленьком провинциальном городке, и это ее вполне устраивало. Коллеги прозвали Марфу «железной леди» и «стойким оловянным солдатиком» за ее преданность школе, советовали завести любовника, втайне надеясь, что за время состоявшегося романа Марфуши, они отдохнут от ее творческих изысков и педагогических требований.
Марфа Ивановна пропадала в школе до позднего вечера и возвращалась с работы домой, потеряв всякий интерес к жизни. Вот и сегодня, в свой выходной день , вместе с учительницей вторых классов Агнессой Львовной Гордеевой и группой чтецов-второклассников, она направилась во Дворец Машиностроителей, чтобы поздравлять шефов с пятидесятилетним юбилеем завода.
Около Дворца царило праздничное оживление. Подъезжали машины с гостями из ближнего и дальнего зарубежья, собралась элита города, толпилось множество зевак, желающих попасть на торжество. Прорваться было трудно – омоновцы оцепили здание кордонами, тщательно проверяли пригласительные билеты.
"Хорошее начало!" – вспомнила Марфа Ивановна о том, что забыла пригласительные билеты дома, и теперь вся их творческая бригада явилась на торжество самозванцами. Но, как обычно, ее приняли за организатора праздника, послушно пропустили во Дворец и пожелали спокойного, без эксцессов, юбилейного вечера.
Школьная бригада весело и шумно расположилась в служебном помещении за сценой. Марфа Ивановна остановилась в центре помещения и уставилась в широко распахнутые двери куда–то за кулисы. Среди взволнованных, нарядных участников праздника она чувствовала себя неуютно. Заранее сожалела о напрасно потраченном времени. В мыслях своих была далека от этого события, от Дворца Машиностроителей, от дверей, в которые смотрела, а вроде и не смотрела, а просто стояла, обернувшись лицом к сцене.
В дверях неожиданно появился мужчина в белом костюме. Он бегло осмотрел собравшихся в помещении людей, задержал свой взгляд на Марфе Ивановне – их взгляды встретились!
Марфа Ивановна почувствовала странный толчок где – то в левом подреберье. У нее защемило под ложечкой, а по телу пробежал озноб. Она вздрогнула и уже не могла отвести взгляд. Глаза мужчины показались знакомыми. Они нашептывали ей о какой – то забытой любви, о чем – то важном , о чем она раньше помнила , а вот сейчас почему–то забыла. На ум пришлись какие–то слова, какие–то забытые мелодии. Все краски и звуки поблекли. Время стало протекать гораздо медленнее или просто остановилось. Она ощутила легкую оглушенность и беспокойство. Это настораживало и пугало.
Мужчина по–прежнему смотрел ей в глаза, и взгляд его завораживал, обволакивал, заставлял ее сердце биться так быстро, что оно, казалось вот–вот выпрыгнет из груди!
"Господи! – проговорила Марфа – Что со мной?" – и снова посмотрела на мужчину, и опять странные воспоминания нахлынули на нее.
Она вспомнила каменный дом в горах , долгие зимние вечера у камина, прогулки в зимнем саду. Снег, осыпающийся с веток деревьев. Губы, стынущие на морозе после поцелуев, вкус этих поцелуев, она вспомнила любовь, которой когда–то им хватало на двоих…
Но только было все это в какой–то другой ее жизни, в каком–то другом временном измерении.
Марфа хотела рассмотреть лицо мужчины, но это у нее не получилось – она могла смотреть ему только в глаза – все остальное перестало существовать! Она улыбнулась, но не ему, а самой себе и подумала о том, что все что было в ее жизни до сегодняшнего дня, было незначительным и ненужным.
Неожиданно громкие крики и истошный смех второклассников вернули ее в реальные события: «Борис Моисеев!Борис Моисеев!» – истошно кричали дети.
–Где вы видите Бориса Моисеева? – строго спросила Марфа Ивановна.
–Вон он! Вон он! Там стоит! – наперебой кричали малыши и показывали пальцами на мужчину, глаза которого так ее взволновали. Мужчина сорвался с места и быстро сбежал вниз по ступенькам, туда, где стояла Марфа. Он чуть было не сбил ее с ног. Они столкнулись – глаза в глаза! От неожиданности она сказала: «Ой, здравствуйте!»
- А мы знакомы? - спросил он.
- Нет. Мы незнакомы! – ответила Марфа и обрадовалась тому факту, что они незнакомы.
– А почему мы незнакомы?
Ей показалось, что коридорчик, в котором они стояли, и через который выходили на сцену и в обратном порядке участники торжества, закружился, и все в нем закружилось и завертелось, и зазвенели рождественские бубенчики.
- Вы не ответили на мой вопрос, – повторил он. – Разве мы с вами незнакомы?
- Вы не можете меня знать! – испугалась Марфа. – Я человек неизвестный!
- А я известный? Ну и чем же я так известен? – он как будто осуждал свою известность и завидовал ее неизвестности. - Ну и кто я по – вашему?
–Вы Игорь Моисеев! - она удивилась, почему он ее об этом спрашивает.
-Борис, – тихо сказал он.
Марфа не понимала, о чем он говорит.
- Я Борис, - повторил он, внимательно рассматривая Марфу.
-Ой, простите, я ошиблась, – быстро – быстро проговорила она. – Мне показалось, что вы Игорь. Мне почему – то все время хочется называть вас Игорем.
-Да? – улыбнулся он одними глазами.
-Когда я со своими друзьями говорю о вас, то почему–то все время называю вас Игорем, а меня все время поправляют и говорят, что вы Борис.
Мужчина посмотрел ей в глаза, потом его взгляд пробежал по ее лицу, погладил лоб, щеки и остановился на губах. Теперь он смотрел только на ее губы:
-Поправляют, - повторил он ее интонацией. – А когда вы говорите обо мне, вы все время смеетесь!
-Почему смеемся! – рассердилась она. – Мы не смеемся!
-Сколько агрессии! – отметил он и опять впился взглядом в ее глаза и губы.
- Когда мы говорим о ваших песнях, - начала было она, но он перебил ее.
- А когда вы говорите о моих песнях, это значит, вы говорите обо мне?
-И тогда я почему – то называю вас Игорем.
-А все знают, что я Борис.
-Он задумался о чем–то, смотрел на Марфу нахмурившись, и как бы размышляя над тем, кто же все–таки она такая? Наверное, одна из его фанаток, наверное, была на его концертах, наверное, знакома с его творчеством. Однако, что–то не совпадало. Первая их встреча в фойе Дворца Машиностроителей перечеркнула все его доводы.
2 глава
А было это так: вместе с группой артистов он вошел во Дворец Машиностроителей. Среди людей, толпившихся у гардероба, заметил эту женщину и направился ей навстречу. Она стояла в центре фойе и смотрела через парадные двери куда–то на площадь и, казалось, кого–то ждала. Он подошел к ней и громко сказал: «Здравствуйте!»
Она также весело и громко ответила : «Здравствуйте!» – и продолжала смотреть на площадь.
-Ну и куда же нам пройти? – он принял ее за администратора и удивился такому скромному приему.
– Туда! – она махнула рукой в сторону гардероба.
– Может, вы меня проведете и разденете? – вежливо предложил он.
– Почему я должна вас раздевать? – возмутилась она, но заметив, что он не шутит, спросила - Я похожа на гардеробщицу?
Он виновато оглянулся на гардеробщиц , и как бы извиняясь за ее тон, ответил:
-На гардеробщицу вы не похожи. Думаю, вы администратор.
-Я замдиректора.
-Тогда почему вы не хотите меня раздеть?
-Вас раздеть? – язвительным тоном переспросила Марфа. – Прямо здесь?
Он вдруг развеселился и, уже улыбаясь, продолжил разговор.
-А я думал вы меня ждете.
Она на миг задержала взгляд на его лице, и тут же забыла о нем. А ему стало как–то зябко, как–то не по себе.
-Тогда кто же вы? - растерянно спросил он, пытаясь вспомнить, где встречал ее раньше.
–Поздравитель! – резко ответила она.
–Тогда зачем вы сюда пришли? – рассердился он, не понимая, почему на этом празднике нашлось место для посторонних.
Она не стала ему отвечать, подумала только о том, сколько времени ей придется «проторчать» в неотапливаемом Дворце из–за какого–то дурацкого поздравления, в свой единственный выходной день.
А тут кто–то крикнул: «Смотрите! Борис Моисеев!» – в толпе зашумели, заулыбались, стали подходить к ним и окружать плотным кольцом.
-О ком это говорят? – спросила равнодушно, она была так далека от его имени.
Он оглянулся и крикнул собравшейся толпе, как кричат случайно привязавшимся по дороге собакам и кошкам: «Где? Где Борис Моисеев??? – и это прозвучало, как - Брысь!Кто его видел?!» – и все разошлись, пристыженные, что могли так обознаться.
-Почему такой ажиотаж? Может, этот певец сегодня приедет? - она не назвала его по имени. – Говорят, будет московская эстрада?
Эта женщина никогда не интересовалась его творчеством. И тогда он спросил:
-А зачем нам нужен этот Борис Моисеев? Зачем он нам такой?
- Какой такой? -переспросила она.
-Ну вот такой! – в его ответе звучал вопрос.
-Педрилла? – не поняла она.
Он отшатнулся от нее, но, справившись с обидой, продолжил разговор.
-Это что-то новое, я такого...слова еще не слышал.
-А он такой? – она смотрела на него так доверчиво, так наивно, что он не захотел ее обижать.
-Нет, он не педрила и не голубой. Хотя, слово «голубой» мне нравится больше.
-Почему?
-Посмотрим на это слово, видите , какое оно? – он произнес это слово по слогам – Го-лу-бой!
И она неожиданно для самой себя увидела это слово. Оно было все воздушное, доброе, эфемерной легкости. Она радостно заулыбалась.
-Нравитcя? – сердито спросил он.
-Да.
-Почему?
-Небо голубое! – она вспомнила небо, речку и небо в речке! И снова заулыбалась.
-А что еще голубое? - все еще сердился он.
-Цветы!
-Где вы видели цветы голубые? - не унимался он.
-В поле. Колокольчики!
-Сорняки? Репей?
Марфе не понравилось, что колокольчики он сравнивает с сорняками.
-Это скромные цветы, неброские, их сразу не заметишь! Очень красивые! А вам, наверное, нравится все яркое, экстравагантное, дорогое!?!
Он задумался над тем, какое ему все нравится, а она была готова с ним поссориться.
Но тут подошел администратор Дворца Машиностроителей и прервал их разговор:
-Извините, - сказал администратор, - но вас ждут. - Он посмотрел на часы. - Мы приготовили для вас комнату. Сначала торжественная часть, потом ваш концерт, потом банкет. В резерве час времени.
-А я вот тут просил женщину, чтобы она меня раздела.
-А почему вы просили ее об этом, когда я ждал вас у дверей, - оправдывался администратор.
-А я , может быть, хотел, чтобы меня раздела эта женщина, - он заглянул Марфе в глаза, она неожиданно спросила:
-Почему у вас шапка такая?
Он переглянулся с администратором: «А какая у меня должна быть шапка?»
-С дыркой на макушке!
-С чем??? – недоумевал администратор.
-Ну вот здесь, - она указала Моисееву на макушку, - могла бы быть дырка!
-А я , может быть, у себя самого на макушке дырку прикрываю, - улыбнулся он. – А почему вы так заинтересовались моей шапкой?
-Сейчас модно «хвостик» через дырку в шапке выставлять. Вот здесь и вот так! – она показала, где и как модно выставлять «хвостик».
-Хвостик? – переспросил в замешательстве администратор. – Хвостик, по–моему, в другом месте растет. – Он подмигнул Моисееву.
-Но у вас прическа такая! – сказала она.
Он опять увидел ее глаза. Она смотрела вроде на него, а вроде и не на него, а куда–то сквозь него.
-А я ведь в шапке, – сообщил он ей.
-Ну вот же, - указала она рукой на его макушку, - очень милый, светлый «хвостик»!
Администратор закашлялся и поспешно произнес:
-Идемте, пожалуйста, отсюда поскорее!
-Хорошо, - ответил он. – Идемте! – и снял шапку, и все, кто стоял рядом, засмеялись, - такая неожиданная оказалась у него была прическа: весь затылок выбрит, как у японца, и только на макушке красовался веселый озорной «хвостик».
А она уже не увидела, не заметила и не запомнила всего, что произошло. Это был «транзитный» эпизод в ее жизни.
Всякое общение с людьми эта женщина воспринимала, как слепой дождик,- вроде есть и вроде пронесло. А вроде и так хорошо, потому что всегда солнечно! Все, что происходило в ее жизни, не задерживалось в ее сознании, отлетало так же быстро, как и весенний загар. Она всегда оставалась «ТАБУЛА РАЗА» - чистым холстом, на котором можно было нарисовать ее портрет, каждый раз по–новому.
Он хотел улыбнуться ей на прощание, но она уже смотрела через парадные двери куда–то за площадь.
Но вот теперь они снова встретились и снова в дверях, и снова она смотрела на него так, будто общалась с кем–то через его глаза по ту сторону реальности. Его насторожил этот взгляд, он подумал : «Врешь! Ты просто моя фанатка и хорошая актриса!"
-Вы были на моих концертах! – заявил он.
-У меня нет времени и денег на концерты! – возразила она.
-А сколько , по–вашему, стоит билет на мои концерты?
-Долларов двадцать или сто.
-Почему вы думаете, что сто? - он снова разглядывал ее как сувенир на рождественской елке. Она не ответила.
-Тогда, где? – потребовал он ответа. – Где мы с тобой виделись?
-Нигде!
-Нигде? – переспросил он.
-Никогда!
Он внимательно посмотрел ей в глаза.
-Чувствуешь, слово–то какое? НИКОГДА?
Ее насторожило и испугало это слово. Ей показалось, этот мужчина мог материализовать любое слово, любой звук, цвет, любое движение души! Он мог потрогать все это руками, пощупать, перебросить с ладони на ладонь, продемонстрировать, словно видеозапись, опробовать на вкус. Заставить других прочувствовать вместе с ним, и, прочувствовав, отпустить обратно.
-Ну и по каким приметам вы меня узнали? – взгляд его стал лукавым, обольстительным. Она ощутила идущую от него волну веселья и радости и вдруг услышала звон рождественских бубенчиков. Испуганно поежилась, ей показалось, кто–то рядом проскандировал: «По идущим в школу детям городов и деревень!» Она оглянулась, увидела двух парней, похожих на близнецов, с черными, до плеч волосами. «Из группы Моисеева!" – отметила про себя и снова ощутила эфемерность, нереальность происходящего.
-Вы что же это, разбросали по городам и весям своих детей? В каждом городе и в каждой деревне оставили по ребенку? - почему-то рассердилась Марфа.
Казалось, он только на миг удивился ее словам, он всматривался в ее улыбку, в ее глаза, вдыхал и вбирал в себя ее энергетику.
-Весям? – переспросил он. – Весной? Значит, весной я оставил здесь своего ребенка?
-Весям, означает по деревням! - возмутилась она.
-Я никогда не был в деревне! – с сожалением произнес он , пытаясь разобраться, к чему она все это говорит.
-Вы спросили, по каким приметам я вас узнала? А ваши мальчики, - она кивнула в сторону «хвостатых» близнецов, - сказали: «По идущим в школу детям городов и деревень!»
Он рассмеялся:
-Но как вы догадались, что эти мальчики мои? На них–то это не написано! И потом, они сейчас ничего не говорили! - он заглядывал ей в глаза в ожидании, как она поступит дальше. А у нее от волнения дыхание перехватило, ей показалось, она теряет равновесие и сейчас упадет! Все вокруг закружилось, завертелось и завенели рождественские бубенчики!
Она схватилась руками за его свитер и не отпускала. Но тут подбежали его мальчики, он взглядом остановил их: «Не тревожить!» - и как-то очень ласково, очень нежно глядел на Марфу.
-Простите, – испуганно проговорила она. – У меня закружилась голова.
-Я знаю, – ответил он. – Я все про тебя знаю!
Происходило то, чего она не понимала, и в чем не давала себе отчета. А потому решила немедленно уйти из Дворца Машиностроителей и забыть о том, что с ней приключилось. Подалась было к дверям, но он встал у нее на пути и почти сдвинул куда-то в коридор. Бесцеремонно и требовательно рассматривал Марфу. Его взгляд пробирался куда–то ей под свитерок, останавливался у нее на губах и возвращался к ее глазам. Она отвернулась, подумала, что так он испепелит ее взглядом, испепелит всю, без остатка, а пепел развеет над городом, и в каждой пылинке этого пепла будет пульсировать ее любовь.
-Давай, убежим! Бог с ним, с концертом! – потребовал он.
-Куда? – удивилась она.
-Неважно куда!
-Но зачем? – зачем было куда–то убегать, если через пять минут они разбегутся, каждый в свою жизнь?!
-Ты бы ушла со мной, если бы знала зачем? – изумился он. – Тебе платят за это?
-За поздравление? – не поняла она. – Это моя работа.
-Эх ты, учителька, - вздохнул он. – Видно, плохо ты в школе училась. Ты была плохой ученицей.
-Неправда, - возразила она. – Я была одной из первых учениц!
Он передразнил ее: «Я была первой ученицей!!!» - повернулся к ней спиной и стал одним из толпившихся у сцены людей: не смотрел на Марфу, не подходил. Не обращал на нее никакого внимания.
"Хам какой – то!" – подумала она и обрадовалась тому, что ее реальность, ее восприятие жизни к ней вернулись. Она стала слышать, видеть, ощущать и понимать себя, радостно улыбалась всему свету, так как снова стала самой собой – заместителем директора средней школы, железной леди, стойким оловянным солдатиком. Но он опять подошел к ней, опять заглянул в глаза и опять Марфа почувствовала, что попадает в поле его магического обаяния. Она тяжело вздохнула и старалась не смотреть в его , дурманящие душу , глаза, - только так она могла защититься от этого мужчины.
-Где твой муж? –спросил он. – Здесь? Где он?
-Бывший муж живет в Москве. У меня нет мужа.
-Ничего бывшего не бывает. Ни в этой жизни, ни в прошлой, раз уж ты так за прошлое держишься.
-Но он бывший муж! – настаивала Марфа.
-Все, что было в прошлом, всегда идет рядом или за нами.
Она не понимала к чему он все это говорит.
-Ну вот, к примеру, - объяснял он ей,– как про тебя говорят со стороны твоего мужа? Они говорят так: «Она жена...», - он подал ей реплику. – Чья ты жена? Как зовут твоего мужа? Кто он по профессии?
-Дмитрий Борисович Бессонов. Режиссер.
-Вот! – продолжал он ее воспитывать. – Ты жена Дмитрия Борисовича Бессонова, театрального режиссера, – и посмотрел на нее так, будто хотел сказать: «Вот и я теперь про тебя кое-что знаю, а то все неизвестная, да неизвестная...»
Она смутилась. Он перехватил ее смущение, перебросил с ладони на ладонь и вернул ей обратно.
-Так вот где , оказывается, театральные режиссеры держат своих жен! - вероятно, ему казалось, что театральные режиссеры отправляют своих жен в ссылку?
-Это твои дети? – он указал на ее второклассников. – Где твои дети? С кем они сейчас?
-Сын у бабушки в Минске.
-Муж в Москве, сын в Минске, а тебя что сюда занесло?
Она опять не ответила.
Тогда он подошел к Агнессе Львовне и тихо спросил: «Она живет одна?»
-Да, – ответила Агнесса Львовна.
-Совсем – совсем одна? – переспросил он и посмотрел на Марфу так, будто каждый, кому вздумается, может обидеть ее. А она , вот такая беззащитная, стоит сейчас перед ним и некому ее пожалеть.
-Многие так живут, – вздохнула Агнесса Львовна, вспомнив про свою одинокую жизнь. - А вас что сюда занесло, на юбилей?
-Случайность, -ответил он.
- Вот и ее сюда случайность занесла! – сообщила Агнесса Львовна.
-А случайность на случайность дают что? – спросил он у Агнессы Львовны, - и сам себе ответил, - а случайность на случайность дают событие. К тому же, рождественские дни, пятница.
Марфа подумала, что этот мужчина суеверен и переспросила: «Какая пятница?"
-Стра-а-а-шная пятница, - ласково ответил он и снова закружил, завертел ее своим взглядом. Она отвернулась. Но он подошел с той стороны, куда она смотрела.
-Скажи, твой муж до Москвы работал здесь? - он постучал каблуком в пол. – В этом театре?
-Это не театр. Это Дворец.
-Дворец? А ты в нем принцесса?
-Я не принцесса. – возразила Марфа. – Я работаю в школе.
-А вы щелкунчик! – вмешалась в разговор Агнесса Львовна.
-А вы орешек! – отпарировал он ей. – Знаем мы такие орешки! – подхватил Марфу Ивановну под локоть и вывел ее на служебную лестницу, подальше от посторонних глаз. Марфа хотела возмутиться, но не успела.
-Согласитесь, - сказал он, - здесь гораздо спокойнее, чем там , в суматохе, когда об вас все толкаются и мешают разговаривать. Какие нахалы!
-Да! – согласилась она. – Нахалы! – и хотела вернуться к своим второклассникам, но он не пропустил ее:
-И вы теперь не признаете театр, потому что обиделись на театр? – спрашивал, наступая на Марфу так, что она поднималась все вверх и вверх по лестнице.
-У нас в театре нечего смотреть, вечное ощущение пыли и грязи, – растерялась она.
-Грязь??? – он подумал о том, с какой грязью пришлось столкнуться этой женщине, но сопоставив слова «грязь» и "сцена", переспросил, - атмосфера такая? – вспомнил о своих концертах , и глаза его засветились безудержной радостью.
-А здесь сцену чисто вымыли? Ты не забыла проверить?
Марфа подумала, что пора бы и рассердиться на него, но не рассердилась. На этого человека невозможно было сердиться. Он озорничал и проказничал, словно ребенок. Был прост и доступен в общении, весь светился радостью, и это уравновешивало их отношения.
-В нашем театре сейчас безвластие и безвременье, - это сказывается на постановках, – объяснила она.
-И потому ты не ходишь в театр. А где ты обычно сидишь в зале? В ложе, или там тоже пыль и грязь? – он улыбнулся рифме « в ложе тоже» и ждал ответа.
-Не все ли равно, где я сижу? – не захотела отвечать Марфа. - Обычно я сижу в зале, где–нибудь сзади!
-Ох! – воскликнул он. – Как сказано! – и поморщился, как от кислого яблока и повторил как стишок, - А где ты сидишь в зале? А я сижу в зале! – и разозлился. – А я сижу в заде!
-Я сказала сзади, а не в заде!
-Так ты любишь сзади, а спереди сидеть не любишь?
-Впереди сидеть я не люблю, - начала было она, но заметив его нахальный взгляд , возмутилась.
– Не хамите мне!
Он развел руками: «Ну что вы? Ну как можно? - теперь он смотрел на Марфу Ивановну и думал - Да она никакая!Некрасивая! Смешная!Вот какая!» - и это его радовало, и он готов был спеть ей песенку про каких–то девчонок, которые сидят по домам, как камешки, и ничего в жизни не смыслят! – но она снова разгадала его мысли.
Ему показалось, она подсматривает за ним, подслушивает его мысли, различает мелодии и слова песен, которые постоянно вертелись в его голове.
-Ты не зритель, – констатировал он. – Ты наблюдатель.
-Как это?
-Ты наблюдаешь, правильно ли актер играет свою роль, как режиссер выстраивает свой спектакль, соответствуют ли декорации и свет задуманному.
-А как надо смотреть? – не понимала она.
-Надо просто смотреть. Просто слушать и радоваться, и получать от этого удовольствие.
-Расслабиться, когда тебя насилуют?
-С такими, как ты, наблюдателями, трудно общаться, трудно работать, вздохнул он, - а сегодня на концерт, думаю, придут одни наблюдатели. - Он почувствовал себя неуютно и сожалел, что поделился с этой женщиной своими опасениями. Она не ответила. У нее были свои мерки по отношению к искусству.
-Ну и какой режиссер тебе нравится сейчас? – спросил он мрачно. Она хотела ответить, что этот режиссер он, но почему–то сказала : «Тарковский!»
-У, ностальжи! - « ностальжи» было сказано про Марфу, и она обиделась за себя и за Тарковского.
-Какой человек подсказал тебе фильмы Тарковского посмотреть? – взгляд его был ироничным, тон насмешливым.
-Сама как–то определилась в своем выборе, – ответила она. – Смотрела-смотрела разные фильмы и выбрала для себя Тарковского , Филлини, Бергмана.
-А после них тебе все неинтересно! Назови хотя бы две этикетки его фильмов. Понимаешь , о чем я говорю? Ну вот, к примеру, к фильмам «Ностальгия» и «Жертвоприношение».
-Свеча в руке и Дерево.
-Чему тебя Тарковский научил?
-Не научил. Заставил. Заставил по–иному смотреть на такие понятия, как жизнь, смерть, душа. Объяснил суть этих явлений. Раскрыл понятие святости, трагедии раздвоенности плотского и духовного, объяснил, что самым мучительным пороком является гордыня от иллюзии, что человек независим и ему ничто не угрожает.
Он смотрел на нее, как на послушную ученицу, а она оживилась, стала говорить еще что–то о своем понимании жизни, о душе , о святости , о сыне, о маме.
Он почти не слушал, о чем она говорила, так как знал все, что она может сказать. Он просто смотрел на нее, просто радовался, а глаза по–прежнему говорили : «Давай убежим!»
Она вздохнула. Стала смотреть в окно. Он прислонился к стене и тоже стал смотреть в окно – вроде на небо, а вроде и не на небо, а куда–то дальше и выше неба… И они стояли так довольно долго, слегка соприкоснувшись рукавами.
Он стал тихо–тихо что–то нашептывать, и она не сразу поняла, так тихо он говорил – это были стихи:
На свете все переменилось,
Даже простые вещи-
Таз, кувшин, вода…
Когда стояла между нами,
Как на страже,
Слоистая и твердая вода.
Нас повело неведомо куда…
Пред нами расступались миражи,
Построенные чудом города,
Сама ложилась мята нам под ноги.
И птицам было с нами по дороге.
И рыба подымалась по реке,
И небо развернулось пред глазами,
Когда судьба по следу шла за нами,
Как сумасшедший с бритвою в руке.
Хорошо, что ты не была знакома с Тарковским, - пошутил он, - иначе он взял бы тебя с собой, и я бы тебя не встретил.
-Знаешь, - поделилась Марфа своим секретом. – Тарковский, когда тяжело заболел, тоже спал с Библией в руках.
-Тоже??? Ты тоже спишь с Библией в руках???
-Иногда помогает, – улыбнулась она.
-У тебя, наверное, вся комнатка в иконках! И в церковь ты ходишь в платочке!
-У меня только две святых иконки! – почему – то оправдывалась она. – Которые мне мама подарила.
-Только две святые иконки? – он повторил за Марфой ее слова «иконки» и «мама», и, казалось, подержал эти слова в ладонях и как-то очень бережно, очень трогательно вернул ей их обратно.
-Почему ты такая? - спросил он.
-Какая такая? – его глаза пели и смеялись и закручивали ее в какой–то танец!
Лестничная площадка, на которой они стояли , была вся соткана из солнечных бликов, рекламных огоньков, теней и звуков, проникающих в здание через окна. И эти свет и тени вели между собой свою игру – появлялись над головой каруселью, уходили под ноги , забегали за спину и снова возникали впереди…
Марфе подумалось, что вот сейчас Он станет дирижировать всем этим чудом, но он задумался о чем–то о своем, о чем–то очень болезненном и печальном. Может, эта встреча напомнила ему о прошлом, о тех проблемах, которые волновали его теперь?
- Почему ты ушла от мужа? Тебе было с ним неуютно?
- Мы не любили друг друга. Как говорит моя мама, мой муж был просто ЗОМБИ! Какой-то зомбированный тип!
Он передразнил ее: «Как говорит твоя мама!– и хотел спросить – А что ты сама про своего мужа знаешь? – но вдруг ощутил слово ЗОМБИ , испугался за Марфу. – Зомби? Ты жила с Зомби? – в его глазах мелькнули смятение и страх. Потом он оценил, что Марфа жива и невредима и вот сейчас стоит перед ним и что–то лепечет своим милым голоском.
-Твой Зомби был Голубой? – его удивило, что она рассуждает на эти темы просто и без смущения.
-Нет. Он не был голубым. Он был такой...- она задумалась на миг - Он был такой, какой есть.
-А если бы был голубой, ты бы от него ушла?
-Нет. Если бы любила.
-Если бы любила? - переспросил он.
-Мужчина – не моя собственность! Он ничего не должен мне за мою любовь.
-Ты допускаешь определенную свободу выбора для каждого человека?
-Конечно.
-Я спрашиваю об определенных свободах.
-Каждый вправе выбирать то, что ему нужно в жизни.
-Как ты считаешь, ВЕРНОСТЬ – чувство врожденное?
-Приобретенное. Если человек любит, он верен.
-А если любишь, не изменяешь? И никогда не изменяла?
-Однажды, - горестно вздохнула Марфа, вспомнив о чем–то печальном, - я бросилась в омут с головой от боли от отчаяния, когда поняла, что любимый человек уходит... Навсегда уходит...
-Тебе было так больно? - спросил с таким участием , что Марфе стало жаль себя.
Она не ответила - не захотела возвращаться в свое прошлое.
-Ну и как последействие? Не стало хуже?
-Я спаслась.
– Спаслась, уйдя в омут с головой?
Она подумала о том, что у каждого ОМУТ свой, и как бы прогулялась рядом с его омутом, как бы слегка коснулась его омута, но проникать туда не захотела, а только устрашилась бездне чувств, в которой так одиноко и горестно бьется его душа.
Марфа улыбнулась так по–доброму, так по–домашнему, что им обоим стало тепло и уютно. Но он опять стал ее расспрашивать:
-Ну и кто твой мужчина сейчас? – он знал, эта женщина ответит на любой его вопрос, только почему-то пожалел, что спросил ее об этом.
-У меня нет мужчины, – ответила Марфа, и он посмотрел на нее так, будто она солгала ему. А она подумала о том, что в ее жизни нет никого, кто бы заполонил ее сердце, как послеоперационный шов, от которого все болит, и без которого уже НИКАК НЕЛЬЗЯ.
-Как же ты живешь без мужчины? Как Маша Распутина? – и тут же пояснил – Это Маши не касается, просто по аналогии с фамилией.
-Я веду «госпитальный образ жизни», - пошутила Марфа.
-Ты болеешь? – спросил с таким сочувствием, что она поняла, он готов кинуться куда–то искать докторов и деньги на ее лечение.
–Знаете такие стихи : «Приду домой и сразу упаду!»
-Упаду с кем?
-Упаду от усталости! Устаю так, что ничего от жизни не хочется!
-Тебе не хочется жить???
-Я сказала ничего от жизни не хочется.
- Это одно и то же, - заявил он. - Уходи немедленно со своей работы. Твоя работа тебя убьет!
-Но у меня нет другого образования! Разве я могу работать где – то еще???
-Переучивайся! – взорвался он. – Я учусь и переучиваюсь всю свою жизнь! Если человек этого не делает, то превращается в...- он не сказал, в кого превращается человек, который не учится всю свою жизнь, не захотел обижать Марфу, которая явно не понимала, для чего ей нужно переучиваться и не хотела этого делать. Тогда он стал объяснять ей это на своем примере:
-Моя работа, - говорил он – Это моя жизнь! Я работаю по пятнадцать, шестнадцать часов в сутки! Вечные переезды, гостиницы, концерты , съемки на телевидении, репетиции до изнеможения! Но знаешь, - он заглянул Марфе в глаза. – Мне это нравится! Конечно , приходится от многого отказываться: у меня нет времени на то, чтобы просто расслабиться, поразмышлять, просто поваляться в постели. Нет времени на то, чтобы вдоволь пообщаться с близкими людьми. Но это ПЛАТА за то, чтобы осуществлять мои самые безумные проекты и воплощать их потом на сцене. Ты говоришь, что работа вампирит тебя? А я вампирю свою работу - чем больше я работаю, тем больший заряд энергии получаю. И знаешь, о чем я сожалею больше всего? О том, что в сутках только двадцать четыре часа, и я не успею сделать все, что задумал!
-Не путайте СУДЬБУ с ПРОФЕССИЕЙ! – ответила Марфа, сообразив вдруг, как истово, как самозабвенно этот человек трудился! Как безоглядно, по–рыцарски, вел себя в простом общении, и каким жестким непримиримым становился, когда речь заходила о его творчестве.
-Скажите, - прервал он ее размышления, - а что вы делаете по вечерам, лежа "в" или лежа "на"? Где вы спите?
-В постели! – удивилась Марфа.
- Я знаю! Вы читаете! – он посмотрел на нее с сожалением. – Нет! Вы не читаете! Вы листаете журналы, курите папироски, пьете кофе.
-Я не пью кофе, предпочитаю молоко.
-Что ж, здоровая пища! – недоумевал он. – А почему вы не пьете кофе?
Она рассердилась:
-Предпочитаю все, что вкусно, а все что вкусно – дорого! Поэтому не предпочитаю ничего! Но, когда замерзну или получу стресс, пью спирт!
- Вы говорите о стрессах, как о зарплате! – его всего передернуло от мысли, что Марфа Ивановна по вечерам и по праздникам, лежа в постели, пьет спирт – А что, так холодно и голодно в вашей квартире, что вы все время под одеялом и пьете спирт?!
- Как в блокадном Ленинграде! – не задумываясь ответила она, и он оттолкнул ее взглядом, разве можно так шутить???
Она вдруг представила Ленинград военных лет. В ее сознании отпечаталась картина каких-то улиц, каких-то серых зданий. Окна домов, заклеенные крест- накрест бумажными лентами. Черный от копоти снег. Вереницы голодных, измученных людей. Куда они все идут? Почему идут так медленно? Почему они все идут за водой? Почему за водой?
И снова услышала его голос: "А по каким признакам вы узнаете стресс? Руки дрожат???"
Марфа обиделась!
-Руки не дрожат! Состояние такое, будто я неделю плакала!
Он перебил ее:
-А плачете вы только тогда, когда что–то НЕ ПОЛУЧАЕТЕ???
- Неправда! – она пыталась объяснить ему себя. – Во мне тогда все дрожит! Каждая частичка меня дрожит!
-А!!! – сказал он пренебрежительным тоном. – Вы вся ДРЕБЕЖЖИТЕ!!! - слово «дребезжите» произнес с московским выговором.- Примете рюмку и ДРЕБЕЖЖИТЕ!
-Ну знаете! – разозлилась Марфа. – Вы прямо какой–то!!! Вы какой–то!!! Какой-то тип!!!
-Ну вот такой я! – заявил он. - Моисеевская порода!
-Правильно! - согласилась она. - ВЫ - Моисеев и Горе! - повернулась и хотела уйти.- У меня работа!Из-за вас я шефов не поздравила!
–Да-да, конечно, у вас Работа!!! – он подхватил Марфу под локоть и провел впереди себя в какую-то дверь. – Проходите! Пожалуйста!
Они вошли в просторный светлый холл. Марфа беспомощно оглянулась по сторонам – за все это время они накружили по Дворцу столько, что она не понимала, где находится.
-А я вот стрессы снимаю музыкой, – он как-то просяще улыбнулся. – Правда. Музыка окрыляет.
-А я вот редко слушаю магнитофон!- все еще обижалась она.
-Магнитофон слушаете??? - он не понимал, как можно слушать магнитофон, а не музыку.
А она не могла долго сердиться на этого мужчину, ей было бесконечно радостно и уютно рядом с ним.
-Знаете, - сообщила она ему, – когда мы разбежались с мужем, сын вывесил в детской комнатке ваш портрет. Все удивлялись, зачем? А я привыкла, вот почему вы казались мне все это время знакомым! – она радостно улыбалась своему открытию.
-А портрет в траурной рамке? Что, хоть, изображено на том портрете? – спросил так, словно на портрете могло быть изображено что-то такое, о чем Марфе знать не полагалось. Глаза стали грустными – грустными.
-Вы там весь в черном, очень красивый! – успокоила она его.
-Я красивый?!? – удивился он, потом щелкнул каблуками, как гусар, и поклонился ей. – А так я вам не нравлюсь? – и потрепал себя по светлому загривку. Марфа удивленно подумала о том, что за время разговора с ним она не заметила, какая у него прическа, как он вообще выглядит. Она видела только его глаза, на которые летела, как мотылек на ярко зажженную лампу.
Он глубоко вдохнул в себя воздух и совсем непроизвольно, не отдавая себе отчета в том, что делает, разлохматил ей волосы и поцеловал в щеку. Ей показалось, рядом зазвенели рождественские бубенчики, и все вокруг закружилось, завертелось, как в калейдоскопе : пол, потолок, окно...Она схватилась руками за его свитер, боясь только одного, что вот сейчас земля уйдет у нее из-под ног, и она, Марфа, останется где–то в невесомости, где–то между небом и землей...
Он легонько отстранил ее руки от себя, сильно сжав при этом за локти, и слегка встряхнул. Сообразив, что произошло, она отшатнулась от него. Он поднял руки вверх, игриво и ласково произнес: «Я не дерусь!»
Ей было неловко и стыдно. Он же, взяв ее за плечи, еще раз легонько встряхнул и спросил:
-Я тебе нравлюсь?
-Разве вы можете не нравиться? Ваши песни, ваши шоу…
-Которых ты никогда не видела и не слышала! – перебил ее он. Потом ткнул себя пальцем в грудь и спросил по слогам, как спрашивают у иностранцев, не понимающих русский язык.
– Я те-бе нрав-люсь?
-Да! – на одном выдохе ответила Марфа.
И тут же возникла пауза, похоже, он задал ей вопрос, на который у самого ответа не было.
Марфа вдруг подумала о том, что вот она – Марфа Ивановна, заместитель директора средней школы, железная леди, стоит в промерзшем холле и рассказывает приезжему артисту о себе все подряд, как в поезде, случайному попутчику.
-Ты моя? – спросил он вдруг.
Она не понимала, о чем он ее спрашивает, она уже вернулась в свою реальную жизнь.
- Ты моя звездочка?
Она пожала плечами. Она не знала, о какой звездочке он говорит. А в это время в холл вбежала организатор юбилея, взволнованная, улыбающаяся, огорченная. Она отчитывала актера, как маленького мальчика, которого вечно нужно где–то разыскивать: "Уже давно закончилась торжественная часть. Объявлен концерт, а вас все нет!Вы даже переодеться не успели!"
-Не надо так волноваться, - успокоил он ее, - переоденусь после концерта, и, уже сбегая по ступенькам к сцене, оглянулся на Марфу.
-Ты будешь моей! Ты будешь моей звездочкой!
- Я очень хочу посмотреть ваше шоу! - воскликнула она.
-Ты считаешь, что это шоу? - удивился он.
-А разве нет? А что это такое? - и вдруг увидела , как он, на глазах у толпившихся в служебном помещении людей, проделал свой фантастический трюк!
Подобно испанцу! Подобно тореро, актер шел к своей РАМПЕ!!!
Марфе привиделся костюм, в который он был одет – черный, с серебристыми блестками. Лунный, воздушный плащ с меховой опушкой изящно обхватывал его тело! Как зачаровывающее видение, необычайное и пугающее по красоте, перед изумленной публикой предстал Человек – Бог! Человек – Дьявол! Человек, с какой-то другой , мистической планеты. Гордый! Прекрасный! Недосягаемый!
Это ошеломило!!!
Он оглянулся на толпу, и возвысился над этой толпой, потому что понимал ее грешную суть. Но в нем не было ВЫСОКОМЕРИЯ, он ПОДАРИЛ этой толпе свой восхитительный взгляд, и этот взгляд покорил всех, кто смотрел на артиста.
С грустью, и думая о чем-то невозможном, он прощался с Марфой, а она уже слилась с толпой и вместе со всеми весело смеялась над тем, что только что было проделано для нее одной, с таким великолепным талантом и изяществом!
Марфа непроизвольно послала ему воздушый поцелуй. По лицу актера пробежал гнев! Но, увидев , что его гнев испугал Марфу, он улыбнулся ей и только взглядом ПОКАЗАЛ, что ее поцелуй – это частичка ее души, которая летит к нему, невидимая для всех, но желанная для него. И, подождав, пока ее поцелуй коснется его губ, он вдохнул этот поцелуй в себя! А потом вернул Марфе свой поцелуй.
Ей показалось, она увидела легкую дымку, направляющуюся от его губ к ней. Она ощутила , как плавно и медленно поцелуй достигает ее губ. Она слегка приоткрыла рот, и этот поцелуй вошел в нее, и она выпила его весь, без остатка! Глаза у нее закрылись, а из сердца вырвался тихий стон.
Она открыла глаза. Актер еще раз выглянул со сцены в коридорчик, улыбнулся ей и скрылся за кулисами.
И ей показалось вдруг, что все это время она находилась в каком-то гипнотическом сне. И этот сон пролетел, как один короткий миг, как яркая вспышка кометы, которая внезапно появилась над горизонтом, расколола небо на две половинки и исчезла, так же быстро, как и появилась… Она взглянула на часы и с ужасом отметила, что с того момента, как вошла во Дворец Машиностроителей и остановилась в коридорчике перед сценой, время не сдвинулось ни на секунду. Остановились ли часы или остановилось время, она не знала и только задавала себе один и тот же вопрос – было ли все то, о чем она так ясно помнила, на самом деле, или же все это ей только привиделось? Привиделось за один короткий миг, когда актер случайно появился в дверях и заглянул ей в глаза...
Но тут Агнесса Львовна потащила ее за собой в зал на концерт Бориса Моисеева и Марфе Ивановне уже некогда было поразмыслить над тем, что же такое произошло на самом деле.
Глава 3
В зале было безумно холодно. Холодный воздух проникал со всех сторон. Марфа куталась в свой тонкий цыганский платок и пыталась согреться. Она запуталась в своих беспокойных мыслях и только машинально аплодировала артистам.
Агнесса Львовна постоянно толкала ее в бок и ядовито говорила: "Да он – гей! Гей!»
И, понимая, о чем говорит Агнесса Львовна, Марфа еще больше куталась в свой тонкий платок, но хуже всего было то, и она отдавала себе в этом отчет – ей было абсолютно все равно – гей он или не гей – она любила этого человека. Она любила его всю свою жизнь!
В Марфе уживались два существа. Вот она – Марфа Ивановна из провинциального маленького городка, который постепенно поглощал ее, делая частичкой однородной безликой толпы. И вот она – Марфа, про которую говорили, что у нее третий глаз во лбу, так точно порой она могла предугадывать события и судьбы людей, оставаясь при этом человеком деловым и серьезным – она была далека от суеверия и предрассудков!
-Агнесса Львовна, - строго спросила Марфа Ивановна, - о чем со мной говорил Борис Моисеев?
- А он с вами не разговаривал! – изумилась та.
- Но как же, ведь он и вас о чем-то спрашивал?! - Мафа Ивановна почему-то испугалась. Страх заполонил все ее существо.
-Ой, спросил только, что вас занесло на этот юбилей!- рассердилась Агнесса.
-Вспомните! Вспомните хоть что-нибудь из того, что произошло!- настойчиво и взволнованно просила она Агнессу Львовну "вспомнить обо всем", что той как-то и неловко сделалось за Марфу Ивановну.
-А ничего не произошло - усмехнулась Агнесса. – Когда он сбегал по ступенькам, то чуть не сбил вас с ног, а вы все пытались схватить его за свитер, будто боялись упасть, а потом вы ходили друг против друга, как два кота на масленице. А потом вы исчезли!- Агнесса Львовна задумалась над тем, куда можно было исчезнуть вот так вот вдруг и сразу и с любопытством взглянула на Марфу Ивановну. - Ой, да не помню я ничего! – она уставилась на сцену, всем свои видом показывая , что Марфа Ивановна мешает ей смотреть концерт.
Марфа вспомнила рождественские бубенчики... ей захотелось плакать, так неуютно и тревожно сделалось в ее душе...она зябко куталась в свой цыганский платок, постепенно погружаясь в атмосферу смятения и страха... Все казалось ей нереальным, мистическим, происходящим не с ней и не в зале Дворца Машиностроителей , а на какой-то другой, воображаемой ПЛАНЕТЕ, где бродит полумесяц, звенят бубенчики, поет изящный, красивый мужчина – полубог, полудьявол, прибывший на эту грешную Землю, чтобы взглянуть на их человеческую жизнь...
Она вспомнила его глаза – ласковые, лукавые, загадочные... Он понимал порочную суть людей, для которых пел свои песни, он видел перед собой людей, жаждущих ПОРОКА, желающих вкусить этот порок и пропустить этот порок через себя: «Вы все порочны, - пытался он объяснить это зрителям, - а зрители кричали, смеялись и плакали от восторга.
"Я научу вас любить! Я преподам вам урок!» – он ИСПОВЕДОВАЛСЯ в своей песне, говорил людям СВОЮ ПРАВДУ, раскрывал им великое таинство любви. И в этом была загадочная самоуверенность актера, которую многие восприняли за высокомерие, но это было особое высокомерие, в котором выражалась покорность судьбе.
Марфу Ивановну потрясло это откровение. Этот « молчаливый» разговор актера со зрителем.
Но тут Агнесса Львовна толкнула ее в бок и удивленно проговорила:
-Вы только послушайте, о чем он говорит! ??? Игорем себя называет!
-Вас приветствует Игорь Моисеев! – звучал из-за кулис такой родной, такой знакомый голос.
В зале послышался ропот: «Нас разыграли? Это подстава?»
-Не удивляйтесь, -говорил актер. – Сегодня у меня счастливый день. Правда. Перед началом выступления ко мне подошла женщина, которая разгадала мое имя...Это имя знают немногие , только самые дорогие и близкие мне люди...БОРЯ и ГОРЕ...Горе всегда ходило за мной по пятам , и тогда я решил отделаться от него, считая, что горе заключается в моем имени. Но вот сегодня Горе ушло! А имя осталось! Сегодня я счастлив и хочу поделиться с вами своей радостью!
Марфа удивленно воскликнула:
-Это я сказала, что мне почему-то все время хочется называть его Игорем!
-Ну как вы не понимаете, - возмутилась Агнесса Львовна, - он шутит! А вы всему верите, прямо как маленькая! Лет-то вам уже сколько?
- Но мне почему-то все время хочется называть себя Игорем!!! – крикнул со сцены актер и закрутил концертную программу с новым очарованием.
Мужчины, которых было большинство в зале, готовы были выпрыгнуть из кресел, чтобы приветствовать любимого актера. Но Марфе показалось, что взгляды у мужчин были томными и нежными – эти мужчины все хотели примерить на себя любовь известного эстрадного артиста.
Она тяжело и грустно вздохнула. По залу блуждал лунный плавающий свет, перебегая с лица на лицо каждого зрителя, подчеркивая фантастичность происходящего в зале и на сцене. А со сцены струился яркий, искрящийся юмор, эфемерная легкость, будто и не люди вовсе пели танцевали, а эльфы спустились с небес и завораживали, обволакивали всех своей красотой и теплом, КУПАЛИ зрителей в бесконечной к ним нежности и любви, дарили им свою безудержную радость!
Марфа стала понимать значение и связь слов и действий, молчания и звука, танца и мелодий. В какой-то момент ей ОТКРЫЛСЯ ГРОМАДНЫЙ МИР, такой знакомый уже, и тем не менее, постоянно углубляющийся до бездонности!!! И этот мир переселился в нее! И она знала, он будет жить в ней постоянно, даже ночью, во сне!!! Но вот снова она услышала его голос:
-Где ты? – обращался к залу актер. – Где ты, звездочка моя?
Он побежал к зрителям в зал, а те тянулись к нему руками, прикасались к его одеждам , дарили ему цветы.
-Сейчас он подойдет к нашему ряду! – испуганно проговорила Марфа.
-Почему вы так думаете? – удивилась Агнесса Львовна и внимательно посмотрела на нее, а Марфа отвечала потерянным голосом – Но он сказал, что я его звездочка.
- Да когда он вам все это сказал??? Когда??? - задохнулась от возмущения Агнесса Львовна.
«Я схожу с ума!» – подумала Марфа. Она стала похожа на маленького , несчастного , замерзшего котенка, который заблудился в чужом подъезде и теперь не знает, куда приткнуться. А навстречу ей бежал Борис Моисеев. Он радостно улыбался, словно они договорились встретиться здесь, в зале.
«Мне это все привиделось! – говорила себе Марфа. – Не было ничего!» – она стала смотреть мимо актера куда–то в первые ряды, только бы не смотреть в Его обольстительные глаза!!!
Актер перестал петь. Звучали одни хоры. Обеспокоенно и удивленно он смотрел на Марфу Ивановну. Он был одет в лунный черный костюм. Серебристый воздушный плащ с меховой опушкой так изящно обхватывал его тело...
"Я уже где–то видела этот костюм! - она вспомнила восхитительный трюк с воздушным поцелуем. - Но тогда мне все это привиделось! А сейчас? Или сейчас мне это все ПРИВИДЕЛОСЬ? Или тогда ПРИВИДЕЛОСЬ?" - она запуталась во временных понятиях, перестала ощущать реальность и знала только одно – она столкнулась с огромной, непонятной ей силой, способной прокатиться через нее вулканом, испепелить, швырнуть в другие временные пространства, другие временные измерения, откуда обратной дороги нет!
Марфа перевела свой взгляд на зрительный зал, но весь зал, казалось, смотрел только на нее – и некуда было спрятаться от этих любопытных зрительских глаз!!! Она охнула, закрыла лицо руками, опустила голову, потом взглянула на мужчину, сидевшего рядом, – и сразу догадалась – « из группы Моисеева» – тот скосил на нее глаза и наблюдал за происходящим с холодным любопытством!
Актер остановился напротив Марфы и смотрел на нее, как на маленького котенка и ласково и нежно, и глаза его были такими печальными. Фонограмма закончилась. Он не уходил на сцену. Фонограмму включили снова. Он не пел. Зрители удивленно переговаривались:"Что он делает? Почему не поет? Что происходит?".
Теперь они смотрели друг на друга, словно взялись соревноваться , кто кого пересмотрит.
Глаза Марфы сделались холодными и злыми. По телу пробежал озноб, но она не отвела взгляд, словно бросала вызов: «Давай! Смотри! Я не боюсь тебя!».
На миг ей показалось, что это и не он вовсе смотрит на нее, а тот другой, кому она бесконечно доверяла и кого любила! Тот другой, который ушел от нее, ушел из этого мира - смотрит ей безотрывно в глаза!
Она перестала видеть и слышать, и только ощущала у себя в груди бешенный поток воздуха, который закручивался в вихрь справа налево, прямо через сердце, а вместе с потоком воздуха в нее ужом вползало что–то холодное, ясно осязаемое, непонятное, а потому вызывающее леденящий ужас.
Остатками сознания она хваталась за жизнь, которая, уходила от нее, оставляя после себя беспросветную тьму.
-Господи! – выкрикнула Марфа. – Господи! Да он же Дьявол!
-Что вы сказали? - переспросил мужчина, сидевший рядом.
-Он – нечистая сила! – вымолвила чуть слышно, и все повторяла про себя забытые бабушкины заклинания: «Изыди, изыди, изыди…»
-Нечистик? - усмехнулся мужчина, и тут же добавил поспешно. - По – моему, она приняла тебя за Мессию, Борис.
- Ты сказал МЕССИЯ? - проговорила, словно во сне Марфа, и мужчина уставился ей в глаза, пытаясь представить себе, что же все-таки такое эта женщина увидела в артисте, но, наткнувшись на суровый пылающий взгляд, вжался от страха в кресло, будто она – Марфа , могла сотворить сейчас с каждым из них, все, что ей вздумается! Все, что взбредет в голову!
Взлетит, к примеру, к потолку и сбросит оттуда что ни попадя! Начнет метаться над залом, разобьет вдребезги все их фонарики, лампочки, прожектора, изувечит всю их аппаратуру и станет ХОХОТАТЬ над обезумевшими от страха людьми и размахивать своим цыганским платком!!! Потом подхватит Моисеева и унесется вместе с ним куда–то ввысь, к небу, куда–то прямо к голубой луне, откуда они оба когда–то на этот грешный свет явились!!!
Марфа хотела запомнить лицо человека, с которым столкнула ее судьба, но увидела только холодный отчужденный взгляд, который проплыл у всех над головами, скользнул по лицам людей, ни на одном не задержался , а остановился где-то в глубине зала. Грустно качая головой, будто лаская маленького котенка , и как бы за что-то Марфе в отместку он произнес:
- Нет ее, моей звездочки! Не нашел я ее!
На сцену он вернулся измученный, словно какой–то вампир отобрал всю его энергию, словно случилось что-то страшное в его жизни, и он никак не может справиться со своей печалью. Но надо было продолжать концерт.
-Ты хочешь спастись? – спрашивал он в своей песне. – Но нельзя любить наполовину. Половинчатой любви не бывает!
Закончив песню, он просто стоял на сцене, просто молчал. И зрители молчали, притихшие и взволнованные, и такая необыкновенная тишина окутала зал.
Но вот кто-то закричал: « Голубую луну!!! Голубую луну!!!». Мужчины повскакивали с мест. Девицы размахивали руками и свистели от восторга.
Актер снова стал сказочно обольстительным, но смотрел на всех так, будто осуждал за желание окунуться в порок, за желание увидеть его – гея во всей красе.
- Хотите голубую луну? – спросил тоном вроде этого : « Ах, вы хотите порока, сладострастия, безумия голубых ночей??? Ну нате вам! Получайте!!!» – он медленно расстегнул рубашку и повел плечами так, что вызвал бурю восторга у мужчин и женщин , которые подбегали к сцене и дарили ему цветы. Он пел, а все танцевали и пели вместе с ним, и голос его уносился куда-то в поднебесье и потом возвращался обратно, будоража умы и фантазию зрителей.
После «Луны» он решил свернуть концерт и, пошутив, что ему негде ночевать, спросил, кто может пригласить его к себе на ночлег. Зал замолчал. Стало холодно. Каждый спрятался в свою скорлупу. Каждый, кто только что кричал и плакал от восторга , осудил актера за его шутку.
Теперь на него смотрели не зрители. Это были НАБЛЮДАТЕЛИ, которые чувствовали свое превосходство над актером, любили и лелеяли свое превосходство.
Марфа подумала о том, каково ему сейчас стоять одному на сцене под обстрелом осуждающих , жестоких глаз. Она предложила Агнессе Львовне и сидевшему рядом с ней мужчине поднять руки за актера, за его творчество:"Он ведь играет со всеми! Это просто игра! Он хочет сказать: «Вот я вам пел, и если я вам понравился, то поднимите руки!»
Мужчина усмехнулся и спросил: «Значит, надо поднять руки тем, кому он понравился?»
- Тем, кому понравилось его творчество! Это то же самое, если бы у вас спросили: «Кто пойдет со мной в поход?»
-Но он вас не в поход приглашает!
-Ну как вы не понимаете, - разволновалась Марфа. – Все, что он делает на сцене , называется психологическими играми.
-Так вы психолог!? – снова усмехнулся мужчина.
-Нет. Я не психолог.
-А кто вы? Кем вы работаете?
-Я замдиректора.
-О! – сказал он, - кого наш Борис себе в звезды выбирает! Послушайте, если вам так хочется поднять руку – поднимите! Кто вам мешает?
-Ну как это? Я все-таки женщина!
-Ага! – не унимался мужчина, - секрет в том, а что люди подумают? Но вы хоть рукой ему помашите, он так для вас здесь всех старался!
Марфа подняла руку и помахала артисту рукой. Он тоже помахал ей в ответ. Весь зал обернулся и уставился на Марфу. Она хотела опустить руку, но не смогла этого сделать.
-Это ужасно, это ужасно! - повторяла она.
-Что ужасно? – удивился мужчина.
-Я не могу опустить руку! Она как-будто к нему приклеилась!- Марфа вдруг ощутила вселенскую печаль, внезапно на нее обрушившуюся, и заплакала.
-Как магнитом? – переспросил мужчина.
-Да, -ответила она и опустила руку и прижала к сердцу.
-Связь!- оторопело произнес мужчина. – Скажите , вы где-нибудь, когда-нибудь встречались с ним? Вы о чем-нибудь с Борисом разговаривали?
Марфа почувствовала в словах мужчины угрозу, направленную в адрес актера и забеспокоилась за него, запереживала. И снова вселенская печаль обожгла ей душу.
-Нет. Я впервые его вижу. Я здесь случайно.
Актер повторил свою просьбу: «Прошу еще раз поднять руку того человека, который только что это сделал!» Весь зал обернулся и уставился на Марфу.
Марфа прижала руку к сердцу и горестно вздохнула.
Актер долго смотрел в зал, потом обратился к директору машиностроительного завода, назвав его по имени отчеству:
- Дмитрий Васильевич, вы пригласили меня на юбилей завода. Пригласите теперь к себе ночевать. Я буду хорошей девочкой. Тонкой-тонкой, картонной девочкой!
Зал взорвался от хохота. Все сразу уставились на директора завода, заподозрив того в неладном. А с первых рядов министры погрозили Моисееву пальчиками: « Бо-о-о-рис! Начальники таких шуток не по-ни-ма-ют!»
Зрители не могли угомониться от хохота... Он же повернулся ко всем спиной, показав таким образом, что свое отработал, и концерт окончен. Подарил все свои цветы организатору юбилея, назвав ее самым красивым организатором из всех организаторов, которых когда-либо знал, и ушел со сцены.
Напрасно зрители скандировали: "Бо-ря!Бо-ря!". Напрасно кричали :"Бис!БиС!"- на сцену он так и не вышел.
Глава 4
После концерта Марфа Ивановна на банкет не осталась, посчитав, что и без того на сегодняшний день ей удовольствий достаточно! Она выбежала из Дворца Машиностроителей, остановила такси.
Приехав домой, позвонила своему просто-другу-Юрику. Сказала о том, что хочет пить, курить и плакать, а на улице холодно и некому сходить за сигаретами. Юрик послушно принес сигареты. Разбавив спирт один к одному водой, они решили «по чуть-чуть по чуть-чуть» выпить и «побазарить» о том о сем.
Марфе впервые в жизни захотелось напиться и забыть обо всем , что с ней приключилось.
Друзья стали громко разговаривать и смеяться без умолку. Но тут раздался телефонный звонок.
- Алло! – сказала Марфа и услышала знакомый до боли голос.
-Здравствуйте! Борис Моисеев!
-Кто??? – почему-то не поверила Марфа.
Подождав, пока она отойдет от «шока», он сказал:
-Это тот Борис, который Игорь, - и поспешно добавил – Моисеев.
-А!!! – сказала Марфа, испытав вдруг обиду за все, что с ней произошло на концерте, когда она крестилась и повторяла про себя: «Изыди, изыди, изыди...». – Это вы -Тот самый Борис, который Игорь, который... - ее голос показался ей самой до неузнаваемости противным.
На другом конце провода повисла тишина.
-Алло, - дунула она в трубку, - почему же вы молчите? - и вдруг поняла, ему совершенно нечего ей сказать, а еще подумала, что это кто-то разыгрывает ее.
-Да , кто там звонит? – тоном заступника рявкнул Юрик. – Пошли ты его ко всем чертям!
-Придурок какой-то звонит! – рявкнула ему в тон Марфа. – Хватит придуриваться, кто это?
Он по-прежнему молчал, но не положил трубку. И она трубку не положила. И так в молчании прошла минута – две? Марфе показалось, что прошла целая вечность. Но вот она услышала голос не то раненого зверя, не то самого Дьявола: "Я приду...?7?"
Она вздрогнула. Ей показалось, он смеялся над собой, над ней, над всем светом и швырял свой смех куда-то в преисподнюю. В мыслях у Марфы прокрутились какие-то слова из его песен о том, что он войдет в ее сны, и она уже никогда-никогда не забудет о нем!
-Ну и приходи! Приходи! – закричала ведьмарским голосом. – Если знаешь номер телефона, значит, знаешь и адрес! Приходи! Я жду тебя! - она швырнула трубку и опустилась на стул.
-Кто это был? – спросил Юрик.
-Не знаю!Никто! –ответила Марфа. – Чувствуешь, слово-то какое? Никто!
-Ну что ты злишься? – спросил Юрик.
А она вдруг закричала : «Не хочу!Не хочу ничего слышать!!!»
Снова раздался звонок. Марфа схватила трубку. Звонила соседка.
-Что у тебя там за шум? Случилось что-то?
-Случилось. Сегодня я получила зарплату и стресс. – Марфа улыбнулась, вспомнив слова Моисеева о том, что стрессы она получает, как зарплату.
-Да что с тобой происходит???
-Ничего. Я полюбила.
-И кого же?
-Игоря. Ой, нет, Бориса Моисеева.
-Вот дура!
-А почему бы нет??? Почему нельзя???
-Да пошла ты к черту!- рассердилась соседка и бросила трубку.
А Марфа вдруг принялась хохотать и хохотала без умолку.
-Ну ты, Марфа, у нас дальтоник, - сказал Юрик, - надо же. А я сразу не заприметил.
Он стал убирать со стола и мыть посуду.
-Лучше пить «по чуть –чуть» кофе. Здоровее будет.
- Я не пью кофе, – ответила Марфа. – Предпочитаю молоко.- Она уже не смеялась, а смотрела в окно, куда-то на голубую луну.
А тут в подъезд примчалась чья-то разудалая, веселая компания. И эта компания поднималась с площадки на площадку, разыскивая чью-то квартиру.
Услышав знакомый голос, Марфа запричитала: «Это Моисеев, Моисеев пришел!»
-Что, Моисей пустился с небес? – спросил Юрик.
-Ты не понимаешь? – сказала она. – Ты не понимаешь!
Юрик замолчал и уставился на дверь. А за дверью происходило вот что: кто-то взбежал с седьмого этажа на восьмой со словами: "Ну где же , наконец, эта квартира? А! Вот она! 138!, - на цифре 8 голос вдруг осекся, и как-то жалобно и грустно, будто лаская белого котенка, произнес. - Нет нигде этой квартиры. Не нашел я ее".
А рядом чей-то веселый женский голос подсказывал, что между 138 и 136 квартирами есть та квартира, которую они ищут.
-Квартира без номера? -почти с мистическим ужасом произнес знакомый Марфе голос.
-Боже, - прошептала Марфа, - без номера- это моя квартира.
Она испуганно посмотрела на Юрика, потом на дверь. А там, за дверью, стоял человек, который ворвался в ее жизнь и разместился в ее сердце, как послеоперационный шов, от которого все болит, и без которого уже НИКАК НЕЛЬЗЯ.
-Вот она, квартира без номера! Женщина без адреса! - с театральным пафосом произнес этот человек.
Марфа смотрела на дверь в ожидании, что будет дальше. Она не встала с места и дверь не открыла.
-Ну и что это будет, если мы войдем? - спросил он.
-Шли и зашли! - засмеялась какая-то девушка. - Что тут такого, зашли на огонек!
-Думаю, если ты войдешь, это будет ЧТО-ТО! - ответил какой-то мужчина. И в голосе у него прозвучали нотки зависти и злости. - Что ты творишь???
За дверью повисла тишина. Все ожидали, как поступит ОН. А он вдруг сорвался с места и побежал вниз по лестнице, а за ним побежал и мужчина. И только девушка крикнула им вслед:" Э, а лифт?" - она вошла в лифт и, напевая какую-то веселую песенку, поехала на первый этаж.
-"Я любовь свою оставил у порога...", - сказал Юрик.
-А иди ты, Юрик , домой, - ответила Марфа. - Поздно уже.
-Можно я у тебя посплю? Я за рулем. Не могу вести машину.
-Только чур, не приставать! А то драться буду!
-Хорошо ,хорошо, - ответил Юрик и тут же попытался поприставать к Марфе, но она уже стояла со сковородкой в руках:
-Щас как тресну по балде сковородкой! Пошел вон!
Юрик отлично знал эту белую ворону, этот синий чулок, эту эгоистку, которая никого не любит и не умеет любить, и не хочет никого любить, а все время ждет кого-то, кого и сама не знает. Он послушно пошел в другую комнату. Лег и уснул.
В эту ночь Марфе Ивановне приснился Борис Моисеев. Он вошел в ее сон, вошел в ее мозг, в ее сознание, в ее кровь, в ее плоть. Он не прикасался к ней и только взглядом ласкал ее, жалел ее, любил ее. И она пропускала его ласки через свое сердце и возвращала ему обратно. А глаза его говорили: "Помни меня."
Утром в спальню к Марфеньке постучался Юрик.
-Я уже трезвый! - сообщил он.
-Зато я на всю жизнь пьяна! - ответила Марфа.
-Как же ты будешь жить теперь, такая пьяная? - спросил огорченно Юрик и поплелся к себе домой.
Марфа стала для городка коронным номером.
-Вон звезда Моисеева пошла! - говорили про нее незнакомые люди. Они весело смеялись, а иногда обступали ее плотным кольцом и смотрели как-то гаденько и пошло. А она говорила им, как говорят обычно привязавшимся случайно по дороге собакам и кошкам:
-Где! Где Звезда??? - и они отходили, пристыженные, или улюлюкали ей вслед: "Николаев так тот за ночь Дедом Морозом пятнадцать тыщ баксов берет! А ты Моисееву сколько заплатила???"
-Ты становишься знаменитостью! - пошутил как-то Юрик и почему-то спросил - Скажи, я тогда напился до чертиков, или он все-таки приходил?
-А был ли мальчик? - ответила она вопросом на вопрос.
-Разве он мальчик? - возразил Юрик. - Он девочка.
-Ах, отстань ты от меня , Юрик! - попросила Марфа. Она все чаще стала задумываться над своей жизнью, стала замечать и видеть все, что происходило вокруг : закаты, рассветы, снег, деревья, небо, людей...Ее все удивляло и радовало!!!
А однажды она пошла в музыкальный киоск и купила там кассету с записями песен Бориса Моисеева. Она хотела понять, с каким явлением в своей жизни столкнулась. Она хотела понять, кто он - этот человек, заставивший ее жить по-другому, по-новому!
Увидев на кассете его фотографию, Марфа удивленно воскликнула:
- Совсем не похож на себя Игорь Моисеев!
Продавщица рассмеялась.
-Почему вы смеетесь? - спросила Марфа.
-Вы сказали: " Совсем не похож на себя Игорь Моисеев!
-А разве это смешно?
-Так ведь он Борис! - ответила продавщица.
Дома Марфа включила магнитофон, подошла к окну.
-Надо просто слушать, просто смотреть и радоваться и получать от этого удовольствие, - вспомнила она его слова.
За окном шел снег. Снег скользил по стеклу, кружился и падал большими белыми хлопьями на землю. А по этому белому снегу спешили куда-то в свое завтра люди, и каждый жил в ожидании рождественских праздников. "Научи меня любить", - пел знако
Обсуждения Научи меня любить