Если Бог ведет Лично, есть такое понимание и действо, означающее непременный контакт и диалог человека с Богом, Он делает это достаточно строго, для души круто, без вариантов и снисхождений, непременно Божественно осмысленно, справедливо и направленно до мелочей. Воистину, это высочайшая Милость, редчайшая, выигрышная для души, так избранной, отмеченной Богом, понимающей высоту такой связи… но и неисповедимы пути Бога, непредсказуемы Божественные игры, даже если знаешь, что все по замыслу Бога, что твоего личного предприятия уже нет ни в чем и все имеет универсальную логичность, абсолютную последовательность, четко работающие и визуально наглядные причинно-следственные связи, игры и роли, все и всегда складывается, особенно если обозревать не вблизи, все сходится, состыковывается, уходит в будущее и так тянется из глубокого прошлого, все увязывая по пути в будущее, в Планы Бога на тебя. Даже так видящий и понимающий, увы, будет непременно так окружен иллюзорной энергией, что увидит во всем, не зная, что во что выльется и как отзовется, не веря в свое предназначение, увидит во всем напасть, неукротимый и не знающий меры Божественный произвол, увидит величайшую несправедливость, бесполезность, неразумность такого великого пути и будет падать перед Богом и стенать, мешая Богу творить Его дела, и находя Бога немилосердным, жестоким, не логичным и будет стоять на том даже тогда, когда явится, озвучится результат, ибо везде будет платить, платить и платить своим благополучием, многочисленными аскезами и страданиями самых близких людей.
Человек, даже глубоко верующий, обладающий подходящими качествами, подготовленный Богом все предшествующие рождения к этому священному диалогу, исполняющий все аскезы и предписания Святых Писаний, плохой соратник Богу, а потому лучше его не посвящать в то, что на него, запланировано, а вести хотя бы наполовину вслепую, ибо начнет со своей колокольни давать ценные указания Самому Ведущему, входя в диалог утомительный для обеих сторон, беря на себя по своему личному почину аскезы смехотворные, считая их великим своим жертвоприношением Богу, не зная, что Отец Сам устраивает аскезы так, что не подготовишься, не дашь в себе установку контроля чувств и желаний и не здорово на ура выдержишь, ибо Бог, зная все о подопечном, бьет в самые уязвимые места, о которых душа и понятия не имеет, и буквально извивается от Божественных ударов, крича Владыке, что Тот ошибся адресом, что не заслужил такого великого к себе Божественного участия и готов не увековечивать ни в чем и ни когда свое бренное имя, лишь бы отпустил… А то и начинает подумывать о том, что же он напортачил со своей кармой, что Лично Бог Сам заговорил с ним и Лично вставляет по первое число, причем размеренно, целясь в одно и то же больное место постоянно и выворачивая наизнанку там, где и не надеялся или считал, что здесь-то…
Поэтому с многими Бог говорит достаточно завуалировано, представляясь инопланетным существом или духом ушедшего родственника, или собственной мыслью, которую человек принимает за себя самого и строго следует ей, ибо себе отказать – Бог такое дает на высочайших ступенях развития, только великим и претерпевшим многое йогам. Но обозначить Себя, объявить Себя душе и с этой позиции действовать – это крайний, уникальный случай, непременно требующий сотрудничество, выводящее только на общество через Святые Писания, ибо Бог действует в таких случаях в интересах не одного человека, что может отозваться или в этой жизни или в следующей. Воистину, в такой ситуации оказалась я, что на самом деле есть великая удача, имеющая причины только в памяти Бога.
Нет в материальном мире аналогов, так раскручивающих мозги. Непременно, ведомый Богом в свое время сможет посмотреть на все события в своей жизни во всех взаимосвязях, причинах и следствиях и поразится, как универсально ведет Бог и достигает намеченной Божественной Цели на человека, будучи несгибаемым и при этом щадящим, как возопившее дитя успокаивает изнутри, не меняя ничего во вне, ибо Уроки Бога всегда долгие, необратимые и завершаются Божественными Надеждами, которые неописуемо чудотворны, ибо нет ничего действенней и сильнее одного Божьего Слова изнутри.
Уже изнутри познав в своей мере, почувствовав Бога и Его присутствие во всем, что происходило со мной, я неустанно со слезами и без, по всем поводам обращалась к Нему, называя жестоким, а то и несправедливым и по отношению к моим детям, и по вопросам, связанным с началом религиозного пути, по вопросам, связанным с работой, с безысходностью и с неудовлетворением непрерывным, чему память не видела ни начала, ни конца.
Вообще, можно ли спорить с Богом? А то и упрекать? Редко кто знает, что ни столько невыносимы сами страдания, сколько сопровождающие их Божественные энергии, столь великой силы, что невежественный, нерелигиозный человек такую энергию вынести не может, ибо изнутри идет весьма мощный посыл на гнев, крик, невменяемость, неадекватность. Такие энергии подвластны и далеко не всем продвинутым йогам. Это – сильнейшая вещь, которой Бог, по сути, измеряет духовную силу, сопротивляемость, выносливость, ступень совершенства живого существа. Эту энергию следует внутри себя контролировать великой внутренней силой, качествами, знаниями совершенными, терпением, напряжением, не издавая ни звука, терпеть, зная от Кого и для чего. Бог Себе на службу ставит тех, кто, пройдя через эти адовы врата, выдерживает. Но для этого надо практиковаться во всех направлениях, наращивая в себе устойчивую стену запрета на ответную реакцию, ибо и отсюда тоже вырабатывается великий штиль, абсолютная нереакция, терпимость, своего рода прививка на все виды земных раздражителей разных степеней силы, на все явления и давления материального мира над тобой после того, как Сам Бог нацелено, разнопланово, периодически, неустанно давал и дает эти энергии каждую свободную секунду, не теряя время даром, часто и в великой концентрации. Вот это было моим частым битьем, тем, против чего я кричала, оставаясь для всех вне меня абсолютно спокойной, никто не знал, какие страсти творятся во мне, как человеческие эмоции горят и сгорают на огне ума, чувств, ответственности перед Богом, выходящие из меня долгими молитвами и слезами. Но Божественные уроки, черпая причины в материальном бытии, повторялись с абсолютной точностью по силе и степени проникновения в меня, буквально изничтожали мою материальную суть, уча миру в себе и непривязанности в высочайшей степени. Я начинала понимать, что Бог никогда и ничего не дарит, но выращивает и только на этих условиях оставляет и делает качествами неотъемлемыми, складывая каждому в его рюкзак то, что еще пригодится и что послужит базисом для новых Божественных надстроек.
Когда Бог начинает говорить с избранным Лично – это событие потрясающее, уникальное по силе и действенности. Ибо и одно Слово Бога услышать – величайшая Милость, обещание великого духовного продвижения. Но говорить постоянно, и днем и ночью, непрерывно… До этого уже было рукой подать.
Если Бог понуждает Лично к развитию, не прикрываясь никакой маской потусторонних существ или инопланетян, если Бог начинает тебе доказывать истинность Своего в тебе присутствия единоличного, если ты это принимаешь, если ты достаточно разумен, и обладаешь хоть толикой настольных совершенных духовных знаний, то этот факт принимаешь непременно, хотя в великом изумлении, задавая только два вопроса: почему именно ты и для чего. Воистину, Бог почти тотчас отвечает на этот вопрос так, что принимая Бога в себе, ты никак не можешь принять этот дар, отличивший тебя в эту эпоху от миллионов, миллиардов…
Увы, все это было у меня впереди, а пока события за событиями, фактические простейшие, банальные, но как-то обрушивающиеся на меня, начинали давить так, как принимать из Рук Бога была не готова, хотя, битая жизнью, была уже достаточно пластична и покорна потрясениям, но готова была иначе идти, подниматься, чувствуя в себе долгое состояние благости, миролюбия, чистоты помыслов и более считала себя заслуживающей отдыха у судьбы, нежели череды событий изничтожающих… и не могла знать, что я только становлюсь на эту неисчерпаемую стезю страданий, ибо они назначены мне для великого очищения. А иначе – Богу со мной делать нечего, говорить не о чем и толку не будет. Но если Бог избрал, Он не отступает никогда, ибо все уготовил, знает все возможности и все последствия, все учел, все оправдал, всему дал и дорогу.
Осознание Бога в себе по Его инициативе – событие не ординарное, есть некий эмоциональный внутренний сильнейший всплеск, ломающий все стереотипы пониманий о своем внутреннем комфорте и благосостоянии души. Напротив, душа теряет покой навсегда, она напрочь забывает, что значит мирно задуматься в себе, быть с собой, в себе уединиться от всех и предаться размышлениям, но начинает по всякому поводу активно входить в себя и наконец-то начинает хоть малость отличать себя от Бога в себе, становится всегда предстоящей пред Богом, в этом смысле становится существом общественным, всегда востребованным событиями, всегда находящимся начеку и всему дающим оценку касательно себя и других, находясь в вечном и неутомимом анализе материального мира, с Богом разбирая его по составляющим и видя, наконец, достаточно точно свое место в нем, как и назначение, как и зависимость, как и свой смысл и цель, чтобы сформировать в себе то убеждение, те качества, то видение и понимание Бога, как Личности, чтобы однажды все это передать другим с точки зрения человека и человеческого среднего понимания. Фактически, Бог пожелал дать миру знания о Себе через опыт общения с Богом представителя среднего уровня, дабы знания стали доступными и понятными всем. Мыслить – значит говорить с Богом диалогом, Он и ты, вопрос-ответ, наставление – внимание, слезы – молчание, пояснение; нужда – терпение, разъяснение, помощь; произвол вне – отвод, на глазах перемена состояния нападающего…, - все управляется Богом тотчас, корректируется, подсказывается, извлекается, защищается… Я шла к этому диалогу, этот день уже дышал в лицо, я этот путь должна была усвоить, я должна была увидеть высочайшую роль Бога, как Отца и Супруга… Я должна была испить этот нектар, сладчайший, неземной, но и очень, очень непростой… Но пока, войдя в религию, понимая в себе Бога постоянно и Его Волю, я понимала и то, что абсолютно управляема, я видела, как Бог открывает мой рот, говорит со мной, дает только те мысли, которые мне по духу, по качествам, Сам направляет мыслью к Себе, к другим... как Бог управляет руками, ногами, взглядом, памятью, самой мыслью, вниманием, окружением, речью и поступками каждого… как Бог дает претерпевать самые разные энергии и чувства, начиная с благости и кончая гневом… как усиливает и ослабляет внутренние чувства, как мыслью владеет и направляет на деяния… На самом деле Бог так ведет всех, но материальные люди это не видят, религиозные – отчасти, йоги – поскольку работают над собой непрерывно – часто, а тот, с кем Бог заговорил – постоянно. Это – необходимо. Ибо обнаружить, просто увидеть Бога в себе – тоже мало. Необходимо, чтобы для души это состояние было естественным, реальным, бесстрашным, не меркантильным, не жаждущим себе за то наград, не строящим на этом свои материальные планы, но чтобы она, ни на что не претендуя, могла вручать себя Богу и решала свои с Богом повседневные вопросы разной тяжести, уверовав, что Бог здесь творит судьбу, управляет, причастен, ведет. Необходимо было, чтобы я начинала медитировать на Бога постоянно, пока еще не говоря с Ним. Мне это удавалось проще простого, ибо, не имея по судьбе умного и постоянного друга, никогда никому не выговариваясь о наболевшем, познав Бога, почувствовав Бога в себе, я припала к Нему всем сердцем, как к реально существующему, Высшей все понимающей Личности, на которую могла положиться, с которым могла в себе пока только односторонне, но разговаривать, перед которым у меня не было тайн или вещей, за которые было бы стыдно и я отводила бы внутри себя глаза. Но, выходя в себе на Бога, абсолютно зная, что Бог слышит меня, я обращалась к Нему по разным вопросам, как только жизнь начинала меня доставать, ставить в сложные ситуации, требовать аскез, хотя мне казалось, что по жизни я ими переполнена сполна. Я начинала реально видеть, что многое складывается, оборачивается независимо от меня, я втягиваюсь в простые, но не всегда желанные игры и роли материального мира, постоянно что-то из них извлекая, в то время, как мне грезился хоть какой-нибудь покой, ибо считала себя уставшей донельзя. Знать Бога и винить Бога – несовместимо, и все же, чувствуя где-то в себе внутреннее разрешение, я упрекала Всевышнего, моля Его, требуя, падая на колени, приводя вслух перед изображением Бога свои понимания, была рада, что хоть нашла себе вечного слушателя, внимающего, хоть и знала, что Бог все знает наперед, копалась в памяти, преподносила свои заслуги, просила их учесть. Ну, просто, как Арджуна в диалоге с Богом в Бхагавад-Гите. При всем том понимая Его Величие и падая ниц постоянно. Но когда никого не было дома. При домочадцах все было куда скромней, - молитвы, поклоны, не многословие. Все более адекватно.
Все было по Высшей Воле, все давало такие понимания и знания, что невозможно было не следовать за Богом неотступно, но впитывая в себя Бога, наполняясь Богом, заимствуя у Бога, ибо нужны Богу те слуги на духовном плане, которые бы уже не задавали вопросы, но мыслили бы и понимали, как Бог.
Я жаловалась Богу на Сашу, на безденежье, на постоянные стрессы и потрясения, на то, что постоянно плачу, молила приводить Свету вовремя домой, дать ей желание учиться, молила об игрушках для детей, просила позволить мне потратить на детские нужды деньги последние с тем, что Бог как-то возместит, надеясь на чудо, молила Бога и о своей работе, где уже события назревали, чувствовались явно, силы мои иссякали, дети выходили из-под контроля, уроки начинали почто что срываться, выводя из себя, когда я переставала и узнавать себя, ибо начинала кричать, грозить, требовать с элементом агрессии и непримиримости, теряя себя, свою суть, свои нравственные установки, теряя свое лицо, уважение к себе, теряя и свой вид, буквально падая во всех глазах, стремительно устремляясь в эту пропасть, глубоко в себе понимая, что, ну всем обладаю, знаю методику работы, знаю материал и как его донести, все же люблю детей, и могу виниться перед ними, но что-то начинало идти не только не так, но и остро не так, больно не так, унизительно и несправедливо не так, судьба забивала меня буквально в угол всеми возможными средствами, со всех сторон, начиная с быта, мужа, моих неухоженных детей, с моей одежды, внешности… со взгляда коллег, однако и уважающих меня и не находящихся в знании относительно дел моих, но на мне горела шапка, я готова была ретироваться, не зная как, куда, чем заменить, и что далее, извечная по жизни черно-белая ворона… Говорила, смотря в лицо изображения Бога Кришны, имея в боли такое в себе разрешение, от боли попуская запрет Вед, надеясь на понимание Бога, на милость. Говорила смиренно и не смиренно, обращалась с радостью и с болью, ибо любовь ко Всевышнему была во мне остра, до слез сильна, нежна, видя Его в своем сердце, обращаясь к Нему с великой верой и упованием, готовая принять от Него любое наказание, но и не могла бы знать, за что, ибо теперь была забиваема судьбою так в угол, что уж не было никаких ответных движений, сколько-нибудь благостных или греховных. Иной раз была просто потрясена великолепием молитвы, которую Бог вкладывал в мои уста, удивлялась своей речи, поражалась, лелеяла ее, как великое свое достояние, свою уникальную возможность говорить свято, чисто, проникновенно… я знала, что моя материальная речь была привлекательна, но здесь… откуда, когда… Я понимала Бога в себе с такой потрясающей силой, что становилась себе предсказательницей, видя явно, что меня ждет, на что я могу надеяться и рассчитывать, кто придет или приедет, будет ли неприятность или нет, какой будет исход и что ожидается… Бог удивлял, вовлекал, буквально ошарашивал предсказаниями, и я не могла понять - для чего? Хотя… Бог так показывал мне в который раз, что Он во мне, все от Него, Он дает милость и страдания, Он – причина высшая, неизменная… Многое Бог предсказывал, многим радовал, слал нежданную помощь, и изнутри утешал благостью. Но одно было сокрыто. Я не могла знать, что Сам Бог однажды и очень скоро Лично заговорит со мной, ибо сделать меня надо было не намеками, не предсказаниями, ни Божественными энергиями, но говоря мне конкретно, что делать, что ждать, что предпринять, но говорить так, чтобы я не терялась, как личность, имеющая свое мнение, и свой выбор. Путь Бога надо мной ожидался уникальный. Именно, реально, словами, энергиями разных уровней, однозначно Бог Кришна должен был начать говорить со мной, поясняя мне вещи так и такие, что я проглатывать их должна была в великом потрясении почти всегда. Откуда мне было знать, что, начав со мной диалог, Бог будет вовлекать в него и днем и ночью, везде и всегда, в самой любой ситуации, естественно, станет моей частью неотъемлемой, моей жизнью, моим супругом, моей мыслью, умом, разумом, непременно памятью… И это должно было не длиться годами, а стать образом моей жизни навсегда, во всяком случае вот уже более двадцати лет…
Одно Слово Бога, живое реальное – великое наслаждение, великое счастье, величайшая мистика и чудо, а говорить с Богом… Даже говоря ни о чем, Он расширяет сознание и углубляет понимание радикально, что человеку равного по пониманию среди людей уж не найти, и ему до конца своей жизни придется подлаживаться под речи других, которые становятся чуждыми, придется играть роли тебе не интересные, и все же извлекать оттуда милостью Бога и унося это в себе, как еще одно откровение, и далее идти только с Богом… На самом деле Бог вел меня к диалогу с Собой всю предшествующую жизнь, передавая меня из рук в руки событий, из рук отца в руки мужа, всегда давая иллюзию самостоятельности и независимости, но не оставляя меня без присмотра ни на секунду, но озадачивая проблемами вновь и вновь и чаще всего нуждами, и при всем этом никогда не топил, создавая во мне иллюзию великого потопа и так прибирая меня к Божественным рукам, дабы вручить мне, ставшую достаточно гибкой и податливой, служение Себе и достаточно не простое.
Теперь вновь маневры судьбы ужесточались, загоняя меня в узкое русло, где можно было именно так идти, так думать, так предпринимать и так молить, и так, в такой мере страдать, чтобы Волею Бога синтезировать из себя те качества, которые задумал и наращивал во мне Бог. Но чтобы вести меня, Бог начинал постепенно удалять все видимые мной материальные препятствия путями, которые виделись мне немалой и незаслуженной предвзятостью судьбы, если не сказать, что Самого Бога. Когда Бог ломает старое даже в одной судьбе, чтобы созидать новое и дать дорогу Задуманному, это бывает очень мучительно. Здесь надо довериться Богу. Но Бог ведет так, что не особо показывает, что готов подставить плечо, дабы игры были естественней с большей пользой, но при этом не отступает ни на шаг, все контролирует, как истинный супруг, не спускает глаз и, не ослабляя напряжение, ведет неустанно к тому, что не видно никак, но… давая изнутри надежду, но и не особо ею и балуя.
Саша зачастил в оставленное ему наследство, по-своему этому наслаждаясь, умиротворенный и удовлетворенный и тем внося хоть какой-то мир в семью частым отсутствием в ней. Воистину, План Бога на его отдаление начался, так отвечая на мой вопрос, на который мне так и не ответил духовный учитель Гопал Кришна Госвами даже приблизительно. Этому вопросу еще надо было несколько лет хорошо повисеть, но так, что облегчение начинало чувствоваться, хотя последствия еще были не ясны, и как-то я свои просьбы с происходящим не увязывала. На самом деле вопрос Бог начинал решать многогранно, подходя к проблеме с нескольких сторон, и фактически раньше, чем настоятельно высветился в моем уме, как мое величайшее , но утопическое желание, ибо я его только так и рассматривала, ибо, как не было, куда пойти мне, так и ему… но до поры. Да и он особого рвения никак не проявлял, но как бы и наоборот.
Саша милостью и Планом Бога от природы обладал достоинствами слабыми, на каждом шагу подводившими его так, что, как ни цепляли его женские юбки, ничего добавить или убавить к тому, что есть, он не мог, как и закрутить по-хорошему. К тому же, он здесь был с ленцой, жаден, чтобы что-то менять, практичен, не легко выбивался из насиженного седла по жизни, мыло на шило не менял, не умел здесь как-то строить планы и сосредотачиваться, был, короче, не авантюрного рода, ему было на всю жизнь достаточно одного кровопролития, где он также был борцом слабым, где, однако, без особых дебатов пришлось идти ради меня против всей своей родни, и уж очень пристрастных сестер, которые как сильно сопротивлялись новой невестке, так и охотно приняли меня но загостили чаще, чем моя мама, ибо и у самих начались свои семейные долгоиграющие катавасии, так и отводились Богом от противостояний мне как таковых.
В сексуальном плане Саша не очень посягал на всякого рода изыскания, ибо его же попытки его же и охлаждали, да и с моей стороны проявлялась незыблемая нравственность, чему способствовала и особенность тела, обладающего такой чувствительностью, унаследованной от отца, что оно буквально извивалось от малейшего к нему касания, что можно было предполагать и весьма ошибочно, что я нахожусь в сексуальном экстазе, в то время, как я испытывала достаточно мучительные состояния, отторгая всякие попытки лишнего приближения ко мне, пока как-то не настроюсь и не позволю овладеть своим телом. Вообще, имея на меня Свой План, Бог всячески огородил меня от излишних сексуальных наслаждений, привязывающих к материальному миру и противоположному полу, но так устроил и Сашу, что он был вполне удовлетворен тем, что есть, и не очень помышлял о том, чтобы ходить на сторону. Семья должна была быть, держаться, функционировать, не очень привязывать нас к друг другу, но и не отталкивать, все должно было работать на мой ум, сознание, нравственность, как я ее понимала, все должно было быть естественным, здесь не бьющим, не насилующим, не принуждающим, не дающим излишние страдания, ненужные мысли и помыслы. Все было тщательно продумано Богом в отношении той, которая должна была говорить с Богом и проповедовать те знания, которые бы не были подернуты ущербностью личной жизни при всей ее, однако, и сложности неумолимой. В этой связи и по Плану Бога мы вполне добровольно и естественно и с немалым удовлетворением спали на разных кроватях, ибо у Саши пробудился вкус к просторному отдыху, независимому от другого тела и обязанностей по отношению к нему и всякого пастельного этикета, а для меня, сколько я себя помню, спать с кем-то было великой и отнюдь не приятной аскезой телу, как и некоторым свинством и неупорядоченностью, загруженностью излишними отношениями, которые могли решаться и иначе, ибо тело и душа к этому не тяготела, но здесь отдавало долги, которые становились со временем взаимно ослабляющимися и тем упрощающими саму жизнь, не становясь особым акцентом семейных супружеских отношений. На самом деле, все контролировал Бог, всему давал время, всему давал быть, но не загружая этой стороной отношений, но и так, что Марков и не замечал особенность наших отношений, как и я, и благополучно время от времени путешествовал ко мне, терпя фиаско и нет, тем обостряя чувства, грозясь, получая милость, радуясь, прощая и удовлетворенный возвращаясь во круги своя. Бог же когда было надо, наполнял меня сочувствием, мобилизовывал мои чувства, и я отдавала ему причитающееся более из сочувствия и благодарности к его ненапористости, смирению и отчасти боли. Но так, чтобы раз в месяц согласно религиозным принципам… Увы. Он был не против, но далек по образу жизни от религиозных постулатов, никак не мог здесь себя напрячь и потому был мне далеко не друг в этом плане и тем подрывал мои религиозные порывы, связанные с ограничением сексуальных отношений, чем и заставлял все чаще поднимать к Богу глаза. Хотя на самом деле лед в этом плане тоже трогался, но не радикально, ибо Бог не рубил, а вел, вел аккуратно, учитывая качества и возможности, как и внутренние устои и понимания каждого, именно с тем и подбирал нас, как супружескую пару, связывал не одной жизнью, и склонял к поведению, к тому проявлению, которое от каждого и возможно было ожидать в разворачивающейся отнюдь не простой игре, где мне была отведена та роль, которая многое обязана была ограничивать, что было бы приемлемо в условиях материального мира и что способствовало бы диалогу с Богом. Бог озадачивал Маркова своей суетой, давал ему любовь ко мне и никак не ставил, не поднимал вопрос о разводе, ибо, как бы не сводил и не разводил нас, как бы не сближал и не удалял нас, имел на каждого План, где неотъемлемо присутствовал и другой и так до конца.
Бог держал его основательно в семейных узах, позволяя ему здесь чуть-чуть прикидывать умом, но ничего особого не предпринимать даже тогда, когда давал ему полную свободу, о которой между тем грезила и я, давал ему право и покуражиться, тем держа обоих в семейном тонусе, для острастки и развития меня, управляя им так, что уходя, он не уходил, был привязан столь прочно, что истинный разрыв было нечто инороднее нашим отношениям, тем более, что сердце мое не знало ожесточения. Оно было просто непривязанным и независимым, ибо я неизменно была в своей струе, и все остальное было побочным явлением, которое терпела, которое цепляло за ноги, но которое и придерживало на плову. Бог, взяв на Себя мой путь с рождения, повел меня особо, вне признанных норм и ценностей материального бытия, с уклоном на аскетизм, отрешенность, дабы дело, цель Бога, не пострадало, но и с тем, чтобы незыблемо исполнялось Божественное кредо, согласно которому в Божественном идеале женщина не должна быть одна. Она должна вестись сначала отцом, держащим ее в строгих нравственных рамках, далее, мужем, и так далее, возле нее по жизни всегда должны быть дети, люди, супруг. И это пронизывало мою жизнь, как и положено, было по замыслу Бога для женщины религиозной, под защитой Бога.
Состыковывая все, Бог также творил Свой План и на моих детей, удивительно идущий издалека, ибо и дети должны были знать Бога Кришну и в этом плане быть мне родными, меня во всем понимающими и разделяющими, и их понимание не должно было быть дано мной, но путями Божественными, уникальными, без моего намерения и особой инициативы. Это было целое Божественное предприятие, начинающее с их умов и сердец, ибо свой путь в Боге я считала своим личным путем, достоянием, завоеванием жизни, никого не приглашая идти со мной в моем направлении, не уговаривая, не разъясняя, не отягощая сознание детей ни в чем, хотя в глубине души понимала, что здесь им защита, здесь милость, здесь лучший причал. Но это невозможно было разъяснить, невозможно было сюда привлечь, Бог устранял меня и мою непосредственную здесь активность, направляя мысль на себя, свой путь, свое открытие, в котором предстояло еще самой утвердиться и насладиться. Но План Бога был, уже существовал на всех моих близких, в своей мере должен был коснуться и задействовать каждого, тем строя в моем окружении прекрасную баррикаду для моего пути, где не было бы враждебности, нетерпимости, ибо я должна была скоро начинать писать Святые Писания…
При всех этих условиях в мою жизнь прочно входило преданное служение, поездки в храм на Братском и в Койсюк. Когда Бог начинает отвоевывать человека у материального быта, управляя его волей, желаниями, чувствами, переоценивая с ним ценности и приоритеты, он начинает вести из глубины, готовя качества, воспитывая аскетичность, меняя и внешнее окружение, работая над ним; тогда привычные устои рушатся, создавая на первых этапах преобразований чувство и понимание хаоса, потрясений и великой незащищенности и произвола судьбы. Мои ежедневные ритуалы, поклонения, приготовления прасада, джапа медитация, молитвы требовали время, силы, сосредоточенности, становились моей радостью и смыслом, моим направлением движения, моим причалом, целью, пристанищем души, а потому Бог стал вытеснять материальный труд, буквально вышибать меня из него неуспехами, превратившими пребывание в школе в кромешный ад, где каждый день по мозгам била моя несостоятельность, никчемность, несоответствие, бил быт, жестко связывающий, била боль за детей при всем том, что я считала себя владеющей материалом, разумными человеческими качествами, серьезным отношением и ответственностью к работе, любовью к детям. Бог неотступно работал надо мной, концентрируя меня на одном, и давая неуспех в другом, здесь зацикливая, здесь углубляя и рождая во мне переходное чувство неудовлетворенности и так рождая во мне признаки перемен, с которыми постепенно сживалась моя мысль, готовя меня к многим переменам фактами и изнутри, обезболивая этот процесс, привлекая к нему, тем согласуя мое направление движения с Волею Бога на меня. Любя проверять тетради, буквально наслаждаясь этим процессом, входя через тетради в диалог с учеником, скрупулезно направляя его, болея за него, я вдруг стала чувствовать, что теряю интерес к этому процессу, что мой быт перестает оставлять мне и маленького отрезка времени, наполняя меня чем-то другим, важным, насущным, непреодолимым, делая эту работу невозможной. Бог, Высший Управляющий всеми чувствами человека, перестал давать мне желание, время, обставляя обстоятельствами неожиданными, направляя мою мысль туда, где требовались мои руки, ноги, чувства, не выкраивая и толику времени непосредственно для моей работы в школе и обязанностей в этом направлении, бросая от одних страданий к другим, делая обстановку неблагоприятной, несодействующей, невозможной… Я стала чувствовать, что этот повседневный, важный, крайне необходимый труд учителя, дающий успех, вводящий в курс событий в классе, начинает неумолимо отдаляться от меня, запуская эту сторону обучающего процесса, процесса выхода на детей, на оценку их знаний и выявления прорехов, изничтожающий на корню представление о дальнейшем направлении движения, незаменимый никогда, труд контроля, труд связующий, труд поощряющий и наставляющий, труд на авторитет, на плоды, на положение и в коллективе, труд, дающий основание и себя уважать, и быть профессионалом, труд творческий, фактически неотъемлемый от учительского труда. Этот труд перестал вписываться в первоочередные. Точно также проверка контрольных, самостоятельных, дневников - зависала. Все оправдывалось постоянными подменами, работой в две смены, и администрация как-то входила в положение и не склоняла меня на педсоветах, но к моему немалому удивлению и нахваливала меня на педсоветах, никак не внося в черный список нерадивых учителей, но ставя в пример мои уроки, мою методику, моих родителей… Но плоды уже начинали прорастать плохие, буквально снежным комом, который наслаивался во мне великим пластом неудовлетворенности. Все мои четыре класса при всех моих качествах стремительно уносились в слабую успеваемость, которая на фоне школьной картины казалась нормой, а для меня великой и неизбежной трагедией, где что-то нужно было предпринимать, но мой тыл отчаянно сопротивлялся, не работал, гнобил меня семейной нагрузкой, болью за собственных детей и ничего не желающим понимать Марковым, ничего не ставящим в счет, никак не разделяющим тяготы, идущим рядом, но со своими деревенскими замашками, с настырностью быка и разумом рыбы.
Бог работал надо мной тщательно, не покладая Рук и давал мне ко всему неиссякаемое, непроходящее никак чувство о некой моей избранности в религии, подкрепляя это немалыми реальными чудесами и подсказками, ввергая меня вновь и вновь в великое недоумение относительно себя, делая идущей вслепую, недоумевающей по поводу своего проявления такого, которое было мне чуждо, ибо работа учителя была мне по душе, и ответственность в ней было моим кредо. Но Бог перенаправлял мои усилия, ум и разум, как и цель и смысл на религию однозначно, не раздваивая меня, но ломая, не давая жесткими условиями, вышибая из этого седла, но ведя к матаджам неизменно, здесь давая желание, вдохновение, интерес, радость, удовлетворение, давая Себя, ибо входил во мне в диалог без слов на уровне чудесного внутреннего понимания, давая какой-то свой особый статус среди матаджей, отличая меня Тунгой Падрой среди всех прихожан, внося в нее сомнение относительно меня и великое ко мне расположение, ибо Бог указывал ей на меня вновь и вновь, хотя я и не тяготела к глубоким религиозным высказываниям при ней, ибо это было мое личное, и делилась я с ней штрихами и тем, что жертвовала в храм постоянно, помогала, как могла, скрывая свою, по сути, нищету, которая все же имела место быть. Пожалуй, этот период накануне начала разговора с Богом был для меня самым трудным, заставшим неожиданно и как бы незаслуженно врасплох, был период погрязающий в многие духовные страдания и переживания, период, когда ум усиленно, не зная плана Бога на себя, искал объяснения происходящим событиям, когда я готова была метаться от безвыходности и неумолимости складывающихся обстоятельств. Где начинала жить днем, боясь посмотреть чуть дальше, где оставила мечты и на чувство своей избранности готова была смотреть как на величайшую и неоправданную дурь, преследующую меня с рождения, но живущую во мне железным стержнем при всей приземистости материальных событий, ничего не обещающих… Но Бог во мне… Это было счастье, такая радость, такое чувство… и куда? Зачем? Что с этим делать? Опять не так, как все, как другие… Но… такая сладость, такая неземная любовь к Богу, такое все остальное, все матаджи, все преданные, все, кроме детей, незначимое, пустяковое… Но и среди него надо жить, на это надо направлять свой характер и силы… но не получается, не выходит, что-то цепляется и тормозит… В этих условиях, в этой круговерти чувств Бог начинал давать мне такие обещания, такие вещи, которые начинали оттачивать мое понимание и утверждать мое чувство в особости моего пути и все же избранности. Бог начинал давать сны. Бесподобные, сильные, яркие… неожиданные и потрясающие, как явные… И другие подсказки, приходящие, как понимание, неожиданное откровение, исходящее изнутри без слов, были подтверждениями Божественного мне указания на некую избранность, поражая меня точностью видения, но там и так, как желал Бог. Но сны… Это был выход на меня Бога через четкие, яркие, эмоциональные переживания, как будто Бог Говорил ими: «Именно, ты. А потому терпи, принимай, здесь черпай силы. Я веду.». И это действовало, это действительно придавало силы и не углубляла в перипетии жизненных ухабов, становилось моим внутренним долгим переживанием, моим достоянием, с которым я не стремилась с кем-либо делиться, отдавая каждому – свое, в той мере, которую позволял Бог, а Бог позволял думать прежде всего о детях своих и только потом смотреть в сторону мужа и то едва, что и соответствовало моему пониманию о том, что он достоин, исходя из его проявления себя по жизни изначально. Я отпускала мыслью его, не привязывалась, не требовала, удалялась изнутри... и никогда Бог не давал удалиться, ибо и Сашу было за что уважать и любить. Но моя любовь была направлена лишь на детей, была здесь неистощима. А он… и удаляясь и нет, шел как бы рядом, неотвратимо, присутствуя в моей жизни и собой становясь моей опорой, мною неосознанной, ибо слишком было и больно … иногда. Но сны… Однажды, переполненная мыслями, в минуту отчаянья, желая понять, что же происходит со мной, почему такая напасть, закрывающая все двери при всем моем старании и понимаемой мной добродетели, я припала к Богу в молитвах и слезах, вопрошая, увещевая, желая пояснений… Последовали сны, один за другим, потрясающие своей реальностью переживаний, которые я уже не могла принять за насмешку судьбы, за иронию Бога. И здесь, в своих страданиях, в своем внутреннем переживании я сильно затормозила, начав принимать все, пытаясь во всяком случае, как Божественную на меня необходимость, которую надо претерпеть, преодолеть, хотя все усугублялось тем, что Бог задействовал и моих детей, самое больное, ибо и им причиталось преодолеть свое… Стал подключать и маму и Сашу, но их здесь щадя, но постепенно работая над их сознанием, достаточно возбудившимся у мамы, моей дорогой тети Лены, питающих ко мне самые лучшие чувства всегда, и, о, слава Богу, лояльным, вполне терпимым и дружелюбным здесь у Саши, никогда не идущего против Бога и здесь завоевывая свои бонусы у меня и толику необъятной благодарности. Но дети… Но сны… последовали один за другим, чудесные, цветные, буквально сияющие, реальные, вызывающие переживания, еще более сильные, чем наяву, непередаваемые своей силой, убедительностью, скорее явления, чем сны, сны, вызывающие стон и слезы, сны переживания, потрясающие религиозные чувства, сны кричащие, сны предсказывающие, обостряющие все мысли и дающие направление движения… И как бы я не описывала эти сны – слов не найти, не подобрать, не донести, ибо и нет тех слов. И все же. В одном из снов я вижу, как Сам Бог Кришна в великолепных желтых одеждах восседает на троне в неописуемом великолепии и подзывает меня. В Руках у Него очень увесистая книга. Он говорит мне: «Это книга твоей жизни, - далее раскрывает ее на половине и продолжает, указывая на первую половину, - этот путь ты прошла без Меня, а эту часть, - имея ввиду вторую половину, - ты пройдешь со Мной…». И дает эту книгу мне, очень тяжелую. Я ищу, чем заплатить Богу, а Он говорит: «Плату Я буду взимать Сам», - и берет у меня мелочь, все, что нашла. Я говорю: «Но, это же мало…». А Он отвечает: «Тебе мало не будет». Я оказываюсь на остановке и жду… Жду Бога… На самом деле я должна была ожидать, когда Бог Лично заговорит со мной. До этого дня оставалось совсем немного. И отдавать мне за этот долгий диалог предстояло слезами. Был и другой сон. Видится мне, что иду я за преданными Бога, замыкая их строй, впереди которого идет Сам Бог, которого я воспринимаю, как Высшего Наставника. Иду позади всех, все парами, а я как бы одна, иду ни на что не надеясь, никем не замечаемая. Вдруг все останавливаются, выстраивается коридор и вижу я, что по узкому проходу мимо всех ко мне идет, приближается Ведущий, Сам Бог, подходит и останавливается напротив меня. И более никого нет. Я и Бог. Передо мной стоит Сам Бог Кришна. Я поднимаю глаза и поражена. Поражена взглядом Бога. Это не передать. В этом взгляде был океан Милости и Любви, такое высочайшее милосердие, такая глубина, но прежде всего – Милость и Любовь… Уже во сне я была потрясена, пронизана Богом, окутана Богом, прочувствовала Бога неземным чувством. Бог сказал мне: «Идущий последним да будет первым…». Я открыла глаза вся в поту, сердце лихорадочно билось, из меня буквально рвалось рыдание, слезы застилали глаза, тело трепетало. Это было сильнейшее переживание, не сравнимое ни с какими земными чувствами, это была как явная встреча с Богом. А взгляд Бога… Это была та милость, в которой человек остается навсегда, тот взгляд, который неисчерпаем, который вне земных пониманий. Было четыре часа утра. Я уже не могла спать. Я легко, с радостью и тогда и теперь воспроизвожу в памяти этот Божественный взгляд… И все… Я уже в Боге, неразрывна, преданна, спокойна, в непостижимой радости и глубочайшей ответственности… В то утро я пошла готовить тотчас прасад и долго вибрировала джапу, все еще пораженная, вдохновленная, получив еще одно Божественное доказательство своей избранности и не желающая, тем более теперь, никакого себе отличия, ибо это было слишком тяжелым обещанием Бога, не состыкующимся с тем, как я себя понимала и с тем тщедушным бытием, в котором себя видела. И третий сон. Иду я и так много вокруг меня грязи. И ногой боюсь ступить. Иду в храм. Смотрю, невесть откуда дорога, выстеленная Святыми Писаниями и Бог говорит: «Иди». Я взмолилась. Как же вступить ногой на святыню? Но невидимая сила вошла в мои руки и ноги и повела меня по этой тропе. Впереди сияющий храм, а я иду по Святым Писаниям, минуя грязь… Так мне было сказано то, чему я дала оценку позже, ибо не знала еще, что мой путь к Богу будет именно через написание Святых Писаний. И не иначе.
На самом деле Бог начал стелить дорогу в храм и в умах моих родных удивительными путями, не по моей инициативе, дабы вокруг меня не было не понимающих, не разделяющих, гонящих или особо поучающих или непримиримых, критикующих и осуждающих ни теперь, ни потом. Но делал это Бог и согласно их качествам и карме, давая ко мне любовь и уважение близких и на этом строя Божественный План, каждого вводя в религию в своей мере, своими средствами. Заслугу в этом направлении имели все.
В каждую семью религия входит своими путями, входит постепенно, порою незаметно, теплясь в сознании каждого неверующего далеким обещанием, имеющим свои анналы порою в уже ушедших родственниках, оставивших свой след в человеке своей глубокой и долгой верой, смирением, набожностью. Почти в каждой семье есть такие родные, которые поражают своей религиозностью, своей верой и аскетизмом, своей здесь великой незыблемостью. Ушедшие или живущие рядом, они неизменно неким сиянием в себе пронизывают всех своих близких и родственников, бросая в их сердца Волею Бога семена веры незримо, не навязчиво, но абсолютно и с тем, что в свой час, добрый или нет, но повлекут за собой ныне безбожные и в этом устойчивые сердца. И мать моя и отец были люди далекие от религии. Но мама, живя, проживая материальную жизнь, всегда и с немалым почтением вспоминала свою бабушку, которая была очень религиозна и когда она молилась, все выходили из комнаты, не смея перечить, ибо и не верующие боялись прогневать Бога и смиренно отступали перед той, что молилась страстно, долго, всегда, за всех… Точно также и мой отец, будучи неверующим, всегда преклоняясь вспоминал своих братьев Макария и Афанасия, за веру отдавших свои жизни аскезами, образом жизни, смыслом жизни и цели. Будучи неверующим, отец стремился постигнуть веру умом, перечитывая Святые Писания всех религий и желая найти то, что не посягало на его свободу и пристрастия, но строил свою греховную философию и по сути так или иначе, но всей своей жизнью Бога и искал и принял Бога в момент смерти… Лена, моя тетя, сестра мамы, пришла к Богу вследствие долгих и изнурительных болезней, ставивших ее на грань жизни, пришла к Богу через чудеса, которые стали с ней происходить, наконец, заговорила с Богом под именем Иисус и в этой связи становилась неким посредником между Богом и нами, ее родственниками, ибо и она отвечала на многочисленные вопросы, которые задавались Богу через нее. Она по сути была первопроходцем к Богу, реально близким к нам, являлась для меня немалым примером того, что говорить с Богом возможно, она волею Бога и поневоле, но подготовила меня к будущему диалогу, на который должна была выйти и я, но с определенным планом Бога на меня… О Лене я еще буду рассказывать не мало, ибо она была предтечей, она облегчила эту связь, она имела свою заслугу перед Богом. Вера Лены в Бога существенно повлияла и на веру мамы, приблизила маму к Богу уже реально и на более близкое расстояние, чем теплящаяся память о бабушке. Сам Бог устроил работать маму и Лену в продуктовый ларек на рынке, территории, примыкающей к главному Собору в Ростове на Дону, в результате чего они стали завсегдатаями храма, постепенно соблюдая все религиозные праздники и посты и в свою меру утверждаясь в вере христианской. Была дана милость Бога и Саше. Бог дал ему работать на территории этого же храма, когда на территории храма велись строительные и восстановительные работы. Он не стал глубоким верующим, но к религии стал относиться с уважением и осторожностью, однако, еще был далек от строгой веры и не очень-то утруждал себя в том, чтобы перекрестить хотя бы лоб. К тому моменту, как Бог должен был заговорить со мной и повести в определенном направлении, в семье, вокруг близких уже витал религиозный дух, что было для меня благоприятно. Однако, Лена и мама были христианками, старающимися в этом направлении, и теперь должно было происходить некоторое трение религиозных мировоззрений, которое значительно смягчалось любовью и уважением ко мне, хотя каждый готов был отстаивать достаточно твердо свои принципы и убеждения, начиная с осторожных подходов и увещеваний. Менее всего было что отстаивать Саше. Однако, Бог дал ему желание меня проконтролировать. Зная, что я езжу в храм часто, Саша и сам съездил в женский храм на Братском, где жили матаджи, также в Койсюг, где располагался центр Ростовского на Дону Исккона, где проявил себя достаточно дружелюбно, расположил к себе сердца матаджей и самой Тунги Падры, что было по Плану и Бога и было впоследствии использовано мне в поддержку и в помощь и где Волею Бога Саша получил ту толику религиозных ведических знаний и то направление мышления, которые присмирили его ум и понимание и отвели от враждебного или наставительного отношения к кришнаитам, не вводили в конфликт на религиозной почве со мной, ибо это была бы коса на камень, но мягко оставили его здесь в стороне с оттенком доброжелательности, ибо мне никак не были нужны его бунты и семейные кровопролития на этой почве, и я не должна была испытывать особые препятствия в самом начале пути ни с какой стороны. Таким образом, Бог уготавливал мой путь, расчищал его, делал лояльным и преодолеваемым и через мое окружение. О детях моих в этом направлении – особый разговор. Продолжение следует.
Человек, даже глубоко верующий, обладающий подходящими качествами, подготовленный Богом все предшествующие рождения к этому священному диалогу, исполняющий все аскезы и предписания Святых Писаний, плохой соратник Богу, а потому лучше его не посвящать в то, что на него, запланировано, а вести хотя бы наполовину вслепую, ибо начнет со своей колокольни давать ценные указания Самому Ведущему, входя в диалог утомительный для обеих сторон, беря на себя по своему личному почину аскезы смехотворные, считая их великим своим жертвоприношением Богу, не зная, что Отец Сам устраивает аскезы так, что не подготовишься, не дашь в себе установку контроля чувств и желаний и не здорово на ура выдержишь, ибо Бог, зная все о подопечном, бьет в самые уязвимые места, о которых душа и понятия не имеет, и буквально извивается от Божественных ударов, крича Владыке, что Тот ошибся адресом, что не заслужил такого великого к себе Божественного участия и готов не увековечивать ни в чем и ни когда свое бренное имя, лишь бы отпустил… А то и начинает подумывать о том, что же он напортачил со своей кармой, что Лично Бог Сам заговорил с ним и Лично вставляет по первое число, причем размеренно, целясь в одно и то же больное место постоянно и выворачивая наизнанку там, где и не надеялся или считал, что здесь-то…
Поэтому с многими Бог говорит достаточно завуалировано, представляясь инопланетным существом или духом ушедшего родственника, или собственной мыслью, которую человек принимает за себя самого и строго следует ей, ибо себе отказать – Бог такое дает на высочайших ступенях развития, только великим и претерпевшим многое йогам. Но обозначить Себя, объявить Себя душе и с этой позиции действовать – это крайний, уникальный случай, непременно требующий сотрудничество, выводящее только на общество через Святые Писания, ибо Бог действует в таких случаях в интересах не одного человека, что может отозваться или в этой жизни или в следующей. Воистину, в такой ситуации оказалась я, что на самом деле есть великая удача, имеющая причины только в памяти Бога.
Нет в материальном мире аналогов, так раскручивающих мозги. Непременно, ведомый Богом в свое время сможет посмотреть на все события в своей жизни во всех взаимосвязях, причинах и следствиях и поразится, как универсально ведет Бог и достигает намеченной Божественной Цели на человека, будучи несгибаемым и при этом щадящим, как возопившее дитя успокаивает изнутри, не меняя ничего во вне, ибо Уроки Бога всегда долгие, необратимые и завершаются Божественными Надеждами, которые неописуемо чудотворны, ибо нет ничего действенней и сильнее одного Божьего Слова изнутри.
Уже изнутри познав в своей мере, почувствовав Бога и Его присутствие во всем, что происходило со мной, я неустанно со слезами и без, по всем поводам обращалась к Нему, называя жестоким, а то и несправедливым и по отношению к моим детям, и по вопросам, связанным с началом религиозного пути, по вопросам, связанным с работой, с безысходностью и с неудовлетворением непрерывным, чему память не видела ни начала, ни конца.
Вообще, можно ли спорить с Богом? А то и упрекать? Редко кто знает, что ни столько невыносимы сами страдания, сколько сопровождающие их Божественные энергии, столь великой силы, что невежественный, нерелигиозный человек такую энергию вынести не может, ибо изнутри идет весьма мощный посыл на гнев, крик, невменяемость, неадекватность. Такие энергии подвластны и далеко не всем продвинутым йогам. Это – сильнейшая вещь, которой Бог, по сути, измеряет духовную силу, сопротивляемость, выносливость, ступень совершенства живого существа. Эту энергию следует внутри себя контролировать великой внутренней силой, качествами, знаниями совершенными, терпением, напряжением, не издавая ни звука, терпеть, зная от Кого и для чего. Бог Себе на службу ставит тех, кто, пройдя через эти адовы врата, выдерживает. Но для этого надо практиковаться во всех направлениях, наращивая в себе устойчивую стену запрета на ответную реакцию, ибо и отсюда тоже вырабатывается великий штиль, абсолютная нереакция, терпимость, своего рода прививка на все виды земных раздражителей разных степеней силы, на все явления и давления материального мира над тобой после того, как Сам Бог нацелено, разнопланово, периодически, неустанно давал и дает эти энергии каждую свободную секунду, не теряя время даром, часто и в великой концентрации. Вот это было моим частым битьем, тем, против чего я кричала, оставаясь для всех вне меня абсолютно спокойной, никто не знал, какие страсти творятся во мне, как человеческие эмоции горят и сгорают на огне ума, чувств, ответственности перед Богом, выходящие из меня долгими молитвами и слезами. Но Божественные уроки, черпая причины в материальном бытии, повторялись с абсолютной точностью по силе и степени проникновения в меня, буквально изничтожали мою материальную суть, уча миру в себе и непривязанности в высочайшей степени. Я начинала понимать, что Бог никогда и ничего не дарит, но выращивает и только на этих условиях оставляет и делает качествами неотъемлемыми, складывая каждому в его рюкзак то, что еще пригодится и что послужит базисом для новых Божественных надстроек.
Когда Бог начинает говорить с избранным Лично – это событие потрясающее, уникальное по силе и действенности. Ибо и одно Слово Бога услышать – величайшая Милость, обещание великого духовного продвижения. Но говорить постоянно, и днем и ночью, непрерывно… До этого уже было рукой подать.
Если Бог понуждает Лично к развитию, не прикрываясь никакой маской потусторонних существ или инопланетян, если Бог начинает тебе доказывать истинность Своего в тебе присутствия единоличного, если ты это принимаешь, если ты достаточно разумен, и обладаешь хоть толикой настольных совершенных духовных знаний, то этот факт принимаешь непременно, хотя в великом изумлении, задавая только два вопроса: почему именно ты и для чего. Воистину, Бог почти тотчас отвечает на этот вопрос так, что принимая Бога в себе, ты никак не можешь принять этот дар, отличивший тебя в эту эпоху от миллионов, миллиардов…
Увы, все это было у меня впереди, а пока события за событиями, фактические простейшие, банальные, но как-то обрушивающиеся на меня, начинали давить так, как принимать из Рук Бога была не готова, хотя, битая жизнью, была уже достаточно пластична и покорна потрясениям, но готова была иначе идти, подниматься, чувствуя в себе долгое состояние благости, миролюбия, чистоты помыслов и более считала себя заслуживающей отдыха у судьбы, нежели череды событий изничтожающих… и не могла знать, что я только становлюсь на эту неисчерпаемую стезю страданий, ибо они назначены мне для великого очищения. А иначе – Богу со мной делать нечего, говорить не о чем и толку не будет. Но если Бог избрал, Он не отступает никогда, ибо все уготовил, знает все возможности и все последствия, все учел, все оправдал, всему дал и дорогу.
Осознание Бога в себе по Его инициативе – событие не ординарное, есть некий эмоциональный внутренний сильнейший всплеск, ломающий все стереотипы пониманий о своем внутреннем комфорте и благосостоянии души. Напротив, душа теряет покой навсегда, она напрочь забывает, что значит мирно задуматься в себе, быть с собой, в себе уединиться от всех и предаться размышлениям, но начинает по всякому поводу активно входить в себя и наконец-то начинает хоть малость отличать себя от Бога в себе, становится всегда предстоящей пред Богом, в этом смысле становится существом общественным, всегда востребованным событиями, всегда находящимся начеку и всему дающим оценку касательно себя и других, находясь в вечном и неутомимом анализе материального мира, с Богом разбирая его по составляющим и видя, наконец, достаточно точно свое место в нем, как и назначение, как и зависимость, как и свой смысл и цель, чтобы сформировать в себе то убеждение, те качества, то видение и понимание Бога, как Личности, чтобы однажды все это передать другим с точки зрения человека и человеческого среднего понимания. Фактически, Бог пожелал дать миру знания о Себе через опыт общения с Богом представителя среднего уровня, дабы знания стали доступными и понятными всем. Мыслить – значит говорить с Богом диалогом, Он и ты, вопрос-ответ, наставление – внимание, слезы – молчание, пояснение; нужда – терпение, разъяснение, помощь; произвол вне – отвод, на глазах перемена состояния нападающего…, - все управляется Богом тотчас, корректируется, подсказывается, извлекается, защищается… Я шла к этому диалогу, этот день уже дышал в лицо, я этот путь должна была усвоить, я должна была увидеть высочайшую роль Бога, как Отца и Супруга… Я должна была испить этот нектар, сладчайший, неземной, но и очень, очень непростой… Но пока, войдя в религию, понимая в себе Бога постоянно и Его Волю, я понимала и то, что абсолютно управляема, я видела, как Бог открывает мой рот, говорит со мной, дает только те мысли, которые мне по духу, по качествам, Сам направляет мыслью к Себе, к другим... как Бог управляет руками, ногами, взглядом, памятью, самой мыслью, вниманием, окружением, речью и поступками каждого… как Бог дает претерпевать самые разные энергии и чувства, начиная с благости и кончая гневом… как усиливает и ослабляет внутренние чувства, как мыслью владеет и направляет на деяния… На самом деле Бог так ведет всех, но материальные люди это не видят, религиозные – отчасти, йоги – поскольку работают над собой непрерывно – часто, а тот, с кем Бог заговорил – постоянно. Это – необходимо. Ибо обнаружить, просто увидеть Бога в себе – тоже мало. Необходимо, чтобы для души это состояние было естественным, реальным, бесстрашным, не меркантильным, не жаждущим себе за то наград, не строящим на этом свои материальные планы, но чтобы она, ни на что не претендуя, могла вручать себя Богу и решала свои с Богом повседневные вопросы разной тяжести, уверовав, что Бог здесь творит судьбу, управляет, причастен, ведет. Необходимо было, чтобы я начинала медитировать на Бога постоянно, пока еще не говоря с Ним. Мне это удавалось проще простого, ибо, не имея по судьбе умного и постоянного друга, никогда никому не выговариваясь о наболевшем, познав Бога, почувствовав Бога в себе, я припала к Нему всем сердцем, как к реально существующему, Высшей все понимающей Личности, на которую могла положиться, с которым могла в себе пока только односторонне, но разговаривать, перед которым у меня не было тайн или вещей, за которые было бы стыдно и я отводила бы внутри себя глаза. Но, выходя в себе на Бога, абсолютно зная, что Бог слышит меня, я обращалась к Нему по разным вопросам, как только жизнь начинала меня доставать, ставить в сложные ситуации, требовать аскез, хотя мне казалось, что по жизни я ими переполнена сполна. Я начинала реально видеть, что многое складывается, оборачивается независимо от меня, я втягиваюсь в простые, но не всегда желанные игры и роли материального мира, постоянно что-то из них извлекая, в то время, как мне грезился хоть какой-нибудь покой, ибо считала себя уставшей донельзя. Знать Бога и винить Бога – несовместимо, и все же, чувствуя где-то в себе внутреннее разрешение, я упрекала Всевышнего, моля Его, требуя, падая на колени, приводя вслух перед изображением Бога свои понимания, была рада, что хоть нашла себе вечного слушателя, внимающего, хоть и знала, что Бог все знает наперед, копалась в памяти, преподносила свои заслуги, просила их учесть. Ну, просто, как Арджуна в диалоге с Богом в Бхагавад-Гите. При всем том понимая Его Величие и падая ниц постоянно. Но когда никого не было дома. При домочадцах все было куда скромней, - молитвы, поклоны, не многословие. Все более адекватно.
Все было по Высшей Воле, все давало такие понимания и знания, что невозможно было не следовать за Богом неотступно, но впитывая в себя Бога, наполняясь Богом, заимствуя у Бога, ибо нужны Богу те слуги на духовном плане, которые бы уже не задавали вопросы, но мыслили бы и понимали, как Бог.
Я жаловалась Богу на Сашу, на безденежье, на постоянные стрессы и потрясения, на то, что постоянно плачу, молила приводить Свету вовремя домой, дать ей желание учиться, молила об игрушках для детей, просила позволить мне потратить на детские нужды деньги последние с тем, что Бог как-то возместит, надеясь на чудо, молила Бога и о своей работе, где уже события назревали, чувствовались явно, силы мои иссякали, дети выходили из-под контроля, уроки начинали почто что срываться, выводя из себя, когда я переставала и узнавать себя, ибо начинала кричать, грозить, требовать с элементом агрессии и непримиримости, теряя себя, свою суть, свои нравственные установки, теряя свое лицо, уважение к себе, теряя и свой вид, буквально падая во всех глазах, стремительно устремляясь в эту пропасть, глубоко в себе понимая, что, ну всем обладаю, знаю методику работы, знаю материал и как его донести, все же люблю детей, и могу виниться перед ними, но что-то начинало идти не только не так, но и остро не так, больно не так, унизительно и несправедливо не так, судьба забивала меня буквально в угол всеми возможными средствами, со всех сторон, начиная с быта, мужа, моих неухоженных детей, с моей одежды, внешности… со взгляда коллег, однако и уважающих меня и не находящихся в знании относительно дел моих, но на мне горела шапка, я готова была ретироваться, не зная как, куда, чем заменить, и что далее, извечная по жизни черно-белая ворона… Говорила, смотря в лицо изображения Бога Кришны, имея в боли такое в себе разрешение, от боли попуская запрет Вед, надеясь на понимание Бога, на милость. Говорила смиренно и не смиренно, обращалась с радостью и с болью, ибо любовь ко Всевышнему была во мне остра, до слез сильна, нежна, видя Его в своем сердце, обращаясь к Нему с великой верой и упованием, готовая принять от Него любое наказание, но и не могла бы знать, за что, ибо теперь была забиваема судьбою так в угол, что уж не было никаких ответных движений, сколько-нибудь благостных или греховных. Иной раз была просто потрясена великолепием молитвы, которую Бог вкладывал в мои уста, удивлялась своей речи, поражалась, лелеяла ее, как великое свое достояние, свою уникальную возможность говорить свято, чисто, проникновенно… я знала, что моя материальная речь была привлекательна, но здесь… откуда, когда… Я понимала Бога в себе с такой потрясающей силой, что становилась себе предсказательницей, видя явно, что меня ждет, на что я могу надеяться и рассчитывать, кто придет или приедет, будет ли неприятность или нет, какой будет исход и что ожидается… Бог удивлял, вовлекал, буквально ошарашивал предсказаниями, и я не могла понять - для чего? Хотя… Бог так показывал мне в который раз, что Он во мне, все от Него, Он дает милость и страдания, Он – причина высшая, неизменная… Многое Бог предсказывал, многим радовал, слал нежданную помощь, и изнутри утешал благостью. Но одно было сокрыто. Я не могла знать, что Сам Бог однажды и очень скоро Лично заговорит со мной, ибо сделать меня надо было не намеками, не предсказаниями, ни Божественными энергиями, но говоря мне конкретно, что делать, что ждать, что предпринять, но говорить так, чтобы я не терялась, как личность, имеющая свое мнение, и свой выбор. Путь Бога надо мной ожидался уникальный. Именно, реально, словами, энергиями разных уровней, однозначно Бог Кришна должен был начать говорить со мной, поясняя мне вещи так и такие, что я проглатывать их должна была в великом потрясении почти всегда. Откуда мне было знать, что, начав со мной диалог, Бог будет вовлекать в него и днем и ночью, везде и всегда, в самой любой ситуации, естественно, станет моей частью неотъемлемой, моей жизнью, моим супругом, моей мыслью, умом, разумом, непременно памятью… И это должно было не длиться годами, а стать образом моей жизни навсегда, во всяком случае вот уже более двадцати лет…
Одно Слово Бога, живое реальное – великое наслаждение, великое счастье, величайшая мистика и чудо, а говорить с Богом… Даже говоря ни о чем, Он расширяет сознание и углубляет понимание радикально, что человеку равного по пониманию среди людей уж не найти, и ему до конца своей жизни придется подлаживаться под речи других, которые становятся чуждыми, придется играть роли тебе не интересные, и все же извлекать оттуда милостью Бога и унося это в себе, как еще одно откровение, и далее идти только с Богом… На самом деле Бог вел меня к диалогу с Собой всю предшествующую жизнь, передавая меня из рук в руки событий, из рук отца в руки мужа, всегда давая иллюзию самостоятельности и независимости, но не оставляя меня без присмотра ни на секунду, но озадачивая проблемами вновь и вновь и чаще всего нуждами, и при всем этом никогда не топил, создавая во мне иллюзию великого потопа и так прибирая меня к Божественным рукам, дабы вручить мне, ставшую достаточно гибкой и податливой, служение Себе и достаточно не простое.
Теперь вновь маневры судьбы ужесточались, загоняя меня в узкое русло, где можно было именно так идти, так думать, так предпринимать и так молить, и так, в такой мере страдать, чтобы Волею Бога синтезировать из себя те качества, которые задумал и наращивал во мне Бог. Но чтобы вести меня, Бог начинал постепенно удалять все видимые мной материальные препятствия путями, которые виделись мне немалой и незаслуженной предвзятостью судьбы, если не сказать, что Самого Бога. Когда Бог ломает старое даже в одной судьбе, чтобы созидать новое и дать дорогу Задуманному, это бывает очень мучительно. Здесь надо довериться Богу. Но Бог ведет так, что не особо показывает, что готов подставить плечо, дабы игры были естественней с большей пользой, но при этом не отступает ни на шаг, все контролирует, как истинный супруг, не спускает глаз и, не ослабляя напряжение, ведет неустанно к тому, что не видно никак, но… давая изнутри надежду, но и не особо ею и балуя.
Саша зачастил в оставленное ему наследство, по-своему этому наслаждаясь, умиротворенный и удовлетворенный и тем внося хоть какой-то мир в семью частым отсутствием в ней. Воистину, План Бога на его отдаление начался, так отвечая на мой вопрос, на который мне так и не ответил духовный учитель Гопал Кришна Госвами даже приблизительно. Этому вопросу еще надо было несколько лет хорошо повисеть, но так, что облегчение начинало чувствоваться, хотя последствия еще были не ясны, и как-то я свои просьбы с происходящим не увязывала. На самом деле вопрос Бог начинал решать многогранно, подходя к проблеме с нескольких сторон, и фактически раньше, чем настоятельно высветился в моем уме, как мое величайшее , но утопическое желание, ибо я его только так и рассматривала, ибо, как не было, куда пойти мне, так и ему… но до поры. Да и он особого рвения никак не проявлял, но как бы и наоборот.
Саша милостью и Планом Бога от природы обладал достоинствами слабыми, на каждом шагу подводившими его так, что, как ни цепляли его женские юбки, ничего добавить или убавить к тому, что есть, он не мог, как и закрутить по-хорошему. К тому же, он здесь был с ленцой, жаден, чтобы что-то менять, практичен, не легко выбивался из насиженного седла по жизни, мыло на шило не менял, не умел здесь как-то строить планы и сосредотачиваться, был, короче, не авантюрного рода, ему было на всю жизнь достаточно одного кровопролития, где он также был борцом слабым, где, однако, без особых дебатов пришлось идти ради меня против всей своей родни, и уж очень пристрастных сестер, которые как сильно сопротивлялись новой невестке, так и охотно приняли меня но загостили чаще, чем моя мама, ибо и у самих начались свои семейные долгоиграющие катавасии, так и отводились Богом от противостояний мне как таковых.
В сексуальном плане Саша не очень посягал на всякого рода изыскания, ибо его же попытки его же и охлаждали, да и с моей стороны проявлялась незыблемая нравственность, чему способствовала и особенность тела, обладающего такой чувствительностью, унаследованной от отца, что оно буквально извивалось от малейшего к нему касания, что можно было предполагать и весьма ошибочно, что я нахожусь в сексуальном экстазе, в то время, как я испытывала достаточно мучительные состояния, отторгая всякие попытки лишнего приближения ко мне, пока как-то не настроюсь и не позволю овладеть своим телом. Вообще, имея на меня Свой План, Бог всячески огородил меня от излишних сексуальных наслаждений, привязывающих к материальному миру и противоположному полу, но так устроил и Сашу, что он был вполне удовлетворен тем, что есть, и не очень помышлял о том, чтобы ходить на сторону. Семья должна была быть, держаться, функционировать, не очень привязывать нас к друг другу, но и не отталкивать, все должно было работать на мой ум, сознание, нравственность, как я ее понимала, все должно было быть естественным, здесь не бьющим, не насилующим, не принуждающим, не дающим излишние страдания, ненужные мысли и помыслы. Все было тщательно продумано Богом в отношении той, которая должна была говорить с Богом и проповедовать те знания, которые бы не были подернуты ущербностью личной жизни при всей ее, однако, и сложности неумолимой. В этой связи и по Плану Бога мы вполне добровольно и естественно и с немалым удовлетворением спали на разных кроватях, ибо у Саши пробудился вкус к просторному отдыху, независимому от другого тела и обязанностей по отношению к нему и всякого пастельного этикета, а для меня, сколько я себя помню, спать с кем-то было великой и отнюдь не приятной аскезой телу, как и некоторым свинством и неупорядоченностью, загруженностью излишними отношениями, которые могли решаться и иначе, ибо тело и душа к этому не тяготела, но здесь отдавало долги, которые становились со временем взаимно ослабляющимися и тем упрощающими саму жизнь, не становясь особым акцентом семейных супружеских отношений. На самом деле, все контролировал Бог, всему давал время, всему давал быть, но не загружая этой стороной отношений, но и так, что Марков и не замечал особенность наших отношений, как и я, и благополучно время от времени путешествовал ко мне, терпя фиаско и нет, тем обостряя чувства, грозясь, получая милость, радуясь, прощая и удовлетворенный возвращаясь во круги своя. Бог же когда было надо, наполнял меня сочувствием, мобилизовывал мои чувства, и я отдавала ему причитающееся более из сочувствия и благодарности к его ненапористости, смирению и отчасти боли. Но так, чтобы раз в месяц согласно религиозным принципам… Увы. Он был не против, но далек по образу жизни от религиозных постулатов, никак не мог здесь себя напрячь и потому был мне далеко не друг в этом плане и тем подрывал мои религиозные порывы, связанные с ограничением сексуальных отношений, чем и заставлял все чаще поднимать к Богу глаза. Хотя на самом деле лед в этом плане тоже трогался, но не радикально, ибо Бог не рубил, а вел, вел аккуратно, учитывая качества и возможности, как и внутренние устои и понимания каждого, именно с тем и подбирал нас, как супружескую пару, связывал не одной жизнью, и склонял к поведению, к тому проявлению, которое от каждого и возможно было ожидать в разворачивающейся отнюдь не простой игре, где мне была отведена та роль, которая многое обязана была ограничивать, что было бы приемлемо в условиях материального мира и что способствовало бы диалогу с Богом. Бог озадачивал Маркова своей суетой, давал ему любовь ко мне и никак не ставил, не поднимал вопрос о разводе, ибо, как бы не сводил и не разводил нас, как бы не сближал и не удалял нас, имел на каждого План, где неотъемлемо присутствовал и другой и так до конца.
Бог держал его основательно в семейных узах, позволяя ему здесь чуть-чуть прикидывать умом, но ничего особого не предпринимать даже тогда, когда давал ему полную свободу, о которой между тем грезила и я, давал ему право и покуражиться, тем держа обоих в семейном тонусе, для острастки и развития меня, управляя им так, что уходя, он не уходил, был привязан столь прочно, что истинный разрыв было нечто инороднее нашим отношениям, тем более, что сердце мое не знало ожесточения. Оно было просто непривязанным и независимым, ибо я неизменно была в своей струе, и все остальное было побочным явлением, которое терпела, которое цепляло за ноги, но которое и придерживало на плову. Бог, взяв на Себя мой путь с рождения, повел меня особо, вне признанных норм и ценностей материального бытия, с уклоном на аскетизм, отрешенность, дабы дело, цель Бога, не пострадало, но и с тем, чтобы незыблемо исполнялось Божественное кредо, согласно которому в Божественном идеале женщина не должна быть одна. Она должна вестись сначала отцом, держащим ее в строгих нравственных рамках, далее, мужем, и так далее, возле нее по жизни всегда должны быть дети, люди, супруг. И это пронизывало мою жизнь, как и положено, было по замыслу Бога для женщины религиозной, под защитой Бога.
Состыковывая все, Бог также творил Свой План и на моих детей, удивительно идущий издалека, ибо и дети должны были знать Бога Кришну и в этом плане быть мне родными, меня во всем понимающими и разделяющими, и их понимание не должно было быть дано мной, но путями Божественными, уникальными, без моего намерения и особой инициативы. Это было целое Божественное предприятие, начинающее с их умов и сердец, ибо свой путь в Боге я считала своим личным путем, достоянием, завоеванием жизни, никого не приглашая идти со мной в моем направлении, не уговаривая, не разъясняя, не отягощая сознание детей ни в чем, хотя в глубине души понимала, что здесь им защита, здесь милость, здесь лучший причал. Но это невозможно было разъяснить, невозможно было сюда привлечь, Бог устранял меня и мою непосредственную здесь активность, направляя мысль на себя, свой путь, свое открытие, в котором предстояло еще самой утвердиться и насладиться. Но План Бога был, уже существовал на всех моих близких, в своей мере должен был коснуться и задействовать каждого, тем строя в моем окружении прекрасную баррикаду для моего пути, где не было бы враждебности, нетерпимости, ибо я должна была скоро начинать писать Святые Писания…
При всех этих условиях в мою жизнь прочно входило преданное служение, поездки в храм на Братском и в Койсюк. Когда Бог начинает отвоевывать человека у материального быта, управляя его волей, желаниями, чувствами, переоценивая с ним ценности и приоритеты, он начинает вести из глубины, готовя качества, воспитывая аскетичность, меняя и внешнее окружение, работая над ним; тогда привычные устои рушатся, создавая на первых этапах преобразований чувство и понимание хаоса, потрясений и великой незащищенности и произвола судьбы. Мои ежедневные ритуалы, поклонения, приготовления прасада, джапа медитация, молитвы требовали время, силы, сосредоточенности, становились моей радостью и смыслом, моим направлением движения, моим причалом, целью, пристанищем души, а потому Бог стал вытеснять материальный труд, буквально вышибать меня из него неуспехами, превратившими пребывание в школе в кромешный ад, где каждый день по мозгам била моя несостоятельность, никчемность, несоответствие, бил быт, жестко связывающий, била боль за детей при всем том, что я считала себя владеющей материалом, разумными человеческими качествами, серьезным отношением и ответственностью к работе, любовью к детям. Бог неотступно работал надо мной, концентрируя меня на одном, и давая неуспех в другом, здесь зацикливая, здесь углубляя и рождая во мне переходное чувство неудовлетворенности и так рождая во мне признаки перемен, с которыми постепенно сживалась моя мысль, готовя меня к многим переменам фактами и изнутри, обезболивая этот процесс, привлекая к нему, тем согласуя мое направление движения с Волею Бога на меня. Любя проверять тетради, буквально наслаждаясь этим процессом, входя через тетради в диалог с учеником, скрупулезно направляя его, болея за него, я вдруг стала чувствовать, что теряю интерес к этому процессу, что мой быт перестает оставлять мне и маленького отрезка времени, наполняя меня чем-то другим, важным, насущным, непреодолимым, делая эту работу невозможной. Бог, Высший Управляющий всеми чувствами человека, перестал давать мне желание, время, обставляя обстоятельствами неожиданными, направляя мою мысль туда, где требовались мои руки, ноги, чувства, не выкраивая и толику времени непосредственно для моей работы в школе и обязанностей в этом направлении, бросая от одних страданий к другим, делая обстановку неблагоприятной, несодействующей, невозможной… Я стала чувствовать, что этот повседневный, важный, крайне необходимый труд учителя, дающий успех, вводящий в курс событий в классе, начинает неумолимо отдаляться от меня, запуская эту сторону обучающего процесса, процесса выхода на детей, на оценку их знаний и выявления прорехов, изничтожающий на корню представление о дальнейшем направлении движения, незаменимый никогда, труд контроля, труд связующий, труд поощряющий и наставляющий, труд на авторитет, на плоды, на положение и в коллективе, труд, дающий основание и себя уважать, и быть профессионалом, труд творческий, фактически неотъемлемый от учительского труда. Этот труд перестал вписываться в первоочередные. Точно также проверка контрольных, самостоятельных, дневников - зависала. Все оправдывалось постоянными подменами, работой в две смены, и администрация как-то входила в положение и не склоняла меня на педсоветах, но к моему немалому удивлению и нахваливала меня на педсоветах, никак не внося в черный список нерадивых учителей, но ставя в пример мои уроки, мою методику, моих родителей… Но плоды уже начинали прорастать плохие, буквально снежным комом, который наслаивался во мне великим пластом неудовлетворенности. Все мои четыре класса при всех моих качествах стремительно уносились в слабую успеваемость, которая на фоне школьной картины казалась нормой, а для меня великой и неизбежной трагедией, где что-то нужно было предпринимать, но мой тыл отчаянно сопротивлялся, не работал, гнобил меня семейной нагрузкой, болью за собственных детей и ничего не желающим понимать Марковым, ничего не ставящим в счет, никак не разделяющим тяготы, идущим рядом, но со своими деревенскими замашками, с настырностью быка и разумом рыбы.
Бог работал надо мной тщательно, не покладая Рук и давал мне ко всему неиссякаемое, непроходящее никак чувство о некой моей избранности в религии, подкрепляя это немалыми реальными чудесами и подсказками, ввергая меня вновь и вновь в великое недоумение относительно себя, делая идущей вслепую, недоумевающей по поводу своего проявления такого, которое было мне чуждо, ибо работа учителя была мне по душе, и ответственность в ней было моим кредо. Но Бог перенаправлял мои усилия, ум и разум, как и цель и смысл на религию однозначно, не раздваивая меня, но ломая, не давая жесткими условиями, вышибая из этого седла, но ведя к матаджам неизменно, здесь давая желание, вдохновение, интерес, радость, удовлетворение, давая Себя, ибо входил во мне в диалог без слов на уровне чудесного внутреннего понимания, давая какой-то свой особый статус среди матаджей, отличая меня Тунгой Падрой среди всех прихожан, внося в нее сомнение относительно меня и великое ко мне расположение, ибо Бог указывал ей на меня вновь и вновь, хотя я и не тяготела к глубоким религиозным высказываниям при ней, ибо это было мое личное, и делилась я с ней штрихами и тем, что жертвовала в храм постоянно, помогала, как могла, скрывая свою, по сути, нищету, которая все же имела место быть. Пожалуй, этот период накануне начала разговора с Богом был для меня самым трудным, заставшим неожиданно и как бы незаслуженно врасплох, был период погрязающий в многие духовные страдания и переживания, период, когда ум усиленно, не зная плана Бога на себя, искал объяснения происходящим событиям, когда я готова была метаться от безвыходности и неумолимости складывающихся обстоятельств. Где начинала жить днем, боясь посмотреть чуть дальше, где оставила мечты и на чувство своей избранности готова была смотреть как на величайшую и неоправданную дурь, преследующую меня с рождения, но живущую во мне железным стержнем при всей приземистости материальных событий, ничего не обещающих… Но Бог во мне… Это было счастье, такая радость, такое чувство… и куда? Зачем? Что с этим делать? Опять не так, как все, как другие… Но… такая сладость, такая неземная любовь к Богу, такое все остальное, все матаджи, все преданные, все, кроме детей, незначимое, пустяковое… Но и среди него надо жить, на это надо направлять свой характер и силы… но не получается, не выходит, что-то цепляется и тормозит… В этих условиях, в этой круговерти чувств Бог начинал давать мне такие обещания, такие вещи, которые начинали оттачивать мое понимание и утверждать мое чувство в особости моего пути и все же избранности. Бог начинал давать сны. Бесподобные, сильные, яркие… неожиданные и потрясающие, как явные… И другие подсказки, приходящие, как понимание, неожиданное откровение, исходящее изнутри без слов, были подтверждениями Божественного мне указания на некую избранность, поражая меня точностью видения, но там и так, как желал Бог. Но сны… Это был выход на меня Бога через четкие, яркие, эмоциональные переживания, как будто Бог Говорил ими: «Именно, ты. А потому терпи, принимай, здесь черпай силы. Я веду.». И это действовало, это действительно придавало силы и не углубляла в перипетии жизненных ухабов, становилось моим внутренним долгим переживанием, моим достоянием, с которым я не стремилась с кем-либо делиться, отдавая каждому – свое, в той мере, которую позволял Бог, а Бог позволял думать прежде всего о детях своих и только потом смотреть в сторону мужа и то едва, что и соответствовало моему пониманию о том, что он достоин, исходя из его проявления себя по жизни изначально. Я отпускала мыслью его, не привязывалась, не требовала, удалялась изнутри... и никогда Бог не давал удалиться, ибо и Сашу было за что уважать и любить. Но моя любовь была направлена лишь на детей, была здесь неистощима. А он… и удаляясь и нет, шел как бы рядом, неотвратимо, присутствуя в моей жизни и собой становясь моей опорой, мною неосознанной, ибо слишком было и больно … иногда. Но сны… Однажды, переполненная мыслями, в минуту отчаянья, желая понять, что же происходит со мной, почему такая напасть, закрывающая все двери при всем моем старании и понимаемой мной добродетели, я припала к Богу в молитвах и слезах, вопрошая, увещевая, желая пояснений… Последовали сны, один за другим, потрясающие своей реальностью переживаний, которые я уже не могла принять за насмешку судьбы, за иронию Бога. И здесь, в своих страданиях, в своем внутреннем переживании я сильно затормозила, начав принимать все, пытаясь во всяком случае, как Божественную на меня необходимость, которую надо претерпеть, преодолеть, хотя все усугублялось тем, что Бог задействовал и моих детей, самое больное, ибо и им причиталось преодолеть свое… Стал подключать и маму и Сашу, но их здесь щадя, но постепенно работая над их сознанием, достаточно возбудившимся у мамы, моей дорогой тети Лены, питающих ко мне самые лучшие чувства всегда, и, о, слава Богу, лояльным, вполне терпимым и дружелюбным здесь у Саши, никогда не идущего против Бога и здесь завоевывая свои бонусы у меня и толику необъятной благодарности. Но дети… Но сны… последовали один за другим, чудесные, цветные, буквально сияющие, реальные, вызывающие переживания, еще более сильные, чем наяву, непередаваемые своей силой, убедительностью, скорее явления, чем сны, сны, вызывающие стон и слезы, сны переживания, потрясающие религиозные чувства, сны кричащие, сны предсказывающие, обостряющие все мысли и дающие направление движения… И как бы я не описывала эти сны – слов не найти, не подобрать, не донести, ибо и нет тех слов. И все же. В одном из снов я вижу, как Сам Бог Кришна в великолепных желтых одеждах восседает на троне в неописуемом великолепии и подзывает меня. В Руках у Него очень увесистая книга. Он говорит мне: «Это книга твоей жизни, - далее раскрывает ее на половине и продолжает, указывая на первую половину, - этот путь ты прошла без Меня, а эту часть, - имея ввиду вторую половину, - ты пройдешь со Мной…». И дает эту книгу мне, очень тяжелую. Я ищу, чем заплатить Богу, а Он говорит: «Плату Я буду взимать Сам», - и берет у меня мелочь, все, что нашла. Я говорю: «Но, это же мало…». А Он отвечает: «Тебе мало не будет». Я оказываюсь на остановке и жду… Жду Бога… На самом деле я должна была ожидать, когда Бог Лично заговорит со мной. До этого дня оставалось совсем немного. И отдавать мне за этот долгий диалог предстояло слезами. Был и другой сон. Видится мне, что иду я за преданными Бога, замыкая их строй, впереди которого идет Сам Бог, которого я воспринимаю, как Высшего Наставника. Иду позади всех, все парами, а я как бы одна, иду ни на что не надеясь, никем не замечаемая. Вдруг все останавливаются, выстраивается коридор и вижу я, что по узкому проходу мимо всех ко мне идет, приближается Ведущий, Сам Бог, подходит и останавливается напротив меня. И более никого нет. Я и Бог. Передо мной стоит Сам Бог Кришна. Я поднимаю глаза и поражена. Поражена взглядом Бога. Это не передать. В этом взгляде был океан Милости и Любви, такое высочайшее милосердие, такая глубина, но прежде всего – Милость и Любовь… Уже во сне я была потрясена, пронизана Богом, окутана Богом, прочувствовала Бога неземным чувством. Бог сказал мне: «Идущий последним да будет первым…». Я открыла глаза вся в поту, сердце лихорадочно билось, из меня буквально рвалось рыдание, слезы застилали глаза, тело трепетало. Это было сильнейшее переживание, не сравнимое ни с какими земными чувствами, это была как явная встреча с Богом. А взгляд Бога… Это была та милость, в которой человек остается навсегда, тот взгляд, который неисчерпаем, который вне земных пониманий. Было четыре часа утра. Я уже не могла спать. Я легко, с радостью и тогда и теперь воспроизвожу в памяти этот Божественный взгляд… И все… Я уже в Боге, неразрывна, преданна, спокойна, в непостижимой радости и глубочайшей ответственности… В то утро я пошла готовить тотчас прасад и долго вибрировала джапу, все еще пораженная, вдохновленная, получив еще одно Божественное доказательство своей избранности и не желающая, тем более теперь, никакого себе отличия, ибо это было слишком тяжелым обещанием Бога, не состыкующимся с тем, как я себя понимала и с тем тщедушным бытием, в котором себя видела. И третий сон. Иду я и так много вокруг меня грязи. И ногой боюсь ступить. Иду в храм. Смотрю, невесть откуда дорога, выстеленная Святыми Писаниями и Бог говорит: «Иди». Я взмолилась. Как же вступить ногой на святыню? Но невидимая сила вошла в мои руки и ноги и повела меня по этой тропе. Впереди сияющий храм, а я иду по Святым Писаниям, минуя грязь… Так мне было сказано то, чему я дала оценку позже, ибо не знала еще, что мой путь к Богу будет именно через написание Святых Писаний. И не иначе.
На самом деле Бог начал стелить дорогу в храм и в умах моих родных удивительными путями, не по моей инициативе, дабы вокруг меня не было не понимающих, не разделяющих, гонящих или особо поучающих или непримиримых, критикующих и осуждающих ни теперь, ни потом. Но делал это Бог и согласно их качествам и карме, давая ко мне любовь и уважение близких и на этом строя Божественный План, каждого вводя в религию в своей мере, своими средствами. Заслугу в этом направлении имели все.
В каждую семью религия входит своими путями, входит постепенно, порою незаметно, теплясь в сознании каждого неверующего далеким обещанием, имеющим свои анналы порою в уже ушедших родственниках, оставивших свой след в человеке своей глубокой и долгой верой, смирением, набожностью. Почти в каждой семье есть такие родные, которые поражают своей религиозностью, своей верой и аскетизмом, своей здесь великой незыблемостью. Ушедшие или живущие рядом, они неизменно неким сиянием в себе пронизывают всех своих близких и родственников, бросая в их сердца Волею Бога семена веры незримо, не навязчиво, но абсолютно и с тем, что в свой час, добрый или нет, но повлекут за собой ныне безбожные и в этом устойчивые сердца. И мать моя и отец были люди далекие от религии. Но мама, живя, проживая материальную жизнь, всегда и с немалым почтением вспоминала свою бабушку, которая была очень религиозна и когда она молилась, все выходили из комнаты, не смея перечить, ибо и не верующие боялись прогневать Бога и смиренно отступали перед той, что молилась страстно, долго, всегда, за всех… Точно также и мой отец, будучи неверующим, всегда преклоняясь вспоминал своих братьев Макария и Афанасия, за веру отдавших свои жизни аскезами, образом жизни, смыслом жизни и цели. Будучи неверующим, отец стремился постигнуть веру умом, перечитывая Святые Писания всех религий и желая найти то, что не посягало на его свободу и пристрастия, но строил свою греховную философию и по сути так или иначе, но всей своей жизнью Бога и искал и принял Бога в момент смерти… Лена, моя тетя, сестра мамы, пришла к Богу вследствие долгих и изнурительных болезней, ставивших ее на грань жизни, пришла к Богу через чудеса, которые стали с ней происходить, наконец, заговорила с Богом под именем Иисус и в этой связи становилась неким посредником между Богом и нами, ее родственниками, ибо и она отвечала на многочисленные вопросы, которые задавались Богу через нее. Она по сути была первопроходцем к Богу, реально близким к нам, являлась для меня немалым примером того, что говорить с Богом возможно, она волею Бога и поневоле, но подготовила меня к будущему диалогу, на который должна была выйти и я, но с определенным планом Бога на меня… О Лене я еще буду рассказывать не мало, ибо она была предтечей, она облегчила эту связь, она имела свою заслугу перед Богом. Вера Лены в Бога существенно повлияла и на веру мамы, приблизила маму к Богу уже реально и на более близкое расстояние, чем теплящаяся память о бабушке. Сам Бог устроил работать маму и Лену в продуктовый ларек на рынке, территории, примыкающей к главному Собору в Ростове на Дону, в результате чего они стали завсегдатаями храма, постепенно соблюдая все религиозные праздники и посты и в свою меру утверждаясь в вере христианской. Была дана милость Бога и Саше. Бог дал ему работать на территории этого же храма, когда на территории храма велись строительные и восстановительные работы. Он не стал глубоким верующим, но к религии стал относиться с уважением и осторожностью, однако, еще был далек от строгой веры и не очень-то утруждал себя в том, чтобы перекрестить хотя бы лоб. К тому моменту, как Бог должен был заговорить со мной и повести в определенном направлении, в семье, вокруг близких уже витал религиозный дух, что было для меня благоприятно. Однако, Лена и мама были христианками, старающимися в этом направлении, и теперь должно было происходить некоторое трение религиозных мировоззрений, которое значительно смягчалось любовью и уважением ко мне, хотя каждый готов был отстаивать достаточно твердо свои принципы и убеждения, начиная с осторожных подходов и увещеваний. Менее всего было что отстаивать Саше. Однако, Бог дал ему желание меня проконтролировать. Зная, что я езжу в храм часто, Саша и сам съездил в женский храм на Братском, где жили матаджи, также в Койсюг, где располагался центр Ростовского на Дону Исккона, где проявил себя достаточно дружелюбно, расположил к себе сердца матаджей и самой Тунги Падры, что было по Плану и Бога и было впоследствии использовано мне в поддержку и в помощь и где Волею Бога Саша получил ту толику религиозных ведических знаний и то направление мышления, которые присмирили его ум и понимание и отвели от враждебного или наставительного отношения к кришнаитам, не вводили в конфликт на религиозной почве со мной, ибо это была бы коса на камень, но мягко оставили его здесь в стороне с оттенком доброжелательности, ибо мне никак не были нужны его бунты и семейные кровопролития на этой почве, и я не должна была испытывать особые препятствия в самом начале пути ни с какой стороны. Таким образом, Бог уготавливал мой путь, расчищал его, делал лояльным и преодолеваемым и через мое окружение. О детях моих в этом направлении – особый разговор. Продолжение следует.
Обсуждения Моя жизнь. Часть 194. В Боге