Но потерянное время есть во всех классах. Это время, когда делаешь замечания, когда призываешь к порядку, когда буквально удерживаешь некоторых за руку, когда интересуешься, чем заняты на последней парте, когда заставляешь забрать лишнее со стола, когда решаешь вопрос с забытыми ручками и закончившимися тетрадями, с мелом, тряпкой… Сказать, что это была моя серьезная проблема я не могла, но добиться максимальный результат было крайне необходимо. Для этого приходилось и беседовать, и вызывать родителей, которых скорее упрашивала, и делать записи как можно более лояльные, и просить ребенка, и пояснять ребенку в доверительной беседе. Уже с первых месяцев работы в школе я почувствовала, что есть опыт, что есть наработка понимания, что есть усилие учителя, как не прост ребенок, как не прост класс в целом, который или может последовать за тобой, безоговорочно принять тебя, либо терпеть, не признавать. Внимание детей, авторитет у детей невозможно заработать раз и навсегда, но постоянно трудясь, иногда видя и сильнейшее свое падение и радуясь даже крошечной победе. Иногда это чувство победы было неожиданным и тогда, когда видела себя самым плохим во всех смыслах учителем. Иногда, когда мне приходилось подменять заболевших учителей в классах, где я вела, давая вместо, скажем, литературы математику, то ребята к великому моему изумлению кричали «ура!», что располагало ко мне и сердца коллег, хотя я прекрасно понимала, что есть это «ура» и насколько оно может быть зыбким и переменчивым. Здесь надо детям служить постоянно, влюбить в себя, несколько убрать дистанцию. Но это и чревато. Однако, я все еще искала пути ко всем моим классам, ибо мои и так были от меня зависимы, должны были принимать так, как есть, и поневоле роднились, единились со мной нашими общими классными делами и проблемами, слушаясь и проявляя свое детское уважение и преданность, что для меня было величайшим счастьем, хотя были и те, кто абсолютно уклонялся от моего влияния, жили в классе особнячком, никому не принося неприятностей, но и ни к чему не тяготея и тем более ни с кем не раскрывая свою детскую душу. Но надо было расположить к себе и тех, и других, поскольку в этом мне виделся и залог успеха, и правильный и более менее успешный учебный процесс. Игры, соревнования, быстрые самостоятельные, дополнительные занятия со всеми – все это входило в систему, но мне приходилось отмечать в себе, что сентябрьская дисциплина пошла на убыль, а это сказывается и на успеваемости. Так во мне зародилась идея использовать то в себе, что сблизит меня с детьми, что поможет. Вскоре я объявила всем своим классам, что по воскресеньям с двенадцати до часу в кабинете буду рассказывать сказки, а с часу – дополнительные занятия по математике для всех, где также можно получать оценки. Дети потянулись к сказкам, по сути, ко мне, и это было действительно удачное, счастливое, но не долгое время. Мы собирались к назначенному часу в воскресенье в кабинете математики, и иногда я приходила с дочерью, тоже любительницей сказок, и рассказывала длинные сказки, буквально изобретая их из себя, сказки на разные темы, иногда непрерывно продолжая одну сказку от встречи к встречи, иногда с темой по заказу и с желаемым концом, сказки волшебные, добрые, вызывающие участие и сопереживания. Иногда рассказывала и вещи серьезные, рассказы, некогда мною прочитанные, о судьбах детей и взрослых, и о беспризорниках в послевоенный период, в свою меру о добре и зле, о трудных судьбах. Наверно, это был неплохой путь, ибо дети на уроках присмирели, друг друга одергивали, шептали, и даже тихонечко доносили друг на друга, что я отнюдь не приветствовала, заостряла на этом внимание, ставила на вид в приемлемой форме, чувствуя малейшие шероховатости в качествах и пытаясь об этом дать пояснение, любя их всех и более всех тех, кому учеба не давалась. Я очень часто замечала, что именно эти дети самые почтительные, самые скромные, очень добрые в своей сути, благодарные, доверчивые; завидев меня и любого учителя издалека непременно здороваются, так и желают обратить на себя внимание, но.. .ничего не могут с собой поделать в плане дисциплины и учебы. Глаза детей. Это глаза взрослых, глаза и радостные и грустные, глаза понимающие и вопрошающие, глаза умные, глаза печальные, просящие... но и насмехающиеся, но и не признающие, но и прячущиеся… Невозможно быть учителем, так их любя. Вызывая к доске, я видела, как неподготовленная к уроку ученица мелко дрожит, вся в сильнейшем напряжении. Это видеть больно. Ей объяснить мое расположение к ней невозможно. Она в своем мире пониманий. На перемене подзываю ее, ласково с ней говорю, глажу по голове, подсказываю, как лучше усвоить материал, приглашаю на дополнительные занятия. А родители… Как им объяснить, что и их люблю, что всем сердцем понимаю, что не легко им дать знания, заставить… Объясняю ситуацию с ребенком, прошу о неприменении мер, о сотрудничестве с ребенком. Видимо привыкшие к бичеванию, родители в недоумении уходят от меня, а на следующий день приходит отец слабого ученика и предлагает помочь по кабинету, может, стул починить, поскольку он качается. Я соглашаюсь, но он вдруг исчезает. Забываю. Но проходит немного времени и он появляется с новым стулом. Бабушка девочки приносит на собрание (не по делу) цветы. Боже, но ведь они дорогие. Прошу бабушку не тратиться, прошу всех, не тратиться, не передавать мне с детьми подарки, ни духи, ни помаду, ни доллары – и это было. Приходится проводить воспитательную работу и с детьми, прошу их не приносить на день учителя цветы, но открытку от класса, и на другие события. Этого достаточно. Тогда мне та же бабушка несет варенье собственного приготовления. Возвращаю. Не могу никак принять. Ни за что. В сердце – стена. Стена в убеждениях. Цветы раздаю техничкам, вахтерам, подарки – возвращаю. Эта непредвиденная сторона отношений мне была тяжела. Но приятно ли другим? Думаю, нет. Никакой такт и подбор слов не сможет помочь. Человек не может обойтись без проявления вот в такой форме своего уважения. Он так понимает, так дал ему материальный мир, таковы условности материального мира по отношению к учителю, врачу, вообще в отношениях и проявлениях чувства благодарности. Или это постановка человека в состояние зависимости… Мой аскетизм, мое внутреннее кредо и понимание – мешают проявлению нормальных чувств или чувств, ставших нормой... Ну, как еще донести до человека, что на него надеются, с ним связывают самое дорогое – своего ребенка, за которого все готовы отдать. А это лишь способ выразить просьбу - обратить внимание индивидуальное. Нельзя этому мешать, нельзя делать этот отказ категоричным и отбивать другим руки и желание, но что поделать с собой? Да и не путь ли это к неуважению? (а принятие подарков – путь к уважению?) Проявление непризнанных, не бытующих качеств может повлечь и непредсказуемую реакцию, или пренебрежение или предположить мягкотелость учителя или его гордыню и его пренебрежение… Но лучшие источники информации об учителе и его качествах - все же дети, как и труд учителя в итоге. И все же, поэтому или нет, но, готовые сгруппироваться вокруг меня родители, этого не сделали, ибо была каким-то нетрадиционным учителем, ибо никогда не ругала детей, не винила родителей, не жаловалась в необходимой мере, и ежегодных поборов на нужды класса я не делала, а сказала на собрании, что все это дела текущие, и любые необходимые проблемы будем решать тогда, когда они возникнут, типа экскурсий или ремонта кабинета в конце года, или парт, или если вопрос коснется штор, цветов в горшочках и прочего благоустройства. Поэтому выбранный на собрании родительский актив так и оставался не удел, ибо я напрямую по всем вопросам обращалась к детям, и они охотно доносили до родителей нужды класса, что было очень и очень редко, ибо школа была новая, и кабинеты, полы, шкафы, парты и доски еще не были разбитыми. Но, а экскурсии – дело было хорошее, и легко поддерживалось и детьми, и их родителями. Может быть, я и была не на плохом счету, ибо в мой класс понаслышке и перетаскивали некоторые своих детей, но было и так, что однажды я была поражена тем, что полюбивший меня пятый «д» класс вызвал меня с благословения классного руководителя на родительский ковер во время собрания, дабы я отчиталась о своей методике работы с детьми, ибо многие усомнились в ее правильности, ибо заласкивать сказками и привлекать к себе детей всякими сомнительными соревнованиями в ущерб классного руководителя - было подозрительно. Однако, и уже существующая наработка, и проделанная работа, сама методика выставления оценок были разложены в неплохом и убедительном порядке и достаточно уверенным языком, моя учительская кухня без утайки была представлена, как есть, включая способы привлечения детей к учебе и развитие интереса к предмету, контрольные и самостоятельные были предоставлены аккуратными стопками, как и журнал, действующими и все проясняющими, что я не только не получила замечаний, но было отмечено, что дала ответ исчерпывающий и доказательная база налицо, так что родители, выслушав меня с интересом, отпустили в уважении и в атмосфере полной поддержки и доброжелательности. Да, и это было. Но, как бы то ни было, мне было далеко до старых и опытных педагогов, до многих молодых педагогов, умеющих держать дисциплину и давать знания в полную меру, не заботясь о своем статусе и не заигрывая с детьми, но призывая всех к порядку и снискавших себе уважение великое, как и признание, как и авторитет, ибо не было у меня устоявшейся на все времена методики, был процесс поиска, процесс хоть и активный, но не фундаментальный, все новой и новой волной возникали проблемы с дисциплиной, когда громкий голос не помогал, когда никакие мои искусственные приемы не работали только потому, что не было постоянной строгости, не было тех двоек, которые бы останавливали, не было категоричности с родителями, не было ко всему и хорошей одежды. Все мои знания иногда тонули в гуле голосов и мне приходилось осознавать, что, будь налаженная дисциплина, – о, сколько же можно было отдать. Во время окон я начинала посещать свой класс на других уроках других учителей, более того, меня приглашали, просили, ибо при мне дисциплина была лучше. Я начинала отчетливо видеть, что дети сложны сами по себе, что и некоторые опытные учителя, хорошо знающие свою работу и методику, находятся все в тех же проблемах. Буквально огромные классы, до сорока человек, могли выходить из-под контроля; они то тихо, то сильней гудели, буквально взрывались, заставляя учителя не говорить, но кричать, выискивая методы утихомиривания, выходящие за грани всех методик. Я сидела тихонько на последней парте, видя, как мое присутствие все же действенно; мои дети поворачивали голову, встречались со мной взглядом то и дело, как бы спрашивая : ну, что? Не подводим? Дети прекрасно понимали мои переживания и часто и искренне так и говорили: « Мы Вас, Наталия Федоровна, не подведем». Сердце разрывалось. Играть роль стражника… а мне бы их всех обнять… И хулиганистых, и прилежных, и молчаливых, и шумных, и старательных, и нет… Но детские сердца – за них легко отдать свое сердце. А надо требовать, надо настаивать, приходится и ошибаться. В любви трудно быть хорошим учителем, достаточно строгим. Я слушаю никчемный ответ, сажаю на место, объявляю: два. Но не ставлю, только видимость. А он на перемене бегом к журналу и – во все горло кричит, что «ура», ему двойку не поставили. И весь класс облегченно вздыхает… Или за плохое поведение отбираю дневник, вроде бы пишу, вызывая родителей в школу, а, получив дневник, он записи не находит и снова благодарность и множество обещаний… Долго обещаю в четверти поставить два, но ставлю три, дорисовав в журнале тройки. Иду на просьбы завуча не ставить в четверти двойки… Где угодно может работать моя принципиальность, но только не на детях. И где тогда эта строгая грань, этот непоколебимый статус учителя? Что удержит ребенка и что заставит ребенка учится? Воистину, я не совсем была на своем месте, но этот опыт считаю бесценным, а труд и статус учителя – достойным великого почтения во все времена. Конечно же, не собою и не своим опытом я мерю настоящего учителя. Их было достаточно перед моими глазами, я же была другой, как, впрочем, мне и говорили не раз. Поиски пути к детям были нескончаемыми. Я написала немалый труд директору школы, где предлагала ей сделать общешкольную газету, одну, единую на всех, газету, которая бы объединила и учителей, и учеников, где бы освещались все события в школе, где корреспондентами были бы сами ученики, берущие интервью у учителей, у завучей, у самого директора, где бы могли писать статьи все, где можно было бы получить исчерпывающие вопросы и по предметам, и по внутренним событиям и узнать точку зрения всех и каждого, где работала бы двусторонняя связь, где бы и родители могли и спросить и высказаться, я желала, чтобы в школе работал такой рупор, не критикующий, но помогающий, вникающий. Я описала директору все возможные здесь уровни связи, всю вертикаль ответственности, все древо школьной жизни, начиная с низов и до директора. Но Любовь Викторовна, приняв сие мое предложение, проигнорировала его. И мне пришлось свое новаторство применить в другом направлении и только в пределах своего класса. Это было счастливое событие в моей жизни, которое вышло все же за пределы класса и имело весьма неожиданное продолжение. Все дело в том, что мой пятый класс не считался ангельским и был достаточно своенравен, хотя отношения с ним у меня сложились очень доброжелательные. Мне просто необходимо было чем-то детей увлечь, разбудить в них какие-то лучшие качества, какой-то интерес. Эта мысль не давала мне покоя. Сказки более увлекали пятый «д» класс, отчасти своенравный пятый «б», мои же больше приходили на дополнительные занятия и то, чтобы получить здесь оценку, что называется, меньшими усилиями. Я обратилась к пионервожатой школы Ирине, будущим историком и завучем нашей школы, с просьбой помочь, дать какое-то пионерское задание, в основном имея ввиду помощь инвалидам на дому или участникам войны, или пенсионерам, через закупку продуктов, несложную другую помощь. Через некоторое время Ира пригласила меня в пионерскую комнату и дала поручение, которое впоследствии и стало делом нашего класса и не только. Это была глубокая осень 1986 года. Предложение Иры было несколько неожиданным и как подступиться… Все дело в том, что пионервожатая поведала мне историю достаточно грустную, однако не требующую помощи в том виде, как я это себе понимала, но некоторое действо, которое могло быть и разовым и достаточно продолжительным. Не спеша, она рассказала мне о том, что есть такая семья глухонемых людей, которые недавно потеряли своего сына Ивана Малюту, погибшего в Афганистане …Об этой семье писала газета «Вечерка», поскольку случай был уникальный тем, что семья состояла из глухонемых мужа и жены, потерявших сына в Афганистане, тяжело перенесших утрату и не нашедших должного отзыва в военкомате, оббившие все пороги с просьбой достойно похоронить сына, погибшего героически при выполнении боевого задания, получившего орден «Красной Звезды» посмертно и которому полагался мраморный памятник. Вопрос с памятником был решен, но боль и обида у инвалидов осталась. Был дан адрес. Они жили также на Северном, при самом въезде, и, видимо, им не хватало просто человеческого участия, общения, понимания и сочувствия. Не откладывая, я рассказала классу об этой ситуации и нашла тотчас поддержку и согласие. Я не ожидала, но дети мое предложение взять шефство над этой семьей, посещать ее приняли с великим энтузиазмом, особенно мальчики. Они с радостью согласились посетить эту пару уже далеко не молодых людей. Но то, что стало происходить далее – тронуло детей до слез, до великого и глубокого понимания, что дети буквально боролись за право посетить эту семью, передавали друг другу свои чувства, виденное, понятое. Наш первый визит состоялся, когда стояли уже высокие сугробы и посещение семьи становилось проблематичным. И все же мы отправились, купив три розы, с волнением, не зная, что ожидать, как нас примут и как мы сможем общаться с людьми глухонемыми с рождения. Пятеро детей и я отправились по известному адресу, переживая, надеясь, сомневаясь. Лифт благополучно поднял нас на седьмой этаж и мягко остановился. Мы оказались на небольшой площадке, на которую выходили три двери. Дети смотрели на меня, чуть робея, притихшие, с вопросами в глазах. Я позвонила в нужную дверь. Ну, как нас примут… Будут ли в нас нуждаться. Не захлопнут ли двери. Ладно, если бы я одна. Но Ира говорила об этой семье, как порядочной в высокой степени… Дверь открыла женщина невысокого роста, с приятным, очень мягким лицом, с легким изумлением в глазах. Я подала ей заготовленную записку, пояснив в ней, что мы из школы, что знаем ее печальную историю и желаем взять над ними шефство. Женщина тотчас посторонилась, пропуская нас в квартиру. Прихожая вывела прямо в залу. «Как она открыла нам? - вопрошали дети. - Ведь они ничего не слышат?». « Да у них свет зажигается, когда звонят», - догадался кто-то. И все же дети робели, пропуская друг друга вперед, говоря шепотом, отводя глаза. Однако тепло и уют смягчили лица, сделали поуверенней, и легкая почти улыбка, доброжелательная и неуверенная отразилась на детских лицах после некоторого напряжения. Мы вошли в просторную комнату и взгляд всех тотчас устремился к большой фотографии на стене, откуда на всех смотрел удивительно обаятельный молодой человек в военной форме и берете, с легкой улыбкой, почти незаметной, как будто нечаянной, тут же таявшей, смотревший на мир с надеждою, совсем юный, еще ребенок. Перед фотографией с траурной лентой стоял аккуратный столик, на котором лежала военная фуражка от парадной формы, коробочка с орденом и цветы в вазе. Рядом висела гитара, давно уже замолчавшая, еще более омрачая своей красочностью и скрытой жизненностью сей уголок памяти и родительской любви. В комнате, во всей квартире в нависшей и кажется не проходящей тишине все еще жила скорбь. Она тяжестью давила и на нас, и дети, едва осмотревшись и осознав витающую здесь боль, снова притихли, поглядывая на меня. Родители чтили память сына постоянно. Надо было что-то сказать почти сразу, но слов не находилось. Все и так было понятно, тягостно. Непроходящая боль, тоска и надежда были в глазах женщины, потому что она была мать. Но боль все же покрывала все. Дети отдали цветы, и им было предложено жестом присесть на диван. Очень долго мы переписывались с матерью Вани Малюты – Галиной Романовной. Печаль и легкая надежда, как и благодарность за память, за нежданный визит не покидали ее лицо; она готова была непрерывно рассказывать о своем сыне, она писала очень быстро, боясь пропустить слово, нужную мысль, она отбирала у меня ручку тотчас, как я переставала писать, едва скользила глазами по написанному мною, как по чему-то незначительному и продолжала писать свою историю, которой в материнском сердце не было конца, как крик, как великую и ни с кем не разделенную Боль. Я успевала детям передавать записки, и они буквально пожирали их глазами, осознавая суть, входя в нее, то и дело в удивлении смотря на меня, однако не имели тех сил духовных, чтобы как-то разделить и грустно сникали, в свою меру потрясенные. Галина Романовна, так звали маму Ивана, достала два объемистых достаточно тяжелых альбома. Стоило их открыть - и я уже рыдала, я не боялась слез, я обнимала ее, я что-то говорила, пыталась писать, слезы текли ручьем, разрывая сердце. Со всех фотографий на меня смотрел молодой человек. Вот он еще ребенок, вот он пошел в школу, вот.. он ли это - юноша, окончивший школу… последний звонок… На его руках девочка-первоклассница.. Как лучший ученик он делает с ней почетный круг… он в начале жизненного пути, полон надежд... Мама подробно отвечает на все мои вопросы, заданные и незаданные. Он прекрасно учился, он был комсомольским вожаком, он не был глухонемой, у него была и есть сестра… Ваня Малюта… Он всю жизнь мечтал быть успешным, он мечтал помогать своим родителям, он мечтал быть счастливым, обеспеченным, помогать родителям, достойно вырастить сына Диму; любя жизнь, он перед армией женился и сейчас у него подрастал трехлетний сынишка… Иван, как сын инвалидов, как их кормилец, мог не идти в армию, его просила мать, просил отец, просила и жена… Ваня любил спорт, занимался борьбой, изучал технику борьбы, писал стихи… Он был полон надежд, считал, что жизнь не должна с ним плохо обойтись и хотел своим поступком доказать, что смеет, может, должен, обеспечит, достигнет… Ваня погиб восьмого апреля 1984 года. Ему оставалось служить еще год. Он надеялся на отпуск, на то, что еще увидит сына, жил мыслью о своем ребенке, о жене, о будущем и черпал в этом силу тогда, когда было и совсем невмоготу. Ваня хотел жить, надеялся на жизнь и никак не ожидал, что жизнь на него имеет совсем другой расклад. Наконец Галина Романовна достала целую пачку писем от Вани, где он писал о службе, писал почти весело, писал много, писал, успокаивая, мечтая, надеясь, здесь были и стихи, здесь были и наблюдения за жизнью других людей, здесь было много обещаний выжить, здесь было много успокаивающих строчек для мамы и отца, для жены и сестры, но все это оказалось великой памятью для сына... И для меня. Письма были аккуратно перевязаны, хранились отдельно, в шкатулке. Это было живое, доброе, участливое отношение к родителям, он описывал многие грустные вещи с легкой иронией, удивляясь, как здесь живут люди. В одном из писем он писал: «Представляешь, здесь пашут землю на волах, а на роге вола висит магнитофон…» . Магнитофоны… - на тот период были вещью редкой, признак великой цивилизации и при этом - пахать на волах… Это было им подмечено и не только это. В одном из писем он написал эдакой печальной шуткой: «Если я погибну, то меня можно будет узнать по родинке на спине...». « У него была действительно очень большая родинка на спине под лопаткой…», - писала мне мама. Шутка сына обернулась горькой истиной. Чтобы не попасть в руки душманов, он и его друг подорвали себя гранатами. Он не мог знать, что сам себе предсказал. Именно так он и был узнан. В последнем неожиданном, неравном бою он погиб, тело было разорвано на клочья, так что и хоронили в оцинкованном гробу… Мать жалилась, что и на памятник не хотели выделить денег. С трудом выбила. Дали орден и все. Я попросила у Галины Романовны дать нам письма, чтобы переписать их для нашего уголка, который мы непременно организуем в кабинете. По весне и все время, пока я работала до декретного отпуска, мы с детьми ходили на кладбище, на могилу Вани, присматривали ее, приносили цветы, приходили и без цветов, как получалось. Могилка всегда была прибрана, со свежими цветами и сладостями на черном мраморе... Мама Вани зачастила и ко мне домой. Судьба устроила так, что в этом не было проблем. Мы сидела часами, переписывались или молчали, без слов понимая друг друга, пили чай, и так она уходила, чтобы снова прийти. Мы всем классом переписали все письма Вани от руки, купили большой альбом, разместили там все фотографии Вани, которые дала Галина Романовна, повесили большую фотографию в рамке в кабинете, Саша сделал полочку в углу кабинета, на которой теперь постоянно стояли цветы и, как могли, чтили память о Ване, который и стал нашим героем, нашим примером мужества. Уголок Вани Малюты зажил, к нему постоянно подходили дети, смотрели переданные его мамой фотографии, читали письма. Я все больше и больше узнавала об этом человеке, и бывало так, что дети просили меня часть урока посвятить ему и рассказать о нем. Разговоры о Ване вышли за пределы нашего класса, о нем знали все, его подвиг передавался детьми. Мы также приглашали к себе родителей, сестру Вани, устраивали чаепития, показывали уголок, говорили о нем, и мать была благодарна этой памяти. В который раз вновь и вновь я читала прекрасные стихи Вани, его письма к родителям, показывала детям его фотографии, рассказывала, как погиб Ваня. Трагедия этой судьбы и ее героизм отзывался в детях, они очень часто задавали вопросы, стремились заслужить разрешение пойти со мной или к родителям Вани или на кладбище на могилку. Однажды по этому поводу пришла в нашу школу и корреспондентка из Вечернего Ростова, желая написать статью о нашем классе, о его сподвижничестве, о том, как это нужно людям. Меня вызвали с урока к директору. И мне и корреспондентке подали кофе с пирожными, располагая к беседе; она готова была задавать вопросы, а школа готова была порадоваться за хоть малую известность. Но, увы. Я ей ответила однозначно, что это не тот случай, когда надо хвалить или об этом писать. Заметка вышла очень коротенькая, но это меня не волновало. Однако, кто же был или стал этот Ваня Малюта для меня, с кем судьба вот таким образом уготовила встречу? С чьей матерью так надолго свела судьба? Кому на могилку я относила с детьми цветы? Чьи письма я читала, чьим характером пропитывалась? О ком плакала я? О ком рассказывала детям? Чьи фотографии показывала? Мне было это открыто тогда, когда я заговорила с Богом. Сам Бог поведал мне, что моя вторая дочь Ольга, рожденная в 1988 году 22 июня в четыре часа утра и была Ваней Малютой в прошлой жизни. Качества дочери были качествами этого молодого человека; в женском теле родилась душа, имеющая те же устремления, ту же непреклонность и целеустремленность. Но теперь, в этой жизни, она должна была свои желания действительно реализовать, ибо планы на жизнь у нее возникли очень рано, того же направления и с той же твердостью. Никогда бы не поверила, никогда бы и не посмотрела в эту сторону, если бы со мной не заговорил Сам Бог, с чего я и начинала эту повесть. Бог и не раз показал мне великое чудо, организовав встречу в этой жизни с многими умершими людьми, которые знали меня или я знала их. Человек не живет одну жизнь. Об этом я достаточно много пишу в Святых Писаниях – Бхагавад-Гита всем, Ответы Бога на человеческие вопросы, Завет Бога человечеству, Наставления Бога, во многих религиозных статьях и стихах. Именно поэтому Бог приоткрывает мне великие таинства на примере своей жизни и тех людей, кого я знала. Повторяю, я встретила в новых телах многих умерших, ушедших, оплаканных… Так, умер мой отец и родился у соседской девочки. Эта соседская девочка – моя бабушка, мать отца, которая вновь стала ему матерью, ибо была в кармическом долгу перед ним. Моя дочь из позапрошлой жизни была встречена мной, как одинокая старая женщина, Анна Петровна, взявшая меня к себе на квартиру. Мой муж из позапрошлой жизни стал вновь моим мужем, ибо я перед ним оказалась в кармическом долгу. Анна Петровна, моя дочь из моей позапрошлой жизни стала моим любимым внуком Славой, моя бабушка по матери Ксения Ивановна стала соседкой по коммунальной квартире, где я жила со своей младшей дочерью и о чем еще будет поведано. Младший сын ее – умерший зять ее младшей дочери. Мой дед по отцу Ефрем стал подругой моей старшей дочери Светланы, которая спасла дочь от верной смерти. И такое было. Отец моего мужа Александра Анисим стал моей старшей дочерью. Свекровь моей Любимой тети Лены, маминой младшей сестры стала ее внучкой, родившись у своего внука Володи, которого вырастила, как могла, и он так оказался перед ней в кармическом долгу и как дочери своей этот долг отдает теперь… Люди, умирая, рождаются чаще всего среди своих родных. Но знать это Бог не дает точно никому. Достаточно понимать, что никто не умирает, душа никуда не исчезает, но вновь рождается на Земле с тем, чтобы добирать качества, совершенствоваться, ибо однажды наступает тот момент, когда душа, достигшая совершенства, религиозная, знающая Бога, оставляет этот материальный мир навсегда. Достаточно поэтому понимать, что любой около нас человек, будь то сосед, родственник, друг, с кем сводит судьба - не случаен. Надо всегда допускать, что Бог никогда просто так людей не сводит. Что все мы друг другу родные из прошлых воплощений. Бог соединяет, чтобы отдать долги, причем самые разные. Приходя в новом теле человек, рождаясь, является носителем прежних качеств, тех, с которыми оставил тело. Ничто не исчезает, ни желания, ни навыки, ни характер, ни привычки. Все со временем в свой срок проявляется, все развивается дальше именно с того места, где прервалась предыдущая жизнь. Дочь моя Ольга, как было мне сказано САМИМ БОГОМ, и была Иваном Малютой, этим мальчиком, столь рано и непредвиденно оставившим тело. До сих пор скорбит мать, не зная, где он и что с ним, не веря в смерть, но и не зная его среди живых. Она права, смерти нет. Но и вернуть уже невозможно. Бог передает детей из рук в руки, как и детям достаются то одни родители, то другие. Каждый волею Бога должен в ребенка привнести то, что Бог даст, как материальное, так и духовное. Но это со временем. А пока дочь родилась именно с качествами Вани, которые отаукиваются и по сей день, хотя ей уже двадцать два года. Надо знать, что, если в одной жизни человек имел цель и не смог ее достичь, если имел желания и не смог их реализовать, то Бог дает ту среду, те возможности в следующем рождении, где человек достигает желанное и так развивается. Иногда это желанное Бог не может дать без жертвы, ибо оно, желание, велико и пока незаслуженно или должно быть достигнуто несколько другим путем. Поэтому Ваня и оставил тело, совершив героический поступок, тем расплатившись с долгами предыдущими и так получив благословение Бога на ту милость, на которую претендовал, но уже в другом теле. Поэтому уже в свои двадцать два года дочь моя имея великую волю, достигла того, что, честно работая, купила свою машину, стала предпринимателем и своими руками готовит свое будущее. Ваня Малюта был человеком целеустремленным, любил спорт, изучал разные приемы борьбы, судя по рассказам матери и его собственным письмам. Ольга, дочь моя, имеющая духовное имя Туласи, также с детства легко владела приемами борьбы и увлекалась ими. Как-то друг Саши Сергей взялся показать ей прием. Она без труда, без тренировки, тотчас ловко применила этот прием на нем самом без подготовки, повергнув его в немалое удивление. Также в школе, где она училась, она из многих желающих обучаться игре на балалайке проявила немалые способности в возрасте семи лет и играла очень неплохо русские народные песни, словно навыки игры на такого рода инструментах у нее были с рождения. А ведь она действительно в прошлой жизни играла на гитаре. А это уже кое о чем говорит. Также, она свою цель обозначила вслух еще в возрасте десяти лет, объявив всем, что у нее будет машина и предпринимательское дело. И неуклонно пошла этим путем. Когда Туласи было одиннадцать лет, я рассказала ей, слушая постоянные ее пристрастные речи о материальных благах, о ее планах, заработать на машину и непременно заняться предпринимательским делом, я рассказала ей о том, кем она была в предыдущем рождении. Ребенок загорелся страстью увидеть могилку Вани Малюты и долго вопрошал меня о своих родных из прошлого рождения. Мы сходили на кладбище в поисках могилки Ивана Малюты, где я не была с момента ее рождения. Мы нашли квартал, мы нашли места захоронения тех воинов, кто погиб в 1984 году… Мы осмотрели все плиты со звездочками, все надписи, но заветной могилки так и не нашли. Я спросила Бога, почему он не дает, на что Всевышний ответил, что это неблагоприятно. Достаточно того, что она посетила это место. Прошло еще одиннадцать лет, теперь ей двадцать два года, многое она уже достигла не женской силой воли, но и не без Бога. О своих дочерях я расскажу и не раз более подробно, ибо эти люди достойны хороших слов, причиной чему не я, но ведущий Отец. Для меня они любые дороги, как для любой матери. Когда я стала писать эту главу, то, вспоминая о Ване Малюте, я с грустью сказала Богу, что далеко уже не все помню, хотя и читала письма Вани и долго общалась с его мамой. На это мне Бог ответил: «Поищи в интернете». Я задала в Яндексе в строке поиска слова: Афганистан Ваня Малюта 1984 год. Это был, на сколько я помнила, год его гибели. Бог был прав. Я нашла в интернете те письма, которые держала в руках, его фотографии. Туласи и прежде хотела знать о себе из прошлой жизни побольше, хотела видеть фотографии Вани. Здесь все было. Были также стихи Вани. А ведь, и Туласи пишет стихи философского порядка. Я позвонила ей, сказала, где можно взять эту информацию о Ване, что она сделала тотчас. Небывалый был у нее восторг, она была потрясена, что где-то совсем рядом есть ее мать из прошлой жизни, и даже сын, который ее старше. Но она задавала мне один и тот же вопрос, вопрос, который задавал бы каждый. «Ну, почему я ничего не помню, почему? Даст ли мне Бог такую милость?» Я ответила ей, что для этого Бог должен с ней заговорить. Туласи, уже выходящая на понимание Мнения Бога в себе, зная, как строг Отец, видя, какие аскезы для этого надо претерпевать на моем примере, стала молить Бога только не об этом пути. «Ну что ж, -сказала я. - Не так часто Бог начинает говорить с человеком…». Но такие знания о своем прошлом рождении Бог может дать прямо в сердце, и это войдет раз и навсегда, ибо основные принцип совершенных знаний мои дочери знают, да и Бог дал обеим милость пожить в храме в детстве, тем войдя уже в сердце бесповоротно, однако еще не требуя постоянного преданного служения. Все это в свое время. Этот путь не миновать ни одному человеку. А пока необходимо идти тем путем, который дает Бог каждому, и даже через материальные пока желания и устремления можно достичь Всевышнего и все же выйти на диалог с Ним, что приносит великое блаженство и несравнимую духовную радость. А пока надо было понимать, что она, Туласи, по Слову Бога и по многим признакам унаследовала свои же качества из прошлого рождения, ибо так ведет Бог всех. Туласи никогда не плакала, даже в детстве, когда ей делали уколы. Она и слезы не проронила, когда в первый день пришла в детский сад… Обозревая с Богом Ванины качества и те, которые она проявила с детства, я видела, что есть соответствие. Соответствие я видела и у других людей. Иногда, например, говорят, что ребенок пошел в умершую бабушку или по стопам деда, или достиг то, к чему стремился умерший родственник. Люди не знают, что на самом деле умерший и продолжает свой путь и качества его ему и диктуют. Ребенок не напоминает кого-то, но подчас и есть эта самая душа. Бог изменил направление движения, дал ту среду или те возможности, которые наиболее благоприятны. Поэтому и ко мне пришла душа, как моя дочь, подготовленная в прошлом рождении, но имеющая от Бога благословение идти только теперь и так, как ее ведут ее качества, желания, характер и так, чтобы душе было во благо и по пути, уготованному только Богом. Однако, об этом я еще тогда знать не могла, как и не могла знать о будущем рождении второй дочери, однако, все чаще и чаще задумывалась о втором ребенке и начинала спрашивать Сашу, как он на это смотрит. Он отвечал, что все, что ни будет – наше и что никак не возражал бы по поводу еще одного ребенка. Однако, жизнь преподносила свои события. Ко всему сказанному хочется сказать, что здесь нет лжи, нет вымысла. Такие вещи писать от себя Бог не даст, не благословит, если они не истинны. Но, ведь, я пишу и пишу… и все будет окончено и все будет отдано и очень долго изучаться, буквально пронизывать собою все сознание, ибо иначе - как поднять человека? чем в нем, какими знаниями оперировать, чтобы ответить на все его вопросы, на которые его уровень понимания и уровень существующих пока знаний еще не готовы ответить, заставляя прозябать в невежестве и великом страхе, как и в зависимости от тех, кто рядом. Более всего следует бояться себя в греховной деятельности, ибо плоды возвращаются Богом. А через кого – это для Бога не вопрос, ибо очень много тех, кто на себя в силу слабых, греховных качеств и пристрастий могут взять очень многое, за что в свое время и сами ответят. Также следует добавить, что обладать совершенными духовными знаниями достаточно благоприятно, во всяком случае, никогда не будешь думать о своей родословной и кровных связях, ибо она основана на телах других живых существ, также, как и ты, путешествующих в материальном мире, к этой цепочке не имеющих буквального отношения, но только к своим собственным воплощениям, имеющим отношение к душе и ее путешествиям из тела в тело, из рода в род, из нации в нацию, из пола в пол, из знаний в невежество и наоборот, из богатства в бедность и наоборот. Все качества душа развивает в себе своими усилиями, но Волею Бога, путем, который от жизни к жизни меняется и невозможно унаследовать ни трон, ни положение, ни достоинства, ни статус, ни благородство, ни что другое. Предки каждого – величайшая материальная иллюзия, но для неразвитого ума необходимая, ибо служит опорой несовершенного мышления, дает понимание базы материальной тому, кто не может ее еще видеть только в Боге. Именно через совершенные знания человек и мыслит и видит все причины и все следствия, охватывающие обозримое умом, прошлое и настоящее, и имеющее свойство увидеть логически следующее будущее. Даже в небольшом отрезке, охватывающем хотя бы две жизни видна работа и План Бога, его наказания и Милость, как и через кого Он подставляет руки. Именно через призму этих знаний мне было видно, откуда мой муж и для чего взял меня по сути из рук моего столь же сурового отца. Обозревая предыдущие свои рождения я могла сказать, что он имел на это право, как и право держать меня в ежовых рукавицах, дабы Бог в итоге мог заговорить с той, чьи качества подходят; зная прошлые воплощения отца, я знаю, почему он был строг со мной, на первый взгляд беспричинно. Так вел его Бог и так использовал его качества и мою карму, как и долг перед ним в прошлом рождении. Видя устремленность Туласи, я знаю хотя бы через жизнь Вани Малюты, откуда это тянется, а судьба в теле Вани также имеет свои истоки в предыдущем рождении и т.д. Видя непростой, но достаточно стабильный путь старшей дочери Светланы, я опять же знаю, откуда и почему, я знаю, что за этим в прошлым рождении была бедность и безработица, забитая и тяжелая жизнь, многодетная семья в одной из деревень Кировской области, одна из многих, которую нечем было прокормить и где дети били друг друга, чтобы поесть посытней и носили и зимой и летом телогрейку и обувь одну на всех в виде кирзовых сапог…. Я также знаю, почему соседка по коммуналке, где теперь живет моя дочь Туласи, столь пристрастна была и есть к ней и ко мне и об этом еще поведаю. Я также знаю, почему у нее именно три сына, я знаю также, почему она так трудолюбива и умна и постоянно привлекает детей к труду, я знаю, почему она столь многословна и почему всегда говорит на высоких тонах, будучи и в дружелюбном состоянии. Я знаю, почему подруга старшей дочери Юля спасла мою дочь от гибели. И такое было. Я знаю, почему обе мои дочери были в жутких авариях и обе отделались царапиной. Одна – с друзьями ехала в машине… От машины ничего не осталось, но все не только выжили, но и не повредили здоровье никак, а другая дочь была сбита машиной, отлетела на три метра… встала и пошла, без царапины… Я знаю почему. Потому что она была Ваней Малютой, и тело ее было разорвано в клочья в той жизни. Два раза подряд Бог не отбирает жизнь в ранней молодости и не калечит. Это тоже совершенные знания. Зная одно, знаешь и другое. Бог изнутри говорит точно, было бы на какие знания в человеке опереться. Здесь мистики нет. Здесь – знание работы Бога. В этом суть совершенных знаний, которые уникальны тем, что раздвигают сознание и мышление. Человек становится с Богом достаточно проницательным и видит все, что хочет сказать ему Бог через все абсолютно – и даты, и числа, и животных, и брошенное слово, и все приметы понимает и считывает, зная о себе все, о других – все. Но на столько, на сколько все же дает Бог. А Бог дает достаточно, чтобы жить без страха, не бояться людей и событий и знать простую истину – нет худа без добра. А добра на самом деле в материальном мире очень не мало, лишь бы сознание не было искажено слишком большими потребностями. Я знаю также, почему соседка по коммуналке, столь привязана к делам Туласи – потому что она ее прабабушка из прошлой жизни, повторюсь, я знаю, почему у этой соседки три сына – потому что у нее было три дочери, я знаю, почему она так громко говорит - потому что была в прошлой своей жизни ранена под Одессой осколком гранаты и говорила шепотом постоянно, я знаю, почему всех она приучает к труду – потому что в прошлой жизни была сильно больна и все заставляла делать своих дочерей, это и вошло в нее качеством и пониманием… Я знаю, почему ее младший семилетний сынишка постоянно здоровается и подбегает ко мне – это воплощение Виктора, мужа моей тети Лены, крестного моей Туласи, с которым были прекрасные и добрые отношения… Я знаю, почему я привлекалась трудами Ленина – потому что была революционерка, я знаю, почему пью только горячий почти кипяток и не могу напиться холодной водой – потому что сидела в тюрьмах и пила только то, что мне подавали… Я знаю, почему меня мама недолюбливала долго – потому что в прошлой жизни она была моя свекровь и сидела с моими детьми, а я сидела по тюрьмам… Бог все чувства, обиды, привычки… Все сохраняет, как бы люди не меняли тела. Отношения остаются и только со временем в новой обстановке могут меняться и корректироваться. Но просто, без преданного служения можно ли эти знания взять? Полностью, основательно, сделав их тем, что освещает дорогу во всех уголках – невозможно. Но можно взять хотя бы стартовое понимание. Далее оно с Богом и разовьется до совершенного. Поэтому сказанное здесь – не зря. Это и есть то семя, которое произрастет и даст великие плоды, наслаждающие знаниями и качествами любого. Без преданного служения, без аскез, без практики йоги невозможно легко оперировать этими знаниями, но и обойти их Сам Бог не позволит никому. Очень не просто выйти за пределы принятых, сейчас существующих и работающих пониманий и увидеть во всех окружающих тебя людях – тех, кто послан Богом, кто имеет к тебе отношение из прошлого. Но даже слабое овладение совершенными знаниями в эту сторону непременно мысль направит, и человек только выиграет, увидев вещи, как они есть на самом деле. Хотел бы человек принести страдание своему сыну или дочери или матери из прошлого? Но ведь они все рядом, но в других телах… Следует непременно научиться мыслить через и эти категории, через перерождения, через прошлые и будущие долги, через фактическую взаимосвязь всех людей, где никто не случаен, и все друг другу отдают только по Воле Бога. В этом корни мира и удовлетворения, в этом и источник милосердия, в этом решение многих вопросов, отсюда произрастает и терпение, и прощение, отсюда человек может сказать себе нет в пользу другого. Ну, посмотрите на своего ребенка? Ну, в какой жизни он станет вам чужой, что вы его, отдалившись, захотите предать? Никогда. А делаете это на каждом шагу с теми, кого из прошлого в виде соседей, друзей, знакомых, чужих детей приводит Сам Бог, Тот, Кто Знает. Разве Бог враг Своим детям? Разве он приводит чужих, незаконных… Никогда, но к должникам. Надо отдать. А вы изничтожаете. Чтобы не изничтожали, чтобы видели мир, как он есть, как он устроен изначально, для этого надо начинать видеть глазами совершенных знаний. Ваня Малюта… Их миллионы таких Вань, Ир, Наташ, Сереж, Свет, Тань, Людмил… Все они из прошлого, в настоящем и далее в будущее. Все они рядом, все они друг другу матери, братья, сестры, соседи, прохожие… Все они - родные между собой изначально. Это – суть повести тоже. И это надо усвоить. Я же волею Бога продолжаю описывать ту судьбу и работу Бога в ней, которая мне больше всего известна – это свою судьбу. Продолжение следует.
Моя жизнь. Часть 17. Школа. Иван Малюта. Продолжение
По теме Моя жизнь. Часть 17. Школа. Иван Малюта. Продолжение
[ На главную | В раздел Проза ]
Обсуждения Моя жизнь. Часть 17. Школа. Иван Малюта. Продолжение