Эпизод 1. И тут появился чертёнок...
Мне даже показалось, что я уснул: глаза на какое-то время сомкнулись, звуки слились в единое бессмысленное гудение, в голове поплыли неясные образы, а мысли стали такими отрывистыми и скачущими, что запись их на бумагу стала бы бесплатным билетом в психиатрическую лечебницу. Но шестое чувство, уже не раз выручавшее меня, вернуло меня к действительности, моментально согнав сон и заставив устремить всё внимание в сторону гаснущего камина.
Угольки слабо мерцали и потрескивали, чувствовался лёгкий запах горящих поленьев, жар хотя и поубавился, но всё же шёл от углей, — в общем, всё было как обычно, и ничто не давало оснований полагать, что произойдёт нечто, выпадающее из общей картины последних дней.
И тут появился чертёнок...
То есть, конечно, я не хочу сказать, что это был именно чертёнок, то бишь маленький служитель Тёмных Сил, о которых пишут в сказках, но вся его внешность — тёмно-серая шерсть, несколько загнутые книзу и назад острые рожки, хвост с кисточкой, раздвоенные козьи копытца на ногах и почти человеческие, но чёрные и когтистые, передние лапки — поразительно напоминала сказочное описание чертёнка или же сатира. Впрочем, сатир представлялся мне чем-то хотя и козлоподобным, но симпатичным, этот же экземпляр обладал омерзительной внешностью, а потому я сразу окрестил — если это слово уместно здесь — своего незваного гостя чертёнком.
Он выскочил из камина и двумя прыжками очутился подле меня, уставившись на меня своими водянистыми серыми глазёнками, в которых, как мне показалось, читалась мольба о помощи.
К счастью или к несчастью, но за долгие годы работы на правительство в самых экстремальных условиях я привык молниеносно реагировать на стремительно меняющиеся обстоятельства, позволяя себе задумываться о них только тогда, когда всё было уже позади. Не теряя ни секунды на размышления, я сгрёб своего гостя в охапку и пихнул его под стол. Шерсть чертёнка оказалась почему-то мокрой и до того противной, что я тут же отдёрнул руки и скривил гримасу отвращения, хотя отнюдь не отличался брезгливостью: самое большее, на что походил чертёнок на ощупь, была дохлая кошка трёхдневной давности, брошенная на улице в тёплую дождливую погоду. Запах, которым он дохнул мне в лицо, хотя и отличался от этого образца, всё же был не из приятных.
Повинуясь импульсу, я быстро передвинул кресло, в котором сидел, таким образом, чтобы оно как можно больше закрывало происходящее под столом, и одновременно — чтобы камин оставался в поле моего зрения. В следующую секунду пистолет перекочевал из ящика стола в карман пиджака, где замерла и моя рука. Итак, я был во всеоружии и готов ко всему.
То, что в следующее мгновение показалось из камина, вывело бы из состояния душевного равновесия любого человека с нервами, чуть менее крепкими, чем у меня; для меня же оно хотя и было необычным и, судя по всему, опасным, но страха не вызывало. Строго говоря, это была пасть на длинной грязно-зелёной шее, украшенной красным зубчатым гребнем. Челюстей было четыре, и они раскрывались крестообразно, подобно лепесткам цветка. Каждая челюсть по краям была усажена несколькими рядами острейших зубов; чего-то подобного языку я не разглядел.
Всё это я отметил в тот момент, когда пасть приближалась ко мне. Стоило же ей очутиться в каком-то метре от меня, как я спокойно направил пистолет в перекрестье челюстей и всадил в него одну за одной пять пуль. С каким-то резким скрежетом челюсти судорожно сомкнулись, и шея втянулась в камин ещё быстрее, чем появилась из него, разбрызгивая по полу тёмно-синюю жидкость, очевидно, заменяющую кровь. С проворством мартышки чертёнок вскочил на стол и принялся, размахивая кулачонками, осыпать удаляющегося врага визгливыми ругательствами на своём языке.
На произошедшие вслед за этим события не успел отреагировать даже я. Чертёнок подскочил ко мне, чмокнул в щёку, из-за чего моё лицо снова брезгливо перекосилось, и нырнул в камин. Машинально вытирая обслюнявленную щёку рукой, я прыгнул вслед за ним и опрометчиво сунул в камин руку, но лишь слегка обжёгся о тлеющие угли: Дверь в иной мир, откуда явились ко мне сегодня столь странные гости, уже была закрыта.
*
Размышляя позднее о случившемся, я решил было, что всё это приснилось мне, но истраченные и не найденные пять пуль из моего пистолета, темно-синяя кровь хищника и собранные мною позднее прекрасные образцы слизи, слюны, шерсти и отпечатков пальцев чертёнка совершенно явно говорили о реальности произошедшего. По неофициальным каналам я отослал материалы в лабораторию, откуда мне пришёл объёмистый и подробный отчёт, из которого, однако, следовало, что образцы, предоставленные мною, не подлежат идентификации. Далее, после обследования моими коллегами всего домика в поисках чего-нибудь примечательного, пропущенного мною, дело засекретили и, видимо, прикрыли на неопределённое время, а я получил благодарность за храбрость и информацию, приказ держать язык за зубами и подробную инструкцию на случай, если что-нибудь подобное повторится.
Рассудок говорит мне, что вероятность того, что Дверь вновь откроется в моём присутствии, близка к нулю. Но всё то же шестое чувство, ни разу не подводившее меня, заставляет меня полагать, что я ещё столкнусь с этим феноменом. Надеюсь, оно не обманет меня и теперь!..
Эпизод 2. Дом на другой стороне
Едва материализовавшись посреди моей комнаты, он бросился на меня с явно агрессивными намерениями.
Он был на голову выше меня и раза в два тяжелее. Массивный торс переливался мускулами, скрытыми блестящей чёрной шерстью. Кулаки его были размером с детскую голову. В маленьких, косо посаженных глазках блестела злоба, а многочисленные шрамы свидетельствовали о его богатом опыте в драках.
Я же драться не умел.
Зато я умел убивать и знал, как делать это наиболее быстро и эффективно.
Подсев под первый боковой удар в голову, я прыгнул вперёд и вверх, руками защищая лицо от возможной контратаки. Он провёл прямой в живот, и я легко принял его на пресс, но, по большому счёту, мне было уже всё равно: пальцы правой руки я зафиксировал у него на горле, а левую ладонь положил ему на затылок. В следующее мгновение, когда он обхватил меня, повисшего у него на шее, своими лапищами, в надежде сломать мои рёбра, я лёгким разворотом кисти порвал ему гортань. Он захрипел, харкнул кровью, затем глаза его остекленели, он разжал объятья, и я очутился на ногах за миг до того, как он повалился на пол.
Теперь у меня появилась возможность разглядеть своего неожиданного противника.
Он был под два метра ростом и широк в плечах. Пропорции у него были вполне человеческие, но всё его тело покрывала густая чёрная шерсть, а лицом, или, вернее, мордой мой визитёр напоминал скорее гориллу. Рот же был полон зубов, которым бы позавидовал любой современный хищник, и из него жутко пахло.
Из предметов, которые хоть с какой-то натяжкой можно было бы отнести к одежде, на нём был верёвочный пояс, к которому крепились ножны с ножом из вулканического стекла или чего-то в этом роде (очевидно, понадеявшись на свою физическую силу, гориллоид не удосужился извлечь оружие, за что и поплатился быстрой смертью; нож мог бы продлить ему жизнь ещё на пару десятков секунд); указательный палец левой руки украшал незатейливый перстень, а на запястье были... японские электронные часы, табло которых было пусто; кроме того, на шее находилась цепочка, к которой крепились... пять пистолетных пуль 45-го калибра, — очевидно, извлечённые из тела убитого мною месяц назад дракона из параллельного мира.
Осмотр тела занял не более пяти секунд, и вдруг рядом замерцали ещё три силуэта. Не дав им материализоваться, я рванулся к столу и, выхватив лежащий в ящике пистолет, направил его на ближайшего ко мне гориллоида; тот, едва обретя плоть в моём мире, рухнул на пол с дыркой между глаз. Такая же участь постигла и одного из его партнёров. Третий же, моментально сориентировавшись в обстановке и сообразив, что сила не на его стороне, перевернул находящийся у него на пальце перстень, и моя пуля, пролетев сквозь него, застряла в стене.
Зато теперь я узнал предназначение перстней, которых в моём распоряжении было целых три!
Настал черёд ответных действий.
Сложив трупы рядком в центре комнаты и сняв с одного из них перстень, я составил подробный отчёт о случившемся для своего начальства, запечатал его в конверт и, выскочив на улицу, бросил в ближайший почтовый ящик. Вернувшись домой и экипировавшись по полной программе — насколько позволяло имеющееся в доме снаряжение, — я приступил к подготовке вторжения.
Как всегда, я действовал не по инструкции. Согласно распоряжениям свыше, при возникновении подобной ситуации я должен был немедленно вызвать подкрепление. Я же решил действовать на свой страх и риск, понимая, что в случае удачи меня не только простят за произвол, но и поощрят за инициативу; если же у меня не заладится, то вряд ли мне будет до выговоров.
На грудь одного из мёртвых гориллоидов я нацепил стандартный лист формата А4, на котором изобразил формулу Эйнштейна, строфу из Байрона и бессмысленный набор геометрических фигур, дабы таким образом привлечь внимание тех, кто мог ожидать меня ТАМ. Далее, установив детонатор с часовым механизмом на солидный кубик пластида, я поместил оный в коробку с гвоздями и крепко привязал к телу второго гориллоида. Кольцо третьего, ранее снятое и осмотренное мною, я надел на свой указательный палец.
Поставив минуту на таймере, я выждал тридцать секунд и повернул кольцо на пальце гориллоида с «листом приветствия». Контуры мертвеца стали тускнеть, и вскоре он растворился совсем.
За десять секунд до взрыва я повернул перстень на пальце второго визитёра, и тот канул в неизвестность вслед за первым. Отметив по часам пятнадцать секунд, я проделал ту же операцию со своим перстнем.
Мир на секунду померк у меня перед глазами, а затем...
...взгляду моему предстала не совсем приятная для нормального человека картина: развороченные взрывом трупы «моих» гориллоидов и ещё с пяток таких же, убитых и тяжело раненных. К счастью, за годы службы я успел привыкнуть и не к такому...
Но были и живые, успевшие за несколько секунд оправиться от гибели сородичей.
Я едва не прозевал летящий в меня нож, но успел, пригнувшись, пустить пулю в грудь бросившему его, другую — в руку занёсшего для броска второй нож, и рванулся к выходу. Один из противников встретил меня боковым по верхнему уровню, под который я вновь подсел и провёл любимую «троечку»: топчущий каблуком по пальцам ноги, захват паха левой рукой и хлёсткий правой по глазам, тем более весомый, что проводился не пальцами, а пистолетным стволом. Гориллоид взревел диким голосом, а я, скрутив в кулаке его мужское достоинство, врубил ему пистолетом в кадык.
Когда я перескочил через тело, мне показалось, что я нахожусь в домике, абсолютно идентичном моему, если не считать обстановки, которая была гораздо беднее и не носила ни единого намёка на развитую цивилизацию. Покинув дом (и пристрелив заодно ещё троих, в том числе того, что был ранен мною в руку), я убедился, что окружающий ландшафт также напоминает покинутый мною мир. И только растения здесь были какие-то странные.
Поскольку рядом не оказалось ничего сколь-нибудь примечательного, я вернулся в домик и стал приводить его в порядок, ликвидируя последствия кровавой бойни, которую я здесь учинил. Трупы были медленно, но верно вытащены из помещения, будучи предварительно избавлены от перстней, коих набралось у меня уже тринадцать, и от неведомо откуда взявшихся предметов моей родной цивилизации, в числе которых оказались приведённые взрывом в негодность электронные часы, две пары потрёпанных кроссовок 46 размера, несколько бус и кулончиков явно земного происхождения, а также великолепный «нож Рэмбо», который я тут же присовокупил к своему арсеналу.
Прибравшись, я занялся обыском, но, увы, не смог найти ничего, что дало бы представление о мире, в который я попал. Зато я понял, что дом, показавшийся мне сперва точной копией моего, в действительности представлял собой грубую и явно наспех состряпанную декорацию, вполне пригодную, впрочем, для жизни.
На сегодня я счёл свою работу оконченной и повернул кольцо, чтобы вернуться в свой мир.
Не тут-то было!..
Эксперименты с двенадцатью другими перстнями также не дали результатов: чёртова дюжина сыграла со мной довольно забавную шутку. По-видимому, резонансная точка вновь прекратила действовать, оставив меня в этом чуждом для меня мире, с которым мне ещё только предстояло познакомиться.
Эпизод 3. Ника Муни Двитца
В землянке кричал ребёнок.
Это был первый звук, явно принадлежащий человеческому существу, с того момента, как я волею судьбы и благодаря нарушению инструкций оказался в этом мире. «Что может быть безобиднее голоса младенца?» — решил я и направился в сторону землянки, но ни разу не подводивший меня ранее инстинкт заставил всё же расстегнуть кобуру: кто знает, насколько законы этого мира совпадают с теми, к которым я привык? Стараясь не производить лишнего шума, я подошёл к двери и осторожно заглянул в щель.
Моему взгляду предстала картина, напомнившая мне об операции, которую я проводил года два назад. Тогда до нас дошла информация о том, что в небольшом городке орудует сатанистская секта, приносящая в жертву младенцев, и я получил задание ликвидировать её пастырей. Втеревшись в доверие к одному из сектантов, я выведал место проведения мессы и, явившись туда среди ночи, расстрелял жрецов в тот момент, когда они уже заносили нож над очередной жертвой: я даже не удосужился крикнуть им «бросайте оружие!» или что-либо в этом духе. Это была одна из немногих моих операций, когда при устранении объекта я руководствовался более эмоциями, чем рассудком, так как людей, совершающих насилие над детьми — равно как и любые формы сексуального насилия — я считаю своими личными врагами.
Поэтому, лишь только я увидел длинноволосую женщину, держащую на вытянутых руках новорожденного, и бородатого мужчину, занёсшего над ним кинжал, я снял оружие с предохранителя и, вышибив дверь плечом, направил ствол на мужчину.
— Никому не двигаться! — произнёс я холодно, готовый к тому, чтобы выстрелить, если только замечу малейший признак угрозы себе или ребёнку.
Но к тому, что произошло в следующий миг, я готов не был...
Я не знаю, сколько раз за всю жизнь мне приходилось говорить эти три слова. Бывало, что, подкреплённая взглядом моего пистолета, эта фраза буквально парализовывала окружающих, и мне ничего не стоило ликвидировать или захватить объект, не причиняя вреда посторонним. Бывало и иначе, когда противник пытался оказать сопротивление... Впрочем, я до сих пор жив, а проваленных операций на моём счету не числится... Но я никогда бы не поверил, что на эти простые и ясные слова можно реагировать так, как отреагировали эти двое.
Женщина, расплывшись в счастливейшей улыбке, притянула младенца к себе, нежно поцеловала и произнесла три странных слова:
— Ника Муни Двитца!
Мужчина отложил нож в сторону, тоже улыбнулся, поцеловал сперва ребёнка, затем женщину, и повторил те же загадочные слова:
— Ника Муни Двитца!
Только тогда я запоздало сообразил, что это было искажение фразы, произнесённой мною, и — наверное, впервые в жизни — я окончательно растерялся. Тем временем эти двое подошли ко мне и, не обращая внимания на всё ещё направленный на них пистолет, поочерёдно обняли и расцеловали меня, а затем протянули мне ребёнка.
— Ника Муни Двитца! — повторила женщина, и тут я понял, что этими словами — не имеющими значения ни в нашем, ни в их мире — они окрестили новорожденного, — а точнее, новорожденную, ибо, как я разглядел, принимая младенца на руки, это была девочка.
— Я рад, что всё так получилось, Ника, — сказал я, улыбнувшись своей нечаянной крестнице и спрятав, наконец, пистолет. Родители девочки залопотали что-то в ответ на незнакомом мне языке, но смысл слов был уже не важен: я понял, что общий язык с ними найден.
*
Позднее, прожив в этом доме некоторое время и научившись немного объясняться на местном наречии, я узнал, что то, невольным свидетелем и участником чего я стал, действительно было обрядом, — но, разумеется, не жертвоприношения, как я грешным делом подумал в первый момент, а имяположения. В этой местности бытовал обычай, согласно которому первые слова, произнесённые в присутствии новорожденного, становились его именем. При этом сами родители обязаны были молчать до того момента, пока Имя не будет произнесено, дабы не мешать Воле Случая. Кроме того, с рождения ребёнка до его имяположения родители поочерёдно держали над ребёнком нож, отпугивая злых духов, стремящихся завладеть его телом, до поры — до времени не защищённым магической силой Имени. Именно эта традиция и заставила меня превратно истолковать события.
Родители Ники — отца звали Орэ («Здравствуйте!»), а мать — Дис Эту Зарэ («Сюда ползёт Дракон!») — оказались радушными хозяевами и с удовольствием обеспечивали меня всем необходимым для жизни, а также обучали языку и рассказывали о своём мире. Так, от них я узнал, что неподалёку отсюда находится поселение людей, откуда были родом Орэ и Дис; что Змей, некогда заглянувший в мой мир и убитый мною, долгое время терроризировал этот посёлок (благодаря этому Дис и приобрела своё имя); что гориллоиды, напавшие на меня в тот день, когда я перенёсся сюда с помощью магических колец, входили в свиту Змея. Но на самые важные для меня вопросы — что понадобилось странным обитателям этого мира в моём доме и в моём мире и, самое главное, как мне вернуться обратно — ни Дис, ни Орэ ответить не могли.
Время от времени я продолжал наведываться в дом, где, по-видимому, находилась резонансная точка, способная вернуть меня домой, но перстни, добытые мною у гориллоидов, по-прежнему не действовали. Поэтому, потеряв надежду на быстрое возвращение с их помощью, я отдал всё своё время помощи Дис и Орэ в ведении хозяйства и в воспитании своей крестницы.
Расти, Ника, расти!..
Мне даже показалось, что я уснул: глаза на какое-то время сомкнулись, звуки слились в единое бессмысленное гудение, в голове поплыли неясные образы, а мысли стали такими отрывистыми и скачущими, что запись их на бумагу стала бы бесплатным билетом в психиатрическую лечебницу. Но шестое чувство, уже не раз выручавшее меня, вернуло меня к действительности, моментально согнав сон и заставив устремить всё внимание в сторону гаснущего камина.
Угольки слабо мерцали и потрескивали, чувствовался лёгкий запах горящих поленьев, жар хотя и поубавился, но всё же шёл от углей, — в общем, всё было как обычно, и ничто не давало оснований полагать, что произойдёт нечто, выпадающее из общей картины последних дней.
И тут появился чертёнок...
То есть, конечно, я не хочу сказать, что это был именно чертёнок, то бишь маленький служитель Тёмных Сил, о которых пишут в сказках, но вся его внешность — тёмно-серая шерсть, несколько загнутые книзу и назад острые рожки, хвост с кисточкой, раздвоенные козьи копытца на ногах и почти человеческие, но чёрные и когтистые, передние лапки — поразительно напоминала сказочное описание чертёнка или же сатира. Впрочем, сатир представлялся мне чем-то хотя и козлоподобным, но симпатичным, этот же экземпляр обладал омерзительной внешностью, а потому я сразу окрестил — если это слово уместно здесь — своего незваного гостя чертёнком.
Он выскочил из камина и двумя прыжками очутился подле меня, уставившись на меня своими водянистыми серыми глазёнками, в которых, как мне показалось, читалась мольба о помощи.
К счастью или к несчастью, но за долгие годы работы на правительство в самых экстремальных условиях я привык молниеносно реагировать на стремительно меняющиеся обстоятельства, позволяя себе задумываться о них только тогда, когда всё было уже позади. Не теряя ни секунды на размышления, я сгрёб своего гостя в охапку и пихнул его под стол. Шерсть чертёнка оказалась почему-то мокрой и до того противной, что я тут же отдёрнул руки и скривил гримасу отвращения, хотя отнюдь не отличался брезгливостью: самое большее, на что походил чертёнок на ощупь, была дохлая кошка трёхдневной давности, брошенная на улице в тёплую дождливую погоду. Запах, которым он дохнул мне в лицо, хотя и отличался от этого образца, всё же был не из приятных.
Повинуясь импульсу, я быстро передвинул кресло, в котором сидел, таким образом, чтобы оно как можно больше закрывало происходящее под столом, и одновременно — чтобы камин оставался в поле моего зрения. В следующую секунду пистолет перекочевал из ящика стола в карман пиджака, где замерла и моя рука. Итак, я был во всеоружии и готов ко всему.
То, что в следующее мгновение показалось из камина, вывело бы из состояния душевного равновесия любого человека с нервами, чуть менее крепкими, чем у меня; для меня же оно хотя и было необычным и, судя по всему, опасным, но страха не вызывало. Строго говоря, это была пасть на длинной грязно-зелёной шее, украшенной красным зубчатым гребнем. Челюстей было четыре, и они раскрывались крестообразно, подобно лепесткам цветка. Каждая челюсть по краям была усажена несколькими рядами острейших зубов; чего-то подобного языку я не разглядел.
Всё это я отметил в тот момент, когда пасть приближалась ко мне. Стоило же ей очутиться в каком-то метре от меня, как я спокойно направил пистолет в перекрестье челюстей и всадил в него одну за одной пять пуль. С каким-то резким скрежетом челюсти судорожно сомкнулись, и шея втянулась в камин ещё быстрее, чем появилась из него, разбрызгивая по полу тёмно-синюю жидкость, очевидно, заменяющую кровь. С проворством мартышки чертёнок вскочил на стол и принялся, размахивая кулачонками, осыпать удаляющегося врага визгливыми ругательствами на своём языке.
На произошедшие вслед за этим события не успел отреагировать даже я. Чертёнок подскочил ко мне, чмокнул в щёку, из-за чего моё лицо снова брезгливо перекосилось, и нырнул в камин. Машинально вытирая обслюнявленную щёку рукой, я прыгнул вслед за ним и опрометчиво сунул в камин руку, но лишь слегка обжёгся о тлеющие угли: Дверь в иной мир, откуда явились ко мне сегодня столь странные гости, уже была закрыта.
*
Размышляя позднее о случившемся, я решил было, что всё это приснилось мне, но истраченные и не найденные пять пуль из моего пистолета, темно-синяя кровь хищника и собранные мною позднее прекрасные образцы слизи, слюны, шерсти и отпечатков пальцев чертёнка совершенно явно говорили о реальности произошедшего. По неофициальным каналам я отослал материалы в лабораторию, откуда мне пришёл объёмистый и подробный отчёт, из которого, однако, следовало, что образцы, предоставленные мною, не подлежат идентификации. Далее, после обследования моими коллегами всего домика в поисках чего-нибудь примечательного, пропущенного мною, дело засекретили и, видимо, прикрыли на неопределённое время, а я получил благодарность за храбрость и информацию, приказ держать язык за зубами и подробную инструкцию на случай, если что-нибудь подобное повторится.
Рассудок говорит мне, что вероятность того, что Дверь вновь откроется в моём присутствии, близка к нулю. Но всё то же шестое чувство, ни разу не подводившее меня, заставляет меня полагать, что я ещё столкнусь с этим феноменом. Надеюсь, оно не обманет меня и теперь!..
Эпизод 2. Дом на другой стороне
Едва материализовавшись посреди моей комнаты, он бросился на меня с явно агрессивными намерениями.
Он был на голову выше меня и раза в два тяжелее. Массивный торс переливался мускулами, скрытыми блестящей чёрной шерстью. Кулаки его были размером с детскую голову. В маленьких, косо посаженных глазках блестела злоба, а многочисленные шрамы свидетельствовали о его богатом опыте в драках.
Я же драться не умел.
Зато я умел убивать и знал, как делать это наиболее быстро и эффективно.
Подсев под первый боковой удар в голову, я прыгнул вперёд и вверх, руками защищая лицо от возможной контратаки. Он провёл прямой в живот, и я легко принял его на пресс, но, по большому счёту, мне было уже всё равно: пальцы правой руки я зафиксировал у него на горле, а левую ладонь положил ему на затылок. В следующее мгновение, когда он обхватил меня, повисшего у него на шее, своими лапищами, в надежде сломать мои рёбра, я лёгким разворотом кисти порвал ему гортань. Он захрипел, харкнул кровью, затем глаза его остекленели, он разжал объятья, и я очутился на ногах за миг до того, как он повалился на пол.
Теперь у меня появилась возможность разглядеть своего неожиданного противника.
Он был под два метра ростом и широк в плечах. Пропорции у него были вполне человеческие, но всё его тело покрывала густая чёрная шерсть, а лицом, или, вернее, мордой мой визитёр напоминал скорее гориллу. Рот же был полон зубов, которым бы позавидовал любой современный хищник, и из него жутко пахло.
Из предметов, которые хоть с какой-то натяжкой можно было бы отнести к одежде, на нём был верёвочный пояс, к которому крепились ножны с ножом из вулканического стекла или чего-то в этом роде (очевидно, понадеявшись на свою физическую силу, гориллоид не удосужился извлечь оружие, за что и поплатился быстрой смертью; нож мог бы продлить ему жизнь ещё на пару десятков секунд); указательный палец левой руки украшал незатейливый перстень, а на запястье были... японские электронные часы, табло которых было пусто; кроме того, на шее находилась цепочка, к которой крепились... пять пистолетных пуль 45-го калибра, — очевидно, извлечённые из тела убитого мною месяц назад дракона из параллельного мира.
Осмотр тела занял не более пяти секунд, и вдруг рядом замерцали ещё три силуэта. Не дав им материализоваться, я рванулся к столу и, выхватив лежащий в ящике пистолет, направил его на ближайшего ко мне гориллоида; тот, едва обретя плоть в моём мире, рухнул на пол с дыркой между глаз. Такая же участь постигла и одного из его партнёров. Третий же, моментально сориентировавшись в обстановке и сообразив, что сила не на его стороне, перевернул находящийся у него на пальце перстень, и моя пуля, пролетев сквозь него, застряла в стене.
Зато теперь я узнал предназначение перстней, которых в моём распоряжении было целых три!
Настал черёд ответных действий.
Сложив трупы рядком в центре комнаты и сняв с одного из них перстень, я составил подробный отчёт о случившемся для своего начальства, запечатал его в конверт и, выскочив на улицу, бросил в ближайший почтовый ящик. Вернувшись домой и экипировавшись по полной программе — насколько позволяло имеющееся в доме снаряжение, — я приступил к подготовке вторжения.
Как всегда, я действовал не по инструкции. Согласно распоряжениям свыше, при возникновении подобной ситуации я должен был немедленно вызвать подкрепление. Я же решил действовать на свой страх и риск, понимая, что в случае удачи меня не только простят за произвол, но и поощрят за инициативу; если же у меня не заладится, то вряд ли мне будет до выговоров.
На грудь одного из мёртвых гориллоидов я нацепил стандартный лист формата А4, на котором изобразил формулу Эйнштейна, строфу из Байрона и бессмысленный набор геометрических фигур, дабы таким образом привлечь внимание тех, кто мог ожидать меня ТАМ. Далее, установив детонатор с часовым механизмом на солидный кубик пластида, я поместил оный в коробку с гвоздями и крепко привязал к телу второго гориллоида. Кольцо третьего, ранее снятое и осмотренное мною, я надел на свой указательный палец.
Поставив минуту на таймере, я выждал тридцать секунд и повернул кольцо на пальце гориллоида с «листом приветствия». Контуры мертвеца стали тускнеть, и вскоре он растворился совсем.
За десять секунд до взрыва я повернул перстень на пальце второго визитёра, и тот канул в неизвестность вслед за первым. Отметив по часам пятнадцать секунд, я проделал ту же операцию со своим перстнем.
Мир на секунду померк у меня перед глазами, а затем...
...взгляду моему предстала не совсем приятная для нормального человека картина: развороченные взрывом трупы «моих» гориллоидов и ещё с пяток таких же, убитых и тяжело раненных. К счастью, за годы службы я успел привыкнуть и не к такому...
Но были и живые, успевшие за несколько секунд оправиться от гибели сородичей.
Я едва не прозевал летящий в меня нож, но успел, пригнувшись, пустить пулю в грудь бросившему его, другую — в руку занёсшего для броска второй нож, и рванулся к выходу. Один из противников встретил меня боковым по верхнему уровню, под который я вновь подсел и провёл любимую «троечку»: топчущий каблуком по пальцам ноги, захват паха левой рукой и хлёсткий правой по глазам, тем более весомый, что проводился не пальцами, а пистолетным стволом. Гориллоид взревел диким голосом, а я, скрутив в кулаке его мужское достоинство, врубил ему пистолетом в кадык.
Когда я перескочил через тело, мне показалось, что я нахожусь в домике, абсолютно идентичном моему, если не считать обстановки, которая была гораздо беднее и не носила ни единого намёка на развитую цивилизацию. Покинув дом (и пристрелив заодно ещё троих, в том числе того, что был ранен мною в руку), я убедился, что окружающий ландшафт также напоминает покинутый мною мир. И только растения здесь были какие-то странные.
Поскольку рядом не оказалось ничего сколь-нибудь примечательного, я вернулся в домик и стал приводить его в порядок, ликвидируя последствия кровавой бойни, которую я здесь учинил. Трупы были медленно, но верно вытащены из помещения, будучи предварительно избавлены от перстней, коих набралось у меня уже тринадцать, и от неведомо откуда взявшихся предметов моей родной цивилизации, в числе которых оказались приведённые взрывом в негодность электронные часы, две пары потрёпанных кроссовок 46 размера, несколько бус и кулончиков явно земного происхождения, а также великолепный «нож Рэмбо», который я тут же присовокупил к своему арсеналу.
Прибравшись, я занялся обыском, но, увы, не смог найти ничего, что дало бы представление о мире, в который я попал. Зато я понял, что дом, показавшийся мне сперва точной копией моего, в действительности представлял собой грубую и явно наспех состряпанную декорацию, вполне пригодную, впрочем, для жизни.
На сегодня я счёл свою работу оконченной и повернул кольцо, чтобы вернуться в свой мир.
Не тут-то было!..
Эксперименты с двенадцатью другими перстнями также не дали результатов: чёртова дюжина сыграла со мной довольно забавную шутку. По-видимому, резонансная точка вновь прекратила действовать, оставив меня в этом чуждом для меня мире, с которым мне ещё только предстояло познакомиться.
Эпизод 3. Ника Муни Двитца
В землянке кричал ребёнок.
Это был первый звук, явно принадлежащий человеческому существу, с того момента, как я волею судьбы и благодаря нарушению инструкций оказался в этом мире. «Что может быть безобиднее голоса младенца?» — решил я и направился в сторону землянки, но ни разу не подводивший меня ранее инстинкт заставил всё же расстегнуть кобуру: кто знает, насколько законы этого мира совпадают с теми, к которым я привык? Стараясь не производить лишнего шума, я подошёл к двери и осторожно заглянул в щель.
Моему взгляду предстала картина, напомнившая мне об операции, которую я проводил года два назад. Тогда до нас дошла информация о том, что в небольшом городке орудует сатанистская секта, приносящая в жертву младенцев, и я получил задание ликвидировать её пастырей. Втеревшись в доверие к одному из сектантов, я выведал место проведения мессы и, явившись туда среди ночи, расстрелял жрецов в тот момент, когда они уже заносили нож над очередной жертвой: я даже не удосужился крикнуть им «бросайте оружие!» или что-либо в этом духе. Это была одна из немногих моих операций, когда при устранении объекта я руководствовался более эмоциями, чем рассудком, так как людей, совершающих насилие над детьми — равно как и любые формы сексуального насилия — я считаю своими личными врагами.
Поэтому, лишь только я увидел длинноволосую женщину, держащую на вытянутых руках новорожденного, и бородатого мужчину, занёсшего над ним кинжал, я снял оружие с предохранителя и, вышибив дверь плечом, направил ствол на мужчину.
— Никому не двигаться! — произнёс я холодно, готовый к тому, чтобы выстрелить, если только замечу малейший признак угрозы себе или ребёнку.
Но к тому, что произошло в следующий миг, я готов не был...
Я не знаю, сколько раз за всю жизнь мне приходилось говорить эти три слова. Бывало, что, подкреплённая взглядом моего пистолета, эта фраза буквально парализовывала окружающих, и мне ничего не стоило ликвидировать или захватить объект, не причиняя вреда посторонним. Бывало и иначе, когда противник пытался оказать сопротивление... Впрочем, я до сих пор жив, а проваленных операций на моём счету не числится... Но я никогда бы не поверил, что на эти простые и ясные слова можно реагировать так, как отреагировали эти двое.
Женщина, расплывшись в счастливейшей улыбке, притянула младенца к себе, нежно поцеловала и произнесла три странных слова:
— Ника Муни Двитца!
Мужчина отложил нож в сторону, тоже улыбнулся, поцеловал сперва ребёнка, затем женщину, и повторил те же загадочные слова:
— Ника Муни Двитца!
Только тогда я запоздало сообразил, что это было искажение фразы, произнесённой мною, и — наверное, впервые в жизни — я окончательно растерялся. Тем временем эти двое подошли ко мне и, не обращая внимания на всё ещё направленный на них пистолет, поочерёдно обняли и расцеловали меня, а затем протянули мне ребёнка.
— Ника Муни Двитца! — повторила женщина, и тут я понял, что этими словами — не имеющими значения ни в нашем, ни в их мире — они окрестили новорожденного, — а точнее, новорожденную, ибо, как я разглядел, принимая младенца на руки, это была девочка.
— Я рад, что всё так получилось, Ника, — сказал я, улыбнувшись своей нечаянной крестнице и спрятав, наконец, пистолет. Родители девочки залопотали что-то в ответ на незнакомом мне языке, но смысл слов был уже не важен: я понял, что общий язык с ними найден.
*
Позднее, прожив в этом доме некоторое время и научившись немного объясняться на местном наречии, я узнал, что то, невольным свидетелем и участником чего я стал, действительно было обрядом, — но, разумеется, не жертвоприношения, как я грешным делом подумал в первый момент, а имяположения. В этой местности бытовал обычай, согласно которому первые слова, произнесённые в присутствии новорожденного, становились его именем. При этом сами родители обязаны были молчать до того момента, пока Имя не будет произнесено, дабы не мешать Воле Случая. Кроме того, с рождения ребёнка до его имяположения родители поочерёдно держали над ребёнком нож, отпугивая злых духов, стремящихся завладеть его телом, до поры — до времени не защищённым магической силой Имени. Именно эта традиция и заставила меня превратно истолковать события.
Родители Ники — отца звали Орэ («Здравствуйте!»), а мать — Дис Эту Зарэ («Сюда ползёт Дракон!») — оказались радушными хозяевами и с удовольствием обеспечивали меня всем необходимым для жизни, а также обучали языку и рассказывали о своём мире. Так, от них я узнал, что неподалёку отсюда находится поселение людей, откуда были родом Орэ и Дис; что Змей, некогда заглянувший в мой мир и убитый мною, долгое время терроризировал этот посёлок (благодаря этому Дис и приобрела своё имя); что гориллоиды, напавшие на меня в тот день, когда я перенёсся сюда с помощью магических колец, входили в свиту Змея. Но на самые важные для меня вопросы — что понадобилось странным обитателям этого мира в моём доме и в моём мире и, самое главное, как мне вернуться обратно — ни Дис, ни Орэ ответить не могли.
Время от времени я продолжал наведываться в дом, где, по-видимому, находилась резонансная точка, способная вернуть меня домой, но перстни, добытые мною у гориллоидов, по-прежнему не действовали. Поэтому, потеряв надежду на быстрое возвращение с их помощью, я отдал всё своё время помощи Дис и Орэ в ведении хозяйства и в воспитании своей крестницы.
Расти, Ника, расти!..
Обсуждения Моя профессия ликвидатор