Высокие тонкие каблучки осенних замшевых полусапожков звонко цокали на пустой и быстро темнеющей улице. Был тот час, когда домочадцы, вернувшись со службы, успели уже вкусно поужинать, но готовиться ко сну было еще рано. И они, заслуженные работники умственной и физической деятельности, сидели в казенной комнате или собственной шестиметровой кухне перед телевизором и внимательно, одним глазом, наблюдали за тем, что произошло за последние сутки на Родине, в ближнем и дальнем зарубежье.
А каблучки все цокали, попадая в ямки и трещинки давно не ремонтированного тротуара. В сапожках находилась ножка тридцать девятого размера, плотно обтянутая черными колготками. Стало настолько темно, что кто-то главный повернул большой рубильник в положение и миллионы маленьких вольтиков и ампериков разбежались по всему городу в поисках вольфрамовых ниточек. Санкт-Петербург загорел. В некоторых центральных местах было даже светлее чем днем. Помимо обычных фонарных столбов, свет которых был настолько незначителен даже на фоне многочисленных витрин бутиков, салонов, клубов и просто магазинов, вечернюю темноту разрезали разноцветные неоновые и галлогеновые прожекторы рекламы. Кто сказал, что полный спектр света можно получить лишь путем разделения белого в призме, тот наверняка не был на ночном Невском. Уж где, где, а тут-то каждый охотник не то что желает знать, он знает наверняка, где сидит этот злополучный фазан.
А каблучки все цокали, пугая лужи, которые при попадании в них старались быстро, быстро разбежаться в разные стороны, чтобы не запачкаться о грязную подошву. Та улица, по которой шли полусапожки, была далеко не центральной. Это был Малый проспект Васильевского острова. Полусапожки, которые топтали асфальт уже второй сезон немного промокали, поэтому сами не хотели попадать в мокрые лужи, но их хозяйка, почему-то не смотрела под ноги. Но хозяев не выбирают, и поэтому под правую подошву опять попалась небольшая лужица, которая сначала попыталась в ужасе разбежаться, но поняв, что не успеет и запачкаться все же придется, решила отомстить и быстренько просочилась через маленькие трещинки внутрь полусапожка. - поддержал товарища по несчастью левый. левы ничего не ответил, он хотел скорее домой. Но, судя по походке, хозяйка домой не торопилась. Прогулочным шагом владелица разговорчивых полусапожков не спеша двигалась от улицы Беринга в сторону набережной Макарова. И сейчас ей было совсем не до того, о чем думает её обувь. Ведь справа темнело Смоленское кладбище. За покосившейся оградой и толстыми стволами белеющих берез крестов практически не было видно, но это придавало еще больший страх. А справа высилось когда-то мощное объединение имени Козицкого. Теперь оно представляло собой огромное темное здание с зияющими чернотой и пустотой разбитыми окнами. Успокаивали только проносящиеся мимо машины, которые бесцельно раскатывали по мокрому асфальту разноцветные и дряблые осенние листья. От ветра раскачивались фонари над Малым проспектом, и шлепки мутного света со скрипом ползали по дороге, гоняясь за еще сухими листьями.
Страшный участок пути заканчивался и, миновав 16 и 17 линии, девушка успокоилась и начала обычный вечерний разговор сама с собой.
- Ну почему когда я всегда прохожу мимо этого места мне всегда страшно? Ведь я знаю, что ничего страшного там нет. Я была там много раз: Днем. И ты не поверишь, - ничуточки не страшно!
- Почему не поверю, поверю! Я же была вместе с тобой, и мне тоже не было страшно. Да если честно мне и сейчас не очень-то страшно было. Подумаешь кладбище, оно же за забором. А это черное, огромное, одинокое здание, - что в нем страшного? Разве здания когда-нибудь причиняли вред человеку? Скорее наоборот! Хотя ты знаешь я рада, что этот отрезок пути уже позади. Надеюсь, мы будем возвращаться по Среднему? А еще лучше по Большому! Тебе нравиться Большой?
- Да, Большой это красотища, конечно, это не Невский, но в нем есть своя прелесть. Тополя, ласкающее брюшко неба, и самое главное - не надо прижиматься к грязному фасаду, чтобы тебя не обрызгала четырехколесная железная коробка.
- Из всех улиц Васильевского Острова, если конечно не считать набережные и Стрелку, Большой проспект самый прекрасный.
- Ты права. Кстати хочешь жвачку?
- Ты спрашиваешь, конечно.
Девушка миновала 15 и 14 линии.
- Ну вот здесь оживленнее, не правда ли?
- Ты как всегда права дорогая, но эти надоедливые машины, которые если не обрызгают, то обязательно остановятся и попытаются тебя увезти куда-нибудь. А может быть бутылочку пивка? А?
- Ну ты же знаешь как я отношусь к пиву.
- Ну, пожалуйста, только одну.
- Может лучше какой-нибудь коктейль?
- Как можно пить этот спирт с инвайтом?
- Ладно не будем спорить. Пиво, значит пиво. Только одну и светлого.
- Хорошо, хорошо! Бутылочку Специального, пожалуйста, - сказала девушка в окошко ночного ларька. Щёлк, и пробка улетает в урну, набитую окурками, фантиками и прочей гадостью.
- Слушай-ка скоро 9 линия, куда мы вообще идем?
- Мы? Мы гуляем. Просто так гуляем. А что?
- Да нет, я так просто спросила. Ты о чем сейчас думаешь?
- Я? Да почти не о чем.
- А если серьезно.
- Если серьезно, не знаю. Думаю о будущем, о том, что его невозможно узнать, предугадать и предсказать. И только ты сама строишь его прямо сейчас, каждую секунду, даже когда спишь, таким, каким хочешь его видеть и никто другой. Все другие могут лишь, помогая мешать или мешая помогать, что впрочем, одно и то же. А ты что думаешь по этому поводу?
- Я согласна. Только трудности укрепляют человека! И не решаемых трудностей не бывает, лишь только те, которые ты по каким либо причинам не хочешь решать. Слушай мы дошли уже до набережной. Смотри, какой Тучков красивый!
- Великолепно! Ну, куда пойдем?
- Как и договаривались, - на Большой.
Темные, чуть мокрые волосы трепал балтийский ветер. Чайки что-то слезно выпрашивали у Невы, но река оставалась глуха к мольбам. Девушка дошла до пересечения набережной Макарова и 2 линии и не спеша двинулась в сторону Большого. А машины все пытались увезти с собой листья на Ленинский или проспект Просвещения. Можно подумать, что там своих листьев не хватает? На Большом моросил мелкий дождь.
- Слушай-ка, а ты любишь осень?
- Что за вопрос?
- Нет, вот так абстрактно, что тебе нравиться в осени?
- Разноцветие. В каком еще времени года встретишь такое наполненное красками увядание или скорее засыпание природы. Тебе нравиться ложиться спать?
- Когда как.
- Представь, что ты целый день бегала, решая какие-нибудь вопросы по городу в тридцатиградусную жару. И вот под вечер, когда жара спала, приняв ванну, скушав любимый йогурт, прочитав пару страниц интересной книги, что тебе хочется больше всего на свете?
- Конечно, выспаться!
- И тебе это нравится?
- Приятно все-таки после мучительного дня развалиться в удобной и мягкой кровати.
- Вот также и для меня приятно видеть, как природа, устав от утомительного лета, собирается накрыться снежным одеялом.
- А как же дождь?
- Если дождь идет - значит это кому-нибудь нужно.
Напротив Лютеранской церкви целовалась парочка. Подойдя ближе, оказалось, что это две девчонки, сильно пьяные, жаловались на своих несуразных парней и клялись сохранить любовь и дружбу друг к другу до гроба.
- Странно все-таки, да? Нет, чтобы разговаривать сама с собой они зачем-то лезут в чужую душу, которая, как известно потемки.
- Да это непонятно. Взяли бы, да и покопались в себе, и сделали определенные выводы. Нет, они зачем-то напились и плачутся друг другу о своей тяжкой судьбе. Каждая пытается как можно трагичнее выставить свою, чтоб ее пожалели, хотя в душе ожидает, что судьба так называемой подружки будет несколько печальнее, и ей самой от этого будет почему-то легче.
- Как-то совсем все запутано. Не то что у нас с тобой. Захотели - посмеялись, захотели - поплакали. Красота.
Большой начали разрезать линии, с которых выскакивали с вылупленными глазами автомобили, выискивая листья, которые надо увезти на окраину или покатать по Невскому.
- Слушай, а ты не когда не задумывалась, глядя на мокрые, осенние крыши домов, что там может лежать снег?
- В каком смысле? Просто представить себе?
- Ну, типа того. Это некая игра в машину времени. Кругом осень, идет дождь, листья шуршат под ногами, а вот на здании бывшей аптеки ты видишь настоящую зиму. Окна разрисовал морозец, а детишки помогли ему, приклеив бумажные снежинки и елочки. Крыша нахлобучила на себя белую пушистую шапку, а вчерашняя оттепель вытянутыми слезинками капает с карниза.
Прогремевший мимо трамвай разбил в вдребезги иллюзию девушки. Со стороны моста Лейтенанта Шмидта резко пахнуло речными водорослями и, повернувшись, она увидела белоснежный лайнер .
- Как здорово было бы, купив билет в любую каюту этого красавца, уехать куда-нибудь, и посмотреть, как там люди живут.
- Да чего смотреть? По телеку не видела что ли, - как сыр в масле! Но ты не забывай про морскую болезнь!
- Это когда уже тошнит от креветок и мидий?
- Ну да, что-то в этом вроде. Ладно, пошли быстрее, я еще хочу полюбоваться Балтийским комплексом. Кстати тебя успокаивает синий цвет?
- Вообще-то по статистике успокаивать должен зеленый, а возбуждать - красный.
- Не знаю, чего там по твоей статистике, а мне нравится синий, а цвет вывески на Балтийском так мягко и нежно успокаивает.
- Ну хорошо, хорошо. Синий значит синий. Мне интересно чего мы будем делать завтра?
- Чего, чего? В пойдем, к этим зверским преподам, о которых своим детям будем рассказывать с умилением на глазах.
- А вот ты никогда не задумывалась, почему со временем плохое забывается, остается только хорошее, если не читать учебник по истории, конечно?
- Все очень просто. В настоящем плохого и так хватает, и ты или вспоминаешь бывшее хорошее, или надеешься, что оно будет в ближайшем будущем. Впрочем, без плохого хорошее быть не может.
- Понятно. А вот и твой любимый Балтийский, любуйся!
- Прекращай издеваться, я тебя умоляю.
- Прости, прости, я больше не буду. Ну что ж, может к дому.
- Пойдем через парк. Кстати ты не знаешь как он называется? По моему здесь растут каштаны и голубые ели.
- Давай возьмем один плод каштана домой.
- Давай!
Она зашла в вечно приоткрытые чугунные ворота и медленно направилась к правой дорожке парка, где и рос каштан.
- Давай вот этот?
- Нет, вот это лучше, он крупнее.
- Хорошо.
Полусапожки скрипели по мелкой гранитной крошке и не о чем уже не возмущались, так как поняли, что занятие это бесполезное. Вот завтра мы устроим им бойкот и не высохнем к утру, - договорились они, - посмотрим, как она пойдет на лекции. Но девушке о заговоре не подозревала. Она наслаждалась осенней прохладой и свежестью после дождика. Было уже в районе двенадцатого. Заслуженные работники разнообразной деятельности уже упивались мягкостью своих кроватей. А ночная спутница темной стороны планеты играла в чехарду с редкими облачками. Легкий ветерок прыгал по макушкам елей, и парк наполнял только хрустящий звук гравия о подошву полусапожек. Воздух можно было трогать. Скатываясь по еловым иголочкам, капельки прошедшего дождя тихонечко разбивались вдребезги о корни тех же самых елей. Вдруг девушка обнаружила, что гравий хрустит не только под ее ногами. Так как фонари в парке почему-то не горели, страх удивительно быстро добрался до сердца и стал со всей силы трясти его. Как будто сердце было виновато в том, что одиночество девушки было так вероломно нарушено. Повернуться было очень страшно, а бежать еще страшнее. Страх разделился - одна его часть продолжала бешено трясти сердце, а вторая, превратившись в вату, медленно и уверенно сначала ноги, а потом и все тело.
Второй хруст был тяжелее и шумнее чем её и происходил где-то в двадцати-пятнадцати шагах позади.
- Насильник или убийца? - пронеслось молнией в голове
- Не думай глупости! С тобой такого произойти не может!
- Но кто-то же сзади идет! И вообще, откуда он взялся?
- А ты что пристально следила за всем, что происходило вокруг? Кто и куда шел?
- Да нет, мы с тобой так мило общались, что смотреть по сторонам не было необходимости. Но мне очень страшно, чего он хочет?
- С чего ты взяла, что он что-то хочет, и вообще, почему ты думаешь, что это именно он, а не она?
- Не знаю, просто это первое, что пришло мне в голову.
- Хочешь, я расскажу, чего он хочет?
- Ну.
- Изнасиловать, потом отрезать уши и съесть их! Нравится?
- Зачем ты меня еще больше пугаешь?
- Как ты не понимаешь, если бы это был какой-нибудь изверг, то давно уже сделал бы все что хотел. В парке никого, а между нами каких-то метров десять.
- Слушай, а может быть это женатый мужчина, у которого трое детей, квартира, машина и любимая кошка и ему сильно хочется по каким-либо причинам изменить с первой встречной?
- Так ведь с первой встречной не знакомятся в темном парке! В худшем случае в захудалом кафе. Нет, этот вариант отпадает.
Она прошагала мимо второй скамейки. Шаги сзади не удалялись и не приближались, а размеренно держали первоначальную дистанцию.
- А может это студент философского факультета, и хочет поговорить о смысле жизни? Процитировать Канта, например, и непременно напроситься на чашечку чая домой, чтобы произвести впечатление на родителей какой он умный и начитанный, несмотря на то, что бедный и голодный.
- Ну, чего тогда он сзади плетется? Подошел бы и спросил что ли, что хотел. А то только интригует!
- Но ты пойми, он же молодой и неопытный, - стесняется. Надеется, что ты сама оглянешься и взглядом разрешишь с тобой познакомиться.
- Еще чего! В моей жизни только философов не хватало! Нет уж, пусть сам подходит, чтобы я его ласково так отправила прогуляться к его любимому Канту.
- А может быть это не студент вовсе, а новый русский, который долго следил за тобой из своего Мерседеса, а когда ты свернуть в парк, решил пойти следом.
- А ему то, что от меня надо?
- Подарить тебе пару-тройку миллионов! Тебе все равно, а ему приятно!
- Да, каких только людей земля не носит.
- А солнце согревает, хочешь сказать, да? Слушай, а веришь, что у каждого человека в жизни есть своя половинка, которую он должен найти. Именно в этом и есть смысл жизни. Так как одна половинка не может раскрыться в этой жизни полностью, а вот уже две, объединившись, образуют одно целое и реализуются, как сами того пожелают.
- К чему ты это?
- Да к тому, что сзади запросто может идти та самая единственная на свете половинка, о которой ты мечтаешь!
За этими размышлениями она уже вышла из парка и шлепала по проклятым лужам в ничем неповинных полусапожках. Она даже не заметила, как покинула парк и только через минуту, другую осознала, что хруста нет, как нет и другого звука кроме треска исходящего от лампы фонарного столба. Набравшись смелости, она оглянулась, но сзади, как ни странно, никого не было. Она пристально всмотрелась в темные очертания парка, но и там не было ни какого движения.
- Может это была моя фантазия?
- Но я же тоже слышала шаги довольно-таки отчетливо. Может вернемся и посмотрим по лучше?
- Нет уж, а вдруг это был все-таки маньяк, который просто одумался почему-то и не стал совершать очередную ошибку!
- А если это все-таки это была половинка?
- Нет, с половинкой я бы ну ни как не могла разойтись! Нас бы просто потянуло друг к другу как магнит!
И с этой мыслью она зашагала дальше. Слева темнел Д. К. имени Кирова, а справа ярко освещалась автостоянка. Луна проиграла облакам в чехарду и спряталась за тучку, из которой незамедлительно прыснул победный дождик. С автостоянки послышался лай собаки, но какой-то не охраняющий, а наоборот зовущий поиграть. Из своей каморки вышел охранник. Он прикурил, потянулся и что-то сказал собаке. А девушка ускорила свой шаг.
- Уже поздно, надо торопиться домой!
- Да, ведь завтра рано вставать!
Первый раз за вечер полусапожки искренне обрадовались.
А каблучки все цокали, попадая в ямки и трещинки давно не ремонтированного тротуара. В сапожках находилась ножка тридцать девятого размера, плотно обтянутая черными колготками. Стало настолько темно, что кто-то главный повернул большой рубильник в положение и миллионы маленьких вольтиков и ампериков разбежались по всему городу в поисках вольфрамовых ниточек. Санкт-Петербург загорел. В некоторых центральных местах было даже светлее чем днем. Помимо обычных фонарных столбов, свет которых был настолько незначителен даже на фоне многочисленных витрин бутиков, салонов, клубов и просто магазинов, вечернюю темноту разрезали разноцветные неоновые и галлогеновые прожекторы рекламы. Кто сказал, что полный спектр света можно получить лишь путем разделения белого в призме, тот наверняка не был на ночном Невском. Уж где, где, а тут-то каждый охотник не то что желает знать, он знает наверняка, где сидит этот злополучный фазан.
А каблучки все цокали, пугая лужи, которые при попадании в них старались быстро, быстро разбежаться в разные стороны, чтобы не запачкаться о грязную подошву. Та улица, по которой шли полусапожки, была далеко не центральной. Это был Малый проспект Васильевского острова. Полусапожки, которые топтали асфальт уже второй сезон немного промокали, поэтому сами не хотели попадать в мокрые лужи, но их хозяйка, почему-то не смотрела под ноги. Но хозяев не выбирают, и поэтому под правую подошву опять попалась небольшая лужица, которая сначала попыталась в ужасе разбежаться, но поняв, что не успеет и запачкаться все же придется, решила отомстить и быстренько просочилась через маленькие трещинки внутрь полусапожка. - поддержал товарища по несчастью левый. левы ничего не ответил, он хотел скорее домой. Но, судя по походке, хозяйка домой не торопилась. Прогулочным шагом владелица разговорчивых полусапожков не спеша двигалась от улицы Беринга в сторону набережной Макарова. И сейчас ей было совсем не до того, о чем думает её обувь. Ведь справа темнело Смоленское кладбище. За покосившейся оградой и толстыми стволами белеющих берез крестов практически не было видно, но это придавало еще больший страх. А справа высилось когда-то мощное объединение имени Козицкого. Теперь оно представляло собой огромное темное здание с зияющими чернотой и пустотой разбитыми окнами. Успокаивали только проносящиеся мимо машины, которые бесцельно раскатывали по мокрому асфальту разноцветные и дряблые осенние листья. От ветра раскачивались фонари над Малым проспектом, и шлепки мутного света со скрипом ползали по дороге, гоняясь за еще сухими листьями.
Страшный участок пути заканчивался и, миновав 16 и 17 линии, девушка успокоилась и начала обычный вечерний разговор сама с собой.
- Ну почему когда я всегда прохожу мимо этого места мне всегда страшно? Ведь я знаю, что ничего страшного там нет. Я была там много раз: Днем. И ты не поверишь, - ничуточки не страшно!
- Почему не поверю, поверю! Я же была вместе с тобой, и мне тоже не было страшно. Да если честно мне и сейчас не очень-то страшно было. Подумаешь кладбище, оно же за забором. А это черное, огромное, одинокое здание, - что в нем страшного? Разве здания когда-нибудь причиняли вред человеку? Скорее наоборот! Хотя ты знаешь я рада, что этот отрезок пути уже позади. Надеюсь, мы будем возвращаться по Среднему? А еще лучше по Большому! Тебе нравиться Большой?
- Да, Большой это красотища, конечно, это не Невский, но в нем есть своя прелесть. Тополя, ласкающее брюшко неба, и самое главное - не надо прижиматься к грязному фасаду, чтобы тебя не обрызгала четырехколесная железная коробка.
- Из всех улиц Васильевского Острова, если конечно не считать набережные и Стрелку, Большой проспект самый прекрасный.
- Ты права. Кстати хочешь жвачку?
- Ты спрашиваешь, конечно.
Девушка миновала 15 и 14 линии.
- Ну вот здесь оживленнее, не правда ли?
- Ты как всегда права дорогая, но эти надоедливые машины, которые если не обрызгают, то обязательно остановятся и попытаются тебя увезти куда-нибудь. А может быть бутылочку пивка? А?
- Ну ты же знаешь как я отношусь к пиву.
- Ну, пожалуйста, только одну.
- Может лучше какой-нибудь коктейль?
- Как можно пить этот спирт с инвайтом?
- Ладно не будем спорить. Пиво, значит пиво. Только одну и светлого.
- Хорошо, хорошо! Бутылочку Специального, пожалуйста, - сказала девушка в окошко ночного ларька. Щёлк, и пробка улетает в урну, набитую окурками, фантиками и прочей гадостью.
- Слушай-ка скоро 9 линия, куда мы вообще идем?
- Мы? Мы гуляем. Просто так гуляем. А что?
- Да нет, я так просто спросила. Ты о чем сейчас думаешь?
- Я? Да почти не о чем.
- А если серьезно.
- Если серьезно, не знаю. Думаю о будущем, о том, что его невозможно узнать, предугадать и предсказать. И только ты сама строишь его прямо сейчас, каждую секунду, даже когда спишь, таким, каким хочешь его видеть и никто другой. Все другие могут лишь, помогая мешать или мешая помогать, что впрочем, одно и то же. А ты что думаешь по этому поводу?
- Я согласна. Только трудности укрепляют человека! И не решаемых трудностей не бывает, лишь только те, которые ты по каким либо причинам не хочешь решать. Слушай мы дошли уже до набережной. Смотри, какой Тучков красивый!
- Великолепно! Ну, куда пойдем?
- Как и договаривались, - на Большой.
Темные, чуть мокрые волосы трепал балтийский ветер. Чайки что-то слезно выпрашивали у Невы, но река оставалась глуха к мольбам. Девушка дошла до пересечения набережной Макарова и 2 линии и не спеша двинулась в сторону Большого. А машины все пытались увезти с собой листья на Ленинский или проспект Просвещения. Можно подумать, что там своих листьев не хватает? На Большом моросил мелкий дождь.
- Слушай-ка, а ты любишь осень?
- Что за вопрос?
- Нет, вот так абстрактно, что тебе нравиться в осени?
- Разноцветие. В каком еще времени года встретишь такое наполненное красками увядание или скорее засыпание природы. Тебе нравиться ложиться спать?
- Когда как.
- Представь, что ты целый день бегала, решая какие-нибудь вопросы по городу в тридцатиградусную жару. И вот под вечер, когда жара спала, приняв ванну, скушав любимый йогурт, прочитав пару страниц интересной книги, что тебе хочется больше всего на свете?
- Конечно, выспаться!
- И тебе это нравится?
- Приятно все-таки после мучительного дня развалиться в удобной и мягкой кровати.
- Вот также и для меня приятно видеть, как природа, устав от утомительного лета, собирается накрыться снежным одеялом.
- А как же дождь?
- Если дождь идет - значит это кому-нибудь нужно.
Напротив Лютеранской церкви целовалась парочка. Подойдя ближе, оказалось, что это две девчонки, сильно пьяные, жаловались на своих несуразных парней и клялись сохранить любовь и дружбу друг к другу до гроба.
- Странно все-таки, да? Нет, чтобы разговаривать сама с собой они зачем-то лезут в чужую душу, которая, как известно потемки.
- Да это непонятно. Взяли бы, да и покопались в себе, и сделали определенные выводы. Нет, они зачем-то напились и плачутся друг другу о своей тяжкой судьбе. Каждая пытается как можно трагичнее выставить свою, чтоб ее пожалели, хотя в душе ожидает, что судьба так называемой подружки будет несколько печальнее, и ей самой от этого будет почему-то легче.
- Как-то совсем все запутано. Не то что у нас с тобой. Захотели - посмеялись, захотели - поплакали. Красота.
Большой начали разрезать линии, с которых выскакивали с вылупленными глазами автомобили, выискивая листья, которые надо увезти на окраину или покатать по Невскому.
- Слушай, а ты не когда не задумывалась, глядя на мокрые, осенние крыши домов, что там может лежать снег?
- В каком смысле? Просто представить себе?
- Ну, типа того. Это некая игра в машину времени. Кругом осень, идет дождь, листья шуршат под ногами, а вот на здании бывшей аптеки ты видишь настоящую зиму. Окна разрисовал морозец, а детишки помогли ему, приклеив бумажные снежинки и елочки. Крыша нахлобучила на себя белую пушистую шапку, а вчерашняя оттепель вытянутыми слезинками капает с карниза.
Прогремевший мимо трамвай разбил в вдребезги иллюзию девушки. Со стороны моста Лейтенанта Шмидта резко пахнуло речными водорослями и, повернувшись, она увидела белоснежный лайнер .
- Как здорово было бы, купив билет в любую каюту этого красавца, уехать куда-нибудь, и посмотреть, как там люди живут.
- Да чего смотреть? По телеку не видела что ли, - как сыр в масле! Но ты не забывай про морскую болезнь!
- Это когда уже тошнит от креветок и мидий?
- Ну да, что-то в этом вроде. Ладно, пошли быстрее, я еще хочу полюбоваться Балтийским комплексом. Кстати тебя успокаивает синий цвет?
- Вообще-то по статистике успокаивать должен зеленый, а возбуждать - красный.
- Не знаю, чего там по твоей статистике, а мне нравится синий, а цвет вывески на Балтийском так мягко и нежно успокаивает.
- Ну хорошо, хорошо. Синий значит синий. Мне интересно чего мы будем делать завтра?
- Чего, чего? В пойдем, к этим зверским преподам, о которых своим детям будем рассказывать с умилением на глазах.
- А вот ты никогда не задумывалась, почему со временем плохое забывается, остается только хорошее, если не читать учебник по истории, конечно?
- Все очень просто. В настоящем плохого и так хватает, и ты или вспоминаешь бывшее хорошее, или надеешься, что оно будет в ближайшем будущем. Впрочем, без плохого хорошее быть не может.
- Понятно. А вот и твой любимый Балтийский, любуйся!
- Прекращай издеваться, я тебя умоляю.
- Прости, прости, я больше не буду. Ну что ж, может к дому.
- Пойдем через парк. Кстати ты не знаешь как он называется? По моему здесь растут каштаны и голубые ели.
- Давай возьмем один плод каштана домой.
- Давай!
Она зашла в вечно приоткрытые чугунные ворота и медленно направилась к правой дорожке парка, где и рос каштан.
- Давай вот этот?
- Нет, вот это лучше, он крупнее.
- Хорошо.
Полусапожки скрипели по мелкой гранитной крошке и не о чем уже не возмущались, так как поняли, что занятие это бесполезное. Вот завтра мы устроим им бойкот и не высохнем к утру, - договорились они, - посмотрим, как она пойдет на лекции. Но девушке о заговоре не подозревала. Она наслаждалась осенней прохладой и свежестью после дождика. Было уже в районе двенадцатого. Заслуженные работники разнообразной деятельности уже упивались мягкостью своих кроватей. А ночная спутница темной стороны планеты играла в чехарду с редкими облачками. Легкий ветерок прыгал по макушкам елей, и парк наполнял только хрустящий звук гравия о подошву полусапожек. Воздух можно было трогать. Скатываясь по еловым иголочкам, капельки прошедшего дождя тихонечко разбивались вдребезги о корни тех же самых елей. Вдруг девушка обнаружила, что гравий хрустит не только под ее ногами. Так как фонари в парке почему-то не горели, страх удивительно быстро добрался до сердца и стал со всей силы трясти его. Как будто сердце было виновато в том, что одиночество девушки было так вероломно нарушено. Повернуться было очень страшно, а бежать еще страшнее. Страх разделился - одна его часть продолжала бешено трясти сердце, а вторая, превратившись в вату, медленно и уверенно сначала ноги, а потом и все тело.
Второй хруст был тяжелее и шумнее чем её и происходил где-то в двадцати-пятнадцати шагах позади.
- Насильник или убийца? - пронеслось молнией в голове
- Не думай глупости! С тобой такого произойти не может!
- Но кто-то же сзади идет! И вообще, откуда он взялся?
- А ты что пристально следила за всем, что происходило вокруг? Кто и куда шел?
- Да нет, мы с тобой так мило общались, что смотреть по сторонам не было необходимости. Но мне очень страшно, чего он хочет?
- С чего ты взяла, что он что-то хочет, и вообще, почему ты думаешь, что это именно он, а не она?
- Не знаю, просто это первое, что пришло мне в голову.
- Хочешь, я расскажу, чего он хочет?
- Ну.
- Изнасиловать, потом отрезать уши и съесть их! Нравится?
- Зачем ты меня еще больше пугаешь?
- Как ты не понимаешь, если бы это был какой-нибудь изверг, то давно уже сделал бы все что хотел. В парке никого, а между нами каких-то метров десять.
- Слушай, а может быть это женатый мужчина, у которого трое детей, квартира, машина и любимая кошка и ему сильно хочется по каким-либо причинам изменить с первой встречной?
- Так ведь с первой встречной не знакомятся в темном парке! В худшем случае в захудалом кафе. Нет, этот вариант отпадает.
Она прошагала мимо второй скамейки. Шаги сзади не удалялись и не приближались, а размеренно держали первоначальную дистанцию.
- А может это студент философского факультета, и хочет поговорить о смысле жизни? Процитировать Канта, например, и непременно напроситься на чашечку чая домой, чтобы произвести впечатление на родителей какой он умный и начитанный, несмотря на то, что бедный и голодный.
- Ну, чего тогда он сзади плетется? Подошел бы и спросил что ли, что хотел. А то только интригует!
- Но ты пойми, он же молодой и неопытный, - стесняется. Надеется, что ты сама оглянешься и взглядом разрешишь с тобой познакомиться.
- Еще чего! В моей жизни только философов не хватало! Нет уж, пусть сам подходит, чтобы я его ласково так отправила прогуляться к его любимому Канту.
- А может быть это не студент вовсе, а новый русский, который долго следил за тобой из своего Мерседеса, а когда ты свернуть в парк, решил пойти следом.
- А ему то, что от меня надо?
- Подарить тебе пару-тройку миллионов! Тебе все равно, а ему приятно!
- Да, каких только людей земля не носит.
- А солнце согревает, хочешь сказать, да? Слушай, а веришь, что у каждого человека в жизни есть своя половинка, которую он должен найти. Именно в этом и есть смысл жизни. Так как одна половинка не может раскрыться в этой жизни полностью, а вот уже две, объединившись, образуют одно целое и реализуются, как сами того пожелают.
- К чему ты это?
- Да к тому, что сзади запросто может идти та самая единственная на свете половинка, о которой ты мечтаешь!
За этими размышлениями она уже вышла из парка и шлепала по проклятым лужам в ничем неповинных полусапожках. Она даже не заметила, как покинула парк и только через минуту, другую осознала, что хруста нет, как нет и другого звука кроме треска исходящего от лампы фонарного столба. Набравшись смелости, она оглянулась, но сзади, как ни странно, никого не было. Она пристально всмотрелась в темные очертания парка, но и там не было ни какого движения.
- Может это была моя фантазия?
- Но я же тоже слышала шаги довольно-таки отчетливо. Может вернемся и посмотрим по лучше?
- Нет уж, а вдруг это был все-таки маньяк, который просто одумался почему-то и не стал совершать очередную ошибку!
- А если это все-таки это была половинка?
- Нет, с половинкой я бы ну ни как не могла разойтись! Нас бы просто потянуло друг к другу как магнит!
И с этой мыслью она зашагала дальше. Слева темнел Д. К. имени Кирова, а справа ярко освещалась автостоянка. Луна проиграла облакам в чехарду и спряталась за тучку, из которой незамедлительно прыснул победный дождик. С автостоянки послышался лай собаки, но какой-то не охраняющий, а наоборот зовущий поиграть. Из своей каморки вышел охранник. Он прикурил, потянулся и что-то сказал собаке. А девушка ускорила свой шаг.
- Уже поздно, надо торопиться домой!
- Да, ведь завтра рано вставать!
Первый раз за вечер полусапожки искренне обрадовались.
Обсуждения Мысли улиц Васильевского Острова