Среди нас этим и измерялась наша привлекательность. Благодаря искусству мимики, жестов, флирта и правильно выраженных эмоций, которыми многие придворные владели в совершенстве, зрители, перед которыми разыгрывался весь этот спектакль в результате не замечали их недостатков :ни душевных, ни физических, и, поддавшись силе их обаяния, забывались настолько, что начинали питать к этим людям искренние чувства.
Главное наше преимущество было в том, что мы умели очаровывать, ослеплять, сводить с ума.К сожалению, это у многих из нас вошло в привычку настолько, что это получалось почти машинально.
До сих пор на давно забытых портретах той эпохи во взглядах придворных отражена вся их натура.И теперь, когда эта эпоха исчезла с лица земли, похоронив под своими обломками всех тех людей, имевших прямое или косвенное отношение к ней, я могу с уверенностью сказать, что сейчас люди потеряли безвозвратно способность очаровывать.В то время как на мертвых портретах тех времен она проявляется с прежней силой так, как если бы они были все еще живы и шел 1676 год.
Да было время, когда можно было подкупить одной улыбкой, расположить к себе, составить о себе приятное впечатление, заставить мечтать о себе и вздыхать от восхищения.Это время ушло. Ушло безвозвратно.
Сейчас, когда уже прошло 400 лет, мне, женщине преклонного возраста, становится смешно, когда ко мне проявляют остатки былого внимания во взглядах завистливых и восхищенно - влюбленных. Боже мой! Неужели я так и останусь единственной обладательницей этой способности, так и не сумев привить ее кому бы то ни было?Никогда не поверю, что мне в этом нет замены. Неужели этому нельзя научить?
Многие девушки и зрелые женщины приходят ко мне за советом в надежде, что я помогу им и научу их тому волшебному действию на мужчин.Я честно пыталась ответить на их просьбы, рассказывая и показывая на конкретных примерах, но все было тщетно.
Но нет, наверное, научить этому нельзя. Для этого нужно быть французом словно родиться в рубашке.
Столько всего осталось за спиной, что даже не хочется жить той жизнью, которой я жила прежде, но не умею иначе.Иногда хочется просто отойти в сторону и быть обычным наблюдателем, не принимая ни в чем участия. Я и без того устала от бесконечного калейдоскопа житейских бурь. Чувства все больше тускнеют, теряют свою остроту. Со временем многое приедается и становится автоматическим.Я чувствую, что порядком очерствела, хоть и не потеряла прежнего задора. И лишь когда я предаюсь воспоминаниям, в моих глазах светится прежняя молодость.
- А как же Кольбер, мадам? Вы же обещали рассказать мне о Кольбере. Каким он был? Вы видели его? - я замерла, затаив дыхание, слушая рассказы этой необыкновенной женщины. Она и впрямь соответствовала нравам того времени и во всей ее натуре чувствовалась естественная учтивость и то самое обаяние и привлекательность, которой обладали ее современники. Передо мной стояло живое доказательство всему сказанному ею и ее достоинства не оставляли сомнений в произошедшем.
- Кольбер? - переспросила она так, словно воспоминания о министре финансов, которым так дорожил король, вершивший судьбы Франции и Европы того времени были самым обыкновенным делом, - Кольбер был не хуже и не лучше других.Но моя подруга Мария Де Монморанси отнеслась к нему лучше чем я. Она любила его, а он не отрывал носа от своих пыльных бумаг.А меня этот скромный гений вовлек в одну очень опасную интригу, где я оказалась виновницей ареста Фуке.
До сих пор на давно забытых портретах той эпохи во взглядах придворных отражена вся их натура.И теперь, когда эта эпоха исчезла с лица земли, похоронив под своими обломками всех тех людей, имевших прямое или косвенное отношение к ней, я могу с уверенностью сказать, что сейчас люди потеряли безвозвратно способность очаровывать.В то время как на мертвых портретах тех времен она проявляется с прежней силой так, как если бы они были все еще живы и шел 1676 год.
Да было время, когда можно было подкупить одной улыбкой, расположить к себе, составить о себе приятное впечатление, заставить мечтать о себе и вздыхать от восхищения.Это время ушло. Ушло безвозвратно.
Сейчас, когда уже прошло 400 лет, мне, женщине преклонного возраста, становится смешно, когда ко мне проявляют остатки былого внимания во взглядах завистливых и восхищенно - влюбленных. Боже мой! Неужели я так и останусь единственной обладательницей этой способности, так и не сумев привить ее кому бы то ни было?Никогда не поверю, что мне в этом нет замены. Неужели этому нельзя научить?
Многие девушки и зрелые женщины приходят ко мне за советом в надежде, что я помогу им и научу их тому волшебному действию на мужчин.Я честно пыталась ответить на их просьбы, рассказывая и показывая на конкретных примерах, но все было тщетно.
Но нет, наверное, научить этому нельзя. Для этого нужно быть французом словно родиться в рубашке.
Столько всего осталось за спиной, что даже не хочется жить той жизнью, которой я жила прежде, но не умею иначе.Иногда хочется просто отойти в сторону и быть обычным наблюдателем, не принимая ни в чем участия. Я и без того устала от бесконечного калейдоскопа житейских бурь. Чувства все больше тускнеют, теряют свою остроту. Со временем многое приедается и становится автоматическим.Я чувствую, что порядком очерствела, хоть и не потеряла прежнего задора. И лишь когда я предаюсь воспоминаниям, в моих глазах светится прежняя молодость.
- А как же Кольбер, мадам? Вы же обещали рассказать мне о Кольбере. Каким он был? Вы видели его? - я замерла, затаив дыхание, слушая рассказы этой необыкновенной женщины. Она и впрямь соответствовала нравам того времени и во всей ее натуре чувствовалась естественная учтивость и то самое обаяние и привлекательность, которой обладали ее современники. Передо мной стояло живое доказательство всему сказанному ею и ее достоинства не оставляли сомнений в произошедшем.
- Кольбер? - переспросила она так, словно воспоминания о министре финансов, которым так дорожил король, вершивший судьбы Франции и Европы того времени были самым обыкновенным делом, - Кольбер был не хуже и не лучше других.Но моя подруга Мария Де Монморанси отнеслась к нему лучше чем я. Она любила его, а он не отрывал носа от своих пыльных бумаг.А меня этот скромный гений вовлек в одну очень опасную интригу, где я оказалась виновницей ареста Фуке.
Онлайн рецензия Мемуары Шарлотты Де Моро
За всеми этими историческими описаниями мне пока не видна фабула Вашего произведения, не видна его цель, идея, целостность. Не понятно к чему ведет автор. Не вполне ясен сюжет. Поэтому после третьей главы повеяло скукой, а этого в прозе всегда нужно избегать. В чем смысл 400-летней старушки? Будем ждать продолжение, может оно что-то прояснит?