Медведь гора

Люди в городе закончили свою работу. Продираясь сквозь толчею, через дым и шум, они спешат к своим газовым и электрическим очагам, таща в руках пухлые пакеты с фирменной символикой супермаркетов. Скрипят натруженные пружины диванов и кресел. С чувством выполненного долга, люди поглощают добытую ими сыть* со всеми её добавками, красителями и заменителями, бессмысленно уставившись в экраны телевизоров, зомбирующих «искромётным юмором», похожими друг на друга песнями и их исполнителями и «ужасными» новостями, заставляющими людей думать: «Хорошо, что у нас всё спокойно».

Но вдруг все экраны телевизоров зарябили, сбрасывая с лиц людей выражение умиротворенности и, словно выпуская из себя воздух, зашипели динамики неотъемлемых атрибутов человеческого жилища. А через мгновение город вдруг застыл в необъяснимой фотографичной паузе, будто кто-то нажал «стоп кадр». Всё так же продолжали гореть огни, но они уже не мерцали как раньше. Машины, застывшие в их нетерпеливом движении, продолжали ощупывать фарами бетонные лабиринты улиц. Даже воздух, замерев, ждал чего-то. Ужасающая тишина… Ещё мгновение назад всё неслось, спешило и шумело, а теперь эта тишина…

Свет! Становится светлее. Это Солнце! Забытый потомками сияющий Хорс* неимоверно быстро выползал на небосклон. В его лучах утонули и сделались невидимыми все огни города. Но что то тут не так… Ведь был вечер. И солнце взошло не с востока как раньше, а с западной стороны горизонта… А вот ещё одно солнце выползает вслед за первым, и ещё, и ещё. Да сколько же их там?! Двенадцать… Двенадцать ослепительных дисков заполнили небо и выстраиваются, превращаясь в огромное коло*, начавшее медленно вращаться против часовой стрелки. Колесо начало спускаться вниз и вскоре оставило над горизонтом только половину своего огненного обода. Его вращение с каждым мигом становилось всё быстрее. Солнца перестали быть различимы по отдельности, слившись в единую бешенную карусель. И… Город! Город стал меняться! Высотки в центре таяли словно снег под двенадцатикратной мощью палящих лучей. Трубы заводов входили в землю как гвозди под рукой шаловливого малыша. Город сжимался, покрываясь серостью, быстро теряя тысячи своих искусственных огоньков. Блестящие расчерченные линейки дорог превращались в узкие чёрные полоски. Река освободилась от плотины и железных мостов, втянула в себя водохранилище, раздалась вширь. Лес. Огромные деревья, вылезая из-под земли, настойчиво оттесняли серые дома к берегу реки. Неумолимо надвигаясь, лес с жадностью голодного хищника поглотил всё, что осталось от города и, прекратив «разрастаться» замер. Солнечное колесо замедляло свой ход. Вот снова различимы огненные очертания каждого из двенадцати дисков. Одиннадцать, десять, девять: светила одно за другим стали покидать образованный ими хоровод, пропадая за горизонтом. Два, одно… На небе осталось одно привычное нам солнце, остановившееся в высшей точке своего вращения. Но вот и оно, качнувшись, поползло на запад, будто вспомнив путь, к которому привыкло за многие миллионы лет. Исчезло, сверкнув на прощание… Снова сумерки. Темнота сгущается, но теперь ничто не мешает ей властвовать на этих просторах всецельно. Она поглотила лес, сделав его одноликим и пугающим. Но вон, на краю леса что то сверкнуло! Снова огоньки!? Значит от города что то осталось в лесной чаще!? Рассмотреть поближе… Нет. Эти огоньки не творение человеческих рук. Это светящиеся желтые глаза хищников. Хотя, они тут не одни. Слышатся человеческие шаги, их звук ни с чем нельзя спутать. Хрясть, хрясть, левая, правая. Кто-то идет, проламываясь сквозь лесную чащу, со всех сторон окружённый горящими волчьими глазами…

Одетый в оленью шкуру человек тяжело ступал по сумеречному лесу, продираясь сквозь кусты и ломая под собой сухой валежник. Хорс уже давно спустился за дальнюю кромку холмов, а он всё шел, боясь остановиться. К его поясу кожаным ремнём привязаны две небольшие берёзки, волочившиеся по земле вершинами, на которых человек тащил свою драгоценную ношу.

За последние три ночи лишь однажды ему удалось поспать, взобравшись со своим грузом на высокий уступ скалы. Но это было ещё у берегов той, дальней реки. Теперь же остановиться –значит умереть. Только идти. И он шёл. Изредка прислонялся к деревьям, чтоб отдохнуть, но глаза тут же начинали слипаться и человек, тряся головой, чтоб сбросить с себя сон, снова пускался в путь.

-Прости меня, Хозяин Леса*. -Оглядывался он на закреплённую в его волокушах огромную шкуру медведя, завязанную в узел. Внутри неё лежало спасение для племени. Мясо…

Пять дней подряд его охотники возвращались к жилищам без добычи. Пять дней подряд дети плакали от голода, а их матери жгли своими молящими взглядами. И он, не выдержав немого укора голодных глаз, пошёл сам, один, и нашёл зверя…

-Прости, Хозяин, но детки умрут от голода, если не дашь мне из леса выйти. – Говорил человек, поглядывая на качающиеся жёлтые огоньки, сопровождающие его с первой ночи на пути к дому, когда он ещё полный сил и радости от тяжести сыти, которую он принесёт людям, от увиденного им за рекой, спешно пустился в обратный путь.

-Чуете кровь, дети Морены*! –Человек стукнул копьём о ствол дерева, давая понять, что он ещё в состоянии за себя постоять. -Подходите, коли шкуру носить устали! – Прорычал он, обращаясь к качающимся попарно желтым огонькам. Остановился перевести дыхание – огоньки дрогнули, замерли выжидая. Идти! И снова хрясть, хрясть. Крепче сжал в руках древко тяжёлого копья. Дальше. Уже недолго. Надо идти.

Дважды на него наскакивали волки, и дважды отступали, довольствуясь трупами своих товарищей по стае, не успевшим отскочить от бронзового наконечника копья, которым человек защищал так вкусно пахнущий кровью мешок из шкуры медведя. Опасный противник не сдавался, и вожак поредевшей стаи сменил тактику. Теперь волки брали измором, не давая возможности своей жертве отдохнуть, заметив, что странный зверь начал выбиваться из сил. Шаг его замедлился, дыхание сбивалось. «Уже скоро» -думал вожак. «Скоро ты станешь таким медлительным, что я смогу проскочить мимо твоей длинной лапы с острым когтем».

Как только человек останавливался, огоньки волчьих глаз тут же приближались на опасное расстояние. Человек кричал на зверей, вновь пускаясь в путь. Раздосадованные волки, злобно рыкая, отступали, и желтые огоньки снова занимали привычный порядок на почтительном расстоянии.

Человек знал, что идёт правильно. От дома он пошёл на полночь* и через три дня нашёл зверя, а теперь уже чётвёртый день идёт на полдень, значит уже скоро. Хотя с тяжёлой волокушей двигаться намного сложнее и медленнее, но он обязательно должен дойти. Сколько раз человек хотел выбросить часть мяса, и облегчить ношу. Развязывал шкуру, смотрел на спасительную плоть, но видел перед собой лишь голодные лица детей и женщин племени и, не притронувшись к содержимому, снова затягивал узел. Скоро, совсем скоро. Лес начал редеть, скоро он кончится и будет река, а у реки люди, тёплые жилища, огонь и сон…

Упал!… Быстрее вставать! Быстрее, пока жёлтые огоньки не навалились, не подмяли под себя, не вцепились в руки и ноги лишая возможности двигаться! Запутался в волокуше! Копьё застряло в коряге! Кричать! Кричать, отбросить криком жёлтые огоньки, выигрывая время, чтоб подняться. Копьё застряло! Есть ещё нож!

Желтые огоньки среагировали мгновенно. Дернувшись, они закачались быстрее и начали приближаться. Но снова этот крик! Вожак, которому повиновались всё эти горящие и голодные глаза, уже слышал этот крик. От него невольно поджимался хвост, кончик которого прятался от страха под мохнатым брюхом. Но теперь в крике неведомого, пахнущего огнём и смертью зверя, вожак расслышал обречённость. А старый волк никогда не ошибался. Много раз он слышал эти нотки отчаяния в последнем крике своих жертв, перед тем как вцепиться в их пульсирующую от ужаса плоть. «Теперь ему конец!». И вожак, по праву сильного, снова сможет первым насытиться самыми лучшими кусками такой же пульсирующей от страха плоти, снова докажет свою смелость, первым пронзив клыками горло этого упрямого и сильного зверя, который не захотел делиться с ним своей добычей. Не поделился и сам не ел её, а тащил зачем то через весь лес, через его, вожака, лес. Теперь он поплатиться за всё. За свою непокорность им, хозяевам этих просторов, с внушающими ужас жёлтыми огоньками глаз.

Старый волк победно рыкнул, призывая остальных последовать его примеру, и прыгнул на сломленного противника. Раскрывая в полёте пасть, с брызжущей из неё в предвкушении горячей крови слюной, он метил в горло жертвы. Даже в темноте вожак хорошо видел и чувствовал пульсирующую на шее этого неведомого зверя артерию, разорвав которую, он за один миг покончит с этой затянувшейся и начавшей раздражать его охотой. Но когда матёрому волку осталось только сомкнуть зубы на склонившейся перед ним шее, его вдруг подхватила какая то страшная сила, ударила в пасть и заставила полететь в обратном направлении. Челюсти затрещали, пронзаемые чем-то острым, причиняя нестерпимую боль. Такую боль, что вожак взвизгнул, как наказанный волчонок, укушенный за непослушание одним из родителей.

Человек увидел, что желтые огоньки летят на него и, отпустив застрявшее копьё, выхватил из- за голенища нож. Ткнув прямо под эти рычащие огоньки, он потерял и нож, который отлетел вместе с волком, застряв в его пасти. Вскочил. Следующие горящие глаза встретил безоружным, отбросив их подпрыгнувшего хозяина ударом руки в сторону. Волокуша предательски мешала двигаться. В спину ударили волчьи лапы, пытаясь сбить с ног. Устоял. Позади возня. Два молодых волка, не желая вступать в борьбу со «страшным зверем», пытались заполучить более лёгкую добычу, терзая зубами медвежью шкуру, под которой аппетитно пахло кровью и перекатывались куски мяса. Снова глаза! Зубы клацнули возле сухожилий руки, инстинктивно вздёрнутой для защиты и, промахнувшись, вцепились в кожаный ремень. Рывок. Человек ударил по глазам, повисшим на поясе, рванул ухо зверя, отшвыривая его от себя. Хищник вместе с куском ремённой кожи в пасти воткнулся в кусты. Стало свободнее. Можно повернуться. Концы волокуши упали на землю вместе с остатками перекушенного пояса. Вовремя. Ещё один волк запрыгнул на спину. Сбросить! Крутанулся, ударив противника о стоящее рядом дерево. Дерево! Надо запрыгнуть и лезть, лезть, повыше от желтых огоньков. Жить!!! А мясо!? Всё зря!? Дети!!

В ногу вцепились зубы, разрывая сухожилия. Человек падал. Волчий рык, хруст раздираемой плоти. Боли нет. Тепло. Сухая трава перед глазами. Прикрыть голову. Жить!!! Как же хочется жить! Ещё два глаза! Горящие, огромные, намного ярче и больше, чем преследовавшие его все эти кошмарные ночи. Быстро приближаются. Треск валежника. Волки перестали рвать. Побежали. Это Хозяин за мной. Знал, знал что нельзя Хозяина, но другого зверя не было, река холодная, зверь за рекой, надо туда всем.

-Хозяин! Я знал, что не выпустишь! Но дети, мясо, не смог…-Сознание меркло. Затухающий взгляд выхватывал из темноты куски бытия. Вдруг свет ослепил. Перед глазами поплыли круги, превращаясь в причудливые цветы, переливающиеся всеми цветами радуги.

-Сварга*. –Человек уронил голову. -Чьи то голоса. Пращуры*?

Кто-то его переворачивал. Теперь больно! Как же больно! Опять голоса.

-Да это же наш Любомир! Скорее, вяжи ногу ремнём! Руда* так и хлещет! А плечо, смотри!

-Шкуру на копья клади! На носилки его надо!
-Смотри! Да у него волохатого* шкура мясом набитая!

-Хозяина взял! Что же теперь с нами будет!?
Человек узнал голоса. Значит дошёл! Мясо! Дети! Огонь, жилище и спать…Нет, прямо сейчас спать. А если не проснусь!? Надо сказать! Вдруг не проснусь и никто не узнает! Вздох. Хрип. Ещё вздох. Человек тихо заговорил, морщась от боли:

-Я видел куда Велес стада из наших лесов увёл. Надо туда…

Опять хрип. Вздох. Надо успеть сказать! Пусть идут, там хорошо, будет сытно всем.

-Там за рекой туров* следы, важенок* видел за рекой, паслись. За большой рекой, холм, излуч…

-За какой рекой, Любомир!?
Но человек уже ничего не мог ответить. Поток темноты из нави* заглотил его в себя и понес, закручивая в водоворотах, проникая внутрь тела, сковывая каждую клеточку, пока не погасил последний огонёк, ещё теплящийся в сознании.

Глава I. Костёр.

-Скоро рассвет, надо поспешать. -Сил всё не мог решиться, и разбудить молодого князя, чтоб сообщить ему дурные вести. Тлели угли костра, бросая слабые отблески на пластины доспеха и угрюмое лицо старого Сила - воеводу любомировичей, который привёл свою дружину в это, давно уже облюбованное им место для битвы, чтоб дать отпор хазарам, посягнувшим на их земли. Но не о сражении были сейчас воеводовы мысли. Он нервно теребил свою бороду.

-Обложили. Обложили, как старого волка со стаей! Да сам то волк матёрый, глядишь и вырвался бы, а детишек своих да матерей ихних на погибель как бросишь? Наперво их надо спасать, а потом уж и ворогу* в глотку можно вцепиться… Собаки косорылые! Днём ластятся, а как стемнело - в спину укусить норовят. Ничего, ничего друже мой, Лесута, не дам я твоих деток в обиду. Отведу от них тучу черную. Только вот земли наши видно не уберечь. Хоть как изворачивайся, а всё одно ворогу они достанутся. Большая сила у него, да с двух сторон придавили. Ну да ладно, надо Славушку будить. Главное, чтоб не заартачился, чтоб послушался моей воли, иначе всем погибель будет. Помоги мне Лесута сына твоего спасти, образумь его, если кровь Славова горячая разуму воспротивится… Да поможет нам Перун- громовержец* в сече кровавой, да у Велеса защиты прошу для деток своих. Укрой их от ворога лютого, сохрани род наш, а уж детям накажу, чтоб не поскупились на дары тебе. Самые богатые дары из всех, что ты видел… Всё, пора, каждый миг против нас.

Сил, поправив меч, наклонился к молодому князю и положил дрожащую от волнения руку ему на плечо. Замер на мгновение, всё ещё собираясь с мыслями, но вид спящего Слава, вновь заставил его на мгновение отложить задуманное.

-Что-то снится Славушке. Вон как ресницы дергаются. Губами во сне шепчет, пальцы будто ловят кого. Улыбается. Как он похож на Лесуту, отца своего. Его густые светлые волосы, стянутые кожаным обручем, глубокие серые глаза, прямой нос, вот только губы мамкины, но это не каждый заметит, а только тот, кто её хорошо помнит. И доспех вон, отцов рядом лежит, да велик он пока сыну, но сшит по бокам рукою неумелою, чтоб не болтался, да не мешал скоро двигаться. Ничего Слав, придёт время будет и твоя грудь подстать Лесутовой. Как прикроешь ты ею народ наш от напасти, коли выстоит она, не сломается, то не уже отцовой станет. А когда вдохнёшь свободно, победив всех ворогов наших, то и шире ещё будет. И пошьют тебе новый доспех, с золочёными вставками, чтобы издали все видели, что идёт Слав Лесутович! Только бы выстоял ты, да справился со всем, что задумал я ради твоего спасения да сына моего Селявушки… Нет, надо будить, а то поздно будет, –заставил себя действовать старый Сил и толкнул плечо князя.

Нет опоры. Лечу? Почему такая темнота? Меч отцовский! Летит вниз. Я за ним. Падаю! Меч уже далеко внизу. Всплеск. Внизу вода? Поверхность мягко принимает тело и обволакивает со всех сторон. Не вода. Странный запах. Попала в рот. Руда! Откуда столько руды? Дышать! Где верх!?

Разум лихорадочно ищет путь к спасению, но тело не подчиняется, не может найти выхода, барахтаясь в окружившей его вязкости. Надо выплыть! Ноги, руки, спина, голова. Постепенно уходит ощущение их присутствия. Разум победил. Он отбросил всё, что мешало ему спастись, и понёсся вверх. Щёлк! Маленькое белое облако выскользнуло на поверхность почти поглотившего его страха.

Выбрался! Но… Тела нет! Я остался там, а тут только взгляд и мысль. Как же без рук? Как всё вернуть обратно? Нет, обратно я не нырну. Будь что будет. Выше, подальше, пока есть возможность.

Ветерок? Нет, просто потянуло свежестью. Откуда-то идёт свежий воздух. Ближе. Дверь! Дверь в темноте. Воздух идёт от неё, отталкивая назад белое облачко моего разума. Открыть. За ней должно быть спасение. Чем открыть!? Руки, ноги, ничего нет, только разум и взгляд. Разум и взгляд. Всё дальше от двери. Поток воздуха нарастает. Свет! Через приоткрывшуюся щелочку двери бьёт свет. Туда! Не могу. Ждать. Дверь заскрипела. Ветер. Нет, это Стрибог* вылетел из наполовину открывшегося притвора*, волоча за собой седую бороду, в которой каждая прядь шумела и рвалась в свою сторону. Только бы не попасть в его бороду. Закрутит, унесёт, потеряю дверь из вида. Стрибог исчез. Растворился в темноте, просвистев на прощание всеми своими детьми-ветрами, запутавшимися в его бороде. Дверь открылась. Какой свет! Но глаза отчего то не больно. А их и нет. Только разум и взгляд. Разум и взгляд.

Кто-то идёт в потоке света. Не различить, слишком ярко. Вот подходит к порогу, граница света и темноты… Сварог*! Значит я в его чертогах. Я утонул в руде. Это была моя руда! Захлебнулся в ней! Это навь. Я умер. А как я умер, я не помню битвы? Меня убили во сне! Просто перерезали горло, вот и захлебнулся. Проспал хазар! Теперь не попасть мне в Ирий и не посидеть с отцом за столами в Сварге. Час* Сварог меня заметит и поймёт, что я погиб не с мечом в руке. Меч! Надо его найти! Он же утонул в руде. Сварога не обмануть. Грохот. Вспышка. Перун пролетел над дверью, метнув вниз свою огненную стрелу. Острый луч-молния полетел, отражаясь в вязкой поверхности. Это озеро. Нет, большой корец* с рудой. Перунова молния, осветив его, ударила. Корец исчез. Вон он, меч! Спасибо, Перун, помнишь видно мои дары щедрые. Теперь можно взять меч. Быстрее. А чем брать? Всё равно к нему, быть рядом. Хоть таким, но возле меча. Меч, он тает! Быстрее. Нет, меч потёк, превращаясь в гладь реки. Вокруг него стали подниматься холмы. Вот град* какой то. Да это же наша земля! Излуч!

Вон дуб священный с рощею, табун наш, поскотина* с пасущимися говядинами*, капище*. Как красиво сверху! Вот как птицы нас видят с полёта. А остриё меч-реки всё текло вдаль, вдруг растекшись в ширину, окаймляя себя камышом. На водной глади появился остров с небольшим градом. Разлив!

Ладей* сколько у пристани. Много гостей* пожаловало, будет шумный торг на погосте*.

Меч-река продолжала своё течение, исчезая в темноте. Пасть! Остриё реки уткнулось в появившуюся из темноты пасть волохатого. Пасть выползает на свет. Глаза, уши, турьи рога*. Велес! Почему он пьёт нашу реку? Отец! На спине Велеса сидит отец! Он меня не видит. Даже если видит, то не понимает, что это я, я же облако. Велес шире открыл пасть. Ладьи. Из неё стали выплывать ладьи, быстро идя против течения меч-реки. С житом, с людом, с воями*. На воях какие то чудные доспехи, будто сплетённые из железа, а вот доспех будто чешуя рыбная. Странная ладья выходит из пасти без гребцов, плывёт сама по себе, только ткань широкая на слеге* посредине ладьи висит и от ветра пухнет. Значит, не всю ещё мудрость нам Велес открыл. Свет меркнет. Куда исчезает свет? Река сужается. Велес исчез. Исчезла земля и река, обратно превратившись в меч. Кто-то идёт в темноте. Не различить. Нужен свет. Луч от двери. Это мама! Мамочка! И ты тут, пришла меня увидеть в нави. И она меня не узнаёт! Ну и ладно, прижаться хоть облаком! Обволочь её тёплые руки. Как я по тебе скучаю, мама! Видит! Узнала! Улыбается. Поднимает меч, протягивает мне. Руки! У меня есть руки! И я снова весь! Чувствую своё тело. Спасибо мама! Взять меч. Поклониться. Мама берёт меня за плечо. Какая родная улыбка. Что-то говорит. Плохо слышно. Что? Просыпайся? Проснуться? Я что, спал? Не хочу, мамочка, побудь ещё со мной немножко. Так хорошо с тобой. Не уходи!

-Мама! Не уходи.
-Любица снилась? Это хорошо, видно вспоминает она тебя в Ирии, беспокоится.

-Сил! Ты как здесь? А, значит, то сон был. –Слав потёр рукой глаза. -Такой странный сон…

-Вставай, княже! Беда.
-Что? Хазары? Труби строй дружине! –Молодой князь резко оторвал голову от земли, одной рукой хватаясь за меч, лежащий рядом.

-Да нет, княже, хазары - то полбеды, их то мы ждали. А вот беда пришла оттуда, откуда на помощь надёжа была. Свои псы в спину укусить норовят.

-Толком говори! Я со сна ничего про твоих псов не могу понять. –Слав сел. Провёл рукой по траве, собирая с неё росу, и утёр ей лицо, чтоб окончательно избавиться от никак не желавшего покидать его сонного оцепенения.

-Не будет нам дружинников ни от скулатичей, ни от туреничей.

Вот теперь Слав окончательно проснулся, хорошо поняв и расслышав слова воеводы.

- Да это не я, а ты спишь, видимо! Тебе что, дядька*, сон вещий видится что ли? Почём знаешь? Клялись они в святилище! Нельзя им ту клятву нарушать! Будут к рассвету, как и обещали.

-Истома - кузнец от скулатичей к нам в град скакал, да Буслай с дозорными перехватили его, а его речи послушав, сюда завернули. Так и подумали, что ты им не поверишь, и решили, что из первых уст ты вести недобрые должен услышать.

-Почему не будет воев в помощь?! Навет то! Клялись они, при волхве клялись! Ведь побьют нас одних хазары! Где кузнец тот!?

-Буслайка, давай Истому к князю!
Пока Слав поднимался и надевал опоясь с мечом, к нему подошли Буслай – самый проворный и сообразительный из всех княжеских воев. Лучший поединщик. Ещё при живом Лесуте не раз он перевешивал чашу весов, когда богам было угодно решить спор* князей поединком лучших воев. Рядом с Буслаем стоял незнакомый князю человек в работной одёже. Что незнакомец кузнец, Слав понял сразу по запаху кузни, исходящему от него и могучим рукам и плечам, привыкшим к тяжёлому молоту.

Буслай и кузнец поклонились. Начал Буслай:
-Княже! Мы в дозоре на Красном ручье стояли. Ждали воев от скулатичей, чтоб в то место их отправить, которое ты указал, но….

Слав прервал его властным движением руки, как некогда делал его отец, чтобы взять слово самому.

-Знаю, Буслай. Кто на ручье остался?
-Ещё три воя и Томила старшим. Они твой наказ знают, а я к тебе поспешил, так как весть, кото…

Слав снова сделал прерывающий жест рукой. Вой остановил свою речь на полуслове. Князь обратился к кузнецу:

-Говори, только по делу. Если ложь в твои уста недруг вложил, то не дожить тебе до полудня! Собственноручно кол тебе вырублю!

-Княже! Будь милостив! Не из тех я, что ложь чужую по земле носят! Случайно я узнал от дружинников князя своего, когда они подковаться приехали, что не пойдут наши вои к тебе на помощь и туреничи воев тоже тебе не дадут. Пока братка мой, Лунька их коням копыта чистил, я за дровами пошёл в пристроечку. Набираю их из поленницы, да слышу, как дружинники княжеские промеж собой объясняются. Один говорил, что, мол, зло большое совершили, на волхва руку подняли, богов прогневили, да соседей на погибель бросаем. Другой его осёк. Молчи, говорит, да рта больше не раскрывай, что князь прикажет, то и делаем, его это бремя, а не наше, не забывай, мол, кому клятву давал, да чья рука тебя кормит. А земли Лесутовы, на которых теперь Слав молодой сидит, нашему князю и туреничам перейдут. Скоро, говорит, меда* шеломами пить будем. Земля там богатая, родит хорошо. Реки и озёра рыбные, лес зверьём изобилует. Людишки славовы на нас работать будут. Лучше, говорит, иди, да меха* под добро готовь. Как хазары Слава побьют, мы к их градам пойдём. У князя нашего с хазарами уговор, что они только дружину любомировичей изничтожат и его самого головы лишат, а дальше не пойдут. За это им наш князь и туреничи двойную дань платить будут с захваченных земель, да половину людей славовых им в полон* отдадут. Я, говорит, всё это сам слышал, когда подле шатра стоял в охране при договоре князя с ханом хазарским.

Лицо Слава, с каждым словом кузнеца, становилось всё мрачнее. Скулы заходили в приступе злости.

-Вот, что я слышал, княже! Слово в слово. Всю дорогу про себя повторял, чтоб чего не пропустить или переиначить.

-Какую святыню они очернили кровью волхва?
-Вот этого я не знаю, княже! Про то не сказывали.
Тут вмешался Сил.
-Княже, тут и к чаровнице* ходить не надо, сам всё тебе скажу. На горе, где Даждьбогово* святилище, они волхва изрубили. Где мы с этими собаками вместе на хазар выйти уговаривались, чтоб никто не прознал, и люд потом супротив изменников не роптал. Оттого и подковы сбили, что по камням долго в гору подымались.

-Да, княже, подковы о каменья были побиты, уж это я точно могу сказать, -подтвердил кузнец слова воеводы.

Но Слав до сих пор не мог до конца поверить, что такое возможно. Это означало, что всё, что оставил ему отец: земля его предков, люди, грады теперь не его, а тех, кто хитростью и коварством выманил его сюда и бросил на растерзание хазарской своре. Молодой князь ещё надеялся, что кузнец лжёт, или понял что-то не так из слов дружинников.

-А какой тебе прок от твоих речей? Зачем ты такой путь проделал, да ещё и живот свой под княжеский меч подставил? Да и если твой князь прознает, что ты тайком ко мне бегал - будут меха в твоей кузне из твоей же шкуры сделаны. Или ты думаешь, что я тебе благодар* дам за те вести? Так у меня с собой теперь кроме меча да шелома нет ничего, да и те пока самому нужны, а до казны добраться, уж и не знаю, суждено ли теперь. А ну, говори, кто послал!? -Слав выхватил меч и приставил его к груди кузнеца.

-Княже, -не смутился кузнец, -дочка у меня в твоём граде. Её я спасать поехал. А ну как к хазарам попадёт или наши вои ненароком попортят девку. Как я жить потом буду? Знал, что беда будет, да ничего не сделал?

-Истинно так, князь. –Воевода подошёл к Славу. –Я знаю её. За Шилом она замужем, что пушным зверем промышляет да меда варит. Здесь он, с нами среди воев. Можешь сам его поспрошать. Он её позапрошлой осенью сватать ездил. На торгах в Разливе она приглянулась ему. Шил тогда мне сказывал, что нет краше дочери кузнеца у скулатичей. Да и ей тоже Шил глянулся. Мы с отцом твоим, Лесутою, тогда со Скулатой уговаривались, да дары ему подносили, чтоб разрешил он той девке замуж за любомировича. Кое-как уговорили.

Слав опустил меч.
-Хорошо, если до полудня не будет воев от соседей моих в подмогу, то уйдёшь с миром, если же придут, как уговаривались, то велю язык твой поганый и уши, которые чужие наветы слушают отрезать!

-Постой, князь! –Сил положил руку на плечо Слава- Я только что спрошал хазарина пленного. Его дозорные наши приволокли. К полудню тут уже сеча будет великая. К рассвету все силы хазарские здесь будут, дозоры ихние уже с заката тут шастают. Так хазарин тот мне то же самое сказывал. Не будет вам подмоги, говорит. Все тут поляжете. И грады ваши уже чужими заняты. Смел был хазарин и дерзок. Чувствовал силу за собой. Ещё и пешцев из черни безлошадной хазары за собой повели. Я как узнал, сразу подумал, что не к добру. Значит не собираются хазары быстро уходить после набега как всегда, пока остальные рода не поднялись, а говядину и лошадей уводить за собой собираются, да полон большой вести. Для того и пешцы из полонян взрощенные с ними идут. Так что отпусти ты Истому к дочери, нет в словах его злого умысла. Пусть заберёт девку под свою защиту.

Слав постоял мгновение в нерешительности, потом резко выдохнул и одобряюще кивнул головой, согласившись со словами старого воеводы.

-Пусть идёт.
Сил обернулся к Истоме.
-Только такой уговор: тихо и спокойно, чтоб не знал никто! Погостить, мол, забираю, мать болезная шибко, вот и зовёт дочку попрощаться. Понял!? Узнаю, что люд взбаламутил - накажу самым проворным воям, чтоб приказ князя насчёт твоего языка и ушей исполнили!

-Всё, как велели сделаю, будьте спокойны. Спасибо, люди добрые… Да поможет вам Перун. Прощайте!- Поклонившись, кузнец исчез в темноте.

Слав опустился на колени, застонал и ударил кулаками о землю.

-Да что ж это такое! Провели как мальца! Отец, прости меня! Не смог я сохранить землю и род наш! Что ты скажешь мне, когда встретимся в нави!?

От громких вскриков князя зашевелились и стали поднимать головы, спящие подле костра вои. Сил показал им рукой, чтоб уходили, и опустился на колено рядом с молодым князем, положив свою ладонь поверх его кулака, упиравшегося в землю.

-Не гоже князю так перед дружиною себя показывать! Лучше думать давай, что делать нам теперь.

Как люд да грады спасти, да самим живыми остаться, чтоб собак этих наказать за предательство подлое. Живьем нутро их чёрное воронью скармливать.

-А что сейчас сделаешь? –Слав отдёрнул руку и стряхнул с неё прилипшую труху прошлогодней травы. -В какую сторону ни двинь- везде смерть! Обратно в град не успеем- раз хазары уже тут. Нагонят нас их конники в поле - поляжем зря. Да ещё неизвестно наш ли будет град, или уже скулатичи с туреничами будут нас в нём встречать стрелами да камнями и кипятком из –за тына. Тут стоять - не удержим мы одни всю силу хазарскую. Конников мало у нас, а пешцев они быстро измотают. Дозоры докладывали, что их больше тыщи конными идёт, да пешими с обозом пять сотен. А у нас полтора ста конников, да пешцев чуть меньше, чем четыре сотни. С застав не успеют вои подойти, да и если подойдут, то всё равно не удержать. Мало нас, обойдут, в спину ударят, не удержимся. И отчего вы с отцом тут заставу не поставили!?

-Да думали мы про то с отцом твоим. Место хорошее, но далече шибко от града. Дозор тут сподручней держать. Сюда легче с других застав воев послать и дружину вывести, чем тут заставой стеречь порубежье. Хазарин ведь тоже не дурак. Упрётся в заставу, будет другие пути искать, чтоб добычей разжиться и полон взять. И лови его потом, да думай с какой стороны он наскочит. А так влазит он промеж болот, преграды не встретив, вот мы и успеваем его тут запереть даже пешими воями. А сам знаешь, что мы лошадьми не очень богаты. Три года только минуло, как табун у хазар увели, а до этого вовсе почти без коней были. Осерчали тогда хазары, в набег пошли, чтоб коней возвернуть. Ругой* обошлось. Без битвы с ханом уговорились: по кунице и маленке* жита с дыма*. А табун тот отцов конь под себя поставил, над их вожаком верх взяв. В лесу мы его упрятали, хазарам сказав, что обратно в степь табун ушёл, не удержали. Но даже сейчас недостаточно коней у нас за хазарином гоняться с его то силой, а уловка наша с этим проходом промеж болот до сих пор нам службу оказывает.

-Хитрецы! Но я так думаю, что теперь до ближайшей заставы отступить надо и там держаться. Положим животы, так хоть хазар не пустим на нашу землю.

-Рано нам княже животы свои врагу отдавать. А о сестрице своей ты забыл? А Лыбедь свою на кого оставишь?

-Не трави ты меня, только о них и думаю! Так что же, сбежать с ними в лес? Схорониться?

И как я потом буду им же в глаза смотреть? Струсил! Пустил ворога на нашу землю!

-Смелость не в том, чтобы на смерть идти, назад не смотря, а в том, чтобы победу обрести, да люд свой защитить и самому смерти избежать. Смело умереть каждый может, а ты не каждый, тебе побеждать надо! Ты Лесуты сын! Меня послушай-ка, да наперво поклянись, что сделаешь так, как я скажу. Я твою горячность знаю. Но я отцу твоему перед его смертью клятву давал, что буду оберегать тебя с сестрицей до конца дней моих, и не хочу, чтобы из–за твоего непослушания я свою клятву нарушил. На отцовском мече поклянись!

Слав впервые видел старого Сила таким. Всегда спокойный и невозмутимый, сейчас он был сильно взволнован. Речь его была нервной, резкой, хотя обычно Сил говорил медленно и размеренно. «Каждому слову свое время и место»- всегда учил он Слава. Но Слав понимал, что сейчас и времени нет, и места для слов недостаточно. Что старый Сил так же переполнен злостью и желанием биться со всеми врагами сразу, но ещё больше он хочет спасти дорогих и близких ему людей. Перечить воеводе в таком состоянии означало бы предать его. Слав помнил, что отец не принимал ни одного серьёзного решения, не посоветовавшись с Силом, и чаще всего последними словами Лесуты были: «Дело говоришь, Сил. На том и порешим».

-Ну же, княже! Поклянись! –Сил впился глазами в Слава и схватил его за запястье, сжимая до боли. -Поклянись сделать, как я скажу, и тогда сможешь и род свой сохранить, и отомстить обидчикам, да и земли свои чай вернешь. Уж если не ты, то дети твои это сделают. А своевольничать будешь, так на тебе и закончится славный род любомировичей.

Слав не мог вынести этого взгляда воеводы и опустил глаза. Всегда властный и чуть исподлобья, сейчас взгляд старого Сила был молящим. Слав знал, как предан ему воевода, как он чтил отца. Селява – сын воеводы, был для Слава как кровный брат. А после смерти отца Сил будто занял его место, не отходил от молодого князя ни на шаг и во всём был ему опорой и советом.

-Видишь ли ты сейчас меня, отец!? -подумал Слав. -Видишь ли, какую подлость со мною сделали!? Как бы ты поступил? Что бы сделал на моём месте?

И сам же себе ответил:
-Знаю, послушал бы ты мудрого Сила. На его советы разумные все твои дела бы опирались.

Да будет так, отец мой, Лесута. Поклянусь воеводе твоей памятью, что сделаю всё, как он укажет, и верю, что ты меня за то не осудишь.

Слав обнажил меч, сел на колено и, приложил его рукоять к своему лбу.

-Клянусь памятью отца моего Лесуты, что сделаю так, как скажет мне мудрый Сил. Если же отступлю я от своей клятвы, то пусть проклянёт меня отец мой, пребывающий в Ирии, и слышащий сейчас мои слова. Пусть тогда Велес лишит меня разума и Перун покарает своими огненными стрелами.

-Хорошо, Слав, вот теперь всё ладно будет, -уже снова медленно и спокойно сказал воевода. Он поднял руку, и тот час из темноты вышел Селява, его сын. Он был уже в доспехах. Слав понял, что старый воевода разбудил своего сына, как только узнал о предательстве и Селява, видимо, ждал всё это время пока они разговаривали, приказа отца подойти.

-Садитесь, дети мои. Запоминайте и будьте друг другу надёжей и опорой. Вам спасать род любомировичей. Вам мстить за многие смерти: за Лесутову, за воев, которые полягут сегодня после рассвета, за предательство подлое. Так что дело у вас будет трудное. Я сам бы такого дела устрашился, но по-другому нельзя. Готовьтесь к большим лишениям и бедам. Клятву о верности с вас брать не буду, так как уверен в каждом из вас, как в себе. Знаю, что не бросите друг дружку даже при смертной угрозе. Беда пришла немалая. Со всех сторон обступили нас вороги. И вот, что надумал старый Сил. Вы уйдёте отсюда с частью конных воев прямо сейчас к нашему граду.

Слав подскочил. Всем своим видом, показывая, что он не согласен, и что он хочет биться с врагами.

-Дядька! Да как же так! Я не побегу от хазарина! А с изменниками потом рассчитаемся, как ворога побьём! Неужто бы отец мой от хазар убегать стал!

Но Сил так же спокойно продолжал:
-Сядь, Слав. И внимательно слушай. Ты дал клятву, обратного хода нет.

Князь нехотя снова опустился на колено, прерывисто дыша от возмущения. Воевода продолжал, будто не замечая состояния Слава:

-Так вот, дойдёте до града и приготовите ладьи к дальнему походу. Если будут гостей заезжих ладьи у наших пристаней, то их тоже берите, а гостям давай любые товары из казны, которые попросят, за их челны. Когда отсюда поскачешь, то по дороге пошлёшь двух воев к нашим заставам, пусть дозорные готовят их оборонять, а которые конные в дозорах - пусть к тебе в град отправляют. Каменья, копья и стрелы, все пусть готовят да на стены поднимают. Да воды запасают побольше, огонь сбивать. Мы отсюда к заставе, что на Яру отступать будем, коли совсем невмоготу станет. Ежели её пожгут, то к той, что на озере пойдём. Тебе же не менее двенадцати ладей надо, чтоб загрузить баб, детей да сыть и жито с припасами. У нас только семь годных сейчас же отплыть. Не наберёшь ладей столько, сажай в большие чёлны рыбацкие, но бросить ты никого не должен из людей своих. Мужиков работных, что с нами на битву пошли, я тебе отдам, и в градах собери тех, кто в ремёслах искусен. Их на вёсла посади. Воев конных на два отрядя раздели, и по обоим берегам реки пусть вас сопровождают, да не пускают ворогов ладьи пожечь с берега, если вас настигнут. Да пусть к реке только после болот выходят, чтоб по следу не пошли за ними, да идут по воде вдоль берега, где можно, а где нельзя рассыпаются, чтоб не тропить. Мужиков же со скотиной отправишь пешими, стороной от берега. Да пусть не собираются боле трёх, и следы свои хоронят, а то по ним за вами тоже выйти могут. Не забудь утварь хозяйскую, да жито на посев. Подумай, да всё собери, что вам нужно будет, чтоб жизнь на пустом месте начать. Но смотри, чтоб бабы лишних пожиток не натащили, а то перегрузишь ладьи, и на волоке придётся всё выбрасывать, а волок - самое уязвимое место на вашем пути, чем быстрее его пройдёте, тем вернее, что вас никому уже не догнать и не найти.

-Какой волок? Куда ты хочешь, чтоб мы ушли? -спросил недоумевающий Слав. Он ожидал любого другого решения Сила. Ждал, что будет оборонять грады или заставы. Будет ждать засадой подхода изменников, чтоб убить их, но никак не бегства по реке в неведомые ему места.

-Пойдёте к Медведь горе.
Слав снова подскочил с места.
-Да ты в своём ли уме! От одной смерти нас к другой посылаешь! Хочешь, чтоб Велес нас за дерзость нашу наказал!? Неужто не знаешь, что все, кто к Медведь горе ходил- обратно не возвращались!

-Нету больше места такого, где вам от таких ворогов схорониться. Будешь просить защиты у Велеса, дары ему богатые предложишь. Мы же любомировичи. Волохатым нам земли наши были дадены к нему и с бедой идти надо. Он поможет вернуть то, что без его ведома было отнято. Волхва возьми от старого дуба, он с Велесом знается. Даже если прознают, что вы у Медведь горы обитаете, то не многие решатся туда пойти ради того, чтоб вас смерти предать.

-Да кто ж из люда нашего согласится в места те за мной следовать? Даже среди бывалых воев не найдётся таких, кто осмелиться волохатого тревожить. Одному мне придётся туда плыть, раз уж зарок дал. Разве что Селява вот со мной пойдёт. - Слав взглянул на сидящего рядом Селяву, который внимательно слушал отца и своим невозмутимым выражением лица был сейчас так похож на него.

-Да, Селява перечить отцу не станет, сделает всё как по писаному,- подумал Слав. –Но как людей с собой увести?

Сил продолжил:
-Ты наперво к волхву пойди, обскажи ему всё. Я не думаю, что он в помощи во спасение рода откажется. А Селява пусть сразу сборами займётся, чтоб вам не мешкать. Люду же пока скажи, что вниз по большой реке пойдёте от врага хорониться, а место потом облюбуете. Даже если все до единого пойдут с тобой, то слух всё равно останется. Слух он как запах. Костра уж нет, а дымом пахнет. А как дойдёте до второго притока левого - в него и заходи. Вот тут сразу и волок будет. Быстро надо пройти, чтоб не успел никто из недругов видеть, куда свернули. Для того конным, что по берегу пойдут прикажи пусть вперёд вас выйдут перед притоком, да волок заранее готовят, а что правым берегом пойдут пусть переправу ищут, да тоже вас там встречают, чтоб рук поболе сильных было. После волока через день пути станешь берегом. Вот тогда пусть волхв и объяснит люду куда всем надобно, чтоб живыми остаться, и что Велес поможет в этом, что не будет гневаться, если дары принести. А коли дары щедрые будут, то защитит и поможет в хозяйстве всё сызнова начать, мудростью своей поделится.

- А ну как не послушают, которые духом слабы? Роптать начнут?

-Волхву перечить не станут. Да ты своим словом княжеским их вразумишь, да свою любовь и заботу посулишь, коли с тобой все будут. А вои клятвы не нарушат, они за тобой хоть под перуновы молнии пойдут. Клятва воя сильнее страха любого. Но запомни, после того, как объявишь, что к Медведь горе идёте - никого от себя отпускать нельзя. Быстро молва разойдётся, где хоронитесь. Если скулатичи с туреничами мож и не смогут свои дружины заставить вас там искать, то хазарам точно путь туда укажут. А у них предание о Медведь горе забывать стали. Мало кто из хазар остался тогда в живых, многих Велес за дерзость прибрал. Да и те кто остался старики уже беспомощные, или померли. Одно только хорошо, что не будут хазары долго усердствовать вас разыскивая, даже если им за то большие дары посулят. Камни там кругом, а по каменьям кони хазарские некованые долго не выдюжат – копыта побьют.

-А тех что не захотят идти, несмотря на посулы, силою удерживать? Своих неволить? Ведь роптать начнут. Да и потом, как за всеми уследить?

-Уговорами поначалу, а потом кто не согласен отпускай, но верным воям, которые потом болтать не будут, накажи: пусть по следу идут, а как подале от вас беглецы будут, то пусть изничтожают их, чтоб остальных спасти.

-Да как же то, дядька!? Неужто вои своих же бить станут? Как же я им то приказать могу!?

-Станут, если деток, баб да себя пожалеют. А то не успеете из очага первый дымок пустить, как вороги пожалуют! Ради многих можно жертвовать малым! Помни это. И если придётся приказ такой отдавать, то не терзайся. Воям объяснишь, что так надобно, чтоб остальные живы остались.

Да, вот ещё что. Пока вниз по реке идёте, ночью тоже плыть надобно, чтоб не настигли вас в пути беспомощных.

-Как же ночью то? Ладьи побьём, или на мель посадим.

-Там везде глыбоко, если по серёдке идти, а чтоб берег видеть пусть вои конные с головёшками тлеющими берег указывают. Вот по ним и будете править. А как вверх по притоку на вёслах пойдёте, тот тут в ночь людям отдых давай.

-А как же мужики то со скотиной нас искать будут, ежели молчать мне велишь до волока?

Сразу им сказать, так все и узнают куда пойдём ещё у Излуча.

-Обгоняешь ты меня со своей мыслью молодой да резвой. Им скажи, чтоб вниз по реке шли, пока воев своих не встретят. А на волоке же оставь дружинников, которые лес хорошо чуют. Пусть схоронятся, да встречают тех, кто дойдёт, и к тебе заворачивают. С теми же, кто не согласится - уже знаешь как поступать. У Медведь горы место присматривай для укрепления. И наряду с жилищами сразу тын ставь, да дозоры наряжай. Искать вас будут до тех пор, пока голова твоя на плечах держится. Знают норов твой горячий, что не будет тебе покоя, пока не поквитаешься с изменниками. Искать будут, пока живы, да детям своим накажут, если сами не найдут…

Да сильно там не перегибай. Слушай старших, у них опыту житейского поболе. Где какой сруб ставить, как жито растить, да со скотиной управляться, и в других делах тоже. Землю оратаям* сразу отдели, ещё успеете отсеяться. Много ещё чего вам сказать хотел, многого не разъяснил, ну да ладно, не малы дети - справитесь. Не время сейчас для бесед поучительных. Что я не усмотрел, сами додумаете.

-Как же, дядька?! А ты что, за нами не пойдёшь разве?! Сам же сказал- отступать будешь!

Ты то разве не сможешь хазар провести и соседей наших «приветливых», да улизнуть из лап их загребущих? Как же мы без тебя то? Без слова да глаза твоего строгого? Да я бы до того, что ты сейчас нам обсказал и до снега не додумался!

-Не могу пообещать вам, что ещё увидимся. Сам видите, какая свара намечается! Перун поможет- вырвусь, а если прогневил его чем то, то до последнего воя стоять будем. Вот так вот, сыночки мои. Так что распрощаемся, а там глядишь, и встреча радостнее будет.

-Постой, отец!- вымолвил Селява, до этого внимательно слушавший и не проронивший ни звука. Лишь единожды он привлёк к себе внимание, хрустнув сломанной веткой, чтоб поддержать пламя костра, забытого погружёнными в свои заботы людьми. -Обскажи, почему именно так нам сделать надобно? Ведь есть же столб всем твоим наказам. Знаю, что есть, а найти не могу. Просто убежать, да просить защиты у Велеса? Впервые я такие слова от тебя слышу, и боязно мне становится, что не могу понять тебя. Неужто от бессилия и слабости бежим? Какой прок от бегства того тогда, коли ничего кроме позора перед дружиною, людом да собой не обретаем? Как жить то после такого? Как в глаза жёнам да матерям воев смотреть, которые тут останутся?

-Сынок, Селява! Кровь моя да плоть, да и мысли в голове тоже на мои быть похожими стараются,- улыбнулся Сил. -Хорошо вы науку мою усвоили, что сначала обмыслить всё надо, а потом дело делать. Как мне радостно это. Не бездумно вы наказы мои видать выполняли, а всегда в них видели ниточку, которая наперёд протянута.

Вы думаете, что просто бежите, спасаетесь? Нет, вы бьёте врага сильнее, чем любая дружина.

Если у нас всё получится, то уговор между изменниками подлыми да хазарами невыполним с любой стороны. Хазарам не достать до твоей головы, Славушка, а изменникам не достать люд наш, да добро, чтобы с хазарами рассчитаться. Вот мы и посмотрим, как своры эти будут друг с дружкою расходиться. Сдаётся мне, что всё грызнёй закончится, ведь каждому хочется ухватить кусок пожирнее. Не хотел я вам говорить, думал сам послать людей, чтоб глаза ваши перед дальней дорогой от дыма да обиды не слезить, но грады сжечь надобно. Не гоже такой подарок врагу оставлять. Приходи и без боя бери всё, во что столько труда да жизней вложено. Порушить всё да пожечь, чтоб ворогу не досталось ни одного брёвнышка, нашими руками рубленого. Вот тогда та свора ещё пуще взбесится. Каждый будет думать друг на дружку. Никогда и никто из них не поверит, что Слав сам грады своего отца пожёг. Вот теперь я вам всё сказал, без утайки. И легче как-то стало. С чистым сердцем прощаться будем. Давайте поторапливаться. Вам до захода солнца земли наши покинуть надобно. Думается мне, что со следующим рассветом у градов наших уже изменников вои будут рыскать.

Сил встал.
-Буслайка! –Кликнул он в темноту, зная, что верный вой где-то неподалёку, и ждёт чем совет их закончится. -Подыми-ка всех мастеровых. Срочно с князем пойдут к граду. Да безлошадным коней дай. В миг чтоб управился! -и снова повернулся к князю и Селяве.

-Ну, детки мои, седлайте коней! Пора… Слав, забирай полсотни конников с Омляшем . Как Буслай мастеровых к лесу выведет, сразу в путь поспешайте. Помните всё, что я сказал вам. Давай те ка обнимемся, чтоб тепло друг дружкино подольше с нами оставалось.

Князь и Селява поднялись, Сил распростёр руки для того, чтобы обнять Слава на прощание, но тот к недоумению воеводы и его сына вытянул руку и остановил его.

-Сил! Если не суждено нам будет больше свидеться, хотя бы коротко скажи, как погиб отец?

Знаю, что от стрел хазарских. Но откуда узнали, что именно там он с малой дружиной на совет поедет? Или случайно встретились? Не поверю, чтоб хазары двумя сотнями в набег пошли! Ты ведь никогда толком так и не рассказывал, всё отнекивался. А я то знаю, что рыскал ты с месяц, дознаваясь откуда смерть отцова появилась. А кому мстить, как говоришь? Всё племя хазарское изводить?

Сил тяжело вздохнул и опустил руки.
-Ой, Слав Лесутович! Сам я толком не знаю откуда там хазары объявились. И проклинать себя буду до последнего дня, что тогда на заставу решил заехать, чтоб дозоры проверить и отца твоего с малой охраною оставил. Нашёл я Лесуту уже отходящего. Три слова сказал он, протягивая мне свой меч: «Клянись, детей сбережёшь!». Вот и всё… Четыре стрелы в груди его было. Только я поклялся, он тут же и дышать перестал. Только два дружинника, из тех что с князем были тогда, живы остались, да и те вскоре померли от ран. Вот они сказывали, что видели в кустах после хазарского наскока и в похожих на наши одежды воев, которые стрелы в отцовых дружинников метали. А чьи то вои- неведомо. Пять князей тогда на совет собирались. Любой мог с хазарами уговориться, все боялись Лесуту, да завидовали роду нашему крепкому и сильному. Теперь проще и яснее обвинить во всём сегодняшних изменников. Раз сейчас предали, то и тогда могли. Сколько я не искал, не нашёл ниточки, что к отцовой смерти тянется, а без доказательств не могу даже лютого врага обвинить в такой подлости. Но его продали те, кто знал, что отец твой там поедет именно в тот день- это точно. Больно мне вспоминать об этом. Как брата я твоего отца почитал. Ближе него только сын мой да ты мне были… А теперь в путь. Боюсь не поспеете.

Сил обнялся со Славом.
-Ступай, князь. Мне Селяве ещё по отечески нужно словечко молвить. Через миг тебя он догонит.

-Всё сделаю, как ты сказывал, не переживай. Ещё увидимся. -Слав удалился в темноту.

Сил потрепал по волосам стоящего перед ним Селяву и, обнявшись с ним, протянул ему свой турий рог, овитый золотым узором. Символ власти воеводовой.

-Бери, сын. Тебе передаю рог дружины любомировичей.

-Отец, как же передаёшь!? Не по прави* это! Сама дружина должна воеводу кликнуть, а уж потом и рог ему вручить.

-Моя дружина вся тут, а у тебя уже другая будет. Вот тогда и решите, кому им владеть, а ты хранильцем пока будешь.

Селява бережно принял дар и уложил его в свою калиту*. Он всё ещё не хотел до конца верить отцовым словам. Сил давал понять, что отсюда вряд ли кто вернётся живым, а значит и сам отец, ведь он остаётся с дружиной.

-Прощай, сын. Будь Славу помощью и надёжей в его деле непосильном. Делай всё, как я тебя учил. Чти правь и никогда от неё не отступай, тогда чай и в Сварге вместе ещё попируем.

-Прощай отец.- Голос Селявы задрожал, но он справился и, поклонившись, повернулся и пошёл, стараясь пересилить желание броситься к отцу и молить его о разрешении остаться с ним. Но Селява знал, что никакие мольбы не помогут. Твёрдость отца сможет выстоять перед любыми мольбами и слёзами. Он всегда был таким. И Селява будет таким же. Твёрдо выстоит, перетерпит.

Воевода, проводив взглядом исчезающего в темноте сына, быстро удалился в сторону от костра, чтоб никто не смог увидеть две слезинки, которые, не слушаясь воли своего хозяина, упрямо вытекали из его овитых морщинами глаз.

Печальный Селява направился к лошадям, привязанным у сосны, а Слав тем временем уже подходил к разместившимся у подлеска конным дружинникам, которые большей частью уже не спали, разбуженные громкими возгласами князя, да вознёй вокруг костра. Те, кто проснулся, стали будить соседей, так как поняли, что случилось что-то неладное, иначе с чего бы это всегда сдержанному молодому князю так себя вести.

-Омляш, -позвал Слав старшего воя из конников, видя, что тот уже не спит и о чём -то шепчется с товарищами. –подымай полсотни, да веди к лесу, на опушке встретимся!

Омляш, не привыкший задавать лишних вопросов, тут же стал распоряжаться, а Слав пошел к своей лошади, подле которой уже в верхах сидел на своём жеребце Селява. Проворно вскочив в седло, Слав подъехал к Селяве и по-дружески стукнул его в плечо.

-Ну что, друже мой! Поехали будить волохатого. Боязно тебе?

Селява, натянуто улыбнувшись, ответил таким же «приветствием» по плечу князя.

-Не о себе час думаю, Слав. Страха нет, увидим, тогда и будем бояться. Про дружину думаю, что тут останется, про отца. Ещё про люд наш думаю. Как им про такое сказывать? Бросайте всё нажитое, грузитесь с детьми в ладьи да поплывём незнамо куда? Как они на нас смотреть будут? Приехали мол, без битвы бегут и нас за собой тянут.

-Да те же мысли у меня, Селява. Перед воями да бабами стыдно! Но ничего не поделаешь, зарок даден. Люд спасать надобно. А битвы ещё будут, да какие битвы, Селява! Сколько голов падёт, прежде чем я успокоюсь, да не накажу обидчиков. А Сил управится! Я знаю, что не даст он всем воям полечь, да нас с тобою ещё хворостиной попотчует, коли что не так сделаем!

Селява достал из калиты рог и показал Славу.
-Отец сам отдал. Сказывал, что хранить я его должен, пока наша новая дружина воеводу не кликнет.

Слав впился глазами в рог, соображая, что означает этот поступок мудрого Сила. И, сообразив, дёрнул было свою кобылу в направлении оставшегося у костра воеводы. Селява схватился за её поводья.

-Ничего не изменить, Слав. Ты же знаешь отца. Да ты ещё и клятвой связанный. Поехали. Только лишние разговоры будут, а может и гневные речи услышишь. Не надо возвращаться, попрощались ведь по-доброму, вот с добром в сердце и поедем. Не думай о плохом, нам час мысль свежая и чёткая нужна, ничем не омрачаемая. А то натворим делов.

Слав напряжённо слушал слова друга. Поняв, что Селява полностью прав и старого Сила уже не заставить изменить решения и его клятвы не отменить никому, направил свою лошадь к лесу. Ехали без слов, погружённые в свои мысли. Когда они оказались у опушки, там уже ждал Буслай с мастеровыми, что пошли на битву с дружиной. Все были на конях.

-Ну шустёр Буслайка, - подумал князь. -И правда, за миг обернулся.

-Княже, -завидев их в предрассветном тумане, обратился к Славу Буслай. -тут двенадцать мастеровых: кузнец, бондари, кожемяка, сеточники, гончар, плотники, по чёлнам знаток, да помощники ихние. Кузнец в граде с рукой пожженной сидит, не взяли мы его с собой, да в Разливе ещё оружейник Щек. Стар он уже для битвы. И строительных дел мастера, которые в дружину стары, а в деле ещё нас с тобою обставят, да охотники с рыбаками там ещё остались на добыче, да оратаи. Будет тебе ещё подмога, многие меч держать смогут. А теперь дозволь мне к воям. Рассвет скоро, подымать да готовить к битве их надобно. Копыта лошадей хазарских уже слышно.

-Поезжай, Буслай. Да, ещё… Воеводу нашего оберегай! Смотри, чтоб не подставился, да спину его защити! А нас прости, что уходим, но нельзя по-другому, иначе побьют наш народ да в полон уведут. Люд мы из беды вызволять едем.- Будто не своим голосом говорил Слав, как бы оправдываясь перед воем, который спешил на битву в отличие от князя.

-Не кори себя, княже. Тебе потруднее нашей забота предстоит. И кроме тебя, её исполнить никто не сможет, так что мы биться тут будем за пятерых, зная, что детки да бабы наши под защитой твоей, да в безопасности. Коли не свидимся боле, то сынишек моих побереги! -Буслай направил своего пританцовывающего жеребца в сторону поля, где начинала подниматься дружина.

-Видишь, Слав, как вои то думают. Так что трусом то себя не считай! На такую же битву едем, не бежим мы от неё. –подбодрил князя Селява.

Послышался топот множества копыт, и из тумана показался Омляш с полусотней всадников.

Как только они поравнялись со ждущими их на опушке, Слав поддал под бока своей кобылице и направил её в обход леса, без слов дав понять остальным, в каком направлении им двигаться дальше.

Отряд ехал молча. Кто-то думал о том, что им предстоит, кто-то пребывал в полном неведении, но не решался нарушить это напряжённое молчание своими распросами. Слышался только топот коней по оживающей от зимней спячки земле, да изредка всхрапывали лошади, осаживаемые своими седоками. Туман белой пеленой навис над землёю, и кони будто плыли в этой пелене, увязнув по самую грудь.

Миновав длинную прогалину между двумя густыми рощами, Слав рукой показал Селяве, чтоб тот возглавлял отряд, а сам поотстал, ища глазами кого бы отправить к первой заставе с поручением. Взгляд остановился на Малюте – молодом крепком вое, под которым была довольно резвая кобылица, и Слав рукою поманил его к себе. Малюта мигом поравнялся с князем и, поприветствовав Слава кивком головы, смотрел на него, давая понять, что внимательно слушает и готов исполнить любое поручение.

-Птицей лети на Яр к заставе. Пусть готовят её оборонять, да воды на помосты и башни поболе подымают, каменья соберут да копья все на стену. Конные дозоры снимают пусть да к Излучу направляют. Как передашь всё Яруну, что старшим на заставе, нас нагоняй. Всё уяснил?

-Всё, княже. Я ещё поперёд вас у Излуча буду.
Малюта поддал своей кобылке под бока и, всё ускоряясь, понёсся в направлении заставы. Вскоре он исчез в уже начинающем редеть тумане, а Слав принялся нагонять Селяву.

К тропе вдоль болота подскакали с восходом солнца. Хорс, осветив своими первыми лучами горизонт, мгновенно распугал оставшиеся клочья белой пелены, заставив её взмыть в небо. Теперь Слав хорошо различал дорогу, и заметно ускорил ход отряда, не боясь как в тумане влететь в яму или на корень. Когда обошли болото, князь отправил ещё одного воя к заставе у озера с таким же поручением, что дал Малюте. Вскоре пошли холмистые, почти безлесые участки, которые тянулись вплоть до самого Излуча. Когда до града оставалось не более трети пути, послышался возглас: «Хазары!»

Слав резко остановил лошадь и приподнялся в стременах, осматриваясь вокруг, чтоб разглядеть, откуда появилась опасность. На холме, в трёх полётах стрелы, виднелось три хазарских всадника. Они стояли и наблюдали за княжеским отрядом, не проявляя никакой враждебности.

-Это плохо, Слав! –окрикнул его Селява. -Пойдут за нами, или большую силу позовут, чтоб нас побить. Или тайно не уйдём, или вовсе не уйдём. В ладьях мы как кутята в лохани будем.

-Всё так, Селява. Успели, значит их лазутчики и до градов наших дойти! Видимо кто-то им путь в обход наших дозоров указал. Как на ладони* мы сейчас, да и понятно куда направились!

-Княже, –подскакал Омляш. -дозволь я с теми, кто на резвых конях нагнать их попробую! Негоже им тут вертеться!

-Давай, Омляш! Да шибко не зарывайтесь!
-А ну, ребяты, кто хазарина догнать со мною!?- Омляш припустил коня в сторону хазар. За ним устремилось ещё семь всадников.

-Не бегут, Слав! Ждут, заманивают! Не лазутчики это! В засаду наши вои скачут! Омляш! Вернитесь! Засада! –Кричал Селява вслед ускакавшим дружинникам.

Слав и сам уже понял, что хазарские всадники ждали приближения его воев. Будь их меньше числом, так только бы их и видели, а эти степенно, без спешки начали поворачивать коней, но зоркий на хазарские хитрости глаз Селявы раньше него заметил, что там готовится ловушка. Омляш с воями, которые пустились вдогонку, уже не слышали голоса Селявы. Расстояние, их боевые выкрики и топот копыт заглушили его.

-Путятня! С мастеровыми к граду! Остальные за мной на выручку! –Скомандовал Слав. Он понимал, что непривыкшие к конной срубке, почти всегда сражавшиеся пешими, мастеровые люди сейчас могут полечь зря. Но терять своих лучших воев во главе с Омляшем он не собирался. Разгоняя свою кобылицу, Слав вынимал меч, потом, перехватив поводья, в левую руку взял щит, притороченный сзади к седлу. Хоть и шёл ему только семнадцатый год, но он уже хорошо знал, что такое хазарские стрелы.

Тем временем Омляш с воями уже вскакал на холм, но дружинники тут же стали осаживать своих разгорячённых коней. Сейчас же из-за холма в них посыпались стрелы, и вои, прикрываясь щитами, начали поворачивать обратно.

-Засада! Засада, –теперь уже сам кричал Омляш, уходя от хазарских стрел. Но, увидев, что большая часть отряда спешит им на помощь, снова стал поворачивать коня в сторону врагов. Двое из семи воев, которые угодили в засаду, были сражены стрелами, остальные же вновь развернулись и вместе с остальными устремились в атаку.

Они встретились на вершине холма. Слав, охватив взглядом всё поле, и прикинув, что хазар чуть больше полусотни, только и успел подумать:

-Силы равные, справимся, со мной тоже полсотни бывалых воев, -как на него на полном скаку налетел рослый хазарин, целя копьём в грудь. Слав отбил удар щитом и, отклонившись в седле, исподнизу, чтоб не попасть в щит хазарина, полоснул мечом живот врага. По характерному звуку и вскрику, он понял, что с этим покончено и, не оглядываясь, стал искать нового противника.

- Пригнись, княже! –Услышал он окрик Селявы и припал к спине лошади. Тут же над головою просвистела стрела, другая вонзилась в щит. Селява подскакивал к хазарам, которые хотели сразить Слава из луков.

-Спасибо тебе, друже!- подумал Слав, и поспешил на помощь. Он подскакал как раз вовремя: Селява, увлекшись битвой с одним врагом, не заметил, как к нему подскакивал другой и метил копьём в бок. Слав отбил копьё мечом и ударил по спине, уже проскакавшего вперёд хазарина. Увидев, что Селява разделался со своим противником и ищет нового, Слав тоже стал осматриваться. Наметив себе плотного хазарского воя, который на глазах князя срубил одного из его дружинников, направил лошадь к нему. Хазарин тоже заметил князя и с криками устремился в атаку. Их мечи сошлись. Вражеский удар был так силён, что Слав чуть не выронил меч. Снова развернувшись к врагу, он увидел, что кроме этого противника, у него появился ещё один, который летит на него с копьём наперевес. Тут же последовал удар первого хазарина, под который Слав подставил щит, намереваясь мечом отбить удар копья. Щит разлетелся в щепки, тут же копьё, скользнув по мечу князя, ударило его в грудь чуть пониже плеча. Слав вылетел из седла. Сильно ударившись о землю, он подумал, что ранен. Всё тело болело, особенно плечо, по которому пришёлся удар, но, ощупав его и не увидев крови, Слав понял, что спасла пластина отцовского доспеха. А к нему снова приближался враг, и отцовского меча в руке не было. Князь лихорадочно стал искать взглядом своё оружие. Меч отлетел далеко.

-Не успеть! –Пронеслось в голове Слава. -Вот и всё! Руками не прикроешься, да и отскочить толком не смогу.

Хазарин метил копьём в сидящего на земле, и ещё не оправившегося от падения с лошади князя. Но тут, из груди хазарина показался наконечник копья, и враг, выпустив своё, повалился на лошадь. Слав вскочил, выхватив выпадающее из рук противника оружие, и увидел своего спасителя.

-Малюта! Ты здесь!
-А где ж мне быть, княже! Неужто без меня хотели управиться!? Я ж сказал, что раньше вас тут буду!

И, повернув свою храпящую от запаха конской крови кобылу, Малюта вновь понёсся к врагам. Шум битвы скатывался к подножию той стороны холма, за которой до этого прятались хазары. Слав оглянулся вокруг и, поняв, что ему пока ничего не грозит, поднял меч и снова запрыгнул на свою лошадь, которая послушно подошла к нему, предлагая вновь оказаться в седле. Князь поспешил снова вернуться в ряды своих воев, но враг уже бежал. Дружинники пустились в погоню за отступавшими, чтоб никто не ушёл и не предупредил о том, что видел князя любомировичей недалеко от града. Слав посчитал, что шестерых оставшихся противников преследует пятнадцать его воев во главе с Омляшем, да с ним рядом на холме находилось ещё двенадцать, которые добивали раненых врагов, собирали, да вытаскивали из-под коней своих убитых и раненых. Селява с ещё одним воем волок к князю посылающего проклятья на все их головы хазарина.

-Вот, Слав, вроде как старшим у них был. Я заметил, как он в срубке на своих покрикивал, вот и взял его, чтоб потолковать «полюбовно».

Селява обратился к вою, что помогал ему держать пленного хазарина:

-А ну, Исток, поспрошай-ка у него, чего им тут надобно было, один ли это отряд, или ещё есть поблизости, да как прошли через дозоры наши?

Исток, три года бывший в хазарской неволе, хорошо изъяснялся по-ихнему. Он пас хазарский скот, будучи в колодках, да мял кожу. А когда подвернулась возможность – бежал, проскакав боком всю дорогу, так как не смог сбить колодок. Его долго выхаживали, а, поправившись, он сам попросился в дружину. Исток приставил нож к горлу хазарина и, пригрозив ему, начал задавать вопросы, переводя князю, что отвечает пленник:

-Говорит, что послан ханом проследить, чтоб соседи ваши, что с ханом сговорились, грады не пограбили без него, да людей не увели. Чтоб хану больше добычи досталось. Дозоры наши встречали, да побили всех, многих ещё сонными.

-Вот тебе и дозоры. –Обратился Слав к Селяве.- Пошто они тогда нужны, коли сонных их, как птенцов передавили! Лучше бы с дружиной на поле вышли. А я уж думал, что скулатичи хазарам дорогу к нам указали, чтоб не дали никому сбежать, а тут вон оно что - прав был старый Сил. Не хотят они друг дружке уступать, каждый себе хочет поболе ухватить.

Хазарин продолжал что-то говорить, Слав кивком головы показал Истоку, чтоб перевёл.

-Смерь вам всем, говорит, будет! Хан с большим войском пришёл, а вас ваши же и предали. Вы как собаки живёте, свою землю поделить не можете! Это последние твои вои, которых ты видишь живыми, князь! Да и тех бы не было, если бы они тебя с дружинниками за воев скулатичей не приняли. Стрелами бы побили из засад, а так, видишь ли, подпустили, не ведая, что враг перед ними.

-Ну, так и есть, -усмехнулся Селява. –Омляш, когда к ним поскакал, меч вытащил, чтоб ровной дороги хазарам пожелать. Побили, так побили, перед нами то чего оправдываться. Хану своему будешь те сказки говорить, собака хазарская!

-Да уже не будет, -зло сказал Слав. -Знает, что не дам я ему свободы, не прощу смерти воев моих, вот и бесится перед смертью, хотя бы словом укусить побольнее старается. Исток, одни ли они, поспрошай? А то раз к Излучу соглядатаев отрядили, то и у Разлива значит ещё кто-то должен добро наше стеречь, да ладьи перехватывать.

-Нет, говорит. Один