Машинка

Звонок в дверь – Жанку черти принесли.
- Явился, не запылился. Подпоил, обесчестил, бросил – думаешь, с рук сойдёт?

- Побойся Бога – между нами ничего не было.
- А, да ты ещё оскорблять! Короче, Алекс, хватит вдовствовать – я немедленно переселяюсь к тебе и беру в свои руки.

Только не это. Билли, выручай.
- Не вздумай дверь закрыть, сломаю, - Жанка утопала за скарбом, а я взмолился:

- Билли, сделай же что-нибудь.
- Душу можно отправить в Зазеркалье, а тело придётся оставить...

Каждый день ровно в семь часов, я выхожу в свой сад и начинаю полив своих любимцев. Любимцы у меня - мои сладкие дички-яблоньки. Они меня в зимнюю пору радуют своей снежной красотой, а летом спасают от жаркой погоды, за это люблю я их…

В кармане играют немного дерзкие мелодии фортепьяно, а голосок с хрипотцой поет что-то из джаза. «Нью-Йорк», кажется, зовется эта песня. Мне нравиться, пританцовываю, подпеваю…

Каждый день, ровно в семь над моей головой возникнув из пушистого облака...

Скоро Новый Год. Через месяц.
Сейчас мы с Надей сидим в сказочной зимней избушке из толстенных круглых бревен, в которых прорезано одно маленькое оконце и прорублена низенькая дверь.

В углу топится кругленькая печка, на ней варится картофельный супчик в кастрюльке.

Пахнет картофельным супчиком, раскаленной печкой и еловой хвоей.

Еловыми ветками мы устлали весь пол, украсили ими стены. Вместо кровати в домике двуспальные большие сани с ворохом тех же еловых лап, только очищенных от...

Старик с мерзким, покрытым бородавками, морщинистым лицом и слезящимися, воспаленными от слез глазами, крепко вцепившись в меня своими сухими и тощими, как птичьи лапки руками, и не думал отпускать. Так, во всяком случае, мне тогда показалось.

Он, дыша мне прямо в лицо, все время что-нибудь спрашивал. То, как пройти до ближайшей аптеки. То, где по близости находиться булочная. А то вдруг начинал назойливо, по подхалимски подмигивая и потрясывая своей лысой, как биллиардный шар головой...

По удивительному стечению обстоятельств, почти все мои квартирные хозяйки были Анны. В бегах от Александра я поменяла уже третью хозяйку и, наконец, вселила себя к хозяйке четвертой, которую звали Анна Федоровна, и которая, как и многие другие, была внешне добродетельна и покладиста, все время напоминала мне о главном недостатке своего жилища, имея ввиду удаленность от центра, утешая меня, что и отсюда транспорт идет исправно и можно как-то примениться. Озадачивало меня отнюдь не это...

Саша - Буйвол и его лучший друг Дима – Крокодил, впервые присутствовали на катке. Они сидели на пустой лаве, и что – то громко обсуждали, пытаясь доказать друг другу свою правоту, потом смеясь сами над собой крепко обнялись.

Саша случайно словил глазами одинокую молодую особу, она порхала из одного угла в другой как бабочка, и казалось совсем не чувствовала под ногами льда. Саша не мог уже отвести от нее взгляд, уж очень сильно ее хрупкое юное тело и невинная загадочная улыбка, покорили его...

Четырнадцатое августа, понедельник. Ялта.

Данила стоял, прислонившись спиной к стене. Какая-то добрая, аккуратная старушка, собрав уцелевшие фрукты, двинулась к нему, приговаривая:

- Летят, как угорелые, нехристи!
- Это Вам! - Данила вручил даме розу и собрался уйти.

- А фрукты? Куда ты, сынок?
- В гнездо, маманя...
Приступ веселья опьянял: - «Она поправилась. Она здорова. Обычный солнечный удар. Она меня заметила. Она может подождать меня перед спуском к Ласточкиному Гнезду. Там...

Сначала был запах.
Отвратительный запах нечистот и гниющей плоти.
Где я? В мусорном баке, на свалке, в канализационном колодце?

Нет, сначала была мысль.
Я осознал себя. Осознал, что жив и нахожусь в каком-то зловонном пространстве.

Потом был звук.
Бу-бу-бу. Это голоса. Кто-то тужится в трубу и на барабанную перепонку. Бу-бу-бу.

Потом слух прорезался….
- И когда ты, Кащеевна…, была б не бабой, сказал: накобелишься – всех мужиков уже заездила.

- У Катьки ператрицы была...

Какие бы цели в своем жизненном пути я себе не ставила, как бы не направлялась к ним и что бы не преодолевала, как бы не выносила стремительные, меняющие друг друга жизненные неурядицы, никогда не наступало великого удовлетворения. Приближался вечер и, как часы, мне изнутри задавался один и тот же вопрос, удовлетворена ли я… И каждый раз я с грустью и с неизменным постоянством отмечала, что все есть, все в своей мере благоприятно или нет, но ничего не поделаешь, по большому счету все едва...

Жизнь входила в свою колею. Все в ней Божественной Милостью теперь было расставлено по местам, все удовлетворяло душу. На горизонте маячило некое достигнутое умиротворение и почти что счастье, ибо две вещи были неизменно при мне – моя семья и моя книга, которую я начинала писать и писала с великим воодушевлением, не находя ни в ком посягательства, ибо даже Саша в этой связи мне прощал не вовремя помытую посуду и прочие бытовое обязанности, ибо главное было неизменно – это приготовленная еда...