15.
В Иркиной спальне она вернулась в себя совершенно безболезненно, одним мысленным пожеланием возвращения. Сейчас она осознавала в себе пробуждение очередного дара, готовая расплакаться не из-за мальчишек, а исключительно от переизбытка чувств.
Машинально перебирая Иркины шмотки, она остановила выбор на джинсах-хиппи, хотя откровенно не понимала девчонок в джинсах, не «хиппи» – в любых. В любых, если вылезающие суперзадницы девах напоминали ей бампер Камаза или засвечивали мало аппетитные ягодицы по самое «немогу», стоило той присесть на корточки.
- Девонька, – неизменно издевались над дурехами они с Иркой. – Девонька, а не желаете ночную вазу под попу и рулончик за полтинничек? Лучше в Евро.
Все было, да прошло. Лиог лишь мельком усмехнулась воспоминанию, расправляя поверх пояса свободную Иркину блузку расцветкой под «Какаду» без двадцати сантиметров до протертых коленей.
Разорванная пополам страница Плейбоя двумя смятыми в шарики комками выровняла разницу в размере кроссовок.
Несколько штрихов расческой по челке перед зеркалом подчеркнули неземную синь глаз… Но правдивое стекло выказало еще одно менее приятное приобретение – опустившиеся уголки губ. Лиог попыталась вымученной улыбкой вернуть уголки к ямочкам на щеках, но следы природного привета миру, – словно в воду канули.
«Хватит кривляться, не до ямочек сейчас!» Переложив дедов подарок в карман джинсов, Лиог с выражением отчаянной решимости на лице постучала в Тошкину дверь.
- Тук-тук, открывайте! Я все равно вас видела!
- Она видела! Я знаю… – в голосе Тошки за дверью не слышалось и сотой доли былой неуверенности.
Брат и Тошка стояли перед ней, в чем мать родила, нисколько того не смущаясь.
- Сестренка, прости! Прости меня сестренка… – начал, было, Витька, но Тошка перебил его…
- Витька не поверил, что ты здесь! Думал, дурачусь. Даже идти проверить не захотел. А ты меня прости! Мы вместе придумали… с сестрами. Думали запросто и интересно... – Тошка махнул рукой, при полном отчаянии глаз.
На этот раз Лиог оказалась куда собраннее, и все равно ее голос самую чуточку дрогнул.
- Вы оба мне братья после молитвы вашей…
- Прости за психушку! Я места себе не находил потом. – Витька опустился на колени и обнял ноги, растерявшейся от такого оборота сестры, – Это я тебя глушанул и психушку вызвал. На, смотри! Грудь расцарапал, чтоб поверили. Я от тебя готов прямо сейчас смерть принять
Витькина грудь с подсохшими и частью облупившимися следами царапин особенного впечатления не производила. Не давая ей проглотить сказанного другом, Тошка не замедлил бухнутся на колени рядом со старшим другом.
- Ты мне сейчас и за себя, и за Иру… Прости! Выздоровеет, перед ней на колени упаду!
Мальчишки прижались к ее ногам, а она стояла, совершенно не соображая, что полагается делать девчонкам в столь далеких от будней обстоятельствах.
- Мы нарочно все подстроили…
- По-настоящему хотели…
- Попробовать… Все так просто казалось…
- У обоих не получилось…
- Нас Бог наказал…
- Ты про последний раз поняла?
- Мы в последний раз хотели…
- Проверить только… и все…
С Лиог слетело оцепенение.
- Хватит! Проехали и позабыли! Со своими зад… делами без меня разбирайтесь! Тебе вот дед Потапыч подарок прислал. – Лиог протянула венчальное колечко брату. – К свадьбе твоей! И прощения просит, что сам не передал.
При виде венчального кольца деда, Витька вдруг побледнел.
- Где нашла?
- С его пальца сняла. Не с него самого со скелета на колокольне. Там и пулемет его разбитый… – Лиог замялась, соображая как бы попонятнее рассказать братьям о причинах появления кольца у нее. Ничего не придумывалось, и она выложила напрямую.
- Они с бабушкой Ойли на пути к Чистилищу. Их не пускали туда, пока обет деда не исполнится. Кольцо твое…
- Живые значит оба! Не удивляйся я думал об этом… Не о кольце! О жизни там!
- Мы вместе книжку Рампы читали про «Ты вечен»… И верили, и не верили…
- А вот так и дедушка мне рассказывал….
Витька тотчас узнал приговорку умершей бабушки Ойли.
- Я тебе про нее рассказывал, Тошка. Она – сама доброта была. – Витька улыбнулся воспоминанию, улыбка получилось странной. Будто Витька находился сейчас далеко-далеко отсюда.
- Ладно, творите что хотите, меня не трогать! Я спать! Вторые сутки на ногах.. Йяурр и тот дрыхнет, не просыпается. Разбуди вовремя, Тошик, перед предками твоими светиться не хочу.
- Они раньше полседьмого не явятся. Я тебе будильник на пять заведу.
- Сама справлюсь. Пока братики!
- Пока!
- Прощай, сестренка!
Лиог не обратила внимание на странность Витькиного «прощай». Дверь за ней закрылась. И Тошка зашептал:
- Тебе нельзя на колокольню, Витька! Никак нельзя!
- Боишься за меня? Пошли вместе! Чему быть, тому не миновать!
- Ой! Гляди! – Тошка задохнулся восторженным шепотом. – Гляди, Витька, нас простили! Простили…
16.
Тили-тили тесто. Жених и невеста!
Тили-тили тесто. Жених и невеста!
Тошкиному броску позавидовал бы спринтер. Самый пронзительный крикун компании мелюзги дергался в руках старшеклассника без надежды на успех.
- Отпусти-и-и! Мамке скажу-у!
- Замучаешься говорить! В какой класс перешел?
- В пя-атый! Зачем тебе!
Друзья мелкого, порскнувшие (кто куда) сбились в кучку неподалеку. Напарник старшеклассника, взявшего в плен их вечно медлительного недотепу, агрессии не выказывал.
- Да думаю, прямо сейчас до мамы или классручки тебя довести, а? Или допрешь, будь мы такие, как ты кричишь, то из тебя прямо сейчас «невесту» б заделали… В парке никого кроме нас… Смотри! – Для убедительнсти Тошка крутанулся на пятках.
- А Сашка и так наша невеста! – разразились хохотом пятиклашки, многозначительно переглядываясь между собой под неприличные жесты.
Витьку происходящее не веселило.
- Дай ему пендаля, и пошли! Подрастут – поймут, в чужом дерьме себя и золото не ищут.
Тошка исполнил совет в лучшем виде.
- Много понимаете! – крикнул в след старшеклассникам «невеста», разобиженный крепким пендалем ниже спины. – Еще как клево!
Витька и Тошка даже не оглянулись.
Парк прошли молча. Улица к броду казалась пустынной.
- И мы такими были, – осуждающе вздохнул Тошка.
- …сегодня… Зря мы…Два дурика… – продолжил на свой лад Тошкину мысль Витька.
- А Испанца в дурдом увезли. Он такое утворил!
Память Витьки услужливо нарисовала рыбака с черной бородкой за кустами на противоположном берегу. Это, увидев рыбака, он заспешил к родителям, после неумного показа сестренке своего открытия.
Через два года он и рыбак встретились на том же пляже. В тот день Витька с утра не находил себе места, не понимая, что с ним происходит. К вечеру возникла мысль о маленьком пляже. Тропинку-невидимку сквозь колючки кустов знала только их семья. Во всяком случае, чужаков на том зеленом пляжике они никогда не встречали. Потом…
Рыбак с удочками вышел по воде с небольшим опозданием и сразу получил от него кличку «Испанец» – дань аккуратной черной бородке. Чего тот приперся? Начало разговора оказалось ни о чем, и Витька несколько успокоился. Побазарит и уйдет. «Испанец» не спешил, и невзначай вспомнил день, когда его бородка показалась Витьке длинной из-за тени при ярком солнце. Вспомнил «Испанец» уважительно и объяснил, что это со всеми бывает.
Несколько погодя, Витьке вдруг понял, что и сегодня Испанец видел «про него» всё! И снова рыбак успокоил мальчишку, потом рассказал, как тоже самое делают многие взрослые… Витька окончательно проникся к Испанцу доверием, а тот интриговал и интриговал своей доверительной откровенностью, и они в тот же вечер сдружились. Витька легко поверил в безопасность развлечения, когда Испанец рассказал о семейных и денежных проблемах, о жене, ребенке и чисто человеческом желании хотя бы «на чуть-чуть», сменить обстановку.
Тошке рыбак не понравился. Когда он их с Тошкой знакомил, жена Испанца ходила со вторым ребенком, а тот в первом же разговоре при Тошке зло обозвал ее «сукой». Тошку «отрезало». Ни каких дел у его друга с Испанцем не было. Не будучи дураком, Испанец принял неизбежность своей замены, и не навязывался. А Тошка о нем просто знал все.
- Откуда известно?
- Вчера из магазина я через двор ихнего дома шел. Соседи только про психушку и базарят!
- Они и про Это узнали? – Витька побледнел.
- Не, того базара не было. Я только про дурдом тебе говорил.
- А что Испанец утворил?
- Помнишь, как он жену обозвал? Соседи знали про скандалы…
- Кончай сопли жевать про известное всем!
- Пока жена в роддоме жила, Испанец запил по-черному! Она пришла, он вырвал у нее ребенка, и головой об стену! Сказал «Не мой, он!» и ушел.
- И что ему за зверство грозит?
- Дурику ничего не сделают. Лечить станут. Докажут, что не дурик, посадят. Народ во дворе про все базарил.
- Представь, Тошка: его вылечат. А жить ему захочется, когда поймет? Да и со стороны жены есть родня с друзьями… Не успеет дойти – уроют!
- Не приведи, господи, представить!
Витька приостановился на повороте к броду. Разбитый храм из-за реки следил за мальчишками глазницами пробитых стен. Витька увидел церковь и перекрестился:
- Спасибо тебе, боже, не допустил до сумасшествия! Лучше к себе прими, не дай пережить подобного!
- Спасибо, господи, что отвел. Мы не знали, – Тошка замолчал, подбирая слова. – Не знали… что так…
И снова застрял на полуслове, потрясенный убийственной логикой продолжения фразы, сформировавшейся в голове у обоих одновременно:
«…наши кайфы кончаются!»
- Мелкоте про финал, фиг объяснишь! – Витька сбросил кроссовки, начиная раздеваться. Переходить брод в одежде не хотелось.
- Все равно попытаюсь! Я к ним возрастом ближе, а ты вообще взрослым им кажешься.
- Меня выслушают, честными глазками изобразят недоумение, а в душе пошлют подальше. Пробуй, Антоник! Попытка, – не пытка. – Витька полез в брод первым. – Не могу представить… сестренка… Здесь совсем одна… и ночь! Правильно срезала, когда поняла про меня в те»папы и мамы» и дураком мокрозадым обозвала!
- Мы в полном смысле сейчас мокрозадые, – уважительно названый Антоником, Тошка натянуто изобразил смех, как бы отказываясь от незаслуженной награды, и окунулся по шейку. – Она не одна была, у нее собака – чистый волк. Жаль, ты не видел!
- Правильно говорят, богу виднее, кого защитить, а кому под зад!
- А почему Бог грудничка не защитил, когда Испанец… об стенку! За какие грехи?
- Здесь убей, не понимаю, Антоник! Честно… не понимаю!
Ребята выбрались из воды, быстро подсыхая на солнышке. Горячая плита известняка под ногами приятно согревала ступни. Оба молчали, пытаясь неопытными мозгами проникнуть в явное противоречие со стороны бога: «доброта = жестокости».
- Не по нашим мозгам, Антоник! – Витька решительно потянул джинсы на мокрые плавки.
- Мы не понимаем, а богу виднее, – Тошка с удовольствием попросыхал бы и дальше на горячей плите с парным духом камня, но отпустить Витьку одного на колокольню не мог.
Колокольня мерещилась Тошке с утра с недобрым предчувствием. Предчувствие беды оказалось настолько острым, что он дежурил возле дверей в ожидании страшного известия о Витьке и колокольне. Сколько Тошка не пытался выбросить блажь из головы, она не проходила. Появление Лиог напугало его до беспамятства. От ее собаки пришло приветливое «успокойся», стало легче, но Тошка все равно воспринял происходящее лишь короткой отсрочкой.
Появление живого невредимого друга обрадовало и растревожило одновременно. Витька был явно не в своей тарелке от своего конфуза и потери сестры. Тошка свой конфуз переживал куда более спокойно, пока они не проверили и не поняли:
- Мы наказаны оттуда (свыше)! Я это утром допёр, Витька, не успел проснуться. И за тебя переконил до соплей! Надо что-то сделать, но как, каким каком?
Потом они решились проверить себя… И Витька заявил, что не хочет жить с вечной проблемой. Потом Витька не поверил, что сестра в комнате у Ирки, еще о чем-то трепались… Идея вымолить прощение возникла у обоих практически одновременно.
И они молились, как им и в голову не приходило молиться. Потом появилась Лиог, одетая по Иркиному. С ней так оказалось доверительно хорошо. Она у Витьки – чудо! Она ушла, оставив радость полного прощения. Вроде все стало складываться путем.
Беспокойство не отпускало. Сейчас они стояли перед той самой колокольней, что пригрезилась утром. Тошка боялся внезапного суицида друга и сомневался. Витька так легко согласился на его (Тошкино) сопровождение. Не будет же он перед ним выкобениваться. Знает, что и к краю его не подпущу или вместе… Теперь вот Антоником начал называть, что делал только… Не собирался же он подставлять ментам друга? Те разбираться не будут. Запихнут в клоповник для малолетних, откуда здоровыми не приходят, и думать забудут. От наплыва разносортицы мыслей отвлекло Витькино решительное:
- Пошли!
- Не могу представить, как можно здесь лазить с собакой хрупкой девчонке? – Отсутствие лестничного пролета окончательно сбило Витьку с толку.
- Собака могла внизу подождать…
- И оставить клочки шерсти выше твоей ржавой башки.
Упоминание о ржавой башке всегда обижало Тошку. Витька не любил проигрывать споры, и нарочно дразнил, вызывая в голове друга перепутанницу. Тошка неизменно тушевался и начинал нести околесицу. Младшему со старшим трудно спорить.
Сейчас впервые Тошка почувствовал к этим словам едва ли не признательность. Упоминание другом ржавой башки не вязалось с суицидом. Оно скорее вызывало мысли о невозвратимом прошлом.
Площадка звонницы с перекошенным потолком повергла Витьку в еще большее изумление.
- Как же она меня любит, Антоник! И простила! Для нее забраться в дыру – настоящий подвиг! Я волнуюсь средь бела дня, она лезла ночью! – Витька откровенно плакал. - Прости, прости, прости меня милая сестренка!
– Становись к стенке, Антоник! Подсаживай! Я тебе потом руку протяну.
Тошка подставил коленку, потом сплетенные у груди руки… Витька начал пролезать в люк, зацепился локтями…
Трещина пробежала по потолку черной молнией, исчезла в светлом прямоугольнике люка и глыба камня рухнула вниз на потерявшего опору и сорвавшегося долей секунды раньше Витьку. Тошка даже не успел отскочить в сторону. Разлом прошел по Витькиной стороне, оставив над головой Тошки четкий прямой угол кладки. Тяжесть обрушенного свода качнула пол. Тошка упал лицом на дымящиеся кирпичной пылью груду, на страшную смесь дерна травы, отполированных зеленых сучьев и кричал, кричал, кричал...
В Иркиной спальне она вернулась в себя совершенно безболезненно, одним мысленным пожеланием возвращения. Сейчас она осознавала в себе пробуждение очередного дара, готовая расплакаться не из-за мальчишек, а исключительно от переизбытка чувств.
Машинально перебирая Иркины шмотки, она остановила выбор на джинсах-хиппи, хотя откровенно не понимала девчонок в джинсах, не «хиппи» – в любых. В любых, если вылезающие суперзадницы девах напоминали ей бампер Камаза или засвечивали мало аппетитные ягодицы по самое «немогу», стоило той присесть на корточки.
- Девонька, – неизменно издевались над дурехами они с Иркой. – Девонька, а не желаете ночную вазу под попу и рулончик за полтинничек? Лучше в Евро.
Все было, да прошло. Лиог лишь мельком усмехнулась воспоминанию, расправляя поверх пояса свободную Иркину блузку расцветкой под «Какаду» без двадцати сантиметров до протертых коленей.
Разорванная пополам страница Плейбоя двумя смятыми в шарики комками выровняла разницу в размере кроссовок.
Несколько штрихов расческой по челке перед зеркалом подчеркнули неземную синь глаз… Но правдивое стекло выказало еще одно менее приятное приобретение – опустившиеся уголки губ. Лиог попыталась вымученной улыбкой вернуть уголки к ямочкам на щеках, но следы природного привета миру, – словно в воду канули.
«Хватит кривляться, не до ямочек сейчас!» Переложив дедов подарок в карман джинсов, Лиог с выражением отчаянной решимости на лице постучала в Тошкину дверь.
- Тук-тук, открывайте! Я все равно вас видела!
- Она видела! Я знаю… – в голосе Тошки за дверью не слышалось и сотой доли былой неуверенности.
Брат и Тошка стояли перед ней, в чем мать родила, нисколько того не смущаясь.
- Сестренка, прости! Прости меня сестренка… – начал, было, Витька, но Тошка перебил его…
- Витька не поверил, что ты здесь! Думал, дурачусь. Даже идти проверить не захотел. А ты меня прости! Мы вместе придумали… с сестрами. Думали запросто и интересно... – Тошка махнул рукой, при полном отчаянии глаз.
На этот раз Лиог оказалась куда собраннее, и все равно ее голос самую чуточку дрогнул.
- Вы оба мне братья после молитвы вашей…
- Прости за психушку! Я места себе не находил потом. – Витька опустился на колени и обнял ноги, растерявшейся от такого оборота сестры, – Это я тебя глушанул и психушку вызвал. На, смотри! Грудь расцарапал, чтоб поверили. Я от тебя готов прямо сейчас смерть принять
Витькина грудь с подсохшими и частью облупившимися следами царапин особенного впечатления не производила. Не давая ей проглотить сказанного другом, Тошка не замедлил бухнутся на колени рядом со старшим другом.
- Ты мне сейчас и за себя, и за Иру… Прости! Выздоровеет, перед ней на колени упаду!
Мальчишки прижались к ее ногам, а она стояла, совершенно не соображая, что полагается делать девчонкам в столь далеких от будней обстоятельствах.
- Мы нарочно все подстроили…
- По-настоящему хотели…
- Попробовать… Все так просто казалось…
- У обоих не получилось…
- Нас Бог наказал…
- Ты про последний раз поняла?
- Мы в последний раз хотели…
- Проверить только… и все…
С Лиог слетело оцепенение.
- Хватит! Проехали и позабыли! Со своими зад… делами без меня разбирайтесь! Тебе вот дед Потапыч подарок прислал. – Лиог протянула венчальное колечко брату. – К свадьбе твоей! И прощения просит, что сам не передал.
При виде венчального кольца деда, Витька вдруг побледнел.
- Где нашла?
- С его пальца сняла. Не с него самого со скелета на колокольне. Там и пулемет его разбитый… – Лиог замялась, соображая как бы попонятнее рассказать братьям о причинах появления кольца у нее. Ничего не придумывалось, и она выложила напрямую.
- Они с бабушкой Ойли на пути к Чистилищу. Их не пускали туда, пока обет деда не исполнится. Кольцо твое…
- Живые значит оба! Не удивляйся я думал об этом… Не о кольце! О жизни там!
- Мы вместе книжку Рампы читали про «Ты вечен»… И верили, и не верили…
- А вот так и дедушка мне рассказывал….
Витька тотчас узнал приговорку умершей бабушки Ойли.
- Я тебе про нее рассказывал, Тошка. Она – сама доброта была. – Витька улыбнулся воспоминанию, улыбка получилось странной. Будто Витька находился сейчас далеко-далеко отсюда.
- Ладно, творите что хотите, меня не трогать! Я спать! Вторые сутки на ногах.. Йяурр и тот дрыхнет, не просыпается. Разбуди вовремя, Тошик, перед предками твоими светиться не хочу.
- Они раньше полседьмого не явятся. Я тебе будильник на пять заведу.
- Сама справлюсь. Пока братики!
- Пока!
- Прощай, сестренка!
Лиог не обратила внимание на странность Витькиного «прощай». Дверь за ней закрылась. И Тошка зашептал:
- Тебе нельзя на колокольню, Витька! Никак нельзя!
- Боишься за меня? Пошли вместе! Чему быть, тому не миновать!
- Ой! Гляди! – Тошка задохнулся восторженным шепотом. – Гляди, Витька, нас простили! Простили…
16.
Тили-тили тесто. Жених и невеста!
Тили-тили тесто. Жених и невеста!
Тошкиному броску позавидовал бы спринтер. Самый пронзительный крикун компании мелюзги дергался в руках старшеклассника без надежды на успех.
- Отпусти-и-и! Мамке скажу-у!
- Замучаешься говорить! В какой класс перешел?
- В пя-атый! Зачем тебе!
Друзья мелкого, порскнувшие (кто куда) сбились в кучку неподалеку. Напарник старшеклассника, взявшего в плен их вечно медлительного недотепу, агрессии не выказывал.
- Да думаю, прямо сейчас до мамы или классручки тебя довести, а? Или допрешь, будь мы такие, как ты кричишь, то из тебя прямо сейчас «невесту» б заделали… В парке никого кроме нас… Смотри! – Для убедительнсти Тошка крутанулся на пятках.
- А Сашка и так наша невеста! – разразились хохотом пятиклашки, многозначительно переглядываясь между собой под неприличные жесты.
Витьку происходящее не веселило.
- Дай ему пендаля, и пошли! Подрастут – поймут, в чужом дерьме себя и золото не ищут.
Тошка исполнил совет в лучшем виде.
- Много понимаете! – крикнул в след старшеклассникам «невеста», разобиженный крепким пендалем ниже спины. – Еще как клево!
Витька и Тошка даже не оглянулись.
Парк прошли молча. Улица к броду казалась пустынной.
- И мы такими были, – осуждающе вздохнул Тошка.
- …сегодня… Зря мы…Два дурика… – продолжил на свой лад Тошкину мысль Витька.
- А Испанца в дурдом увезли. Он такое утворил!
Память Витьки услужливо нарисовала рыбака с черной бородкой за кустами на противоположном берегу. Это, увидев рыбака, он заспешил к родителям, после неумного показа сестренке своего открытия.
Через два года он и рыбак встретились на том же пляже. В тот день Витька с утра не находил себе места, не понимая, что с ним происходит. К вечеру возникла мысль о маленьком пляже. Тропинку-невидимку сквозь колючки кустов знала только их семья. Во всяком случае, чужаков на том зеленом пляжике они никогда не встречали. Потом…
Рыбак с удочками вышел по воде с небольшим опозданием и сразу получил от него кличку «Испанец» – дань аккуратной черной бородке. Чего тот приперся? Начало разговора оказалось ни о чем, и Витька несколько успокоился. Побазарит и уйдет. «Испанец» не спешил, и невзначай вспомнил день, когда его бородка показалась Витьке длинной из-за тени при ярком солнце. Вспомнил «Испанец» уважительно и объяснил, что это со всеми бывает.
Несколько погодя, Витьке вдруг понял, что и сегодня Испанец видел «про него» всё! И снова рыбак успокоил мальчишку, потом рассказал, как тоже самое делают многие взрослые… Витька окончательно проникся к Испанцу доверием, а тот интриговал и интриговал своей доверительной откровенностью, и они в тот же вечер сдружились. Витька легко поверил в безопасность развлечения, когда Испанец рассказал о семейных и денежных проблемах, о жене, ребенке и чисто человеческом желании хотя бы «на чуть-чуть», сменить обстановку.
Тошке рыбак не понравился. Когда он их с Тошкой знакомил, жена Испанца ходила со вторым ребенком, а тот в первом же разговоре при Тошке зло обозвал ее «сукой». Тошку «отрезало». Ни каких дел у его друга с Испанцем не было. Не будучи дураком, Испанец принял неизбежность своей замены, и не навязывался. А Тошка о нем просто знал все.
- Откуда известно?
- Вчера из магазина я через двор ихнего дома шел. Соседи только про психушку и базарят!
- Они и про Это узнали? – Витька побледнел.
- Не, того базара не было. Я только про дурдом тебе говорил.
- А что Испанец утворил?
- Помнишь, как он жену обозвал? Соседи знали про скандалы…
- Кончай сопли жевать про известное всем!
- Пока жена в роддоме жила, Испанец запил по-черному! Она пришла, он вырвал у нее ребенка, и головой об стену! Сказал «Не мой, он!» и ушел.
- И что ему за зверство грозит?
- Дурику ничего не сделают. Лечить станут. Докажут, что не дурик, посадят. Народ во дворе про все базарил.
- Представь, Тошка: его вылечат. А жить ему захочется, когда поймет? Да и со стороны жены есть родня с друзьями… Не успеет дойти – уроют!
- Не приведи, господи, представить!
Витька приостановился на повороте к броду. Разбитый храм из-за реки следил за мальчишками глазницами пробитых стен. Витька увидел церковь и перекрестился:
- Спасибо тебе, боже, не допустил до сумасшествия! Лучше к себе прими, не дай пережить подобного!
- Спасибо, господи, что отвел. Мы не знали, – Тошка замолчал, подбирая слова. – Не знали… что так…
И снова застрял на полуслове, потрясенный убийственной логикой продолжения фразы, сформировавшейся в голове у обоих одновременно:
«…наши кайфы кончаются!»
- Мелкоте про финал, фиг объяснишь! – Витька сбросил кроссовки, начиная раздеваться. Переходить брод в одежде не хотелось.
- Все равно попытаюсь! Я к ним возрастом ближе, а ты вообще взрослым им кажешься.
- Меня выслушают, честными глазками изобразят недоумение, а в душе пошлют подальше. Пробуй, Антоник! Попытка, – не пытка. – Витька полез в брод первым. – Не могу представить… сестренка… Здесь совсем одна… и ночь! Правильно срезала, когда поняла про меня в те»папы и мамы» и дураком мокрозадым обозвала!
- Мы в полном смысле сейчас мокрозадые, – уважительно названый Антоником, Тошка натянуто изобразил смех, как бы отказываясь от незаслуженной награды, и окунулся по шейку. – Она не одна была, у нее собака – чистый волк. Жаль, ты не видел!
- Правильно говорят, богу виднее, кого защитить, а кому под зад!
- А почему Бог грудничка не защитил, когда Испанец… об стенку! За какие грехи?
- Здесь убей, не понимаю, Антоник! Честно… не понимаю!
Ребята выбрались из воды, быстро подсыхая на солнышке. Горячая плита известняка под ногами приятно согревала ступни. Оба молчали, пытаясь неопытными мозгами проникнуть в явное противоречие со стороны бога: «доброта = жестокости».
- Не по нашим мозгам, Антоник! – Витька решительно потянул джинсы на мокрые плавки.
- Мы не понимаем, а богу виднее, – Тошка с удовольствием попросыхал бы и дальше на горячей плите с парным духом камня, но отпустить Витьку одного на колокольню не мог.
Колокольня мерещилась Тошке с утра с недобрым предчувствием. Предчувствие беды оказалось настолько острым, что он дежурил возле дверей в ожидании страшного известия о Витьке и колокольне. Сколько Тошка не пытался выбросить блажь из головы, она не проходила. Появление Лиог напугало его до беспамятства. От ее собаки пришло приветливое «успокойся», стало легче, но Тошка все равно воспринял происходящее лишь короткой отсрочкой.
Появление живого невредимого друга обрадовало и растревожило одновременно. Витька был явно не в своей тарелке от своего конфуза и потери сестры. Тошка свой конфуз переживал куда более спокойно, пока они не проверили и не поняли:
- Мы наказаны оттуда (свыше)! Я это утром допёр, Витька, не успел проснуться. И за тебя переконил до соплей! Надо что-то сделать, но как, каким каком?
Потом они решились проверить себя… И Витька заявил, что не хочет жить с вечной проблемой. Потом Витька не поверил, что сестра в комнате у Ирки, еще о чем-то трепались… Идея вымолить прощение возникла у обоих практически одновременно.
И они молились, как им и в голову не приходило молиться. Потом появилась Лиог, одетая по Иркиному. С ней так оказалось доверительно хорошо. Она у Витьки – чудо! Она ушла, оставив радость полного прощения. Вроде все стало складываться путем.
Беспокойство не отпускало. Сейчас они стояли перед той самой колокольней, что пригрезилась утром. Тошка боялся внезапного суицида друга и сомневался. Витька так легко согласился на его (Тошкино) сопровождение. Не будет же он перед ним выкобениваться. Знает, что и к краю его не подпущу или вместе… Теперь вот Антоником начал называть, что делал только… Не собирался же он подставлять ментам друга? Те разбираться не будут. Запихнут в клоповник для малолетних, откуда здоровыми не приходят, и думать забудут. От наплыва разносортицы мыслей отвлекло Витькино решительное:
- Пошли!
- Не могу представить, как можно здесь лазить с собакой хрупкой девчонке? – Отсутствие лестничного пролета окончательно сбило Витьку с толку.
- Собака могла внизу подождать…
- И оставить клочки шерсти выше твоей ржавой башки.
Упоминание о ржавой башке всегда обижало Тошку. Витька не любил проигрывать споры, и нарочно дразнил, вызывая в голове друга перепутанницу. Тошка неизменно тушевался и начинал нести околесицу. Младшему со старшим трудно спорить.
Сейчас впервые Тошка почувствовал к этим словам едва ли не признательность. Упоминание другом ржавой башки не вязалось с суицидом. Оно скорее вызывало мысли о невозвратимом прошлом.
Площадка звонницы с перекошенным потолком повергла Витьку в еще большее изумление.
- Как же она меня любит, Антоник! И простила! Для нее забраться в дыру – настоящий подвиг! Я волнуюсь средь бела дня, она лезла ночью! – Витька откровенно плакал. - Прости, прости, прости меня милая сестренка!
– Становись к стенке, Антоник! Подсаживай! Я тебе потом руку протяну.
Тошка подставил коленку, потом сплетенные у груди руки… Витька начал пролезать в люк, зацепился локтями…
Трещина пробежала по потолку черной молнией, исчезла в светлом прямоугольнике люка и глыба камня рухнула вниз на потерявшего опору и сорвавшегося долей секунды раньше Витьку. Тошка даже не успел отскочить в сторону. Разлом прошел по Витькиной стороне, оставив над головой Тошки четкий прямой угол кладки. Тяжесть обрушенного свода качнула пол. Тошка упал лицом на дымящиеся кирпичной пылью груду, на страшную смесь дерна травы, отполированных зеленых сучьев и кричал, кричал, кричал...
Обсуждения Лиог прод. 4