Давным-давно где-то в просторах южного океана был остров. Площадь острова была невелика, и чтобы обойти его по берегу, понадобилось бы всего три-четыре дня. Жаркое южное солнце висело над островом круглый год, лишь изредка укрываясь свинцовыми тучами.
Тогда шёл ливень, но никогда дожди не длились больше трёх дней.
На том острове жило маленькое племя. Собственно, к тому времени, о котором идёт речь, островитян трудно было назвать даже племенем, ибо осталось их ровно двадцать человек. Главным среди них был вождь, и власть на острове переходила от отца к сыну уже много столетий. Нынешний вождь был молодым двадцатилетним юношей. Матери он не знал, а его отец погиб несколько лет назад во время ловли рыбы, когда быстрое течение затянуло его пирогу на глубину и перевернуло. Там поджидали хищные акулы. А юноша остался сиротой. И стал новым вождём островитян.
Рыба была их единственной пищей. Ловля сопровождалась многочисленными опасностями, но выбора у людей не было. И каждый день три пироги выходили в лазурные воды океанского залива. В лодках обычно сидели по трое рыболовов с длинными гарпунами. Все мужчины племени, кроме одного дряхлого старика, рыбачили, а женщины между тем искали на берегу редкие съедобные ракушки и жгли сухой тростник, чтобы запечь в золе улов.
Как-то раз вождь ловил рыбу у восточной оконечности острова. Там глубина была большая, но и рыба попадалась покрупнее, правда, плавала в основном у дна, недосягаемая для гарпунов.
Наступил вечер, и три десятка хороших рыбин лежали на дне пироги. Лодка была старая, на ней плавал ещё дед вождя, но благодаря бережному обращению пирога оставалась пригодной для плавания у побережья.
Юноша осторожно поднялся на ноги, и несколько мгновений неподвижно стоял на зыбком дне выдолбленной из древесного ствола скорлупки, напряжённо всматриваясь в пучину. А потом бросил заострённый шест из особого вида бамбука в сизую воду.
- Попал, - улыбнулся юноша.
Как и все мальчишки, он с ранних лет выходил с отцом на ловлю рыбы и потому почти не промахивался на мелководье. Но чем глубже океан, тем сложнее было попасть в рыбину.
Спустя полминуты лёгкий гарпун медленно всплыл на поверхность. На его нижнем конце билась большая треска, выпуская в воду облака крови.
Вёсел не было. Подгребая руками, люди приблизились к гарпуну и вытащили его в пирогу. А затем отплыли метров на пятьдесят в сторону и снова высматривали добычу. Рядом с вождём сидел его друг детства, и отец того – крепкий мужчина, загорелый почти дочерна.
Серый безмолвный плавник большой акулы нарезал круги воды вокруг пироги. Вероятно, это была та самая особь, что сгубила его отца. Молодой вождь с ненавистью глядел на морскую хищницу и сжимал гарпун так сильно, что сводило пальцы. Но тонкий шест не повредил бы акуле.
Трое рыбаков загарпунили ещё четыре большие рыбины, прежде чем вечерняя темнота полностью скрыла коралловое дно. Только акула по-прежнему кружила вокруг пироги.
- Не разглядеть ничего, - сказал, наконец, мужчина. – Уже темно.
- Плывём домой, - произнёс вождь.
Они молча гребли несколько минут.
- Когда я был совсем мальчиком, - вздохнул островитянин, - хорошая рыба водилась и на мелководье. Можно было гарпунить её до самой ночи.
- Мы же её и съели, - усмехнулся друг вождя. – А потом съедим всю рыбу и здесь.
Оставшийся путь до залива никто ничего не говорил. Все трое очень устали, не столько от рыбалки, сколько от бесконечной гребли. Пирога, казалось, едва движется по волнам. Но вот за темнеющим мысом, опушённым кустарником, открылся посёлок. Десяток тростниковых шалашей и весёлый огонь, разведённый в ямах на песке.
Две другие пироги уже были вытащены на берег, потом их отволокут повыше от моря. Рыбаки с них сидели у костра, понуро глядя на пляшущие языки пламени. Улов у них сегодня выдался совсем непримечательный.
- Завтра все поплывём на новое место. В заливе рыбы почти не осталось, - сказал вождь, подходя к посёлку.
- Ой, беда, - запричитала одна старуха. – Скоро помрём с голоду. Так и знайте.
- Да помолчи ты, - прикрикнула на неё дочь, невысокая женщина с резкими чертами лица. – И так тошно, а тут ещё ты! Разделывай лучше рыбу.
Её муж отдыхал рядом. Их сын сидел на корточках у огня. Сегодня он рыбачил вместе со взрослыми. Уже пятый год подряд, хотя ему всего-то было десять.
Друг вождя подошёл к своей девушке и поцеловал её.
- Я успел соскучиться, - шепнул он ей на ушко.
Вождь взглянул на них и отвернулся. Они оба любили девушку. Когда-то даже поссорились из-за неё. Дело чуть было не дошло до рукопашной, однако отец, тогдашний вождь, велел подросткам угомониться.
- Пусть выбирает она, - сказал он и слова вождя никто не смел ослушаться.
Трудным был выбор для неё. С обеими девушка играла в детстве. И оба были для неё дороги. Но она прислушалась к своему сердцу и выбрала не сына вождя, а его друга.
А теперь юноша был один. Кроме возлюбленной его друга, были ещё две молодые девушки. Одна из них – жена молчаливого замкнутого юноши, что жил вдали от всех. А другая была очень уж некрасивой, и вождь не смог долго жить с ней в одном жилище. Детей от него она так и не родила.
Посёлок располагался у плоского пляжа, испёщренного тысячами следов островитян. Ночной прилив почти доходил по берегу до ковра из пожелтевшей травы, смывал следы, но выше не поднимался. Когда-то, если послушать ворчанье стариков, племя жило выше, почти у вершины небольшой горы, возвышавшейся над островом. А с той поры, как пришлось каждый день ловить рыбу, переселилось на побережье. Это была их правда, выдуманная, чтобы скрасить настоящее.
Островитяне жили прошлым. Три старухи и старик усаживались у костра и начинали рассказывать, как, дескать, всё было хорошо, когда они были молодыми. Тогда и рыбы было много, и племя насчитывало полсотни человек. Молодым оставалось только хмуриться и уходить прочь, чтобы не слышать о давней, слишком радостной жизни.
Когда наступила ночь, юноша забрался в свой шалаш и улёгся на тростниковую циновку. Обычно он долго не мог уснуть. Не давали покоя тягостные мысли.
Кроме маленьких земляных крыс, которых было трудно поймать, на острове не осталось никаких млекопитающих. Ещё были ядовитые ящерицы, прятавшиеся в глубоких норах да птицы, гнездившиеся на недосягаемой горной вершине. Только рыба спасала остатки некогда многочисленного племени от голодной смерти.
Отец рассказывал, что много столетий назад остров населяли сотни людей. Всем им хватало пищи, кокосовые пальмы покрывали весь остров, а у подножия горы, рядом с родниками, было множество огородов, где разводили батат и другие съедобные культуры. Но когда число островитян достигло тысячи, они уже не могли прокормиться. Племя разделилось на две части. Одна из них спустилась к морю и научилась рыбной ловле, другая же продолжала неустанно обрабатывать истощённые земли, вырубать мангровые леса для строительства крепких хижин. И нападать на жителей побережья. Рыбы у тех было вдоволь, но случалось, что голодные люди верхнего племени поедали и самих рыбаков. А потом все деревья были срублены, даже кокосовые пальмы, и жители горы спустились вниз. Из оружия у обеих сторон были лишь деревянные копья, но люди всё равно гибли сотнями. В конце концов гарпуны, использовавшиеся для ловли рыбы, дали жителям побережья преимущество над врагом и позволили перебить всех людоедов до одного. Тогда-то и появился титул вождя. Первым правителем выжившего племени стал тот, кто больше всех отличился в битве. Его потомки по мужской линии наследовали власть.
Впрочем, остров всё равно умирал. Племя с каждым поколением уменьшалось, рыба была истреблена. Жители посёлка уже сейчас ложились спать полуголодными. А что будет потом? На этот свой вопрос молодой вождь не хотел отвечать.
Каждый год, в день, когда с севера приходили тучи, предвещая дожди, племя поднималось по извилистым тропам среди скал к подножию горы – туда, где было покинутое селение. Таков был священный обряд.
Один за другим все члены племени покидали свой маленький посёлок и брели по холмам, укрытым вечнозелёным кустарником. Они спускались в болотистые долины, поросшие высоким разнотравьем, пересекали глубокие лощины, полные папоротника и хвоща, преодолевали скальные нагромождения, карабкаясь по ним вместе с лианами и плющом. Последними шли старики, кряхтя и то и дело переводя дух. Мужчины несли в большой плетёной корзине весь вчерашний улов – два десятка макрелей, а среди них несколько тропических цветастых рыбок и даже одну мурену. Накануне никто не ужинал – так было заведено. Вождь шёл первым. Он уже пятый год подряд вёл соплеменников к месту древнего селища.
Молчаливая гора смотрела со своей недосягаемой высоты на горстку островитян. Кучевые облака, могучей армадой двигавшиеся на юг, цеплялись за её многоглавую скалистую вершину. Птицы с беспокойными криками плутали в небе, чувствуя приближение ливней. Немилосердное солнце лишь изредка появлялось в разрывах сплошной ткани облаков.
Очередной подъём тропы привёл людей к крохотному плоскогорью. Дальше пути не было. Островитяне, озираясь в благоговейном страхе, входили в древнее селение. Когда-то тут был главный населённый пункт острова, и здесь жили предки всех без исключения островитян задолго до разделения.
Черные полусгнившие стены деревянных хижин молчаливыми памятниками людской беспечности встречали по обе стороны от главной площади. Земля здесь была за века утоптана тысячами босых ног и ничего не росло до сих пор. Дети: двое мальчишек и девочка, не особенно беспокоившихся священным ритуалом, разбежались было по окрестностям и теперь вернулись к своим родителям. Мальчики дрожали от невыносимого страха, девочка плакала.
- Скелеты, - догадался вождь. – Не бойтесь их.
В нескольких хижинах лежали убелённые ветром и дождём скелеты людоедов, обитавших здесь много поколений назад. Видимо, это были те, кто по каким-то причинам не спустился вниз, к рыбакам на побережье. Тех, кто сошёл, победители ещё тогда похоронили в другой части острова.
Вождь вспомнил, как тоже боялся этих останков, когда приходил сюда ребёнком. Белые кости словно застыли здесь в вечном проклятии синим небесам и живым душам под ними.
Островитяне подошли к огромному дереву. Это был фикус, и говорили, что ему не меньше тысячи лет. Многочисленные боковые стволы отходили тонкими колонными от раскинувшихся во все стороны ветвей. Осы с гудением кружили вокруг древнего исполина. Последнее дерево на острове служило местом поклонения племени.
Бамбуковыми палками выкопав небольшую яму у центрального ствола, трое мужчин положили туда рыбу.
- Прими наш улов как жертву тебе, - медленно и громко воззвал вождь. – И под первыми каплями дождя подари миру цветы и плоды.
Исполнив ежегодный обряд, племя возвращалось в свой приморский посёлок. Никогда уже не распустятся на этом последнем дереве ароматные цветы и никогда не нальются соком драгоценные плоды инжира. Вождь понял это ещё подростком. Но нельзя было отнимать у племени надежду.
Три пироги плавали у восточного мыса. Теперь все рыбачили там.
Лодчонки расположились на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы не мешать. Ливень шёл два дня и в это время нельзя было рыбачить. Островитяне с трудом утоляли голод съедобными раковинами, которые бурные океанские волны выносили на берег. Сегодня был первый день рыбной ловли и вождь вышел в море с большой радостью.
Сначала всё шло хорошо. Вождю, его другу и отцу последнего удалось загарпунить трёх полосатых тунцов и одного небольшого палтуса. На других лодках, судя по всему, улов был не намного меньше.
А потом появилась белая акула. Грозной серой тенью она мелькнула над пёстрым дном, сделала несколько кругов вокруг пироги. Облако крови, оставшееся в воде от последнего тунца, привлекло морскую хищницу. Теперь только новая кровь могла её успокоить.
- Подождём, пока уплывёт, - дёрнул вождь смуглыми плечами.
Рыбаки неподвижно сидели на дне лодчонки. Акула продолжала кружить вокруг них. И теперь в их сердцах стала появляться неодолимая волна страха, сначала слабая и неясная. Рыбина была большой, длина её составляла примерно пять метров от пасти до кончика хвоста.
Трое оцепеневших рыбаков успели лишь увидеть, как акула поднырнула у самой пироги, а потом раздался страшный удар. Ужасающий треск старого дерева и за несколько мгновений лодчонка, расколовшаяся на несколько крупных частей, исчезла в морских волнах.
Вождь на некоторое время очутился у самого дна. Глаза его были открыты, но он видел лишь метание огромного сероватого силуэта рядом с собой из стороны в сторону. А потом солёная вода сама вытолкнула его на поверхность. Осмотревшись, он заметил, что две другие лодки уже идут на помощь.
Слишком медленно. Акула скрылась в новой туче крови, и юноша не мог понять, кто стал её жертвой. Что было сил он поплыл к одной из лодок. Оглянувшись разок, вождь увидел голову своего друга над водой. На бледном лице застыла гримаса страшной боли.
Увидев, что товарищ ещё жив, юноша не мешкая бросился его спасать. Ухватив под мышки ослабевшего друга, вождь стал тянуть его к спасительным пирогам, подгребая лишь одними ногами.
- Держись! – прокричал юноша.
Друг не ответил. Лишь старался не мешать своему спасателю. А потом вождь увидел тёмный след, который остаётся за ними в воде. Ноги друга ниже колен были начисто обглоданы.
Акула больше не появлялась. Вождь силился высмотреть свою смерть среди быстро отдалявшихся обломков пироги, но не мог.
Теперь и его товарищ лишился отца по вине этой безумной хищницы.
Казалось, прошла вечность, прежде чем двоих юношей затащили в пирогу, лишь чудом не опрокинувшуюся при этом. Из обрубков ног хлестала кровь.
В этот день больше никто не рыбачил.
Над островом раскинулась в своей необъятности ночь.
Вождь сидел на травянистом возвышении, задумчиво глядя на искорки звёзд в темном небе. Чуть ниже, там, где днём был пляж, играли маленькие волны. Они то накатывали на полог из жёлто-зелёных стеблей, вымывая песок из-под живого ковра, то отступали в свою стихию, чтобы через несколько мгновений вновь атаковать берег.
Лёгкий ветер перешёптывался в тростниковых зарослях неподалёку. С остервенением разрезая тишину, звенели цикады.
«Всё это бесполезно, - подумал юноша. – Всё то, ради чего мы живём. И наш обряд. Это не более чем многовековая традиция, которую никто не осмелился нарушить. Священное дерево больше никогда не даст плодов. Пройдёт совсем немного лет, и оно умрёт от старости. А племя умрёт ещё раньше. Нет надежды».
Такие мысли терзали его ищущий разум уже не один год. И не было облегчения. Для вождя остров был всем миром. Был океан, а в нём был остров. Это было известно всем в его маленьком племени.
Ветер задул сильнее. Волны скоро отреагировали на это, став выше и реже. Холодные брызги попадали на босые ноги юноши, солёная пыль дышала в лицо из глубин океана. Каждая из волн с шумом разбивалась о край зёленой поляны, словно переворачивались невообразимо огромные страницы времени.
Племя давно уже спало. Лишь один вождь сидел на ночном побережье, углубившись в свои сумрачные мысли. Но вдруг какой-то странный звук отвлёк его. Что-то тяжёлое с глухим стуком билось о берег, совсем рядом.
Юноша вскочил. Глаза его давно привыкли в темноте. И в свете ярких звёзд вождь увидел то, что издавало подобные звуки. Этот миг он помнил всю жизнь.
Океанские волны бросали на песок небольшой пальмовый ствол, снова и снова. Дереву же словно нравилось качаться на упругих телах волн и оно снова скатывалось в воду с крутого подъёма. Вождь, дрожа всем телом от волнения, схватил пальму и вытащил её на траву. Он не знал, да и не мог знать, что это за дерево. Но он ясно видел её кольчатый волокнистый ствол, остатки листьев на верхушке. Длиной дерево было не более двух человеческих ростов. Неведомый шторм сорвал её с какого-нибудь кораллового атолла и занёс сюда, на этой забытый остров, словно чтобы ответить вождю на те вопросы, которыми он задавался с самого детства.
Друг вождя лежал в своём шалаше. Его жена как могла добывала пищу – собирала на берегу крабов и раковины, отыскивала съедобные стебли среди разнообразных островных растений. Но юноше было всё хуже. От обглоданных колен вверх расползалась смертельная чернота. Единственным, кто делился с раненым скудным уловом, был вождь. Теперь он рыбачил в другой пироге – вместо мальчика, который до сих пор не мог оправиться от охватившего его ужаса при виде акулы.
Однажды, когда девушка ушла подальше, вождь рассказал своему другу о прибитой к берегу пальме. Тот долго молчал, раздумывая над услышанным.
- Значит, где-то есть ещё такие же острова, - произнёс тихо раненый.
- Да, - кивнул вождь. – Если бы сюда прибило не одну пальму, а тысячу, можно было попытаться…
- Что? – не понял друг.
- Добраться до них, - договорил юноша.
Раненый снова надолго замолчал.
- Знаешь, у меня будет сын. Жена сказала. А я вот беспомощный, лежал и думал, как же всё плохо. Выходит, есть надежда?
- Ты так говоришь, словно я сейчас выйду к морю и увижу сотни пальмовых стволов на песке, - горько усмехнулся вождь.
- А Священное Дерево?
Юноша внимательно посмотрел на друга. Лицо его осунулосьот нестерпимой боли, но в глазах читался живой ум.
- Это же Священное Дерево… - неуверенно протянул вождь.
- А… - презрительно сказал друг. – Толку от него всё равно нет. Только каждый год изводим рыбу! Лучше пусть хоть так пригодиться. Плот из него выйдет хорошим.
- Я над этим думал, - признался вождь. – Но ведь больше никто не согласиться…
На поверку всё вышло немного иначе. На следующее утро юноша всё же собрал племя. Семнадцать человек шли за вождём туда, где среди высокой травы покоился спрятанный им пальмовый ствол.
Когда люди увидели пальму, на лице многих появилось недоумение. Кое-кто качал головой, словно говоря «Этого не может быть». А маленькая девочка и вовсе спросила у своих родителей:
- Второе Священное Дерево?
А юноша рассказал всем собравшимся, как однажды ночью этот ствол выбросило волнами на песок.
Казалось, племя охватило паника. Множество голосов одновременно забубнили какие-то слова. Их смысл терялся.
-…А я думал… значит, есть ещё… росло где-то на острове… не настоящее…
Старым соплеменникам пришлось специально объяснять, почему им показывают эту пальму.
Один из мужчин, кряжистый и с ранней сединой в чёрных волосах, спросил предельно прямо.
- Ты хочешь найти то место, откуда принесло это дерево?
- Да, хочу. И я уверен, мы его найдём.
- А если это там, где мы будем после смерти? – со страхом в голосе воскликнула одна из старух.
- Верно говорит, - скрипучим голосом подтвердил старик.
Вождь начал раздражаться.
- Это обычное дерево. Такие когда-то росли и на нашем острове. Неужели не понятно?
- Мы всё равно все здесь умрём, - произнёс молчаливый юноша. – Сгинем в пасти проклятых акул или от голода. А так у наших детей, пусть их всего пока трое, будет надежда.
При этих словах молодой вождь взглянул на жену своего друга. Та отвела взор.
- Я согласен погибнуть в океане в поисках нового острова, но не хочу здесь… - закончил говорящий.
- О чём ты говоришь! – сердито прикрикнула на него одна из старух. – Тебя за такие слова твой дед бы выпорол колючей лианой!
- Мы никогда не бросим остров, - твёрдо заявил старик.
- Почему? – спросил у него вождь.
- Потому что нет другого острова!
- А это что? – указал юноша на волокнистый ствол дерева.
- Я не знаю, - сварливо бросил тот. – Что ты на меня кричишь?! – замахал он затем руками. – Я старый человек!
- Старость должна быть благоразумной, - неожиданно вмешалась его жена. – Никто не говорил, что наш остров единственный, просто мы не знали других.
- Ну, как скажешь… - опустил голову старик. – Раз ты поплывёшь, то я здесь сам не останусь.
- Так и мы тогда не останемся! - в один голос воскликнули две другие старухи.
Однако это был не самый сложный разговор. Когда вождь заявил, что их старые пироги не годятся для длительного плавания, и нужно пустить Священное Дерево на плот, только молчаливый юноша его поддержал. Соплеменники постарше угрюмо замолчали, они считали, что ничего нельзя рубить, но при этом другого способа не видели. А старики зашлись в крике. Их с трудом успокоили. Вождь продолжил увещевать:
- Наши пироги разлетятся в щепки от первой же большой волны. Мы точно утонем, если будем плыть на них. Надо срубить дерево. Всё равно оно не будет плодоносить.
- Ты… ты… - потерял от возмущения дар речи давешний старик.
- А вот здесь ты неправ, - с укором сказала вождю его жена. – Это древний обряд. Не нам его нарушать.
- Всё равно нарушим, если уплывём с острова, - сказала одна из девушек.
- Это не то… - начала было старуха, но вождь её перебил.
- Кто будет искать новый остров, даже если для этого придётся срубить Священное Дерево? – и первый поднял руку.
Сначала подняли руку молодые, а потом неожиданно и все остальные, исключая стариков.
Прошло два месяца. Всё это время, каждый вечер и половину ночи пятнадцать человек подкапывали Священное Дерево заострёнными камнями.
Три старухи и старик часто стояли поодаль и с ужасом наблюдали, как гибнет гигантский фикус. А один раз зашлись в долгом плаче.
- Мы никуда не поплывём на Дереве, - срывающимся голосом выкрикнула одна из старух.
- Не отвлекайтесь, - велел вождь четверым мужчинам, которые вместе с ним выламывали от основного ствола поверженного исполина боковую подпорку.
И тем вечером, когда свалили оземь Священное Дерево, умер друг вождя.
Тело закопали в песок на дальней оконечности острова. Племя возилось у дерева. Только вождь и вдова умершего молча стояли над могилой, глотая слёзы. На небе загорелись первые звёзды. И юноша обнял рыдающую девушку, пообещав, что всегда будет заботиться о ней и о её ребёнке.
За последующие три недели удалось разломать фикус на множество длинных ветвей и перетащить к посёлку. Там вязали плот. Очень мешало то, что работать люди могли только по вечерам – надо было добывать рыбу.
И вот настал тот день, когда неуклюжий, кособокий и совершенно ассиметричный плот появился на песчаном пляже. С ночным приливом он должен был всплыть. Несколько дней до этого все женщины племени до изнеможения рыскали по острову, а мужчины ловили рыбу с рассвета до позднего вечера.
Три морские черепахи, целые кучи варёной рыбы и раковин, связки съедобных стеблей. В больших кувшинах из обожжённой на солнце глины хранилась вода. По подсчётам вождя, этого им должно было хватить на несколько недель плавания.
Старики так и не согласились губить свою душу осквернением Священного Дерева и оставались на острове. У них было две пироги, но рыбачить они уже вряд ли смогли бы. Раньше их кормили дети и внуки, а теперь приходилось самим собирать себе еду.
- Мы не будем смотреть, как вы отплываете, - сказала самая благоразумная из старух. – Но мы желаем вам найти второй остров, если он есть. Если же нет, то возвращайтесь.
После полуночи приливные волны стали захлёстывать пляж. Вода поднималась, и наконец, тяжелый плот оторвался от песка и стал всплывать. Специальными вёслами из длинных, расходящихся на конце ветвей, островитяне гребли прочь от берега.
Плот, несмотря на свою неуклюжесть, отлично сидел на волнах. Опасения некоторых, что он перевернётся, не подтвердились. Вообще, всё сооружение очень напоминало огромную кучу растительного мусора и спутанных ветвей. По краям сидели гребцы, чуть выше – дети и беременная вдова, а на самом возвышении – вождь.
Мальчик и две девочки с трудом удерживались, чтобы не заплакать. Им было очень страшно. Толком ничего из речей вождя они не поняли, только понимали, что расстаются с местом, где родились, и уже больше никогда не увидят своих бабушек и дедушку.
Молодой вождь, как мог, их успокаивал. Главным здесь было преодолеть первый нахлынувший страх.
- Не надо бояться, - улыбнулся он. – Вот смотрите, мы сделали свой, маленький остров и плывём на нём. А потом доплывём до большого острова, где много еды. И если получиться, привезём туда бабушек. Ничего с нами не случиться.
Юноша глядел на остров, который покидал навсегда. Сколько воспоминаний. Вся его жизнь прошла здесь.
Последней за горизонтом скрылась гора, венчавшая остров, и плот с четырнадцатью островитянами оказался в бескрайнем океане, между безднами воды и неба. Скоро даже вождь потерял направление. Вернуться они уже не могли.
Солнце, утратившее свой дневной жар, висело над самым горизонтом. Прямая дорога слепящего огня, незыблемая и непокорная набегавшим на неё волнам, протянулась от светила к неуклюжему плоту, словно грозя поджечь это нагромождение ветвей. Небо над краем океана стало жёлто-красным, но в вышине всё ещё сияло лазурью с жемчужными нитями перистых облаков, ожидая захода солнца, чтобы превратится сначала в глубокую вечернюю синеву, а затем загореться звёздами в ночи.
Они плыли двадцать дней. Ни один клочок суши им не встретился за это время, будь то пёстрый коралловый риф или серый зубчатый обломок скалы. Ничего. Понемногу люди начали роптать и разговоры их стали сводиться только к тому, чтобы попытаться вернуться.
Вождь безмолвствовал. Лишь молчаливый юноша и его девушка возражали, намереваясь и дальше продолжать это блуждание. Но вот утром над плотом стремительно пронеслись снежно-белые чайки.
- Остров где-то рядом, - проговорил вождь. – Ведь не могли же это быть птицы с нашей родины. Слишком далеко мы отплыли.
Запасы еды подходили к концу. Рыба и моллюски были съедены первыми, пока не протухли, оставалось только жевать пресные стебли. Рыбы не было видно в сине-зелёной глубине, гарпуны лежали без дела. Вода тоже стремительно убывала.
Багровое солнце скрылось в пучинах моря. Долгий день угасал в огне заката. И вдруг вождь, сидевший на плоту выше всех, заметил на горизонте едва различимое свинцовое пятно.
- Остров! - воскликнул он.
И все, кто были на плоту в этот миг, принялись всячески благодарить юношу. Женщины плакали от счастья, мужчины смеялись. Кто бы мог подумать, что одно слово способно принести столько эмоций.
Усталость, накопившаяся за день, словно исчезла. Люди гребли всю ночь, течение мешало быстро подойти к острову. Лишь на рассвете плот приблизился к долгожданной суше.
Кто знает, остров ли это был. Если и да, то огромный, во сто крат больше того, на котором племя жило до это. Зелёная полоса берега протянулась от одного края горизонта до другого. И здесь были деревья, тысячи тысяч. Островитяне не знали, что такое лес, а о деревьях судили по единственному сохранившемуся экземпляру. Высокие пальмы, подобные той, которую принесло море, росли купами на берегу. Чуть дальше располагались мангровые заросли, а потом начинались джунгли. Десятки видов кустарников ютились у подножия высоких дерев.
Плот причалил к берегу, усыпанному мягким белым песком. Четырнадцать человек впервые ступили на этот первозданный берег. Они бродили по нему, погружённые в глубокие мысли, перекликались друг с другом, а потом просто уселись на песок. За много дней вынужденного безделья их ноги ослабели.
- Теперь это наш дом, - в широком жесте развёл руками вождь. – Я обещал привести вас сюда и я сделал это.
Островитяне и понятия не имели о различных опасностях, которые таили джунгли. Они все дружно вошли под своды тропического леса.
Красота здешних мест завораживала. Под босыми ногами был мягкий ковёр из мха и старых листьев, стволы высоких пальм и секвой укрылись ползучими растениями, невиданные цветы размером с ладонь гирляндами распускались на лианах. Спелые плоды многих растений можно было употреблять в пищу, хоть некоторые впоследствии и оказались ядовитыми. А потом люди обнаружили речку, быстро бегущую в океан по ложу из цветной гальки.
По совету вождя племя спустилось вдоль речного берега к морю. Там-то и решил он остановиться. К вечеру были сооружены небольшие шалаши. А потом мужчины отправились с гарпунами на мелководье. Рыбы было так много, что уже к полудню улов можно было нести к жёнам и детям. Развели огонь и впервые за двадцать дней наелись досыта.
- Надо привезти сюда тех, кто остался, - как бы невзначай сказал один из мужчин.
Но никого не прельщало покинуть этот благодатный край и отправиться на поиски родного острова. Никто не отозвался. Все украдкой глядели на вождя, боясь, как бы он не настоял на возвращении за стариками. А юноша думал совсем о другом. Мечты, одна прекраснее другой, вырастали и расцветали в его голове. И судьба была благосклонна к его планам.
Под вечер из-за края моря вышла на небо алая звезда. Её никогда не было видно на острове. Ещё не успело солнце зайти, а она уже горела в небе пламенной точкой. Три дня плыла звезда по небосклону, и на третий день вождь посвятил соплеменников в свои мечты.
В джунглях, на большой прогалине, всего в пятистах шагах от берега, начали строить посёлок. Дом каждая семья делала себе сама, из обожжённых на солнце глиняных кирпичей. Вождь строил себе жилище кое-как, своей же возлюбленной - тщательнее других.
Годы шли, и посреди зелёных джунглей вырастало поселение. Шесть глинобитных изб и один шалаш, который соорудила себе одинокая девушка. Вокруг посёлка разбит был невысокий частокол. Смутный страх перед ночными джунглями подвиг вождя огородить жилища крепкой стеной. И верно – в лесу обнаружились хищные звери и ядовитые твари.
Ближе к берегу рассадили кокосовые и банановые пальмы, в изобилии произраставшие в джунглях. Вождь собственноручно разделил вскопанную всем племенем землю на семь частей. Здесь, в этом зелёном рае, было всё. Оставалось только трудолюбие и усердие, которые не каждый мог себе позволить.
С тех пор прошло много лет. Жена умершего друга так и не ответила вождю взаимностью, оставшись верной покойному мужу. И бездетный вождь заменил её сыну отца. У прибывших островитян родились дети, подросло первое поколение родившихся здесь и тоже завело себе детей. Племя медленно, но верно начало расти. Уже спустя двадцать лет посёлок увеличился вдвое за счёт выстроенных новыми семьями домов.
Пасынку вождя исполнилось двадцать пять лет, и мужчина стал готовить юношу, как того, кто заменит его советом и мудростью. И повелел, чтобы правителей выбирали не по наследству, а по ясности и силе разума. Сам первый жрец должен был после смерти вождя выучить ещё семерых учеников и вместе с ними управлять племенем. А первый храм островитяне построили из своего плота. Всё-таки он был Священным Деревом.
- Помни о прошлом, - говорил седой вождь своему пасынку. – Помни о том, что нельзя допускать ссор и убийств, нельзя губить природу и деревья понапрасну. Мы до сих пор не знаем размеров этого острова, но ведь даже самое большое обиталище можно неумелым правлением довести до упадка и разрушения. Пусть память о прошлом всегда живёт в жрецах.
Последнему вождю племени жизнь дарована была долгая. Он не нашёл радости в любви, но познал мудрость и счастье знания. Семьдесят человек жили теперь в посёлке – и вождь знал, что их будет намного больше.
Когда вождю исполнилось восемьдесят семь лет, он покинул своих подданных. Однажды на закате дня дряхлый и немощный телом старик сел в небольшую пирогу, которую соплеменники подарили ему в знак благодарности. Таких пирог, сделанных из выдолбленных кремневыми ножами толстых стволов, было мало, и это был ценный подарок.
Вождь положил в лодчонку немного фруктов и кувшин воды. Слабыми руками взял вёсла и оттолкнулся от берега. Единственный, с кем он попрощался, был его пасынок, Первый Жрец.
А потом маленькая тёмная лодочка медленно заскользила по тихому в этот день океану. Вождь плыл по солнечной дорожке, пока она не погасла под напором ночи. А затем сгущающийся мрак скрыл и самого уходящего. Больше никто из живых его не видел.
На том острове жило маленькое племя. Собственно, к тому времени, о котором идёт речь, островитян трудно было назвать даже племенем, ибо осталось их ровно двадцать человек. Главным среди них был вождь, и власть на острове переходила от отца к сыну уже много столетий. Нынешний вождь был молодым двадцатилетним юношей. Матери он не знал, а его отец погиб несколько лет назад во время ловли рыбы, когда быстрое течение затянуло его пирогу на глубину и перевернуло. Там поджидали хищные акулы. А юноша остался сиротой. И стал новым вождём островитян.
Рыба была их единственной пищей. Ловля сопровождалась многочисленными опасностями, но выбора у людей не было. И каждый день три пироги выходили в лазурные воды океанского залива. В лодках обычно сидели по трое рыболовов с длинными гарпунами. Все мужчины племени, кроме одного дряхлого старика, рыбачили, а женщины между тем искали на берегу редкие съедобные ракушки и жгли сухой тростник, чтобы запечь в золе улов.
Как-то раз вождь ловил рыбу у восточной оконечности острова. Там глубина была большая, но и рыба попадалась покрупнее, правда, плавала в основном у дна, недосягаемая для гарпунов.
Наступил вечер, и три десятка хороших рыбин лежали на дне пироги. Лодка была старая, на ней плавал ещё дед вождя, но благодаря бережному обращению пирога оставалась пригодной для плавания у побережья.
Юноша осторожно поднялся на ноги, и несколько мгновений неподвижно стоял на зыбком дне выдолбленной из древесного ствола скорлупки, напряжённо всматриваясь в пучину. А потом бросил заострённый шест из особого вида бамбука в сизую воду.
- Попал, - улыбнулся юноша.
Как и все мальчишки, он с ранних лет выходил с отцом на ловлю рыбы и потому почти не промахивался на мелководье. Но чем глубже океан, тем сложнее было попасть в рыбину.
Спустя полминуты лёгкий гарпун медленно всплыл на поверхность. На его нижнем конце билась большая треска, выпуская в воду облака крови.
Вёсел не было. Подгребая руками, люди приблизились к гарпуну и вытащили его в пирогу. А затем отплыли метров на пятьдесят в сторону и снова высматривали добычу. Рядом с вождём сидел его друг детства, и отец того – крепкий мужчина, загорелый почти дочерна.
Серый безмолвный плавник большой акулы нарезал круги воды вокруг пироги. Вероятно, это была та самая особь, что сгубила его отца. Молодой вождь с ненавистью глядел на морскую хищницу и сжимал гарпун так сильно, что сводило пальцы. Но тонкий шест не повредил бы акуле.
Трое рыбаков загарпунили ещё четыре большие рыбины, прежде чем вечерняя темнота полностью скрыла коралловое дно. Только акула по-прежнему кружила вокруг пироги.
- Не разглядеть ничего, - сказал, наконец, мужчина. – Уже темно.
- Плывём домой, - произнёс вождь.
Они молча гребли несколько минут.
- Когда я был совсем мальчиком, - вздохнул островитянин, - хорошая рыба водилась и на мелководье. Можно было гарпунить её до самой ночи.
- Мы же её и съели, - усмехнулся друг вождя. – А потом съедим всю рыбу и здесь.
Оставшийся путь до залива никто ничего не говорил. Все трое очень устали, не столько от рыбалки, сколько от бесконечной гребли. Пирога, казалось, едва движется по волнам. Но вот за темнеющим мысом, опушённым кустарником, открылся посёлок. Десяток тростниковых шалашей и весёлый огонь, разведённый в ямах на песке.
Две другие пироги уже были вытащены на берег, потом их отволокут повыше от моря. Рыбаки с них сидели у костра, понуро глядя на пляшущие языки пламени. Улов у них сегодня выдался совсем непримечательный.
- Завтра все поплывём на новое место. В заливе рыбы почти не осталось, - сказал вождь, подходя к посёлку.
- Ой, беда, - запричитала одна старуха. – Скоро помрём с голоду. Так и знайте.
- Да помолчи ты, - прикрикнула на неё дочь, невысокая женщина с резкими чертами лица. – И так тошно, а тут ещё ты! Разделывай лучше рыбу.
Её муж отдыхал рядом. Их сын сидел на корточках у огня. Сегодня он рыбачил вместе со взрослыми. Уже пятый год подряд, хотя ему всего-то было десять.
Друг вождя подошёл к своей девушке и поцеловал её.
- Я успел соскучиться, - шепнул он ей на ушко.
Вождь взглянул на них и отвернулся. Они оба любили девушку. Когда-то даже поссорились из-за неё. Дело чуть было не дошло до рукопашной, однако отец, тогдашний вождь, велел подросткам угомониться.
- Пусть выбирает она, - сказал он и слова вождя никто не смел ослушаться.
Трудным был выбор для неё. С обеими девушка играла в детстве. И оба были для неё дороги. Но она прислушалась к своему сердцу и выбрала не сына вождя, а его друга.
А теперь юноша был один. Кроме возлюбленной его друга, были ещё две молодые девушки. Одна из них – жена молчаливого замкнутого юноши, что жил вдали от всех. А другая была очень уж некрасивой, и вождь не смог долго жить с ней в одном жилище. Детей от него она так и не родила.
Посёлок располагался у плоского пляжа, испёщренного тысячами следов островитян. Ночной прилив почти доходил по берегу до ковра из пожелтевшей травы, смывал следы, но выше не поднимался. Когда-то, если послушать ворчанье стариков, племя жило выше, почти у вершины небольшой горы, возвышавшейся над островом. А с той поры, как пришлось каждый день ловить рыбу, переселилось на побережье. Это была их правда, выдуманная, чтобы скрасить настоящее.
Островитяне жили прошлым. Три старухи и старик усаживались у костра и начинали рассказывать, как, дескать, всё было хорошо, когда они были молодыми. Тогда и рыбы было много, и племя насчитывало полсотни человек. Молодым оставалось только хмуриться и уходить прочь, чтобы не слышать о давней, слишком радостной жизни.
Когда наступила ночь, юноша забрался в свой шалаш и улёгся на тростниковую циновку. Обычно он долго не мог уснуть. Не давали покоя тягостные мысли.
Кроме маленьких земляных крыс, которых было трудно поймать, на острове не осталось никаких млекопитающих. Ещё были ядовитые ящерицы, прятавшиеся в глубоких норах да птицы, гнездившиеся на недосягаемой горной вершине. Только рыба спасала остатки некогда многочисленного племени от голодной смерти.
Отец рассказывал, что много столетий назад остров населяли сотни людей. Всем им хватало пищи, кокосовые пальмы покрывали весь остров, а у подножия горы, рядом с родниками, было множество огородов, где разводили батат и другие съедобные культуры. Но когда число островитян достигло тысячи, они уже не могли прокормиться. Племя разделилось на две части. Одна из них спустилась к морю и научилась рыбной ловле, другая же продолжала неустанно обрабатывать истощённые земли, вырубать мангровые леса для строительства крепких хижин. И нападать на жителей побережья. Рыбы у тех было вдоволь, но случалось, что голодные люди верхнего племени поедали и самих рыбаков. А потом все деревья были срублены, даже кокосовые пальмы, и жители горы спустились вниз. Из оружия у обеих сторон были лишь деревянные копья, но люди всё равно гибли сотнями. В конце концов гарпуны, использовавшиеся для ловли рыбы, дали жителям побережья преимущество над врагом и позволили перебить всех людоедов до одного. Тогда-то и появился титул вождя. Первым правителем выжившего племени стал тот, кто больше всех отличился в битве. Его потомки по мужской линии наследовали власть.
Впрочем, остров всё равно умирал. Племя с каждым поколением уменьшалось, рыба была истреблена. Жители посёлка уже сейчас ложились спать полуголодными. А что будет потом? На этот свой вопрос молодой вождь не хотел отвечать.
Каждый год, в день, когда с севера приходили тучи, предвещая дожди, племя поднималось по извилистым тропам среди скал к подножию горы – туда, где было покинутое селение. Таков был священный обряд.
Один за другим все члены племени покидали свой маленький посёлок и брели по холмам, укрытым вечнозелёным кустарником. Они спускались в болотистые долины, поросшие высоким разнотравьем, пересекали глубокие лощины, полные папоротника и хвоща, преодолевали скальные нагромождения, карабкаясь по ним вместе с лианами и плющом. Последними шли старики, кряхтя и то и дело переводя дух. Мужчины несли в большой плетёной корзине весь вчерашний улов – два десятка макрелей, а среди них несколько тропических цветастых рыбок и даже одну мурену. Накануне никто не ужинал – так было заведено. Вождь шёл первым. Он уже пятый год подряд вёл соплеменников к месту древнего селища.
Молчаливая гора смотрела со своей недосягаемой высоты на горстку островитян. Кучевые облака, могучей армадой двигавшиеся на юг, цеплялись за её многоглавую скалистую вершину. Птицы с беспокойными криками плутали в небе, чувствуя приближение ливней. Немилосердное солнце лишь изредка появлялось в разрывах сплошной ткани облаков.
Очередной подъём тропы привёл людей к крохотному плоскогорью. Дальше пути не было. Островитяне, озираясь в благоговейном страхе, входили в древнее селение. Когда-то тут был главный населённый пункт острова, и здесь жили предки всех без исключения островитян задолго до разделения.
Черные полусгнившие стены деревянных хижин молчаливыми памятниками людской беспечности встречали по обе стороны от главной площади. Земля здесь была за века утоптана тысячами босых ног и ничего не росло до сих пор. Дети: двое мальчишек и девочка, не особенно беспокоившихся священным ритуалом, разбежались было по окрестностям и теперь вернулись к своим родителям. Мальчики дрожали от невыносимого страха, девочка плакала.
- Скелеты, - догадался вождь. – Не бойтесь их.
В нескольких хижинах лежали убелённые ветром и дождём скелеты людоедов, обитавших здесь много поколений назад. Видимо, это были те, кто по каким-то причинам не спустился вниз, к рыбакам на побережье. Тех, кто сошёл, победители ещё тогда похоронили в другой части острова.
Вождь вспомнил, как тоже боялся этих останков, когда приходил сюда ребёнком. Белые кости словно застыли здесь в вечном проклятии синим небесам и живым душам под ними.
Островитяне подошли к огромному дереву. Это был фикус, и говорили, что ему не меньше тысячи лет. Многочисленные боковые стволы отходили тонкими колонными от раскинувшихся во все стороны ветвей. Осы с гудением кружили вокруг древнего исполина. Последнее дерево на острове служило местом поклонения племени.
Бамбуковыми палками выкопав небольшую яму у центрального ствола, трое мужчин положили туда рыбу.
- Прими наш улов как жертву тебе, - медленно и громко воззвал вождь. – И под первыми каплями дождя подари миру цветы и плоды.
Исполнив ежегодный обряд, племя возвращалось в свой приморский посёлок. Никогда уже не распустятся на этом последнем дереве ароматные цветы и никогда не нальются соком драгоценные плоды инжира. Вождь понял это ещё подростком. Но нельзя было отнимать у племени надежду.
Три пироги плавали у восточного мыса. Теперь все рыбачили там.
Лодчонки расположились на достаточном расстоянии друг от друга, чтобы не мешать. Ливень шёл два дня и в это время нельзя было рыбачить. Островитяне с трудом утоляли голод съедобными раковинами, которые бурные океанские волны выносили на берег. Сегодня был первый день рыбной ловли и вождь вышел в море с большой радостью.
Сначала всё шло хорошо. Вождю, его другу и отцу последнего удалось загарпунить трёх полосатых тунцов и одного небольшого палтуса. На других лодках, судя по всему, улов был не намного меньше.
А потом появилась белая акула. Грозной серой тенью она мелькнула над пёстрым дном, сделала несколько кругов вокруг пироги. Облако крови, оставшееся в воде от последнего тунца, привлекло морскую хищницу. Теперь только новая кровь могла её успокоить.
- Подождём, пока уплывёт, - дёрнул вождь смуглыми плечами.
Рыбаки неподвижно сидели на дне лодчонки. Акула продолжала кружить вокруг них. И теперь в их сердцах стала появляться неодолимая волна страха, сначала слабая и неясная. Рыбина была большой, длина её составляла примерно пять метров от пасти до кончика хвоста.
Трое оцепеневших рыбаков успели лишь увидеть, как акула поднырнула у самой пироги, а потом раздался страшный удар. Ужасающий треск старого дерева и за несколько мгновений лодчонка, расколовшаяся на несколько крупных частей, исчезла в морских волнах.
Вождь на некоторое время очутился у самого дна. Глаза его были открыты, но он видел лишь метание огромного сероватого силуэта рядом с собой из стороны в сторону. А потом солёная вода сама вытолкнула его на поверхность. Осмотревшись, он заметил, что две другие лодки уже идут на помощь.
Слишком медленно. Акула скрылась в новой туче крови, и юноша не мог понять, кто стал её жертвой. Что было сил он поплыл к одной из лодок. Оглянувшись разок, вождь увидел голову своего друга над водой. На бледном лице застыла гримаса страшной боли.
Увидев, что товарищ ещё жив, юноша не мешкая бросился его спасать. Ухватив под мышки ослабевшего друга, вождь стал тянуть его к спасительным пирогам, подгребая лишь одними ногами.
- Держись! – прокричал юноша.
Друг не ответил. Лишь старался не мешать своему спасателю. А потом вождь увидел тёмный след, который остаётся за ними в воде. Ноги друга ниже колен были начисто обглоданы.
Акула больше не появлялась. Вождь силился высмотреть свою смерть среди быстро отдалявшихся обломков пироги, но не мог.
Теперь и его товарищ лишился отца по вине этой безумной хищницы.
Казалось, прошла вечность, прежде чем двоих юношей затащили в пирогу, лишь чудом не опрокинувшуюся при этом. Из обрубков ног хлестала кровь.
В этот день больше никто не рыбачил.
Над островом раскинулась в своей необъятности ночь.
Вождь сидел на травянистом возвышении, задумчиво глядя на искорки звёзд в темном небе. Чуть ниже, там, где днём был пляж, играли маленькие волны. Они то накатывали на полог из жёлто-зелёных стеблей, вымывая песок из-под живого ковра, то отступали в свою стихию, чтобы через несколько мгновений вновь атаковать берег.
Лёгкий ветер перешёптывался в тростниковых зарослях неподалёку. С остервенением разрезая тишину, звенели цикады.
«Всё это бесполезно, - подумал юноша. – Всё то, ради чего мы живём. И наш обряд. Это не более чем многовековая традиция, которую никто не осмелился нарушить. Священное дерево больше никогда не даст плодов. Пройдёт совсем немного лет, и оно умрёт от старости. А племя умрёт ещё раньше. Нет надежды».
Такие мысли терзали его ищущий разум уже не один год. И не было облегчения. Для вождя остров был всем миром. Был океан, а в нём был остров. Это было известно всем в его маленьком племени.
Ветер задул сильнее. Волны скоро отреагировали на это, став выше и реже. Холодные брызги попадали на босые ноги юноши, солёная пыль дышала в лицо из глубин океана. Каждая из волн с шумом разбивалась о край зёленой поляны, словно переворачивались невообразимо огромные страницы времени.
Племя давно уже спало. Лишь один вождь сидел на ночном побережье, углубившись в свои сумрачные мысли. Но вдруг какой-то странный звук отвлёк его. Что-то тяжёлое с глухим стуком билось о берег, совсем рядом.
Юноша вскочил. Глаза его давно привыкли в темноте. И в свете ярких звёзд вождь увидел то, что издавало подобные звуки. Этот миг он помнил всю жизнь.
Океанские волны бросали на песок небольшой пальмовый ствол, снова и снова. Дереву же словно нравилось качаться на упругих телах волн и оно снова скатывалось в воду с крутого подъёма. Вождь, дрожа всем телом от волнения, схватил пальму и вытащил её на траву. Он не знал, да и не мог знать, что это за дерево. Но он ясно видел её кольчатый волокнистый ствол, остатки листьев на верхушке. Длиной дерево было не более двух человеческих ростов. Неведомый шторм сорвал её с какого-нибудь кораллового атолла и занёс сюда, на этой забытый остров, словно чтобы ответить вождю на те вопросы, которыми он задавался с самого детства.
Друг вождя лежал в своём шалаше. Его жена как могла добывала пищу – собирала на берегу крабов и раковины, отыскивала съедобные стебли среди разнообразных островных растений. Но юноше было всё хуже. От обглоданных колен вверх расползалась смертельная чернота. Единственным, кто делился с раненым скудным уловом, был вождь. Теперь он рыбачил в другой пироге – вместо мальчика, который до сих пор не мог оправиться от охватившего его ужаса при виде акулы.
Однажды, когда девушка ушла подальше, вождь рассказал своему другу о прибитой к берегу пальме. Тот долго молчал, раздумывая над услышанным.
- Значит, где-то есть ещё такие же острова, - произнёс тихо раненый.
- Да, - кивнул вождь. – Если бы сюда прибило не одну пальму, а тысячу, можно было попытаться…
- Что? – не понял друг.
- Добраться до них, - договорил юноша.
Раненый снова надолго замолчал.
- Знаешь, у меня будет сын. Жена сказала. А я вот беспомощный, лежал и думал, как же всё плохо. Выходит, есть надежда?
- Ты так говоришь, словно я сейчас выйду к морю и увижу сотни пальмовых стволов на песке, - горько усмехнулся вождь.
- А Священное Дерево?
Юноша внимательно посмотрел на друга. Лицо его осунулосьот нестерпимой боли, но в глазах читался живой ум.
- Это же Священное Дерево… - неуверенно протянул вождь.
- А… - презрительно сказал друг. – Толку от него всё равно нет. Только каждый год изводим рыбу! Лучше пусть хоть так пригодиться. Плот из него выйдет хорошим.
- Я над этим думал, - признался вождь. – Но ведь больше никто не согласиться…
На поверку всё вышло немного иначе. На следующее утро юноша всё же собрал племя. Семнадцать человек шли за вождём туда, где среди высокой травы покоился спрятанный им пальмовый ствол.
Когда люди увидели пальму, на лице многих появилось недоумение. Кое-кто качал головой, словно говоря «Этого не может быть». А маленькая девочка и вовсе спросила у своих родителей:
- Второе Священное Дерево?
А юноша рассказал всем собравшимся, как однажды ночью этот ствол выбросило волнами на песок.
Казалось, племя охватило паника. Множество голосов одновременно забубнили какие-то слова. Их смысл терялся.
-…А я думал… значит, есть ещё… росло где-то на острове… не настоящее…
Старым соплеменникам пришлось специально объяснять, почему им показывают эту пальму.
Один из мужчин, кряжистый и с ранней сединой в чёрных волосах, спросил предельно прямо.
- Ты хочешь найти то место, откуда принесло это дерево?
- Да, хочу. И я уверен, мы его найдём.
- А если это там, где мы будем после смерти? – со страхом в голосе воскликнула одна из старух.
- Верно говорит, - скрипучим голосом подтвердил старик.
Вождь начал раздражаться.
- Это обычное дерево. Такие когда-то росли и на нашем острове. Неужели не понятно?
- Мы всё равно все здесь умрём, - произнёс молчаливый юноша. – Сгинем в пасти проклятых акул или от голода. А так у наших детей, пусть их всего пока трое, будет надежда.
При этих словах молодой вождь взглянул на жену своего друга. Та отвела взор.
- Я согласен погибнуть в океане в поисках нового острова, но не хочу здесь… - закончил говорящий.
- О чём ты говоришь! – сердито прикрикнула на него одна из старух. – Тебя за такие слова твой дед бы выпорол колючей лианой!
- Мы никогда не бросим остров, - твёрдо заявил старик.
- Почему? – спросил у него вождь.
- Потому что нет другого острова!
- А это что? – указал юноша на волокнистый ствол дерева.
- Я не знаю, - сварливо бросил тот. – Что ты на меня кричишь?! – замахал он затем руками. – Я старый человек!
- Старость должна быть благоразумной, - неожиданно вмешалась его жена. – Никто не говорил, что наш остров единственный, просто мы не знали других.
- Ну, как скажешь… - опустил голову старик. – Раз ты поплывёшь, то я здесь сам не останусь.
- Так и мы тогда не останемся! - в один голос воскликнули две другие старухи.
Однако это был не самый сложный разговор. Когда вождь заявил, что их старые пироги не годятся для длительного плавания, и нужно пустить Священное Дерево на плот, только молчаливый юноша его поддержал. Соплеменники постарше угрюмо замолчали, они считали, что ничего нельзя рубить, но при этом другого способа не видели. А старики зашлись в крике. Их с трудом успокоили. Вождь продолжил увещевать:
- Наши пироги разлетятся в щепки от первой же большой волны. Мы точно утонем, если будем плыть на них. Надо срубить дерево. Всё равно оно не будет плодоносить.
- Ты… ты… - потерял от возмущения дар речи давешний старик.
- А вот здесь ты неправ, - с укором сказала вождю его жена. – Это древний обряд. Не нам его нарушать.
- Всё равно нарушим, если уплывём с острова, - сказала одна из девушек.
- Это не то… - начала было старуха, но вождь её перебил.
- Кто будет искать новый остров, даже если для этого придётся срубить Священное Дерево? – и первый поднял руку.
Сначала подняли руку молодые, а потом неожиданно и все остальные, исключая стариков.
Прошло два месяца. Всё это время, каждый вечер и половину ночи пятнадцать человек подкапывали Священное Дерево заострёнными камнями.
Три старухи и старик часто стояли поодаль и с ужасом наблюдали, как гибнет гигантский фикус. А один раз зашлись в долгом плаче.
- Мы никуда не поплывём на Дереве, - срывающимся голосом выкрикнула одна из старух.
- Не отвлекайтесь, - велел вождь четверым мужчинам, которые вместе с ним выламывали от основного ствола поверженного исполина боковую подпорку.
И тем вечером, когда свалили оземь Священное Дерево, умер друг вождя.
Тело закопали в песок на дальней оконечности острова. Племя возилось у дерева. Только вождь и вдова умершего молча стояли над могилой, глотая слёзы. На небе загорелись первые звёзды. И юноша обнял рыдающую девушку, пообещав, что всегда будет заботиться о ней и о её ребёнке.
За последующие три недели удалось разломать фикус на множество длинных ветвей и перетащить к посёлку. Там вязали плот. Очень мешало то, что работать люди могли только по вечерам – надо было добывать рыбу.
И вот настал тот день, когда неуклюжий, кособокий и совершенно ассиметричный плот появился на песчаном пляже. С ночным приливом он должен был всплыть. Несколько дней до этого все женщины племени до изнеможения рыскали по острову, а мужчины ловили рыбу с рассвета до позднего вечера.
Три морские черепахи, целые кучи варёной рыбы и раковин, связки съедобных стеблей. В больших кувшинах из обожжённой на солнце глины хранилась вода. По подсчётам вождя, этого им должно было хватить на несколько недель плавания.
Старики так и не согласились губить свою душу осквернением Священного Дерева и оставались на острове. У них было две пироги, но рыбачить они уже вряд ли смогли бы. Раньше их кормили дети и внуки, а теперь приходилось самим собирать себе еду.
- Мы не будем смотреть, как вы отплываете, - сказала самая благоразумная из старух. – Но мы желаем вам найти второй остров, если он есть. Если же нет, то возвращайтесь.
После полуночи приливные волны стали захлёстывать пляж. Вода поднималась, и наконец, тяжелый плот оторвался от песка и стал всплывать. Специальными вёслами из длинных, расходящихся на конце ветвей, островитяне гребли прочь от берега.
Плот, несмотря на свою неуклюжесть, отлично сидел на волнах. Опасения некоторых, что он перевернётся, не подтвердились. Вообще, всё сооружение очень напоминало огромную кучу растительного мусора и спутанных ветвей. По краям сидели гребцы, чуть выше – дети и беременная вдова, а на самом возвышении – вождь.
Мальчик и две девочки с трудом удерживались, чтобы не заплакать. Им было очень страшно. Толком ничего из речей вождя они не поняли, только понимали, что расстаются с местом, где родились, и уже больше никогда не увидят своих бабушек и дедушку.
Молодой вождь, как мог, их успокаивал. Главным здесь было преодолеть первый нахлынувший страх.
- Не надо бояться, - улыбнулся он. – Вот смотрите, мы сделали свой, маленький остров и плывём на нём. А потом доплывём до большого острова, где много еды. И если получиться, привезём туда бабушек. Ничего с нами не случиться.
Юноша глядел на остров, который покидал навсегда. Сколько воспоминаний. Вся его жизнь прошла здесь.
Последней за горизонтом скрылась гора, венчавшая остров, и плот с четырнадцатью островитянами оказался в бескрайнем океане, между безднами воды и неба. Скоро даже вождь потерял направление. Вернуться они уже не могли.
Солнце, утратившее свой дневной жар, висело над самым горизонтом. Прямая дорога слепящего огня, незыблемая и непокорная набегавшим на неё волнам, протянулась от светила к неуклюжему плоту, словно грозя поджечь это нагромождение ветвей. Небо над краем океана стало жёлто-красным, но в вышине всё ещё сияло лазурью с жемчужными нитями перистых облаков, ожидая захода солнца, чтобы превратится сначала в глубокую вечернюю синеву, а затем загореться звёздами в ночи.
Они плыли двадцать дней. Ни один клочок суши им не встретился за это время, будь то пёстрый коралловый риф или серый зубчатый обломок скалы. Ничего. Понемногу люди начали роптать и разговоры их стали сводиться только к тому, чтобы попытаться вернуться.
Вождь безмолвствовал. Лишь молчаливый юноша и его девушка возражали, намереваясь и дальше продолжать это блуждание. Но вот утром над плотом стремительно пронеслись снежно-белые чайки.
- Остров где-то рядом, - проговорил вождь. – Ведь не могли же это быть птицы с нашей родины. Слишком далеко мы отплыли.
Запасы еды подходили к концу. Рыба и моллюски были съедены первыми, пока не протухли, оставалось только жевать пресные стебли. Рыбы не было видно в сине-зелёной глубине, гарпуны лежали без дела. Вода тоже стремительно убывала.
Багровое солнце скрылось в пучинах моря. Долгий день угасал в огне заката. И вдруг вождь, сидевший на плоту выше всех, заметил на горизонте едва различимое свинцовое пятно.
- Остров! - воскликнул он.
И все, кто были на плоту в этот миг, принялись всячески благодарить юношу. Женщины плакали от счастья, мужчины смеялись. Кто бы мог подумать, что одно слово способно принести столько эмоций.
Усталость, накопившаяся за день, словно исчезла. Люди гребли всю ночь, течение мешало быстро подойти к острову. Лишь на рассвете плот приблизился к долгожданной суше.
Кто знает, остров ли это был. Если и да, то огромный, во сто крат больше того, на котором племя жило до это. Зелёная полоса берега протянулась от одного края горизонта до другого. И здесь были деревья, тысячи тысяч. Островитяне не знали, что такое лес, а о деревьях судили по единственному сохранившемуся экземпляру. Высокие пальмы, подобные той, которую принесло море, росли купами на берегу. Чуть дальше располагались мангровые заросли, а потом начинались джунгли. Десятки видов кустарников ютились у подножия высоких дерев.
Плот причалил к берегу, усыпанному мягким белым песком. Четырнадцать человек впервые ступили на этот первозданный берег. Они бродили по нему, погружённые в глубокие мысли, перекликались друг с другом, а потом просто уселись на песок. За много дней вынужденного безделья их ноги ослабели.
- Теперь это наш дом, - в широком жесте развёл руками вождь. – Я обещал привести вас сюда и я сделал это.
Островитяне и понятия не имели о различных опасностях, которые таили джунгли. Они все дружно вошли под своды тропического леса.
Красота здешних мест завораживала. Под босыми ногами был мягкий ковёр из мха и старых листьев, стволы высоких пальм и секвой укрылись ползучими растениями, невиданные цветы размером с ладонь гирляндами распускались на лианах. Спелые плоды многих растений можно было употреблять в пищу, хоть некоторые впоследствии и оказались ядовитыми. А потом люди обнаружили речку, быстро бегущую в океан по ложу из цветной гальки.
По совету вождя племя спустилось вдоль речного берега к морю. Там-то и решил он остановиться. К вечеру были сооружены небольшие шалаши. А потом мужчины отправились с гарпунами на мелководье. Рыбы было так много, что уже к полудню улов можно было нести к жёнам и детям. Развели огонь и впервые за двадцать дней наелись досыта.
- Надо привезти сюда тех, кто остался, - как бы невзначай сказал один из мужчин.
Но никого не прельщало покинуть этот благодатный край и отправиться на поиски родного острова. Никто не отозвался. Все украдкой глядели на вождя, боясь, как бы он не настоял на возвращении за стариками. А юноша думал совсем о другом. Мечты, одна прекраснее другой, вырастали и расцветали в его голове. И судьба была благосклонна к его планам.
Под вечер из-за края моря вышла на небо алая звезда. Её никогда не было видно на острове. Ещё не успело солнце зайти, а она уже горела в небе пламенной точкой. Три дня плыла звезда по небосклону, и на третий день вождь посвятил соплеменников в свои мечты.
В джунглях, на большой прогалине, всего в пятистах шагах от берега, начали строить посёлок. Дом каждая семья делала себе сама, из обожжённых на солнце глиняных кирпичей. Вождь строил себе жилище кое-как, своей же возлюбленной - тщательнее других.
Годы шли, и посреди зелёных джунглей вырастало поселение. Шесть глинобитных изб и один шалаш, который соорудила себе одинокая девушка. Вокруг посёлка разбит был невысокий частокол. Смутный страх перед ночными джунглями подвиг вождя огородить жилища крепкой стеной. И верно – в лесу обнаружились хищные звери и ядовитые твари.
Ближе к берегу рассадили кокосовые и банановые пальмы, в изобилии произраставшие в джунглях. Вождь собственноручно разделил вскопанную всем племенем землю на семь частей. Здесь, в этом зелёном рае, было всё. Оставалось только трудолюбие и усердие, которые не каждый мог себе позволить.
С тех пор прошло много лет. Жена умершего друга так и не ответила вождю взаимностью, оставшись верной покойному мужу. И бездетный вождь заменил её сыну отца. У прибывших островитян родились дети, подросло первое поколение родившихся здесь и тоже завело себе детей. Племя медленно, но верно начало расти. Уже спустя двадцать лет посёлок увеличился вдвое за счёт выстроенных новыми семьями домов.
Пасынку вождя исполнилось двадцать пять лет, и мужчина стал готовить юношу, как того, кто заменит его советом и мудростью. И повелел, чтобы правителей выбирали не по наследству, а по ясности и силе разума. Сам первый жрец должен был после смерти вождя выучить ещё семерых учеников и вместе с ними управлять племенем. А первый храм островитяне построили из своего плота. Всё-таки он был Священным Деревом.
- Помни о прошлом, - говорил седой вождь своему пасынку. – Помни о том, что нельзя допускать ссор и убийств, нельзя губить природу и деревья понапрасну. Мы до сих пор не знаем размеров этого острова, но ведь даже самое большое обиталище можно неумелым правлением довести до упадка и разрушения. Пусть память о прошлом всегда живёт в жрецах.
Последнему вождю племени жизнь дарована была долгая. Он не нашёл радости в любви, но познал мудрость и счастье знания. Семьдесят человек жили теперь в посёлке – и вождь знал, что их будет намного больше.
Когда вождю исполнилось восемьдесят семь лет, он покинул своих подданных. Однажды на закате дня дряхлый и немощный телом старик сел в небольшую пирогу, которую соплеменники подарили ему в знак благодарности. Таких пирог, сделанных из выдолбленных кремневыми ножами толстых стволов, было мало, и это был ценный подарок.
Вождь положил в лодчонку немного фруктов и кувшин воды. Слабыми руками взял вёсла и оттолкнулся от берега. Единственный, с кем он попрощался, был его пасынок, Первый Жрец.
А потом маленькая тёмная лодочка медленно заскользила по тихому в этот день океану. Вождь плыл по солнечной дорожке, пока она не погасла под напором ночи. А затем сгущающийся мрак скрыл и самого уходящего. Больше никто из живых его не видел.
Обсуждения Легенда об острове