История, о которой пойдёт речь, была связана с удивительным в своей необычности событием: у Жени Терновского, соседа Джонни по лестничной клетке, появилась любовница. Обычно, когда с каким-нибудь мужчиной случалось такое приключение, Джонни невольно начинал смотреть на него враждебно, словно рассуждая так: если у тебя две женщины, то у кого-то ни одной.
И Джонни не нужно было далеко ходить за примером того, кто остался обделённым.
Женя, однако, в этом плане находился, можно сказать, на особом положении. И дело даже было не только и не столько в том, что он был другом детства и одним из немногих людей, с которым у Джонни складывалось общение в более-менее приветливом стиле. Важнее было другое: Женя был неудачником по жизни, а Джонни испытывал особенно добрые чувства к этой категории людей. Джонни считал их нисколько не хуже других. Напротив, он был убеждён: с человеческой, моральной точки зрения многие из них были даже лучше окружающих. Не способные на повседневное насилие и обман, они просто по какой-то причине не могли или не умели лезть вперёд, преподнести или «продать» себя.
Конечно, злые языки обывателей с характерной для них примитивной недалёкостью очень просто объясняли причину таких симпатий Джонни: дескать, он сам был таким, даже будучи неспособным в этом сознаться, в том числе самому себе. Однако Джонни понимал, насколько они неправы и знал, в чём заключается разница. Он неоднократно цитировал образное объяснение, однажды им сочинённое, которое ему очень нравилось как передающее существо вопроса.
В аналогии, придуманной Джонни, неудачник – это хилый спортсмен, который задыхается, выбивается из сил и уже давно отстал от других участников состязаний, но по-прежнему зачем-то продолжает бежать, словно не считая себя вправе остановиться. Сам же Джонни в этой схеме – жирный мужик, идущий мимо стадиона, время от времени удивлённо поглядывая на людей, зачем-то нарезающих круги с высунутыми языками. Наверное, если бы он сам попытался так пробежать даже трусцой, не на время, то умер бы от разрыва сердца. Однако Джонни просто сказал НЕТ крысиным бегам по жизни!
В детстве Женя и Джонни были друзьями, хотя основной объединявший их фактор сводился к тому, что в соревновательных играх дворовых ребят Женя практически неизменно занимал предпоследнее место, а Джонни – самое последнее. Время от времени, впрочем, они менялись местами. Каждый из них также занимал самую нижнюю позицию в неформальной иерархии мальчишек своего класса.
Учились они оба также неважно, хотя применительно к академическим достижениям их предки занимали разные позиции. Женина мама каждый вечер терпеливо занималась с сыном из расчёта минимум час на каждый предмет, по которому задают домашние задания. Однако знания то ли упорно не хотели лезть в голову Евгения, то ли тут же вываливались обратно, а потому оценки его в итоге так и не повышались выше сплошных троек, несмотря на все старания.
Мама же Джонни, когда он в первом классе никак не мог трепещущими ручонками нарисовать в прописи цифру 2, всё время угрожала взять ремень, однако вследствие этого у постоянно перепуганного Джонни тремор только усиливался, и в итоге первая учительница недрогнувшей рукой без лишних раздумий выводила многострадальную двойку у него в дневнике. После чего в назидание оставляла Джонни практиковаться после уроков, а за неудачи больно била по пальцам металлической указкой, отчего его начинало трясти ещё больше. Потом же мама Джонни и вовсе поставила на своём недоделанном (по словам её матери, его бабки) ребёнке крест, предложив ему на выбор: хочешь – учись, не хочешь – расти дурачком, и нетрудно догадаться, какой вариант выбрал Джонни.
К концу восьмого класса Женина мама, наконец, смогла сделать разумные организационные выводы из своих тщетных попыток затолкать в мозг сына материал учебных дисциплин, а потому не пошла упрашивать учителей перевести её отпрыска в девятый. Вместо этого она отдала его в славное учебное заведение, именуемое в народе «путяга», которое горбатая власть государства тогда ещё не догадалась назвать «колледжем».
Учиться там Жене было проще, и он стал чуть ли не отличником, так как приходилось осваивать в основном конкретные действия руками, а не сухие теоретические сведения, которые неизвестно когда и зачем понадобятся, да и пригодятся ли вообще. По окончании ПТУ Женя получил рабочую специальность мастера по холодильным установкам. Как ему представлялось, несмотря на трудные времена в стране, его профессия не должна была потерять свою актуальность, так как людям всегда нужно кушать, а торговым организациям – где-то хранить скоропортящиеся продукты перед продажей.
А тем временем окончательно поменялся политический режим. Наступила новая эпоха под названием рынок. Основной её девиз – «всё имеет свою цену». Даже человеческая жизнь. Например, если кто-то упорно не желает уходить в мир иной, несмотря на настойчивые пожелания со стороны «близких» и «друзей» ему «доброго здоровья» и «долгих лет», всегда найдутся те, кто готов за определённую плату активно поспособствовать скорейшему устранению этого затруднения. Конечно же, номинально такие вещи уголовно наказуемы даже для заказчика, но фактически правоохранительные органы и «правосудие» в основном эффективно блюдут интересы только тех, кто в состоянии себе это позволить.
И если даже жизнь и смерть человека стали предметами купли – продажи, то это тем более касалось и его труда, который представители бизнеса старались приобрести как можно дешевле, каковы бы ни были негативные последствия для самого работника. В этом плане дельцам очень помогло следующее обстоятельство: если в России после развала великой страны экономическая ситуация была не фонтан, то в южных республиках бывшего СССР она оказалась ещё хуже. Как следствие, жители этих государств были готовы работать в Москве и прочих крупных городах за очень небольшие деньги, чем воротилы ЖКХ, торговли и прочих структур не преминули воспользоваться. Конечно, такое поведение нанимателей приводило к повышению безработицы и всплескам межнациональной розни, вот-вот готовым вылиться в кровопролитные стычки. Но это не очень заботило дельцов, для которых основной заботой было повышение уровня их собственных доходов. Не волновало сложившееся положение и «законных» избранников оболваненного народа, самодовольно нажимавших «за себя и за того парня» те кнопки, которые больше платили.
Следствием описанных процессов на микроэкономическом, так сказать, уровне, стала очень симптоматичная для положения дел в стране ситуация, в которой Евгений оказался наряду со многими тысячами молодых бывших советских граждан. Женя был практически единственным среди своих бывших одноклассников, кто занимался содержательной, производительной деятельностью. И в то же время, по сравнению с ними, он получал самое низкое вознаграждение за свой труд. Ведь его сверстники, которым удалось закончить институты, получив дипломы, устроились в различные финансовые и прочие фирмы. Те, кто не поступил, начали торговать в «комках» – мелких уличных ларьках, которые в начале – середине 90х считались вполне приличным местом трудоустройства для обычного молодого человека, не мажора и не хватавшего звёзд с неба.
Но низкий доход – это не только неспособность позволить себе то, что есть у соседа, путешествовать туда, где бывают другие и т.д. В обществе потребления, где человека оценивают не по тому, что в нём, а по тому, что есть у него, это также невыносимое унижение человека, ощущающего себя неудачником. А также крайне болезненное для человека как социального существа одиночество. Ведь с неудачником-то кто же захочет водиться? Разумеется, само по себе это отнюдь не новое явление. Так, в притчах царя Соломона читаем: «Богатство прибавляет много друзей, а бедный оставляется и другом своим». Но в России и прочих странах бывшего СССР, начиная с 90-х годов XX века, этот феномен получил особенно драматическое выражение на фоне чудовищного социального неравенства. В частности, он весьма токсично сказался на жизни многих молодых людей, которые в силу своего незавидного материального положения не имели возможности создать семью и, таким образом, жить полноценной жизнью. Девушки, к которым они проявляли серьёзный личный интерес, прозрачно им намекали, что не желают с ними «плодить нищету». К сожалению, несмотря на значимость данной общественной проблемы, с подачи идеологов даже простые обыватели прониклись циничным социобиологическим отношением к ней. Мол, ничего тут не поделаешь, c'est la vie, половой отбор фильтрует гены, в результате чего оставляют потомство только наиболее приспособленные самцы.
Конечно, если бы дерьмократические идеолухи действительно пеклись об интересах широких слоёв населения, они бы прислушались если не к классово чуждым мыслителям марксистского толка, то хотя бы, например, к канадским эволюционным психолухам Мартину Дэйли и Марго Уилсон. В своей книге «Человекоубийство» чета поведала о том, как неудовлетворённые парни нищавшего Детройта вымещали свои фрустрации на тех, кто попадался под горячую руку. Однако дерьмократические идеолухи, привыкшие ставить «цивилизованные страны» в пример «унылому совку», коим они называли свою, для них «эту», страну, почему-то не спешили извлекать уроки из подобных примеров. Вместо этого они предпочли объявить разгул преступного беспредела 90-х годов неизбежным этапом на пути в проповедуемый ими капиталистический рай.
Но Евгений Терновский никого не убил. Более того, ему, несмотря на низкий социальный статус, удалось найти хороших друзей, которые никогда не предадут. Но им всё же было трудно реально поддержать друг друга, прекрасно понимая суровую правду (а разве можно лгать близкому товарищу?) жизни: завтра они будут пребывать в той же жопе тотальной бесперспективности своего бытия, как и вчера. А потому их общение сводилось по большей части к совместному распитию спиртных напитков, а также различным рискованным развлечениям, привносившим в пустоту их повседневности заряд хоть какой-то стимуляции.
Однажды трагическое происшествие в ходе таких «экстремальных игр» произвело на Джонни неизгладимое впечатление. К тому времени он уже редко общался с Женей. Их пути разошлись, когда Джонни, учась в последнем классе школы и активно готовясь к поступлению в институт, перестал тусоваться в дворовой компании, а потом, когда его не взяли, и вовсе ушёл в себя и возвращаться не собирался. Женя же продолжал иногда ходить общаться с ребятами – туда на двух ногах, а обратно чаще уже на всех четырёх конечностях, растерянно вопрошая: «Где мои очки? Отдайте мои очки!..», не додумываясь при этом пощупать у себя на носу и вызывая тем самым хохот наблюдавших это зрелище. Большую же часть времени он теперь предпочитал проводить в новой компании своего двора, состоявшей из ребят немного помладше, которые его не обижали.
Несмотря на то, что Женя и Джонни теперь уже не общались специально, если идя домой Джонни случайно встречал Женю с друзьями на лестнице в подъезде (традиционное для небогатой молодёжи их района место «культурного отдыха» в холодное время года) или на лавочке под окнами (когда теплело), между ними завязывался приятельский разговор. В ходе таких бесед на Джонни особенно положительное впечатление произвёл новый хороший товарищ Жени Андрей Чувырлин.
Джонни не мог не заметить удивительную приветливость и доброту, которые излучал этот парень. Более того, Андрей как-то по-особенному выделял его из всех, словно желая, чтобы именно Джонни стал его другом, перед которым он сможет раскрыть душу и рассказать ему всё о своей жизни. С одной стороны, такое отношение было Джонни очень приятно, и ему хотелось подружиться с этим парнем. С другой, вспоминая свой негативный опыт общения с другими людьми, в подобных случаях Джонни начинал думать про себя так: стоит другому человеку больше узнать о его многочисленных проблемах и какого дерьма он полон внутри, как желание дружить с ним тут же исчезнет.
Похожие дилеммы у Джонни тогда нередко возникали с девушками, но их разрешить обычно было проще, так как ситуация обычно была по любому безвыигрышная: в отсутствие активности с его стороны, девушка не будет жить до конца своих дней приятными воспоминаниями о нём. Встречаясь с другим парнем, она просто забудет про Джонни. С девушками, правда, у Джонни всегда было другое непреодолимое препятствие: он был уверен, что его непременно отвергнут, сочтут недостойным, а потому боялся подойти, не видя оснований подвергать себя бессмысленному унижению, которое ещё долго потом, наверное, до конца дней, будет преследовать его в неприятных воспоминаниях.
Размышляя над перспективами своей дружбы с Андреем Чувырлиным, Джонни неожиданно задался вопросом: стоит ли дорожить хорошим отношением к себе человека, перед которым ты даже боишься показать себя таким, каков ты на самом деле? Зачем тогда обманывать себя и его?
Под влиянием таких мыслей у Джонни сформировалась новая решимость. Теперь он уже не заглядывал пугливо из-за угла по пути домой, чтобы избежать разговора с Андреем, а напротив, желал поскорее встретиться с ним. Однако, как назло, теперь он видел Женю с разными ребятами, но Андрея Чувырлина среди них не было. Джонни хотел даже поинтересоваться у Жени, но не решался, опасаясь встречных вопросов типа «с какой целью интересуешься?», а также «ревности» («Зачем тебе Андрей? Со старым другом пообщаться не хочешь?»).
Трагическая причина исчезновения Андрея выяснилась совершенно неожиданно. Собираясь выносить мусор, Джонни подошёл к двери своей квартиры и услышал голос Жени, неоднократно упоминавшего имя своего товарища. Судя по громкости и тембру речи, говорящий был явно возбуждён. Это обстоятельство было на руку Джонни, который прильнул к двери и принялся слушать. Узнав основную новость, он едва не выронил кастрюлю с мусором от неожиданности и ужаса. Конечно, Женя образно преувеличивал, отвечая на вопрос подошедшего товарища: «где Андрей?» мрачной репликой: «размазан по рельсам до следующей станции железной дороги», но это не меняло самого трагического факта.
Пытаясь прийти в себя после потрясшего его известия, Джонни задумался над вопросом: «Зачем?» Он понимал, что такой тотальный, навязчивый, парализующий конструктивное мышление страх смерти (от которого к тому же проблематично было избавиться ввиду органической причины), как у него самого, вероятно, был избыточен, т.к. в некоторой степени мешал полноценной жизни, наслаждению её радостными моментами. Наверное, иногда даже следовало рисковать, преследуя достойные цели, например, помогая своим близким, отстаивая свои убеждения и т.д. Но просто так, безрассудно прыгать по вагонам стоящего товарного поезда, который в любой момент может поехать, зная, к чему это может привести...
Стараясь понять причины случившейся трагедии, Джонни попробовал представить себе семью Чувырлиных, в которой, если верить сплетням (которые Джонни узнавал от своей бабки, когда она обсуждала их с другими местными старушенциями), постоянно случались какие-то несчастья. Отец Андрея, работавший на важной должности в одном из центральных московских гастрономов, по меркам обычного советского гражданина был очень неплохо устроен в материальном плане, несмотря на скромную легальную зарплату. Однако в конце восьмидесятых на него серьёзно наехали входившие тогда в моду рэкетиры. Они его, впрочем, не убили – он сам неожиданно скоропостижно скончался от инфаркта, хотя ему не было и пятидесяти.
Вскоре после этого его жена, мать Андрея, впала в серьёзную депрессию и дважды пыталась свести счёты с жизнью. Вследствие чего была госпитализирована в больницу им. Кащенко. Её хотели признать невменяемой и лишить родительских прав, но справедливо решив, что казённый дом с известными царящими там порядками (или, точнее, беспорядками, если не сказать беспределом) будет для её детей ещё хуже, чем такая мать, просто припугнули.
В сложившейся ситуации Андрей стал в некотором роде главой своей семьи, включавшей помимо его самого и мамаши ещё старшего брата. Он старательно прибирался дома, заботливо и терпеливо напоминал матери принимать таблетки. Но главной заботой Андрея стал старший брат Саша, который был, по словам злых языков, «жирный, как его отец», и в основном по этой причине нередко становился объектом насмешек, а то и оскорблений действием и даже побоев просто так, ради развлечения.
Андрей же всеми силами стремился научиться активно отстаивать свои интересы, чтобы не только не разделить унизительную участь Саши, но и защитить честь и достоинство своего брата в открытом физическом противостоянии с его обидчиками. Последнее было особенно непросто, учитывая, как много значила в подростковые годы трёхлетняя разница в возрасте в плане физической силы.
Тем не менее, Андрей не собирался сдаваться. Он стал активно заниматься спортом, тренируясь практически каждый день до изнеможения. Его вес пришёл в норму и в значительной степени был связан с мышечной массой, резко контрастируя с прочими членами его семьи (включая в своё время отца), трясшими при ходьбе огромными отложениями жира на своих тушах.
Но Андрей стремился закалять не только тело, но и характер. Важной составляющей его он считал умение справляться со своим страхом, глядя в глаза реальной опасности. Во время одной из таких тренировок, включавших прыжки с вагона на вагон движущегося поезда, а также акробатические трюки на неподвижно стоящем, но готовом тронуться в любую минуту товарняке, Андрей погиб...
Жене со временем удалось найти себе девушку, с которой у него было ВСЁ. Тем самым он сумел избежать попадания в презренную касту тех, у кого никогда не было ЭТОГО. На первый взгляд, такая неформальная дискриминация молодых людей по уровню сексуального опыта, имевшая место в молодёжной среде, представляла собой удивительный парадокс. Казалось бы, в дерьмократической стране, коей являлась Россия согласно заявлениям её лидеров, это сугубо личная проблема человека, трахается он с кем-то, или нет, коль скоро он тем самым ничьи интересы не ущемляет. В действительности, однако, всё было не так просто. Неоднократно размышляя над этими вопросами, Джонни пришёл к лучшему пониманию того, кому и зачем была выгодна подобная травля значительной части мужского населения.
С наступлением в России эры пресловутой рыночной экономики, многие дельцы бросились наживаться, не стесняясь в средствах и руководствуясь принципом «деньги не пахнут». При таком подходе к ведению бизнеса, несомненно, очень удобно эксплуатировать механизмы, заложенные в людях самой природой, например, похоть. Чтобы более эффективно задействовать такие рычаги воздействия, однако, имело смысл максимально снять в сознании обывателей сдерживающие культурные рамки, заложенные предшествующим, более развитым обществом.
Дискредитация прежней системы началась в открытую, пожалуй, с выступления той женщины (не иначе, специально подсаженной горбатой властью), которую угораздило сказать в прямом эфире телевидения: «В СССР нет секса». По мере дальнейшего морального гниения руководства страны на поверхность всё чаще стали вылезать «большие учёные», жаждущие научить «унылых совков» «как надо делать ЭТО».
Одним из первых таких «просветителей» стал некто Игорь Кун, написавший «Введение в сексоведение». Джонни по его юношеской наивности тогда даже угораздило заплатить целых десять рублей спекулянту за эту книжонку с официальной розничной ценой три сорок, в надежде приобщиться тайных знаний, только чтобы потом, пытаясь ЭТО читать, плеваться от морального, эстетического и прочего отвращения. В итоге, из всего, что связано с этим изданием, Джонни больше всего понравился фельетон в газете «Советская Россия». Герои сатирической заметки, содержащей недвусмысленные аллюзии к опусу И. Куна – двое юношей, жаждущих приобщиться к знаниям в сексуальной сфере. После прочтения «Введения в сексоведение» они звереют от похоти. Не видя для себя легальной возможности удовлетворить её с женщинами и не желая удовольствоваться дрочкой, они вламываются в дом к своему Учителю и собираются трахнуть его в жопу. Он же, не видя в принципе ничего ужасного, скажем, в повсеместно совершаемых в тюрьмах актах гомосексуального насилия (надо же им там, мол, как-то удовлетворять свои ЕСТЕСТВЕННЫЕ потребности!), почему-то оказывается явно не в восторге от такой перспективы!
Что же касается реальных, фактических содержательных сведений о половом процессе у человека, Джонни гораздо больше почерпнул в куда более информативной старой советской книжке «Брак и семья» 1977 года издания, которую в своё время купила его мама для него «на вырост», т.е. чтобы прочитал, когда станет взрослым. Затем у него была возможность пополнить свои знания, когда знакомая со двора одолжила ему книжку белорусских авторов «Энциклопедия секса для полных идиотов» (или чайников?). В последнем издании Джонни прельщала полнота изложения, включая биологические сведения о гормонах и т.д.
А тем временем славное дело И. Куна в «просвещении» обывателей по интимным вопросам продолжал его ученик, также заслуженный сексопатолух и большой член всяческих академий окологенитальных наук Лев Щёголев. Как и подобает достойному ученику, он в своих взглядах пошёл гораздо дальше своего учителя, хотя Джонни и многим другим образованным людям хотелось, чтобы данный секс-гуру лучше пошёл со своими проповедями на х**.
Если И. Кун считал, что у человека без секса не может быть полноценной жизни, то, по мнению Л. Щёголева, в результате воздержания люди заболевают «неврозом». И не беда, что у современной психиатрии представления другие, да и само слово «невроз» уже давно используется лишь как устаревший общий ярлык, а не конкретный нозологический термин,– озабоченные зрители телепередачи «стручок Адама», где Щёголев любил распинаться в роли большого эксперта, всё равно этого не знали!
И конечно, Кун и Щёголев считали себя очень умными, вправе указывать публике, как, с кем и сколько раз, словно забывая при этом, что на самом деле являлись всего лишь продажными шавками, спущенными с цепи богатой и могущественной секс – индустрией, которой их тявканье помогало извлекать выгоду из торговли женщинами, словно мясом.
Впрочем, плевелы, посеянные ими в сознании большого числа людей, и особенно молодёжи, дали богатые всходы. Четверть века спустя после злополучного телемоста не только все старшеклассники знали, что такое секс, но и многие из них его активно практиковали. В значительной степени, конечно, это также заслуга министра образования Фурсенко, приложившего старания превратить школы в дома терпимости. А высокий уровень депрессии и даже частые случаи суицида среди подростков, особенно девочек – лишь незначительная издержка на пути государства и общества в потребительский рай. Ведь, по логике идеологов – реальной, которой они фактически руководствуются в своих действиях, а не из лживых разглагольствований в предвыборных PR-акциях – невелика потеря. Малолетние дурочки, мол, сами виноваты в своей неспособности по-взрослому вовремя отключить чувства и молча раздвигать ноги за максимальное вознаграждение.
Зато у нынешней молодёжи была свобода строить свою личную жизнь как бы по собственному усмотрению, без страха, что потом тебя за это отымеют государственные и партийные органы. Много безопасного секса. А у кого его не было, так это их проблемы – значит, они неудачники, недостойны. А если чего-то не хватало в новую эпоху, так это сущих мелочей. Например, подлинной любви, взаимопонимания (и это несмотря на все деньги, выброшенные, то есть отданные за услуги психолухов, консультирующих по вопросам отношений), преданности, когда в трудной ситуации можешь быть уверен, что близкий человек не свалит резко туда, где в данный момент уютнее. Да-да, всё это помогало в своё время «унылым совкам» даже в отсутствие секса рожать и воспитывать тех, кто осваивал космическое пространство и совершал великие научные открытия, а не просто тупо потреблял плоды трудов китайцев, турок и гастарбайтеров.
Но нынешнее поколение так высоко и не стремится. Они прагматичны, стараясь жить «здесь и сейчас». Обеспечить своим детям «достойное» и «толерантное» «высшее» образование, которое откроет перед ними возможность найти «приличную» работу по перекладыванию бумажек в офисах. Это, в свою очередь, позволит им взять и своевременно выплачивать ипотеку за отдельное жильё, а также новенький, радующий глаз автомобиль в кредит, не хуже, чем у прочих представителей офисного планктона. И это всё надо успеть, пока они не состарились, да не пересохла нефтяная труба, ведущая в Китай, где, в отличие от здешних мест, есть реальное производство.
Так или иначе, Жене удалось избежать попадания в презренную касту «девственников» – ведь у него появилась НАСТОЯЩАЯ ДЕВУШКА! То, как он был рад этому обстоятельству, можно было без труда заметить, как говорится, невооружённым взглядом. Но Джонни, проходя мимо лестницы или лавочки, на которой друг его детства сидел, страстно вцепившись в свою девушку, словно кто-то у него её собирается отнять, невольно задавался другим вопросом: чем Женя мог привлечь эту смазливую ПТУшницу?
В результате своих размышлений об этом Джонни на интуитивном уровне пришёл к объяснению, которое в свете представлений, формально усвоенных им много позже, можно сформулировать примерно следующим образом. С точки зрения эволюционной психологии, мужчине выгодно хвалиться (по крайней мере, если он способен делать это реалистично) своими «любовными» победами, так как тем самым он рекламирует свой высокий статус, принадлежность к элитному кругу тех, кому «дают» многие женщины. Для женщины же большое число половых партнёров – отнюдь не предмет гордости. Во-первых, её назовут потаскушкой. Во-вторых, мужчины, у которых есть выбор, на таких не женятся. Ведь брак подразумевает значительное инвестирование материальных ресурсов и времени в её потомство, а когда такая женщина становится матерью, даже она сама нередко не знает ответа на вопрос: «а кто папа?» К тому же, чему такая научит своих детей и какой пример она подаст своей дочери, допустим?!
Однако, как бы не разнились адаптивные, эволюционно обусловленные склонности мужчин и женщин говорить о своём сексуальном опыте, его общая совокупность у гетеросексуалов того и другого пола по очевидным причинам была одинакова. Поэтому если некоторое количество мужчин позволяли себе нагуляться вдоволь, а женщины были кругом умницы и скромницы, значит, где-то были и представительницы слабого пола, у которых было ОЧЕНЬ МНОГО партнёров!
Джонни называл «дочерями полка» таких девушек, которых по очереди драли многие дворовые «рядовые бойцы» («командиры», т.е. самцы статусом повыше, у которых был лучше выбор, обычно брезговали, ну если только очень привлекательная попадалась). В одну такую дочь полка угораздило влюбиться Женю. И Джонни, наблюдая их, догадывался, почему она была с ним. Конечно, время от времени
к ней проявляли активное внимание крутые парни, только для них она была лишь инструментом удовлетворения незатейливой потребности – подобно тому, как они подтирали себе жопу туалетной бумагой, её они использовали, чтобы доставлять себе удовольствие, потерев об неё свой конец. Если для Жени она была любимым человеком, то для них – просто дыркой.
Романтическая идиллия, однако, продолжалась недолго. По прошествии всего нескольких недель Джонни стал встречать только хмурого Женю без девушки. Джонни хватило такта не интересоваться причинами её исчезновения у товарища, которому и так, судя по всему, было несладко, но в то же время загадка не давала покоя. Вопрос прояснился, когда Джонни случайно (или не очень случайно – в подобных ситуациях он нередко приносил элементарные чувства приличия в жертву собственному любопытству!) подслушал разговор Жени с одним из его друзей. Далеко не все слова, доносившиеся с лестничной площадки через дверь, удавалось разобрать, но общий смысл помогала понять часто повторяемая тревожным тоном аббревиатура КВД (кожно-венерический диспансер). А Женя был ужасно напуган другими тремя буквами («вирус иммунодефицита человека»), которые со временем повлекут за собой смертный приговор из четырёх («синдром приобретённого иммунодефицита»).
К счастью, Жене удалось отделаться лёгким испугом, точнее, доставлявшими в основном лишь косметический дискомфорт мандавошками, без труда поддававшимися лечению антибиотиками. Теперь его уже не увидеть было в обнимку с девушкой. А Джонни, вспоминая первую любовь Жени, цинично усмехался про себя: «надо было внимательнее смотреть передачу доктора Щёголева, когда тот объяснял, как правильно гондон натягивать!» Впрочем, где-то в глубине души ему было даже жаль товарища, который так обломался в своих лучших чувствах.
Следующие несколько лет Женя провёл без девушки, пока, наконец (несомненно, не без сильного давления со стороны родителей, постоянно капавших ему на мозг «задуматься о семье») не решил вступить в брак. Но, как и прежде, серьёзной преградой на пути его личного счастья стало следующее обстоятельство. Несмотря на ежедневный труд с утра до вечера и даже совершенствование квалификации (получение более высокого разряда), у Жени не было шансов заработать не только на отдельное жильё, но даже на новый автомобиль (хотя бы марки ТАЗ), без которого в столичном городе местные молодые женщины не «давали». (Впрочем, с автомобилем марки ТАЗ давали тоже по большей части только девушки такого плана, как его первая, и на тот момент последняя, любовь).
В итоге супругой пролетария Жени стала та единственная, которая сочла его достойным своего внимания (и у неё на то, несомненно, были чисто прагматические причины) – его сослуживица, с которой он работал на одном предприятии, приехавшая в Москву из славного города Ашгабат. Джонни даже не утруждал себя запомнить её имя, обозначив для своего «внутреннего» словоупотребления как Женину гастарбайтершу».
Шли годы. Казалось, у Жени теперь есть всё необходимое, чтобы почувствовать себя полноценным человеком. Но когда он смотрел по сторонам, сравнивая себя с другими, у него невольно возникал сильный дискомфорт. Например, Женя очень любил свою дочку, просто души в ней не чаял, вечерами проводил много времени, играя с ней, и его по этой причине уже не встретить было бесцельно сидящим на лестнице или площадке перед домом. Но в то же время, общаясь со своими состоятельными родственниками, он то и дело болезненно осознавал, как мало он способен дать своей дочери в сравнении с другими отцами, у которых были лучшие материальные возможности.
Женя сгорал от стыда, слушая, как с чужими детьми во входивших тогда в моду «центрах раннего развития» занимались логопеды и психолухи. Разумеется, он был не в состоянии критически оценить, насколько реальная эффективность таких учреждений была ниже заявленной в распространявшейся повсюду рекламе, тем более его собеседники, отдававшие туда своих юных наследников, очень гордились результатами. Поэтому Женя обречённо думал о том, как, несмотря на всю его заботу, его дочь, в «свободной» стране, вроде как предоставляющей людям равные возможности, вынуждена будет повторить порочный цикл необразованности, и, как следствие, нищеты. Ведь в своё время Женина мама также его любила, но не в состоянии была дать ему знания, которые позволили бы добиться успеха в жизни.
В подобных ситуациях люди нередко подбадривают себя, глядя на тех, кто также оказался в жопе, но ещё глубже. Казалось бы, Жене за соответствующим примером далеко ходить не было необходимости. Ведь у того же Джонни, например, не имелось ни детей, ни жены или любимой женщины и даже какой-либо реальной перспективы ими обзавестись. Но, несмотря на это, Джонни никоим образом не завидовал Жене. Этот «парадокс Джонни» совершенно не давал Жене покоя, словно содержа в себе разгадку тайны о том, чего самому Жене не хватает для счастья или чтобы хотя бы ощутить себя полноценным человеком. Кроме того, чтобы продемонстрировать, как когда-то в детстве, своё превосходство в чём-то перед Джонни, Жене нужно было пообщаться с ним продолжительное время. Однако Джонни, у которого явно не было никаких друзей, никоим образом не стремился проявить инициативу к общению. Более того, он словно нарочно избегал продолжительного контакта.
Такая тенденция Джонни особенно отчётливо проявилась, когда они совершенно неожиданно встретились далеко от дома, на Ленинском проспекте. Джонни, как обычно, плёлся по делам, погружённый глубоко в свои мысли, когда Женя, незаметно для него шедший ему навстречу, окликнул его: «Зазнался, что ли, не замечаешь?» В ответ Джонни с усмешкой извинился, после чего наступила пауза, смысл которой он уловил очень хорошо. Когда Женя встречал где-то далеко, в неожиданных местах, своих хороших знакомых, они останавливались и начинали с ним разговаривать. Либо, если человек действительно куда-то торопился, Женя считал себя вправе быть удостоенным объяснений и извинений. Со стороны же Джонни на сей раз не последовало ни того, ни другого. Джонни просто молча пошёл дальше. Однако перед тем как он повернулся, чтобы продолжить свой путь, когда его намерение стало уже слишком очевидным, Джонни на мгновение уловил взгляд Жени, сразу исказившийся злобной гримасой ненависти. Джонни прекрасно понимал: такое пренебрежение общением с другом детства непременно ему отрыгнётся, а когда это случится – лишь вопрос времени, точнее, повода.
Конкретный предлог не заставил себя долго ждать. В канун 2007 года мама Джонни решила нарядить ёлочку. Конечно, в самом по себе этом факте не было ничего удивительного, поскольку она делала так каждую зиму, после чего тщетно пыталась убедить нерадивого сына хоть как-то отметить праздник. Для него же самого данное событие, подобно дню рождения, знаменовало лишь истечение ещё одного большого временного отрезка, неумолимо приближавшего его к смерти, до которой ему и так их оставалось уже немного, а потому Джонни не видел смысла это отмечать. Поэтому в итоге теперь, в последние годы своей жизни, мама наряжала маленькую искусственную ёлку, после чего звонила поздравить подруг и смотрела зомбоящик. Джонни же, как обычно и в другие дни, сидел за компом.
На этот же раз, однако, встречая 2007 год, мама непременно захотела купить «настоящую ёлку». Джонни же сначала вознамерился сделать это для неё, но потом неожиданно запротестовал, сообразив, сколько замечательных юных деревьев приносится каждую зиму в жертву традиции, в которой он не видел смысла. Джонни недооценил, однако, какой упрямой была его мама. Будучи не в состоянии дотащить с рынка целую ёлку, мама принесла оттуда кучу удивительно приятно пахнущих веточек.
Теперь Джонни чувствовал себя ужасно из-за того, что не пошёл навстречу маме, и ей пришлось всё это на себе тащить. Однако даже не чувство раскаяния оказалось для него самым неприятным в данной ситуации. Вскоре пришёл Женя, показал ему на дорожку из еловых иголок, которая вела от лифта к его квартире, и сказал: «твоя мама тут тащила эти ветки? Так вот, теперь будь добр, подмети». С одной стороны, Джонни сам считал Женино требование не сорить в общественных местах в некотором роде справедливым. С другой – Джонни совершенно не понравился тон, которым ему это было предъявлено. Словно он был каким-то школьником, которому старшие указывали, как себя вести.
Джонни оглядел лестницу. Если бы там сидели друзья Жени, Джонни бы непременно сказал: «Не надо мне говорить это таким тоном!» Интересно, он тогда полезет драться? Ну пусть попробует!– подумал цинично Джонни. Он знал: такой инцидент с Женей сделает соседей (которые, как и подобает обывателям, явно недолюбливали Джонни, посмевшего отбиться в своих взглядах и поведении от стада «нормальных» людей) ещё более враждебно настроенными по отношению к нему. Но, с другой стороны, он не собирался и позволять Жене самоутверждаться за его счёт!
К счастью (для Жени,– подумал Джонни), поблизости никого не было, ни единого возможного свидетеля их разговора на повышенных тонах, а потому Джонни просто кивнул и сказал настолько надменным тоном (словно пытаясь донести на невербальном уровне: я делаю так, поскольку считаю правильным, а не повинуясь тебе), насколько вышло: «Ладно, не переживай, сейчас подмету».
В следующие несколько месяцев Джонни неоднократно представилась возможность порадоваться, что тогда он не стал нагнетать конфликт с Женей. Во-первых, теперь, когда Джонни вплотную занялся дома своим компьютерным промыслом, ему совершенно не нужна была сильная враждебность соседей, движимые которой, они могли донести «куда следует» про его нелегальную деятельность. Во-вторых, ему было приятно восстановление подлинно добрососедских отношений с другом детства, несмотря на разделявшие их теперь огромные различия в уровне образования и интересах. Жене же такое сближение помогло немного приблизиться к пониманию «феномена Джонни» и осознать, в чём он может брать пример с него, чтобы не чувствовать себя таким ничтожеством в сравнении с другими людьми, вроде как добившимися в своей жизни гораздо большего.
Новый этап общения друзей детства начался, когда однажды Женя зашёл в гости и попросил собрать ему компьютер. Вначале, конечно, такое предложение не очень радовало Джонни: с соседа, да к тому же старого товарища, много не возьмёшь, а если чем–то будет недоволен – сразу личная обида и т.д. Однако, поскольку Джонни не видел разумного и убедительного повода отказать, пришлось согласиться.
К приятному изумлению Джонни, Женя оказался очень доволен своим новым приобретением. Вопреки опасениям Джонни, Женя также не попытался превратить его в бесплатные компьютерные курсы для себя. Роль такого учителя взял на себя давний дворовый друг Жени Андрей Толстиков.
С этим удивительным парнем были связаны, пожалуй, самые приятные воспоминания юности Джонни. Да-да, именно парнем, несмотря на то, что осенью 2007 Андрею было уже тридцать шесть лет. Просто есть люди, которые со временем старятся и умирают, но никогда не взрослеют. Джонни был знаком с этим феноменом не понаслышке – ведь он, подобно Андрею, и сам был таким. Поэтому его также сильно бесило несправедливое отношение общества к таким людям.
К сожалению, даже советская власть, демонстративно размахивая лозунгом из Манифеста коммунистической партии, согласно которому «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех», на деле нередко сурово подавляла индивидуальность и самобытность человеческой личности. Это обстоятельство, возможно, было одним из важных факторов, не позволивших раскрыть на данном этапе преимущества более прогрессивной общественно – экономической формации, и приведших в итоге к гибели великой державы.
В постсоветских же условиях, несмотря на царящую повсюду вседозволенность в плане принуждения и обмана человека человеком, дерьмократическое общество не выказывало особо своей хвалёной толерантности к тем, кто посмел не рваться вместе со всем стадом стать сытой, самодовольной потреб***ю. Верноподданным государственным идеолухам, выражающим интересы олигархов, важных чиновников, депутатов и прочего крупного ворья (знают ослы ясли господ своих!) подпевал хор журналюг, психолухов, бизнес – тренеров и т.д. Эти шавки, подсуетившиеся нажиться, трахая мозг людям за их же деньги, в своём тявканье клеймили многих замечательных, неординарных людей, не сумевших продать себя, подобно шлюхам, в условиях новой реальности, неприспособленными к жизни инфантилами.
Но Джонни было плевать на мнения и проповеди лакейской своры. Для него Андрей, хоть Джонни волею судеб давно с ним не общался, всегда оставался неизмеримо выше «нормальных» людей – этих агрессивных леммингов, орущих друг на друга в окна своих пластмассовых автомобилей, их наглых жён с самомнением и амбициями, за которыми не было ничего, кроме дырки и т.д. Джонни не хотел быть им другом, как и они ему. Но Джонни почти двадцать лет спустя с благодарностью вспоминал долгие ночные разговоры с Андреем о компьютерах и программировании, о структуре Вселенной и смысле жизни, и даже о девушках. Возвращаясь мыслью к тем беседам, Джонни отчётливо представлял себе добродушное лицо товарища, как тот, смеясь, показывал свои три подбородка. И теперь, совершенно не имея друзей, Джонни никоим образом не сожалел об отсутствии в его жизни «нужных», влиятельных людей, способных открыть перед ним тайные дорожки, ведущие наверх. Ему не хватало рядом душевного и понимающего человека, каким был для него в своё время Андрей.
Свою удивительную доброту Андрей унаследовал от своего отца. Точнее, от человека, формально числившегося таковым, посрамив тем самым социал – дарвинистов, считающих доминантную залупу, впрыскивающую генетический материал, более важным инструментом формирования личности, нежели живое общение отца с сыном.
В годы юности Джонни считал Анатолия Толстикова – человека, которого Андрей когда-то называл своим папой,– достойным примером, которому он хотел бы подражать в своей жизни. За исключением, пожалуй, преждевременного ухода из жизни. Тогда, впрочем, Джонни, со своим очень слабым здоровьем, не надеялся прожить даже 34 года.
Когда Толя рос, у него была благородная мечта – стать изобретателем, чьи проекты сделают жизнь людей лучше. Тогда у многих советских детей были подобные высокие стремления (многие, кстати, мечтали стать космонавтами), в противоположность, скажем, подрастающему поколению России в начала XXI века, жаждавшему денег и власти. Толя активно интересовался техникой, видя, как холодильник помогает сохранять продукты, которые иначе бы просто испортились, а радио и телевидение позволяют передавать важные сведения на большие расстояния практически мгновенно, со скоростью света. Ещё будучи школьником, он стал хорошо разбираться в электронике и много ковырялся с ламповыми приёмниками.
Понимая, как важно для реализации его грандиозных планов получить серьёзное образование, Толя окончил Физтех (Московский физико-технический институт) и аспирантуру там же. Став к 25 годам кандидатом наук, он был направлен на работу в закрытый исследовательский институт, где занимались проектированием космической техники.
Анатолий очень много работал, и казалось, его жизнь складывалась почти образцово-показательно для молодого советского специалиста, но его мама всё чаще и прозрачней стала ему намекать: «хорошо бы тебе жениться». С одной стороны, конечно же, он был не против, и сам иногда подумывал об этом, но с другой – понимал, какая это ответственность, отнимающая значительное время. Да и потом, у него, слишком замкнутого на работе в строго мужской компании, никого и не было на примете.
Так продолжалось примерно пару лет, пока однажды Анатолий не встретил ослепительно очаровательную девушку, сразу же покорившую его сердце. Он невольно поражался тому, как неожиданно много общего (по крайней мере, складывалось такое впечатление) у него с этим милым созданием. К тому же, Толя обычно робел и терялся перед девушкой, не зная о чём с ней говорить, а тут не мог не поражаться тому, как складно лился их разговор. Но главное – эта чудесная девушка сказала ему: «Ты хороший. Ты мне очень нравишься». Они поженились.
Много лет спустя, вспоминая эти слова, очень напоминавшие однажды сказанные ему Леночкой, Джонни испытывал невыносимое сожаление от невозможности вернуться в прошлое и расспросить Марью Ивановну, бабушку Андрея, о женщине, погубившей её сына.
По крайней мере, сама Марья Ивановна не сомневалась, кто «испортил кровь» Анатолию. А Джонни находил примечательным, насколько это утверждение оказалось верным в некотором зловещем буквальном смысле. Когда Андрей только заканчивал первый класс, Анатолий начал буквально на глазах бледнеть и вянуть, а всего через несколько месяцев, несмотря на попытки лечения, умер от агрессивной формы гематологического рака, вероятно, лейкемии (Джонни не решился поинтересоваться у Марьи Ивановны диагнозом, да и какое это могло иметь значение, когда человека уже нет).
Очевидно, Марья Ивановна придерживалась своего рода «психосоматической» версии относительно причин преждевременной кончины сына. Она видела, как он тихо страдал, несмотря на его усилия держать переживания в себе. Анатолий словно чувствовал себя человеком, которого очаровательная фея поманила за собой в сказку, только чтобы незаметно обернуться злой волшебницей.
Но он ни в чём её не упрекал. По-прежнему очень много работал, даже, наверное, ещё больше, в значительной мере за счёт своего сна, в том числе, чтобы иметь возможность удовлетворять возраставшие материальные запросы своей супруги. Заботу о малыше практически полностью взяла на себя Марья Ивановна, так как его матери, судя по всему, было на него наплевать – она больше интересовалась собственными шлянками – гулянками. Марья Ивановна же в значительной мере занималась поддержанием домашнего хозяйства.
Анатолий не винил свою жену ни в чём. Ему просто очень горько и тяжело было видеть, во что она превратилась. Возможно, разбирайся Анатолий лучше в людях, он бы понял, что на самом деле эта коварная женщина и была такой всю дорогу, лишь время от времени делая усилия, как в период знакомства с ним, произвести на людей выгодное ей благоприятное впечатление. Конечно, Анатолий был очень образованным и думающим человеком. Однако у него практически отсутствовал опыт общения с реальными людьми, включая девушек – ведь с ранних лет он проводил практически всё своё время с книжками и журналами по математике, физике и инженерному делу, а также ковыряясь с электроникой.
Будучи шокирован открывавшейся ему реальной личностью его жены, Анатолий теперь стремился вместо неё подарить всю свою любовь маленькому кусочку её. Анатолий прекрасно понимал: биологически, это была частичка её, не его. Рассчитывая траектории межпланетных станций, Анатолий был не в состоянии разобраться, кто настоящий отец маленького человечка, которого он называл своим сыном. Но, несмотря на это, Анатолий и Марья Ивановна очень любили маленького Андрюшу. Анатолий часто вечерами сажал его себе на колени, показывая ему в книжках космические корабли, большие умные вычислительные машины и т.д. Анатолий мечтал когда-нибудь передать сынишке свои знания, чтобы тот мог продолжить его работу на благо прогресса человечества. Увы, болезнь, оборвавшая жизнь Анатолия, помешала реализации этой идеи.
После кончины Анатолия Андрюшкой занималась Марья Ивановна, фактически «выкупившая» его у матери. Конечно, Марья Ивановна понимала, что бывшей невестке он совершенно не интересен – у той занятия повеселее есть. Но когда потребовала отдать ей внука, получила решительный отказ. Попыталась даже угрожать судом, но в ответ, словно плевок в лицо, получила насмешливое: «Даже не надейтесь. Решится в мою пользу. Я мать». Марья Ивановна вышла из себя: «Да какая ты мать, если ты ребёнком своим заниматься не хочешь? Всю чёрную работу я делала за тебя! Ты просто ленивая мразь! Шлюха подколодная!»
Но это были всего лишь эмоции. Когда Марья Ивановна рассказывала эту историю Джонни, тогда ещё 15-летнему подростку, ему уже хорошо было знакомо то отвратительное чувство, когда ты убеждён в своей правоте, но все люди словно объединились против тебя, а на твоей стороне нет никого, кроме собственного обострённого чувства справедливости. Как очень болезненно для себя убедилась Марья Ивановна, «эта тварь словно околдовала всех», в том числе работников компетентных органов, от которых зависело решение этого вопроса. Марья Ивановна так и не поняла, как и каким местом «эта стерва» так ловко всё устроила в свою пользу. В отчаянии, Марья Ивановна была вынуждена сесть за стол переговоров с «гадиной» и выкупить внука у его матери в обмен на квартиру, где они жили с Анатолием.
Рассказывая эту историю Джонни, Марья Ивановна неустанно повторяла: «Если соберёшься жениться, как бы ты её ни любил, какой бы хорошей она тебе ни казалась, НИКОГДА НЕ ПРОПИСЫВАЙ ЕЁ НА СВОЕЙ ЖИЛПЛОЩАДИ!» Марья Ивановна очень хорошо относилась к Джонни, считая его «очень хорошим мальчиком», а потому искренне желала ему добра, словно он также был её внуком. Так, впрочем, тогда относились к нему многие женщины постарше, в отличие от сверстниц, которые были о нём невысокого мнения.
Впоследствии, много лет спустя, уже после Леночки, вспоминая тот разговор с Марьей Ивановной, Джонни чуть ли не волосы рвал на себе оттого, что тогда, четверть века назад, не желая расстраивать собеседницу, бередя прошлое и напоминая о женщине, угробившей её сына, стеснялся задавать вопросы. Ведь даже в те наивные юношеские годы он невольно заочно чувствовал ненависть к женщине, с которой никогда не был знаком,– настолько её бессовестное, беспардонное поведение болезненно попирало развитое в нём уже тогда чувство справедливости. Даже тогда его не волновали вопросы, которые заинтересовали бы обывателей, типа, как ей удалось присвоить себе квартиру на юридическом уровне – для Джонни такие прагматические моменты блекли в сравнении с моральной стороной проблемы.
Теперь же ему не давала покоя мысль: наверняка, мать Андрея Толстикова была психопаткой. Конечно, трудно с уверенностью ставить диагноз женщине, о которой тебе рассказали однажды двадцать пять лет назад. И всё-таки, судя по тому, что он о ней тогда слышал, было очень на то похоже.
Оставшись жить вдвоём с внуком, любящая бабушка Андрея решила не повторять ошибку, которую она, как ей казалось, в своё время совершила с сыном. Анатолий с ранних лет был настолько увлечён своими занятиями, что обычно не находил даже времени толком поесть. А потому, несмотря на все старания своей мамы, не прибавлял в весе. Глядя на них, многие родственники и знакомые, не в силах сдерживать бестактное любопытство, интересовались у Марьи Ивановны, почему у неё, крупной (очевидно, эвфемизм, чтобы не говорить «толстая» или «жирная») женщины, такой худенький сынок. И хотя Марья Ивановна считала главной виновницей преждевременной кончины сына невестку, она связывала неспособность его организма изначально противостоять возникновению страшной болезни с систематическим недоеданием. У Марьи Ивановны, также, видимо, отложилось кошмаром в памяти, как в последние месяцы своей жизни Анатолий, у которого после множества сеансов химиотерапии даже при всём желании попытки поесть часто сопровождались рвотой, стал напоминать самый настоящий скелет.
С Андрюшкой Марья Ивановна стала действовать более решительно. Она стала готовить ещё вкуснее (слаще и жирнее) и не разрешала ему выходить из-за стола, пока он не съедал всё, что было на тарелке. Джонни однажды довелось испытать на себе, как это происходило, в тот самый день, когда Марья Ивановна рассказала ему подробно про родителей Андрея. Дело было так: Девятиклассник Джонни с его фанатичным интересом к компьютерам однажды засиделся в кабинете информатики. А когда пошёл домой, то оказалось, что его бабка ушла в поликлинику, т.к. ей был назначен приём у врача.
Заметив Джонни сидящим на лавочке у подъезда, Марья Ивановна поинтересовалась, почему он не идёт домой. Когда Джонни назвал причину, Марья Ивановна первым делом спросила, обедал ли он. На что Джонни честно ответил, что не ел с утра. Конечно, Джонни догадывался, каковы будут последствия, да собственно, на них и рассчитывал, мрачно подумав о том, как плохо для его больной печени так долго сидеть без пищи. Марья Ивановна в ужасе всплеснула руками: «Разве так можно?!», привела его к себе домой и усадила за стол. Джонни ел не торопясь, тщательно пережёвывая пищу, чтобы иметь возможность как можно дольше слушать удивительную историю семьи, в которой родился Андрей. Когда Джонни доел содержимое последней поставленной перед ним тарелки и наотрез отказался от добавки, настойчиво предлагавшейся Марьей Ивановной: «Ты почему так плохо кушаешь? Давай я тебе ещё положу?», у него не было сил подняться. Сразу же возникла тревожная мысль: «Я сейчас сдохну, или, как минимум, проблююсь. Похоже, такое обжорство пользы больной печени тоже не принесёт!» В то же время, встать было просто необходимо, так как дальнейшее сидение за столом непременно интерпретируется Марьей Ивановной как завуалированный сигнал покормить ещё, не обращая внимания на протесты. Поэтому Джонни, переполненный едой и впечатлениями, кое-как поднялся и пополз в направлении своей квартиры, расположенной в соседнем подъезде, где его уже ждала бабка, вернувшаяся домой...
Андрею же бескомпромиссная политика бабушки в вопросах питания отрыгнулась не только количеством и размерами адипоцитов в его организме, но и негативными социальными последствиями. Так, в школе он стал постоянной мишенью насмешек и издевательств, связанных с тем, насколько он соответствовал своей фамилии. Эти систематические унижения со стороны одноклассников настолько отравляли ему жизнь, что Андрей даже несмотря на отличную успеваемость и реальную перспективу поступить в высшее учебное заведение решил не оставаться в старших классах, чего, наверное, очень бы хотел для него его отец, т.е. Анатолий, если бы был жив.
Вместо этого Андрей поступил в техникум, чтобы учиться по интересовавшей тогда многих юношей более «домашнего» склада специальности программиста ЭВМ. В новом учебном заведении ему очень пришлась по нраву среда, в значительной степени состоявшая из если не ботаников, то, как минимум, компьютерных задротов, которые, естественно, его не обижали.
По окончании техникума Андрей без труда нашёл себе работу по специальности в компании, выпускающей обучающее программное обеспечение. Он был, можно сказать, находкой для работодателей. Выполняя работу очень грамотно и более ответственно, нежели многие, Андрей был готов трудиться за небольшую зарплату. Собственно, он бы так и довольствовался небольшим окладом, если бы вокруг него не завертелась интересная ситуация: другие организации того же профиля стали наперебой предлагать ему перейти к ним, предлагая более высокое вознаграждение. Тогда начальство его фирмы, чтобы удержать ценного работника, в качестве «жеста доброй воли» повышало ему ставку.
Джонни было интересно узнать от своей бабки, общавшейся с Марьей Ивановной, эти новости о жизни бывшего товарища, с которым он не контактировал после того, как закончил школу. Однако они были, в принципе, предсказуемы. Куда больше Джонни поразило известие о женитьбе Андрея. С одной стороны, он, конечно, был рад за товарища. Ведь у Андрея, подобно Жене Терновскому (который на тот момент ещё не встретил свою гастарбайтершу), да и самому Джонни, была стойкая репутация «у него никогда не будет девушки». С другой, как только Джонни это узнал, у него сразу же возникло ощущение: «Так не бывает! Здесь непременно должен быть какой-то подвох».
Первое предположение было: «наверное, какая-нибудь понаехавшая, лимитчица, решила через доброго мальчика Андрюшу проложить себе путь в «не резиновую»». Однако эта версия представлялась совершенно неправдоподобной. Ведь Марья Ивановна совершенно чётко высказывалась о перспективе женитьбы внука на приезжей с пропиской её в их квартире, как «только через мой труп»! Да и не было уже у боевой бабули, после фактического дарения одной хаты психопатке – матери Андрея, лишних апартаментов!
Сгорая от любопытства, Джонни умолял выяснить хоть что-нибудь про Андрея через Марью Ивановну свою бабку, которая хотя и не питала большого интереса к людям, но в то же время не брезговала сбором и активным разносом сплетен. Однако сведения, выясненные и сообщённые ему его бабкой, только ещё больше заинтриговали Джонни, сделав распиравшее его любопытство поистине невыносимым. Как оказалось, супруга Андрея была москвичкой, дочерью отставного генерала, и новобрачные поселились в её трёхкомнатной квартире.
Джонни прекрасно понимал: его бабка не станет сочинять такие вещи. Значит, это было правдой. Но как же тогда выяснить подробности? Он не находил себе места. Пытаться дать бабке задание в разговоре с Марьей Ивановной выяснить интересующие его вопросы совершенно бессмысленно: явно недолюбливающая его бабка поступит в точности наоборот, хотя бы ему назло. Пытаться под дверью незаметно подслушивать разговоры Жени с его друзьями в надежде услышать историю про Андрея представлялось слишком непродуктивной тратой времени, даже несмотря на все шансы такой неожиданной женитьбы стать хитом их обсуждений ввиду непредвиденности случившегося.
Не в силах сдерживать своё любопытство, Джонни решил играть ва-банк и обратиться к Жене с прямым вопросом. А если тот спросит: «с какой целью интересуешься?», то можно ответить, мол, Андрея тут не видно, просто интересно, куда он делся? И поскольку Андрей живёт там со своей женой, то здесь его действительно не видно, а потому такая формулировка не должна настораживать.
Женя, однако, в этом плане находился, можно сказать, на особом положении. И дело даже было не только и не столько в том, что он был другом детства и одним из немногих людей, с которым у Джонни складывалось общение в более-менее приветливом стиле. Важнее было другое: Женя был неудачником по жизни, а Джонни испытывал особенно добрые чувства к этой категории людей. Джонни считал их нисколько не хуже других. Напротив, он был убеждён: с человеческой, моральной точки зрения многие из них были даже лучше окружающих. Не способные на повседневное насилие и обман, они просто по какой-то причине не могли или не умели лезть вперёд, преподнести или «продать» себя.
Конечно, злые языки обывателей с характерной для них примитивной недалёкостью очень просто объясняли причину таких симпатий Джонни: дескать, он сам был таким, даже будучи неспособным в этом сознаться, в том числе самому себе. Однако Джонни понимал, насколько они неправы и знал, в чём заключается разница. Он неоднократно цитировал образное объяснение, однажды им сочинённое, которое ему очень нравилось как передающее существо вопроса.
В аналогии, придуманной Джонни, неудачник – это хилый спортсмен, который задыхается, выбивается из сил и уже давно отстал от других участников состязаний, но по-прежнему зачем-то продолжает бежать, словно не считая себя вправе остановиться. Сам же Джонни в этой схеме – жирный мужик, идущий мимо стадиона, время от времени удивлённо поглядывая на людей, зачем-то нарезающих круги с высунутыми языками. Наверное, если бы он сам попытался так пробежать даже трусцой, не на время, то умер бы от разрыва сердца. Однако Джонни просто сказал НЕТ крысиным бегам по жизни!
В детстве Женя и Джонни были друзьями, хотя основной объединявший их фактор сводился к тому, что в соревновательных играх дворовых ребят Женя практически неизменно занимал предпоследнее место, а Джонни – самое последнее. Время от времени, впрочем, они менялись местами. Каждый из них также занимал самую нижнюю позицию в неформальной иерархии мальчишек своего класса.
Учились они оба также неважно, хотя применительно к академическим достижениям их предки занимали разные позиции. Женина мама каждый вечер терпеливо занималась с сыном из расчёта минимум час на каждый предмет, по которому задают домашние задания. Однако знания то ли упорно не хотели лезть в голову Евгения, то ли тут же вываливались обратно, а потому оценки его в итоге так и не повышались выше сплошных троек, несмотря на все старания.
Мама же Джонни, когда он в первом классе никак не мог трепещущими ручонками нарисовать в прописи цифру 2, всё время угрожала взять ремень, однако вследствие этого у постоянно перепуганного Джонни тремор только усиливался, и в итоге первая учительница недрогнувшей рукой без лишних раздумий выводила многострадальную двойку у него в дневнике. После чего в назидание оставляла Джонни практиковаться после уроков, а за неудачи больно била по пальцам металлической указкой, отчего его начинало трясти ещё больше. Потом же мама Джонни и вовсе поставила на своём недоделанном (по словам её матери, его бабки) ребёнке крест, предложив ему на выбор: хочешь – учись, не хочешь – расти дурачком, и нетрудно догадаться, какой вариант выбрал Джонни.
К концу восьмого класса Женина мама, наконец, смогла сделать разумные организационные выводы из своих тщетных попыток затолкать в мозг сына материал учебных дисциплин, а потому не пошла упрашивать учителей перевести её отпрыска в девятый. Вместо этого она отдала его в славное учебное заведение, именуемое в народе «путяга», которое горбатая власть государства тогда ещё не догадалась назвать «колледжем».
Учиться там Жене было проще, и он стал чуть ли не отличником, так как приходилось осваивать в основном конкретные действия руками, а не сухие теоретические сведения, которые неизвестно когда и зачем понадобятся, да и пригодятся ли вообще. По окончании ПТУ Женя получил рабочую специальность мастера по холодильным установкам. Как ему представлялось, несмотря на трудные времена в стране, его профессия не должна была потерять свою актуальность, так как людям всегда нужно кушать, а торговым организациям – где-то хранить скоропортящиеся продукты перед продажей.
А тем временем окончательно поменялся политический режим. Наступила новая эпоха под названием рынок. Основной её девиз – «всё имеет свою цену». Даже человеческая жизнь. Например, если кто-то упорно не желает уходить в мир иной, несмотря на настойчивые пожелания со стороны «близких» и «друзей» ему «доброго здоровья» и «долгих лет», всегда найдутся те, кто готов за определённую плату активно поспособствовать скорейшему устранению этого затруднения. Конечно же, номинально такие вещи уголовно наказуемы даже для заказчика, но фактически правоохранительные органы и «правосудие» в основном эффективно блюдут интересы только тех, кто в состоянии себе это позволить.
И если даже жизнь и смерть человека стали предметами купли – продажи, то это тем более касалось и его труда, который представители бизнеса старались приобрести как можно дешевле, каковы бы ни были негативные последствия для самого работника. В этом плане дельцам очень помогло следующее обстоятельство: если в России после развала великой страны экономическая ситуация была не фонтан, то в южных республиках бывшего СССР она оказалась ещё хуже. Как следствие, жители этих государств были готовы работать в Москве и прочих крупных городах за очень небольшие деньги, чем воротилы ЖКХ, торговли и прочих структур не преминули воспользоваться. Конечно, такое поведение нанимателей приводило к повышению безработицы и всплескам межнациональной розни, вот-вот готовым вылиться в кровопролитные стычки. Но это не очень заботило дельцов, для которых основной заботой было повышение уровня их собственных доходов. Не волновало сложившееся положение и «законных» избранников оболваненного народа, самодовольно нажимавших «за себя и за того парня» те кнопки, которые больше платили.
Следствием описанных процессов на микроэкономическом, так сказать, уровне, стала очень симптоматичная для положения дел в стране ситуация, в которой Евгений оказался наряду со многими тысячами молодых бывших советских граждан. Женя был практически единственным среди своих бывших одноклассников, кто занимался содержательной, производительной деятельностью. И в то же время, по сравнению с ними, он получал самое низкое вознаграждение за свой труд. Ведь его сверстники, которым удалось закончить институты, получив дипломы, устроились в различные финансовые и прочие фирмы. Те, кто не поступил, начали торговать в «комках» – мелких уличных ларьках, которые в начале – середине 90х считались вполне приличным местом трудоустройства для обычного молодого человека, не мажора и не хватавшего звёзд с неба.
Но низкий доход – это не только неспособность позволить себе то, что есть у соседа, путешествовать туда, где бывают другие и т.д. В обществе потребления, где человека оценивают не по тому, что в нём, а по тому, что есть у него, это также невыносимое унижение человека, ощущающего себя неудачником. А также крайне болезненное для человека как социального существа одиночество. Ведь с неудачником-то кто же захочет водиться? Разумеется, само по себе это отнюдь не новое явление. Так, в притчах царя Соломона читаем: «Богатство прибавляет много друзей, а бедный оставляется и другом своим». Но в России и прочих странах бывшего СССР, начиная с 90-х годов XX века, этот феномен получил особенно драматическое выражение на фоне чудовищного социального неравенства. В частности, он весьма токсично сказался на жизни многих молодых людей, которые в силу своего незавидного материального положения не имели возможности создать семью и, таким образом, жить полноценной жизнью. Девушки, к которым они проявляли серьёзный личный интерес, прозрачно им намекали, что не желают с ними «плодить нищету». К сожалению, несмотря на значимость данной общественной проблемы, с подачи идеологов даже простые обыватели прониклись циничным социобиологическим отношением к ней. Мол, ничего тут не поделаешь, c'est la vie, половой отбор фильтрует гены, в результате чего оставляют потомство только наиболее приспособленные самцы.
Конечно, если бы дерьмократические идеолухи действительно пеклись об интересах широких слоёв населения, они бы прислушались если не к классово чуждым мыслителям марксистского толка, то хотя бы, например, к канадским эволюционным психолухам Мартину Дэйли и Марго Уилсон. В своей книге «Человекоубийство» чета поведала о том, как неудовлетворённые парни нищавшего Детройта вымещали свои фрустрации на тех, кто попадался под горячую руку. Однако дерьмократические идеолухи, привыкшие ставить «цивилизованные страны» в пример «унылому совку», коим они называли свою, для них «эту», страну, почему-то не спешили извлекать уроки из подобных примеров. Вместо этого они предпочли объявить разгул преступного беспредела 90-х годов неизбежным этапом на пути в проповедуемый ими капиталистический рай.
Но Евгений Терновский никого не убил. Более того, ему, несмотря на низкий социальный статус, удалось найти хороших друзей, которые никогда не предадут. Но им всё же было трудно реально поддержать друг друга, прекрасно понимая суровую правду (а разве можно лгать близкому товарищу?) жизни: завтра они будут пребывать в той же жопе тотальной бесперспективности своего бытия, как и вчера. А потому их общение сводилось по большей части к совместному распитию спиртных напитков, а также различным рискованным развлечениям, привносившим в пустоту их повседневности заряд хоть какой-то стимуляции.
Однажды трагическое происшествие в ходе таких «экстремальных игр» произвело на Джонни неизгладимое впечатление. К тому времени он уже редко общался с Женей. Их пути разошлись, когда Джонни, учась в последнем классе школы и активно готовясь к поступлению в институт, перестал тусоваться в дворовой компании, а потом, когда его не взяли, и вовсе ушёл в себя и возвращаться не собирался. Женя же продолжал иногда ходить общаться с ребятами – туда на двух ногах, а обратно чаще уже на всех четырёх конечностях, растерянно вопрошая: «Где мои очки? Отдайте мои очки!..», не додумываясь при этом пощупать у себя на носу и вызывая тем самым хохот наблюдавших это зрелище. Большую же часть времени он теперь предпочитал проводить в новой компании своего двора, состоявшей из ребят немного помладше, которые его не обижали.
Несмотря на то, что Женя и Джонни теперь уже не общались специально, если идя домой Джонни случайно встречал Женю с друзьями на лестнице в подъезде (традиционное для небогатой молодёжи их района место «культурного отдыха» в холодное время года) или на лавочке под окнами (когда теплело), между ними завязывался приятельский разговор. В ходе таких бесед на Джонни особенно положительное впечатление произвёл новый хороший товарищ Жени Андрей Чувырлин.
Джонни не мог не заметить удивительную приветливость и доброту, которые излучал этот парень. Более того, Андрей как-то по-особенному выделял его из всех, словно желая, чтобы именно Джонни стал его другом, перед которым он сможет раскрыть душу и рассказать ему всё о своей жизни. С одной стороны, такое отношение было Джонни очень приятно, и ему хотелось подружиться с этим парнем. С другой, вспоминая свой негативный опыт общения с другими людьми, в подобных случаях Джонни начинал думать про себя так: стоит другому человеку больше узнать о его многочисленных проблемах и какого дерьма он полон внутри, как желание дружить с ним тут же исчезнет.
Похожие дилеммы у Джонни тогда нередко возникали с девушками, но их разрешить обычно было проще, так как ситуация обычно была по любому безвыигрышная: в отсутствие активности с его стороны, девушка не будет жить до конца своих дней приятными воспоминаниями о нём. Встречаясь с другим парнем, она просто забудет про Джонни. С девушками, правда, у Джонни всегда было другое непреодолимое препятствие: он был уверен, что его непременно отвергнут, сочтут недостойным, а потому боялся подойти, не видя оснований подвергать себя бессмысленному унижению, которое ещё долго потом, наверное, до конца дней, будет преследовать его в неприятных воспоминаниях.
Размышляя над перспективами своей дружбы с Андреем Чувырлиным, Джонни неожиданно задался вопросом: стоит ли дорожить хорошим отношением к себе человека, перед которым ты даже боишься показать себя таким, каков ты на самом деле? Зачем тогда обманывать себя и его?
Под влиянием таких мыслей у Джонни сформировалась новая решимость. Теперь он уже не заглядывал пугливо из-за угла по пути домой, чтобы избежать разговора с Андреем, а напротив, желал поскорее встретиться с ним. Однако, как назло, теперь он видел Женю с разными ребятами, но Андрея Чувырлина среди них не было. Джонни хотел даже поинтересоваться у Жени, но не решался, опасаясь встречных вопросов типа «с какой целью интересуешься?», а также «ревности» («Зачем тебе Андрей? Со старым другом пообщаться не хочешь?»).
Трагическая причина исчезновения Андрея выяснилась совершенно неожиданно. Собираясь выносить мусор, Джонни подошёл к двери своей квартиры и услышал голос Жени, неоднократно упоминавшего имя своего товарища. Судя по громкости и тембру речи, говорящий был явно возбуждён. Это обстоятельство было на руку Джонни, который прильнул к двери и принялся слушать. Узнав основную новость, он едва не выронил кастрюлю с мусором от неожиданности и ужаса. Конечно, Женя образно преувеличивал, отвечая на вопрос подошедшего товарища: «где Андрей?» мрачной репликой: «размазан по рельсам до следующей станции железной дороги», но это не меняло самого трагического факта.
Пытаясь прийти в себя после потрясшего его известия, Джонни задумался над вопросом: «Зачем?» Он понимал, что такой тотальный, навязчивый, парализующий конструктивное мышление страх смерти (от которого к тому же проблематично было избавиться ввиду органической причины), как у него самого, вероятно, был избыточен, т.к. в некоторой степени мешал полноценной жизни, наслаждению её радостными моментами. Наверное, иногда даже следовало рисковать, преследуя достойные цели, например, помогая своим близким, отстаивая свои убеждения и т.д. Но просто так, безрассудно прыгать по вагонам стоящего товарного поезда, который в любой момент может поехать, зная, к чему это может привести...
Стараясь понять причины случившейся трагедии, Джонни попробовал представить себе семью Чувырлиных, в которой, если верить сплетням (которые Джонни узнавал от своей бабки, когда она обсуждала их с другими местными старушенциями), постоянно случались какие-то несчастья. Отец Андрея, работавший на важной должности в одном из центральных московских гастрономов, по меркам обычного советского гражданина был очень неплохо устроен в материальном плане, несмотря на скромную легальную зарплату. Однако в конце восьмидесятых на него серьёзно наехали входившие тогда в моду рэкетиры. Они его, впрочем, не убили – он сам неожиданно скоропостижно скончался от инфаркта, хотя ему не было и пятидесяти.
Вскоре после этого его жена, мать Андрея, впала в серьёзную депрессию и дважды пыталась свести счёты с жизнью. Вследствие чего была госпитализирована в больницу им. Кащенко. Её хотели признать невменяемой и лишить родительских прав, но справедливо решив, что казённый дом с известными царящими там порядками (или, точнее, беспорядками, если не сказать беспределом) будет для её детей ещё хуже, чем такая мать, просто припугнули.
В сложившейся ситуации Андрей стал в некотором роде главой своей семьи, включавшей помимо его самого и мамаши ещё старшего брата. Он старательно прибирался дома, заботливо и терпеливо напоминал матери принимать таблетки. Но главной заботой Андрея стал старший брат Саша, который был, по словам злых языков, «жирный, как его отец», и в основном по этой причине нередко становился объектом насмешек, а то и оскорблений действием и даже побоев просто так, ради развлечения.
Андрей же всеми силами стремился научиться активно отстаивать свои интересы, чтобы не только не разделить унизительную участь Саши, но и защитить честь и достоинство своего брата в открытом физическом противостоянии с его обидчиками. Последнее было особенно непросто, учитывая, как много значила в подростковые годы трёхлетняя разница в возрасте в плане физической силы.
Тем не менее, Андрей не собирался сдаваться. Он стал активно заниматься спортом, тренируясь практически каждый день до изнеможения. Его вес пришёл в норму и в значительной степени был связан с мышечной массой, резко контрастируя с прочими членами его семьи (включая в своё время отца), трясшими при ходьбе огромными отложениями жира на своих тушах.
Но Андрей стремился закалять не только тело, но и характер. Важной составляющей его он считал умение справляться со своим страхом, глядя в глаза реальной опасности. Во время одной из таких тренировок, включавших прыжки с вагона на вагон движущегося поезда, а также акробатические трюки на неподвижно стоящем, но готовом тронуться в любую минуту товарняке, Андрей погиб...
Жене со временем удалось найти себе девушку, с которой у него было ВСЁ. Тем самым он сумел избежать попадания в презренную касту тех, у кого никогда не было ЭТОГО. На первый взгляд, такая неформальная дискриминация молодых людей по уровню сексуального опыта, имевшая место в молодёжной среде, представляла собой удивительный парадокс. Казалось бы, в дерьмократической стране, коей являлась Россия согласно заявлениям её лидеров, это сугубо личная проблема человека, трахается он с кем-то, или нет, коль скоро он тем самым ничьи интересы не ущемляет. В действительности, однако, всё было не так просто. Неоднократно размышляя над этими вопросами, Джонни пришёл к лучшему пониманию того, кому и зачем была выгодна подобная травля значительной части мужского населения.
С наступлением в России эры пресловутой рыночной экономики, многие дельцы бросились наживаться, не стесняясь в средствах и руководствуясь принципом «деньги не пахнут». При таком подходе к ведению бизнеса, несомненно, очень удобно эксплуатировать механизмы, заложенные в людях самой природой, например, похоть. Чтобы более эффективно задействовать такие рычаги воздействия, однако, имело смысл максимально снять в сознании обывателей сдерживающие культурные рамки, заложенные предшествующим, более развитым обществом.
Дискредитация прежней системы началась в открытую, пожалуй, с выступления той женщины (не иначе, специально подсаженной горбатой властью), которую угораздило сказать в прямом эфире телевидения: «В СССР нет секса». По мере дальнейшего морального гниения руководства страны на поверхность всё чаще стали вылезать «большие учёные», жаждущие научить «унылых совков» «как надо делать ЭТО».
Одним из первых таких «просветителей» стал некто Игорь Кун, написавший «Введение в сексоведение». Джонни по его юношеской наивности тогда даже угораздило заплатить целых десять рублей спекулянту за эту книжонку с официальной розничной ценой три сорок, в надежде приобщиться тайных знаний, только чтобы потом, пытаясь ЭТО читать, плеваться от морального, эстетического и прочего отвращения. В итоге, из всего, что связано с этим изданием, Джонни больше всего понравился фельетон в газете «Советская Россия». Герои сатирической заметки, содержащей недвусмысленные аллюзии к опусу И. Куна – двое юношей, жаждущих приобщиться к знаниям в сексуальной сфере. После прочтения «Введения в сексоведение» они звереют от похоти. Не видя для себя легальной возможности удовлетворить её с женщинами и не желая удовольствоваться дрочкой, они вламываются в дом к своему Учителю и собираются трахнуть его в жопу. Он же, не видя в принципе ничего ужасного, скажем, в повсеместно совершаемых в тюрьмах актах гомосексуального насилия (надо же им там, мол, как-то удовлетворять свои ЕСТЕСТВЕННЫЕ потребности!), почему-то оказывается явно не в восторге от такой перспективы!
Что же касается реальных, фактических содержательных сведений о половом процессе у человека, Джонни гораздо больше почерпнул в куда более информативной старой советской книжке «Брак и семья» 1977 года издания, которую в своё время купила его мама для него «на вырост», т.е. чтобы прочитал, когда станет взрослым. Затем у него была возможность пополнить свои знания, когда знакомая со двора одолжила ему книжку белорусских авторов «Энциклопедия секса для полных идиотов» (или чайников?). В последнем издании Джонни прельщала полнота изложения, включая биологические сведения о гормонах и т.д.
А тем временем славное дело И. Куна в «просвещении» обывателей по интимным вопросам продолжал его ученик, также заслуженный сексопатолух и большой член всяческих академий окологенитальных наук Лев Щёголев. Как и подобает достойному ученику, он в своих взглядах пошёл гораздо дальше своего учителя, хотя Джонни и многим другим образованным людям хотелось, чтобы данный секс-гуру лучше пошёл со своими проповедями на х**.
Если И. Кун считал, что у человека без секса не может быть полноценной жизни, то, по мнению Л. Щёголева, в результате воздержания люди заболевают «неврозом». И не беда, что у современной психиатрии представления другие, да и само слово «невроз» уже давно используется лишь как устаревший общий ярлык, а не конкретный нозологический термин,– озабоченные зрители телепередачи «стручок Адама», где Щёголев любил распинаться в роли большого эксперта, всё равно этого не знали!
И конечно, Кун и Щёголев считали себя очень умными, вправе указывать публике, как, с кем и сколько раз, словно забывая при этом, что на самом деле являлись всего лишь продажными шавками, спущенными с цепи богатой и могущественной секс – индустрией, которой их тявканье помогало извлекать выгоду из торговли женщинами, словно мясом.
Впрочем, плевелы, посеянные ими в сознании большого числа людей, и особенно молодёжи, дали богатые всходы. Четверть века спустя после злополучного телемоста не только все старшеклассники знали, что такое секс, но и многие из них его активно практиковали. В значительной степени, конечно, это также заслуга министра образования Фурсенко, приложившего старания превратить школы в дома терпимости. А высокий уровень депрессии и даже частые случаи суицида среди подростков, особенно девочек – лишь незначительная издержка на пути государства и общества в потребительский рай. Ведь, по логике идеологов – реальной, которой они фактически руководствуются в своих действиях, а не из лживых разглагольствований в предвыборных PR-акциях – невелика потеря. Малолетние дурочки, мол, сами виноваты в своей неспособности по-взрослому вовремя отключить чувства и молча раздвигать ноги за максимальное вознаграждение.
Зато у нынешней молодёжи была свобода строить свою личную жизнь как бы по собственному усмотрению, без страха, что потом тебя за это отымеют государственные и партийные органы. Много безопасного секса. А у кого его не было, так это их проблемы – значит, они неудачники, недостойны. А если чего-то не хватало в новую эпоху, так это сущих мелочей. Например, подлинной любви, взаимопонимания (и это несмотря на все деньги, выброшенные, то есть отданные за услуги психолухов, консультирующих по вопросам отношений), преданности, когда в трудной ситуации можешь быть уверен, что близкий человек не свалит резко туда, где в данный момент уютнее. Да-да, всё это помогало в своё время «унылым совкам» даже в отсутствие секса рожать и воспитывать тех, кто осваивал космическое пространство и совершал великие научные открытия, а не просто тупо потреблял плоды трудов китайцев, турок и гастарбайтеров.
Но нынешнее поколение так высоко и не стремится. Они прагматичны, стараясь жить «здесь и сейчас». Обеспечить своим детям «достойное» и «толерантное» «высшее» образование, которое откроет перед ними возможность найти «приличную» работу по перекладыванию бумажек в офисах. Это, в свою очередь, позволит им взять и своевременно выплачивать ипотеку за отдельное жильё, а также новенький, радующий глаз автомобиль в кредит, не хуже, чем у прочих представителей офисного планктона. И это всё надо успеть, пока они не состарились, да не пересохла нефтяная труба, ведущая в Китай, где, в отличие от здешних мест, есть реальное производство.
Так или иначе, Жене удалось избежать попадания в презренную касту «девственников» – ведь у него появилась НАСТОЯЩАЯ ДЕВУШКА! То, как он был рад этому обстоятельству, можно было без труда заметить, как говорится, невооружённым взглядом. Но Джонни, проходя мимо лестницы или лавочки, на которой друг его детства сидел, страстно вцепившись в свою девушку, словно кто-то у него её собирается отнять, невольно задавался другим вопросом: чем Женя мог привлечь эту смазливую ПТУшницу?
В результате своих размышлений об этом Джонни на интуитивном уровне пришёл к объяснению, которое в свете представлений, формально усвоенных им много позже, можно сформулировать примерно следующим образом. С точки зрения эволюционной психологии, мужчине выгодно хвалиться (по крайней мере, если он способен делать это реалистично) своими «любовными» победами, так как тем самым он рекламирует свой высокий статус, принадлежность к элитному кругу тех, кому «дают» многие женщины. Для женщины же большое число половых партнёров – отнюдь не предмет гордости. Во-первых, её назовут потаскушкой. Во-вторых, мужчины, у которых есть выбор, на таких не женятся. Ведь брак подразумевает значительное инвестирование материальных ресурсов и времени в её потомство, а когда такая женщина становится матерью, даже она сама нередко не знает ответа на вопрос: «а кто папа?» К тому же, чему такая научит своих детей и какой пример она подаст своей дочери, допустим?!
Однако, как бы не разнились адаптивные, эволюционно обусловленные склонности мужчин и женщин говорить о своём сексуальном опыте, его общая совокупность у гетеросексуалов того и другого пола по очевидным причинам была одинакова. Поэтому если некоторое количество мужчин позволяли себе нагуляться вдоволь, а женщины были кругом умницы и скромницы, значит, где-то были и представительницы слабого пола, у которых было ОЧЕНЬ МНОГО партнёров!
Джонни называл «дочерями полка» таких девушек, которых по очереди драли многие дворовые «рядовые бойцы» («командиры», т.е. самцы статусом повыше, у которых был лучше выбор, обычно брезговали, ну если только очень привлекательная попадалась). В одну такую дочь полка угораздило влюбиться Женю. И Джонни, наблюдая их, догадывался, почему она была с ним. Конечно, время от времени
к ней проявляли активное внимание крутые парни, только для них она была лишь инструментом удовлетворения незатейливой потребности – подобно тому, как они подтирали себе жопу туалетной бумагой, её они использовали, чтобы доставлять себе удовольствие, потерев об неё свой конец. Если для Жени она была любимым человеком, то для них – просто дыркой.
Романтическая идиллия, однако, продолжалась недолго. По прошествии всего нескольких недель Джонни стал встречать только хмурого Женю без девушки. Джонни хватило такта не интересоваться причинами её исчезновения у товарища, которому и так, судя по всему, было несладко, но в то же время загадка не давала покоя. Вопрос прояснился, когда Джонни случайно (или не очень случайно – в подобных ситуациях он нередко приносил элементарные чувства приличия в жертву собственному любопытству!) подслушал разговор Жени с одним из его друзей. Далеко не все слова, доносившиеся с лестничной площадки через дверь, удавалось разобрать, но общий смысл помогала понять часто повторяемая тревожным тоном аббревиатура КВД (кожно-венерический диспансер). А Женя был ужасно напуган другими тремя буквами («вирус иммунодефицита человека»), которые со временем повлекут за собой смертный приговор из четырёх («синдром приобретённого иммунодефицита»).
К счастью, Жене удалось отделаться лёгким испугом, точнее, доставлявшими в основном лишь косметический дискомфорт мандавошками, без труда поддававшимися лечению антибиотиками. Теперь его уже не увидеть было в обнимку с девушкой. А Джонни, вспоминая первую любовь Жени, цинично усмехался про себя: «надо было внимательнее смотреть передачу доктора Щёголева, когда тот объяснял, как правильно гондон натягивать!» Впрочем, где-то в глубине души ему было даже жаль товарища, который так обломался в своих лучших чувствах.
Следующие несколько лет Женя провёл без девушки, пока, наконец (несомненно, не без сильного давления со стороны родителей, постоянно капавших ему на мозг «задуматься о семье») не решил вступить в брак. Но, как и прежде, серьёзной преградой на пути его личного счастья стало следующее обстоятельство. Несмотря на ежедневный труд с утра до вечера и даже совершенствование квалификации (получение более высокого разряда), у Жени не было шансов заработать не только на отдельное жильё, но даже на новый автомобиль (хотя бы марки ТАЗ), без которого в столичном городе местные молодые женщины не «давали». (Впрочем, с автомобилем марки ТАЗ давали тоже по большей части только девушки такого плана, как его первая, и на тот момент последняя, любовь).
В итоге супругой пролетария Жени стала та единственная, которая сочла его достойным своего внимания (и у неё на то, несомненно, были чисто прагматические причины) – его сослуживица, с которой он работал на одном предприятии, приехавшая в Москву из славного города Ашгабат. Джонни даже не утруждал себя запомнить её имя, обозначив для своего «внутреннего» словоупотребления как Женину гастарбайтершу».
Шли годы. Казалось, у Жени теперь есть всё необходимое, чтобы почувствовать себя полноценным человеком. Но когда он смотрел по сторонам, сравнивая себя с другими, у него невольно возникал сильный дискомфорт. Например, Женя очень любил свою дочку, просто души в ней не чаял, вечерами проводил много времени, играя с ней, и его по этой причине уже не встретить было бесцельно сидящим на лестнице или площадке перед домом. Но в то же время, общаясь со своими состоятельными родственниками, он то и дело болезненно осознавал, как мало он способен дать своей дочери в сравнении с другими отцами, у которых были лучшие материальные возможности.
Женя сгорал от стыда, слушая, как с чужими детьми во входивших тогда в моду «центрах раннего развития» занимались логопеды и психолухи. Разумеется, он был не в состоянии критически оценить, насколько реальная эффективность таких учреждений была ниже заявленной в распространявшейся повсюду рекламе, тем более его собеседники, отдававшие туда своих юных наследников, очень гордились результатами. Поэтому Женя обречённо думал о том, как, несмотря на всю его заботу, его дочь, в «свободной» стране, вроде как предоставляющей людям равные возможности, вынуждена будет повторить порочный цикл необразованности, и, как следствие, нищеты. Ведь в своё время Женина мама также его любила, но не в состоянии была дать ему знания, которые позволили бы добиться успеха в жизни.
В подобных ситуациях люди нередко подбадривают себя, глядя на тех, кто также оказался в жопе, но ещё глубже. Казалось бы, Жене за соответствующим примером далеко ходить не было необходимости. Ведь у того же Джонни, например, не имелось ни детей, ни жены или любимой женщины и даже какой-либо реальной перспективы ими обзавестись. Но, несмотря на это, Джонни никоим образом не завидовал Жене. Этот «парадокс Джонни» совершенно не давал Жене покоя, словно содержа в себе разгадку тайны о том, чего самому Жене не хватает для счастья или чтобы хотя бы ощутить себя полноценным человеком. Кроме того, чтобы продемонстрировать, как когда-то в детстве, своё превосходство в чём-то перед Джонни, Жене нужно было пообщаться с ним продолжительное время. Однако Джонни, у которого явно не было никаких друзей, никоим образом не стремился проявить инициативу к общению. Более того, он словно нарочно избегал продолжительного контакта.
Такая тенденция Джонни особенно отчётливо проявилась, когда они совершенно неожиданно встретились далеко от дома, на Ленинском проспекте. Джонни, как обычно, плёлся по делам, погружённый глубоко в свои мысли, когда Женя, незаметно для него шедший ему навстречу, окликнул его: «Зазнался, что ли, не замечаешь?» В ответ Джонни с усмешкой извинился, после чего наступила пауза, смысл которой он уловил очень хорошо. Когда Женя встречал где-то далеко, в неожиданных местах, своих хороших знакомых, они останавливались и начинали с ним разговаривать. Либо, если человек действительно куда-то торопился, Женя считал себя вправе быть удостоенным объяснений и извинений. Со стороны же Джонни на сей раз не последовало ни того, ни другого. Джонни просто молча пошёл дальше. Однако перед тем как он повернулся, чтобы продолжить свой путь, когда его намерение стало уже слишком очевидным, Джонни на мгновение уловил взгляд Жени, сразу исказившийся злобной гримасой ненависти. Джонни прекрасно понимал: такое пренебрежение общением с другом детства непременно ему отрыгнётся, а когда это случится – лишь вопрос времени, точнее, повода.
Конкретный предлог не заставил себя долго ждать. В канун 2007 года мама Джонни решила нарядить ёлочку. Конечно, в самом по себе этом факте не было ничего удивительного, поскольку она делала так каждую зиму, после чего тщетно пыталась убедить нерадивого сына хоть как-то отметить праздник. Для него же самого данное событие, подобно дню рождения, знаменовало лишь истечение ещё одного большого временного отрезка, неумолимо приближавшего его к смерти, до которой ему и так их оставалось уже немного, а потому Джонни не видел смысла это отмечать. Поэтому в итоге теперь, в последние годы своей жизни, мама наряжала маленькую искусственную ёлку, после чего звонила поздравить подруг и смотрела зомбоящик. Джонни же, как обычно и в другие дни, сидел за компом.
На этот же раз, однако, встречая 2007 год, мама непременно захотела купить «настоящую ёлку». Джонни же сначала вознамерился сделать это для неё, но потом неожиданно запротестовал, сообразив, сколько замечательных юных деревьев приносится каждую зиму в жертву традиции, в которой он не видел смысла. Джонни недооценил, однако, какой упрямой была его мама. Будучи не в состоянии дотащить с рынка целую ёлку, мама принесла оттуда кучу удивительно приятно пахнущих веточек.
Теперь Джонни чувствовал себя ужасно из-за того, что не пошёл навстречу маме, и ей пришлось всё это на себе тащить. Однако даже не чувство раскаяния оказалось для него самым неприятным в данной ситуации. Вскоре пришёл Женя, показал ему на дорожку из еловых иголок, которая вела от лифта к его квартире, и сказал: «твоя мама тут тащила эти ветки? Так вот, теперь будь добр, подмети». С одной стороны, Джонни сам считал Женино требование не сорить в общественных местах в некотором роде справедливым. С другой – Джонни совершенно не понравился тон, которым ему это было предъявлено. Словно он был каким-то школьником, которому старшие указывали, как себя вести.
Джонни оглядел лестницу. Если бы там сидели друзья Жени, Джонни бы непременно сказал: «Не надо мне говорить это таким тоном!» Интересно, он тогда полезет драться? Ну пусть попробует!– подумал цинично Джонни. Он знал: такой инцидент с Женей сделает соседей (которые, как и подобает обывателям, явно недолюбливали Джонни, посмевшего отбиться в своих взглядах и поведении от стада «нормальных» людей) ещё более враждебно настроенными по отношению к нему. Но, с другой стороны, он не собирался и позволять Жене самоутверждаться за его счёт!
К счастью (для Жени,– подумал Джонни), поблизости никого не было, ни единого возможного свидетеля их разговора на повышенных тонах, а потому Джонни просто кивнул и сказал настолько надменным тоном (словно пытаясь донести на невербальном уровне: я делаю так, поскольку считаю правильным, а не повинуясь тебе), насколько вышло: «Ладно, не переживай, сейчас подмету».
В следующие несколько месяцев Джонни неоднократно представилась возможность порадоваться, что тогда он не стал нагнетать конфликт с Женей. Во-первых, теперь, когда Джонни вплотную занялся дома своим компьютерным промыслом, ему совершенно не нужна была сильная враждебность соседей, движимые которой, они могли донести «куда следует» про его нелегальную деятельность. Во-вторых, ему было приятно восстановление подлинно добрососедских отношений с другом детства, несмотря на разделявшие их теперь огромные различия в уровне образования и интересах. Жене же такое сближение помогло немного приблизиться к пониманию «феномена Джонни» и осознать, в чём он может брать пример с него, чтобы не чувствовать себя таким ничтожеством в сравнении с другими людьми, вроде как добившимися в своей жизни гораздо большего.
Новый этап общения друзей детства начался, когда однажды Женя зашёл в гости и попросил собрать ему компьютер. Вначале, конечно, такое предложение не очень радовало Джонни: с соседа, да к тому же старого товарища, много не возьмёшь, а если чем–то будет недоволен – сразу личная обида и т.д. Однако, поскольку Джонни не видел разумного и убедительного повода отказать, пришлось согласиться.
К приятному изумлению Джонни, Женя оказался очень доволен своим новым приобретением. Вопреки опасениям Джонни, Женя также не попытался превратить его в бесплатные компьютерные курсы для себя. Роль такого учителя взял на себя давний дворовый друг Жени Андрей Толстиков.
С этим удивительным парнем были связаны, пожалуй, самые приятные воспоминания юности Джонни. Да-да, именно парнем, несмотря на то, что осенью 2007 Андрею было уже тридцать шесть лет. Просто есть люди, которые со временем старятся и умирают, но никогда не взрослеют. Джонни был знаком с этим феноменом не понаслышке – ведь он, подобно Андрею, и сам был таким. Поэтому его также сильно бесило несправедливое отношение общества к таким людям.
К сожалению, даже советская власть, демонстративно размахивая лозунгом из Манифеста коммунистической партии, согласно которому «свободное развитие каждого является условием свободного развития всех», на деле нередко сурово подавляла индивидуальность и самобытность человеческой личности. Это обстоятельство, возможно, было одним из важных факторов, не позволивших раскрыть на данном этапе преимущества более прогрессивной общественно – экономической формации, и приведших в итоге к гибели великой державы.
В постсоветских же условиях, несмотря на царящую повсюду вседозволенность в плане принуждения и обмана человека человеком, дерьмократическое общество не выказывало особо своей хвалёной толерантности к тем, кто посмел не рваться вместе со всем стадом стать сытой, самодовольной потреб***ю. Верноподданным государственным идеолухам, выражающим интересы олигархов, важных чиновников, депутатов и прочего крупного ворья (знают ослы ясли господ своих!) подпевал хор журналюг, психолухов, бизнес – тренеров и т.д. Эти шавки, подсуетившиеся нажиться, трахая мозг людям за их же деньги, в своём тявканье клеймили многих замечательных, неординарных людей, не сумевших продать себя, подобно шлюхам, в условиях новой реальности, неприспособленными к жизни инфантилами.
Но Джонни было плевать на мнения и проповеди лакейской своры. Для него Андрей, хоть Джонни волею судеб давно с ним не общался, всегда оставался неизмеримо выше «нормальных» людей – этих агрессивных леммингов, орущих друг на друга в окна своих пластмассовых автомобилей, их наглых жён с самомнением и амбициями, за которыми не было ничего, кроме дырки и т.д. Джонни не хотел быть им другом, как и они ему. Но Джонни почти двадцать лет спустя с благодарностью вспоминал долгие ночные разговоры с Андреем о компьютерах и программировании, о структуре Вселенной и смысле жизни, и даже о девушках. Возвращаясь мыслью к тем беседам, Джонни отчётливо представлял себе добродушное лицо товарища, как тот, смеясь, показывал свои три подбородка. И теперь, совершенно не имея друзей, Джонни никоим образом не сожалел об отсутствии в его жизни «нужных», влиятельных людей, способных открыть перед ним тайные дорожки, ведущие наверх. Ему не хватало рядом душевного и понимающего человека, каким был для него в своё время Андрей.
Свою удивительную доброту Андрей унаследовал от своего отца. Точнее, от человека, формально числившегося таковым, посрамив тем самым социал – дарвинистов, считающих доминантную залупу, впрыскивающую генетический материал, более важным инструментом формирования личности, нежели живое общение отца с сыном.
В годы юности Джонни считал Анатолия Толстикова – человека, которого Андрей когда-то называл своим папой,– достойным примером, которому он хотел бы подражать в своей жизни. За исключением, пожалуй, преждевременного ухода из жизни. Тогда, впрочем, Джонни, со своим очень слабым здоровьем, не надеялся прожить даже 34 года.
Когда Толя рос, у него была благородная мечта – стать изобретателем, чьи проекты сделают жизнь людей лучше. Тогда у многих советских детей были подобные высокие стремления (многие, кстати, мечтали стать космонавтами), в противоположность, скажем, подрастающему поколению России в начала XXI века, жаждавшему денег и власти. Толя активно интересовался техникой, видя, как холодильник помогает сохранять продукты, которые иначе бы просто испортились, а радио и телевидение позволяют передавать важные сведения на большие расстояния практически мгновенно, со скоростью света. Ещё будучи школьником, он стал хорошо разбираться в электронике и много ковырялся с ламповыми приёмниками.
Понимая, как важно для реализации его грандиозных планов получить серьёзное образование, Толя окончил Физтех (Московский физико-технический институт) и аспирантуру там же. Став к 25 годам кандидатом наук, он был направлен на работу в закрытый исследовательский институт, где занимались проектированием космической техники.
Анатолий очень много работал, и казалось, его жизнь складывалась почти образцово-показательно для молодого советского специалиста, но его мама всё чаще и прозрачней стала ему намекать: «хорошо бы тебе жениться». С одной стороны, конечно же, он был не против, и сам иногда подумывал об этом, но с другой – понимал, какая это ответственность, отнимающая значительное время. Да и потом, у него, слишком замкнутого на работе в строго мужской компании, никого и не было на примете.
Так продолжалось примерно пару лет, пока однажды Анатолий не встретил ослепительно очаровательную девушку, сразу же покорившую его сердце. Он невольно поражался тому, как неожиданно много общего (по крайней мере, складывалось такое впечатление) у него с этим милым созданием. К тому же, Толя обычно робел и терялся перед девушкой, не зная о чём с ней говорить, а тут не мог не поражаться тому, как складно лился их разговор. Но главное – эта чудесная девушка сказала ему: «Ты хороший. Ты мне очень нравишься». Они поженились.
Много лет спустя, вспоминая эти слова, очень напоминавшие однажды сказанные ему Леночкой, Джонни испытывал невыносимое сожаление от невозможности вернуться в прошлое и расспросить Марью Ивановну, бабушку Андрея, о женщине, погубившей её сына.
По крайней мере, сама Марья Ивановна не сомневалась, кто «испортил кровь» Анатолию. А Джонни находил примечательным, насколько это утверждение оказалось верным в некотором зловещем буквальном смысле. Когда Андрей только заканчивал первый класс, Анатолий начал буквально на глазах бледнеть и вянуть, а всего через несколько месяцев, несмотря на попытки лечения, умер от агрессивной формы гематологического рака, вероятно, лейкемии (Джонни не решился поинтересоваться у Марьи Ивановны диагнозом, да и какое это могло иметь значение, когда человека уже нет).
Очевидно, Марья Ивановна придерживалась своего рода «психосоматической» версии относительно причин преждевременной кончины сына. Она видела, как он тихо страдал, несмотря на его усилия держать переживания в себе. Анатолий словно чувствовал себя человеком, которого очаровательная фея поманила за собой в сказку, только чтобы незаметно обернуться злой волшебницей.
Но он ни в чём её не упрекал. По-прежнему очень много работал, даже, наверное, ещё больше, в значительной мере за счёт своего сна, в том числе, чтобы иметь возможность удовлетворять возраставшие материальные запросы своей супруги. Заботу о малыше практически полностью взяла на себя Марья Ивановна, так как его матери, судя по всему, было на него наплевать – она больше интересовалась собственными шлянками – гулянками. Марья Ивановна же в значительной мере занималась поддержанием домашнего хозяйства.
Анатолий не винил свою жену ни в чём. Ему просто очень горько и тяжело было видеть, во что она превратилась. Возможно, разбирайся Анатолий лучше в людях, он бы понял, что на самом деле эта коварная женщина и была такой всю дорогу, лишь время от времени делая усилия, как в период знакомства с ним, произвести на людей выгодное ей благоприятное впечатление. Конечно, Анатолий был очень образованным и думающим человеком. Однако у него практически отсутствовал опыт общения с реальными людьми, включая девушек – ведь с ранних лет он проводил практически всё своё время с книжками и журналами по математике, физике и инженерному делу, а также ковыряясь с электроникой.
Будучи шокирован открывавшейся ему реальной личностью его жены, Анатолий теперь стремился вместо неё подарить всю свою любовь маленькому кусочку её. Анатолий прекрасно понимал: биологически, это была частичка её, не его. Рассчитывая траектории межпланетных станций, Анатолий был не в состоянии разобраться, кто настоящий отец маленького человечка, которого он называл своим сыном. Но, несмотря на это, Анатолий и Марья Ивановна очень любили маленького Андрюшу. Анатолий часто вечерами сажал его себе на колени, показывая ему в книжках космические корабли, большие умные вычислительные машины и т.д. Анатолий мечтал когда-нибудь передать сынишке свои знания, чтобы тот мог продолжить его работу на благо прогресса человечества. Увы, болезнь, оборвавшая жизнь Анатолия, помешала реализации этой идеи.
После кончины Анатолия Андрюшкой занималась Марья Ивановна, фактически «выкупившая» его у матери. Конечно, Марья Ивановна понимала, что бывшей невестке он совершенно не интересен – у той занятия повеселее есть. Но когда потребовала отдать ей внука, получила решительный отказ. Попыталась даже угрожать судом, но в ответ, словно плевок в лицо, получила насмешливое: «Даже не надейтесь. Решится в мою пользу. Я мать». Марья Ивановна вышла из себя: «Да какая ты мать, если ты ребёнком своим заниматься не хочешь? Всю чёрную работу я делала за тебя! Ты просто ленивая мразь! Шлюха подколодная!»
Но это были всего лишь эмоции. Когда Марья Ивановна рассказывала эту историю Джонни, тогда ещё 15-летнему подростку, ему уже хорошо было знакомо то отвратительное чувство, когда ты убеждён в своей правоте, но все люди словно объединились против тебя, а на твоей стороне нет никого, кроме собственного обострённого чувства справедливости. Как очень болезненно для себя убедилась Марья Ивановна, «эта тварь словно околдовала всех», в том числе работников компетентных органов, от которых зависело решение этого вопроса. Марья Ивановна так и не поняла, как и каким местом «эта стерва» так ловко всё устроила в свою пользу. В отчаянии, Марья Ивановна была вынуждена сесть за стол переговоров с «гадиной» и выкупить внука у его матери в обмен на квартиру, где они жили с Анатолием.
Рассказывая эту историю Джонни, Марья Ивановна неустанно повторяла: «Если соберёшься жениться, как бы ты её ни любил, какой бы хорошей она тебе ни казалась, НИКОГДА НЕ ПРОПИСЫВАЙ ЕЁ НА СВОЕЙ ЖИЛПЛОЩАДИ!» Марья Ивановна очень хорошо относилась к Джонни, считая его «очень хорошим мальчиком», а потому искренне желала ему добра, словно он также был её внуком. Так, впрочем, тогда относились к нему многие женщины постарше, в отличие от сверстниц, которые были о нём невысокого мнения.
Впоследствии, много лет спустя, уже после Леночки, вспоминая тот разговор с Марьей Ивановной, Джонни чуть ли не волосы рвал на себе оттого, что тогда, четверть века назад, не желая расстраивать собеседницу, бередя прошлое и напоминая о женщине, угробившей её сына, стеснялся задавать вопросы. Ведь даже в те наивные юношеские годы он невольно заочно чувствовал ненависть к женщине, с которой никогда не был знаком,– настолько её бессовестное, беспардонное поведение болезненно попирало развитое в нём уже тогда чувство справедливости. Даже тогда его не волновали вопросы, которые заинтересовали бы обывателей, типа, как ей удалось присвоить себе квартиру на юридическом уровне – для Джонни такие прагматические моменты блекли в сравнении с моральной стороной проблемы.
Теперь же ему не давала покоя мысль: наверняка, мать Андрея Толстикова была психопаткой. Конечно, трудно с уверенностью ставить диагноз женщине, о которой тебе рассказали однажды двадцать пять лет назад. И всё-таки, судя по тому, что он о ней тогда слышал, было очень на то похоже.
Оставшись жить вдвоём с внуком, любящая бабушка Андрея решила не повторять ошибку, которую она, как ей казалось, в своё время совершила с сыном. Анатолий с ранних лет был настолько увлечён своими занятиями, что обычно не находил даже времени толком поесть. А потому, несмотря на все старания своей мамы, не прибавлял в весе. Глядя на них, многие родственники и знакомые, не в силах сдерживать бестактное любопытство, интересовались у Марьи Ивановны, почему у неё, крупной (очевидно, эвфемизм, чтобы не говорить «толстая» или «жирная») женщины, такой худенький сынок. И хотя Марья Ивановна считала главной виновницей преждевременной кончины сына невестку, она связывала неспособность его организма изначально противостоять возникновению страшной болезни с систематическим недоеданием. У Марьи Ивановны, также, видимо, отложилось кошмаром в памяти, как в последние месяцы своей жизни Анатолий, у которого после множества сеансов химиотерапии даже при всём желании попытки поесть часто сопровождались рвотой, стал напоминать самый настоящий скелет.
С Андрюшкой Марья Ивановна стала действовать более решительно. Она стала готовить ещё вкуснее (слаще и жирнее) и не разрешала ему выходить из-за стола, пока он не съедал всё, что было на тарелке. Джонни однажды довелось испытать на себе, как это происходило, в тот самый день, когда Марья Ивановна рассказала ему подробно про родителей Андрея. Дело было так: Девятиклассник Джонни с его фанатичным интересом к компьютерам однажды засиделся в кабинете информатики. А когда пошёл домой, то оказалось, что его бабка ушла в поликлинику, т.к. ей был назначен приём у врача.
Заметив Джонни сидящим на лавочке у подъезда, Марья Ивановна поинтересовалась, почему он не идёт домой. Когда Джонни назвал причину, Марья Ивановна первым делом спросила, обедал ли он. На что Джонни честно ответил, что не ел с утра. Конечно, Джонни догадывался, каковы будут последствия, да собственно, на них и рассчитывал, мрачно подумав о том, как плохо для его больной печени так долго сидеть без пищи. Марья Ивановна в ужасе всплеснула руками: «Разве так можно?!», привела его к себе домой и усадила за стол. Джонни ел не торопясь, тщательно пережёвывая пищу, чтобы иметь возможность как можно дольше слушать удивительную историю семьи, в которой родился Андрей. Когда Джонни доел содержимое последней поставленной перед ним тарелки и наотрез отказался от добавки, настойчиво предлагавшейся Марьей Ивановной: «Ты почему так плохо кушаешь? Давай я тебе ещё положу?», у него не было сил подняться. Сразу же возникла тревожная мысль: «Я сейчас сдохну, или, как минимум, проблююсь. Похоже, такое обжорство пользы больной печени тоже не принесёт!» В то же время, встать было просто необходимо, так как дальнейшее сидение за столом непременно интерпретируется Марьей Ивановной как завуалированный сигнал покормить ещё, не обращая внимания на протесты. Поэтому Джонни, переполненный едой и впечатлениями, кое-как поднялся и пополз в направлении своей квартиры, расположенной в соседнем подъезде, где его уже ждала бабка, вернувшаяся домой...
Андрею же бескомпромиссная политика бабушки в вопросах питания отрыгнулась не только количеством и размерами адипоцитов в его организме, но и негативными социальными последствиями. Так, в школе он стал постоянной мишенью насмешек и издевательств, связанных с тем, насколько он соответствовал своей фамилии. Эти систематические унижения со стороны одноклассников настолько отравляли ему жизнь, что Андрей даже несмотря на отличную успеваемость и реальную перспективу поступить в высшее учебное заведение решил не оставаться в старших классах, чего, наверное, очень бы хотел для него его отец, т.е. Анатолий, если бы был жив.
Вместо этого Андрей поступил в техникум, чтобы учиться по интересовавшей тогда многих юношей более «домашнего» склада специальности программиста ЭВМ. В новом учебном заведении ему очень пришлась по нраву среда, в значительной степени состоявшая из если не ботаников, то, как минимум, компьютерных задротов, которые, естественно, его не обижали.
По окончании техникума Андрей без труда нашёл себе работу по специальности в компании, выпускающей обучающее программное обеспечение. Он был, можно сказать, находкой для работодателей. Выполняя работу очень грамотно и более ответственно, нежели многие, Андрей был готов трудиться за небольшую зарплату. Собственно, он бы так и довольствовался небольшим окладом, если бы вокруг него не завертелась интересная ситуация: другие организации того же профиля стали наперебой предлагать ему перейти к ним, предлагая более высокое вознаграждение. Тогда начальство его фирмы, чтобы удержать ценного работника, в качестве «жеста доброй воли» повышало ему ставку.
Джонни было интересно узнать от своей бабки, общавшейся с Марьей Ивановной, эти новости о жизни бывшего товарища, с которым он не контактировал после того, как закончил школу. Однако они были, в принципе, предсказуемы. Куда больше Джонни поразило известие о женитьбе Андрея. С одной стороны, он, конечно, был рад за товарища. Ведь у Андрея, подобно Жене Терновскому (который на тот момент ещё не встретил свою гастарбайтершу), да и самому Джонни, была стойкая репутация «у него никогда не будет девушки». С другой, как только Джонни это узнал, у него сразу же возникло ощущение: «Так не бывает! Здесь непременно должен быть какой-то подвох».
Первое предположение было: «наверное, какая-нибудь понаехавшая, лимитчица, решила через доброго мальчика Андрюшу проложить себе путь в «не резиновую»». Однако эта версия представлялась совершенно неправдоподобной. Ведь Марья Ивановна совершенно чётко высказывалась о перспективе женитьбы внука на приезжей с пропиской её в их квартире, как «только через мой труп»! Да и не было уже у боевой бабули, после фактического дарения одной хаты психопатке – матери Андрея, лишних апартаментов!
Сгорая от любопытства, Джонни умолял выяснить хоть что-нибудь про Андрея через Марью Ивановну свою бабку, которая хотя и не питала большого интереса к людям, но в то же время не брезговала сбором и активным разносом сплетен. Однако сведения, выясненные и сообщённые ему его бабкой, только ещё больше заинтриговали Джонни, сделав распиравшее его любопытство поистине невыносимым. Как оказалось, супруга Андрея была москвичкой, дочерью отставного генерала, и новобрачные поселились в её трёхкомнатной квартире.
Джонни прекрасно понимал: его бабка не станет сочинять такие вещи. Значит, это было правдой. Но как же тогда выяснить подробности? Он не находил себе места. Пытаться дать бабке задание в разговоре с Марьей Ивановной выяснить интересующие его вопросы совершенно бессмысленно: явно недолюбливающая его бабка поступит в точности наоборот, хотя бы ему назло. Пытаться под дверью незаметно подслушивать разговоры Жени с его друзьями в надежде услышать историю про Андрея представлялось слишком непродуктивной тратой времени, даже несмотря на все шансы такой неожиданной женитьбы стать хитом их обсуждений ввиду непредвиденности случившегося.
Не в силах сдерживать своё любопытство, Джонни решил играть ва-банк и обратиться к Жене с прямым вопросом. А если тот спросит: «с какой целью интересуешься?», то можно ответить, мол, Андрея тут не видно, просто интересно, куда он делся? И поскольку Андрей живёт там со своей женой, то здесь его действительно не видно, а потому такая формулировка не должна настораживать.
Обсуждения Красавица Леночка: Прощание с Сучкой