Всё было неизмеримо сложнее с Леночкой. Конечно, же, теперь он отлично понимал, что у него нет и может быть в принципе никаких перспектив с ней ни как с женщиной, ни как с человеком. И даже несмотря на то, что теперь он знал о ней главное, знал самое ужасное, он всё равно просто не мог взять и оставить её. Ситуация усугублялось тем, что он сдуру не раз говорил ей о своём открытии. Она же, словно не воспринимая всё это всерьёз, заявляла ему, что он просто начитался всякой ерунды в интернете, что надо общаться с реальными людьми и тогда делать выводы. Последнее было ему особенно неприятно. Ведь он понимал, что реальные люди, как правило, просто не хотят общаться с ним, и только Интернет останется навсегда его единственным настоящим другом, который его никогда не предаст.
Теперь, когда Джонни знал, что Леночка не сука, не стерва, сделавшая бесчеловечный выбор, а неизлечимо душевнобольной человек и потому не виновата в этом, он, несмотря ни на что, хотел помогать ей, заботиться о ней. Как-то, вернувшись то ли от любовника, то ли с очередной попойки, она позвонила ему и сказала, что ей плохо и позвала к себе домой. Он был рад сходить в магазин и купить ей продукты, пока она лежала и приходила в себя. Он переживал за её здоровье, видя, что она ест одну колбасу и всё такое, однако даже со своими новыми знаниями убедить её в чём-либо не мог, что только добавляло ему переживаний за неё.
Как-то в середине недели она сказала ему: приберись дома. Я приеду к тебе в воскресенье. На вопрос о цели её визита отвечала уклончиво: мне нужно кое-что посмотреть. И добавила: мне будет нужна твоя помощь. Расскажу обо всём, когда приеду. Поскольку прибирался он, как всегда, до самого последнего момента, даже не выспался толком в тот день, он опять немного опоздал на встречу с ней, чем привёл её в озлобленное состояние. Придя к нему домой, Леночка выразила своё неудовольствие тем, что «у тебя как всегда, бардак. Вот мою маму бы сюда – она вечно недовольна, когда у меня одна юбка не на месте висит». Долго, однако, на эту тему распинаться она не стала, практически сразу перейдя к тому, в чём ей требовалась его помощь. «Я уже большая девочка. Мне уже 24 года. Я больше не хочу жить с мамой. Я хочу жить отдельно и быть независимой. Поэтому ты будешь снимать мне квартиру. Чтобы тебе хватило денег, это будет не в Москве, а где-нибудь в ближайшем Подмосковье. Возможно, время от времени я смогу приглашать тебя к себе в гости». Такой поворот разговора привёл его во внутреннее бешенство. «Ага, эта дрянь знакомится на сайте с мужиками, и будет кобелей этих туда водить! А я, значит, ещё должен буду ей эту хату оплачивать! Да пошла ты на х**!» Вслух, однако, он ей сказал, что для него это не запланированные расходы и что он подумает.
Словно почувствовав его нерешительность, Леночка применила запрещённый приём. Подойдя к нему вплотную, она принялась тереться своим носиком об его нос. Это было для него просто невыносимо. Чем больше Джонни пытался внушить себе равнодушие, а ещё лучше – отвращение к ней, тем более нестерпимо чувствовал он, как ему хочется её поцеловать. В губы. Испугавшись этого чувства, он резко отстранился и стал говорить ей: «Конечно, я буду снимать ей квартиру, а она будет в это время себе мужика искать и кобелей своих туда водить. Ага. Там себе лоха и поищи!» При этих словах она сжала ладони в кулачки и принялась что есть силы избивать его, жутко ругаясь матом и приговаривая: «Я говорила тебе, что я ни с кем не знакомлюсь, никого себе не ищу!» Вероятно, он действительно был слишком доверчивым, потому что каждое проявление патологической лжи просто изумляло его. На обратном пути, когда Джонни провожал её, Леночка была настроена довольно враждебно, а он обдумывал, как ему лучше послать её. Так, чтобы уже навсегда. Потому что больше выносить такое у него просто не было сил. Да и какой смысл позволять так себя унижать, ради чего? Человек органически болен, ему уже ничем не поможешь, как бы ни хотелось. Только пустая трата ресурсов.
В четверг на следующей неделе она позвонила ему и спросила: «почему ты не звонишь? Ты меня бросил?». Сначала Джонни решил схитрить и сказал: «К сожалению, у меня сейчас нет денег. Мне нечего тебе дать». Пару месяцев, даже месяц, назад после такого заявления Леночка без промедления спустила бы на него собак. Но не сейчас. В этот раз она почувствовала, что дело приобретает серьёзный оборот, и вела себя гораздо деликатней. «Нет денег сейчас – дашь в следующий раз. Давай просто встретимся, поговорим». Но Джонни почему-то в тот вечер был настроен особенно негативно, и подумал что не хочет играть с ней в эту игру. Неожиданно он заявил Леночке, что много думал обо всём и больше не собирался ей звонить. В ходе последовавшего за этим очень неприятного для него разговора он пытался объяснить ей, что не видит смысла играть дальше эту глупую и унизительную роль. В итоге она бросила трубку и написала ему в смс, что он поступил с ней так же подло, как её бывший. Мол, тот её бросил, когда наигрался, и ты туда же. Джонни отвечал, что как минимум, некорректно сравнивать человека, с которым у неё были полноценные отношения, с тем, кем она просто пользовалась. Она зло ответила ему: о какой корректности может идти речь, если ты предаёшь человека, который без тебя пропадёт, и это ты знаешь. Словно уходя от ответа на этот вопрос, который он счёл бесстыдно манипулятивным, Джонни написал последний аккорд: «не нравится тебе человек – не надо на нём паразитировать. Просто отдай другой девочке – она будет счастлива». Конечно же, Джонни прекрасно понимал, что такой «девочки» не было, нет, и никогда не будет. Но в то же время он так хотел сказать этой ***, что он полноценный человек, достойный того, чтобы его любили, любили таким, какой он есть. Разумеется, на эту его реплику никакого ответа уже не последовало, и следующие дни Джонни провёл в мучительных раздумьях наедине с воображаемой девочкой, с которой Леночка его оставила по его же просьбе. Поэтому он был чуть ли не вне себя от радости, когда примерно через неделю Леночка написала ему по почте: «Муся, я скучаю…» Тогда он сразу же ответил ей что он тоже очень скучает, но что же делать, кому сейчас легко? На что она ответила: «А чего тогда вредничаешь-то? Позвонил бы, в кино бы сходили…»
На протяжении следующих двух недель Джонни вёл переписку с Леночкой, в которой он мучительно разрывался между желанием не терять с ней контакта и пониманием того, что, не испытывая к нему никаких чувств, кроме презрения, она его просто использует. Она писала ему: «Муся, я не хочу, чтобы ты самоустранялся. Я конечно, злюка вредная, но что поделать... Я такая, какая я есть... Могу, конечно, написать, что попробую вести себя сдержаннее и бла бла бла, но вряд ли из этого что-нибудь получится, поэтому не буду писать, то в чем я не уверена. Мое мнение и мое желание ты знаешь. Я не хочу, чтобы ты самоустранялся, и "устранять" тебя потом или когда-либо я не собиралась и не собираюсь. Но дело твое и решение тоже будет твое. Поэтому ты поступай, как считаешь нужным. Наверное, я и так и тебе уже все написала в этих письмах. А там уж смотри сам. Контакты все мои знаешь». Джонни же отвечал, что не видит для себя в её жизни позитивной и конструктивной роли:
«Дело в том, что человек, оказавшийся надолго рядом с тобой, будет играть одну из двух ролей (разумеется, я не претендую на стопроцентную точность картины, но в общих чертах примерно так):
- Жертва. Добрый, заботливый мальчик, который испытывает к тебе сильные искренние чувства, готовый на многое ради тебя, даже где-то в ущерб себе. И хотя он тебе не очень нравится и вообще ты от него не в восторге, пока на горизонте нет более заманчивых вариантов, ты используешь его в чисто практических целях. Он готов стараться для тебя, но не в силах тебе угодить. Так, он не способен удовлетворить характерную, особенную для твоего типа личности особую потребность в стимуляции, и тебе становится с ним всё более и более скучно. Он начинает тебя раздражать, ты всё больше капризничаешь, человек всё более отчётливо чувствует, что сам по себе он для тебя никакой ценности не представляет, и ты не избавляешься пока от него только из чисто прагматических соображений. И тут на сцену выходит
- Охотник. С ним всегда интересно. Ведь он способен дать тебе то, чего тебе так не хватало: стимуляцию, остроту ощущений и т.д. С ним твоя жизнь превращается в увлекательнейшую игру. Но – без шансов выиграть. Ибо для него ты можешь быть чем угодно: доступным источником сексуального разнообразия, тем, чем можно похвастаться перед друзьями и т.д. Но только не полноценным партнёром по жизни, не равным по достоинству человеком. Сначала ты не можешь даже понять, с кем имеешь дело, и что это за человек, потому что упомянутая специфика твоей личности делает тебя неспособной хорошо разбираться в людях. А потом уже слишком поздно. Ты беспомощно болтаешься у него на крючке, фактически лишённая своей воли, которая у тебя и так не очень. Увы, аномалия твоей личности даёт тебе не только изумительный талант манипулирования людьми, но и делает тебя чрезвычайно уязвимой. Поэтому, коль скоро ты попалась на крючок охотника, и он нащупал твои болевые точки... Как бы это ни завершилось (А это обречено закончиться, т.к. если он достиг статуса и получил навыки, которые позволили ему стать охотником на людей, он прекрасно понимает, что не хотел бы провести остаток своей жизни с такой, как ты. Хотя он может, конечно же, преследуя свои цели, внушить тебе совсем другое), психическая травма в итоге тебе гарантирована.
Таким образом, поскольку я теперь представляю, с кем имею дело в твоём лице, и не хотел бы видеть себя ни в одной из перечисленных выше ролей (в первой быть не хочу, во второй не могу и не хочу), то дальнейшее взаимодействие с тобой последнее время представлялось мне таким образом. Я не стремлюсь прекратить с тобой всякие контакты навсегда, так как каждый раз, когда ты будешь выброшена на свалку жизни очередным охотником, я могу оказаться едва ли не единственным человеком, который поможет тебе залечить душевные и иные раны. В этом плане, я думаю, ты можешь на меня рассчитывать, что пока я не помру или пока твои мужики тебя окончательно не угробят, или ты сама себя окончательно не угробишь, если ты придёшь ко мне и скажешь что тебе плохо, я просто не смогу тебя оттолкнуть – я не такой человек. А потом, ты снова в бой, а я буду заниматься другими людьми и своими делами.
А ещё я хочу, чтобы ты знала, что мне отнюдь не безразлична твоя судьба, и мне не всё равно, что с тобой будет дальше. Просто я также отдаю себе отчёт в том, что как человек я для тебя слишком мало значу, а, следовательно, от меня в твоей жизни реально мало что зависит, так что как бы я ни хотел, я не смогу оказать практически никакого положительного влияния на твою судьбу».
На это она отвечала ему, что если он будет смотреть на это так примитивно и видеть всего два варианта, то он действительно захочет её оставить, но если он хорошенько подумает, то поймёт что всё на самом деле сложнее.
На той неделе они собирались встретиться в воскресенье. В субботу он позвонил ей днём, она ответила ему, что перезвонит позже. Перезвонила она ему уже в десятом часу вечера и пьяным голосом принялась ему рассказывать, что на работе ей опять не платят зарплату, что она заняла у начальника 25 тысяч, что её мама затеяла дома ремонт – это ещё куча долгов, 75 тысяч. Из её пьяного рассказа Джонни понял, что она не только ничего не осознала, но и что она просто теперь хочет получить с него все эти деньги. Платят ей или не платят, должна она кому-то или не должна, но его она хочет просто дальше использовать, ничего более. Поэтому вместо того, чтобы звонить ей и договариваться о встрече, он написал ей по почте, что прекрасно понимает, зачем он ей нужен. Однако его эта роль не устраивает, и он будет жить с (воображаемой) женщиной, с которой у него будут полноценные отношения. Нет-нет, он не написал, конечно, что та женщина будет воображаемая, но и он, и она прекрасно понимали, как дело обстоит в реальности, и каковы его перспективы найти не воображаемую женщину. В ответ же он получил от неё удивительно обстоятельное и в то же время спокойное, несмотря на надрывно-резкий тон его последних писем, послание.
«Я хотела прислать тебе ответ на все твои письма – пишу.
- Ты просила принять окончательное решение относительно тебя.
- Нет, я не просила. И вообще я не верю в окончательные решения, с этим все сложно…»
Касательно его воображаемой женщины, Леночка писала: «Это хорошо, я надеюсь, что этот человек сможет тебе дать все, то что не дала тебе я, и что ты не нашел со мной. Я хочу, что бы у тебя все было хорошо, и чтобы ты был счастлив. И если кто-то сможет тебя сделать таким, то я буду только рада.
- При таком раскладе, как ты понимаешь, дальнейшее общение между нами автоматически теряет для тебя всякий смысл.
- А для тебя? Для меня лично нет, но опять же я не хочу делать что-то в ущерб тебе, поступай так, как тебе будет комфортнее
- Да, я знаю, что “ломать - не строить”, но в данном случае прекрасно понимаю, что ломать нечего, т.к. между нами не было ровным счётом ничего, кроме твоего стремления использовать другого человека в своих целях.
- Если ты так считаешь, то пусть будет так.
- Как бы там ни было, я старался тебе помогать, чем мог.
- Да, я знаю, спасибо тебе большое за это, это очень ценю. Спасибо тебе за то терпение, которое ты проявил со мной. И за ту помощь, которую ты мне оказывал, когда мог. И за то, что был рядом, когда мне было плохо. На самом деле, у тебя очень много положительных качеств и мне есть, за что тебя благодарить. Очень жаль, что я это во время не смогла понять, но понимаю это сейчас. Таких людей, как ты, я еще не встречала, да и никогда не встречу, в отличие от меня. Таких, как я, ты найдешь себе всегда – их полно.
- С одной стороны, да, я всё-таки чувствую на себе ответственность.
- Как можно чувствовать ответственность по отношению к такой как я? Тебе стоит держаться от меня подальше. Как и любому нормальному человеку.
А теперь, наверное, небольшой итог. Ты замечательный человек, и мне очень жаль, что я не смогла оправдать каких-то твоих надежд и ожиданий. Я не достойна такого человека, как ты. Мне нужно меняться. Я не знаю, сколько на это уйдет времени и получится ли что-то вообще. Мое мнение ты знаешь: я хочу, чтобы ты был в моей жизни. Но я не хочу, чтобы это было в ущерб тебе. Тебе должно быть хорошо. Как морально, так и физически. Конечно, я понимаю, что поступала не правильно. Но понимать и поступать разные вещи…
Если ты захочешь дальше общаться со мной, то ты знаешь, как со мной связаться. А если нет, то я все пойму, главное что бы тебе было хорошо.
А также у меня будет к тебе одна просьба. Напиши каких качеств мне не достает и чем я должна обладать, для того что бы в моей жизни был такой человек как ты или хотя бы похожий. Конечно, таких как ты больше нет, но если я вдруг встречу его, то своего шанса уже не упущу. Но все-таки хочу, что бы это был ты… пока еще это возможно. Я что будет потом, я не знаю, я меняюсь и не знаю в какую сторону. Но ты замечательный, знай об этом, пожалуйста».
Джонни не мог этого себе объяснить, но почему-то её письмо привело его в неописуемый восторг. И дело даже не в том, что она как бы признавала свою неправоту и неспособность исправиться, а также то, что он замечательный человек и что она его недостойна. Скорее, его поразило то, что она не постеснялась передрать из поп-психологической книжки (Книжка называлась что-то вроде: «Психическая атака ниже пояса». Леночка штудировала такие книжки как учебные пособия, в надежде на то, что они помогут ей лучше манипулировать людьми.) как саму идею такого письма, так и чуть ли не конкретные слова. В самом деле, вот фрагмент письма, которое автор этой книжки преподносил в качестве рецепта отвергнутой любовнице:
«Но одна просьба у меня к тебе есть. Скажи мне, какие качества мне необходимо приобрести, а от каких избавиться для того, чтобы понравиться такому мужчине, как ты, и удержать его. Я понимаю, что такого, как ты, уже не встречу, но если попадется хоть немного похожий на тебя, я уже не упущу своего шанса».
Как говорится, найдите десять отличий.
Однако такое самодовольное торжество Джонни быстро сникло при мысли о том, что какой бы душевнобольной дурой она ни была, это она обманула и развела его, такого умного и замечательного, словно лоха последнего. А он... Хотя и нельзя сказать, что верил её некритично, но всё равно так или иначе повёлся. И мысль эта была невыносимой для его самолюбия. Не придумав ничего более язвительного, он ответил ей просто, что хорошо, он её проконсультирует, как найти себе другого. Того, чьей добротой она сможет практически безнаказанно пользоваться вместо него. Она ответила что-то вроде: «Я правильно поняла, что ты меня бросаешь?» На это Джонни ответил, что бросают жён, своих девушек или любовниц, с которыми есть реальные отношения. В случае же с ней, он просто прекращает её халяву, её паразитизм. Навсегда.
Как и следовало ожидать, никакого ответа с её стороны на это уже не последовало. Однако каждый день, с того момента, как он отправил ей это послание, Джонни буквально не находил себе места. Мучительные мысли о Леночке практически не покидали его голову, чем бы он ни занимался: работал ли, шёл в магазин или принимал душ. Имел ли он моральное право так с ней поступать? Не был ли он с ней слишком жесток? Ведь как бы она себя ни вела, теперь-то он знал, что она ни в чём не виновата!
В субботу эти раздумья стали для него просто невыносимыми. Он знал, что поступи он иначе, они бы сейчас смотрели кино или сидели в кафе. А так он был один, совсем один, и хотя ему всегда было чем заняться, с этими мыслями о ней, не дававшими ему покоя, он просто не знал, куда себя деть. Наконец, он написал Леночке смс, что погорячился, что раскаивается, что ему очень жаль и всё такое. На его удивление, она быстро ответила, написав ему, что это всё слова. И что она ждёт от него конкретных поступков, «пока ещё можно что-то исправить». Само упоминание конкретных поступков показалось ему зловещим признаком. Оно до боли напоминало то, что писали в интернете женщины, торгующие собой. Точнее, женщины, пытающиеся разводить мужчин на деньги. Его наихудшие ожидания оправдались, когда он всё же решился ей позвонить. Она сразу же задала ему вопрос, от которого он просто опешил: «что ты хочешь от меня?» А когда он смущённо ответил ей, что, как минимум, пообщаться, встретиться, она вдруг заявила ему, что у неё уже достаточно желающих с ней пообщаться и встретиться, и что ей нужна материальная заинтересованность в том, чтобы встретиться с ним. Потом, мучительно возвращаясь мыслями к тому разговору, он не раз задавал вопрос, почему он не сказал ей тогда фактически то единственное, чего требовало в подобной ситуации самоуважение: «да пошла ты на х**!»?
Очевидно, он был настолько деморализован и подавлен происшедшей с ней метаморфозой, в результате которой он был для неё уже не особенным, а одним из многих, что всё, что он мог делать в том крайне неприятном разговоре, так это мямлить что-то невнятное на тему: «как же так?» И чем дальше, тем больше он понимал, что разговор этот между ними ни к чему хорошему не ведёт. Видимо, это понимала и она, поскольку в результате сбросила телефон. После чего он получил от неё смс, в которой она писала: «Извини, я устала немного. Забудь всё, что я тебе говорила за этот час. Это всё ерунда. Всё проще, чем кажется. Ты хороший, ты замечательный, но я тебя недостойна. Я гадюка и я останусь такой. И я буду тебе вредить. Ещё раз повторю, я тебя недостойна. Но если ты сам этого хочешь – звони, пиши, приглашай на встречи. Только не ной». Через несколько минут пришла ещё одна смс: «Но если тебе сложно, я готова сделать первый шаг. Если хочешь, завтра в час дня можем встретиться на обычном месте. Посидим в кафе, поговорим. Я буду ждать тебя пять минут. Если хочешь – приходи». На следующий день он приехал минут за 20-30 до назначенного ею срока. Она разговаривала с ним сухим и надменным тоном. Сказала, что если человек для тебя что-то значит, ему надо доверять. Видимо, её очень задело когда он написал ей в письме о том, что он проверил кое-какие её утверждения, которые она делала в разговорах с ним. И что они оказались ложными. На самом деле, конечно же, его заявления были блефом, т.к. она обо всём позаботилась. В частности, чтобы у них не было общих знакомых, так что проверить он толком ничего не мог. Да это и не имело особого значения, т.к. теперь он знал наверняка, что она ему патологически врала. Даже там, где, казалось бы, ставки были невелики, как когда она уверяла его, что плату за её занятия восточными танцами подняли с 2800 рублей до 3500. Кстати, этот конкретный факт он мог проверить, но даже не стал этого делать, т.к. и без этого знал, что она ему врёт. Да и потом, они бы информацию на сайте тогда обновили. Поэтому, как она сказала, она прошла в случае с ним точку возврата. Или невозврата. Так или иначе, теперь она будет только принимать от него материальную помощь, но откровенно рассказывать ему про себя больше ничего не будет, т.к. такие вещи делаются только с близкими людьми, которые тебе доверяют. Таким образом, получалось, что раньше у него был выбор между тем, чтобы, вопреки всяческому здравому смыслу, безоговорочно верить её всё более возмутительной и невероятной лжи, вызывая тем самым всё большее её презрение, либо… в итоге слушать то, что она ему сказала в эту встречу. Теперь же у него выбор либо совсем прекратить с ней контакты, либо даже не имея права ничего узнать о ней толком, просто позволять ей на себе паразитировать самым беспардонным образом просто за право время от времени её видеть. Таким образом, выбора-то у него фактически не было! Оставалось только послать её на ХХХ! Джонни решил не устраивать с ней открытый конфликт в общественном месте, а просто расстаться с ней методом «холодного индюка». То есть просто в одностороннем порядке прекратить с ней все контакты, не звонить и не писать ей. А потом, когда утихнет боль по поводу всей этой ситуации и безвозвратного отсутствия Леночки в его жизни, помаленьку налаживать новую жизнь без неё.
Всю следующую рабочую неделю мысли о Леночке не покидали голову Джонни, и он не находил себе места. Но поскольку он не звонил и не писал Леночке, то всё вроде шло по намеченному. Однако в субботу случилось непредвиденное. Леночка позвонила ему сама: «Привет, Мусяндр! Пошли в кино! Я тебя жду в 3 часа в торговом центре на Варшавке». И он, презирая себя, стал собираться. По приезде в ТЦ она не только закупила себе интересующие её шмотки, но и красила ногти за его счёт. А когда Джонни заявил ей, что она вымогательница, Леночка подвела его к витрине и ткнула носом в стекло, за которым блестело и переливалось колечко стоимостью сто двенадцать тысяч рублей. «Вот видишь, как я забочусь о сохранности твоих финансов? Я тебя не заставляю купить мне это колечко. Хотя, конечно, если ты мне его всё же купишь, я буду тебе очень признательна». Джонни совершенно не мог понять, почему в тот день, начиная с того момента как он услышал её звонок и – это приходилось признать – сильно обрадовался ему, с ним происходило что-то странное. Он не только не мог её послать, но и даже не мог толком прийти в ярость по отношению к ней. Она вдруг словно почему-то представилась ему хотя и капризным и взбалмошным, но в то же время таким любимым и беспомощным ребёнком, о котором надо заботиться, что он даже не стал препятствовать её намерению сделать маникюр.
Отрезвление наступило уже тогда, когда он вернулся домой. Он подумал о том, что вот сейчас ей уже нет до него никакого дела. Возможно, она раскручивает на деньги кого-то ещё, или просто занимается своими делами. Но факт остаётся фактом, что она про него уже не помнит, и он для неё совершенно ничего не значит до тех пор, пока ей не придёт время снова им воспользоваться.
И тогда Джонни подумал о том, что надо попробовать применить с ней другую стратегию. Что он слишком много думает о ней, слишком зациклен. Ему надо разнообразить свою социальную жизнь, свой круг общения, чтобы он не был замкнут на ней одной.
Хорошей возможностью в этом направлении представлялся ему грядущий день рождения его знакомой по имени Даша, куда его пригласили.
Кирилл был, пожалуй, наиболее колоритной фигурой среди всех приглашённых. Была в нём какая-то первобытная сила, впрочем, рафинированная современной цивилизацией, которая привлекала женщин. Он был охотник по жизни. Надо было видеть, с каким упоением рассказывал он о том, как он убивал животное, как снимал с него шкуру. Джонни, однако, не мог проникнуться рассказом Кирилла, т.к. ему было просто жаль, очень жаль несчастных животных, чья насильственная смерть была для человека забавой.
Другими вожделенными объектами охоты для Кирилла были женщины, только в данном случае целью было не убийство жертвы, а половой акт. В отличие, скажем, от Теда Банди ему не надо было убивать женщин – интересовавшие его женщины отдавались ему и так. Хотя, по его собственному признанию, жизнь другого человека для него не представляла никакой ценности.
Когда Джонни поинтересовался у Кирилла, есть ли у того совесть, Кирилл, не задумываясь, ответил что совесть используется государством и обществом для контроля слабых и зависимых индивидов. И что сильные личности, такие, как он, не испытывают нужды в этих понятиях.
То есть, раз у тебя нет совести, ты хочешь сказать, что ты можешь убивать людей налево и направо?- недоумевал Джонни. На это Кирилл отвечал ему, что здесь всё не так просто. Если он будет неосторожен, убийство может повлечь за собой уголовное преследование, которое в свою очередь может повлечь за собой ограничение его свободы. А он любит свободу и не хочет, чтобы её ограничивали.
Но Кирилл готов рисковать и не боится смерти. Он готов умереть без сожалений в любую минуту. Он живёт «здесь и теперь». Его очень удивило, когда Джонни рассказал ему про свою экзистенциальную тревогу. «Как можно цепляться за жизнь, в которой нет ничего стоящего: ни денег, ни женщин, ни власти над другими?»- недоумевал Кирилл.
Кирилл называл себя социопатом. Как следовало из его слов, сам Кирилл понимал под этим то, что он преследует исключительно собственные, эгоистические интересы и плевать он хотел на интересы социума.
Несмотря на презрительное отношение Кирилла к социуму, у него был модный стиль, демонстрировавший его принадлежность к верхним слоям этого социума. Для Джонни с его интересом к компьютерной технике этот стиль Кирилла выражался в том, что ему нравились ноутбуки и компьютеры Мак – продукция корпорации «Яблоко». Это неожиданной ассоциацией из совсем другой оперы навело Джонни на мысль о том, что Кирилл и сам был «мак» – сокращение от фамилии Макиавелли.
Глядя на Кирилла, Джонни думал о том, как круто, наверное, быть вот таким «альфа-самцом». Вспоминал, как в его собственном забитом детстве, когда маленькому человеку всё ещё кажется, что он может что-то кардинально изменить в своей жизни, ему хотелось хоть немного, хоть в чём-то быть таким. Теперь же он понимал, что он не может быть таким, как бы он этого ни хотел. Да и не хочет, наверное.
Джонни познакомился с Дашей пару лет назад в интернете. И хотя они должны были быть, по сути, классовыми, а следовательно, и идейными врагами, коль скоро они не акцентировали противоречия, их общение было весьма дружеским. Даша закончила иняз и преподавала английский язык на курсах и индивидуально. С одной стороны, она несла людям знания. Такая деятельность вызывала у Джонни искреннее уважение на фоне встречавшихся ему повсеместно ростовщиков (сотрудников финансово-кредитных организаций), перекупщиков (сюда относились работники многих предприятий торговли), а также многих государственных чиновников, откормленных на откатах и распилах госсобственности. Тем не менее, Даша учила отнюдь не всех, кто стремился к знаниям, а только тех, кто был в состоянии за это заплатить или за кого могли заплатить родители.
Глядя на этих приличных, интеллигентных людей, собравшихся у Даши за столом, Джонни отчётливо осознавал, какая пропасть отделяет его от них. При всех нюансах, которые могли быть у каждого из них, все они, в отличие от него, были полноценными представителями среднего класса. Каждый или практически каждый из них вставал рано утром, садился в свой автомобиль и ехал на работу в офис, где он работал с 9 до 6. Основным приоритетом профессиональной деятельности для них было их собственное материальное благополучие, благополучие своей семьи.
Всё национальное богатство, совокупность товаров и услуг представлялась ему большим пирогом. Родной город же представлялся ему большим муравейником, населённым в основном людьми, пытающимися отнять, утащить, продать, отсудить друг у друга куски этого пирога. И вообще пытающимися делать что угодно, только не растить зерно, не молоть муку и не печь пирог. Производительный труд, создание чего-то своими руками и головой, здесь с некоторых пор стало принято считать уделом «быдла»: гастарбайтеров, деревенщины и вообще ущербных, не способных устроиться на более достойную работу. Даже высокие технологии было принято считать уделом китайцев: их много – сделают всё, что надо.
Все или почти все эти люди выросли в полноценных семьях с двумя родителями, которые позаботились отдать их в хорошую школу, выпускники которой успешно поступают в престижные вузы. Им нанимали преподавателей, которые терпеливо занимались с ними игрой на фортепиано и иностранными языками. При этой мысли Джонни почему-то вспомнил, как когда он заканчивал школу, у него выходила тройка в аттестате по английскому языку. Когда он пошёл к учительнице, чтобы обсудить этот вопрос, она попросила его прочитать английский текст, и не могла удержаться от смеха когда он читал числа русскими словами (как оказалось, в английском языке для этого были свои, английские числительные). Однако он практически все школьные годы он был послушным, тихим мальчиком, который не шумел на уроках. Она ценила это, и потому сжалилась над ним и поставила ему четыре.
У каждого из этих людей было много друзей. Каждый занимал прочное и комфортное место в прочной «социальной сети» нужных связей, позволяя им эффективно решать вопросы не только неформального общения, но и вопросы трудоустройства, а также помогая отстаивать свои интересы в различных конфликтных ситуациях, от которых в современной жизни никто не застрахован. У Джонни же было лишь несколько человек знакомых, которые просто по мере необходимости время от времени его использовали. Было, конечно, ещё несколько человек, которые время от времени вроде бы с интересом обменивались с ним репликами по различных вопросам. Однако они в этом плане скорее напоминали людей, которые, идя мимо зоопарка или кунсткамеры, остановились и заглянули посмотреть на диковинное существо, после чего пошли дальше по своей жизни уже с лучшим настроением. Джонни, конечно, был рад, что от него была хоть такая польза, но, так или иначе, фактически его единственным другом в этом мире был его старенький полуразвалившийся компьютер. И так тоскливо стало ему на этом празднике жизни, что он не хотел больше погружаться в эти грустные раздумья, а сосредоточился на свинском пожирании салатиков, составлявших изумительно вкусный контраст его холостяцкому рациону. После этого Джонни ещё посидел немного, чтобы переварить, так, чтобы откормленный желудок не перевешивал вперёд и не мешал дышать при ходьбе, давя на диафрагму, затем пожелал ещё раз гостеприимной хозяйке всего наилучшего и отправился домой.
По дороге Джонни думал о том, что хотя некоторые из этих людей могли заинтересованно или даже доброжелательно общаться с ним, они на самом деле были не его поля ягоды.
Рома, бывший парень Даши, в отличие от Джонни получил достойную специальность, выучившись на юриста. Однако, со слов Даши, он постоянно терял, а потом подолгу не мог найти новую работу. При этом у него, однако, как у нормального человека, сохранилась потребность в деньгах и том, что можно на них купить. А потому, со слов Даши, он был готов удавиться за каждую лишнюю пару тысяч, потраченную на неё, хотя она и так практически везде платила за себя. В итоге это стало для Даши уже слишком, и Рома потерял Дашу. Пытаясь вникнуть в Дашин рассказ, Джонни думал о том, что, надо полагать, юристов и без Ромы развелось слишком много. И чтобы преуспеть в этой конкурентной среде, требовалась мотивация и настойчивость. Их, как следовало из рассказа Даши, Роме как раз и не хватало. Очевидно, не было у Ромы той хищной, практической хватки, которая отличает настоящих мужиков, таких, как Кирилл, от таких тюфяков и прочих тряпок, как сам Джонни. Это обстоятельство помешало ему реализоваться как профессионалу и как джентльмену. В результате у Даши были амбивалентные чувства относительно Ромы. С одной стороны, было видно, что Рома ей нравился – иначе разрыв с ним не вызывал бы у неё таких негативных эмоций. Но тем обиднее было, что он не сумел соответствовать её ожиданиям относительно того, каким должен быть мужчина. Однажды даже Даша назвала Рому подонком и недоноском. Понимая, что это его не касается, а также то, как неприятен Даше этот разговор, Джонни был вынужден обуздать своё любопытство и не расспрашивать больше её про Рому. Однако уже того, что Даша ему рассказала, для Джонни было достаточно, чтобы укрепиться в его выводе относительно женщин как класса: ему следовало избегать нормальных, полноценных, «правильных» женщин. Конечно же, он вполне мог поддерживать дружеские контакты с Дашей и некоторыми другими девушками, особенно если не делать в разговорах акцент на том, что их разделяет. Мог помогать им с компьютерами и прочими вопросами, в которых он хорошо разбирался. Но по-настоящему близкой ему могла стать только та (по необходимости заведомо ненормальная!) девушка, которая смогла бы принять его, Джонни, подонка и недоноска, таким, какой он есть.
Конечно же, Леночка не собиралась принимать его таким, какой он есть. Однако она была больным человеком, а потому ей простительно. Как бы трудно ни было каждому из них, им, ненормальным, следовало держаться вместе. Поэтому Джонни очень обрадовался, когда в середине следующей после дня рождения Даши недели ему позвонила Леночка. И хотя она начала городить какую-то ерунду о том, что ей по работе нужна его помощь с каким-то там статистическим расчётом, а он был расстроен что, будучи в пути, не сможет её помочь, он был очень рад снова слышать её голос.
На следующий день Джонни сам позвонил Леночке и спросил про её настроение. На что Леночка отвечала, что настроение не очень «потому что ты меня бросил».
В уикенд на той же неделе мама Леночки активно занималась ремонтом квартиры, и Леночке надо было где-то перекантоваться, в связи с чем они с Джонни оба дня ходили в кино, кушали в ресторанах, а большую часть времени посещали торговые центры, чтобы покупать Леночке шмотки.
Конечно же, вначале на Джонни это обстоятельство произвело изрядное впечатление. Дело в том, что Леночка ему всё время рассказывала, клянча у него деньги, что мама её фактически инвалид, которой ещё к тому же почему-то не платят пособие по инвалидности. И что же получается? Мама-инвалид ковыряется дома с ремонтом, когда её здоровая дочка ходит по развлекательным заведениям, а также покупает себе тряпки. Причём покупает не потому, что ей нечего надеть, а просто потому что ей скучно. Неувязка вышла,- подумал Джонни. Но потом он цинично подумал о том, что Леночка в некотором роде ещё больший инвалид, нежели её мама. Ведь у неё поражён орган, отвечающий за внутренний мир каждого человека,- мозг. В результате чего у Леночки в принципе не может быть совести, эмпатии и всё такое. И всё для него снова встало на свои места. Леночка была для него в те два дня, словно тяжелобольной ребёнок, с которым он ходил в кино, в кафе и в магазин игрушек. И, чего бы это ему ни стоило, в какие-то моменты он был, можно сказать, счастлив, видя какой радостью светились её глаза, когда она смотрела на понравившуюся ей юбочку, платьице или блузку. А потом строила ему глазки: «Муся, мы купим?..» И ему так не хотелось, чтобы из-за его отказа её прекрасное личико искажалось злобой, и она начинала шипеть про его жлобство и жмотство. Он же пытался хитрить. Мол, ты посмотри, сколько тут всего – мы тебе ещё лучше найдём. К счастью, на стороне Джонни была Леночкина капризность, по причине которой ей очень мало что нравилось.
Несмотря на все бессмысленные, по сути, расходы, понесённые им в эти два дня, ему всё равно хотелось ей сказать ей что-то хорошее. Но, не придумав ничего лучше, он зачем-то сказал Леночке о том, что, хотя многие вещи его расстраивают, он всё больше приходит к выводу, что другие девушки для него не лучше и что никто, по сути, ему её не может заменить. Леночка с радостью поддержала это утверждение: «Я, конечно же, говно ещё то, но… своё, родное, когда ты принюхался - уже так не пахнет!»
Это заявление произвело на Джонни парадоксальный эффект. Он вдруг отчётливо понял, что никогда не полюбит ни одну женщину так сильно, как это «говно». Что когда они расстанутся навсегда, ему каждый день будет катастрофически её не хватать, что он никогда не сможет её забыть…
Наверное, примерно такие мысли позволили ему спокойно воспринимать её удивительные по своей бесцеремонности вопросы на следующий день по аське. «Муся, меня достало это метро! Муся, где моя машинка, я тебя спрашиваю? Муся, я хочу машинку! Подари мне машинку! Леночке!!! От Мусечки!!!»
Примечательно, что какими бы глупыми и безрассудными ни были эти мысли, в тот момент Джонни серьёзно рассматривал для себя такую возможность. Он ответил Леночке, что подумает о том, как ему наскрести денежки на её машинку. На что она отвечала ему: «ты не думай, Мусечка, ты очень много думаешь! Ты зарабатывай денежку, зарабатывай, и покупай машинку Леночке!»
Следующие выходные, однако, разбили вдребезги его позитивный настрой относительно Леночки. Между ними была предварительная договорённость встретиться в воскресенье. В воскресенье утром, когда Джонни-полуночник пытался стряхнуть с себя остатки сна, чтобы позвонить Леночке, раздался её звонок. Он сразу почувствовал неладное, а именно, что Леночка не в духе. «Мне вот интересно: если бы я сейчас тебе не позвонила, ты бы мне тоже не позвонил, и мы бы не встретились, да?» На это Джонни честно отвечал, что он вот как раз собирался позвонить. И, пытаясь сменить тему разговора, спросил:
- на какое кино мы пойдём?
- ни на какое. Там ничего не идёт.
- А куда же мы пойдём?
- Не знаю. Предлагай, ты же мальчик!
На это Джонни смущённо отвечал, что он не предвидел такой поворот событий, что они каждые выходные ходили в кино и потому он не думал про другие варианты. В голосе Леночки чувствовалась злость: «Почему я всегда должна с тобой брать на себя роль мальчика и решать, куда мы пойдём?!» В результате вроде договорились, что такое будет в последний раз, и дальше он перед встречей будет предлагать ей варианты, куда можно пойти, а она будет выбирать. В этот же день они договорились встретиться у кинотеатра в другом ТЦ, не том, где они встречались обычно, без 10 минут час дня. В 12.45 Джонни, чтобы убедиться, что он пришёл куда надо, отправил Леночке смс. Однако, на его удивление, она через несколько минут ответила, что она ещё дома, сидит в интернете, но «ты бери билеты на сеанс 13.20, я успею». В 13.18 Джонни, уже изведённый ожиданием и опасениями что Леночка опоздает, и они не попадут на сеанс, наконец, увидел Леночку, спешащую к входу в кинотеатр. Она небрежно бросила ему: «Извини, я просто увлеклась, смотрела рейтинги роддомов, не заметила время». Упоминание роддомов просто повергло Джонни в шок. Она что, рожать собралась?! Интересно, от кого?! Однако расспрашивать её не представлялось возможным, т.к. начинался фильм, и Джонни так и зашёл в кинозал растерянный, со ртом, раскрытым от удивления.
В кинозале тревожные мысли о том, что всё это может значить и неужели правда её угораздило залететь, не давали ему покоя. Время от времени он зажмуривал глаза и напряжённо думал, не обращая внимания на происходящее в дебильном фильме, который в это время демонстрировали на экране. Видя, что с ним творится что-то неладное, Леночка не раз принималась его бить своими кулачками и щипать. Она так делала всякий раз, когда он, согласно её видению ситуации, слишком много думал. Вместо того, чтобы смотреть кино или следить за происходящем в реальной жизни. Она неоднократно заявляла, что её это бесит. В этот раз, однако, она была словно особенно чем-то раздосадована и била его с особенным остервенением.
По окончании киносеанса Джонни осторожно попытался выяснить у Леночки что с ней творится. «Я же вижу что с тобой что-то не так». Однако она даже не захотела идти с ним обедать в ресторан, а просто попрощалась. Джонни прекрасно понимал, что расспрашивать её бесперспективно, что она рассматривает его просьбы и уговоры как проявление слабости, и начинает ещё больше презирать его. Он решил, что раз она понимает только язык силы, он попробует собраться с силами и действовать с ней другим способом. К этому его толкала тревожная и унизительная картина, которая рисовалась в его больном воображении. Шаг за шагом он представлял себе как она надевает купленные им шмотки, чтобы вертеть задницей на работе или где-то ещё перед мужиками. Которых она находит достойными, в отличие от него.
Однако когда в следующую пятницу она позвонила и сказала ему: «готовься. Мы пойдём в эти выходные пойдём покупать мне платье для корпоратива на работе», он вначале не нашёл в себе сил ни на что, кроме как промычать нечто вроде согласия. Однако после окончания разговора, увидев её в аське, он вспомнил свою обиду и решил наехать. Зная, как надо спровоцировать Леночку, он спросил у неё, что с ней тогда творилось. На что она ответила что, как она сказала раньше, она не хотела бы об этом говорить. Это его просто взбесило:
- Что, я не недостоин знать, да? Я гожусь только чтобы деньги стрелять и шмотки тебе покупать, чтобы ты потом задницей вертела перед своими хахалями? Хватит! Теперь сделаем по-другому. Пусть теперь тебе шмотки твои любовники покупают. Как говорят в народе, кто е**т, тот пусть и кормит! Так будет справедливо. Тем более что у его мамы сейчас серьёзные проблемы со здоровьем, и на это уходят у него значительные силы и средства. А о ней уж пусть как-нибудь позаботятся те, кто ей «ближе к телу».
Её ответ был на удивление спокойным:
- Мне очень жаль, что у тебя болеет мама, но я не хочу слушать твоё хамство и чтобы ты срывал на мне свою злость. К твоему сведению, у меня нет любовника и никто меня не е**т! А что ты там себе надумал по поводу того, зачем я смотрела рейтинг роддомов, так это у меня знакомая скоро собирается рожать, и мне стало любопытно. А у тебя все мысли в одном направлении!
В итоге разговор они закончили относительно мирно на том, что Леночка сказала: «Я понимаю как тебе сейчас сложно с мамой, но ты держись».
А Джонни пришёл к неутешительному выводу, что для него давно настала пора принимать относительно Леночки нелёгкое организационное решение. Но он также понимал, что этому препятствует то, что он слишком зациклен на ней, что никого другого для себя просто не представляет, что она для него в личном плане чуть ли не целый мир.
Теперь, когда Джонни знал, что Леночка не сука, не стерва, сделавшая бесчеловечный выбор, а неизлечимо душевнобольной человек и потому не виновата в этом, он, несмотря ни на что, хотел помогать ей, заботиться о ней. Как-то, вернувшись то ли от любовника, то ли с очередной попойки, она позвонила ему и сказала, что ей плохо и позвала к себе домой. Он был рад сходить в магазин и купить ей продукты, пока она лежала и приходила в себя. Он переживал за её здоровье, видя, что она ест одну колбасу и всё такое, однако даже со своими новыми знаниями убедить её в чём-либо не мог, что только добавляло ему переживаний за неё.
Как-то в середине недели она сказала ему: приберись дома. Я приеду к тебе в воскресенье. На вопрос о цели её визита отвечала уклончиво: мне нужно кое-что посмотреть. И добавила: мне будет нужна твоя помощь. Расскажу обо всём, когда приеду. Поскольку прибирался он, как всегда, до самого последнего момента, даже не выспался толком в тот день, он опять немного опоздал на встречу с ней, чем привёл её в озлобленное состояние. Придя к нему домой, Леночка выразила своё неудовольствие тем, что «у тебя как всегда, бардак. Вот мою маму бы сюда – она вечно недовольна, когда у меня одна юбка не на месте висит». Долго, однако, на эту тему распинаться она не стала, практически сразу перейдя к тому, в чём ей требовалась его помощь. «Я уже большая девочка. Мне уже 24 года. Я больше не хочу жить с мамой. Я хочу жить отдельно и быть независимой. Поэтому ты будешь снимать мне квартиру. Чтобы тебе хватило денег, это будет не в Москве, а где-нибудь в ближайшем Подмосковье. Возможно, время от времени я смогу приглашать тебя к себе в гости». Такой поворот разговора привёл его во внутреннее бешенство. «Ага, эта дрянь знакомится на сайте с мужиками, и будет кобелей этих туда водить! А я, значит, ещё должен буду ей эту хату оплачивать! Да пошла ты на х**!» Вслух, однако, он ей сказал, что для него это не запланированные расходы и что он подумает.
Словно почувствовав его нерешительность, Леночка применила запрещённый приём. Подойдя к нему вплотную, она принялась тереться своим носиком об его нос. Это было для него просто невыносимо. Чем больше Джонни пытался внушить себе равнодушие, а ещё лучше – отвращение к ней, тем более нестерпимо чувствовал он, как ему хочется её поцеловать. В губы. Испугавшись этого чувства, он резко отстранился и стал говорить ей: «Конечно, я буду снимать ей квартиру, а она будет в это время себе мужика искать и кобелей своих туда водить. Ага. Там себе лоха и поищи!» При этих словах она сжала ладони в кулачки и принялась что есть силы избивать его, жутко ругаясь матом и приговаривая: «Я говорила тебе, что я ни с кем не знакомлюсь, никого себе не ищу!» Вероятно, он действительно был слишком доверчивым, потому что каждое проявление патологической лжи просто изумляло его. На обратном пути, когда Джонни провожал её, Леночка была настроена довольно враждебно, а он обдумывал, как ему лучше послать её. Так, чтобы уже навсегда. Потому что больше выносить такое у него просто не было сил. Да и какой смысл позволять так себя унижать, ради чего? Человек органически болен, ему уже ничем не поможешь, как бы ни хотелось. Только пустая трата ресурсов.
В четверг на следующей неделе она позвонила ему и спросила: «почему ты не звонишь? Ты меня бросил?». Сначала Джонни решил схитрить и сказал: «К сожалению, у меня сейчас нет денег. Мне нечего тебе дать». Пару месяцев, даже месяц, назад после такого заявления Леночка без промедления спустила бы на него собак. Но не сейчас. В этот раз она почувствовала, что дело приобретает серьёзный оборот, и вела себя гораздо деликатней. «Нет денег сейчас – дашь в следующий раз. Давай просто встретимся, поговорим». Но Джонни почему-то в тот вечер был настроен особенно негативно, и подумал что не хочет играть с ней в эту игру. Неожиданно он заявил Леночке, что много думал обо всём и больше не собирался ей звонить. В ходе последовавшего за этим очень неприятного для него разговора он пытался объяснить ей, что не видит смысла играть дальше эту глупую и унизительную роль. В итоге она бросила трубку и написала ему в смс, что он поступил с ней так же подло, как её бывший. Мол, тот её бросил, когда наигрался, и ты туда же. Джонни отвечал, что как минимум, некорректно сравнивать человека, с которым у неё были полноценные отношения, с тем, кем она просто пользовалась. Она зло ответила ему: о какой корректности может идти речь, если ты предаёшь человека, который без тебя пропадёт, и это ты знаешь. Словно уходя от ответа на этот вопрос, который он счёл бесстыдно манипулятивным, Джонни написал последний аккорд: «не нравится тебе человек – не надо на нём паразитировать. Просто отдай другой девочке – она будет счастлива». Конечно же, Джонни прекрасно понимал, что такой «девочки» не было, нет, и никогда не будет. Но в то же время он так хотел сказать этой ***, что он полноценный человек, достойный того, чтобы его любили, любили таким, какой он есть. Разумеется, на эту его реплику никакого ответа уже не последовало, и следующие дни Джонни провёл в мучительных раздумьях наедине с воображаемой девочкой, с которой Леночка его оставила по его же просьбе. Поэтому он был чуть ли не вне себя от радости, когда примерно через неделю Леночка написала ему по почте: «Муся, я скучаю…» Тогда он сразу же ответил ей что он тоже очень скучает, но что же делать, кому сейчас легко? На что она ответила: «А чего тогда вредничаешь-то? Позвонил бы, в кино бы сходили…»
На протяжении следующих двух недель Джонни вёл переписку с Леночкой, в которой он мучительно разрывался между желанием не терять с ней контакта и пониманием того, что, не испытывая к нему никаких чувств, кроме презрения, она его просто использует. Она писала ему: «Муся, я не хочу, чтобы ты самоустранялся. Я конечно, злюка вредная, но что поделать... Я такая, какая я есть... Могу, конечно, написать, что попробую вести себя сдержаннее и бла бла бла, но вряд ли из этого что-нибудь получится, поэтому не буду писать, то в чем я не уверена. Мое мнение и мое желание ты знаешь. Я не хочу, чтобы ты самоустранялся, и "устранять" тебя потом или когда-либо я не собиралась и не собираюсь. Но дело твое и решение тоже будет твое. Поэтому ты поступай, как считаешь нужным. Наверное, я и так и тебе уже все написала в этих письмах. А там уж смотри сам. Контакты все мои знаешь». Джонни же отвечал, что не видит для себя в её жизни позитивной и конструктивной роли:
«Дело в том, что человек, оказавшийся надолго рядом с тобой, будет играть одну из двух ролей (разумеется, я не претендую на стопроцентную точность картины, но в общих чертах примерно так):
- Жертва. Добрый, заботливый мальчик, который испытывает к тебе сильные искренние чувства, готовый на многое ради тебя, даже где-то в ущерб себе. И хотя он тебе не очень нравится и вообще ты от него не в восторге, пока на горизонте нет более заманчивых вариантов, ты используешь его в чисто практических целях. Он готов стараться для тебя, но не в силах тебе угодить. Так, он не способен удовлетворить характерную, особенную для твоего типа личности особую потребность в стимуляции, и тебе становится с ним всё более и более скучно. Он начинает тебя раздражать, ты всё больше капризничаешь, человек всё более отчётливо чувствует, что сам по себе он для тебя никакой ценности не представляет, и ты не избавляешься пока от него только из чисто прагматических соображений. И тут на сцену выходит
- Охотник. С ним всегда интересно. Ведь он способен дать тебе то, чего тебе так не хватало: стимуляцию, остроту ощущений и т.д. С ним твоя жизнь превращается в увлекательнейшую игру. Но – без шансов выиграть. Ибо для него ты можешь быть чем угодно: доступным источником сексуального разнообразия, тем, чем можно похвастаться перед друзьями и т.д. Но только не полноценным партнёром по жизни, не равным по достоинству человеком. Сначала ты не можешь даже понять, с кем имеешь дело, и что это за человек, потому что упомянутая специфика твоей личности делает тебя неспособной хорошо разбираться в людях. А потом уже слишком поздно. Ты беспомощно болтаешься у него на крючке, фактически лишённая своей воли, которая у тебя и так не очень. Увы, аномалия твоей личности даёт тебе не только изумительный талант манипулирования людьми, но и делает тебя чрезвычайно уязвимой. Поэтому, коль скоро ты попалась на крючок охотника, и он нащупал твои болевые точки... Как бы это ни завершилось (А это обречено закончиться, т.к. если он достиг статуса и получил навыки, которые позволили ему стать охотником на людей, он прекрасно понимает, что не хотел бы провести остаток своей жизни с такой, как ты. Хотя он может, конечно же, преследуя свои цели, внушить тебе совсем другое), психическая травма в итоге тебе гарантирована.
Таким образом, поскольку я теперь представляю, с кем имею дело в твоём лице, и не хотел бы видеть себя ни в одной из перечисленных выше ролей (в первой быть не хочу, во второй не могу и не хочу), то дальнейшее взаимодействие с тобой последнее время представлялось мне таким образом. Я не стремлюсь прекратить с тобой всякие контакты навсегда, так как каждый раз, когда ты будешь выброшена на свалку жизни очередным охотником, я могу оказаться едва ли не единственным человеком, который поможет тебе залечить душевные и иные раны. В этом плане, я думаю, ты можешь на меня рассчитывать, что пока я не помру или пока твои мужики тебя окончательно не угробят, или ты сама себя окончательно не угробишь, если ты придёшь ко мне и скажешь что тебе плохо, я просто не смогу тебя оттолкнуть – я не такой человек. А потом, ты снова в бой, а я буду заниматься другими людьми и своими делами.
А ещё я хочу, чтобы ты знала, что мне отнюдь не безразлична твоя судьба, и мне не всё равно, что с тобой будет дальше. Просто я также отдаю себе отчёт в том, что как человек я для тебя слишком мало значу, а, следовательно, от меня в твоей жизни реально мало что зависит, так что как бы я ни хотел, я не смогу оказать практически никакого положительного влияния на твою судьбу».
На это она отвечала ему, что если он будет смотреть на это так примитивно и видеть всего два варианта, то он действительно захочет её оставить, но если он хорошенько подумает, то поймёт что всё на самом деле сложнее.
На той неделе они собирались встретиться в воскресенье. В субботу он позвонил ей днём, она ответила ему, что перезвонит позже. Перезвонила она ему уже в десятом часу вечера и пьяным голосом принялась ему рассказывать, что на работе ей опять не платят зарплату, что она заняла у начальника 25 тысяч, что её мама затеяла дома ремонт – это ещё куча долгов, 75 тысяч. Из её пьяного рассказа Джонни понял, что она не только ничего не осознала, но и что она просто теперь хочет получить с него все эти деньги. Платят ей или не платят, должна она кому-то или не должна, но его она хочет просто дальше использовать, ничего более. Поэтому вместо того, чтобы звонить ей и договариваться о встрече, он написал ей по почте, что прекрасно понимает, зачем он ей нужен. Однако его эта роль не устраивает, и он будет жить с (воображаемой) женщиной, с которой у него будут полноценные отношения. Нет-нет, он не написал, конечно, что та женщина будет воображаемая, но и он, и она прекрасно понимали, как дело обстоит в реальности, и каковы его перспективы найти не воображаемую женщину. В ответ же он получил от неё удивительно обстоятельное и в то же время спокойное, несмотря на надрывно-резкий тон его последних писем, послание.
«Я хотела прислать тебе ответ на все твои письма – пишу.
- Ты просила принять окончательное решение относительно тебя.
- Нет, я не просила. И вообще я не верю в окончательные решения, с этим все сложно…»
Касательно его воображаемой женщины, Леночка писала: «Это хорошо, я надеюсь, что этот человек сможет тебе дать все, то что не дала тебе я, и что ты не нашел со мной. Я хочу, что бы у тебя все было хорошо, и чтобы ты был счастлив. И если кто-то сможет тебя сделать таким, то я буду только рада.
- При таком раскладе, как ты понимаешь, дальнейшее общение между нами автоматически теряет для тебя всякий смысл.
- А для тебя? Для меня лично нет, но опять же я не хочу делать что-то в ущерб тебе, поступай так, как тебе будет комфортнее
- Да, я знаю, что “ломать - не строить”, но в данном случае прекрасно понимаю, что ломать нечего, т.к. между нами не было ровным счётом ничего, кроме твоего стремления использовать другого человека в своих целях.
- Если ты так считаешь, то пусть будет так.
- Как бы там ни было, я старался тебе помогать, чем мог.
- Да, я знаю, спасибо тебе большое за это, это очень ценю. Спасибо тебе за то терпение, которое ты проявил со мной. И за ту помощь, которую ты мне оказывал, когда мог. И за то, что был рядом, когда мне было плохо. На самом деле, у тебя очень много положительных качеств и мне есть, за что тебя благодарить. Очень жаль, что я это во время не смогла понять, но понимаю это сейчас. Таких людей, как ты, я еще не встречала, да и никогда не встречу, в отличие от меня. Таких, как я, ты найдешь себе всегда – их полно.
- С одной стороны, да, я всё-таки чувствую на себе ответственность.
- Как можно чувствовать ответственность по отношению к такой как я? Тебе стоит держаться от меня подальше. Как и любому нормальному человеку.
А теперь, наверное, небольшой итог. Ты замечательный человек, и мне очень жаль, что я не смогла оправдать каких-то твоих надежд и ожиданий. Я не достойна такого человека, как ты. Мне нужно меняться. Я не знаю, сколько на это уйдет времени и получится ли что-то вообще. Мое мнение ты знаешь: я хочу, чтобы ты был в моей жизни. Но я не хочу, чтобы это было в ущерб тебе. Тебе должно быть хорошо. Как морально, так и физически. Конечно, я понимаю, что поступала не правильно. Но понимать и поступать разные вещи…
Если ты захочешь дальше общаться со мной, то ты знаешь, как со мной связаться. А если нет, то я все пойму, главное что бы тебе было хорошо.
А также у меня будет к тебе одна просьба. Напиши каких качеств мне не достает и чем я должна обладать, для того что бы в моей жизни был такой человек как ты или хотя бы похожий. Конечно, таких как ты больше нет, но если я вдруг встречу его, то своего шанса уже не упущу. Но все-таки хочу, что бы это был ты… пока еще это возможно. Я что будет потом, я не знаю, я меняюсь и не знаю в какую сторону. Но ты замечательный, знай об этом, пожалуйста».
Джонни не мог этого себе объяснить, но почему-то её письмо привело его в неописуемый восторг. И дело даже не в том, что она как бы признавала свою неправоту и неспособность исправиться, а также то, что он замечательный человек и что она его недостойна. Скорее, его поразило то, что она не постеснялась передрать из поп-психологической книжки (Книжка называлась что-то вроде: «Психическая атака ниже пояса». Леночка штудировала такие книжки как учебные пособия, в надежде на то, что они помогут ей лучше манипулировать людьми.) как саму идею такого письма, так и чуть ли не конкретные слова. В самом деле, вот фрагмент письма, которое автор этой книжки преподносил в качестве рецепта отвергнутой любовнице:
«Но одна просьба у меня к тебе есть. Скажи мне, какие качества мне необходимо приобрести, а от каких избавиться для того, чтобы понравиться такому мужчине, как ты, и удержать его. Я понимаю, что такого, как ты, уже не встречу, но если попадется хоть немного похожий на тебя, я уже не упущу своего шанса».
Как говорится, найдите десять отличий.
Однако такое самодовольное торжество Джонни быстро сникло при мысли о том, что какой бы душевнобольной дурой она ни была, это она обманула и развела его, такого умного и замечательного, словно лоха последнего. А он... Хотя и нельзя сказать, что верил её некритично, но всё равно так или иначе повёлся. И мысль эта была невыносимой для его самолюбия. Не придумав ничего более язвительного, он ответил ей просто, что хорошо, он её проконсультирует, как найти себе другого. Того, чьей добротой она сможет практически безнаказанно пользоваться вместо него. Она ответила что-то вроде: «Я правильно поняла, что ты меня бросаешь?» На это Джонни ответил, что бросают жён, своих девушек или любовниц, с которыми есть реальные отношения. В случае же с ней, он просто прекращает её халяву, её паразитизм. Навсегда.
Как и следовало ожидать, никакого ответа с её стороны на это уже не последовало. Однако каждый день, с того момента, как он отправил ей это послание, Джонни буквально не находил себе места. Мучительные мысли о Леночке практически не покидали его голову, чем бы он ни занимался: работал ли, шёл в магазин или принимал душ. Имел ли он моральное право так с ней поступать? Не был ли он с ней слишком жесток? Ведь как бы она себя ни вела, теперь-то он знал, что она ни в чём не виновата!
В субботу эти раздумья стали для него просто невыносимыми. Он знал, что поступи он иначе, они бы сейчас смотрели кино или сидели в кафе. А так он был один, совсем один, и хотя ему всегда было чем заняться, с этими мыслями о ней, не дававшими ему покоя, он просто не знал, куда себя деть. Наконец, он написал Леночке смс, что погорячился, что раскаивается, что ему очень жаль и всё такое. На его удивление, она быстро ответила, написав ему, что это всё слова. И что она ждёт от него конкретных поступков, «пока ещё можно что-то исправить». Само упоминание конкретных поступков показалось ему зловещим признаком. Оно до боли напоминало то, что писали в интернете женщины, торгующие собой. Точнее, женщины, пытающиеся разводить мужчин на деньги. Его наихудшие ожидания оправдались, когда он всё же решился ей позвонить. Она сразу же задала ему вопрос, от которого он просто опешил: «что ты хочешь от меня?» А когда он смущённо ответил ей, что, как минимум, пообщаться, встретиться, она вдруг заявила ему, что у неё уже достаточно желающих с ней пообщаться и встретиться, и что ей нужна материальная заинтересованность в том, чтобы встретиться с ним. Потом, мучительно возвращаясь мыслями к тому разговору, он не раз задавал вопрос, почему он не сказал ей тогда фактически то единственное, чего требовало в подобной ситуации самоуважение: «да пошла ты на х**!»?
Очевидно, он был настолько деморализован и подавлен происшедшей с ней метаморфозой, в результате которой он был для неё уже не особенным, а одним из многих, что всё, что он мог делать в том крайне неприятном разговоре, так это мямлить что-то невнятное на тему: «как же так?» И чем дальше, тем больше он понимал, что разговор этот между ними ни к чему хорошему не ведёт. Видимо, это понимала и она, поскольку в результате сбросила телефон. После чего он получил от неё смс, в которой она писала: «Извини, я устала немного. Забудь всё, что я тебе говорила за этот час. Это всё ерунда. Всё проще, чем кажется. Ты хороший, ты замечательный, но я тебя недостойна. Я гадюка и я останусь такой. И я буду тебе вредить. Ещё раз повторю, я тебя недостойна. Но если ты сам этого хочешь – звони, пиши, приглашай на встречи. Только не ной». Через несколько минут пришла ещё одна смс: «Но если тебе сложно, я готова сделать первый шаг. Если хочешь, завтра в час дня можем встретиться на обычном месте. Посидим в кафе, поговорим. Я буду ждать тебя пять минут. Если хочешь – приходи». На следующий день он приехал минут за 20-30 до назначенного ею срока. Она разговаривала с ним сухим и надменным тоном. Сказала, что если человек для тебя что-то значит, ему надо доверять. Видимо, её очень задело когда он написал ей в письме о том, что он проверил кое-какие её утверждения, которые она делала в разговорах с ним. И что они оказались ложными. На самом деле, конечно же, его заявления были блефом, т.к. она обо всём позаботилась. В частности, чтобы у них не было общих знакомых, так что проверить он толком ничего не мог. Да это и не имело особого значения, т.к. теперь он знал наверняка, что она ему патологически врала. Даже там, где, казалось бы, ставки были невелики, как когда она уверяла его, что плату за её занятия восточными танцами подняли с 2800 рублей до 3500. Кстати, этот конкретный факт он мог проверить, но даже не стал этого делать, т.к. и без этого знал, что она ему врёт. Да и потом, они бы информацию на сайте тогда обновили. Поэтому, как она сказала, она прошла в случае с ним точку возврата. Или невозврата. Так или иначе, теперь она будет только принимать от него материальную помощь, но откровенно рассказывать ему про себя больше ничего не будет, т.к. такие вещи делаются только с близкими людьми, которые тебе доверяют. Таким образом, получалось, что раньше у него был выбор между тем, чтобы, вопреки всяческому здравому смыслу, безоговорочно верить её всё более возмутительной и невероятной лжи, вызывая тем самым всё большее её презрение, либо… в итоге слушать то, что она ему сказала в эту встречу. Теперь же у него выбор либо совсем прекратить с ней контакты, либо даже не имея права ничего узнать о ней толком, просто позволять ей на себе паразитировать самым беспардонным образом просто за право время от времени её видеть. Таким образом, выбора-то у него фактически не было! Оставалось только послать её на ХХХ! Джонни решил не устраивать с ней открытый конфликт в общественном месте, а просто расстаться с ней методом «холодного индюка». То есть просто в одностороннем порядке прекратить с ней все контакты, не звонить и не писать ей. А потом, когда утихнет боль по поводу всей этой ситуации и безвозвратного отсутствия Леночки в его жизни, помаленьку налаживать новую жизнь без неё.
Всю следующую рабочую неделю мысли о Леночке не покидали голову Джонни, и он не находил себе места. Но поскольку он не звонил и не писал Леночке, то всё вроде шло по намеченному. Однако в субботу случилось непредвиденное. Леночка позвонила ему сама: «Привет, Мусяндр! Пошли в кино! Я тебя жду в 3 часа в торговом центре на Варшавке». И он, презирая себя, стал собираться. По приезде в ТЦ она не только закупила себе интересующие её шмотки, но и красила ногти за его счёт. А когда Джонни заявил ей, что она вымогательница, Леночка подвела его к витрине и ткнула носом в стекло, за которым блестело и переливалось колечко стоимостью сто двенадцать тысяч рублей. «Вот видишь, как я забочусь о сохранности твоих финансов? Я тебя не заставляю купить мне это колечко. Хотя, конечно, если ты мне его всё же купишь, я буду тебе очень признательна». Джонни совершенно не мог понять, почему в тот день, начиная с того момента как он услышал её звонок и – это приходилось признать – сильно обрадовался ему, с ним происходило что-то странное. Он не только не мог её послать, но и даже не мог толком прийти в ярость по отношению к ней. Она вдруг словно почему-то представилась ему хотя и капризным и взбалмошным, но в то же время таким любимым и беспомощным ребёнком, о котором надо заботиться, что он даже не стал препятствовать её намерению сделать маникюр.
Отрезвление наступило уже тогда, когда он вернулся домой. Он подумал о том, что вот сейчас ей уже нет до него никакого дела. Возможно, она раскручивает на деньги кого-то ещё, или просто занимается своими делами. Но факт остаётся фактом, что она про него уже не помнит, и он для неё совершенно ничего не значит до тех пор, пока ей не придёт время снова им воспользоваться.
И тогда Джонни подумал о том, что надо попробовать применить с ней другую стратегию. Что он слишком много думает о ней, слишком зациклен. Ему надо разнообразить свою социальную жизнь, свой круг общения, чтобы он не был замкнут на ней одной.
Хорошей возможностью в этом направлении представлялся ему грядущий день рождения его знакомой по имени Даша, куда его пригласили.
Кирилл был, пожалуй, наиболее колоритной фигурой среди всех приглашённых. Была в нём какая-то первобытная сила, впрочем, рафинированная современной цивилизацией, которая привлекала женщин. Он был охотник по жизни. Надо было видеть, с каким упоением рассказывал он о том, как он убивал животное, как снимал с него шкуру. Джонни, однако, не мог проникнуться рассказом Кирилла, т.к. ему было просто жаль, очень жаль несчастных животных, чья насильственная смерть была для человека забавой.
Другими вожделенными объектами охоты для Кирилла были женщины, только в данном случае целью было не убийство жертвы, а половой акт. В отличие, скажем, от Теда Банди ему не надо было убивать женщин – интересовавшие его женщины отдавались ему и так. Хотя, по его собственному признанию, жизнь другого человека для него не представляла никакой ценности.
Когда Джонни поинтересовался у Кирилла, есть ли у того совесть, Кирилл, не задумываясь, ответил что совесть используется государством и обществом для контроля слабых и зависимых индивидов. И что сильные личности, такие, как он, не испытывают нужды в этих понятиях.
То есть, раз у тебя нет совести, ты хочешь сказать, что ты можешь убивать людей налево и направо?- недоумевал Джонни. На это Кирилл отвечал ему, что здесь всё не так просто. Если он будет неосторожен, убийство может повлечь за собой уголовное преследование, которое в свою очередь может повлечь за собой ограничение его свободы. А он любит свободу и не хочет, чтобы её ограничивали.
Но Кирилл готов рисковать и не боится смерти. Он готов умереть без сожалений в любую минуту. Он живёт «здесь и теперь». Его очень удивило, когда Джонни рассказал ему про свою экзистенциальную тревогу. «Как можно цепляться за жизнь, в которой нет ничего стоящего: ни денег, ни женщин, ни власти над другими?»- недоумевал Кирилл.
Кирилл называл себя социопатом. Как следовало из его слов, сам Кирилл понимал под этим то, что он преследует исключительно собственные, эгоистические интересы и плевать он хотел на интересы социума.
Несмотря на презрительное отношение Кирилла к социуму, у него был модный стиль, демонстрировавший его принадлежность к верхним слоям этого социума. Для Джонни с его интересом к компьютерной технике этот стиль Кирилла выражался в том, что ему нравились ноутбуки и компьютеры Мак – продукция корпорации «Яблоко». Это неожиданной ассоциацией из совсем другой оперы навело Джонни на мысль о том, что Кирилл и сам был «мак» – сокращение от фамилии Макиавелли.
Глядя на Кирилла, Джонни думал о том, как круто, наверное, быть вот таким «альфа-самцом». Вспоминал, как в его собственном забитом детстве, когда маленькому человеку всё ещё кажется, что он может что-то кардинально изменить в своей жизни, ему хотелось хоть немного, хоть в чём-то быть таким. Теперь же он понимал, что он не может быть таким, как бы он этого ни хотел. Да и не хочет, наверное.
Джонни познакомился с Дашей пару лет назад в интернете. И хотя они должны были быть, по сути, классовыми, а следовательно, и идейными врагами, коль скоро они не акцентировали противоречия, их общение было весьма дружеским. Даша закончила иняз и преподавала английский язык на курсах и индивидуально. С одной стороны, она несла людям знания. Такая деятельность вызывала у Джонни искреннее уважение на фоне встречавшихся ему повсеместно ростовщиков (сотрудников финансово-кредитных организаций), перекупщиков (сюда относились работники многих предприятий торговли), а также многих государственных чиновников, откормленных на откатах и распилах госсобственности. Тем не менее, Даша учила отнюдь не всех, кто стремился к знаниям, а только тех, кто был в состоянии за это заплатить или за кого могли заплатить родители.
Глядя на этих приличных, интеллигентных людей, собравшихся у Даши за столом, Джонни отчётливо осознавал, какая пропасть отделяет его от них. При всех нюансах, которые могли быть у каждого из них, все они, в отличие от него, были полноценными представителями среднего класса. Каждый или практически каждый из них вставал рано утром, садился в свой автомобиль и ехал на работу в офис, где он работал с 9 до 6. Основным приоритетом профессиональной деятельности для них было их собственное материальное благополучие, благополучие своей семьи.
Всё национальное богатство, совокупность товаров и услуг представлялась ему большим пирогом. Родной город же представлялся ему большим муравейником, населённым в основном людьми, пытающимися отнять, утащить, продать, отсудить друг у друга куски этого пирога. И вообще пытающимися делать что угодно, только не растить зерно, не молоть муку и не печь пирог. Производительный труд, создание чего-то своими руками и головой, здесь с некоторых пор стало принято считать уделом «быдла»: гастарбайтеров, деревенщины и вообще ущербных, не способных устроиться на более достойную работу. Даже высокие технологии было принято считать уделом китайцев: их много – сделают всё, что надо.
Все или почти все эти люди выросли в полноценных семьях с двумя родителями, которые позаботились отдать их в хорошую школу, выпускники которой успешно поступают в престижные вузы. Им нанимали преподавателей, которые терпеливо занимались с ними игрой на фортепиано и иностранными языками. При этой мысли Джонни почему-то вспомнил, как когда он заканчивал школу, у него выходила тройка в аттестате по английскому языку. Когда он пошёл к учительнице, чтобы обсудить этот вопрос, она попросила его прочитать английский текст, и не могла удержаться от смеха когда он читал числа русскими словами (как оказалось, в английском языке для этого были свои, английские числительные). Однако он практически все школьные годы он был послушным, тихим мальчиком, который не шумел на уроках. Она ценила это, и потому сжалилась над ним и поставила ему четыре.
У каждого из этих людей было много друзей. Каждый занимал прочное и комфортное место в прочной «социальной сети» нужных связей, позволяя им эффективно решать вопросы не только неформального общения, но и вопросы трудоустройства, а также помогая отстаивать свои интересы в различных конфликтных ситуациях, от которых в современной жизни никто не застрахован. У Джонни же было лишь несколько человек знакомых, которые просто по мере необходимости время от времени его использовали. Было, конечно, ещё несколько человек, которые время от времени вроде бы с интересом обменивались с ним репликами по различных вопросам. Однако они в этом плане скорее напоминали людей, которые, идя мимо зоопарка или кунсткамеры, остановились и заглянули посмотреть на диковинное существо, после чего пошли дальше по своей жизни уже с лучшим настроением. Джонни, конечно, был рад, что от него была хоть такая польза, но, так или иначе, фактически его единственным другом в этом мире был его старенький полуразвалившийся компьютер. И так тоскливо стало ему на этом празднике жизни, что он не хотел больше погружаться в эти грустные раздумья, а сосредоточился на свинском пожирании салатиков, составлявших изумительно вкусный контраст его холостяцкому рациону. После этого Джонни ещё посидел немного, чтобы переварить, так, чтобы откормленный желудок не перевешивал вперёд и не мешал дышать при ходьбе, давя на диафрагму, затем пожелал ещё раз гостеприимной хозяйке всего наилучшего и отправился домой.
По дороге Джонни думал о том, что хотя некоторые из этих людей могли заинтересованно или даже доброжелательно общаться с ним, они на самом деле были не его поля ягоды.
Рома, бывший парень Даши, в отличие от Джонни получил достойную специальность, выучившись на юриста. Однако, со слов Даши, он постоянно терял, а потом подолгу не мог найти новую работу. При этом у него, однако, как у нормального человека, сохранилась потребность в деньгах и том, что можно на них купить. А потому, со слов Даши, он был готов удавиться за каждую лишнюю пару тысяч, потраченную на неё, хотя она и так практически везде платила за себя. В итоге это стало для Даши уже слишком, и Рома потерял Дашу. Пытаясь вникнуть в Дашин рассказ, Джонни думал о том, что, надо полагать, юристов и без Ромы развелось слишком много. И чтобы преуспеть в этой конкурентной среде, требовалась мотивация и настойчивость. Их, как следовало из рассказа Даши, Роме как раз и не хватало. Очевидно, не было у Ромы той хищной, практической хватки, которая отличает настоящих мужиков, таких, как Кирилл, от таких тюфяков и прочих тряпок, как сам Джонни. Это обстоятельство помешало ему реализоваться как профессионалу и как джентльмену. В результате у Даши были амбивалентные чувства относительно Ромы. С одной стороны, было видно, что Рома ей нравился – иначе разрыв с ним не вызывал бы у неё таких негативных эмоций. Но тем обиднее было, что он не сумел соответствовать её ожиданиям относительно того, каким должен быть мужчина. Однажды даже Даша назвала Рому подонком и недоноском. Понимая, что это его не касается, а также то, как неприятен Даше этот разговор, Джонни был вынужден обуздать своё любопытство и не расспрашивать больше её про Рому. Однако уже того, что Даша ему рассказала, для Джонни было достаточно, чтобы укрепиться в его выводе относительно женщин как класса: ему следовало избегать нормальных, полноценных, «правильных» женщин. Конечно же, он вполне мог поддерживать дружеские контакты с Дашей и некоторыми другими девушками, особенно если не делать в разговорах акцент на том, что их разделяет. Мог помогать им с компьютерами и прочими вопросами, в которых он хорошо разбирался. Но по-настоящему близкой ему могла стать только та (по необходимости заведомо ненормальная!) девушка, которая смогла бы принять его, Джонни, подонка и недоноска, таким, какой он есть.
Конечно же, Леночка не собиралась принимать его таким, какой он есть. Однако она была больным человеком, а потому ей простительно. Как бы трудно ни было каждому из них, им, ненормальным, следовало держаться вместе. Поэтому Джонни очень обрадовался, когда в середине следующей после дня рождения Даши недели ему позвонила Леночка. И хотя она начала городить какую-то ерунду о том, что ей по работе нужна его помощь с каким-то там статистическим расчётом, а он был расстроен что, будучи в пути, не сможет её помочь, он был очень рад снова слышать её голос.
На следующий день Джонни сам позвонил Леночке и спросил про её настроение. На что Леночка отвечала, что настроение не очень «потому что ты меня бросил».
В уикенд на той же неделе мама Леночки активно занималась ремонтом квартиры, и Леночке надо было где-то перекантоваться, в связи с чем они с Джонни оба дня ходили в кино, кушали в ресторанах, а большую часть времени посещали торговые центры, чтобы покупать Леночке шмотки.
Конечно же, вначале на Джонни это обстоятельство произвело изрядное впечатление. Дело в том, что Леночка ему всё время рассказывала, клянча у него деньги, что мама её фактически инвалид, которой ещё к тому же почему-то не платят пособие по инвалидности. И что же получается? Мама-инвалид ковыряется дома с ремонтом, когда её здоровая дочка ходит по развлекательным заведениям, а также покупает себе тряпки. Причём покупает не потому, что ей нечего надеть, а просто потому что ей скучно. Неувязка вышла,- подумал Джонни. Но потом он цинично подумал о том, что Леночка в некотором роде ещё больший инвалид, нежели её мама. Ведь у неё поражён орган, отвечающий за внутренний мир каждого человека,- мозг. В результате чего у Леночки в принципе не может быть совести, эмпатии и всё такое. И всё для него снова встало на свои места. Леночка была для него в те два дня, словно тяжелобольной ребёнок, с которым он ходил в кино, в кафе и в магазин игрушек. И, чего бы это ему ни стоило, в какие-то моменты он был, можно сказать, счастлив, видя какой радостью светились её глаза, когда она смотрела на понравившуюся ей юбочку, платьице или блузку. А потом строила ему глазки: «Муся, мы купим?..» И ему так не хотелось, чтобы из-за его отказа её прекрасное личико искажалось злобой, и она начинала шипеть про его жлобство и жмотство. Он же пытался хитрить. Мол, ты посмотри, сколько тут всего – мы тебе ещё лучше найдём. К счастью, на стороне Джонни была Леночкина капризность, по причине которой ей очень мало что нравилось.
Несмотря на все бессмысленные, по сути, расходы, понесённые им в эти два дня, ему всё равно хотелось ей сказать ей что-то хорошее. Но, не придумав ничего лучше, он зачем-то сказал Леночке о том, что, хотя многие вещи его расстраивают, он всё больше приходит к выводу, что другие девушки для него не лучше и что никто, по сути, ему её не может заменить. Леночка с радостью поддержала это утверждение: «Я, конечно же, говно ещё то, но… своё, родное, когда ты принюхался - уже так не пахнет!»
Это заявление произвело на Джонни парадоксальный эффект. Он вдруг отчётливо понял, что никогда не полюбит ни одну женщину так сильно, как это «говно». Что когда они расстанутся навсегда, ему каждый день будет катастрофически её не хватать, что он никогда не сможет её забыть…
Наверное, примерно такие мысли позволили ему спокойно воспринимать её удивительные по своей бесцеремонности вопросы на следующий день по аське. «Муся, меня достало это метро! Муся, где моя машинка, я тебя спрашиваю? Муся, я хочу машинку! Подари мне машинку! Леночке!!! От Мусечки!!!»
Примечательно, что какими бы глупыми и безрассудными ни были эти мысли, в тот момент Джонни серьёзно рассматривал для себя такую возможность. Он ответил Леночке, что подумает о том, как ему наскрести денежки на её машинку. На что она отвечала ему: «ты не думай, Мусечка, ты очень много думаешь! Ты зарабатывай денежку, зарабатывай, и покупай машинку Леночке!»
Следующие выходные, однако, разбили вдребезги его позитивный настрой относительно Леночки. Между ними была предварительная договорённость встретиться в воскресенье. В воскресенье утром, когда Джонни-полуночник пытался стряхнуть с себя остатки сна, чтобы позвонить Леночке, раздался её звонок. Он сразу почувствовал неладное, а именно, что Леночка не в духе. «Мне вот интересно: если бы я сейчас тебе не позвонила, ты бы мне тоже не позвонил, и мы бы не встретились, да?» На это Джонни честно отвечал, что он вот как раз собирался позвонить. И, пытаясь сменить тему разговора, спросил:
- на какое кино мы пойдём?
- ни на какое. Там ничего не идёт.
- А куда же мы пойдём?
- Не знаю. Предлагай, ты же мальчик!
На это Джонни смущённо отвечал, что он не предвидел такой поворот событий, что они каждые выходные ходили в кино и потому он не думал про другие варианты. В голосе Леночки чувствовалась злость: «Почему я всегда должна с тобой брать на себя роль мальчика и решать, куда мы пойдём?!» В результате вроде договорились, что такое будет в последний раз, и дальше он перед встречей будет предлагать ей варианты, куда можно пойти, а она будет выбирать. В этот же день они договорились встретиться у кинотеатра в другом ТЦ, не том, где они встречались обычно, без 10 минут час дня. В 12.45 Джонни, чтобы убедиться, что он пришёл куда надо, отправил Леночке смс. Однако, на его удивление, она через несколько минут ответила, что она ещё дома, сидит в интернете, но «ты бери билеты на сеанс 13.20, я успею». В 13.18 Джонни, уже изведённый ожиданием и опасениями что Леночка опоздает, и они не попадут на сеанс, наконец, увидел Леночку, спешащую к входу в кинотеатр. Она небрежно бросила ему: «Извини, я просто увлеклась, смотрела рейтинги роддомов, не заметила время». Упоминание роддомов просто повергло Джонни в шок. Она что, рожать собралась?! Интересно, от кого?! Однако расспрашивать её не представлялось возможным, т.к. начинался фильм, и Джонни так и зашёл в кинозал растерянный, со ртом, раскрытым от удивления.
В кинозале тревожные мысли о том, что всё это может значить и неужели правда её угораздило залететь, не давали ему покоя. Время от времени он зажмуривал глаза и напряжённо думал, не обращая внимания на происходящее в дебильном фильме, который в это время демонстрировали на экране. Видя, что с ним творится что-то неладное, Леночка не раз принималась его бить своими кулачками и щипать. Она так делала всякий раз, когда он, согласно её видению ситуации, слишком много думал. Вместо того, чтобы смотреть кино или следить за происходящем в реальной жизни. Она неоднократно заявляла, что её это бесит. В этот раз, однако, она была словно особенно чем-то раздосадована и била его с особенным остервенением.
По окончании киносеанса Джонни осторожно попытался выяснить у Леночки что с ней творится. «Я же вижу что с тобой что-то не так». Однако она даже не захотела идти с ним обедать в ресторан, а просто попрощалась. Джонни прекрасно понимал, что расспрашивать её бесперспективно, что она рассматривает его просьбы и уговоры как проявление слабости, и начинает ещё больше презирать его. Он решил, что раз она понимает только язык силы, он попробует собраться с силами и действовать с ней другим способом. К этому его толкала тревожная и унизительная картина, которая рисовалась в его больном воображении. Шаг за шагом он представлял себе как она надевает купленные им шмотки, чтобы вертеть задницей на работе или где-то ещё перед мужиками. Которых она находит достойными, в отличие от него.
Однако когда в следующую пятницу она позвонила и сказала ему: «готовься. Мы пойдём в эти выходные пойдём покупать мне платье для корпоратива на работе», он вначале не нашёл в себе сил ни на что, кроме как промычать нечто вроде согласия. Однако после окончания разговора, увидев её в аське, он вспомнил свою обиду и решил наехать. Зная, как надо спровоцировать Леночку, он спросил у неё, что с ней тогда творилось. На что она ответила что, как она сказала раньше, она не хотела бы об этом говорить. Это его просто взбесило:
- Что, я не недостоин знать, да? Я гожусь только чтобы деньги стрелять и шмотки тебе покупать, чтобы ты потом задницей вертела перед своими хахалями? Хватит! Теперь сделаем по-другому. Пусть теперь тебе шмотки твои любовники покупают. Как говорят в народе, кто е**т, тот пусть и кормит! Так будет справедливо. Тем более что у его мамы сейчас серьёзные проблемы со здоровьем, и на это уходят у него значительные силы и средства. А о ней уж пусть как-нибудь позаботятся те, кто ей «ближе к телу».
Её ответ был на удивление спокойным:
- Мне очень жаль, что у тебя болеет мама, но я не хочу слушать твоё хамство и чтобы ты срывал на мне свою злость. К твоему сведению, у меня нет любовника и никто меня не е**т! А что ты там себе надумал по поводу того, зачем я смотрела рейтинг роддомов, так это у меня знакомая скоро собирается рожать, и мне стало любопытно. А у тебя все мысли в одном направлении!
В итоге разговор они закончили относительно мирно на том, что Леночка сказала: «Я понимаю как тебе сейчас сложно с мамой, но ты держись».
А Джонни пришёл к неутешительному выводу, что для него давно настала пора принимать относительно Леночки нелёгкое организационное решение. Но он также понимал, что этому препятствует то, что он слишком зациклен на ней, что никого другого для себя просто не представляет, что она для него в личном плане чуть ли не целый мир.
Обсуждения Красавица Леночка и другие психопаты