Коридоры событий

— Они добрые люди, милорд, христиане.
— Почему же они скрываются в пещерах? Зачем?
— Они там живут, но не скрываются ни от кого.
— Чушь! Должно быть, это еретики.
— Они исповедуют Христа, — негромко отозвался монах.

— Тебе приходилось бывать в тех пещерах? — спросил граф строго.

— Да.
— А чудодейственную чашу ты видел?
— Что за чаша? В пещерных общинах нет ничего чудодейственного. Все чудеса происходят там с теми, кто верует истинно. Ни чаши, ни кресты, ни книги, ни иконы не надобны для этого. Живущие там добрые люди несут в своём сердце любовь к Господу и не уповают ни на что другое.

— Что за странные общины! Ужели в их храмах нет даже икон? Почему ты называешь их добрыми людьми?

— Они сами называют себя так. И все вокруг называют их так. Многие уходят из города жить с добрыми людьми.

— Отрекаются от католической церкви?
— Нет, милорд, никто не отрекается от церкви, просто уходят к добрым людям.

— Вот как… — Робер де Парси замолчал и посмотрел на стоявшего поодаль барона де Белена. — Мессир, — граф поманил барона, — вы слышали?

Де Белен молча кивнул.
— И что вы скажете? — Де Парси поморщился. — Всё это кажется мне странным. И «добрые люди», и пещеры, и желание скрыться подальше от глаза католических епископов… А про Грааль ни слова…

Барон ничего не отвечал. Граф думал с минуту, опустив голову, затем вскинулся и, вытянув руку к монаху, взревел:

— Ты лжёшь! Но я сумею вырвать из тебя правду! Стража, разденьте его и привяжите к тому дереву!

— Чего вы хотите? — забеспокоился монах, сопротивляясь схватившим его рыцарям.

— Мне нужна чаша! Отведи меня к Граалю, и я отпущу тебя.

— Но я не знаю… не слышал…
— Высеките его как следует! — Де Парси повелительно махнул рукой и пошёл к своему шатру. Выпив вина, он вернулся. Обнажённое тело монаха безвольно повисло на верёвках, по хилым плечам и впалой груди струилась кровь.

— Быть может, этот несчастный на самом деле ничего не слышал о Граале, ваша светлость, — подал голос барон де Белен. — Как он может знать о нём, если это название придумал сам мессир Фродоар.

— Он должен хотя бы что-нибудь знать… Хотя бы краем уха… — Де Парси подошёл вплотную к монаху. — Ты что, не понимаешь, что сейчас я начну убивать тебя?

— Будь ты проклят, сатанинское отродье! — выдохнул монах

— Что?! Как ты смеешь… — Лицо графа перекосилось и сделалось багровым. Он нанёс удар кулаком монаху в нос. Кровь хлынула с новой силой, и монах обмяк, потеряв сознание. — Удавите его и вздёрните повыше, — распорядился де Парси, сплёвывая налипшую на губе густую слюну. — Пусть его склюёт вороньё.

Шарль Толстяк удалился в противоположный конец лагеря и шёпотом молился. Когда возле него присел на корточки Ван Хель, Шарль спросил:

— Почему ты не остановишь графа?
— Ты хочешь, чтобы я прикончил его, перерезал ему глотку?

— Хочу.
— А как же воля Божья?
— Пусть это случится по воле Божьей, но сейчас же. Пусть ты будешь разящей рукой Господа нашего, — настаивал Толстяк.

— А почему ты не считаешь, что де Парси убил этого монаха, исполняя волю Божью? — почти равнодушно спросил Ван Хель. — Всякая смерть случается по прихоти Судьбы, а ею наделяет каждого из нас Бог.

— Мне страшно рядом с этим чудовищем.
— А мне кажется, что Парси ничем не отличается от других рыцарей. Ты слышал, что рассказывали в городе про сеньора Гвебера? По пути в Иерусалим он режет людей как скот, берёт в плен сотнями и всех подвергает чудовищным пыткам.

— Я слышал о нём.
— Он вымогает у пленников выкуп, чтобы на эти деньги кормить свой сброд, называемый войском Христовым. Он приказывает подвешивать мужчин за половые органы и с удовольствием наблюдает, как тела жертв разрываются и кишки вываливаются наружу. Женщин подвешивает за большие пальцы рук, а к плечам прикрепляет камни, сам же стоит рядом и лупит их дубиной.

— Я слышал об этом, — глухо отозвался Шарль.
— Так ты хочешь, чтобы я и его убил? И всех остальных, которые идут под знаменем Христа на Землю обетованную, грабя на пути своём каждую деревню? Может, лучше вырвать сердце у Папы, чтобы он больше никогда не призвал никого в поход против «неверных»? Но ведь появится другой Папа, другой епископ, другой пастырь заблудших душ человеческих… Нет, Толстяк, я не трону графа. Кровь льётся не из-за него и не из-за ему подобных. Насилие — выбор всего человечества. Ты хочешь, чтобы я поднялся против всего человечества? Братец, такое мне не под силу.

— Раньше ты проявлял благородство, вступался за людей.

— Ты отправился в путь, чтобы свидетельствовать о делах земных, — сказал Ван Хель. — Свидетельствуй, летописец!