Концерт

И все эти дни, проведенные как в тумане, его не покидало ощущение, будто кто-то руководит им, подталкивает, и он, словно привязанный за веревочки, исполняет чужую волю.

В последнее время Петров пришел к выводу, что судьба его не сложилась. Казалось, все, что было возможным, сын испортил в его жизни. Ушли мечты о карьере, серьезной учебе. Были мечты и поменьше, но и они, едва вспыхнув, остались позади огнями прошлого.

Уныло Петров оглядывает комнату. Вот кресло, на котором он сидел после шумной изматывающей работы. Обычное кресло, какие выпускают тысячами, а потом ставят у таких же одинаковых телевизоров. Здесь он отдыхал от грохота станков. Порой он засыпал в кресле, забывая выключить телевизор.

Петров не заметил, как оказался на улице, между панелями серых домов. Мутное небо низко опустилось на плечи. Шел мелкий сухой снег. Подхваченный ветром у земли, снег врывался под воротник, колол щеки. Как, какими судьбами, он оказался в этом краю, где

так мало солнца, чистого неба над головой? Кто вообще во всем виноват?

В глубине души Петров чувствовал, что болезнь сына лишь одна из причин его неудач. Просто там, в прошлом, он сам растерял что-то важное для себя, утратил порывы и желания, а с ними и полноту жизни. Но признаться себе в этом не мог. К тому же он видел, что другие живут также как он, разве имея еще машину или здоровых детей. И все-таки, чувство зря проходящей жизни еще не было таким мучительно острым.

Петров шел, охваченный тяжелыми мыслями, не разбирая дороги. Метель то усиливалась, то внезапно стихала, надвигая на него углы домов или редких прохожих. Ему вспомнилась лекторша, выступавшая у них в цеху и ее слова: «Счастье человека – в нем самом. Только он – творец своей жизни». Ему хотелось крикнуть тогда:

- Неправда! Вам легко говорить, у вас все было! Деньги, время, Учитель, наконец! Да, тот самый учитель и друг, которого он так и встретил. Все сам, все своим умом, Но зачем этот опыт, если ничего нельзя изменить. Исправить нельзя!

Продрогший, осыпанный снегом, Петров остановился у здания, на котором ветер трепал афишу. Размытыми буквами его звала на концерт приезжая группа. Лицо музыканта с афиши показалось Петрову знакомым. Справа чернело окошко кассы. Тонкая рука протянула ему билет и скрылась. Петров вошел в фойе Дома культуры.

- Концерт! – презрительно думал Петров, усаживаясь в кресло. – Опять кто-нибудь из «этих»… Да им все равно, о чем петь. Я! Я! – вот что из них прет неудержимо. Какое им дело до него, Петрова? И что они могут дать ему?

Уже сидя и чувствуя, как отогреваются пальцы, Петров забеспокоился. Он не ожидал, что будет так мало зрителей. Человек пятнадцать сидели темными фигурами в креслах. Петров не знал никого из них, но чувствовал свое родство с ними.

Напряженно проводил он взглядом по сцене. Вокруг лежали и стояли инструменты, а рядом – небольшие ящики аппаратуры. Петров заметил, что на одном из ящиков откололся угол, а на другом – пузырилась обшивка.

Музыканты стояли, спокойно настраивая инструменты. Казалось, их не волнует, сколько зрителей в зале. Но они чувствовали людей, Петров это понял, когда один из них улыбнулся ободряюще в зал, и его обвитый блестящими трубками инструмент покачнулся и замер.

Петров все разглядывал музыкантов. Они казались ему неяркими, будничными, не похожими на артистов. Но почему-то ему захотелось поверить им, увидеть людей, готовых помочь другим людям…

Он так и не дождался начала музыки. Просто он понял, что она уже звучит в нем, словно всегда жила там и лишь ждала, чтобы к ней прикоснулись. Какая-то слабая нота, похожая на дыхание ветра, зародилась в нем. Постепенно звук нарастал, в него вплетались другие полутона, словно пробуя себя в странной гармонии. Все походило на слабую метель, окружившую напряженно вглядывающегося в нее человека. Незаметно в зале погас свет, и теперь музыканты работали в сумраке. Неслышно выводил мелодию скрипач, увлеченно взмахивал барабанщик. Но вскоре и они исчезли со сцены.

Петров вдруг увидел себя маленького, стоящего рядом с матерью и помогающего ей на кухне. Мальчик стоял, склонив голову набок и выставив живот – следствие перенесенной болезни. (Позже он отчаянно занялся собой и упорными тренировками выправил позвоночник).

Потом он увидел школьника, задумчиво слушающего музыку у зеленого глазка радиоприемника. Толстая учительница зачем-то кричит на него. Сколько их было одноклассников, учителей… Он так и не встретил «своего» учителя. Только однажды, когда ему особенно удалось какое-то задание, учительница вдруг внимательно посмотрела на него. Теперь он не помнит никого из них, и ту учительницу забыл, а взгляд ее – помнит.

А вон он – подросток, напился дешевого вина и его тошнит в детской беседке. Влекущие груди девушек, шумные танцы, драки… Сколько в его жизни было случайного, ненужного. А над всем этим – строгие родители. Они всегда много работали, а потом повторяли о том, как надо жить…

Тяжелые годы армии прошли, смешались одним серым пятном. Он не любил вспоминать их. Первая женщина…разрыв с родителями…рождение сына.

Ребенок родился слабым, недоношенным. Вот он, опухший, в больнице, а рядом такие же дети с темными пятнами под глазами. Они всегда просили посидеть с ними. Где были их родители? Кто они?

Петров слушал и не верил: впервые музыка говорила о нем, о тех неудачах и радостях, что выпали ему на долю. Все было ясно, понятно ему. И главное, Петров видел, что музыка не осуждает его за то, что он шел по жизни прямо и честно, не толкая других локтями.

Но теперь, рассказав о прошлом, музыка говорила и о будущем. Что-то простое, светлое наполняло его, придавало уверенности. Сын поправится, говорила она, снова пойдет в школу. Самого его ценят на работе, ждут. Надо только встряхнуться, взять себя в руки. Надо снова заняться сыном, как когда-то он занимался собой. Петров вдруг ясно понял, как много в его жизни не сделано, и годы, которые он прожил, показались ему пустяком перед той вершиной, на которую еще можно взойти.

…Свет осветил лица музыкантов, их фигуры в клетчатых рубашках и джинсах. Они заметно устали и молча укладывали инструменты. Петрову захотелось сказать им что-то хорошее. Он подошел к пианисту. Глаза музыканта глядели ясно, спокойно, и опять показалось Петрову, что парень похож на него в юности, когда он тоже хотел что-то сделать для людей, да так и не собрался.

Обновленный, окрепший, Петров вышел на улицу. Метель стихла и теперь снег мягко освещался из окон. Петров оглянулся: он заметил, что на вывеске Дома культуры стекло надтреснуто в двух местах. Две ломаные трещины пересекали занесенное снегом стекло. Что-то имеющее смысл показалось ему в этой примете.

Петров шел домой, ощущая все больше пружинистость шага. Чутье подсказывало ему – кризис кончился, и пора снова браться за дело. Сын выздоравливает…Возможно, из него получится что-то в жизни. Во всяком случае, тут много зависит от него, Петрова. Да и кто, как не он, должен стать сыну учителем, другом? Что из того, что у него такого учителя не было? Он разорвет эту цепь «неудач» и «невстреч». Может, в этом и есть его «большая задача»? Ну, хотя бы на первое время…