Часть 2
Принятые условия
Елена заменила «часик» на пять минут, которых хватило на проведение стандартной процедуры запуска новой смены. Ровно столько ее расслабленное тело наслаждалось специфической мягкостью релаксационного кресла. Она даже успела окунуться в странный сон, в котором, открыв решетку вытяжки, пыталась удалить из воздуховода пакеты начатой ваты, бинтов, марганцовки, таблеток разных. Но это все сыпалось как из бездонной бочки. Спасибо, двери щелкнули, и из транспортной кабины вышло три оператора прибывшей смены, прервав бессмыслицу забытья.
– Повезло вам, – обратилась к ним Елена. – Вы первыми узнаете, что мы вступили в новую стадию эксперимента. Во-первых, портал вошел с нами в контакт, во-вторых, насколько я понимаю, теперь все управление функциями взаимопроникаемых действий имеет двойной допуск, как бы обоюдосторонний. Все нюансы и подробности этого еще предстоит установить, поэтому вам временно отводится роль статистов, то есть все по инструкции спаринговой активации. В-третьих, наши исследователи вернулись, и я отправляюсь к ним, если портал позволит.
– Это как же, Елена Николаевна, кто в чьей власти? – поинтересовался старший смены.
– Все мы во власти парламентера доброй воли, или Воли с большой буквы, и результатов сонастройки. Я сама сейчас в состоянии аморфности сотворения из глины возможностей. Поэтому правило растворенного безмолвия сейчас на первом месте. Все поддерживать, ничего не предпринимать.
Елена вошла в капсулу тоннеля, соединяющего с лабораторией, и дверь за ней закрылась. Впервые она направлялась на объект, будучи допущенной ним, так сказать, по обоюдно явленной доброй воле. Хотя, кто знает, могло ли быть иначе, ведь час назад она не пыталась сделать этого. И то, что не пустило ее, было где-то внутри ее самой, и ей не хотелось углубляться в размышления на эту тему.
Вот и купол портала. Все, как и неделю, и день тому назад. Почти. Светящаяся сфера теперь была не в центре: она занимала весь объем вращающейся конструкции.
«Почему светящаяся?» – подумала Елена, увидев, что Колесо Времени вращается, как и прежде, отсекая собою прозрачную капсулу от остального помещения, перевела взгляд на комнату информационной активации и в смещающейся в зону бокового зрения картинке опять увидела светящуюся сферу.
«Да, не совсем так, как вчера», – подумала она и открыла дверь в рабочую комнату.
В мягких креслах сидели вернувшиеся исследователи, Касим и Фаина. Их взгляды были устремлены на экраны. Они составляли каждый свой отчет, как и полагалось вдохновленным исследователям, пребывая в развертывании присутствия тех событий, которые пространственное время уже закрыло следующим слоем, но еще удерживает локальное время памяти, которое неожиданно может свернуть свои файлы, если их не востребовать вовремя. Поэтому они не отвлеклись на появление Елены, и та, приготовив три чашечки специального чая, поставила по одной перед каждым. Затем заняла третье кресло и принялась составлять свой отчет, только сейчас вспомнив, что совсем забыла о нем в суматохе.
Воцарившееся созерцание теперь уже трех уходящих в прошлое реальностей, подыскивало огранку своим впечатлениям, разбавляемым согревающей чайной благоуханностью.
Шестимерное сознание портала, наблюдавшее сгущающееся проявление дискретности восприятия, распознавало в тумане неведомого мелкий моросящий дождь, наделяя его сознанием стихии чистой энергии информационного поля, способной жить в невероятном отсутствии некоторых компонентов мерности, которые представлялись ему до этого неотъемлемыми элементами бытия. Оно, сознание, это понимало, что своим прикосновением создает некое избыточное давление на хрупкий виртуальный мир, но знало, что именно в этой хрупкости таится где-то спасительное для него условие, отыскать которое можно было, только сумев войти со всем этим в контакт, не разрушая. А, значит, входить нужно было, впуская. И вот появилось нечто, дававшее такую надежду. Появился носитель канала, способный ходить по. И появилась возможность совмещать два не совмещаемых до этого мира, которые теперь стали видимы друг для друга. По крайней мере, для тех, кто соприкасался с этим каналом.
Фаина первой окончила беспристрастный, так называемый, технический отчет, в котором перечисляла все, что сохранилось в памяти, без какой бы то ни было классификации, упорядочения, осмысления и прочего, чем займется аналитический отдел. Теперь ей надо было выразить свое личное отношение, как заключение, каким бы фантастическим оно ни было. И она написала то, что ей хотелось: «Если бы мое утверждение было определяющим ход событий вселенских, то оно было бы таким: два вселенских существа решили поделиться опытом своего развития, и кто-то, еще более могущественный своими масштабами, с любопытством наблюдает, что из этого получится. Не много найдется допущенных осознать всю сакральность проявившегося, и еще меньше готовых стать материей, через которую сможет выразиться эта проявленность. Потому как для этого понадобится преобразиться в вышестоящую материю».
Касим тоже написал свой отчет и сейчас пытался сформулировать, синтезировать все в одну фразу, которая то ускользала, то рассыпалась, то пряталась в сфере, недоступной его сознанию. Наконец он решился: «Время – это сила, которая проверяет тебя на готовность быть растворенным в себе, и только не готовый воспринимает ее как демонстрацию бесконечного отторжения, готовый же, растворясь, теряет возможность передать свой опыт. Стало быть, если я передаю свой опыт, то я еще не готов раствориться. И радость моего бытия – это всего лишь тень и грусть небытия». Ему не очень понравилось то, что он написал, но такой стороной повернулась к нему целостность, и, откинувшись на спинку кресла, он отпустил ее, зная, что то же самое уже сделала Фаина. «Да, с ее приходом эксперимент вышел на новый виток, взобрался на неведомую грань…», – подумал он перед тем, как отключиться.
Елена вскоре тоже завершила свою работу с заключением: «В нем столько непредсказуемости и бесконтрольности, что к практической работе его следует допускать дозировано и только в экстренных случаях, по крайней мере, первое время. Следует также осуществить его учебный перевод и закрепление в группе теоретиков».
«Теперь уже не узнаем, что произошло бы без него. Возможно, Касим с Фаиной и так вернулись бы, хотя, судя по показаниям приборов, вряд ли. Интересно, что они сами об этом скажут», – подумав так, Елена посмотрела на умиротворенные лица отдыхавших исследователей и тоже задремала.
Аппаратура работала, как будто и не было никаких поводов для волнения. Так же бесстрастно и спокойно она зафиксировала полное восстановление параметров человека внутри капсулы и включила программу выхода из экспериментального режима.
Дух волен
Алим же в это самое время, совсем не заботясь о том, что он привнес своим появлением на другом конце портала и как будет заполняться величественными анимациями сотворенная им Валва, вывернувшись наизнанку, неожиданно вернулся телесно в капсулу Колеса Времени. А душа его по подобию состояния, в котором находилась, задержалась в наиболее подходящем для своей адаптации месте.
Алим проявился всей своей иной телесностью у моря, вернее, с другой стороны, и возник прямо перед Ученым. Алекс стоял с ноутбуком под мышкой, и, казалось, ждал этого появления.
– Весьма рад твоему визиту, путешественник, а я как раз собираюсь на лекцию. Вот ведь, понимаешь ли, в плане служения имею поручение оказания содействия скорейшего преодоления повального отупения среди местного населения, – торжественно произнес он. – Хочешь присутствовать на премьере?
– Алекс, откуда население в твоем уединенном мире? Ты никогда не говорил об этом.
– Видишь ли, Алим, я полагал, что жить в услужении игры – это самое худшее. Потом, когда она смылась, предоставив мне полную свободу, я думал, что попаду под амнистию, и вместе с вами перейду в новые условия. А выяснилось, что радость моя преждевременна, и придется мне повременить с переходом еще пару сотен лет, пока не будут отработаны или выработаны наиболее богатые месторождения залежей человеческих, отставших от поезда.
– Можно подумать, что сейчас ты выразился проще.
– Вот и я о том же. Тебе повезло: сейчас ты сможешь сам все увидеть на примере одной из самых трудных категорий, так что не пугайся. Работать будем на той стороне, там для них привычнее. – И Алекс двинулся на изнаночную сторону своего куба, Алим последовал за ним.
Все пространство с этой стороны было сказочно ярко, благоуханно приветливо, но хрупко и легкоранимо, мгновенно реагировавшее на своих обитателей. Алиму даже захотелось поэкспериментировать в нем, но Алекс понимающе улыбнулся и сказал:
– Вот видишь, как все продумано, даже ты воспринимаешь все, как данность и призывность, а подумай, если бы такая возможность была предоставлена тем, кому за неимением опыта… – он при этом махнул рукой куда-то в никуда, – они сами себя растворят или еще чего.
– Умеешь ты заинтриговать, Алекс. Вспоминаю свою первую встречу с ученым котом. И когда же появятся твои слушатели?
– Один уже есть, – провоцирующе улыбнулся Алекс и обернулся котом. Затем он махнул лапой, и под буком появилась доска на подставке, а чуть дальше – несколько рядов столов и один стол со стулом сбоку. – Шучу, ты будешь присутствовать в качестве эксперта. Занимай место за этим столом, а я мигом, – он отбежал метров на сорок и еще раз махнул лапой. Вокруг всей площадки вместе с деревом образовалась полусфера, некий светящийся купол, и Алим почувствовал защищенность и стабильность. Он смотрел на купол и не переставал удивляться изобретательности Ученого. На куполе, как на экране, он видел все, как будто глазами, и в то же время слышал, как будто ушами кота, занявшегося сбором аудитории.
Кот то бегал малолюдным берегом, то прыгал между островками с одинокими обитателями, то продирался через скопища непонятных существ, явно разумных по выражению глаз, то кричал в огромные отверстия пещер, и каждый раз все новые фразы типа:
«Не будьте немощны, но мощны, и облекутся плотью мощи», «Дух волен, наполняйтесь духом и будете вольны, но если нелады со слухом, то знайте – вы больны», «Сегодня все один лишь раз на пробу, в долг и напоказ, а если повезет кому, то даром – у лукоморья с легким паром» и др.
Кот добежал до какого-то упругого края, оттолкнулся и покатился кубарем назад, наворачивая на себя все больший ком зевак из тех, кто отреагировал на его призыв, и выпустил любопытствующие щупальца, за которые и был выдернут из своей скорлупы.
Все это многоликомордая смесь врезалась в полусферу и рассыпалась на отдельные индивиды разного качества.
Алекс, как лягушонка из коробчонки, сбросил свою шкурку, прошел внутрь купола, образовав в том месте дверной проем с надписью: «Для желающих стать людьми». Он показал рукой на парты и объявил:
– Все здесь, и даже больше, чем обещал.
Он материализовал стул возле доски и присел на него. Достал прямо из воздуха стакан воды, отпил половину и поставил на стол.
– Конечно, этого делать не стоило, – обратился он к Алиму, – но просто хотелось, чтобы хоть кто-то остался на занятия.
За куполом раздавалось, похожее на жужжание, подобие споров, и толпа начала расслаиваться. Некоторые, проходя преображение, входили в учебное пространство, некоторые удалялись, и экран переставал транслировать их аудио- и видео- файлы, некоторые не могли долго принять решение, и все разрешалось их растворением и рассеиванием в самоочищающемся пространстве, ибо ничто не могло помешать предстоящим занятиям.
– Все вы здесь собрались по доброй воле своей и не только потому, что в вас еще осталось любопытство, но еще и потому, что за вами сохранена возможность преображения. Потому как вы еще на чаше весов, и мерное покачивание, которое некоторых успокаивает, то уже не благодать колыбели, а предостерегающая зыбкость предопределения судьбы вашей, – начал Алекс, и все вокруг стихло. Было слышно, как бьется сердце каждого, кто присутствовал здесь.
Среди этих биений Алим расслышал и свое сердце. Волнение охватило его, и он непроизвольно подумал: «Вот ведь кот ученый: никогда не предугадаешь, до какой степени он может преобразиться, и кто он вообще такой».
Алекс медленно обвел всех взглядом и остановился на Алиме. Алим виновато прервал свои размышления, и сердце его затихло, как впрочем, и у всей аудитории перед тем. И ему вдруг показалось, что душа его сжалась в пустоте безмолвия.
– И душа ваша, у кого она есть, сжимается и разжимается с каждым ударом сердца, пытаясь расправить свои крылья, ибо не знает другого способа полета за неимением опыта такового.
Алим хотел было не согласиться, но не успел за опередившими его возражениями и даже возмущениями из аудитории. А Алекс невозмутимо закончил фразу:
– А виной тому ваш возмущенный всезнающий разум, всецело узурпировавший власть над вами, выдающий себя незыблемой истиной. И здесь находится человек, который уже прошел через это и увидел, насколько шире мир тех рамок, которые способен выстроить ему любой недоученный мироустроитель.
Все обратили свой взор на Алима, и он ощутил себя уготованной к поглощению трапезой.
– Итак, вопрос первый: кто может передать картину произошедшего, но не с позиции суждения, а какой-нибудь другой? – Алекс вновь перевел на себя внимание аудитории, и Алим получил передышку.
«Почему Алекс видит каждого насквозь, а он, Алим, нет, почему нет привычного разделения между ощущением, словом и действием в зарождении? Почему потом возникает вязкость, почему…», – Алиму приходилось ставить вопросы, не произнося их мысленно, чтобы не привлекать к себе внимания. Интересно, как будут приходить ответы на такие вопросы?
В аудитории нашелся желающий ответить, и это отвлекло его от самосозерцания.
Молодая девушка, довольная тем, что теперь все смотрели на нее, радостно улыбаясь, произнесла:
– Как будто оживилось сердце, и все сердца забились в такт, весь мир ожил, и я влюбилась, но неожиданно вдруг так, все оборвала остановка событий. Сердце сжалось и вновь забилось не спеша, как будто вслушаться хотело в тот робкий шепот. То душа цветком нежнейшим проявилась в оживший мир…
Она вдруг запнулась, потому как ощутила, что внимание перешло в обгладывание, и душа ее, устыдившись, спряталась.
– Да, видать не все одежды свои оставили, некоторые пронесли.
Алекс остановил свой взгляд на сидевшем в самом конце, которое потеряло контроль над собой и вздулось, как воздушный шарик.
– Тебе достаточно, тем более что тебе и не грозит то, что написано на дверях. Полученное передашь вместо привета своему обладателю, как благодарность, если захочешь. Только помни, это для него последний шанс, а для тебя лишнее время.
Шарик выплыл в двери и, обретя свободу, показал невиданную прыть. Аудитория оживленно наблюдала за происходящим, потом вдруг утихла в ожидании продолжения представления, или когда уже начнут что-либо раздавать.
Атмосфера под куполом восстановилась, и девушка, придя в себя, продолжила, но уже не так радостно улыбаясь, а с грустью потери:
– …но мир растаял,
Его собою заменя, бездушный слепок озвался: иди ко мне, мое дитя, ты, как и всё, - мое творенье, мной порожденное сплетенье, моих извилин глубина.
И все непознанное – тайна. За познанное, мне хвала. Весь твой удел моей быть пищей, мой же – судьей добра и зла…
Девушка опять прервала свое выступление, и Алим поразился той тишине, которая нависла, пытаясь услышать продолжение.
Алекс, видя желание аудитории получить, решил дать ей некоторое разъяснение.
– Видите ли, прирожденные homo sapiens, большинство из вас так боялись выглядеть безумными, что упустили из виду одно обстоятельство: быть бездушными или бессердечными не менее разрушительно, ибо тогда вы тоже становитесь неполноценными.
– И все же, уважаемый, вы обещали нечто большее, чем поучения тому, что и так понятно, – прервал его пожилой, тучный мужчина. – Например, здоровье, или безбедное существование. Может ли ваше многообещающее обучение способствовать прекращению нытья моих костей, или, если я вернусь в объятия физического мира, куда меня все больше влечет, родиться обеспеченным. Или у вас есть еще более выгодное предложение в обмен на то время, которое мы тут любезно тратим на вас. – Он обвел глазами аудиторию и, не сыскав явных сторонников, начал нервничать.
– Я понимаю, что вас мало волнует вопрос, насколько вы человек. Главное, чтобы всегда было что покушать или еще что получить. Только поверьте мне, что большинство неудобств вы терпите только потому, что предоставляете себя множеству вот таких, как только что улетело, и тем больше, чем меньше вы человек.
– Не хочешь ли ты сказать, уважаемый, что здесь собрались тупоголовые, которые не могут посчитать до трех и сообразить, насколько присутствие этих трех их устраивает, – оппонент всячески пытался зацепить аудиторию и заполучить себе сторонников, но это у него не получалось.
– Вот, умничка, – хитро похвалил его Алекс, – первым догадался, что до трех считать оказывается мало. И бездушным никто себя не считает, хотя вряд ли кто даст определение, как это выглядит. Точно так же и с бессердечием дело обстоит. А, может, кто-то считает себя безобразным, или бессловесным, или безпрестольным, или бестелесным? А то, что вы все бездомные, это никого не волнует?
– Так можно до бесконечности перечислять, – поднялся мужчина. За ним еще трое.
– И не только перечислять, но и получать, и пользоваться. Это же то, чего вы все хотите – получать и пользоваться, – парировал Алекс.
– Вот именно, безобразие, – мужчина пошел к выходу.
Трое остались стоять, затем двое сели. Оставшийся стоять, пытался возразить:
– Но ведь под безобразием каждый может понимать свое.
– Вот, видите, какие вы молодцы, ведь можете же, когда хотите. Сами поняли, что невозможно без эталона. Образ Отца и есть эталон образа, а Слово Отца и есть эталон слова. А, главное, что есть только два пути: или восхождение, или погружение.
Кто выберет первый, приходите, но уже самостоятельно, по своей воле. Только сразу предупреждаю, для восхождения потребуются немалые усилия.
Все встали. Алекс взмахнул рукой – сфера исчезла, махнул второй раз – исчезли доска и стол Алима, затем парты.
С ноутбуком под мышкой, который неизвестно куда исчезал, и неизвестно откуда появился, Алекс ступил в бук и растворился в нем. Алим поспешил за ним, вспомнив, кем была аудитория до того, как вошла под купол.
С обратной стороны сияло солнце, невдалеке плескалось море, под кубом стоял диван.
– Вот решил сменить обстановку на время отдыха, а то все последнее время работал. Хочешь искупаться? – спросил Алекс, не обращая внимания на вопросительный взгляд Алима. – Никаких объяснений. Я устал. Хочешь, приходи завтра, я у тебя спрошу, в чем разница между тем, что ты видел здесь, и тем, что ты видел там, где незапятнанность сродни неприметности.
– Там, это где?
– Там, откуда ты вытащил Фаину и ее напарника, – Алекс хитро прищурился и вдруг исчез, протянув на прощание. – Можно выходить.
Переформатирование
«Можно выходить», – второй раз прозвучало в наушниках, и та мысль, которая родилась первой при пробуждении, навсегда застряла в глубинах тонкого дешифратора, потому что в работу включился грубый. Алим почувствовал, что теряет нить перехода, но овеществленная реальность уже вступила в свои права, и он покинул застывшую конструкцию.
– Начинать с победы ответственно, – сдержано встречала его Елена Николаевна, – потому что она устанавливает высокую планку последующих ожиданий и ослепляет одновременно. Прими мои поздравления.
– Так все-таки я оправдал ваши ожидания?
– В первой части, да.
– А есть еще и вторая?
– Да, Алим, тебе надо изложить все детали происшедшего, а затем еще и сделать свое открытие.
– Это как?
– Вот, как это сделали Архимед, или Менделеев. Ведь там, где ты был, еще никто не был, и то, что ты видел, еще никто не видел, значит, ты первопроходец и первооткрыватель. А ведь всем интересно, первооткрыватель чего.
– Мне и самому интересно, чего, – задумался Алим.
– Вот, вот, а нити рвутся одна за другой. Время неумолимо. Так что поспеши в комнату информационной активации. Все остальное потом.
В комнате все так же лежала папка Мишара, и Алим занял кресло возле нее. Все пространство было пропитано какой-то недосказанностью. Что-то он упустил, какую-то важную деталь. Почему-то все вокруг пустое, как будто он перестал что-то различать. Появилось какое-то безразличие. Может, в стремлении не быть ни к чему привязанным он проскочил важную грань? Надо было возвратиться в какой-то момент прошлого, из которого вел другой путь в будущее. Может, вопрос в той разнице, о которой спрашивал Алекс? Странно он вел себя во время последней встречи. Сказал, приходи завтра. Может он отстает во времени, и завтра уже наступило?
Алим закрыл глаза и сосредоточился. Надо избавляться от неясностей. …Туман не давал возможности определиться, где он.
– Это от того, что ты не можешь определиться, что важнее, – услышал он знакомый голос и обернулся.
Тело, его тело, начало вести себя по-другому, вот что его обеспокоило. Он уже не ходил в обычном понимании во время последней встречи. Реальность сама набегала, разворачивалась, возникала, чем-то привлекаемая. Изменился его статус, его способ взаимодействия с окружающим его пространством. Совсем не так, как при их первой встрече с ученым котом.
Алим по-прежнему сидел в кресле, наверное, это было удобно. Алекс сидел в таком же. Перед ним была развернута книга, и он разглаживал только что перевернутую страницу.
– Я знаю, почему ты здесь, хотя должен был быть там. Тебе не дает покоя поставленный мною вопрос, и ты теперь не отстанешь, пока не получишь на него ответ. Но ведь это был вопрос к тебе, ты ведь у нас путешествуешь, а я все больше нахожусь в непроявленном состоянии, будто и нет меня вовсе. И каждый раз после твоего посещения я смотрю на себя и удивляюсь, откуда я появился, и каждый раз наблюдаю, как тает мой мир, когда ты уходишь. Будто погружаюсь в туман.
Или нет, все наоборот: сижу я тут, и мне все ясно и понятно. Я смотрю, как ты там мыкаешься в материи, дергаю тебя за веревочки и выдергиваю сюда всякий раз, когда мне становится скучно.
Скажи, какой вариант тебе больше нравится? Я запишу его в свою книгу. – Алекс взял в руки ручку и посмотрел на Алима.
Алим смотрел на Алекса со смутным подозрением, в котором боялся признаться даже себе. И, чтобы не оттягивать развязку, просто начал говорить, как бы со стороны прислушиваясь к своим словам:
– Скажи, Алекс, когда твое следующее занятие с группой? Я, как эксперт, ведь так ты меня представил, хотел бы задать ей несколько вопросов.
– К сожалению, следующее занятие через год, но если ты хочешь, то можно прямо сейчас.
Он махнул рукой, и над учебным пространством образовался энергетический купол.
– Это полусфера Духа, она на порядок эффективнее, чем световая и на два порядка эффективнее, чем энергетическая сфера, и позволяет видеть непроявленное пространство, оставаясь вне его, – пояснил Алекс, и Алим ощутил, как изменился его голос: он стал доноситься из полусферы. Одновременно Алим увидел себя сидящим там за отдельным столом.
Единственное проницаемое в полусфере место несколько раз встряхнулось, теряя резкость, и опять застыло. Одновременно с этим заполнились места за партами. Все присутствующие были в ученической одежде, которая не отвлекала и несла в себе ряд скрытых функций.
– Спешу вас обрадовать, уважаемые, вы получаете досрочную возможность перехода в физический мир. Но только те из вас, кто готов. И вы сейчас правильно все определили: это экзамен. Вопросы будет задавать наш эксперт, – Алекс указал на сидящего за столом Алима. – А выхода отсюда два: или новое рождение, или еще многие лета забытья.
Все настороженно посмотрели на Алима, пытаясь толи предугадать первый вопрос, толи как-то подсунуть свой.
Но над головой Алима уже вращалось светящееся ожерелье из взаимосвязанных между собой сфер-огнеобразов. «Чем же это таким новое рождение отличается от предыдущих, что для него надо сдавать экзамены?» – подумал Алим, и один из огнеобразов, вспыхнув, оторвался от мгновенно успокоившегося ожерелья. Оказавшись в центре полусферы, он распаковался множеством искр и разлетелся в пространстве.
У Алима внутри появилась догадка. Она зачесалась, усиленно начала потирать себе виски и вдруг озарилась множеством картинок. Лицо ее просияло и стало лицом Алима.
– Время вышло, – констатировал Алекс, и трое из сорока экзаменуемых потеряли свою форму. Неожиданная плотность сжала их в небольшие шарики и прямо-таки выдавила из полусферы. – Ну, вот, трое уже отсеялись. Теперь можно озвучить ответ: на Земле изменились условия, и требуется обновление программ воплощения.
«Какие еще новые программы? – удивился Алим, и очередная сфера-огнеобраз покинула ожерелье. Пошел новый отсчет. – Все, хватит с меня», – подумал он и повернулся к Алексу.
– Время вопроса истекло досрочно, – улыбнулся Алекс, наблюдая, как покинули пространство еще пять шариков, – и можно озвучить ответ на второй вопрос: программу человека планетарного надо переформатировать на программу человека метагалактического.
«Ну и форматируйтесь здесь, зачем вообще воплощаться и мучиться в путах материи?» – терял терпение Алим, и очередной огнеобраз распаковался и запустил третий круг.
– Всё, хватит, – обратился Алим к Алексу, и тот провозгласил:
– Экзамен завершен, на третий вопрос ответили все. Поздравляю, вы допущены к программе инкарнации.
Полусфера исчезла, остались только они вдвоем в своих креслах.
– Просмотр окончен, – обратился Алекс к Алиму. – А что это ты так ускорил экзамен?
– Во-первых, это не я, а тот, который был в полусфере, во-вторых, я предполагал, что мы как-то вдвоем с тобой обсудим вопросы.
– А что в-третьих?
– Все-таки, какой ответ на третий вопрос?
– Если бы вот так можно было все легко, не воплощаясь, как ты думаешь, зачем бы был нужен физический мир? И ты уже просто забыл, как он притягивает к себе.
– А как же тот вопрос…
Алим вдруг осознал, что выпал из того пространства и сидит в рабочей комнате.
– Вот ведь опять он меня использовал, а не я его, – произнес вслух Алим, потом подумал и добавил, – нет уж, не выйдет. – И набрал в отчете: «Для безопасного пользования Порталом необходимо переформатирование из Человека Планеты на Человека Метагалактики, а может и Универсума. Иначе будете подопытными кроликами, – затем удалил последнее предложение и набрал более подходящее, – иначе ни компетентность, ни допуск, а тем более возможности не позволят продолжать исследование».
Записав, Алим поднялся, взял папку и пошел к выходу. Выйдя из рабочей комнаты, подошел к двери, за которой была ниша, а в ней должна была быть транспортная капсула, с одной единственной мыслью: «Домой».
Странно, дверь открылась автоматически и так же автоматически закрылась за ним. Капсула с Алимом пришла в движение и очень скоро остановилась.
Алим вышел и оказался в коридоре, затем в торговом зале универсама, и, наконец, на улице. Только теперь он вдохнул такой родной воздух, как будто вернулся с далекого космоса, и поспешил домой.
Шел он легко и почти не фиксировал происходящее вокруг, хотя и видел.
Вот две женщины о чем-то увлеченно спорят. Они чуть не врезались в Алима, когда он остановился, но неожиданно как-то обтекли его, не прерывая спора, и даже не коснувшись.
Вот впереди остановился микроавтобус, из которого вышли несколько мужчин, явно специалистов своего дела. Один наклонился зашнуровать ботинок, который был в порядке, другой начал обходить автомобиль, постукивая по колесам, третий направился в сторону Алима, протянул вперед руку, но прошел мимо, как будто передумал проявлять к нему интерес.
Алима окружающая жизнь тоже мало интересовала в данный момент.
Движение времени
В голове все вертелось и мешало сосредоточиться. Количество вопросов росло как снежный ком, а ответы представлялись скорее как хитросплетение новых зарождающихся вопросов. Все превратилось в единый инкубатор вопросов. Вопросы мелькающими картинками проносились перед взглядом Алима, направленным в никуда, и он бежал по ним, как белка в колесе по перекладинам: чем быстрее бежишь, тем больше устаешь и только.
– Нет, пора это остановить, – пробормотал он, и, наступив на очередную из картинок, застыл. Это был загородный парк, центральная аллея, скамейка и старик на ней. Картинка, будто сопротивляясь тому, что ее придавили, пришла в движение и ожила. Старик поднял глаза и, обращаясь к Алиму, произнес:
– Люди множество веков пытались остановить время, начиная с наскальной живописи. Дошли до фотографии, и, наконец, научились оживлять события в фильмах. Но все время они смотрели, как на чудо, просмотр событий в фильмотеке времени, а, тем более, с возможностью личного участия в этих событиях. Как ты думаешь, почему?
– Наверно, потому, что пытались это сделать с помощью фиксированного пространства, в котором время остановлено, следовательно, и образ его не различим.
– Вот ты сейчас совмещен с порталом и можешь пользоваться его возможностями, но это не ты ими пользуешься, а они тобою, и пока ты полезен порталу, ты можешь развиваться. Ты разве до сих пор не заметил, что как только не тебе задают вопрос, а ты сам спрашиваешь, ты тут же выпадаешь из любого иного мира в свой, физический?
Пространство, наконец, перестало морщиться и смирилось с непрошеным вторжением. Оно обрело яркость красок и насытилось звуками природы, которые жили, казалось, внутри него самого.
Алим всмотрелся в лицо старика, оно не было старым. Морщины на нем разгладились, и кожа насытилась, как и все пространство, сиюминутностью жизни. Как это все связано между собой? Пространство учуяло вопросительность мыслей и начало таять. В последний миг Алим ясно осознал, что лицо старика с разглаженными морщинами, напомнило ему лицо Милалима. Как тогда у камней.
– Одно и то же лицо, – прошептал Алим.
– Ты не должен удивляться, что мое пространство пересекается с твоим. Это значит лишь, что ты на пороге нового рождения, рождения во вневременье.
Теперь его лицо стало более мужественным, более привычным к встрече с ветрами и солнцем, которые делали его суровым, таким же, как и его время.
– Я вот все думаю, Алим, – продолжил он, – почему ты выбрал именно этот период в моей жизни. Очевидно, не только ты, но и я должен почерпнуть что-то из нашего общения. Как я не догадался об этом в прошлый раз: сильно обрадовался, что сумел перенести себя в будущее и проявиться тобой, забыл, что когда время приходит в движение, и удается это ощутить, не следует застревать на чувствах, надо спешить проникнуть в их, а значит и его, времени суть.
Побудь здесь, сколько сможешь. Я должен кое-что записать в папку для Мишара.
Алим, наконец, оторвал свой взгляд от лица Милалима и только теперь сообразил, что стоит среди камней и кустарника в граничащей…
– Постой, – прервал Милалим его пространственно-идентифицирующее ориентирование, – я вижу тебя обычным зрением, а не затуманенным взором. Ты в этот раз пришел по-другому, ты проявился телом, и ты пришел не один. С тобой пришла вся бесконечность Пространства, ты пропитан ее неуязвимостью, и то, что мне дано это видеть, означает только одно: ко мне приблизилась Вечность, и она уже пронизала меня. Решение принято.
Алим стоял, опершись ногой на камень. В руках его был древний посох, повидавший столько, что одно прикосновение к нему могло сделать мудрым даже простого пастуха. Он стоял и смотрел, как приближаются к нему еще несколько человек, каждый со своим посохом, но все с одной мыслью. И эта мысль, которую они тщательно скрывали, а, может, прятались от нее, окутывала их мрачным полем предательского замысла.
Они неспешно приближались.
Алим улыбнулся и произнес:
– Когда-то все вы были совсем беспомощными. Я научил вас быть не только сильными, но и мудрыми, что ново для этого мира. Но теперь я решил преподать вам иные уроки, уроки любви и милосердия. Невозможно владеть телом без души.
Все оживленно переглянулись.
– Душа моя может так же свободно жить и действовать в этом мире, как и том, чего не может ваша. – При этих словах Милалим отделился от Алима и спокойно пошел, оставляя следы на песке в сторону гор. Алим же, не понимая происходящего, решил продолжить от себя. – Кроме души человек имеет множество невидимых частей, которые способны входить во взаимодействие с пространством и временем, и которые в свое время будут даны человеку в пользование, если вы поможете ему дойти до того времени.
Пространство внутри Алима как будто окрасилось преждевременностью и исчезло. А вместе с ним растаял и он.
Пространство растянулось во времени и сморщилось своей материей ввиду запредельного отклонения происходящих в нем событий от стандартов. Алим затерялся в складках, которые в нем образовались.
– Оно постарело, – произнес он вслух, – вот бы ученым увидеть этот процесс: наверняка появилась бы новая история о старении пространства.
– Не история, а теория, ты хотел сказать?
– Да я знаю, просто вырвалось другое слово. – Алим с удивлением смотрел на возникшего перед ним Алекса.
– Нет, не случайно, – возразил Алекс, оглядываясь по сторонам, – ты узнаешь это место?
– А что тут узнавать: сплошная непроявленность из бликов и теней.
– Ты когда-нибудь встречался с управителями Света?
– Нет.
– Вот и я тоже впервые. Самое время раскрыть папку. А то носишь ее с собой без толку.
Алим постепенно начал осваиваться в новой обстановке, осознавая, что висят они с Алексом, то есть зависли, среди бликающего света, и папка, которую он нес от самой лаборатории, все еще у него в руках, и он по-прежнему не может выбраться из таинственного колеса времени. Папка вибрировала в руках и начинала жечь. Алим раскрыл ее, но вместо листов перед ними вспышкой предстала гладь света. Алим закрыл папку.
– Что-то в твоей идее не сработало, – обратился он к Алексу.
– Все сработало, мы уже прочли текст, только он внутри нас, и эти блики, которые мы видим, тоже прорываются изнутри. Попробуй услышать звучание текста и проявить его.
– Легко сказать, когда перед тобою протуберанцы бликов от огня сияющего света из тебя идут и видимы тобою как два схлестнувшихся огня.
– То протекающие роды твоей астральности природы цветы твоих рождают чакр, стремясь создать единый спектр, и в нем зародыш-интеллект – прообраз действия, свободы твоей астральной же природы.
Как дар Душе, как Огнесвет, Дух информацией втекает и форму эту высекает, и отдает ее как Свет, и свой запрос собой рождает на тот вопрос, который знает, которому он есть ответ.
Но Дух, входя, отображает своей внеформенности суть, ее на Будди оставляет, представ во внешности идей, и ждет, когда Душа блеснет, и суть информностью впитает.
Явив проявленность Огня того, в котором Огнесвет, в котором на вопрос ответ находит Управитель Света, и тем деянием взрастает. Шестерка тройкой управляет…
Взгляни в раскрывшийся цветок: в нем глубина, и там зерцало. Воленье бликами предстало, и блики создали волненье, и, отраженное в душе, свеченье это чувством стало, и все мгновенно воссияло.
Душа прозрела в Дом Отца и проявилась, и предстала, и откровенья, словно текст, в нем интеллектом вмиг считала в идущих бликах от зерцала, тех, что рождает Огнесвет.
И это явленный ответ. – Лицо Алекса просияло, вместе с тем, как свет вырвался наружу и осветил пространство его, чуть было не утраченного мира, и тут же напряглось. – Алим, мне так почему-то вдруг показалось, что мы с тобой сейчас в цепких объятиях игры, – он продолжал, ускоряя речь, – и если прямо сейчас не примем правильного решения, она нам предоставит для этого свое время и с удовольствием. Я не хочу опять на многие столетия зависнуть в ней, а выбор у нас невелик.
Алим понял, Алекс прав: только что прояснившаяся картина этого, хотя и иного, но бытия, начала заполняться туманом. Он не наползал, как раньше, а рождался в самом пространстве.
Лабиринты сознания
Экстренное совещание не было даже предусмотрено инструкцией. Просто Елена Николаевна не могла принять решение. Ей не хватало информации, и появилось желание посмотреть на лица всех тех умников, которые работали в НИИ.
В кабинете собралось восемь руководителей служб и лабораторий. Некоторые из них раньше даже не встречались.
– Не буду отнимать ваше время и не буду вас ничем ограничивать. Только помните, что от вас может зависеть многое. Информация, которую вы сейчас получите, будет и вашим же заданием, поэтому постарайтесь ничего не упустить.
Неделю назад наш объект активизировался и перешел в режим поглощения. Группа, направленная для выяснения причин аномального изменения во взаимоотношениях, тоже ушла из плана физического бытия. И когда уже рассматривался вопрос эвакуации и ликвидации объекта, вдруг появился шанс под названием Мастер Времени и по имени Алим. Как ни парадоксально это звучит, но исследователи были возвращены, и вывод их однозначен: мы слишком мелки для масштабов того, с чем вошли во взаимодействие, а, значит, можем действовать, не опасаясь реакции на наши действия. Это и радует и огорчает.
Но самое неожиданное началось, когда Алим вошел во взаимодействие с объектом, потому, что через некоторое время они оба спокойно покинули НИИ. Портал, проще говоря, зафиксировался на Алиме и отправился вместе с ним гулять. Хотя это даже звучит странно.
Мы пытались вернуть их обратно, но не смогли даже вступить в контакт. Вот послушайте отчет спецгруппы из трех человек.
Первый: «Мы остановились метрах в десяти от объекта. Я вышел из автомобиля, и, намереваясь вступить в контакт, пошел по направлению к нему, но вдруг обнаружил, что объект не приближается, а удаляется. Я протянул руку, и она окунулась в пространство. Между нами оказалась дверь. Я открыл ее. За дверью была комната. Объект виднелся за окном комнаты. Однако дорогу мне преградила собака, большая, но не злая. Она пробежала мимо, и я начал подниматься по ступеням. Устал, выбрался на площадку. Окон не было, была дверь, я открыл ее, там был двор, обнесенный забором, по двору бегала собака. Решил вернуться. Вышел в боковую дверь, оказался в парке. Через пять минут вышел к месту стоянки автомобиля. Потом вспомнил, зачем мы здесь».
Второй: «Остановил автомобиль в десяти метрах от объекта. Неожиданно понял, что все четыре колеса спустили. Два раза обошел автомобиль, чтобы удостовериться. Набрал номер механика, тот сказал, что такого не может быть. Обошел еще раз, точно, все было в порядке. Решил пойти выпить кофе. Взял кофе, выпил глоток, вспомнил про объект, бросился назад, возле машины никого.
Третий: «Остановились в десяти метрах от объекта. Вышел, решил поправить шнуровку на ботинке. Долго не мог сообразить, что не так. Поднял голову, увидел, как объект удаляется, причем в никуда. Я видел его в другом пространстве, и он удалялся, хотя все это было в десяти метрах от меня. Я бросился к нему. Дорога и препятствия накатывались на меня, а он все удалялся, пока не исчез. Очнулся я на окраине города.
Предварительная экспертная оценка: «Среди техник защиты есть так называемые вирусные программы сознания, и одна из них называется Лабиринт Сознания. Эта техника основана на включении виртуальных препятствий в реальность контактирующего сознания, делающих невозможным достижение цели. Пространство соскальзывает из всеобщей синхронности, и происходит бег на месте, вне реальности.
Так вот объект, так сказать, синтезированный из пространственно-временного портала и мастера времени Алима, периодически появляется в различных частях города и исчезает. Чем это все закончится, я не знаю. Единственное, что радует, так это то, что пока никто не пострадал.
Перед тем как покинуть лабораторию, Алим оставил запись в журнале: «Для безопасного пользования Порталом необходимо переформатирование из Человека Планеты на Человека Метагалактики, а, может, и Универсума, иначе ни компетентность, ни допуск, а тем более возможности, не позволят продолжать исследование». Поэтому, главное: разобраться во всей этой метафизике и найти способ для начала хотя бы войти в контакт с Алимом. На этом все. Через час жду с предложениями тех, у кого они будут, а сейчас все могут идти.
После этого коротенького совещания, вернее, постановки задачи, Елена немного успокоилась и пригласила к себе Фаину.
– Я так полагаю, вы не все изложили в отчете. Поскольку из него невозможно понять, каков механизм произведенной Алимом работы по вашей, если можно так выразиться, выемке из небытия. Но еще меня беспокоит то, что никто не может объяснить происходящее сейчас, или вы можете, Фаина?
– А пока нет оснований для беспокойства. Попробуйте представить события в позитивном русле. Скажем, Алим вошел в равноправный контакт с тем, что вывело из-под вашего контроля объект, и, даже более того, он перевел диалог в свое пространство, на свою территорию, чего даже не предполагалось, а это означает, что у него есть преимущество. А что касается контакта с самим Алимом, если это так сильно волнует, я могу попробовать его организовать.
– И что для этого надо?
– Сущий пустяк: переформатировать свое сознание на восприятие той реальности, в которой он сейчас пребывает. По крайней мере, одно место, где он может появиться, я знаю точно. Можно это сделать прямо сейчас. – Фаина вопросительно посмотрела на Елену.
– Ну, у меня-то это вряд ли получится, я уже делала подобные попытки. Как-то мне не по нраву все эти лабиринты сознания. А вы, если можете, проясните обстановку, буду вам весьма признательна.
– Пока вы так считаете, так и будет, но другого пути все равно нет. Ведь то, чем вы занимаетесь, ведет туда же, но только медленнее, с побочными эффектами и колоссальными затратами.
Техническая служба
Фаина расположилась удобно в кресле и прикрыла глаза. Она мысленно произнесла сначала текст сонастройки, затем ключевые фразы, и туман послушно расступился. Берег моря почти не изменился, а вот местообитание ученого преобразилось. Сам он сидел с ноутбуком перед большим экраном, расположенным на одной из сторон куба и, казалось, медитировал. На экране возникали различные изображения, которые рассекались сеткой из вертикальных и горизонтальных полос и постоянно видоизменялись. Когда изображение застывало на несколько секунд, ученый делал запись и застывал снова.
– Я вижу, Алекс у тебя тут все поменялось, – обратилась к ученому Фаина.
– Да уж, ваш последний ученик вздыбил все, веками спрессованное, – обернулся он, улыбаясь, – даже техническая служба заинтересовалась, просочилась вслед за ним, да и тебя в кои веки побеспокоили.
– А что техническая служба, Алекс?
– Да я и сам не понял, а спрашивать не стал, ведь инкогнито они, непроявленно, зачем же приключений себе искать. А Алим, сам того не подозревая, уже измотал ее до предела.
– И чего ожидать?
– Да ничего в ближайшее время. Видать, поплавило агента. Или закроют дело, или пришлют другого.
– Узнать бы причину такого интереса.
– А что его узнавать, на нем же все написано: прохудился портал, нечисть полезла, жалобы пошли.
– А ты откуда знаешь?
– Так говорю ж: агент поплавился, все наружу выдал. Алим с него все соки выдавил. Вот сижу, что складывается – фиксирую, пригодится. А ты, Фаина, вижу не столько ко мне, сколько его увидеть хочешь?
– Неплохо было бы, пока его не занесло куда.
– Вот-вот, я и говорю: никому покоя не даст, даже Она от него сбежала.
– Так уж и сбежала. Да у Нее в программе записано поуровневое восхождение, если есть хотя бы один прошедший. А этот не только прошел, но еще и переписывать начал. Того и гляди управлять начнет.
– Так я и говорю: сбежала.
Пространство сгустилось, всколыхнулось и расступилось. На поляне появился Алим. Он увидел Фаину и обрадовался.
– Здравствуй, Фаина. Наконец-то есть вероятность, что я получу ответы на вопросы, или хотя бы подтверждение своим догадкам, и совет.
– Ты ведь все равно все делаешь и решаешь по-своему, – остановила его взглядом Фаина, – так зачем же нарушать традицию. Может, тебе просто встряхнуться надо? Или вспомнить.
– Вспомнить, говоришь? А я-то думаю, что я забыл? А оказывается – забыл вспомнить.
– Ну и что же тебе начало приходить из памяти? – мягко направляла его Фаина.
– Начало и начало: это тебе и пропуск, и ключ, и питание, и воспитание. – И тут Алима будто осенило, – а я-то думаю, что меня везде пускают и от меня шарахаются. Точно, ко мне что-то прицепилось. – Он перестал вибрировать и застыл.
Инородное пространство, которое фиксировалось на нем, не смогло самостоятельно удерживать свою непроявленность, соскользнуло с него и приняло форму человека, поскольку обладало сознанием.
– Познакомься, Алим, это любопытный агент технической службы, который вместо того, чтобы закрыть портал, увязался за тобой, – пришла на помощь Фаина.
– И только потому некоторые сейчас здесь, а не где-то уже нигде, – приходил в себя агент, – так что предоставляется возможность поблагодарить. И еще, передай тем фокусникам, что в следующий раз никто их не будет отделять от производимой ими грязи, так все и утилизируем. Жалко я так и не успел выяснить, какое вы имеете отношение к Игре, а мог пойти на повышение. – Агент не стал дожидаться ответа, превратился в сгусток и вытек с туманом на физику.
– Мне тоже пора, – улыбнулась Фаина, и Алим с Алексом остались вдвоем.
– Вот тебе Алекс и ответы на вопросы, – с иронией проронил Алим, усаживаясь в кресло. – Как хорошо просто посидеть.
И Алекс, тоже расслабившись в кресле, вдруг решил ответить на многочисленные, еще не обретшие мыслеформу вопросы, так назойливо уводившие от душевного равновесия и порождавшие неудовлетворенность вплоть до кожного зуда, так что Алим не мог справиться со своей издерганностью.
– Игра в тебе, игра тобою, ей мало просто обладать, она стремится прорастать, и все в себе являть собою, и все же шанс кому-то дать, и подтолкнуть кого-то к бою.
– И этот кто-то снова я? Но чем её я привлекаю? Я что, кого-то больше знаю?
– Алим, тебе не надо знать, ты тем её и привлекаешь, что не стремишься обладать. Ты в ней скользишь и ускользаешь, ты не даешь себя связать, и ей не терпится узнать секрет, которым обладаешь.
– Какой еще секрет, Алекс? – Алим задумался и перестал дергаться.
– В том-то и дело, что если бы ты сам знал, или я, к примеру, то и она бы знала. Думаешь, случайно агент вопреки всяким инструкциям и стандартным процедурам вдруг проявился в ваш физический мир, который является табу и в котором сгорает все, в чем нет человеческого, вернее, все, что может ему навредить. Если бы ты сразу же не отправился во вневременье, он бы сгорел в потоке времени.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты просто не представляешь, Алим, сколько, да даже слово это не подходит. Если бы ты представил себе все возможности агрессивной среды нечеловеческого сознания, сквозь которую мы мчимся, ты бы понял, насколько колоссален защитный механизм времени. По сути, наше сознание каждое мгновение погибает и возрождается снова. Этакий слепок возрождения на границе бытия и небытия. И как только кто-то умудряется осознать, чем является проходящий через него поток времени, он переходит в сферу бытия истинного. Только вот дело в том, что воспринимается и познается оно только в нем же самом существующими способами и аппаратами восприятия. А обычные слепки в нем слепы.
– Так как же тогда можно осуществить такой переход?
– Только идя по следу. Шаг за шагом из воплощения в воплощение, по крупицам восстанавливая того, кто оставляет эти следы – самого себя.
– Почему ты раньше об этом не говорил?
– Раньше в тебе не звучал этот вопрос. Видимо, игра просочила его вместе с агентом. Приглашает на следующий уровень. Значит, уже существует такая возможность, значит, уже оставлены следы… Туман…
Внимание Алима переключилось на внешние события, и он увидел уже знакомую картину: со стороны моря потянулась густая пелена того, что скрывает все. Но резкое переключение вырвало его из связного потока событий. Предохраняющий импульс вывел его из иного и придавил тягостной тишиной комнаты.
Он сидел в своем кресле-качалке, в своей квартире. За окном была ночь. Странный сон ускользал из оперативной памяти в секретные кладовые, для доступа в которые требовались особые ключи.
Все не так уж плохо
Елена терпеливо ожидала выхода Фаины из транса. Она знала, что получит ответ на многие вопросы, но догадывалась также, что практического решения не получит. Это будет, как вилами по воде или вспышкой в небе: вот оно есть, а не потрогаешь. Все равно ясность придется нарабатывать службам, чтобы вывести все на приборный уровень. И на этом договор с «Литературным миром» будет исчерпан. Она так и не смогла для себя четко уяснить, чем же они там занимаются.
Фаина же, понимая, что Елена ждет с нетерпением, начала без всякой преамбулы:
– Все волнения позади. Ваша лаборатория и НИИ сохранены, хотя канал, по всей видимости, придется создавать новый: этот-то от вас сбежал. Но зато вы получили колоссальный опыт.
Если коротко, то Алим, как и подобает мастеру, сделал все мастерски. Понятно, что он не обладает теми способностями, которые необходимы для стабилизации и удержания портала, но он умеет скользить, и, выскользнув из него, он зацепил в нем самом того, кому это под силу.
Так называемая техническая служба была вынуждена произвести зачистку. Такое простое преодоление конфликта. Вас разняли, как бойцов на ринге, и прекратили бой, если точнее, только не обидьтесь, как тараканов, рассадили по разным коробкам.
– Да я уже поняла: опасность исчезла, не успев миновать. Можно все начинать заново. Вон, уже три службы просятся на прием с предложениями.
Ну что же, передавайте благодарность своему шефу. Скажите, что если он не против, то мы продолжим сотрудничество с Алимом. Он хоть и не от мира сего и ничего не смыслит в наших технологиях, но в нем самом можно накопать не меньше полезного, чем в любом портале.
– Я так понимаю: моя миссия завершена. Была рада оказаться полезной. – Фаина поднялась и направилась к выходу. – Мне самой нравится наблюдать за Алимом, – завершила она разговор.
Фаина шла по улице. А ведь еще недавно она была близка к тому, чтобы этот мир перестал существовать для нее. Интересно, что было бы там. Может, оно уже и было, но она вряд ли вспомнит. Можно сказать: это не удается никому, а если кому удается, тот становится одним из них. Но всё же есть скользящие… Странное определение. Откуда оно вдруг пришло.
– И все же так приятно дышать, осознавая, что ты дышишь, – произнесла она вслух, чтобы как-то прожить взаимодействие с реальностью, и поймала себя на желании позвонить Алиму, поблагодарить что ли…
Алим сидел в кресле, в кресле-качалке, и пытался сообразить, с чего начать поиск ключей, как найти первую крошку, первую подсказку, первый след, чтобы вырастить из него новый мир. Наверно, так же моллюск жемчужницы ожидает инородного вкрапления, песчинки или даже паразита, чтобы окутав его слоями перламутра вырастить жемчужину.
Неожиданный звонок вывел его из замкнутого круга. Высветился номер Фаины.
– Слушаю, – произнес Алим и понял, что не может подобрать нужных слов, ведь то, что понятно и так было понятно, а… но Фаина и ожидала от него многословности.
– Хотела, Алим, поблагодарить тебя за безупречную работу. В шахматной игре тебе бы присвоили звание гроссмейстера, а в нашей даже не знаю. Вот, знаешь, есть такое умение: проскальзывать, ускользать, скользить. Если первое дает ощущение проникающей вязкости, второе – увязание в условиях, то третье уже приближается к легкому касанию, к свободе. Есть в тебе что-то, что делает тебя вольно скользящим, не могу подобрать нужного слова. В общем, я так понимаю, ты всех вытащил и следов не оставил, а, значит, кто-то не уследил. Но думаю, у тебя еще будет похожая ситуация, потому как лаборатория начинает очередной круг исследований. Так что, ты должен быть готов ко второму раунду. Хотя, я думаю, ты и сам все понимаешь. Ну, всё, пока, удачи и еще раз спасибо.
Короткие гудки даже не удивили Алима.
– Все не так уж плохо, – радостно произнес он, не давая установиться тишине, – ведь это было лишь учтивое приглашение, правда, весьма оригинальное. А песчинка моя будет из песочных часов, ведь именно она проскальзывает из одной чаши в другую, а ускользает при этом уже не песок, а время. Жемчужина времени – вот что из нее должно вырасти. В таком случае, я принимаю вызов.
При слове вызов Алим посмотрел на телефон, потом прислушался, как тает в пространстве отголосок его слов, и устремился за ним вглубь себя, скользя во времени.
Надо было кое-что подправить с учетом открывшихся обстоятельств.
Время остановилось и двинулось в обратную сторону, но это не выглядело, как отматывание пленки, это было движение во встречном, внутреннем потоке, оплавлявшем шелуху с внешних событий.
– Время – это не совсем защитный механизм, это – огненный поток, непрерывно воссоздающий бытие сознания, бытие зародыша сознания, который снова и снова оплавляет с него все наносное, терпеливо ожидая, пока зародыш этот будет в состоянии делать это сам. Муки сознания начинаются в преддверии его родов.
– Какой еще секрет, Алекс? – повторил Алим свой вопрос вновь возникшему ученому.
– Ты опять в эфире? А я думал, ты меня не слушаешь. Напомни, на чем мы остановились. – Алекс хотел определить, в какой момент сознание Алима соскользнуло в боковую ветвь.
– Ты говорил, я ускользаю, и ей не терпится узнать секрет, которым обладаю.
– Алим, туман не будет ждать.
Я не готов еще свободу свою опять игре отдать. Пусть за счастливые прозренья, но снова вечность за мгновенья: не умирая умирать, беззвучно звать, незримо видеть, в себе себя возненавидеть, не смея чувствам волю дать, глаз не смыкая, вечно спать.
Как на заезженной пластинке: одни слова, одни картинки, но лишь одна возможность – ждать. Всех тех, кто покидает смело поток, но дальше неумело пытается его догнать. Уже не радует прельщенье, хотя даровано прощенье.
Лишь папка может все менять, но что там в ней никто не знает, она два мира разделяет и возвращается опять лишь к тем, кто с нею совладает…
Алим видел, как близко подступил туман, но все-таки продолжил: не так уж часто ему удавалось задавать вопросы, и он знал их цену.
– Ты говорил: раз просочилась, значит, был оставлен след, и, значит, то уже случилось давным-давно…
Взгляд Алима провалился сквозь Алекса, и он видел приближающихся жрецов.
«Я теперь точно знаю, за какой записью ты пришел», – звучали у него в голове последние слова Милалима. Он хотел было пошевелиться, но не смог. Тело не подчинялось ему. Оно оставалось чужим, пока от него не отделился Милалим.
Миссионеры не могли знать, что перед ними стоит не Милалим, и что в нем теперь, кроме холода пространства, находился еще и огонь времени, а они, по-прежнему, не очень интересовали скользящего во времени Алима. Они были далеки от него. Но на этот раз два обстоятельства обратили на себя его внимание: папка в руках и следы на песке, которые оставил Милалим.
«Надо бы прочесть запись и оставить следы. Вот уставились», – подумал Алим, а вслух произнес:
– Кроме души, человек имеет и другие части, способные входить во взаимодействие с пространством и временем.
Он сократил фразу на несколько слов, но все равно образовалась пространственно-временная аномалия, не видимая обычному взору. Алим убрал ногу с камня и пошел в сторону противоположную той, которую выбрал Миллим. Оставляя следы на песке, он прошел мимо одного из избранных, и тот, сделав попытку отстраниться, неуклюже развернулся и завалился на одно колено.
Алим отошел, как ему показалось, метров двадцать и присел на удобный камень.
– Все не так уж плохо, – произнес он и раскрыл папку.
Изнанка вечности
Папка была пуста. Как бы пуста. В ней даже не было листов. Алим закрыл ее и обернулся. Над камнем, где недавно стоял Алим, кружился вихрь. Он смешно покачивался на своей тонкой ножке, будто размышляя, что ему делать дальше, и вдруг спустился вниз, подымая вверх клубы пыли. С этой его выходкой проснулся ветер и рассерженно взвыл. Все пространство пришло в движение, наполняясь пылью и складками.
Алим прикрыл глаза рукой.
– Это уже не поможет, – услышал он голос Алекса и вновь открыл глаза. Туман был совсем близко. – Неужели все начинается сначала? – продолжал тот.
– Как-то уж все очень просто, – не хотел верить ему Алим, – по-старому быть не должно: новое идет новыми путями. Это просто привычка, от которой надо избавиться. Очнись, пойдем отсюда, подальше от берега, там тумана нет. Она еще не придумала, как, по-новому, ей нужны подсказки, и она их ищет, значит, первый ход за нами. А, хочешь, можем остаться здесь.
Алим сел в кресло и, положив папку на колени, откинулся на спинку. Но наслаждения или удовольствия не было, не было вдохновения, молчало воображение, исчезли желания. Ничего конкретного и ничего абстрактного. Пустота и безмолвие не только в мыслях, но и в чувствах.
«А вот это уже неправильно, – лениво заворочалась в голове мысль, и Алим забарабанил пальцами по папке, – значит, не по правилам, или по правилам, но уже другим. А что, если она пытается запустить новую технику, опробовать новую методику? Вот бы самому научиться разрабатывать техники, тогда бы посоревновались».
– Алекс, ты меня слушаешь, или заснул? Скажи, кто еще работает в техническом отделе, кроме агентов-чистильщиков?
– Кроме агентов там еще работают технологи и еще вроде законники, не помню, как точно. – Алекс потянулся и решил уточнить, – а почему чистильщики, если они выправленцы? Хотя можно и так, но тогда технологи-провокаторы.
– А почему провокаторы? – в свою очередь переспросил Алим.
– А потому, что они провоцируют на новые взаимодействия, и таким образом находят оптимальные, неразрушающиеся пути спайки, слепки старой среды с новыми законами. В целях, так сказать, экономии Огня-Времени.
– Откуда ты знаешь?
– Я тебе уже говорил: в прошлый раз все началось именно с папки. Интересно мне стало, что же там написано, – уклонился Алекс от ответа.
– Да смотрел я, ничего там нет.
– И давно ты смотрел? Сколько веков прошло?
Алим перестал барабанить по папке и обхватил ее руками. Она уже не была тощей и пустой, как там, на краю пустыни. В ней что-то было. Не раздумывая, он раскрыл ее: чистые листы бумаги. Небольшая стопочка.
– Но здесь чистые листы! – раздосадовался он.
– Правильно, тогда тоже были чистые листы. А потом год за годом, век за веком, с ошибками, с исправлениями, с мучениями, то есть с материальными учениями, пока Огнем не оплавило и ускориться не заставило. Трудом, батенька, трудом, вот и все правила. Всех поправила, всех исправила, всех направила, – голос Алекса становился мурлыкающе довольным, предвкушающим наслаждение забытья.
Алим сразу вспомнил, когда впервые услышал этот голос и понял: надо спешить. Выход там же, где и вход, вспомнил он. Надо только войти. Однако мысли не хотели складываться, вызывать ассоциации, обретать форму, рождать образы, хотя отступать уже было поздно. Надо было просто на что-то решиться, включить Теофу, вырваться из чего-то сковывающего, и Алим напрягся, стягивая на себя пустоту.
– Мысли, мысли… «Преобразиться в вышестоящую материю, это всего-то лишь возжечься», – поднялось у него откуда-то изнутри и обожгло грудь, – где же я мог об этом читать?
Последний спор утих, безмолвие спустилось в глубины сфер Души сакральностью начал и там все растворя, в иное время влилось.
Мир предо мной и мне тогда предстал в предтечи Универсумной тиши, и вот тогда и в нем иным моим же ликом, вовне извне я тоже наблюдал:
Я шел по следу, брошенному бликом, я по ступеням в мир лился как миф, и видел, как творясь, тем мифом я родился в пространстве в тот же миг.
Я вывернулся, словно наизнанку, и завертелся словно тор,
Энергией Теофы Слова пытаясь пересилить спор, в той яви возникавший вновь и снова со дня творения или с тех самых пор, как заросла межреберная рана
Когда явилось Инь из Яна,
Представ, как красота изъяна, и диво то, стремясь познать, Психодинамика и Дхьяна призвали Свет им помогать.
Но не для этих даже двух задача та, коль дремлет Дух: уж те во тьму увязли дум, когда пришли Миракль и Хум, и все неясности образ собою переплавил Образ.
Проторен путь, коль ясна цель, покинуть можно колыбель, когда на всё огнем пролита, печатью Синтеза Магнита, Всеуказующая Длань и слышен зов: проснись и встань…
Алим перевернул страницу и отвлекся от чтения. Комната, вернее, кабинет, в котором он находился, был слишком велик. Внимание могло удерживать только небольшую часть его, ту, где стоял стол, за которым сидел он, и еще стеллаж с книгами, вернее, с фолиантами, и не стеллаж, а как бы установленный порядок, в котором они просто висели ровными рядами, притягивая к себе всеми своими тайнами его внимание.
Далее находилось еще не освоенное пространство. Оно было туманно. Глаза слипались, но хотелось узнать как можно больше, и он снова вернулся к тексту:
Это произошло еще задолго до того, как все произошло. Поэтому я решил об этом написать, в надежде на то, что это сможет прочесть один из тех, кому тогда было трудно все осознать.
Первая волна была самая неожиданная потому, что она нахлынула неожиданно. Неожиданно для тех, кто не ожидал. Но она не пронеслась мимо тех, кто был готов, потому что они были готовы.
Она поднялась изнутри, преображая силой, грандиозностью своей амплитуды, своим напором, своим триумфальным звучанием тех, кто не испугался и напрягся. Тех же, кто не напрягся, и не перешел на другие вибрации, ожидала вторая волна. Она подняла всех, кто вел себя несмело. И уже на гребне ее они увидели, как трудно догонять, и осознали, что каждый сам себе судья.
Многие устремились на путь, который был открыт для многих. И вел он через тернии каждого, кого он вел. И каждый, сам расчищая свои тернии, подымался на гребне своей волны, и, кто был готов, растворился в ней. А готовы были многие, ибо кто не был готов, были унесены своей собственной волной задолго до того.
И другими глазами начали видеть те, кто начал видеть другими глазами, и стали жить по-другому и в другом те, кто стал жить…
Алим отвлекся от чтения, и текст растаял, вместо него появился другой:
Миракля Синтеза Магнит уже не просто так манит, уже не просто окрыляет, уже он мною сотворяет.
Поймет лишь тот, кто это знает,
Когда откроет свой Грааль, сумев с Престола снять вуаль, Душою в Интеллект взойдет, кто в Дом с Трансвизором войдет, кто Мощь и Веру обретет. Я знаю, тот меня поймет,
Кто с Образом Отца познает Его же Слово.
Тело ново и новый Разум в Теле том, и Дом Отца и Сердце в нем, и Синтезобраз, сбросив сонность, познает Воссоединенность.
Поймет, как я десятки раз хотел сложить обрывки фраз, в мельканьи лиц, в мельканьи дней развить до скорости огней свою способность различать,
Когда уже имел Печать, печать Того, Кто может знать. Поймет лишь тот, кто пожелает…
«Что это? – подумал Алим, закрыв папку. Только теперь обратил внимание, что она была подписана. «Мои нетленные страницы, когда-то я, с таким трудом считая, что мне это снится, пытался строчкой и столбцом писать вас сердцем, не рукою, дивясь, неужто и со мною такое тоже может быть. И я, не то, одолевая, не то в себя вбирая путь, телесность новую рождая, пытался веки не сомкнуть моих иных, душевных глаз, спеша, как будто на показ еще не видимого мною. Во мне звучал, как будто глас того, кто был во мне и мною. Его любовью неземною, которая и есть магнит, которою он и творит пространство, видимое мною, как поле действия того, что должен я раскрыть собою…»
Текст вел себя необычно. По мере того, как Алиму все больше и больше хотелось узнать, количество проявленных слов росло, и увеличивался текст, но становился мельче. Алим придвинул его ближе и вдруг прочел крупными буквами: «Огненный путь», как будто название, и ниже, чуть мельче: «Записи Чело».
Алим провел рукой по кожаному переплету, и надпись исчезла. Он снова раскрыл папку. Теперь на первой странице выпукло ожило: «Начало пути» и поплыло вверх, освобождая место для развертывания записи самих событий:
Внутри вечности все здесь и сейчас пронизано единым Огнем, который эманирует, истекает наружу мерцанием времени, делающим Огонь дискретным, и тогда внутреннее единство проявляется в связующей его силе, силе любви. Образованное этой силой поле, проявляется первой рожденной Огнем с помощью Времени своей ипостасью – Пространством, которое фиксируется и удерживается только благодаря желанию ощущать блаженство любви…
Алим еще не успел осознать считанную информацию, как на нее наложилась следующая, и первая соскользнула в будущее, мгновенно выдавив его в прошлое настоящее.
– Прошлое настоящее, и придумается же такое, – нарушил он тишину темной комнаты и ощутил, как ему одиноко.
Часть3
Другими глазами
Следующее утро показалось Алиму
Принятые условия
Елена заменила «часик» на пять минут, которых хватило на проведение стандартной процедуры запуска новой смены. Ровно столько ее расслабленное тело наслаждалось специфической мягкостью релаксационного кресла. Она даже успела окунуться в странный сон, в котором, открыв решетку вытяжки, пыталась удалить из воздуховода пакеты начатой ваты, бинтов, марганцовки, таблеток разных. Но это все сыпалось как из бездонной бочки. Спасибо, двери щелкнули, и из транспортной кабины вышло три оператора прибывшей смены, прервав бессмыслицу забытья.
– Повезло вам, – обратилась к ним Елена. – Вы первыми узнаете, что мы вступили в новую стадию эксперимента. Во-первых, портал вошел с нами в контакт, во-вторых, насколько я понимаю, теперь все управление функциями взаимопроникаемых действий имеет двойной допуск, как бы обоюдосторонний. Все нюансы и подробности этого еще предстоит установить, поэтому вам временно отводится роль статистов, то есть все по инструкции спаринговой активации. В-третьих, наши исследователи вернулись, и я отправляюсь к ним, если портал позволит.
– Это как же, Елена Николаевна, кто в чьей власти? – поинтересовался старший смены.
– Все мы во власти парламентера доброй воли, или Воли с большой буквы, и результатов сонастройки. Я сама сейчас в состоянии аморфности сотворения из глины возможностей. Поэтому правило растворенного безмолвия сейчас на первом месте. Все поддерживать, ничего не предпринимать.
Елена вошла в капсулу тоннеля, соединяющего с лабораторией, и дверь за ней закрылась. Впервые она направлялась на объект, будучи допущенной ним, так сказать, по обоюдно явленной доброй воле. Хотя, кто знает, могло ли быть иначе, ведь час назад она не пыталась сделать этого. И то, что не пустило ее, было где-то внутри ее самой, и ей не хотелось углубляться в размышления на эту тему.
Вот и купол портала. Все, как и неделю, и день тому назад. Почти. Светящаяся сфера теперь была не в центре: она занимала весь объем вращающейся конструкции.
«Почему светящаяся?» – подумала Елена, увидев, что Колесо Времени вращается, как и прежде, отсекая собою прозрачную капсулу от остального помещения, перевела взгляд на комнату информационной активации и в смещающейся в зону бокового зрения картинке опять увидела светящуюся сферу.
«Да, не совсем так, как вчера», – подумала она и открыла дверь в рабочую комнату.
В мягких креслах сидели вернувшиеся исследователи, Касим и Фаина. Их взгляды были устремлены на экраны. Они составляли каждый свой отчет, как и полагалось вдохновленным исследователям, пребывая в развертывании присутствия тех событий, которые пространственное время уже закрыло следующим слоем, но еще удерживает локальное время памяти, которое неожиданно может свернуть свои файлы, если их не востребовать вовремя. Поэтому они не отвлеклись на появление Елены, и та, приготовив три чашечки специального чая, поставила по одной перед каждым. Затем заняла третье кресло и принялась составлять свой отчет, только сейчас вспомнив, что совсем забыла о нем в суматохе.
Воцарившееся созерцание теперь уже трех уходящих в прошлое реальностей, подыскивало огранку своим впечатлениям, разбавляемым согревающей чайной благоуханностью.
Шестимерное сознание портала, наблюдавшее сгущающееся проявление дискретности восприятия, распознавало в тумане неведомого мелкий моросящий дождь, наделяя его сознанием стихии чистой энергии информационного поля, способной жить в невероятном отсутствии некоторых компонентов мерности, которые представлялись ему до этого неотъемлемыми элементами бытия. Оно, сознание, это понимало, что своим прикосновением создает некое избыточное давление на хрупкий виртуальный мир, но знало, что именно в этой хрупкости таится где-то спасительное для него условие, отыскать которое можно было, только сумев войти со всем этим в контакт, не разрушая. А, значит, входить нужно было, впуская. И вот появилось нечто, дававшее такую надежду. Появился носитель канала, способный ходить по. И появилась возможность совмещать два не совмещаемых до этого мира, которые теперь стали видимы друг для друга. По крайней мере, для тех, кто соприкасался с этим каналом.
Фаина первой окончила беспристрастный, так называемый, технический отчет, в котором перечисляла все, что сохранилось в памяти, без какой бы то ни было классификации, упорядочения, осмысления и прочего, чем займется аналитический отдел. Теперь ей надо было выразить свое личное отношение, как заключение, каким бы фантастическим оно ни было. И она написала то, что ей хотелось: «Если бы мое утверждение было определяющим ход событий вселенских, то оно было бы таким: два вселенских существа решили поделиться опытом своего развития, и кто-то, еще более могущественный своими масштабами, с любопытством наблюдает, что из этого получится. Не много найдется допущенных осознать всю сакральность проявившегося, и еще меньше готовых стать материей, через которую сможет выразиться эта проявленность. Потому как для этого понадобится преобразиться в вышестоящую материю».
Касим тоже написал свой отчет и сейчас пытался сформулировать, синтезировать все в одну фразу, которая то ускользала, то рассыпалась, то пряталась в сфере, недоступной его сознанию. Наконец он решился: «Время – это сила, которая проверяет тебя на готовность быть растворенным в себе, и только не готовый воспринимает ее как демонстрацию бесконечного отторжения, готовый же, растворясь, теряет возможность передать свой опыт. Стало быть, если я передаю свой опыт, то я еще не готов раствориться. И радость моего бытия – это всего лишь тень и грусть небытия». Ему не очень понравилось то, что он написал, но такой стороной повернулась к нему целостность, и, откинувшись на спинку кресла, он отпустил ее, зная, что то же самое уже сделала Фаина. «Да, с ее приходом эксперимент вышел на новый виток, взобрался на неведомую грань…», – подумал он перед тем, как отключиться.
Елена вскоре тоже завершила свою работу с заключением: «В нем столько непредсказуемости и бесконтрольности, что к практической работе его следует допускать дозировано и только в экстренных случаях, по крайней мере, первое время. Следует также осуществить его учебный перевод и закрепление в группе теоретиков».
«Теперь уже не узнаем, что произошло бы без него. Возможно, Касим с Фаиной и так вернулись бы, хотя, судя по показаниям приборов, вряд ли. Интересно, что они сами об этом скажут», – подумав так, Елена посмотрела на умиротворенные лица отдыхавших исследователей и тоже задремала.
Аппаратура работала, как будто и не было никаких поводов для волнения. Так же бесстрастно и спокойно она зафиксировала полное восстановление параметров человека внутри капсулы и включила программу выхода из экспериментального режима.
Дух волен
Алим же в это самое время, совсем не заботясь о том, что он привнес своим появлением на другом конце портала и как будет заполняться величественными анимациями сотворенная им Валва, вывернувшись наизнанку, неожиданно вернулся телесно в капсулу Колеса Времени. А душа его по подобию состояния, в котором находилась, задержалась в наиболее подходящем для своей адаптации месте.
Алим проявился всей своей иной телесностью у моря, вернее, с другой стороны, и возник прямо перед Ученым. Алекс стоял с ноутбуком под мышкой, и, казалось, ждал этого появления.
– Весьма рад твоему визиту, путешественник, а я как раз собираюсь на лекцию. Вот ведь, понимаешь ли, в плане служения имею поручение оказания содействия скорейшего преодоления повального отупения среди местного населения, – торжественно произнес он. – Хочешь присутствовать на премьере?
– Алекс, откуда население в твоем уединенном мире? Ты никогда не говорил об этом.
– Видишь ли, Алим, я полагал, что жить в услужении игры – это самое худшее. Потом, когда она смылась, предоставив мне полную свободу, я думал, что попаду под амнистию, и вместе с вами перейду в новые условия. А выяснилось, что радость моя преждевременна, и придется мне повременить с переходом еще пару сотен лет, пока не будут отработаны или выработаны наиболее богатые месторождения залежей человеческих, отставших от поезда.
– Можно подумать, что сейчас ты выразился проще.
– Вот и я о том же. Тебе повезло: сейчас ты сможешь сам все увидеть на примере одной из самых трудных категорий, так что не пугайся. Работать будем на той стороне, там для них привычнее. – И Алекс двинулся на изнаночную сторону своего куба, Алим последовал за ним.
Все пространство с этой стороны было сказочно ярко, благоуханно приветливо, но хрупко и легкоранимо, мгновенно реагировавшее на своих обитателей. Алиму даже захотелось поэкспериментировать в нем, но Алекс понимающе улыбнулся и сказал:
– Вот видишь, как все продумано, даже ты воспринимаешь все, как данность и призывность, а подумай, если бы такая возможность была предоставлена тем, кому за неимением опыта… – он при этом махнул рукой куда-то в никуда, – они сами себя растворят или еще чего.
– Умеешь ты заинтриговать, Алекс. Вспоминаю свою первую встречу с ученым котом. И когда же появятся твои слушатели?
– Один уже есть, – провоцирующе улыбнулся Алекс и обернулся котом. Затем он махнул лапой, и под буком появилась доска на подставке, а чуть дальше – несколько рядов столов и один стол со стулом сбоку. – Шучу, ты будешь присутствовать в качестве эксперта. Занимай место за этим столом, а я мигом, – он отбежал метров на сорок и еще раз махнул лапой. Вокруг всей площадки вместе с деревом образовалась полусфера, некий светящийся купол, и Алим почувствовал защищенность и стабильность. Он смотрел на купол и не переставал удивляться изобретательности Ученого. На куполе, как на экране, он видел все, как будто глазами, и в то же время слышал, как будто ушами кота, занявшегося сбором аудитории.
Кот то бегал малолюдным берегом, то прыгал между островками с одинокими обитателями, то продирался через скопища непонятных существ, явно разумных по выражению глаз, то кричал в огромные отверстия пещер, и каждый раз все новые фразы типа:
«Не будьте немощны, но мощны, и облекутся плотью мощи», «Дух волен, наполняйтесь духом и будете вольны, но если нелады со слухом, то знайте – вы больны», «Сегодня все один лишь раз на пробу, в долг и напоказ, а если повезет кому, то даром – у лукоморья с легким паром» и др.
Кот добежал до какого-то упругого края, оттолкнулся и покатился кубарем назад, наворачивая на себя все больший ком зевак из тех, кто отреагировал на его призыв, и выпустил любопытствующие щупальца, за которые и был выдернут из своей скорлупы.
Все это многоликомордая смесь врезалась в полусферу и рассыпалась на отдельные индивиды разного качества.
Алекс, как лягушонка из коробчонки, сбросил свою шкурку, прошел внутрь купола, образовав в том месте дверной проем с надписью: «Для желающих стать людьми». Он показал рукой на парты и объявил:
– Все здесь, и даже больше, чем обещал.
Он материализовал стул возле доски и присел на него. Достал прямо из воздуха стакан воды, отпил половину и поставил на стол.
– Конечно, этого делать не стоило, – обратился он к Алиму, – но просто хотелось, чтобы хоть кто-то остался на занятия.
За куполом раздавалось, похожее на жужжание, подобие споров, и толпа начала расслаиваться. Некоторые, проходя преображение, входили в учебное пространство, некоторые удалялись, и экран переставал транслировать их аудио- и видео- файлы, некоторые не могли долго принять решение, и все разрешалось их растворением и рассеиванием в самоочищающемся пространстве, ибо ничто не могло помешать предстоящим занятиям.
– Все вы здесь собрались по доброй воле своей и не только потому, что в вас еще осталось любопытство, но еще и потому, что за вами сохранена возможность преображения. Потому как вы еще на чаше весов, и мерное покачивание, которое некоторых успокаивает, то уже не благодать колыбели, а предостерегающая зыбкость предопределения судьбы вашей, – начал Алекс, и все вокруг стихло. Было слышно, как бьется сердце каждого, кто присутствовал здесь.
Среди этих биений Алим расслышал и свое сердце. Волнение охватило его, и он непроизвольно подумал: «Вот ведь кот ученый: никогда не предугадаешь, до какой степени он может преобразиться, и кто он вообще такой».
Алекс медленно обвел всех взглядом и остановился на Алиме. Алим виновато прервал свои размышления, и сердце его затихло, как впрочем, и у всей аудитории перед тем. И ему вдруг показалось, что душа его сжалась в пустоте безмолвия.
– И душа ваша, у кого она есть, сжимается и разжимается с каждым ударом сердца, пытаясь расправить свои крылья, ибо не знает другого способа полета за неимением опыта такового.
Алим хотел было не согласиться, но не успел за опередившими его возражениями и даже возмущениями из аудитории. А Алекс невозмутимо закончил фразу:
– А виной тому ваш возмущенный всезнающий разум, всецело узурпировавший власть над вами, выдающий себя незыблемой истиной. И здесь находится человек, который уже прошел через это и увидел, насколько шире мир тех рамок, которые способен выстроить ему любой недоученный мироустроитель.
Все обратили свой взор на Алима, и он ощутил себя уготованной к поглощению трапезой.
– Итак, вопрос первый: кто может передать картину произошедшего, но не с позиции суждения, а какой-нибудь другой? – Алекс вновь перевел на себя внимание аудитории, и Алим получил передышку.
«Почему Алекс видит каждого насквозь, а он, Алим, нет, почему нет привычного разделения между ощущением, словом и действием в зарождении? Почему потом возникает вязкость, почему…», – Алиму приходилось ставить вопросы, не произнося их мысленно, чтобы не привлекать к себе внимания. Интересно, как будут приходить ответы на такие вопросы?
В аудитории нашелся желающий ответить, и это отвлекло его от самосозерцания.
Молодая девушка, довольная тем, что теперь все смотрели на нее, радостно улыбаясь, произнесла:
– Как будто оживилось сердце, и все сердца забились в такт, весь мир ожил, и я влюбилась, но неожиданно вдруг так, все оборвала остановка событий. Сердце сжалось и вновь забилось не спеша, как будто вслушаться хотело в тот робкий шепот. То душа цветком нежнейшим проявилась в оживший мир…
Она вдруг запнулась, потому как ощутила, что внимание перешло в обгладывание, и душа ее, устыдившись, спряталась.
– Да, видать не все одежды свои оставили, некоторые пронесли.
Алекс остановил свой взгляд на сидевшем в самом конце, которое потеряло контроль над собой и вздулось, как воздушный шарик.
– Тебе достаточно, тем более что тебе и не грозит то, что написано на дверях. Полученное передашь вместо привета своему обладателю, как благодарность, если захочешь. Только помни, это для него последний шанс, а для тебя лишнее время.
Шарик выплыл в двери и, обретя свободу, показал невиданную прыть. Аудитория оживленно наблюдала за происходящим, потом вдруг утихла в ожидании продолжения представления, или когда уже начнут что-либо раздавать.
Атмосфера под куполом восстановилась, и девушка, придя в себя, продолжила, но уже не так радостно улыбаясь, а с грустью потери:
– …но мир растаял,
Его собою заменя, бездушный слепок озвался: иди ко мне, мое дитя, ты, как и всё, - мое творенье, мной порожденное сплетенье, моих извилин глубина.
И все непознанное – тайна. За познанное, мне хвала. Весь твой удел моей быть пищей, мой же – судьей добра и зла…
Девушка опять прервала свое выступление, и Алим поразился той тишине, которая нависла, пытаясь услышать продолжение.
Алекс, видя желание аудитории получить, решил дать ей некоторое разъяснение.
– Видите ли, прирожденные homo sapiens, большинство из вас так боялись выглядеть безумными, что упустили из виду одно обстоятельство: быть бездушными или бессердечными не менее разрушительно, ибо тогда вы тоже становитесь неполноценными.
– И все же, уважаемый, вы обещали нечто большее, чем поучения тому, что и так понятно, – прервал его пожилой, тучный мужчина. – Например, здоровье, или безбедное существование. Может ли ваше многообещающее обучение способствовать прекращению нытья моих костей, или, если я вернусь в объятия физического мира, куда меня все больше влечет, родиться обеспеченным. Или у вас есть еще более выгодное предложение в обмен на то время, которое мы тут любезно тратим на вас. – Он обвел глазами аудиторию и, не сыскав явных сторонников, начал нервничать.
– Я понимаю, что вас мало волнует вопрос, насколько вы человек. Главное, чтобы всегда было что покушать или еще что получить. Только поверьте мне, что большинство неудобств вы терпите только потому, что предоставляете себя множеству вот таких, как только что улетело, и тем больше, чем меньше вы человек.
– Не хочешь ли ты сказать, уважаемый, что здесь собрались тупоголовые, которые не могут посчитать до трех и сообразить, насколько присутствие этих трех их устраивает, – оппонент всячески пытался зацепить аудиторию и заполучить себе сторонников, но это у него не получалось.
– Вот, умничка, – хитро похвалил его Алекс, – первым догадался, что до трех считать оказывается мало. И бездушным никто себя не считает, хотя вряд ли кто даст определение, как это выглядит. Точно так же и с бессердечием дело обстоит. А, может, кто-то считает себя безобразным, или бессловесным, или безпрестольным, или бестелесным? А то, что вы все бездомные, это никого не волнует?
– Так можно до бесконечности перечислять, – поднялся мужчина. За ним еще трое.
– И не только перечислять, но и получать, и пользоваться. Это же то, чего вы все хотите – получать и пользоваться, – парировал Алекс.
– Вот именно, безобразие, – мужчина пошел к выходу.
Трое остались стоять, затем двое сели. Оставшийся стоять, пытался возразить:
– Но ведь под безобразием каждый может понимать свое.
– Вот, видите, какие вы молодцы, ведь можете же, когда хотите. Сами поняли, что невозможно без эталона. Образ Отца и есть эталон образа, а Слово Отца и есть эталон слова. А, главное, что есть только два пути: или восхождение, или погружение.
Кто выберет первый, приходите, но уже самостоятельно, по своей воле. Только сразу предупреждаю, для восхождения потребуются немалые усилия.
Все встали. Алекс взмахнул рукой – сфера исчезла, махнул второй раз – исчезли доска и стол Алима, затем парты.
С ноутбуком под мышкой, который неизвестно куда исчезал, и неизвестно откуда появился, Алекс ступил в бук и растворился в нем. Алим поспешил за ним, вспомнив, кем была аудитория до того, как вошла под купол.
С обратной стороны сияло солнце, невдалеке плескалось море, под кубом стоял диван.
– Вот решил сменить обстановку на время отдыха, а то все последнее время работал. Хочешь искупаться? – спросил Алекс, не обращая внимания на вопросительный взгляд Алима. – Никаких объяснений. Я устал. Хочешь, приходи завтра, я у тебя спрошу, в чем разница между тем, что ты видел здесь, и тем, что ты видел там, где незапятнанность сродни неприметности.
– Там, это где?
– Там, откуда ты вытащил Фаину и ее напарника, – Алекс хитро прищурился и вдруг исчез, протянув на прощание. – Можно выходить.
Переформатирование
«Можно выходить», – второй раз прозвучало в наушниках, и та мысль, которая родилась первой при пробуждении, навсегда застряла в глубинах тонкого дешифратора, потому что в работу включился грубый. Алим почувствовал, что теряет нить перехода, но овеществленная реальность уже вступила в свои права, и он покинул застывшую конструкцию.
– Начинать с победы ответственно, – сдержано встречала его Елена Николаевна, – потому что она устанавливает высокую планку последующих ожиданий и ослепляет одновременно. Прими мои поздравления.
– Так все-таки я оправдал ваши ожидания?
– В первой части, да.
– А есть еще и вторая?
– Да, Алим, тебе надо изложить все детали происшедшего, а затем еще и сделать свое открытие.
– Это как?
– Вот, как это сделали Архимед, или Менделеев. Ведь там, где ты был, еще никто не был, и то, что ты видел, еще никто не видел, значит, ты первопроходец и первооткрыватель. А ведь всем интересно, первооткрыватель чего.
– Мне и самому интересно, чего, – задумался Алим.
– Вот, вот, а нити рвутся одна за другой. Время неумолимо. Так что поспеши в комнату информационной активации. Все остальное потом.
В комнате все так же лежала папка Мишара, и Алим занял кресло возле нее. Все пространство было пропитано какой-то недосказанностью. Что-то он упустил, какую-то важную деталь. Почему-то все вокруг пустое, как будто он перестал что-то различать. Появилось какое-то безразличие. Может, в стремлении не быть ни к чему привязанным он проскочил важную грань? Надо было возвратиться в какой-то момент прошлого, из которого вел другой путь в будущее. Может, вопрос в той разнице, о которой спрашивал Алекс? Странно он вел себя во время последней встречи. Сказал, приходи завтра. Может он отстает во времени, и завтра уже наступило?
Алим закрыл глаза и сосредоточился. Надо избавляться от неясностей. …Туман не давал возможности определиться, где он.
– Это от того, что ты не можешь определиться, что важнее, – услышал он знакомый голос и обернулся.
Тело, его тело, начало вести себя по-другому, вот что его обеспокоило. Он уже не ходил в обычном понимании во время последней встречи. Реальность сама набегала, разворачивалась, возникала, чем-то привлекаемая. Изменился его статус, его способ взаимодействия с окружающим его пространством. Совсем не так, как при их первой встрече с ученым котом.
Алим по-прежнему сидел в кресле, наверное, это было удобно. Алекс сидел в таком же. Перед ним была развернута книга, и он разглаживал только что перевернутую страницу.
– Я знаю, почему ты здесь, хотя должен был быть там. Тебе не дает покоя поставленный мною вопрос, и ты теперь не отстанешь, пока не получишь на него ответ. Но ведь это был вопрос к тебе, ты ведь у нас путешествуешь, а я все больше нахожусь в непроявленном состоянии, будто и нет меня вовсе. И каждый раз после твоего посещения я смотрю на себя и удивляюсь, откуда я появился, и каждый раз наблюдаю, как тает мой мир, когда ты уходишь. Будто погружаюсь в туман.
Или нет, все наоборот: сижу я тут, и мне все ясно и понятно. Я смотрю, как ты там мыкаешься в материи, дергаю тебя за веревочки и выдергиваю сюда всякий раз, когда мне становится скучно.
Скажи, какой вариант тебе больше нравится? Я запишу его в свою книгу. – Алекс взял в руки ручку и посмотрел на Алима.
Алим смотрел на Алекса со смутным подозрением, в котором боялся признаться даже себе. И, чтобы не оттягивать развязку, просто начал говорить, как бы со стороны прислушиваясь к своим словам:
– Скажи, Алекс, когда твое следующее занятие с группой? Я, как эксперт, ведь так ты меня представил, хотел бы задать ей несколько вопросов.
– К сожалению, следующее занятие через год, но если ты хочешь, то можно прямо сейчас.
Он махнул рукой, и над учебным пространством образовался энергетический купол.
– Это полусфера Духа, она на порядок эффективнее, чем световая и на два порядка эффективнее, чем энергетическая сфера, и позволяет видеть непроявленное пространство, оставаясь вне его, – пояснил Алекс, и Алим ощутил, как изменился его голос: он стал доноситься из полусферы. Одновременно Алим увидел себя сидящим там за отдельным столом.
Единственное проницаемое в полусфере место несколько раз встряхнулось, теряя резкость, и опять застыло. Одновременно с этим заполнились места за партами. Все присутствующие были в ученической одежде, которая не отвлекала и несла в себе ряд скрытых функций.
– Спешу вас обрадовать, уважаемые, вы получаете досрочную возможность перехода в физический мир. Но только те из вас, кто готов. И вы сейчас правильно все определили: это экзамен. Вопросы будет задавать наш эксперт, – Алекс указал на сидящего за столом Алима. – А выхода отсюда два: или новое рождение, или еще многие лета забытья.
Все настороженно посмотрели на Алима, пытаясь толи предугадать первый вопрос, толи как-то подсунуть свой.
Но над головой Алима уже вращалось светящееся ожерелье из взаимосвязанных между собой сфер-огнеобразов. «Чем же это таким новое рождение отличается от предыдущих, что для него надо сдавать экзамены?» – подумал Алим, и один из огнеобразов, вспыхнув, оторвался от мгновенно успокоившегося ожерелья. Оказавшись в центре полусферы, он распаковался множеством искр и разлетелся в пространстве.
У Алима внутри появилась догадка. Она зачесалась, усиленно начала потирать себе виски и вдруг озарилась множеством картинок. Лицо ее просияло и стало лицом Алима.
– Время вышло, – констатировал Алекс, и трое из сорока экзаменуемых потеряли свою форму. Неожиданная плотность сжала их в небольшие шарики и прямо-таки выдавила из полусферы. – Ну, вот, трое уже отсеялись. Теперь можно озвучить ответ: на Земле изменились условия, и требуется обновление программ воплощения.
«Какие еще новые программы? – удивился Алим, и очередная сфера-огнеобраз покинула ожерелье. Пошел новый отсчет. – Все, хватит с меня», – подумал он и повернулся к Алексу.
– Время вопроса истекло досрочно, – улыбнулся Алекс, наблюдая, как покинули пространство еще пять шариков, – и можно озвучить ответ на второй вопрос: программу человека планетарного надо переформатировать на программу человека метагалактического.
«Ну и форматируйтесь здесь, зачем вообще воплощаться и мучиться в путах материи?» – терял терпение Алим, и очередной огнеобраз распаковался и запустил третий круг.
– Всё, хватит, – обратился Алим к Алексу, и тот провозгласил:
– Экзамен завершен, на третий вопрос ответили все. Поздравляю, вы допущены к программе инкарнации.
Полусфера исчезла, остались только они вдвоем в своих креслах.
– Просмотр окончен, – обратился Алекс к Алиму. – А что это ты так ускорил экзамен?
– Во-первых, это не я, а тот, который был в полусфере, во-вторых, я предполагал, что мы как-то вдвоем с тобой обсудим вопросы.
– А что в-третьих?
– Все-таки, какой ответ на третий вопрос?
– Если бы вот так можно было все легко, не воплощаясь, как ты думаешь, зачем бы был нужен физический мир? И ты уже просто забыл, как он притягивает к себе.
– А как же тот вопрос…
Алим вдруг осознал, что выпал из того пространства и сидит в рабочей комнате.
– Вот ведь опять он меня использовал, а не я его, – произнес вслух Алим, потом подумал и добавил, – нет уж, не выйдет. – И набрал в отчете: «Для безопасного пользования Порталом необходимо переформатирование из Человека Планеты на Человека Метагалактики, а может и Универсума. Иначе будете подопытными кроликами, – затем удалил последнее предложение и набрал более подходящее, – иначе ни компетентность, ни допуск, а тем более возможности не позволят продолжать исследование».
Записав, Алим поднялся, взял папку и пошел к выходу. Выйдя из рабочей комнаты, подошел к двери, за которой была ниша, а в ней должна была быть транспортная капсула, с одной единственной мыслью: «Домой».
Странно, дверь открылась автоматически и так же автоматически закрылась за ним. Капсула с Алимом пришла в движение и очень скоро остановилась.
Алим вышел и оказался в коридоре, затем в торговом зале универсама, и, наконец, на улице. Только теперь он вдохнул такой родной воздух, как будто вернулся с далекого космоса, и поспешил домой.
Шел он легко и почти не фиксировал происходящее вокруг, хотя и видел.
Вот две женщины о чем-то увлеченно спорят. Они чуть не врезались в Алима, когда он остановился, но неожиданно как-то обтекли его, не прерывая спора, и даже не коснувшись.
Вот впереди остановился микроавтобус, из которого вышли несколько мужчин, явно специалистов своего дела. Один наклонился зашнуровать ботинок, который был в порядке, другой начал обходить автомобиль, постукивая по колесам, третий направился в сторону Алима, протянул вперед руку, но прошел мимо, как будто передумал проявлять к нему интерес.
Алима окружающая жизнь тоже мало интересовала в данный момент.
Движение времени
В голове все вертелось и мешало сосредоточиться. Количество вопросов росло как снежный ком, а ответы представлялись скорее как хитросплетение новых зарождающихся вопросов. Все превратилось в единый инкубатор вопросов. Вопросы мелькающими картинками проносились перед взглядом Алима, направленным в никуда, и он бежал по ним, как белка в колесе по перекладинам: чем быстрее бежишь, тем больше устаешь и только.
– Нет, пора это остановить, – пробормотал он, и, наступив на очередную из картинок, застыл. Это был загородный парк, центральная аллея, скамейка и старик на ней. Картинка, будто сопротивляясь тому, что ее придавили, пришла в движение и ожила. Старик поднял глаза и, обращаясь к Алиму, произнес:
– Люди множество веков пытались остановить время, начиная с наскальной живописи. Дошли до фотографии, и, наконец, научились оживлять события в фильмах. Но все время они смотрели, как на чудо, просмотр событий в фильмотеке времени, а, тем более, с возможностью личного участия в этих событиях. Как ты думаешь, почему?
– Наверно, потому, что пытались это сделать с помощью фиксированного пространства, в котором время остановлено, следовательно, и образ его не различим.
– Вот ты сейчас совмещен с порталом и можешь пользоваться его возможностями, но это не ты ими пользуешься, а они тобою, и пока ты полезен порталу, ты можешь развиваться. Ты разве до сих пор не заметил, что как только не тебе задают вопрос, а ты сам спрашиваешь, ты тут же выпадаешь из любого иного мира в свой, физический?
Пространство, наконец, перестало морщиться и смирилось с непрошеным вторжением. Оно обрело яркость красок и насытилось звуками природы, которые жили, казалось, внутри него самого.
Алим всмотрелся в лицо старика, оно не было старым. Морщины на нем разгладились, и кожа насытилась, как и все пространство, сиюминутностью жизни. Как это все связано между собой? Пространство учуяло вопросительность мыслей и начало таять. В последний миг Алим ясно осознал, что лицо старика с разглаженными морщинами, напомнило ему лицо Милалима. Как тогда у камней.
– Одно и то же лицо, – прошептал Алим.
– Ты не должен удивляться, что мое пространство пересекается с твоим. Это значит лишь, что ты на пороге нового рождения, рождения во вневременье.
Теперь его лицо стало более мужественным, более привычным к встрече с ветрами и солнцем, которые делали его суровым, таким же, как и его время.
– Я вот все думаю, Алим, – продолжил он, – почему ты выбрал именно этот период в моей жизни. Очевидно, не только ты, но и я должен почерпнуть что-то из нашего общения. Как я не догадался об этом в прошлый раз: сильно обрадовался, что сумел перенести себя в будущее и проявиться тобой, забыл, что когда время приходит в движение, и удается это ощутить, не следует застревать на чувствах, надо спешить проникнуть в их, а значит и его, времени суть.
Побудь здесь, сколько сможешь. Я должен кое-что записать в папку для Мишара.
Алим, наконец, оторвал свой взгляд от лица Милалима и только теперь сообразил, что стоит среди камней и кустарника в граничащей…
– Постой, – прервал Милалим его пространственно-идентифицирующее ориентирование, – я вижу тебя обычным зрением, а не затуманенным взором. Ты в этот раз пришел по-другому, ты проявился телом, и ты пришел не один. С тобой пришла вся бесконечность Пространства, ты пропитан ее неуязвимостью, и то, что мне дано это видеть, означает только одно: ко мне приблизилась Вечность, и она уже пронизала меня. Решение принято.
Алим стоял, опершись ногой на камень. В руках его был древний посох, повидавший столько, что одно прикосновение к нему могло сделать мудрым даже простого пастуха. Он стоял и смотрел, как приближаются к нему еще несколько человек, каждый со своим посохом, но все с одной мыслью. И эта мысль, которую они тщательно скрывали, а, может, прятались от нее, окутывала их мрачным полем предательского замысла.
Они неспешно приближались.
Алим улыбнулся и произнес:
– Когда-то все вы были совсем беспомощными. Я научил вас быть не только сильными, но и мудрыми, что ново для этого мира. Но теперь я решил преподать вам иные уроки, уроки любви и милосердия. Невозможно владеть телом без души.
Все оживленно переглянулись.
– Душа моя может так же свободно жить и действовать в этом мире, как и том, чего не может ваша. – При этих словах Милалим отделился от Алима и спокойно пошел, оставляя следы на песке в сторону гор. Алим же, не понимая происходящего, решил продолжить от себя. – Кроме души человек имеет множество невидимых частей, которые способны входить во взаимодействие с пространством и временем, и которые в свое время будут даны человеку в пользование, если вы поможете ему дойти до того времени.
Пространство внутри Алима как будто окрасилось преждевременностью и исчезло. А вместе с ним растаял и он.
Пространство растянулось во времени и сморщилось своей материей ввиду запредельного отклонения происходящих в нем событий от стандартов. Алим затерялся в складках, которые в нем образовались.
– Оно постарело, – произнес он вслух, – вот бы ученым увидеть этот процесс: наверняка появилась бы новая история о старении пространства.
– Не история, а теория, ты хотел сказать?
– Да я знаю, просто вырвалось другое слово. – Алим с удивлением смотрел на возникшего перед ним Алекса.
– Нет, не случайно, – возразил Алекс, оглядываясь по сторонам, – ты узнаешь это место?
– А что тут узнавать: сплошная непроявленность из бликов и теней.
– Ты когда-нибудь встречался с управителями Света?
– Нет.
– Вот и я тоже впервые. Самое время раскрыть папку. А то носишь ее с собой без толку.
Алим постепенно начал осваиваться в новой обстановке, осознавая, что висят они с Алексом, то есть зависли, среди бликающего света, и папка, которую он нес от самой лаборатории, все еще у него в руках, и он по-прежнему не может выбраться из таинственного колеса времени. Папка вибрировала в руках и начинала жечь. Алим раскрыл ее, но вместо листов перед ними вспышкой предстала гладь света. Алим закрыл папку.
– Что-то в твоей идее не сработало, – обратился он к Алексу.
– Все сработало, мы уже прочли текст, только он внутри нас, и эти блики, которые мы видим, тоже прорываются изнутри. Попробуй услышать звучание текста и проявить его.
– Легко сказать, когда перед тобою протуберанцы бликов от огня сияющего света из тебя идут и видимы тобою как два схлестнувшихся огня.
– То протекающие роды твоей астральности природы цветы твоих рождают чакр, стремясь создать единый спектр, и в нем зародыш-интеллект – прообраз действия, свободы твоей астральной же природы.
Как дар Душе, как Огнесвет, Дух информацией втекает и форму эту высекает, и отдает ее как Свет, и свой запрос собой рождает на тот вопрос, который знает, которому он есть ответ.
Но Дух, входя, отображает своей внеформенности суть, ее на Будди оставляет, представ во внешности идей, и ждет, когда Душа блеснет, и суть информностью впитает.
Явив проявленность Огня того, в котором Огнесвет, в котором на вопрос ответ находит Управитель Света, и тем деянием взрастает. Шестерка тройкой управляет…
Взгляни в раскрывшийся цветок: в нем глубина, и там зерцало. Воленье бликами предстало, и блики создали волненье, и, отраженное в душе, свеченье это чувством стало, и все мгновенно воссияло.
Душа прозрела в Дом Отца и проявилась, и предстала, и откровенья, словно текст, в нем интеллектом вмиг считала в идущих бликах от зерцала, тех, что рождает Огнесвет.
И это явленный ответ. – Лицо Алекса просияло, вместе с тем, как свет вырвался наружу и осветил пространство его, чуть было не утраченного мира, и тут же напряглось. – Алим, мне так почему-то вдруг показалось, что мы с тобой сейчас в цепких объятиях игры, – он продолжал, ускоряя речь, – и если прямо сейчас не примем правильного решения, она нам предоставит для этого свое время и с удовольствием. Я не хочу опять на многие столетия зависнуть в ней, а выбор у нас невелик.
Алим понял, Алекс прав: только что прояснившаяся картина этого, хотя и иного, но бытия, начала заполняться туманом. Он не наползал, как раньше, а рождался в самом пространстве.
Лабиринты сознания
Экстренное совещание не было даже предусмотрено инструкцией. Просто Елена Николаевна не могла принять решение. Ей не хватало информации, и появилось желание посмотреть на лица всех тех умников, которые работали в НИИ.
В кабинете собралось восемь руководителей служб и лабораторий. Некоторые из них раньше даже не встречались.
– Не буду отнимать ваше время и не буду вас ничем ограничивать. Только помните, что от вас может зависеть многое. Информация, которую вы сейчас получите, будет и вашим же заданием, поэтому постарайтесь ничего не упустить.
Неделю назад наш объект активизировался и перешел в режим поглощения. Группа, направленная для выяснения причин аномального изменения во взаимоотношениях, тоже ушла из плана физического бытия. И когда уже рассматривался вопрос эвакуации и ликвидации объекта, вдруг появился шанс под названием Мастер Времени и по имени Алим. Как ни парадоксально это звучит, но исследователи были возвращены, и вывод их однозначен: мы слишком мелки для масштабов того, с чем вошли во взаимодействие, а, значит, можем действовать, не опасаясь реакции на наши действия. Это и радует и огорчает.
Но самое неожиданное началось, когда Алим вошел во взаимодействие с объектом, потому, что через некоторое время они оба спокойно покинули НИИ. Портал, проще говоря, зафиксировался на Алиме и отправился вместе с ним гулять. Хотя это даже звучит странно.
Мы пытались вернуть их обратно, но не смогли даже вступить в контакт. Вот послушайте отчет спецгруппы из трех человек.
Первый: «Мы остановились метрах в десяти от объекта. Я вышел из автомобиля, и, намереваясь вступить в контакт, пошел по направлению к нему, но вдруг обнаружил, что объект не приближается, а удаляется. Я протянул руку, и она окунулась в пространство. Между нами оказалась дверь. Я открыл ее. За дверью была комната. Объект виднелся за окном комнаты. Однако дорогу мне преградила собака, большая, но не злая. Она пробежала мимо, и я начал подниматься по ступеням. Устал, выбрался на площадку. Окон не было, была дверь, я открыл ее, там был двор, обнесенный забором, по двору бегала собака. Решил вернуться. Вышел в боковую дверь, оказался в парке. Через пять минут вышел к месту стоянки автомобиля. Потом вспомнил, зачем мы здесь».
Второй: «Остановил автомобиль в десяти метрах от объекта. Неожиданно понял, что все четыре колеса спустили. Два раза обошел автомобиль, чтобы удостовериться. Набрал номер механика, тот сказал, что такого не может быть. Обошел еще раз, точно, все было в порядке. Решил пойти выпить кофе. Взял кофе, выпил глоток, вспомнил про объект, бросился назад, возле машины никого.
Третий: «Остановились в десяти метрах от объекта. Вышел, решил поправить шнуровку на ботинке. Долго не мог сообразить, что не так. Поднял голову, увидел, как объект удаляется, причем в никуда. Я видел его в другом пространстве, и он удалялся, хотя все это было в десяти метрах от меня. Я бросился к нему. Дорога и препятствия накатывались на меня, а он все удалялся, пока не исчез. Очнулся я на окраине города.
Предварительная экспертная оценка: «Среди техник защиты есть так называемые вирусные программы сознания, и одна из них называется Лабиринт Сознания. Эта техника основана на включении виртуальных препятствий в реальность контактирующего сознания, делающих невозможным достижение цели. Пространство соскальзывает из всеобщей синхронности, и происходит бег на месте, вне реальности.
Так вот объект, так сказать, синтезированный из пространственно-временного портала и мастера времени Алима, периодически появляется в различных частях города и исчезает. Чем это все закончится, я не знаю. Единственное, что радует, так это то, что пока никто не пострадал.
Перед тем как покинуть лабораторию, Алим оставил запись в журнале: «Для безопасного пользования Порталом необходимо переформатирование из Человека Планеты на Человека Метагалактики, а, может, и Универсума, иначе ни компетентность, ни допуск, а тем более возможности, не позволят продолжать исследование». Поэтому, главное: разобраться во всей этой метафизике и найти способ для начала хотя бы войти в контакт с Алимом. На этом все. Через час жду с предложениями тех, у кого они будут, а сейчас все могут идти.
После этого коротенького совещания, вернее, постановки задачи, Елена немного успокоилась и пригласила к себе Фаину.
– Я так полагаю, вы не все изложили в отчете. Поскольку из него невозможно понять, каков механизм произведенной Алимом работы по вашей, если можно так выразиться, выемке из небытия. Но еще меня беспокоит то, что никто не может объяснить происходящее сейчас, или вы можете, Фаина?
– А пока нет оснований для беспокойства. Попробуйте представить события в позитивном русле. Скажем, Алим вошел в равноправный контакт с тем, что вывело из-под вашего контроля объект, и, даже более того, он перевел диалог в свое пространство, на свою территорию, чего даже не предполагалось, а это означает, что у него есть преимущество. А что касается контакта с самим Алимом, если это так сильно волнует, я могу попробовать его организовать.
– И что для этого надо?
– Сущий пустяк: переформатировать свое сознание на восприятие той реальности, в которой он сейчас пребывает. По крайней мере, одно место, где он может появиться, я знаю точно. Можно это сделать прямо сейчас. – Фаина вопросительно посмотрела на Елену.
– Ну, у меня-то это вряд ли получится, я уже делала подобные попытки. Как-то мне не по нраву все эти лабиринты сознания. А вы, если можете, проясните обстановку, буду вам весьма признательна.
– Пока вы так считаете, так и будет, но другого пути все равно нет. Ведь то, чем вы занимаетесь, ведет туда же, но только медленнее, с побочными эффектами и колоссальными затратами.
Техническая служба
Фаина расположилась удобно в кресле и прикрыла глаза. Она мысленно произнесла сначала текст сонастройки, затем ключевые фразы, и туман послушно расступился. Берег моря почти не изменился, а вот местообитание ученого преобразилось. Сам он сидел с ноутбуком перед большим экраном, расположенным на одной из сторон куба и, казалось, медитировал. На экране возникали различные изображения, которые рассекались сеткой из вертикальных и горизонтальных полос и постоянно видоизменялись. Когда изображение застывало на несколько секунд, ученый делал запись и застывал снова.
– Я вижу, Алекс у тебя тут все поменялось, – обратилась к ученому Фаина.
– Да уж, ваш последний ученик вздыбил все, веками спрессованное, – обернулся он, улыбаясь, – даже техническая служба заинтересовалась, просочилась вслед за ним, да и тебя в кои веки побеспокоили.
– А что техническая служба, Алекс?
– Да я и сам не понял, а спрашивать не стал, ведь инкогнито они, непроявленно, зачем же приключений себе искать. А Алим, сам того не подозревая, уже измотал ее до предела.
– И чего ожидать?
– Да ничего в ближайшее время. Видать, поплавило агента. Или закроют дело, или пришлют другого.
– Узнать бы причину такого интереса.
– А что его узнавать, на нем же все написано: прохудился портал, нечисть полезла, жалобы пошли.
– А ты откуда знаешь?
– Так говорю ж: агент поплавился, все наружу выдал. Алим с него все соки выдавил. Вот сижу, что складывается – фиксирую, пригодится. А ты, Фаина, вижу не столько ко мне, сколько его увидеть хочешь?
– Неплохо было бы, пока его не занесло куда.
– Вот-вот, я и говорю: никому покоя не даст, даже Она от него сбежала.
– Так уж и сбежала. Да у Нее в программе записано поуровневое восхождение, если есть хотя бы один прошедший. А этот не только прошел, но еще и переписывать начал. Того и гляди управлять начнет.
– Так я и говорю: сбежала.
Пространство сгустилось, всколыхнулось и расступилось. На поляне появился Алим. Он увидел Фаину и обрадовался.
– Здравствуй, Фаина. Наконец-то есть вероятность, что я получу ответы на вопросы, или хотя бы подтверждение своим догадкам, и совет.
– Ты ведь все равно все делаешь и решаешь по-своему, – остановила его взглядом Фаина, – так зачем же нарушать традицию. Может, тебе просто встряхнуться надо? Или вспомнить.
– Вспомнить, говоришь? А я-то думаю, что я забыл? А оказывается – забыл вспомнить.
– Ну и что же тебе начало приходить из памяти? – мягко направляла его Фаина.
– Начало и начало: это тебе и пропуск, и ключ, и питание, и воспитание. – И тут Алима будто осенило, – а я-то думаю, что меня везде пускают и от меня шарахаются. Точно, ко мне что-то прицепилось. – Он перестал вибрировать и застыл.
Инородное пространство, которое фиксировалось на нем, не смогло самостоятельно удерживать свою непроявленность, соскользнуло с него и приняло форму человека, поскольку обладало сознанием.
– Познакомься, Алим, это любопытный агент технической службы, который вместо того, чтобы закрыть портал, увязался за тобой, – пришла на помощь Фаина.
– И только потому некоторые сейчас здесь, а не где-то уже нигде, – приходил в себя агент, – так что предоставляется возможность поблагодарить. И еще, передай тем фокусникам, что в следующий раз никто их не будет отделять от производимой ими грязи, так все и утилизируем. Жалко я так и не успел выяснить, какое вы имеете отношение к Игре, а мог пойти на повышение. – Агент не стал дожидаться ответа, превратился в сгусток и вытек с туманом на физику.
– Мне тоже пора, – улыбнулась Фаина, и Алим с Алексом остались вдвоем.
– Вот тебе Алекс и ответы на вопросы, – с иронией проронил Алим, усаживаясь в кресло. – Как хорошо просто посидеть.
И Алекс, тоже расслабившись в кресле, вдруг решил ответить на многочисленные, еще не обретшие мыслеформу вопросы, так назойливо уводившие от душевного равновесия и порождавшие неудовлетворенность вплоть до кожного зуда, так что Алим не мог справиться со своей издерганностью.
– Игра в тебе, игра тобою, ей мало просто обладать, она стремится прорастать, и все в себе являть собою, и все же шанс кому-то дать, и подтолкнуть кого-то к бою.
– И этот кто-то снова я? Но чем её я привлекаю? Я что, кого-то больше знаю?
– Алим, тебе не надо знать, ты тем её и привлекаешь, что не стремишься обладать. Ты в ней скользишь и ускользаешь, ты не даешь себя связать, и ей не терпится узнать секрет, которым обладаешь.
– Какой еще секрет, Алекс? – Алим задумался и перестал дергаться.
– В том-то и дело, что если бы ты сам знал, или я, к примеру, то и она бы знала. Думаешь, случайно агент вопреки всяким инструкциям и стандартным процедурам вдруг проявился в ваш физический мир, который является табу и в котором сгорает все, в чем нет человеческого, вернее, все, что может ему навредить. Если бы ты сразу же не отправился во вневременье, он бы сгорел в потоке времени.
– Что ты хочешь этим сказать?
– Ты просто не представляешь, Алим, сколько, да даже слово это не подходит. Если бы ты представил себе все возможности агрессивной среды нечеловеческого сознания, сквозь которую мы мчимся, ты бы понял, насколько колоссален защитный механизм времени. По сути, наше сознание каждое мгновение погибает и возрождается снова. Этакий слепок возрождения на границе бытия и небытия. И как только кто-то умудряется осознать, чем является проходящий через него поток времени, он переходит в сферу бытия истинного. Только вот дело в том, что воспринимается и познается оно только в нем же самом существующими способами и аппаратами восприятия. А обычные слепки в нем слепы.
– Так как же тогда можно осуществить такой переход?
– Только идя по следу. Шаг за шагом из воплощения в воплощение, по крупицам восстанавливая того, кто оставляет эти следы – самого себя.
– Почему ты раньше об этом не говорил?
– Раньше в тебе не звучал этот вопрос. Видимо, игра просочила его вместе с агентом. Приглашает на следующий уровень. Значит, уже существует такая возможность, значит, уже оставлены следы… Туман…
Внимание Алима переключилось на внешние события, и он увидел уже знакомую картину: со стороны моря потянулась густая пелена того, что скрывает все. Но резкое переключение вырвало его из связного потока событий. Предохраняющий импульс вывел его из иного и придавил тягостной тишиной комнаты.
Он сидел в своем кресле-качалке, в своей квартире. За окном была ночь. Странный сон ускользал из оперативной памяти в секретные кладовые, для доступа в которые требовались особые ключи.
Все не так уж плохо
Елена терпеливо ожидала выхода Фаины из транса. Она знала, что получит ответ на многие вопросы, но догадывалась также, что практического решения не получит. Это будет, как вилами по воде или вспышкой в небе: вот оно есть, а не потрогаешь. Все равно ясность придется нарабатывать службам, чтобы вывести все на приборный уровень. И на этом договор с «Литературным миром» будет исчерпан. Она так и не смогла для себя четко уяснить, чем же они там занимаются.
Фаина же, понимая, что Елена ждет с нетерпением, начала без всякой преамбулы:
– Все волнения позади. Ваша лаборатория и НИИ сохранены, хотя канал, по всей видимости, придется создавать новый: этот-то от вас сбежал. Но зато вы получили колоссальный опыт.
Если коротко, то Алим, как и подобает мастеру, сделал все мастерски. Понятно, что он не обладает теми способностями, которые необходимы для стабилизации и удержания портала, но он умеет скользить, и, выскользнув из него, он зацепил в нем самом того, кому это под силу.
Так называемая техническая служба была вынуждена произвести зачистку. Такое простое преодоление конфликта. Вас разняли, как бойцов на ринге, и прекратили бой, если точнее, только не обидьтесь, как тараканов, рассадили по разным коробкам.
– Да я уже поняла: опасность исчезла, не успев миновать. Можно все начинать заново. Вон, уже три службы просятся на прием с предложениями.
Ну что же, передавайте благодарность своему шефу. Скажите, что если он не против, то мы продолжим сотрудничество с Алимом. Он хоть и не от мира сего и ничего не смыслит в наших технологиях, но в нем самом можно накопать не меньше полезного, чем в любом портале.
– Я так понимаю: моя миссия завершена. Была рада оказаться полезной. – Фаина поднялась и направилась к выходу. – Мне самой нравится наблюдать за Алимом, – завершила она разговор.
Фаина шла по улице. А ведь еще недавно она была близка к тому, чтобы этот мир перестал существовать для нее. Интересно, что было бы там. Может, оно уже и было, но она вряд ли вспомнит. Можно сказать: это не удается никому, а если кому удается, тот становится одним из них. Но всё же есть скользящие… Странное определение. Откуда оно вдруг пришло.
– И все же так приятно дышать, осознавая, что ты дышишь, – произнесла она вслух, чтобы как-то прожить взаимодействие с реальностью, и поймала себя на желании позвонить Алиму, поблагодарить что ли…
Алим сидел в кресле, в кресле-качалке, и пытался сообразить, с чего начать поиск ключей, как найти первую крошку, первую подсказку, первый след, чтобы вырастить из него новый мир. Наверно, так же моллюск жемчужницы ожидает инородного вкрапления, песчинки или даже паразита, чтобы окутав его слоями перламутра вырастить жемчужину.
Неожиданный звонок вывел его из замкнутого круга. Высветился номер Фаины.
– Слушаю, – произнес Алим и понял, что не может подобрать нужных слов, ведь то, что понятно и так было понятно, а… но Фаина и ожидала от него многословности.
– Хотела, Алим, поблагодарить тебя за безупречную работу. В шахматной игре тебе бы присвоили звание гроссмейстера, а в нашей даже не знаю. Вот, знаешь, есть такое умение: проскальзывать, ускользать, скользить. Если первое дает ощущение проникающей вязкости, второе – увязание в условиях, то третье уже приближается к легкому касанию, к свободе. Есть в тебе что-то, что делает тебя вольно скользящим, не могу подобрать нужного слова. В общем, я так понимаю, ты всех вытащил и следов не оставил, а, значит, кто-то не уследил. Но думаю, у тебя еще будет похожая ситуация, потому как лаборатория начинает очередной круг исследований. Так что, ты должен быть готов ко второму раунду. Хотя, я думаю, ты и сам все понимаешь. Ну, всё, пока, удачи и еще раз спасибо.
Короткие гудки даже не удивили Алима.
– Все не так уж плохо, – радостно произнес он, не давая установиться тишине, – ведь это было лишь учтивое приглашение, правда, весьма оригинальное. А песчинка моя будет из песочных часов, ведь именно она проскальзывает из одной чаши в другую, а ускользает при этом уже не песок, а время. Жемчужина времени – вот что из нее должно вырасти. В таком случае, я принимаю вызов.
При слове вызов Алим посмотрел на телефон, потом прислушался, как тает в пространстве отголосок его слов, и устремился за ним вглубь себя, скользя во времени.
Надо было кое-что подправить с учетом открывшихся обстоятельств.
Время остановилось и двинулось в обратную сторону, но это не выглядело, как отматывание пленки, это было движение во встречном, внутреннем потоке, оплавлявшем шелуху с внешних событий.
– Время – это не совсем защитный механизм, это – огненный поток, непрерывно воссоздающий бытие сознания, бытие зародыша сознания, который снова и снова оплавляет с него все наносное, терпеливо ожидая, пока зародыш этот будет в состоянии делать это сам. Муки сознания начинаются в преддверии его родов.
– Какой еще секрет, Алекс? – повторил Алим свой вопрос вновь возникшему ученому.
– Ты опять в эфире? А я думал, ты меня не слушаешь. Напомни, на чем мы остановились. – Алекс хотел определить, в какой момент сознание Алима соскользнуло в боковую ветвь.
– Ты говорил, я ускользаю, и ей не терпится узнать секрет, которым обладаю.
– Алим, туман не будет ждать.
Я не готов еще свободу свою опять игре отдать. Пусть за счастливые прозренья, но снова вечность за мгновенья: не умирая умирать, беззвучно звать, незримо видеть, в себе себя возненавидеть, не смея чувствам волю дать, глаз не смыкая, вечно спать.
Как на заезженной пластинке: одни слова, одни картинки, но лишь одна возможность – ждать. Всех тех, кто покидает смело поток, но дальше неумело пытается его догнать. Уже не радует прельщенье, хотя даровано прощенье.
Лишь папка может все менять, но что там в ней никто не знает, она два мира разделяет и возвращается опять лишь к тем, кто с нею совладает…
Алим видел, как близко подступил туман, но все-таки продолжил: не так уж часто ему удавалось задавать вопросы, и он знал их цену.
– Ты говорил: раз просочилась, значит, был оставлен след, и, значит, то уже случилось давным-давно…
Взгляд Алима провалился сквозь Алекса, и он видел приближающихся жрецов.
«Я теперь точно знаю, за какой записью ты пришел», – звучали у него в голове последние слова Милалима. Он хотел было пошевелиться, но не смог. Тело не подчинялось ему. Оно оставалось чужим, пока от него не отделился Милалим.
Миссионеры не могли знать, что перед ними стоит не Милалим, и что в нем теперь, кроме холода пространства, находился еще и огонь времени, а они, по-прежнему, не очень интересовали скользящего во времени Алима. Они были далеки от него. Но на этот раз два обстоятельства обратили на себя его внимание: папка в руках и следы на песке, которые оставил Милалим.
«Надо бы прочесть запись и оставить следы. Вот уставились», – подумал Алим, а вслух произнес:
– Кроме души, человек имеет и другие части, способные входить во взаимодействие с пространством и временем.
Он сократил фразу на несколько слов, но все равно образовалась пространственно-временная аномалия, не видимая обычному взору. Алим убрал ногу с камня и пошел в сторону противоположную той, которую выбрал Миллим. Оставляя следы на песке, он прошел мимо одного из избранных, и тот, сделав попытку отстраниться, неуклюже развернулся и завалился на одно колено.
Алим отошел, как ему показалось, метров двадцать и присел на удобный камень.
– Все не так уж плохо, – произнес он и раскрыл папку.
Изнанка вечности
Папка была пуста. Как бы пуста. В ней даже не было листов. Алим закрыл ее и обернулся. Над камнем, где недавно стоял Алим, кружился вихрь. Он смешно покачивался на своей тонкой ножке, будто размышляя, что ему делать дальше, и вдруг спустился вниз, подымая вверх клубы пыли. С этой его выходкой проснулся ветер и рассерженно взвыл. Все пространство пришло в движение, наполняясь пылью и складками.
Алим прикрыл глаза рукой.
– Это уже не поможет, – услышал он голос Алекса и вновь открыл глаза. Туман был совсем близко. – Неужели все начинается сначала? – продолжал тот.
– Как-то уж все очень просто, – не хотел верить ему Алим, – по-старому быть не должно: новое идет новыми путями. Это просто привычка, от которой надо избавиться. Очнись, пойдем отсюда, подальше от берега, там тумана нет. Она еще не придумала, как, по-новому, ей нужны подсказки, и она их ищет, значит, первый ход за нами. А, хочешь, можем остаться здесь.
Алим сел в кресло и, положив папку на колени, откинулся на спинку. Но наслаждения или удовольствия не было, не было вдохновения, молчало воображение, исчезли желания. Ничего конкретного и ничего абстрактного. Пустота и безмолвие не только в мыслях, но и в чувствах.
«А вот это уже неправильно, – лениво заворочалась в голове мысль, и Алим забарабанил пальцами по папке, – значит, не по правилам, или по правилам, но уже другим. А что, если она пытается запустить новую технику, опробовать новую методику? Вот бы самому научиться разрабатывать техники, тогда бы посоревновались».
– Алекс, ты меня слушаешь, или заснул? Скажи, кто еще работает в техническом отделе, кроме агентов-чистильщиков?
– Кроме агентов там еще работают технологи и еще вроде законники, не помню, как точно. – Алекс потянулся и решил уточнить, – а почему чистильщики, если они выправленцы? Хотя можно и так, но тогда технологи-провокаторы.
– А почему провокаторы? – в свою очередь переспросил Алим.
– А потому, что они провоцируют на новые взаимодействия, и таким образом находят оптимальные, неразрушающиеся пути спайки, слепки старой среды с новыми законами. В целях, так сказать, экономии Огня-Времени.
– Откуда ты знаешь?
– Я тебе уже говорил: в прошлый раз все началось именно с папки. Интересно мне стало, что же там написано, – уклонился Алекс от ответа.
– Да смотрел я, ничего там нет.
– И давно ты смотрел? Сколько веков прошло?
Алим перестал барабанить по папке и обхватил ее руками. Она уже не была тощей и пустой, как там, на краю пустыни. В ней что-то было. Не раздумывая, он раскрыл ее: чистые листы бумаги. Небольшая стопочка.
– Но здесь чистые листы! – раздосадовался он.
– Правильно, тогда тоже были чистые листы. А потом год за годом, век за веком, с ошибками, с исправлениями, с мучениями, то есть с материальными учениями, пока Огнем не оплавило и ускориться не заставило. Трудом, батенька, трудом, вот и все правила. Всех поправила, всех исправила, всех направила, – голос Алекса становился мурлыкающе довольным, предвкушающим наслаждение забытья.
Алим сразу вспомнил, когда впервые услышал этот голос и понял: надо спешить. Выход там же, где и вход, вспомнил он. Надо только войти. Однако мысли не хотели складываться, вызывать ассоциации, обретать форму, рождать образы, хотя отступать уже было поздно. Надо было просто на что-то решиться, включить Теофу, вырваться из чего-то сковывающего, и Алим напрягся, стягивая на себя пустоту.
– Мысли, мысли… «Преобразиться в вышестоящую материю, это всего-то лишь возжечься», – поднялось у него откуда-то изнутри и обожгло грудь, – где же я мог об этом читать?
Последний спор утих, безмолвие спустилось в глубины сфер Души сакральностью начал и там все растворя, в иное время влилось.
Мир предо мной и мне тогда предстал в предтечи Универсумной тиши, и вот тогда и в нем иным моим же ликом, вовне извне я тоже наблюдал:
Я шел по следу, брошенному бликом, я по ступеням в мир лился как миф, и видел, как творясь, тем мифом я родился в пространстве в тот же миг.
Я вывернулся, словно наизнанку, и завертелся словно тор,
Энергией Теофы Слова пытаясь пересилить спор, в той яви возникавший вновь и снова со дня творения или с тех самых пор, как заросла межреберная рана
Когда явилось Инь из Яна,
Представ, как красота изъяна, и диво то, стремясь познать, Психодинамика и Дхьяна призвали Свет им помогать.
Но не для этих даже двух задача та, коль дремлет Дух: уж те во тьму увязли дум, когда пришли Миракль и Хум, и все неясности образ собою переплавил Образ.
Проторен путь, коль ясна цель, покинуть можно колыбель, когда на всё огнем пролита, печатью Синтеза Магнита, Всеуказующая Длань и слышен зов: проснись и встань…
Алим перевернул страницу и отвлекся от чтения. Комната, вернее, кабинет, в котором он находился, был слишком велик. Внимание могло удерживать только небольшую часть его, ту, где стоял стол, за которым сидел он, и еще стеллаж с книгами, вернее, с фолиантами, и не стеллаж, а как бы установленный порядок, в котором они просто висели ровными рядами, притягивая к себе всеми своими тайнами его внимание.
Далее находилось еще не освоенное пространство. Оно было туманно. Глаза слипались, но хотелось узнать как можно больше, и он снова вернулся к тексту:
Это произошло еще задолго до того, как все произошло. Поэтому я решил об этом написать, в надежде на то, что это сможет прочесть один из тех, кому тогда было трудно все осознать.
Первая волна была самая неожиданная потому, что она нахлынула неожиданно. Неожиданно для тех, кто не ожидал. Но она не пронеслась мимо тех, кто был готов, потому что они были готовы.
Она поднялась изнутри, преображая силой, грандиозностью своей амплитуды, своим напором, своим триумфальным звучанием тех, кто не испугался и напрягся. Тех же, кто не напрягся, и не перешел на другие вибрации, ожидала вторая волна. Она подняла всех, кто вел себя несмело. И уже на гребне ее они увидели, как трудно догонять, и осознали, что каждый сам себе судья.
Многие устремились на путь, который был открыт для многих. И вел он через тернии каждого, кого он вел. И каждый, сам расчищая свои тернии, подымался на гребне своей волны, и, кто был готов, растворился в ней. А готовы были многие, ибо кто не был готов, были унесены своей собственной волной задолго до того.
И другими глазами начали видеть те, кто начал видеть другими глазами, и стали жить по-другому и в другом те, кто стал жить…
Алим отвлекся от чтения, и текст растаял, вместо него появился другой:
Миракля Синтеза Магнит уже не просто так манит, уже не просто окрыляет, уже он мною сотворяет.
Поймет лишь тот, кто это знает,
Когда откроет свой Грааль, сумев с Престола снять вуаль, Душою в Интеллект взойдет, кто в Дом с Трансвизором войдет, кто Мощь и Веру обретет. Я знаю, тот меня поймет,
Кто с Образом Отца познает Его же Слово.
Тело ново и новый Разум в Теле том, и Дом Отца и Сердце в нем, и Синтезобраз, сбросив сонность, познает Воссоединенность.
Поймет, как я десятки раз хотел сложить обрывки фраз, в мельканьи лиц, в мельканьи дней развить до скорости огней свою способность различать,
Когда уже имел Печать, печать Того, Кто может знать. Поймет лишь тот, кто пожелает…
«Что это? – подумал Алим, закрыв папку. Только теперь обратил внимание, что она была подписана. «Мои нетленные страницы, когда-то я, с таким трудом считая, что мне это снится, пытался строчкой и столбцом писать вас сердцем, не рукою, дивясь, неужто и со мною такое тоже может быть. И я, не то, одолевая, не то в себя вбирая путь, телесность новую рождая, пытался веки не сомкнуть моих иных, душевных глаз, спеша, как будто на показ еще не видимого мною. Во мне звучал, как будто глас того, кто был во мне и мною. Его любовью неземною, которая и есть магнит, которою он и творит пространство, видимое мною, как поле действия того, что должен я раскрыть собою…»
Текст вел себя необычно. По мере того, как Алиму все больше и больше хотелось узнать, количество проявленных слов росло, и увеличивался текст, но становился мельче. Алим придвинул его ближе и вдруг прочел крупными буквами: «Огненный путь», как будто название, и ниже, чуть мельче: «Записи Чело».
Алим провел рукой по кожаному переплету, и надпись исчезла. Он снова раскрыл папку. Теперь на первой странице выпукло ожило: «Начало пути» и поплыло вверх, освобождая место для развертывания записи самих событий:
Внутри вечности все здесь и сейчас пронизано единым Огнем, который эманирует, истекает наружу мерцанием времени, делающим Огонь дискретным, и тогда внутреннее единство проявляется в связующей его силе, силе любви. Образованное этой силой поле, проявляется первой рожденной Огнем с помощью Времени своей ипостасью – Пространством, которое фиксируется и удерживается только благодаря желанию ощущать блаженство любви…
Алим еще не успел осознать считанную информацию, как на нее наложилась следующая, и первая соскользнула в будущее, мгновенно выдавив его в прошлое настоящее.
– Прошлое настоящее, и придумается же такое, – нарушил он тишину темной комнаты и ощутил, как ему одиноко.
Часть3
Другими глазами
Следующее утро показалось Алиму
Обсуждения Колесо времени 3 книга