Кокопелли

... Резкий порыв ветра бросает мне в лицо горсть воды с макушки речной волны. Я смеюсь, встряхивая мокрой головой, вместе со мной смеются остальные дети.

- Горбун!
Это я. Они не дразнятся, просто раз уж родился горбатым - то значит, это слово мое.

Но все на свете имеет два имени.

- Горбун! - кричат они мне, - Сыграй нам что-нибудь веселое!

Я выбираюсь из воды, сажусь на теплый прибрежный камень, расставив ноги и медленно подношу к губам флейту. Вместе с первым звуком я закрываю глаза: мелодию надо начать с тишины внутри.

Слегка раскачиваясь, я играю - долго, застывшие мокрые фигурки мальчишек в синей воде начинают мерзнуть, несмотря на полдень. Я прищуриваюсь и смотрю вверх, в глаза Солнцу, продолжая выдыхать музыку.

Я - Кокопелли, позвонок Бога, молоко и мята под языком моим.

Мы бежим наперегонки сквозь нагретую солнцем траву наверх, перемахивая через зеленый загривок холма. Я, конечно, не первый, но и далеко не последний. Разгоняя скупо лающих талтанов, мы врываемся в поселок, и, свернув, я вбегаю в наш Длинный Дом.

Аромат дыма и лепешек заставляет мой желудок заворчать в предвкушении, а рука сестры, потрепавшей меня по голове - блаженно поежиться горбатую спину.

Я незаметно засыпаю под тихие разговоры взрослых, свернувшись калачиком и cпрятав флейту в изголовье, и молоко и мята под языком моим.

***

... Шапка сухого снега обрушивается с еловой пятерни прямо перед моим носом. Проворно отскочив, я в притворном гневе поворачиваюсь, быстро выпрягаясь из тобоггана: опять эти две, обе с задорными черными глазами. Похожи, как сестры, но только одна из них заставляет мое глупое сердце скакать, как молодого гризли во время брачных игр.

Я рычу, изображая разбуженного медведя, одна визжит и убегает - а вторая остается.

- Горбун, - просит она, - Сыграй мне что-нибудь теплое. Я замерзла.

Я усмехаюсь, наламываю еловых ветвей в тобогган, усаживаю на них просительницу, близко-близко сажусь рядом, подношу к губам флейту. Не отводя взгляда от ее глаз, в которых и нега, и зов, и моя песня.

Я - Кокопелли, жаркий жезл Бога, мед и бирюза под языком моим.

Черные прогалины обжигают снег, солнце полощет босые пятки в ручьях талой воды, капель колотится в наши тела. Я кладу ее голову себе на грудь, и задумчиво пропускаю черные волосы сквозь пальцы. Ей больше не холодно.

Вокруг гремит весна, расталкивая землю упругими ростками и ворочая скрипучими льдинами на синей речной воде.

Флейта тоже отдыхает со мною рядом, и мед и бирюза под языком моим.

***
...а этот, из людей Скал - неплох! Но не лучше меня.

Горб обманчиво неуклюж, о чем все наши давно знают. И возле Летнего Костра предпочитают связываться со мной для разминки, а не для последнего боя.

Но виандоты здесь гости впервые. Хотя для поединка с горбуном вышел не заморыш, надо отдать им должное. Я танцую вокруг него, легко уходя от ударов, изматывая соперника, задевая насмешливо его роуч, выкрашеный в красный цвет.

Мы кружим друг вокруг друга, я подобен жалящей дикой осе, он - большому медведю, сдуру забравшемуся в дупло за медом. Он сердится, этот виандот. Я же - не ошибаюсь, когда спокоен.

Я - Кокопелли, колючка в пятке Бога, крапива и киноварь под языком моим.

Нет, я не отбираю у него оружие: но знаю, что мог бы это сделать, и он знает это.

Садится рядом возле костра, барабаны праздника что-то втаптывают в землю за холмами.

- Ты ловок и мудр, горбун. Сегодня ты обрел друга.
- Как твое имя, брат?
Он распрямляет плечи:
- Багряный Пёс.
Некоторое время он молча смотрит в огонь, следя за искрами, вырывающимися вверх, из отцовского лона костра.

- Люди Скал говорили, что ты способен своей флейтой остановить на лету птицу.

Сыграй мне что-то ловчее.

Ритм барабанов на празднике становится быстрее и напористее. Я играю - и Багряный Пёс что есть силы стискивает кулаки, ноздри его раздуваются, и крапива и киноварь под языком моим.

***
...Тяжело, почему так тяжело открыть глаза? Почему я не могу двигаться?

- Прости меня, брат, - это Багряный Пёс, - Я сделал, что мог.

С трудом сажусь, отирая спиной обугленное дерево. Нужно перевязать ноги, но сил пока нет и голова норовит снова уплыть к Черному берегу.

Багряный Пёс сплевывает кровь: из его живота ощетинились две стрелы. Мы сидим рядом, подпирая дерево. Ты не виноват, брат, если Люди Скал воюют.

- Помнишь, Багряный Пёс, как гризли напал на нас в реке?

- Помню, брат. Мы били его ножами по очереди, отвлекая внимание на себя.

- Это хорошо, брат.
Я подношу к сухим губам чудом уцелевшую флейту, горб начинает нестерпимо ныть. Руки мои дрожат.

Я - Кокопелли, глупая шутка Бога, и пепел и смерть под языком моим.

Я играю, и Багряный Пёс улыбается в последний раз.
Вокруг черный дым: догорают дома. Отторгнутая землей, кровь течет к реке, свиваясь в ручейки. Вокруг черная жизнь, которая мне больше не нужна: в Длинном Доме осталась моя просительница зимней песни и четверо детей.

Я стучу флейтой по груди, бью кулаком по земле, кричу небу все оскорбления, какие знаю, и пепел и смерть под языком моим.

***

...Чужая земля, чужие люди, чужой язык. Я хмур и неприветлив, но навахо терпеливы и мудры, продолжая спокойно заботиться обо мне.

Откинув полог, выхожу наружу: мой викиап не самый большой в племени, но и не самый маленький. Я поглаживаю верхнюю шкуру - несколько дней назад я начал рисовать там степных охотников. Мои волосы отрасли и убраны по местному обычаю.

Степной горизонт глотает солнце, я сижу на камне возле реки, где стали навахо.

- Что ты ищешь, горбун? - спрашивает кто-то и я удивляюсь, что понимаю язык. Обернувшись, вижу белого, как ночное облако, старейшину племени. Его глаза давно уже не видят, но он улыбается.

- Ты славишься своей мудростью, - говорю я ему, - Скажи: как мне добраться до того берега?

- Увы, брат мой. Я никогда не подплываю к берегу, - усмехается старик и садится на соседний камень, - Но берег тоже никогда не приближается ко мне. Он знает, кому суждена земля, а кому - течение.

Я смеюсь впервые за долгое время, и душа наконец сбрасывает тяжелый вьюк, что сидел в моем горбу. Достаю флейту, поглаживаю ее немного обугленный бок и закрываю глаза, глубоко вдохнув.

Я - Кокопелли, линия жизни на ладони Бога, и маис и родник под языком моим.

***

Я собираю свой викиап: он мне больше не понадобится. Теплый летний ветер швыряет мне в лицо запахами прерии и играет бастлом из пестрых птичьих перьев на моем поясе.

Распрямляюсь, насколько позволяет горб, и смотрю на северо-восток, откуда пришел ветер и где талтаны скупо лают возле Длинных Домов. Мне опять больно.

Но все на свете имеет два имени.

Возле потухшего кострища на воткнутой в землю палке - подарок от навахо.

У меня перехватывает дыхание: вампум, отливающий перламутром. Искусно, очень искусно выплетеный пояс - откуда навахо знают о вампумах?..

Посредине орнамента - смешная фигурка танцующего горбатого человечка с флейтой.

Я смотрю на вампум долго-долго, потом повязываю. И иду налегке вверх по крутому холму. Его хребет колышется впереди и высоко - единственной сейчас линией горизонта.

Под ногами зеленая шкура прерии во все стороны. Я смеюсь, поднимая флейту.

Прищурившись, смотрю прямо в глаза Солнцу. Музыка подпрыгивает, как ястреб, отталкиваясь от моего горба, устремляясь выше и выше.

И, закрыв глаза, делаю шаг за горизонт.

Я - Кокопелли, колоколец Бога, и песня и песня под языком моим.