— Вот, скажем, коммунисты — продолжал свою речь поправивший монокль Джероми, более известный вне клуба как Пётр по фамилии Сименович — те абсолютно исключали такой вариант счастья, абсолютно!
— И шо уже таки ты хочешь сказать? — устало спросил сидевший напротив него Кларк.
— А то… — Джероми поднял со столика запотевшую от напряжения его речи стопку водки, опрокинул её и немедленно запил из бокала рассолом оливок — а то, что в те времена такого просто не могло быть. Вне закона. Нельзя просто так было взять и сделать денег, сколько хочешь.
— Ну вот сделал ты много денег, что, счастливым стал? — с вызовом обращаясь к Кларку, поддержал сидевший перпедикулярно к этим двум Симон, более известный вне клуба… Впрочем, вне клуба он тоже был известен как Симон.
Кларк отложил в сторону монокль и потянулся к стоявшей на столике хьюмидоре, достал сигару, прикурил её и, выпустив к потолку струю густого и ароматного дыма протянул:
— Нет… Иначе таки шо бы я делал здесь с вами, в этом пропащем клубе.
По комнате, представлявшей собой небольшое уютное помещение пробежал обоюдный смешок.
— Таки я думаю, — продолжал Кларк — дело здесь быть может и не в деньгах… Но определённо такие как я более предрасположены ко счастью.
— Это ещё почему?
— Потому… Им ближе вкус жизни. Пока делаешь деньги, так и наровишь побыть чуточку счастливым. Драйв, понимаешь? — ответил Кларк, подняв глаза на Симона.
— Драйв — да… Так что, получается, счастье в драйве?
— Таки я думаю не без этого. Но если б только в этом… Я думаю, одного драйва не достаточно. Ладно, господа, с коммунистами я так думаю мы покончили на сегодня.
— Они сами с собой покончили, и не только на сегодня.
— Это да, но обсуждать этих наивных можно долго…
— Воистину! — поддержал Джероми.
Ещё какое-то время друзья обсуждали коммунистов и их подход к загону людей в счастье калёным сапогом. После этого вспомнили Оруэлла, потом обсудили вечно правящего президета (тут мнения разделились), обсудили появившийся недавно Клуб счастливых людей, их прямого так сказать идеологического конкурента.
— Я думаю, надо к ним сходить. Посмотреть, что к чему — сказал Кларк.
— А что, это мысль. Кто пойдёт? Я думаю всем — ни к чему тратить время — отозвался Джероми, почесав правый бакенбард.
— Ну дак и сходи сам, раз так — подначил Симон.
— Я думаю, я не впишусь.
— Во что не впишешься, ты же не был?
— Не был, но наслышан. Они вроде как опиатами балуются…
— В прямом смысле?
— В переносном.
— И что за секта?
— Да фиг знает.
— Ну вот и сходи, узнай. Может, у них вполне себе подходящие ответы.
В итоге порешили, что пойдёт таки Джероми.
После этого шестое заседание Клуба несчастных людей завершилось, и все разошлись кто куда, оставив место собрание в тишине и клубах табачного дыма.
„И как так опять вышло, что идти мне“ — думал Пётр, идя на встречу Клуба счастливых людей. „Определённо надо выпить. Вот же ж, блин, манипулятор. Шёл бы сам в этот Клуб. Нет, мне оно больше всех надо. Ну да ладно.“
Погода стояла пасмурная. Дождь то начинал, то проходил. У Джероми не было с собой зонтика, и непогода его прямо таки скажем не радовала. Здешняя погода его вообще обычно раздражала. Зимой ему не нравилась стужа и длиннющая ночь. Летом — ужасная духота, влажность и жара. В межсезонье — слякоть и такие вот бесконечные дожди, что то идут, то перестают, и фиг поймёшь, брать с собой зонт или не таскаться с ним почём зря.
Купив банку пива, Джероми жадно выпил её чуть ли не залпом, стоя как раз на пороге места сборища нового клуба. Выкурив сигарету, он дёрнул дверь и оказался в помещении, наполненном ярким светом искуственного освещения и множеством людей. Людей было куда больше, раза в три-четыре больше, чем в их клубе, встречь которого прошло уже целых шесть.
„Заманивают, походу ж, как-то.“ Люди подходили, улыбались, знакомились. Наконец, Джероми удалось найти подходящее место в центре седьмого ряда, перед которым не предвиделось особо рослых людей и открывался хороший обзор трибуны.
„Мда, клуб и не совсем как клуб. Трибуна, ряды. Сейчас, небось, и проповедник объявится.“
Внезапно все встали. От неожиданности Джероми поддался обезьяннему инстинкту и сам подпрыгнул с кресла. На трибуну взашёл человек в оранжевой майке и джинсах. Вполне довольный и наверное даже счастливый на вид. Он включил проектор, призвал собравшийся народ воспевать Господа, заиграла музыка и на полотне за его спиной возникли разноцветные картинки с текстами песнопений. Когда всеобщая феерия закончилась, и все расселись по своим местам, объявился „проповедник“, а у Джероми ото всего этого задёргался левый глаз.
Проповедник зачитал длинную подготовленную речь и славе Господа Иисуса Христа, порассуждал о каком-то вопросе, который у Джереми вылетел из головы ровно после того, как он вышел из помещения, успешно ретировавшись от настойчиво предлагающих совместно изучить Священное Писание членов Клуба. Впрочем, какого ещё клуба… Секта как секта. Все счасливы, довольны. „Метафизическая наркомания третьей стадии“, заключил Джероми спешно отправляясь на остановку общественного транспорта.
В отличие от Кларка и Симона, Джероми не мог позволить себе иметь машину. Дорого выходило, по его подсчётам. Вместо этого он оправдывал себя тем, что в маршрутке можно прочитать уйму книг по пути, никто не нервирует на дороге, денег кучу экономишь.
Джероми и сам в былые времена увлекался всякими священными текстами. Религия вносила в его жизнь какой-то особый высший смысл, давала ответы на некоторые вопросы, но до конца уверовать у него так и не вышло. Как и всякий образованный культурный человек, Джероми не мог позволить себе довериться источнику, опирающемуся в доказательстве своих постулатов лишь на самого себя.
Времена Джероми нет-нет, да и возвращался к какой-либо религии, ощущая сладость и аромат ментального опиата, но то и дело отступал вновь.
Следующее собрание Клуба намечалось на следующий день, и вечер Джероми провёл за подготовкой речи.
По правилам Клуба, кто-то обязательно должен был выступать с речью, прежде чем все переходили к обсуждению главной темы очередного собрания и затем к другим сопутствующим темам. Впрочем, тема и смысл Клуба несчастных людей были всегда одни — вопросы, касающиеся счастья и его достижения. В правилах клуба признавалось, что всякий человек стремится к счастью, и счастье было движущей силой каждого собрания.
Всего членов Клуба было трое. Кларк — соракалетний владелец собственного бизнеса. Джероми, более известный вне клуба как Пётр, работающий от звонка до звонка на заводе, и Симон, который скрывал, где и чем занимается.
Нельзя было сказать, что члены клуба были прямо таки сборищем каких-то несчастных людей. Название же клуба говорило о том, что счастье, пожалуй, впринципе недостижимо. Счастье, то счастье, что длится независимо от обстоятельств. Это было некой фишкой — член Клуба не мог сказать про себя, что он счастливый человек. Это претендовало бы на опровержение одного из основных постулатов свода правил Клуба. И заставило бы, пожалуй, произнёсшего это покинуть клуб. Ну а что делать в Клубе несчастных людей счастливому человеку? Нонсенс. Как бы.
— Это не клуб — начал Джероми, когда все трое расселись в кожаные кресла за небольшим круглым столиком, на котором стояла бутылка водки, банка оливок, стакан пива и бокал красного вина.
— Секта? — подхватил Симон.
— Я таки так и думал — отозвался Кларк, отпивая с бокала вино.
— Да. Счастливые люди, чё. Могут, когда захотят.
— Могут что?
— Ну… Верить.
— Обыкновенные наркоманы. Это не счастье.
— Воистину! — Поставил точку Симон, возвращая к глазу монокль, коий был обязательным атрибутом и фетишем Клуба.
— А что тогда счастье? — в тринадцатый раз за историю собраний прозвучал вопрос от Джероми, наливающего себе водки.
— Ну вот, давай, поведай нам, сегодня твоя очередь. — сказал Симон.
Пока Кларк раскуривал сигару, а Симон отпивал тёмного пива, Джероми достал некоторые записи из своего чемоданчика, и принялся вещать.
— Ну, господа, как вы знаете, если бы я знал ответ на этот вопрос, меня бы здесь не было. Но я определённо могу привести очередную историю о том, чем счастье не является.
— Уже хорошо — одобрительно кивнул Кларк.
— Так вот — продолжил Джероми — случилось мне как-то побывать на более затейливом сборище, чем этот так называемый Клуб счастливых людей. На сборище рулит всего один человек, это как бы не клуб и не секта, но около того. Собираются эти люди, причём, деньги сдают за участие, обычно на квартире у этого типа.
— Деньги — это правильно — вновь перебил Кларк.
— Так вот — продолжил Джероми — Собираются они, и делают так сказать некие круги. Становятся в круг, взявшись за руки. Тип включает релаксирующую музыку. Люди обычно закрывают глаза, что-то там себе фантазируют… Подразумевается, что они как бы… прокачивают некую энергию. Силу там и всё такое. Универсальная энергия, исцеляющее дух и тело. Японская тема какая-то, короче. Причём те, что собираются давно и регулярно, обычно имеют некую степень владения этой силой и являются как бы сами по себе такими целителями. Которые могут взять и пролечить человека. Наложением на него рук, например. Или вообще без рук, по некоему так сказать фантому.
— И что, работает? — спросил Симон.
— Как сказать, слушай дальше… Конечно, я бы отнёс это к некоего роду комплиментарной медицине. То есть, не полное фричество, а местами где-то даже действительно действенно. Когда я пришёл, например, пришёл после тяжёлой смены, голова гудела, ворох мыслей, всё такое. Постояли в круге в этом. Потом легли так сказать лечиться. И тип это, йог-перейог, когда мне руку на голову только положил — бах! — и успокоение. Как вспышкой прямо. Мысли успокоились, головная боль прошла. Благодать короче. А когда остальные типы стали руки прикладывать по телу — вообще спокойствие, тепло и уют во всём организме. Выходишь от них как пьяный, хотя они и не пьют. Хотя, некоторые сомнения насчёт их чая у меня и оставались.
— Сколько стоит стать таким целителем? — поинтересовался практичный Кларк.
— Там всё не так просто — продолжил Джероми — скажем, чтобы стать мастером-целителем одного левела — одна цела. Следующего — другая. Уже выше.
— Неплохой подход — заключил Кларк.
— Ну там как бы о деньгах вообще мало говорят. Собирутся — положат тихонечко на тумбочку перед уходом. А на мастера уже лично общаются, в приватной беседе с типом.
— Ну тип красава, молодец — одобрительно сказал Кларк — ну ты-то получил мастера?
— Я — нет. А вот примерно половина из тех с кем я тогда был на этом сборище — получили уже в ближайшие пол-года с того момента.
— Да, дела идут! Ну так что, говоришь, счастья тебе эта штука не принесла?
— Не, ну я говорю, когда выходишь от них — отлично себя чувствуешь. Почти счастлив, да. Но кратковременно. Хватает аккурат может до следующей встречи, но обычно меньше.
— Ты несколько раз чтоли ходил?
— Да, было дело.
— Любопытно, любопытно. Контакты этого типа остались.
— Да. — Джероми протянул визитку Кларку и затем Симону, но тот отказался.
— Да всё понятно с ними — сказал Симон.
— Что тебе понятно?
— Я думаю, одурманивают себе голову всякой чепухой как и те, из Клуба счастливых… Только более изящно чтоли.
— Ну да, там не так всё просто — сказал Джероми.
Некоторое время все трое сидели в тишине, разливали себе выпивку, курили.
— А я таки схожу, посмотрю, что к чему — сказал наконец Кларк.
Симон усмехнулся.
Седьмая встреча Клуба закончилась после обсуждения последних событий на юго-западных границах страны, вечно правящего президента, католиков, собирающихся на квартире и не имеющих собственного храма, после которых речь как-то плавно скатилась к обсуждению кокаина.
Через неделю Кларк ехал на заднем сиденьи своего роскошного автомобиля, перебирая бумаги с распечаткой своей речи. На этот раз выступать на заседании клуба предстояло ему.
Чёрный Роллс-Ройс остановился у дверей Клуба, водитель откыл Кларку дверь. Оставив распечатку и портфель в машине, Кларк сказал водителю быть через два часа и преспокойно отправился в Клуб.
Джероми и Симон уже сидели в своих креслах, потягивая один водку, другой тёмное пиво и дымя сигаретами.
Поздаровавшись и перебросившись парой фраз о том о сём, друзья приступили к восьмому заседанию Клуба несчастных людей.
Кларк говорил уверенно и не допускал себя перебивать.
— Сегодня, господа, я расскажу вам таки об одном из основных движетелей счастья.
Это потоковое состояние — Джероми немедленно выпил — Так вот, как мы все с вами знаем, перманентного счастья достигнуть невозможно. Но. Есть таки некоторые состояния, которых можно достичь и некоторое время поддерживать. Одни называют это состояние драйвом, другие просто потоком, третьи — зоной оптимальной эффективности. Не суть важно. Факт в том, что если у нас в мозгу — Кларк медленно постучал подушечками пальцев по своему черепу — недостаточно дофамина и норадреналина — то мы далеки от этого состояния. Если их слишком много — мы уже потеряли это состояние. Обычно так и не успев ощутить его аромат и сладость. Дофамин, как вы прекрасно знаете, отвечает за кайф и удовольствие, своего рода естественный „вознаградитель“. Норадреналин, вернее, если быть точнее, норэпинефрин — это „химия внимательности“, отвечает и индуцирует, например, то, что вне мозга уже будет адреналином. Внимание и интерес. Вот что нам нужно для поддержания кратковременного квази-счастья. Дофаминыч как раз, например, подстёгивает и интерес, как бы предвкушает. Так вот, если подобрать оптимальную концентрацию того и другого — вы в потоковом состоянии.
Речь, конечно, не идёт о внутревенном введении нужной дозы. Организм сам выработает, сколько надо. Дело лишь во внутреннем самонастрое. Например, вы зарулём на незнакомом или слабознакомом маршруте. Предвкушаете некие ништяки от того, что ждёт вас в пункте, так сказать, бэ. Допустим, едите в бордель. Дофамин пошёл. Или боитесь, что всех блядей разберут и останутся только страшные, потому что из-за незнакомого маршрута рискуете опоздать. Норэпинефрин пошёл. Неперебздели — всё отлично. Не перевозбудились от предвкушения — тоже замечательно. Едите себе в потоке, внимательно и концетрировано. Успешно доездаете до места назначения. Или, например, игра на гитаре. Только не какая-нибудь автоматизированная ерунда вроде аккордовых аккомпаниментов, а, например, соло. Поток почти всегда гарантирован. Так вот, господа, потоковое состояние — это то, к чему надо стремиться. Большинство людей либо тормоза, либо бздуны. Пропускают, натыкаются на это состояние разве что случайно и не осознанно. Надо осознанно подходить к делу. Вот, что я хотел рассказать к делу. Осознанность нам поможет. Я кончил.
— Я тоже — усмехнулся Симон и отхлебнул большой глоток пива.
— Ну дак это буддизм уже какой-то и прочая восточная фигня — ставя оливковый рассол, отозвался Джероми — у них тоже всё про концентрацию. Буддизм разве не религиозный опиум.
— Не-не — сказал Кларк — буддизм не совсем религия. У них если и есть что подобное, то это только опытным путём выведенные практики достижения таких состояний. А так это всё обычная химия, которой можно сознательно манипулировать.
— Ну, я и говорю, химия, опиум, так сказать, для народа.
— Так-то разобраться — ответил Кларк — от химии нам никуда не уйти. Ты же не будешь отрицать, что являешься вполне себе био-роботом, состояния которого напрямую зависят от его биохимии.
— Ну… — потянул Джероми — Так-то оно может и так. Но как же сознание, высшее, так сказать начало?
— Какое ещё высшее начало? Быть может, ты ведёшь свою родословную не иначе как от по образу и подобию? — усмехнулся Кларк.
— Я не то чтобы верующий человек, но и не неверующий тоже.
— Мне кажется, тебе просто западло признать себя таким же животным, как и любая обезьяна. Между тем давай посмотрим, как далеко мы от неё ушли. Тебя в детстве чем кормили от рождения? Молоком? Молоком. Поздравляю и сим нарекаю тебя млекопитающим.
— Пфф… А кто мешал, например, Богу, если тот есть, вселить мою душу в млекопитающее? Эволюция как бы ещё не говорит об отсутствии души.
— О душе, я думаю, таки отдельный разговор. Ты просто скатываешься в гнилой креоционизм, разумное творение. Интэллиджент дизайн! Вообще, такие идеи хорошо продаются. Особенно сейчас, когда мы вроде как сидим меж двух стульев — и науку отрицать бессильны, и самомнением о своём происхождении распираемы.
— Я думаю, надо выпить — подключился, наконец, Симон.
— Безусловно — поддержал Кларк.
Друзья наполнили бокалы и рюмку. Джероми опрокинул стопку водки и запил из банки с оливками. Кларк пригубил вина и, отставив бокал, выждал некоторое время, пока Симон не закончил делать глонки пенного напитка, продолжил.
— В общем, господа, я уверен, достижение перманентного счастья невозможно. Иначе бы я был бы вынужден покинуть наш Клуб. Но я так же уверен, что некоего кратковременно, так сказать, просветления, мы можем достигать. Можем с ним соприкасаться. Взять, к примеру, тех же верующих и весь этот, так сказать, „опиум для народа“. Главная их фишка — так называемая „благодать“. На деле, я уверен, ничего большего, чем обычное трансовое состояние. Сами подумайте, как не войти в транс и эйфорию, простояв длинную очередь, потом наконец-то заполучить вожделенный глоточек кагору в перемешку с хлебом — и не просто какого-то там красного вина с булокой, нет! Воображать, что это ни что иное, как кровь и плоть бога. В этом есть что-то канибализма. А канибализм — древняя штука, очень мощная. В отличие от хищников у нас нет сильных блокировок на поедание себе подобных. Случись конкретному голоду мы сожрём друг друга и глазом не моргнём — Кларк вдруг понял, что давно вышел за рамки подготовленной речи и импровизирует, оппонируя Джероми — и в этом, блин, два шага до мощных гормональных взрывов. Я далеко не биолог, но уверен, здесь точно такое же состояние, как и поток, с той лишь разницей, что регулируется немного иной химией.
— Ну всё-таки, Кларк — отрешённо заговорил подавленный Джероми — вот как бы сознание, что это вообще такое.
— Это сложно сказать. Я думаю, нечто вроде зеркала. Отражает действительность и позволяет реагировать, выживать, кайфовать.
— Ну а кто кайфует? — подключился Симон.
— Как кто? Человек.
— Человек — это понятно, что человек. Но как бы кто? Кто такой вот этот человек который кайфует? Если вы возьмём японского робота, запрограммируем, что он будет выводить на лицо-дисплей смайл в зависимости от обстоятельств, что это будет равносильно реакции кайфа живого человека?
Повисло молчание. Кларк закурил сигару. Выпустил клубы дыма.
— Фиг его знает. Как будто бы и да. И в то же время как будто бы и нет.
— Вот и я о том — заметил воодушевившийся Джероми — не стыкуется тут. Лично я вижу колоссальную разницу между, блин, зеркалом или роботом и живым человеком!
— Кстати, говорят, тест Тьюринга удалось пройти. Комп выдавал себя в чате за украинского школьника и люди поверили.
— Ну, у меня на этот счёт свои мысли, я думаю, это пропаганда наших СМИ — заметил Джероми.
— Не факт, не факт… — сказал Кларк.
— Вот это самое, что комп обманул людей. Может мы, люди, друг друга и обманываем постоянно. Реагируем себе, блин, как роботы, а верим, что каждый из нас боговдохновенное сознание, чистый разум, исключительное Я — начал Симон — конечно, довольно трудно это всё как бы осознать.
— Я дуамю, лучше таки осознать, чем витать в иллюзиях. Но это сложно — задумался Кларк — Ни на какую голову такое не налезает, хоть вроде и звучит где-то непротиворечиво.
Этот разговор длилися ещё долго, и шофёр Кларка был вынужден ожидать шефа до позднего вечера у дверей Клуба. В этот раз обсуждения президента не состоялось.
— Таким образом, господа, я думаю, возможно, счастье — это любовь. Но такая любовь, с которой мы ещё не соприкосались. — подытожил своё выступление на девятом собрании Клуба Симон.
— Ерунда. — прокомментировал Кларк.
— Нет, а что, вполне возможно — заключил Джероми.
— Невозможно, — не угоманивался Кларк.
— От чего же невозможно, Кларк, если мы с этим не сталкивались, стало быть уже невозможно чтоли? — возмутился Джероми.
— Да я говорю, нет. Опять же… С точки зрения химии, смотри… Влюбляешься — работают одни гормоны. Состояние как у наркомана-кокаинщика. Нет кокаина — психологическая ломка. Значит, счастье не перманентно. Женишься — проходит время, от гормонов остаётся нормально фурычить только окситоцин, гормон привязанности. Остальные надо либо как-то исхитряться поддерживать, либо их тупо становится мало, пока не переключишься на другую самку и не сработает для начала дофамин, гормон интереса, а затем и остальная композиция. Всё это полное фуфло и жениться я не намерян — постановил Кларк.
— Ты опять сводишь человека к обезьяне — воспротивился Джероми — да, поддерживать, да, любовь это быть может где-то и труд.
— Ага, труд снискать себе дозу.
— Нельзя так радикально занимать позицию, Кларк — подключился Симон.
— Почему нельзя? Мужик я или кто? Что я буду как девка какая сомневаться. Я верю в то, что говорю. И эта вера подкрепляется экспериментальными данными, а не сопливыми бульварными романами. Если мне надо получить кайф — я еду и снимаю себе элитную блядь. И кратковременно, да, я счастлив. Потом я снимаю другую. С некоторыми даже живу какое-то время, пока не остаётся один голый окситоцин.
— Пфф… — выдохнул Джероми, налил себе водки и опрокинул рюмку, не запивая.
В этот раз обсудили и вечно правящего президента и грядущие триста лет стабильности и приемственности и многое другое, не возвращаясь более к обсуждению гипотезы Симона.
Когда на десятом заседании настал черёд Джероми держать речь, погода стояла как всегда отвратительная. Однако, на этот раз, вопреки правилам Джероми не стал сетовать на ненастье. Напротив, глаза его как-то нездорово сверкали. Кларк и Симон почуяли неладное.
— Господа, — начла Джероми — вскоре я покину наш Клуб, я как никогда близок к достижению перманентного счастья.
— Рассказывай — апатично отозвался Кларк.
— Я вновь вернулся к религии. Эта тема предстала для меня в некоторых новых красках. Вот смотрите. Взять какую-нибудь сильно традиционную религию. Которая, например, базируется на вере в загробную жизнь, на то что есть Рай. Что такое Рай? Рай — это место вечного кайфа. Безотносительного. Перманентного. Вечное счастье. Есть религии, которые утверждают, что можно ещё при жизни увидеть, так сказать, Царствие небесное.
Взять, к примеру, тех, кто говорит о просветлении. Ведь действительно, просветлённые находятся в состоянии сомадхи, или как там, ну, счастья в общем, постоянно.
— Ты видел хоть одного.
— Я — нет, но рассказывают о них именно так.
— Хотел бы я взглянуть на просветлённого. Может смотатья в отпуск к одному из них? — мечтательно подметил Кларк.
— Смотайся, чего бы тебе и не смотаться, ты можешь себе это позволить.
— Я могу себе это позволить, потому что держу свою жизнь в своих руках и делаю деньги, а не пашу обречённо на заводе, уповая на божью милость, как ты — язвительно отозвался Кларк — ну дак что там за новые горизонты твоего очередного религиозного обострения.
— Смысл вод в чём — проигнорирова тон Кларка продолжил Джероми — я думаю, что применяя определённые практики, мне в конце концов удастся достич некоего просветления или как там, какого-нибудь Царствия небесного. Ведь есть же результаты. Перевоплощения все эти, ламы. Воспоминания о прошлых жизнях. Мироточящие иконы. Я думаю, Бог есть, и с Божьей помощью, я обрету счастье и покину этот наш пропащий клуб.
— Х… И не надейся. Даже если ты свихнёшься, как эти „просветлённые“, у тебя там, не знаю, нарушится обмен веществ или ещё что, что ты будешь ходь постоянно как придурковатый, ты посмотри, сколько лет у них уходит на практики. Ты когда практиковать все их техники собрался? В маршрктке по дороге на завод? Или в монастырь уйдёшь, в горы?
— А почему нет? Может, и уйду! — сказал Джероми и немедленно выпил, не запивая.
— Знаешь, есть такое мнение, что все эти басни о просветлении, достижении вечного счастья, загробной жизни — всё это всего лишь инструмент, которым наделила нас природа, чтобы во-первых не было страшно умирать, чтобы мы смирились. Во-вторых, чтобы мы, блин, хоть что-то делали. Я думаю то, что счастье не перманентно, заставляет нас каждый день поднимать задницу с дивана и идти делать деньги, благодаря которым и в процессе получения которых в том числе, мы и приближаемся ко счастью. Я думаю, так.
Если бы все были бы перманентно счастливы… Что это, блин, за Рай такой? Ну давай тебя уложим на кушетку, подключим к капельнице с героином, будешь перманентно счастлив, хоть и не долго. Лет на шесть твоего организма хватит.
— Я думаю, за героин попадают напрямую в Ад после смерти.
— Естественно. Природа тебе диктует именно такие байки. Иначе как тебя заставить не дезертировать с этого „праздника жизни“ и не перестать впахивать на заводе?
В очередной раз за время заседаний клуба повисло молчание, и друзья наполнили бокалы.
— За стимулы, господа! За животные стимулы — сказал Кларк и, не чокаясь, поскольку друзья не совсем поняли тост, осушил бокал красного вина. После чего раскурил сигару.
Молчание продолжалось.
— Я не понимаю, господа, в чём смысл нашего Клуба? — нарушил молчание Симон — счастья, как мы все единогласно (ну, почти единогласно) утверждаем, нам не достигнуть, так что об этом переливать из пустого в порожнее? Любовь не годится, Господь Бог не годится, Просветление не годится, секты не годятся, всякие драйвы и прочие методики. Ну да, ну да. Можно этому учиться.
— Да смысл в том, что и надо учиться. Видишь ли в чём дело, существование такого Клуба — сказал Кларк — это как существование, например, полиции: есть проблема, преступность, есть полиция. У нас есть проблема? Ну, не проблема, а скажем так, обоюдное желание? Желание счастья! Есть! Вот и будем учиться здраво подходить к его достижению. Учиться сокращать промежутки между кратковременными „счастьями“. Лично я, хоть и несчастлив перманентно, но вполне доволен своей жизнью, потому что стремлюсь и планомерно шагаю к цели. В этом, да, наверное, смысл. Нет проблемы — нет смысла. Было бы счастье перманентным — в чём смысл, да, нашего Клуба? Ни в чём, не было бы его. А так мы собираемся, хорошо проводим время. Думаем, приходим к общим выводам. Вместе да, проще идти к одной цели. Если бы человек был бы перманентно счастлив, в чём бы был тогда смысл его жизни вообще?
— И шо уже таки ты хочешь сказать? — устало спросил сидевший напротив него Кларк.
— А то… — Джероми поднял со столика запотевшую от напряжения его речи стопку водки, опрокинул её и немедленно запил из бокала рассолом оливок — а то, что в те времена такого просто не могло быть. Вне закона. Нельзя просто так было взять и сделать денег, сколько хочешь.
— Ну вот сделал ты много денег, что, счастливым стал? — с вызовом обращаясь к Кларку, поддержал сидевший перпедикулярно к этим двум Симон, более известный вне клуба… Впрочем, вне клуба он тоже был известен как Симон.
Кларк отложил в сторону монокль и потянулся к стоявшей на столике хьюмидоре, достал сигару, прикурил её и, выпустив к потолку струю густого и ароматного дыма протянул:
— Нет… Иначе таки шо бы я делал здесь с вами, в этом пропащем клубе.
По комнате, представлявшей собой небольшое уютное помещение пробежал обоюдный смешок.
— Таки я думаю, — продолжал Кларк — дело здесь быть может и не в деньгах… Но определённо такие как я более предрасположены ко счастью.
— Это ещё почему?
— Потому… Им ближе вкус жизни. Пока делаешь деньги, так и наровишь побыть чуточку счастливым. Драйв, понимаешь? — ответил Кларк, подняв глаза на Симона.
— Драйв — да… Так что, получается, счастье в драйве?
— Таки я думаю не без этого. Но если б только в этом… Я думаю, одного драйва не достаточно. Ладно, господа, с коммунистами я так думаю мы покончили на сегодня.
— Они сами с собой покончили, и не только на сегодня.
— Это да, но обсуждать этих наивных можно долго…
— Воистину! — поддержал Джероми.
Ещё какое-то время друзья обсуждали коммунистов и их подход к загону людей в счастье калёным сапогом. После этого вспомнили Оруэлла, потом обсудили вечно правящего президета (тут мнения разделились), обсудили появившийся недавно Клуб счастливых людей, их прямого так сказать идеологического конкурента.
— Я думаю, надо к ним сходить. Посмотреть, что к чему — сказал Кларк.
— А что, это мысль. Кто пойдёт? Я думаю всем — ни к чему тратить время — отозвался Джероми, почесав правый бакенбард.
— Ну дак и сходи сам, раз так — подначил Симон.
— Я думаю, я не впишусь.
— Во что не впишешься, ты же не был?
— Не был, но наслышан. Они вроде как опиатами балуются…
— В прямом смысле?
— В переносном.
— И что за секта?
— Да фиг знает.
— Ну вот и сходи, узнай. Может, у них вполне себе подходящие ответы.
В итоге порешили, что пойдёт таки Джероми.
После этого шестое заседание Клуба несчастных людей завершилось, и все разошлись кто куда, оставив место собрание в тишине и клубах табачного дыма.
„И как так опять вышло, что идти мне“ — думал Пётр, идя на встречу Клуба счастливых людей. „Определённо надо выпить. Вот же ж, блин, манипулятор. Шёл бы сам в этот Клуб. Нет, мне оно больше всех надо. Ну да ладно.“
Погода стояла пасмурная. Дождь то начинал, то проходил. У Джероми не было с собой зонтика, и непогода его прямо таки скажем не радовала. Здешняя погода его вообще обычно раздражала. Зимой ему не нравилась стужа и длиннющая ночь. Летом — ужасная духота, влажность и жара. В межсезонье — слякоть и такие вот бесконечные дожди, что то идут, то перестают, и фиг поймёшь, брать с собой зонт или не таскаться с ним почём зря.
Купив банку пива, Джероми жадно выпил её чуть ли не залпом, стоя как раз на пороге места сборища нового клуба. Выкурив сигарету, он дёрнул дверь и оказался в помещении, наполненном ярким светом искуственного освещения и множеством людей. Людей было куда больше, раза в три-четыре больше, чем в их клубе, встречь которого прошло уже целых шесть.
„Заманивают, походу ж, как-то.“ Люди подходили, улыбались, знакомились. Наконец, Джероми удалось найти подходящее место в центре седьмого ряда, перед которым не предвиделось особо рослых людей и открывался хороший обзор трибуны.
„Мда, клуб и не совсем как клуб. Трибуна, ряды. Сейчас, небось, и проповедник объявится.“
Внезапно все встали. От неожиданности Джероми поддался обезьяннему инстинкту и сам подпрыгнул с кресла. На трибуну взашёл человек в оранжевой майке и джинсах. Вполне довольный и наверное даже счастливый на вид. Он включил проектор, призвал собравшийся народ воспевать Господа, заиграла музыка и на полотне за его спиной возникли разноцветные картинки с текстами песнопений. Когда всеобщая феерия закончилась, и все расселись по своим местам, объявился „проповедник“, а у Джероми ото всего этого задёргался левый глаз.
Проповедник зачитал длинную подготовленную речь и славе Господа Иисуса Христа, порассуждал о каком-то вопросе, который у Джереми вылетел из головы ровно после того, как он вышел из помещения, успешно ретировавшись от настойчиво предлагающих совместно изучить Священное Писание членов Клуба. Впрочем, какого ещё клуба… Секта как секта. Все счасливы, довольны. „Метафизическая наркомания третьей стадии“, заключил Джероми спешно отправляясь на остановку общественного транспорта.
В отличие от Кларка и Симона, Джероми не мог позволить себе иметь машину. Дорого выходило, по его подсчётам. Вместо этого он оправдывал себя тем, что в маршрутке можно прочитать уйму книг по пути, никто не нервирует на дороге, денег кучу экономишь.
Джероми и сам в былые времена увлекался всякими священными текстами. Религия вносила в его жизнь какой-то особый высший смысл, давала ответы на некоторые вопросы, но до конца уверовать у него так и не вышло. Как и всякий образованный культурный человек, Джероми не мог позволить себе довериться источнику, опирающемуся в доказательстве своих постулатов лишь на самого себя.
Времена Джероми нет-нет, да и возвращался к какой-либо религии, ощущая сладость и аромат ментального опиата, но то и дело отступал вновь.
Следующее собрание Клуба намечалось на следующий день, и вечер Джероми провёл за подготовкой речи.
По правилам Клуба, кто-то обязательно должен был выступать с речью, прежде чем все переходили к обсуждению главной темы очередного собрания и затем к другим сопутствующим темам. Впрочем, тема и смысл Клуба несчастных людей были всегда одни — вопросы, касающиеся счастья и его достижения. В правилах клуба признавалось, что всякий человек стремится к счастью, и счастье было движущей силой каждого собрания.
Всего членов Клуба было трое. Кларк — соракалетний владелец собственного бизнеса. Джероми, более известный вне клуба как Пётр, работающий от звонка до звонка на заводе, и Симон, который скрывал, где и чем занимается.
Нельзя было сказать, что члены клуба были прямо таки сборищем каких-то несчастных людей. Название же клуба говорило о том, что счастье, пожалуй, впринципе недостижимо. Счастье, то счастье, что длится независимо от обстоятельств. Это было некой фишкой — член Клуба не мог сказать про себя, что он счастливый человек. Это претендовало бы на опровержение одного из основных постулатов свода правил Клуба. И заставило бы, пожалуй, произнёсшего это покинуть клуб. Ну а что делать в Клубе несчастных людей счастливому человеку? Нонсенс. Как бы.
— Это не клуб — начал Джероми, когда все трое расселись в кожаные кресла за небольшим круглым столиком, на котором стояла бутылка водки, банка оливок, стакан пива и бокал красного вина.
— Секта? — подхватил Симон.
— Я таки так и думал — отозвался Кларк, отпивая с бокала вино.
— Да. Счастливые люди, чё. Могут, когда захотят.
— Могут что?
— Ну… Верить.
— Обыкновенные наркоманы. Это не счастье.
— Воистину! — Поставил точку Симон, возвращая к глазу монокль, коий был обязательным атрибутом и фетишем Клуба.
— А что тогда счастье? — в тринадцатый раз за историю собраний прозвучал вопрос от Джероми, наливающего себе водки.
— Ну вот, давай, поведай нам, сегодня твоя очередь. — сказал Симон.
Пока Кларк раскуривал сигару, а Симон отпивал тёмного пива, Джероми достал некоторые записи из своего чемоданчика, и принялся вещать.
— Ну, господа, как вы знаете, если бы я знал ответ на этот вопрос, меня бы здесь не было. Но я определённо могу привести очередную историю о том, чем счастье не является.
— Уже хорошо — одобрительно кивнул Кларк.
— Так вот — продолжил Джероми — случилось мне как-то побывать на более затейливом сборище, чем этот так называемый Клуб счастливых людей. На сборище рулит всего один человек, это как бы не клуб и не секта, но около того. Собираются эти люди, причём, деньги сдают за участие, обычно на квартире у этого типа.
— Деньги — это правильно — вновь перебил Кларк.
— Так вот — продолжил Джероми — Собираются они, и делают так сказать некие круги. Становятся в круг, взявшись за руки. Тип включает релаксирующую музыку. Люди обычно закрывают глаза, что-то там себе фантазируют… Подразумевается, что они как бы… прокачивают некую энергию. Силу там и всё такое. Универсальная энергия, исцеляющее дух и тело. Японская тема какая-то, короче. Причём те, что собираются давно и регулярно, обычно имеют некую степень владения этой силой и являются как бы сами по себе такими целителями. Которые могут взять и пролечить человека. Наложением на него рук, например. Или вообще без рук, по некоему так сказать фантому.
— И что, работает? — спросил Симон.
— Как сказать, слушай дальше… Конечно, я бы отнёс это к некоего роду комплиментарной медицине. То есть, не полное фричество, а местами где-то даже действительно действенно. Когда я пришёл, например, пришёл после тяжёлой смены, голова гудела, ворох мыслей, всё такое. Постояли в круге в этом. Потом легли так сказать лечиться. И тип это, йог-перейог, когда мне руку на голову только положил — бах! — и успокоение. Как вспышкой прямо. Мысли успокоились, головная боль прошла. Благодать короче. А когда остальные типы стали руки прикладывать по телу — вообще спокойствие, тепло и уют во всём организме. Выходишь от них как пьяный, хотя они и не пьют. Хотя, некоторые сомнения насчёт их чая у меня и оставались.
— Сколько стоит стать таким целителем? — поинтересовался практичный Кларк.
— Там всё не так просто — продолжил Джероми — скажем, чтобы стать мастером-целителем одного левела — одна цела. Следующего — другая. Уже выше.
— Неплохой подход — заключил Кларк.
— Ну там как бы о деньгах вообще мало говорят. Собирутся — положат тихонечко на тумбочку перед уходом. А на мастера уже лично общаются, в приватной беседе с типом.
— Ну тип красава, молодец — одобрительно сказал Кларк — ну ты-то получил мастера?
— Я — нет. А вот примерно половина из тех с кем я тогда был на этом сборище — получили уже в ближайшие пол-года с того момента.
— Да, дела идут! Ну так что, говоришь, счастья тебе эта штука не принесла?
— Не, ну я говорю, когда выходишь от них — отлично себя чувствуешь. Почти счастлив, да. Но кратковременно. Хватает аккурат может до следующей встречи, но обычно меньше.
— Ты несколько раз чтоли ходил?
— Да, было дело.
— Любопытно, любопытно. Контакты этого типа остались.
— Да. — Джероми протянул визитку Кларку и затем Симону, но тот отказался.
— Да всё понятно с ними — сказал Симон.
— Что тебе понятно?
— Я думаю, одурманивают себе голову всякой чепухой как и те, из Клуба счастливых… Только более изящно чтоли.
— Ну да, там не так всё просто — сказал Джероми.
Некоторое время все трое сидели в тишине, разливали себе выпивку, курили.
— А я таки схожу, посмотрю, что к чему — сказал наконец Кларк.
Симон усмехнулся.
Седьмая встреча Клуба закончилась после обсуждения последних событий на юго-западных границах страны, вечно правящего президента, католиков, собирающихся на квартире и не имеющих собственного храма, после которых речь как-то плавно скатилась к обсуждению кокаина.
Через неделю Кларк ехал на заднем сиденьи своего роскошного автомобиля, перебирая бумаги с распечаткой своей речи. На этот раз выступать на заседании клуба предстояло ему.
Чёрный Роллс-Ройс остановился у дверей Клуба, водитель откыл Кларку дверь. Оставив распечатку и портфель в машине, Кларк сказал водителю быть через два часа и преспокойно отправился в Клуб.
Джероми и Симон уже сидели в своих креслах, потягивая один водку, другой тёмное пиво и дымя сигаретами.
Поздаровавшись и перебросившись парой фраз о том о сём, друзья приступили к восьмому заседанию Клуба несчастных людей.
Кларк говорил уверенно и не допускал себя перебивать.
— Сегодня, господа, я расскажу вам таки об одном из основных движетелей счастья.
Это потоковое состояние — Джероми немедленно выпил — Так вот, как мы все с вами знаем, перманентного счастья достигнуть невозможно. Но. Есть таки некоторые состояния, которых можно достичь и некоторое время поддерживать. Одни называют это состояние драйвом, другие просто потоком, третьи — зоной оптимальной эффективности. Не суть важно. Факт в том, что если у нас в мозгу — Кларк медленно постучал подушечками пальцев по своему черепу — недостаточно дофамина и норадреналина — то мы далеки от этого состояния. Если их слишком много — мы уже потеряли это состояние. Обычно так и не успев ощутить его аромат и сладость. Дофамин, как вы прекрасно знаете, отвечает за кайф и удовольствие, своего рода естественный „вознаградитель“. Норадреналин, вернее, если быть точнее, норэпинефрин — это „химия внимательности“, отвечает и индуцирует, например, то, что вне мозга уже будет адреналином. Внимание и интерес. Вот что нам нужно для поддержания кратковременного квази-счастья. Дофаминыч как раз, например, подстёгивает и интерес, как бы предвкушает. Так вот, если подобрать оптимальную концентрацию того и другого — вы в потоковом состоянии.
Речь, конечно, не идёт о внутревенном введении нужной дозы. Организм сам выработает, сколько надо. Дело лишь во внутреннем самонастрое. Например, вы зарулём на незнакомом или слабознакомом маршруте. Предвкушаете некие ништяки от того, что ждёт вас в пункте, так сказать, бэ. Допустим, едите в бордель. Дофамин пошёл. Или боитесь, что всех блядей разберут и останутся только страшные, потому что из-за незнакомого маршрута рискуете опоздать. Норэпинефрин пошёл. Неперебздели — всё отлично. Не перевозбудились от предвкушения — тоже замечательно. Едите себе в потоке, внимательно и концетрировано. Успешно доездаете до места назначения. Или, например, игра на гитаре. Только не какая-нибудь автоматизированная ерунда вроде аккордовых аккомпаниментов, а, например, соло. Поток почти всегда гарантирован. Так вот, господа, потоковое состояние — это то, к чему надо стремиться. Большинство людей либо тормоза, либо бздуны. Пропускают, натыкаются на это состояние разве что случайно и не осознанно. Надо осознанно подходить к делу. Вот, что я хотел рассказать к делу. Осознанность нам поможет. Я кончил.
— Я тоже — усмехнулся Симон и отхлебнул большой глоток пива.
— Ну дак это буддизм уже какой-то и прочая восточная фигня — ставя оливковый рассол, отозвался Джероми — у них тоже всё про концентрацию. Буддизм разве не религиозный опиум.
— Не-не — сказал Кларк — буддизм не совсем религия. У них если и есть что подобное, то это только опытным путём выведенные практики достижения таких состояний. А так это всё обычная химия, которой можно сознательно манипулировать.
— Ну, я и говорю, химия, опиум, так сказать, для народа.
— Так-то разобраться — ответил Кларк — от химии нам никуда не уйти. Ты же не будешь отрицать, что являешься вполне себе био-роботом, состояния которого напрямую зависят от его биохимии.
— Ну… — потянул Джероми — Так-то оно может и так. Но как же сознание, высшее, так сказать начало?
— Какое ещё высшее начало? Быть может, ты ведёшь свою родословную не иначе как от по образу и подобию? — усмехнулся Кларк.
— Я не то чтобы верующий человек, но и не неверующий тоже.
— Мне кажется, тебе просто западло признать себя таким же животным, как и любая обезьяна. Между тем давай посмотрим, как далеко мы от неё ушли. Тебя в детстве чем кормили от рождения? Молоком? Молоком. Поздравляю и сим нарекаю тебя млекопитающим.
— Пфф… А кто мешал, например, Богу, если тот есть, вселить мою душу в млекопитающее? Эволюция как бы ещё не говорит об отсутствии души.
— О душе, я думаю, таки отдельный разговор. Ты просто скатываешься в гнилой креоционизм, разумное творение. Интэллиджент дизайн! Вообще, такие идеи хорошо продаются. Особенно сейчас, когда мы вроде как сидим меж двух стульев — и науку отрицать бессильны, и самомнением о своём происхождении распираемы.
— Я думаю, надо выпить — подключился, наконец, Симон.
— Безусловно — поддержал Кларк.
Друзья наполнили бокалы и рюмку. Джероми опрокинул стопку водки и запил из банки с оливками. Кларк пригубил вина и, отставив бокал, выждал некоторое время, пока Симон не закончил делать глонки пенного напитка, продолжил.
— В общем, господа, я уверен, достижение перманентного счастья невозможно. Иначе бы я был бы вынужден покинуть наш Клуб. Но я так же уверен, что некоего кратковременно, так сказать, просветления, мы можем достигать. Можем с ним соприкасаться. Взять, к примеру, тех же верующих и весь этот, так сказать, „опиум для народа“. Главная их фишка — так называемая „благодать“. На деле, я уверен, ничего большего, чем обычное трансовое состояние. Сами подумайте, как не войти в транс и эйфорию, простояв длинную очередь, потом наконец-то заполучить вожделенный глоточек кагору в перемешку с хлебом — и не просто какого-то там красного вина с булокой, нет! Воображать, что это ни что иное, как кровь и плоть бога. В этом есть что-то канибализма. А канибализм — древняя штука, очень мощная. В отличие от хищников у нас нет сильных блокировок на поедание себе подобных. Случись конкретному голоду мы сожрём друг друга и глазом не моргнём — Кларк вдруг понял, что давно вышел за рамки подготовленной речи и импровизирует, оппонируя Джероми — и в этом, блин, два шага до мощных гормональных взрывов. Я далеко не биолог, но уверен, здесь точно такое же состояние, как и поток, с той лишь разницей, что регулируется немного иной химией.
— Ну всё-таки, Кларк — отрешённо заговорил подавленный Джероми — вот как бы сознание, что это вообще такое.
— Это сложно сказать. Я думаю, нечто вроде зеркала. Отражает действительность и позволяет реагировать, выживать, кайфовать.
— Ну а кто кайфует? — подключился Симон.
— Как кто? Человек.
— Человек — это понятно, что человек. Но как бы кто? Кто такой вот этот человек который кайфует? Если вы возьмём японского робота, запрограммируем, что он будет выводить на лицо-дисплей смайл в зависимости от обстоятельств, что это будет равносильно реакции кайфа живого человека?
Повисло молчание. Кларк закурил сигару. Выпустил клубы дыма.
— Фиг его знает. Как будто бы и да. И в то же время как будто бы и нет.
— Вот и я о том — заметил воодушевившийся Джероми — не стыкуется тут. Лично я вижу колоссальную разницу между, блин, зеркалом или роботом и живым человеком!
— Кстати, говорят, тест Тьюринга удалось пройти. Комп выдавал себя в чате за украинского школьника и люди поверили.
— Ну, у меня на этот счёт свои мысли, я думаю, это пропаганда наших СМИ — заметил Джероми.
— Не факт, не факт… — сказал Кларк.
— Вот это самое, что комп обманул людей. Может мы, люди, друг друга и обманываем постоянно. Реагируем себе, блин, как роботы, а верим, что каждый из нас боговдохновенное сознание, чистый разум, исключительное Я — начал Симон — конечно, довольно трудно это всё как бы осознать.
— Я дуамю, лучше таки осознать, чем витать в иллюзиях. Но это сложно — задумался Кларк — Ни на какую голову такое не налезает, хоть вроде и звучит где-то непротиворечиво.
Этот разговор длилися ещё долго, и шофёр Кларка был вынужден ожидать шефа до позднего вечера у дверей Клуба. В этот раз обсуждения президента не состоялось.
— Таким образом, господа, я думаю, возможно, счастье — это любовь. Но такая любовь, с которой мы ещё не соприкосались. — подытожил своё выступление на девятом собрании Клуба Симон.
— Ерунда. — прокомментировал Кларк.
— Нет, а что, вполне возможно — заключил Джероми.
— Невозможно, — не угоманивался Кларк.
— От чего же невозможно, Кларк, если мы с этим не сталкивались, стало быть уже невозможно чтоли? — возмутился Джероми.
— Да я говорю, нет. Опять же… С точки зрения химии, смотри… Влюбляешься — работают одни гормоны. Состояние как у наркомана-кокаинщика. Нет кокаина — психологическая ломка. Значит, счастье не перманентно. Женишься — проходит время, от гормонов остаётся нормально фурычить только окситоцин, гормон привязанности. Остальные надо либо как-то исхитряться поддерживать, либо их тупо становится мало, пока не переключишься на другую самку и не сработает для начала дофамин, гормон интереса, а затем и остальная композиция. Всё это полное фуфло и жениться я не намерян — постановил Кларк.
— Ты опять сводишь человека к обезьяне — воспротивился Джероми — да, поддерживать, да, любовь это быть может где-то и труд.
— Ага, труд снискать себе дозу.
— Нельзя так радикально занимать позицию, Кларк — подключился Симон.
— Почему нельзя? Мужик я или кто? Что я буду как девка какая сомневаться. Я верю в то, что говорю. И эта вера подкрепляется экспериментальными данными, а не сопливыми бульварными романами. Если мне надо получить кайф — я еду и снимаю себе элитную блядь. И кратковременно, да, я счастлив. Потом я снимаю другую. С некоторыми даже живу какое-то время, пока не остаётся один голый окситоцин.
— Пфф… — выдохнул Джероми, налил себе водки и опрокинул рюмку, не запивая.
В этот раз обсудили и вечно правящего президента и грядущие триста лет стабильности и приемственности и многое другое, не возвращаясь более к обсуждению гипотезы Симона.
Когда на десятом заседании настал черёд Джероми держать речь, погода стояла как всегда отвратительная. Однако, на этот раз, вопреки правилам Джероми не стал сетовать на ненастье. Напротив, глаза его как-то нездорово сверкали. Кларк и Симон почуяли неладное.
— Господа, — начла Джероми — вскоре я покину наш Клуб, я как никогда близок к достижению перманентного счастья.
— Рассказывай — апатично отозвался Кларк.
— Я вновь вернулся к религии. Эта тема предстала для меня в некоторых новых красках. Вот смотрите. Взять какую-нибудь сильно традиционную религию. Которая, например, базируется на вере в загробную жизнь, на то что есть Рай. Что такое Рай? Рай — это место вечного кайфа. Безотносительного. Перманентного. Вечное счастье. Есть религии, которые утверждают, что можно ещё при жизни увидеть, так сказать, Царствие небесное.
Взять, к примеру, тех, кто говорит о просветлении. Ведь действительно, просветлённые находятся в состоянии сомадхи, или как там, ну, счастья в общем, постоянно.
— Ты видел хоть одного.
— Я — нет, но рассказывают о них именно так.
— Хотел бы я взглянуть на просветлённого. Может смотатья в отпуск к одному из них? — мечтательно подметил Кларк.
— Смотайся, чего бы тебе и не смотаться, ты можешь себе это позволить.
— Я могу себе это позволить, потому что держу свою жизнь в своих руках и делаю деньги, а не пашу обречённо на заводе, уповая на божью милость, как ты — язвительно отозвался Кларк — ну дак что там за новые горизонты твоего очередного религиозного обострения.
— Смысл вод в чём — проигнорирова тон Кларка продолжил Джероми — я думаю, что применяя определённые практики, мне в конце концов удастся достич некоего просветления или как там, какого-нибудь Царствия небесного. Ведь есть же результаты. Перевоплощения все эти, ламы. Воспоминания о прошлых жизнях. Мироточящие иконы. Я думаю, Бог есть, и с Божьей помощью, я обрету счастье и покину этот наш пропащий клуб.
— Х… И не надейся. Даже если ты свихнёшься, как эти „просветлённые“, у тебя там, не знаю, нарушится обмен веществ или ещё что, что ты будешь ходь постоянно как придурковатый, ты посмотри, сколько лет у них уходит на практики. Ты когда практиковать все их техники собрался? В маршрктке по дороге на завод? Или в монастырь уйдёшь, в горы?
— А почему нет? Может, и уйду! — сказал Джероми и немедленно выпил, не запивая.
— Знаешь, есть такое мнение, что все эти басни о просветлении, достижении вечного счастья, загробной жизни — всё это всего лишь инструмент, которым наделила нас природа, чтобы во-первых не было страшно умирать, чтобы мы смирились. Во-вторых, чтобы мы, блин, хоть что-то делали. Я думаю то, что счастье не перманентно, заставляет нас каждый день поднимать задницу с дивана и идти делать деньги, благодаря которым и в процессе получения которых в том числе, мы и приближаемся ко счастью. Я думаю, так.
Если бы все были бы перманентно счастливы… Что это, блин, за Рай такой? Ну давай тебя уложим на кушетку, подключим к капельнице с героином, будешь перманентно счастлив, хоть и не долго. Лет на шесть твоего организма хватит.
— Я думаю, за героин попадают напрямую в Ад после смерти.
— Естественно. Природа тебе диктует именно такие байки. Иначе как тебя заставить не дезертировать с этого „праздника жизни“ и не перестать впахивать на заводе?
В очередной раз за время заседаний клуба повисло молчание, и друзья наполнили бокалы.
— За стимулы, господа! За животные стимулы — сказал Кларк и, не чокаясь, поскольку друзья не совсем поняли тост, осушил бокал красного вина. После чего раскурил сигару.
Молчание продолжалось.
— Я не понимаю, господа, в чём смысл нашего Клуба? — нарушил молчание Симон — счастья, как мы все единогласно (ну, почти единогласно) утверждаем, нам не достигнуть, так что об этом переливать из пустого в порожнее? Любовь не годится, Господь Бог не годится, Просветление не годится, секты не годятся, всякие драйвы и прочие методики. Ну да, ну да. Можно этому учиться.
— Да смысл в том, что и надо учиться. Видишь ли в чём дело, существование такого Клуба — сказал Кларк — это как существование, например, полиции: есть проблема, преступность, есть полиция. У нас есть проблема? Ну, не проблема, а скажем так, обоюдное желание? Желание счастья! Есть! Вот и будем учиться здраво подходить к его достижению. Учиться сокращать промежутки между кратковременными „счастьями“. Лично я, хоть и несчастлив перманентно, но вполне доволен своей жизнью, потому что стремлюсь и планомерно шагаю к цели. В этом, да, наверное, смысл. Нет проблемы — нет смысла. Было бы счастье перманентным — в чём смысл, да, нашего Клуба? Ни в чём, не было бы его. А так мы собираемся, хорошо проводим время. Думаем, приходим к общим выводам. Вместе да, проще идти к одной цели. Если бы человек был бы перманентно счастлив, в чём бы был тогда смысл его жизни вообще?
Обсуждения Клуб несчастных людей