Кавказ

И вовсе не потому, что для меня, как для любого туриста, заранее были гарантированы безопасность и постоянство праздников. Нет. Случалось всякое. Однако, в основном, это были красивые истории. Другими словами, путешествие по Южному Кавказу для меня стало подарком судьбы!

Тогда я ещё не знала, что очень скоро города, в которых я успела побывать, разрушит страшное землетрясение…. А ещё позже весь этот удивительный край будут сотрясать дурацкие войны….

Начиналось наше путешествие с Нового Афона. И представляешь, наша турбаза располагалась не где-нибудь, а прямо на территории огромного храма! Монастыря бывшего. Его построили ещё в 19 веке. А я жила в самой настоящей келье! Правда, на тот момент она называлась гостиничным номером. Однако своды потолка, узкие окошки с узорчатой решёткой в крестиках, абсолютно всё было таким, как и сто лет тому назад! А ведь когда-то в этих кельях жили монахи. И вот, на тебе! Туристы….

Кстати, путешествие началось для меня и ещё одной девушки, которая была со мной, с самого настоящего испытания. Мы ведь не знали, что есть другая дорога к нашей турбазе, а если точнее, к нашему храму. И мы пошли по той, которую нам показали. Нам ведь показывали не «как» идти, а «куда»! Вот мы и пошли туда, куда нам показали. Эта дорога шла по самому крутому склону горы! Позже один служитель этого храма рассказал мне, что в своё время провинившихся монахов заставляли по этому склону на коленках подниматься. А ведь там и не травка, и не асфальт. Щебень острый-острый! Он постоянно из-под ног сыплется. Мы хоть и не на коленках, но с тяжёлыми чемоданами, в жаркий полдень, да ещё без привычки должной! Мамочка родная! Вот намучались! Мы тогда едва богу душу не отдали, как говорят, карабкаясь по этому склону.

Когда-то, в юности я уже бывала в подобном путешествии по Кавказу. И тогда мы с таким же трудом шли пешком к знаменитому пантеону в Тбилиси. Правда, тогда в наших руках не было тяжёлых чемоданов! Но пыхтели мы!.. Мне тогда казалось, что у нас из ушей пар валит…. Позор, конечно. Но я хорошо помню, как нас, молодых, двадцатилетних, старушка с палочкой обогнала. Спина колесом, носом почти земли касается, а сама – тюк-тюк, тюк-тюк, и смотрим, а она от нас уже на порядок витков выше по серпантину дороги своей палочкой тюкает!

Вот и теперь, когда мы, наконец, вскарабкались наверх, так на ступеньках этого храма чуть ли замертво не упали. Сердце в горле стучит, головы гудят, виски пульсируют, пот градом, лица у обеих, как помидоры – красные! Короче говоря, когда к начальнику турбазы этой странной в кабинет ввалились, то ещё минут пятнадцать, ничего толком сказать не могли. До такой степени нас подъём на гору измотал!

Конечно же, в первый день, в сам храм я не попала. Ведь первым делом мы на море помчались! А вот на следующий день, сразу же после завтрака, я в этот храм всё же зашла. Тем более что парадное крыльцо его было прямо на пути из столовой к моей келье. Вот тут-то я тогда и увидела чудо, подобное тому, которое мы сегодня с тобой наблюдали.

Стою перед алтарём, рассматриваю апостолов с Христом. Фрески старые-старые! А они, апостолы, всё равно, будто живые…. И все мне прямо в глаза смотрят. А потом, когда я начала потихоньку в сторону двигаться, остолбенела! Вдруг все они, раз! И головы в мою сторону повернули! Стала я проверять, примерещилось или на самом деле за мной следят? И что ты думаешь? Конечно, следят! Я – вправо, и они, как один, головы ко мне поворачивают! Я – влево! И снова все свои головы - в мою сторону! Да ещё так пристально на меня глядят, что мне даже как-то не по себе стало…. Я тогда несколько часов по этому храму гуляла! Особенно забавно было наблюдать, как на другой фреске, ослик головой крутил. И представляешь, за всё это время, в этом храме ни одной души не было! И это в то самое время, когда вокруг храма столько народу прогуливалось!!!

А что касается живых фресок…. Это уже позже я узнала, что есть такая особая техника, которая издавна художникам известна. Но тогда! Для меня это было таким потрясением…. А вечером камерный оркестр из Еревана в этом храме концерт давал. Ты даже представить себе не можешь, как это здорово!.. Столько лет прошло, а музыку эту и сейчас слышу так, как будто я ещё по-прежнему там, на том концерте. Вот даже сейчас запах появился…. Море…. и магнолии…. Кстати, такого вкусного воздуха я больше нигде не встречала. Тогда я постоянно себя ловила на том, что не просто дышу, а постоянно пью этот изумительный воздух….

Человечек потянул носом воздух и тихо прошептал:
-И музыка кыасивая, и воздух, пыавда вкусный. У нас такого не бывает. – А потом спросил. – А у моих чиовечков тоже секьет есть? Ну, эта, техника особая?

-Я думаю, что да. – Задумчиво сказала Ольвик.
-Ты сказайя, что мыого истоий. Йасскажи. Пожайюуста. – И Человечек сложил молитвенно ладошки.

-А ты, дружок, часом не замёрз? (Малыш в знак отрицания активно покрутил головой). Ну, тогда слушай. Пребывание в Новом Афоне для меня началось не только с испытания сложным подъёмом к храму. Перед вылетом на Кавказ я сильно простыла. Мы всю ночь стояли под дождём, чтобы купить на самолёт билеты. Сложно было тогда билеты достать. Вот я и простыла. Однако простыла я не совсем обычно. Ни температуры, ни кашля, ни насморка. На меня напали фурункулы!

-А это кто? – Спросил Человечек.
-Это не кто, а что! Болячки такие болезненные. Да не где-нибудь, а прямо на лице! Для молодой женщины – это самая настоящая катастрофа! Однажды у меня был всего лишь один такой на руке. Так вот от него у меня до сих пор шрам имеется. (И Ольвик показала на левой руке глубокую ямочку). А это, даже вспоминать страшно, сразу около двух десятков таких же, да ещё прямо на лице! Ужас! Два дня я от людей пряталась. Меня тогда из-за того, что в келье отсиживалась, «за глаза», монашкой прозвали. А к концу третьего дня пребывания, мне совсем плохо стало. Подружка моя в другую келью жить перебралась. Вот и лежала я одна одинёшенька с горем своим наедине в своей келье. Ближе к вечеру уже даже на море не смогла пойти. По коридору, в умывальник, старалась незамеченной пробираться. Стеснялась вида своего.

И вот возвращаюсь я из умывальника, а на вахте бабуля сидит. По-о-олная такая, седая, голос низкий, над губой усики. Я её уже второй раз видела и почему-то побаивалась. И, представляешь, она вдруг меня к себе подзывает. У меня душа сразу в пятки убежала. Так вот, к бабульке я подошла, а сама и лицо, и глаза прячу. А она меня за руку взяла и говорит своим низким голосом, да ещё и с акцентом особым, кавказским: «Выжу быэду твою, чэловэк хороший. Довэришса мне, помогу, отвыэду быэду». А я-то уже слышала, что бывают на свете люди, которые лечат каким-то своим способом, но им, кажется, платить надо много. А денег у меня с собой было совсем мало. На путёвку да дорогу отпускные полностью ушли. А на карманные расходы у друзей совсем немного одолжила. Так вот, стою, с ноги на ногу переминаюсь, расстерялась, не знаю, что женщине ответить. А она, словно мысли мои прочла, руками замахала, да на ухо мне шепчет, чтобы об оплате я и думать забыла. Она ведь так, от чистого сердца помочь мне хочет. Ну, вот я и согласилась. Однако из всего того, что она перечислила, у меня ничего не оказалось. Ни водки, ни лука, ни марли, ни пластырей…. Ближе к ночи она пришла ко мне в келью и всё, что нужно сама с собой принесла.

Долго она со мной возилась. И распаривала, и шептала что-то там своё, и по головке меня гладила…. Потом сказала, чтобы я на себя надела что-нибудь с рукавами длинными, чтобы пропотеть смогла хорошо. Ну, я и надела! Представляешь? У меня с собой была самая настоящая морская тельняшка фланелевая! Бабульке я в тельняшке этой настолько понравилась, что она долго хохотала и, несколько раз целуя свой большой палец, всё показывала мне, как здорово я выгляжу. Ну, а потом она мне на лицо штук семнадцать тампонов пришпандорила! Затем залепила каждый из них пластырем! И, в конце концов, оставив мне на лице, всего лишь пять отверстий (глаза, ноздри и рот), завязала всю голову какой-то гигантской наволочкой! Над моей макушкой тот час возникли килограммовый узел и полуметровые заячьи уши! Покончив с моим лицом, бабулька набулькала в граненый стакан до краёв водки и басом «профундо» прогромыхала: «Пэй до дна, красавыц моя! Пэй! Да што ж ты хылазки выпучыл? Это ж нэ отрава! Это ж мэкстура самый настоящый!» Я попыталась хоть что-то проблеять в ответ, а она как зашикает: «Вот только рота открыват нэ нада, красавыц моя! Порушишь всё! Бабка абхазка столко трудился! А ты чылустямы двыгат будыш, всё налэплыное и отлэпыш!» Не успела я глазом моргнуть, как бабуля влила собственноручно всё содержимое стакана мне в рот, подсунула под голову подушки, укутала по уши одеялом и лукаво улыбаясь, неожиданно тоненьким голосочком прочирикала: «Хылазки закрывай и бай-бай, моя красавыц! Слово даю! Ещё вспомныш бабку абхазку!» И как-то так, быстро-быстро, за дверью исчезла.

Моя кровать стояла по центру кельи, а на стене, прямо перед кроватью висело овальное зеркало. Я приподнялась и чуть в обморок не рухнула. Из полумрака на меня глядел то ли страшный морской пират, то ли гигантский карнавальный заяц в тельняшке из какого-то фильма-ужасов. Мало того! Ведь то, что смотрело на меня и быстро хлопало своими ресницами из зеркала, на самом деле было косым! (Ольвик скосила на переносице глаза, и Человечек от хохота сполз на землю).

Очнулась я уже где-то в полдень. Келья была залита солнечным светом, а в дверь кто-то тихонько, но настойчиво скрёбся. Рефлекторно я ответила «Войдите!» У женщины, которая робко вошла в келью, то ли от сквозняка, то ли от шока, на голове шевелились волосы. Она молча стояла и, не мигая, смотрела на меня. Я же, напрочь забыв о своём непрезентабельном виде, приветливо проворковала (из-за сжатых повязкой челюстей так вышло): «Да вы пррлыходите, пррлыходите! Не стесняйтесь!» И до меня тут же дошло, отчего остолбенела женщина, и как нелепо звучало моё оптимистичное подбадривание! То, что пробурчала с прибалтийским акцентом женщина, мне, конечно же, не очень понравилось, но, в то же время, я её прекрасно понимала. Оказывается, утреннюю гостью подселили ко мне ещё вчера. Но бабулька моя упросила её пожить одну ночь в другом номере (келье). А пока эта женщина, явно, не знала, куда вещи сунуть и куда ей свой объёмный кошелёк пристроить. То в карман халатика пыталась втиснуть, то под подушку сунула, то просто в руках повертела. В конце концов, она закопала его в свою плетеную сумку, и я невольно отметила про себя, что это уж точно, не лучшее место для её сбережений.

Мы обе испытывали огромную неловкость. Она не знала, куда деться, так как на море идти ещё рано – обед скоро, но и на обед идти – тоже рано. Мне же надо было по совету бабули, снять повязку и хорошо промыть лицо: сначала водкой, а потом водой.

Косноязычно я попросила женщину не смотреть на меня, объяснив, что это не очень приятное зрелище, и женщина демонстративно отвернулась.

Осторожно я развязала свои заячьи уши…. Однако женщина всё же не вытерпела и, невольно глянув в мою сторону, с удивлением спросила: «Ну и чего там у вас, уж такого ужасного, что и смотреть нельзя?»

Не, раздумывая, я приподнялась и глянула в зеркало. Не только тампоны, но даже пластыри все отлетели вместе с повязкой. В зеркале же я, неожиданно для себя, увидела собственное, абсолютно чистое, нормально и здоровое лицо!!! …(?)… А вот причёска – да!.. Это сейчас такой ужас в моде. И такое безобразие теперь стилисты-визажисты за большие деньги в дорогих салонах вытворяют. Однако в тот миг мне не до моего «шедевра» на голове было. Я на лицо своё во-о-от такими глазами глядела! Так вот, как только я лицо своё увидела, из моих глаз слёзы Ниагарским водопадом хлынули, и я невольно воскликнула: «Бабка абхазка! Милая, хорошая! Волшебница-чудесница!» Что там ещё я лепетала от счастья, не помню. Но женщина, наконец, сообразив, что произошло, осторожно спросила: «Вас что, бабушка вахтёр от чего-то вылечила?» Обливаясь счастливыми слезами, я закивала интенсивно головой. С этого мига мы подружились с моей соседкой и уже почти не расставались до самого моего отъезда.

Сделав всё, как мне велела бабуля, я рванула на вахту. Но там, к моему большому огорчению, была другая женщина. Поблагодарить свою спасительницу я смогла лишь перед самым отъездом. На причале мне удалось купить огромную плитку шоколада у какого-то турка. Больше такой я нигде на всём пути по Кавказу так и не увидела. А потому была очень рада, что хоть в чём-то моё «спасибо» было необычным. И надо ли говорить, что может испытывать человек, у которого ещё вчера на лице не было живого места от ран, а уже сегодня и малейшего следа не осталось от вчерашнего ужаса?!!

Теперь, когда вижу по телевизору репортажи из Абхазии, на их фоне я всегда вижу лицо этой женщины и слышу, как она говорит мне на прощанье: «Помны, красавыц моя, бабку абхазку!»

Эх, если бы можно было вот так же, всего за одну ночь, все «фурункулы» на лице планеты моей, взять и одним махом исцелить….

Наступила долгая, долгая пауза. Наконец, Человечек вздохнул и шёпотом спросил:

-Так бабушка пыавда воишебьицей оказайясь?
-Ты прав. Она действительно волшебница. Только знаешь, в чём главное её волшебство?

-В чём?
-Рядом со мной было множество зрячих людей! Но никто из них так и не заметил моей беды. Ножки замечали, волосы, одежду…. А бабуля эта, ключи от номеров - от келий турбазы нашей, на ощупь брала. Глазки-то ведь у неё старенькие уже были, а потому совсем плохо видели. Да и по-русски она плохо говорила. А вот беду мою именно она, слепая женщина, в тёмном коридоре бывшего монастыря разглядела!..

…
За то время, которое они вели беседу, погода наладилась, заметно потеплело, а на скамейке влажными остались лишь несколько трещинок. Даже солнышко на горизонте появилось, раскрасив в изумительные тона те несколько облачков, которые то ли не успели растаять, то ли сбежать в другие края, то ли просто задержались, чтобы полюбоваться столицей, глядя на неё с высоты.

Двор начал постепенно заполняться людьми. Больше шума и гама появилось в районе собачьей площадки, где скопилось большое количество псов самых разных мастей и пород, но пока в основном это были породы мелкого калибра. Крупных собак приведут позже, когда разбежится по домам «малышня».

Человечек некоторое время сидел молча, осмысливая рассказ Ольвик. Ольвик тоже молчала. Она предложила малышу немного побегать, но он хитро прищурился, заглянул ей в глаза и, вытянув губы трубочкой, проговорил:

-А ещё одну истойию….
Ольвик легонько шлёпнула указательным пальцем по его губам и также хитро сощурившись, спросила:

-А когда ты мне интересную историю расскажешь?
-Вот подыасту, тогда и буду йассказывать истойии, а сейчас твоя очиедь.

-Ладно, уж, уговорил. Поехали дальше.
-На поезде или автобусом? – Хихикнув, задал вопрос Человечек.

-Как тебе будет угодно. Мы же тогда и автобусами, и поездами ездили, и пешком ходили. Ну, так вот. Если нарушить хронологию событий, я тебе вот какую историю расскажу.

Дело было уже в Кафане. По времени, были, кажется, около двух часов ночи. Я, ещё две девушки лежали в кроватях и болтали. Наша комната располагалась на втором этаже деревянного здания данной турбазы. Темень кругом! И тишина необыкновенная. Правда, кое-где голоса доносились ещё и со стороны соседнего корпуса. Не одни мы бодрствовали. А дело в горах было, и потому звуки эхом рассыпались. Моя кровать стояла вдоль окошка. Я локоть на подоконник положила, а ногу через подоконник на улицу свесила, чтобы не так жарко было. А в этих корпусах деревянная лестница, которая на второй этаж вела, располагалась с внешней стороны дома. Поэтому, не смотря на то, что это был второй этаж, к окну можно было подойти с другой стороны, по дощатой веранде.

Ну, так вот. Лежим, беседуем в полной темноте и абсолютной тишине. И вдруг! Слышим, по деревянному тротуару какой-то странный гупот. Явно кто-то идёт медленно, но шаги не человеческие. Знаешь, у Пушкина есть такая поэма, о командоре, ну памятнике таком, статуе. «Каменный гость» поэма называется. Так вот эта статуя по земле ходила, словно живая. Можешь себе представить, как она гремела. Вот и сейчас, у нас было такое ощущение, что это огромный, то ли каменный, то ли железный командор к нашему корпусу идёт! А тем временем, это «нечто» подошло к корпусу, постояло, постояло, и слышим, по лестнице начало подниматься! А по деревянной лестнице, представляешь, какой звук?! Медленно так, тяжело… Бум-м!.. Бум-м!.. Бум-м!.. И всё ближе, ближе, к нашему окошку движется! Я ногу потихоньку назад, в комнату спрятала. И вдруг на занавеске, видим, тень появилась! Да жуткая такая, на человека никаким образом не похожа. И вот это «что-то» подошло прямо к окну и голову свою непонятную в окно вместе с занавеской суёт. Я вся комочком в подушку вжалась…. Ни жива, ни мертва, лежу и не дышу! А это «что-то» уже меня касается. И девчонка одна наша как взвизгнет! Вот в это самое время, вдруг это «нечто» как затрубит на всю округу: «Йи-а-аа! Йи-а-аа!» И кто-то из парней на первом этаже как гаркнет: «Ольга! Тришкин кафтан! Так это ты что ли, ишака привадила?! Мы же, ёшкин кот, чуть богу душу не отдали!» А ослик, очевидно, обрадовался, что нашёл-таки меня, ещё громче: «Йи-а-аа! Йи-а-аа!» и копытом своим по деревянному настилу бьёт, мол, «иди сюда, я пришёл!» Хохоту было! Причём отовсюду! Очевидно, всех туристов, что на турбазе жили, перебудил-таки, этот чертёнок.

Оказывается, вот как дело было. Мы утром с девчонками ходили гулять в районе турбазы по близлежащему полю, цветы собирали. А там этот ослик пасся, травку щипал. Но он на то время к шесту был привязан. А я в карманах всегда, на всякий случай, что-нибудь съестное держала. То кошку какую-нибудь накормлю, то собак, которых на турбазах всегда немало, то лошадок, на которых нас иногда катали, чем-нибудь вкусненьким угощу. Вот и теперь у меня были сахар, морковка, ещё что-то, и, кажется, конфеты, которые этому ослику пришлись по душе. Ну, кто же мог подумать, что это существо додумается ко мне среди ночи прямо в «номер» придти?! А оно, видишь, как получилось! Ослик меня, очевидно, по голосу узнал, вот и пришёл сахар с конфетами клянчить. Нас напугал и всех обитателей турбазы до инфаркта чуть ли не довёл своими чугунными копытами.

Ну, и доставил же нам тогда хлопот этот ослик! Пришлось брать прикормку, лезть с одной девушкой через окно и вести его за пределы турбазы. А он, хитрец такой, ну никак не хотел расставаться со мной. Привязали мы его к воротам. Только отошли шагов на десять, а он на всю округу своим зычным голосом, как заорёт: «Йи-а-а-ааа!» А надо признаться, голос у ишака этого, мало того, что очень громкий, да ещё и очень неприятный! Его кличу, этому самому «Йи-а-аа!», как нельзя точно, подходит выражение «Орёт благим матом»! Вот и пришлось нам искать хоть кого-нибудь, кто знает, чей это осёл, и где он живёт. Ведь другого способа избавиться от него у нас больше и не было. Нашли сторожа турбазы. Но сторож не знал, где этот осёл живёт. Пошли в район, где частные домики были. Наконец, одна женщина показала нам куда идти, и мы отвели нашего незваного гостя к его хозяевам. Те долго хохотали, услышав наш рассказ о том, как их осёл ко мне на второй этаж под окошко пришёл. Вот только, если на свидание шёл, мог бы додуматься букетик цветов принести. Так нет же! Не додумался.

Человечек, бурно отреагировав на рассказ об ослике, засыпал Ольвик вопросами и заливисто смеялся каждый раз, как только ему удавалось представить ослика, который пытался влезть в окно. А потом начал упрашивать Ольвик, рассказать ещё что-нибудь об этом путешествии.

Ольвик чувствовала, что скоро приедет Левша, а потому сказала Человечку, что красивых историй, как смешных, так и грустных, у неё об этой поездке ещё очень много. Но вряд ли ей удастся рассказать их все в один вечер.

ТАК-ТАК