...проект продолжают финансировать благодаря наличию трех действующих групп, одна из которых наша. А Эмиль переведен на другой уровень до этого еще. И это нам плюс и поддержка, что он согласился на сотрудничество, – Яна посмотрела, как реагируют на сообщение собравшиеся.
– Если есть гарантированная вакансия, я буду за нее бороться, – сообщила всем свое намерение Алеся.
– Все будут бороться, – утвердила Яна, – и тогда вакансий может оказаться несколько. Эмиль, начинай, – она села в своё кресло.
– Дискуссия потому и дискуссия, что предполагает альтернативность мнений, – начал Эмиль, – поэтому давайте забудем об авторитетах, правилах, установках и дадим проявиться тому, что долго ждало своего часа. Здесь все в равных условиях, поскольку и «всё во всём», и «последние станут первыми», и «молодым везде у нас дорога», и «новичкам везет». Можно перечислять до бесконечности подобные высказывания. Стало быть, всё в самом человеке, всё в каждом из нас, и это всё где-то в глубине, и только каждый сам мешает или помогает этому проявиться. А вот в этом уже равенства не бывает. Это первый тезис. Второй тезис тоже очень простой. Представьте сферу, в центре которой вы стоите. Направьте свой взгляд вовне и ощутите, как глаза разбегаются, и переведите этот взгляд в центр груди, центр сферы – как это близко и как это однозначно. Сделайте выбор направления поиска, ощутите, где находится источник, который готов вас живить и развивать. Готовы ли вы живиться и развиваться ним? Это второй тезис. А теперь третий: у нас нет времени на устаревшие технологии. Время перевело стрелки на новые, иные пути развития и человека, и планеты, и далеко за ее пределами. Попробуйте включить иное восприятие действительности. Привожу пример: планета, земля, планетарность, приземленность, тяжесть тела. Вышли за пределы: космос, галактика, метагалактика, эфир, растем в размерах, все внутри нас. Вас не удивляет, что при внешне выраженной макро- и микробесконечности мы бесконечно малы в своем представлении обо всем. И дело даже не в антропном принципе, а в том, что достижения одних людей мы воспринимаем, как чудо, не доступное нам, а жизни некоторых, мягко говоря непутевых, удивляемся, утверждая, что они-то легко могли бы достигнуть того же, что и мы. По крайней мере, не отрицаем, что это реально. Так вот, тезис третий: человек реально не использует данные ему возможности и не развивает свои способности. Парадокс развития.
Эмиль замолчал. Яна тоже молчала. Все молчали. Первой не выдержала самая тихая, казалось, и маленькая из участников, Рита. Она поежилась, занервничала, видимо, упершись своими мыслями в непробиваемую стену восприятия, потом подняла свои ручки, оттопырив пальчики, прикусила губу, засверкала глазками и по-рэперски начала декламировать:
– Ты явно крут. Ты – как философ, затронул кучу тут вопросов, ты не побрезговал в отбросах искать изюминку и просто – пошел с великими «на ты», но не увидел красоты того, что мимо проплывает, того, что прямо под ногами, ведь мир придуман был не нами, – потом она, видно, разогнавшись таким образом, остановилась и перешла на прозу. – Люди, перестаньте жить по-старому, мир совсем не такой, каким вы его видите, снимите розовые очки, наденьте хотя бы фиолетовые. Может, сам мир и желает что-то узнать о себе, но вся эта инертная масса будет долго и упорно двигаться, захлебываясь в своих отходах. Откуда возьмется востребованность вашей новой этики?
Рита запнулась, но на ее вопрос активировались остальные.
– Сразу – взрыв, поэтапно – трясина. Скажите, есть ли где середина? Тьфу, ты, Марго, – запнулась Алеся, – втянула в своё болото. Если есть новые технологии, может, с них надо начать?
Ей не дал продолжить Валентин.
– Призыв набатный, подвиг ратный, и уползает безвозвратно, никем не принятый, питон. Он проиграл армагеддон, он – сказка, выдумка и сон.
Кто видел бой, тому не верят. И мерой новою не мерят, и старой тоже – вот беда, им не проснуться никогда и не покинуть колесницы. Они не гнули поясницы.
У них с рождения там кол, который разделил на пол, броня им заменила латы, и от зарплаты до зарплаты их место у шестой палаты,
Чтоб спрятать, в случае чего. Кого хотите вы, кого, заставить думать – эка напасть? Взойти? Подняться? Не упасть? А, может быть, покушать всласть?
Каким же должен быть приход, чтобы пойти на крестный ход? М-е-е-дали, грамоты раз-дали всем, кто с рожденья близорук, кто «м-е-е» кричит на каждый звук. – Валентин довольно откинулся в кресле, – могём еще и мы, но я думаю тоже, что трудно будет найти последователей и еще дольше ждать отдачи.
– Всё высказал, Фома неверующий? – Виктория не могла сдержать эмоций, – твоё упадническое настроение может понизить шансы остальных. Пространство ждет, услышать хочет, что мастера ему пророчат. А мастера сидят в дерьме, в ушах стоит сплошное «м-е-е». Я буду кратка: я за дело, но только, вот, меня задело, что среди нас такие есть.
И она посмотрела с упреком на предыдущего оратора.
– Кто-то должен остановить этот поток несвойственной нам лексики. Никогда не подозревала, что на нашем курсе столько поэтов, и поэтому делаю вывод: полна талантами земля русская. Богатыри! В самый раз направить вашу силушку в нужное русло. Ох, и дел наворотим! – Аня тоже сказала свое мнение, и теперь осталось высказаться Насте…
Алекс снова откинулся в кресле и посмотрел неопределенно куда – в никуда.
– Вот незадача. То Алим никак не может разобраться, чего хочет, теперь Эмиль начал выпадать из своей колыбели, того и гляди ползать начнет, а то и ходить. А Яна вообще решила собрать несобираемое, и если Настенька не найдет нужных слов, то и закончатся на этом дискуссионные позывы. А мне что делать прикажете? Я ведь с Алимом соревнуюсь не просто так. – Алекс побарабанил пальцами по столу, потом продолжил разговор сам с собой:
– Капризно пространство, этику новую со старой не хочет примирить (или примерить, смотря какою мерой мерить), ага, так и я вирус подхватить могу. Вспомнил! Свободой воли продиктованы капризы. Разве легко ко всем и каждому пристроиться? Вот, изворачивайся, как хочешь, чтобы избежать столкновений, вот и юли, то есть вертись, извиняюсь, наклоняя еще и ось вращения при этом. Ан нет, не годовать, и даже не десятилетить и даже вечить проку нет, тут в пору разве что тысячелетить… – Алекс опять побарабанил по столу, – всё, заканчиваю вторую главу, начинаю третью. Назову ее первый раздел «Третье тысячелетие удваивает» – с размахом! И посмотрим, что произойдет.
Часть 3
Третье тысячелетие
События имеют странную особенность разворачиваться, поворачиваться, даже выворачиваться наизнанку в зависимости от того, кто и с какой целью наблюдает за ними.
Алекс решил зайти издалека. Он знал, конечно, чего добивается, но не мог доверить свою, получается, тайну Пространству. Внутренним своим чутьем, которое редко когда подводило, Алекс знал: Оно ему каким-то образом противодействует. И не мог понять, почему…
«Настенька сидела на руках у своего деда, – начал он новую главу.
– Ты пахнешь кексом, – дед погладил ее.
– Но я ведь не кекс, я просто его ела!?
– Нет, конечно, ты человек!
– Дедушка, а как пахнет человек?
– Надо подумать, – удивился вопросу дед, – быстрее всего, что каждый по-своему. Только запах – это не главный признак, или, по крайней мере, не единственный, по которому мир оценивает человека.
– А по какому же тогда?
– Можно, например, «по делам его», а можно по тому, как и что он любит. Вот вырастешь и сама ответишь на эти вопросы себе, а, может, и другим, – деду что-то срочно понадобилось, и он оставил Настю одну с ее вопросами. А в маленькой головке завертелась карусель с оживающими картинками человеческих отличий или обличий…»
Настя ощутила на себе пристальный взгляд семерых участников дискуссии и еще какую-то, давно забытую радость детских представлений о том, что когда-нибудь все станет ясным и понятным. И вот как раз это самое когда-нибудь повисло в воздухе. Оно пришло и начинает проситься, чтобы его впустили…
… – Карусель с оживающими картинками, – начала Настя, – и каждый из нас – это отдельная картинка. Для того чтобы вам было понятнее то, о чем я буду говорить, мне придется вкратце пояснить, чем я занимаюсь. Так вот, я занимаюсь технологиями, основанными на принципах цепочек. Это и причинно-следственные связи, и ограниченность, замкнутость кольца, и условия построения цепи из колец. Это и звенья одной цепи, и цепная реакция со всеми вариантами степени управления. Не буду углубляться в свои наработки, но мой опыт подсказывает, что мало кто из людей, в том числе, полагаю, и присутствующих здесь, имеют представление, насколько это серьезно.
Представьте себе упомянутую сегодня антропную часть Вселенной в виде многомерного шара, движущегося по оси развития, обусловленного иерархически влияющими на этот процесс принципами и силами в широком понимании сказанного.
Теперь представьте множество маленьких шариков внутри этого большого шара, и вы увидите всю картину бытия со всеми его законами. А когда вы ее увидите, как вижу я, и совместите эти картинки, и примените к ним закономерности теории цепей, то вы непременно зацепитесь за все оборванные звенья и начнете соединять их. Тогда мы свободно сможем приступить к выполнению поставленной задачи, – Настя замолчала и обвела всех вопросительным взглядом.
– Очень дельное предложение, – согласилась Яна, – если каждый не только будет использовать свои наработки, но еще и сумеет поделиться ими со всеми остальными, Сила каждого обернется Мощью всех.
Ее глаза загорелись в предвосхищении стремительного развития событий.
– А что, в этом есть очень даже жизнеспособное зерно, – первым отреагировал Валентин. – Мало того, что мы должны внести свой вклад в развитие Яниной программы, так мы еще должны и раскрыть все свои секреты.
– И, тем не менее, предложение остается в силе. Я не настаиваю на полном изложении своих программ каждым, но более или менее детальное обоснование позиций для прояснения общей картины будет вашим первым домашним заданием, – Яна встала. – Всех благодарю за участие. Мы сегодня преодолели достаточно ступеней, ведущих к поставленной цели, и надо время, чтобы устояться на них.
Четыре дня, включая сегодня, дается каждому на подготовку. На пятый день встречаемся здесь в десять утра. Посмотрим, какая у кого каша получится из полученных ингредиентов. Как по мне, так больше на гремучую смесь похоже.
– Вот так и создаются условия, вынуждающие задуматься о свободе воли, – подытожил в своем ключе Валентин.
Чтобы больше не вдаваться в подробности и не погружаться в обсуждения, Яна первой вышла из дискуссионной комнаты.
Эмиль вышел следом, догнал Яну и некоторое время шел рядом и молчал, потом заговорил, но чувствовал себя при этом неуютно.
– Почему-то все считают, что могут и должны знать всё заранее. Хотя теперь некоторые еще и думают, что раскусили твою тактику, и что ты хочешь, если не выведать их собственные наработки, то, по крайней мере, использовать в своих целях.
– Я знаю, что ты, как и остальные, сейчас не способен всё сложить воедино. Да и я не могу. Просто наговорили всякой чепухи, в которой на поверхности ничего нет. Надо копать глубже. Не каждому это по силам. Поэтому-то я и назначила следующую встречу через три дня. Не думаешь ли, брат мой, что это простая случайность? Обусловленность такого срока хоть ты бы мог сообразить.
– А, может, сестра меня немного просветит на сей счет? – Эмиль снова ощутил, что теряется нить взаимопонимания или еще чего-то, в общем, он опять был далек от Яны. Не то он говорил и не так. Что-то ему мешало. Какая-то неведомая сила создавала напряжение между ними.
– Что тебе сказать, мой непутевый брат и спутник многих жизней? О! Видишь, как ты активировался на упоминание о Нике! – Яна вошла в роль старшей сестры, – нам всем предлагают сложить несколько разрозненных частей мозаики.
Во-первых, Елена Премудрая мне сообщила, в чем состоит основной недостаток, на который указал ей проверяющий. Ты знаешь, о ком я говорю. Так вот, недостаток этот состоит в том, что все её технологи, то есть мы, работают, то есть работаем, над своими инновациями разрозненно, а новая эпоха этого не принимает. Ей по душе групповая работа. Именно на такую работу идут соответствующие условия пространства.
И если бы не успела образоваться группа Алима и не находилась в стадии зарождения наша нынешняя группа (проверяющий увидел, что она вот-вот оформится), то нас могли бы закрыть как проект.
Именно в тенденции к объединению, вернее, тому синтезу, который за ним должен последовать, и была усмотрена перспектива. Помнишь «…где двое во Имя Мое»? Теперь к этому добавляется: где четверо, восьмеро и так далее, по нарастающей. Чем больше, тем полнее и многограннее одновременно идет развитие.
Далее, или, во-вторых, сегодня произошло необычное действие, пробудившее нечто, что все ощутили. Завтра это выйдет на уровень чувственного распознания, и появятся свежие мысли, которые послезавтра сложатся в смыслы и вскроют суть, а, может, и не одну. И вот, если все это на четвертый день вдохновит каждого и явит идеи, то и сложатся тогда новые условия, с которых или в которых мы начнем следующий этап работы. Ты действительно хочешь, чтобы я проделала всю ментальную работу за тебя? – Яна испытующе посмотрела на Эмиля, – ты хочешь, чтобы у нас сложилось на одну идею меньше и…?
– Хорошо, я понял, – не дал ей закончить фразу Эмиль, чувствуя раздражительность в ее голосе, но вопреки уверению в понимании, все же спросил. – И что же, до следующего занятия группы мы не увидимся?
– А ты хочешь пригласить меня на свидание, не собравшись с мыслями или без соответствующих условий?
– Ладно, я не буду на этом настаивать, – окончательно убедился в бесперспективности разговора Эмиль. – Мне самому интересно понаблюдать, как будет происходить всё то, о чем ты сказала. Не буду больше тебе надоедать. Пока.
Эмиль остановился, затем быстро пошел в другую сторону. И чем дальше уходил от места расставания, тем легче ему становилось.
«Надо встретиться с Алимом, – решил для себя Эмиль, – все-таки он больше успел наработать опыта и сложить представлений об особенностях взаимоотношений в новую эпоху».
Чем ближе подходил Эмиль к дому Алима, тем более одиноко ему становилось, и он ускорил шаги, как будто знал, зачем спешит.
– Ну, наконец-то, – встретил его Алим, – я уже думал, не случилось ли чего.
– А что могло случиться? – удивился Эмиль.
– Ты, Эмиль, уж слишком быстро взрослеешь, и это определенным образом сказывается на поле нашей совместной деятельности и на наших партнерских отношениях. Я даже могу сказать, каким именно образом: разбалансированностью и нестабильностью.
А сегодня я почувствовал настойчивое вторжение в это поле, причем двойное, и ощутил беспокойство. Я даже решил предпринять активные действия и думал отправиться на поиски твоей персоны самолично, если бы ты не объявился до вечера, – Алим пристально посмотрел на Эмиля. – Сам расскажешь, что происходит, или придется задавать вопросы наводящие?
Эмиль шлепнул себя по лбу, говоря:
– Как я забыл, что отключил телефон! Придется все рассказывать во искупление вины, – и, как сумел, передал основные детали последних событий, при этом периодически посматривая вопросительно на Алима, ожидая его реакции. Но тот молчал. Молчал до тех пор, пока не выслушал всё. А выслушав, сделал выводы.
– В общем, картина ясна, – сказал он, когда Эмиль замолчал, – школа, о которой говорила Яна, заработала. Алекс оказался проворнее, чем я предполагал. Он сделал результативную попытку повысить свои шансы на победу в споре и добавил на свою чашу весов еще одно весомое обстоятельство.
– Это ты о чем?
– Да все о том же: моя наука против его школы. Он вырвал из моей команды двоих очень перспективных игроков. Но и это еще не всё. Вашей школой интересуется некая третья сила. И я пока не знаю, какая.
– А кто знает? – машинально спросил Эмиль.
– Я думаю, Алекс, – уверенно сказал Алим, но задумался. Потом добавил, – хочешь, по старой памяти составить мне компанию? Я собираюсь навестить этого эфирного долгожителя.
– Почему бы и не развлечься, – сразу же согласился Эмиль, – а то я устал от сегодняшней мозговой атаки.
– Ответ, достойный навигатора…, напарника, я хотел сказать, – оговорившись, запнулся Алим. – Только я не уверен, что удастся отдохнуть: Алекс в последнее время уж сильно занят своей философией развития. Я уже несколько раз пытался его достать – всё тщетно. Ладно, расслабься, хотя, думаю, без очередного шоу не обойдется, если Алекс не заболел, конечно.
Серьезный разговор
Мир Алекса был полон неожиданностей, изрядно щекотавших нервы, но вместе с тем он был неповторимо красочен, по-своему добр, и Эмилю нравилось в нем бывать. Это было увлекательнее, чем кино, и к тому же бесплатно, как говорил Алим.
«Третье тысячелетие удваивает…», – набрал Алекс первые три слова и оторвался от клавиатуры.
– Нельзя сказать, чтобы неожиданно, но всё же я рассчитывал, что вы не так скоро соскучитесь по мне, – встретил ученый гостей.
– Как же так, Алекс, – улыбнулся, не поверив ни на минуту этому хитрецу, Алим, – ведь наше пари остается в силе? И я уверен, что ты внимательно следишь за расстановкой и соотношением сил. К тому же ты не приучен врать: в твоем мире приняты несколько иные лазейки для достижения своего.
– Ладно, не будем терять времени. Давай договоримся, Алим: если напарник твой верно определит, в чем мой интерес к проекту Яны, я вам подкину взамен лакомый кусочек откровений, в виде шоу, разумеется, – Алекс мгновенно преобразился. Было видно, что сценарий действа у него уже готов. Таким образом, Эмиль оказался на очередном экзамене. А по мере того, как в его голове с большим трудом зрел ответ на поставленный вопрос, пространство вокруг преображалось, готовясь к предстоящему шоу. Оно смешно моргало накладными ресничками и оттопыривало любопытные ушки.
Время шоу потекло, и слова начали сами высыпаться из открывшегося рта экзаменуемого, и ему пришлось быстро соображать, те ли это слова:
– Огненная колесница, несущаяся по небу, приблизилась на опасное расстояние и создала в земной атмосфере вихрь, вызвавший смешение части ее невидимых слоев. – Еще не было понятно, о чем идет речь, но поток слов нарастал, а Эмиль по-прежнему не в силах был этому сопротивляться. В то же время не только рот, но и глаза его проявили самостоятельность, или, наоборот, неважно, в общем, они приковали внимание Эмиля к зрачкам Алекса, отыскав там источник тех самых неуправляемых слов, и это дало возможность попробовать ими управлять…
«Экий паж Фа, Этон неуклюж больно», – хотел было сказать Зевс, но вероятность катастрофы нарастала так быстро, что он запнулся-икнул, пропустив «и краткое», сверкнул молнией наперерез, и изрек несколько иное: «Экипаж фаэтон неуклюж больно…»
– Молниеносная реакция! – улыбнулась наблюдавшая за всем Ника, – ты действительно достоин управлять Олимпом.
– Не преувеличивай, – возразил Зевс, – я же видел, как вошла в ту гору Этона огня часть немалая. – Произнося имя пажа, он опять икнул, проглотив букву «о».
– Гора Эт-на, – скопировала его Ника, – лишний огонь непременно извергнет. Может, не сразу, но постепенно, видимое тобою, видимым же огнем и предстанет. А вот то, что ты второпях проглядел, так то и останется сокрытым, но оно тебя изнутри поедать начнет и однажды заставит отречься от престола власти, даже, более того, сам Олимп порушит.
– Мне нравится, когда ты говоришь загадками, – невозмутимо принял похвалу Зевс и ничуть не взволновался предупреждению, – это означает, что результат будет превосходен.
– Да, он превзойдет все ожидания, – мгновенно стала серьезной Ника, – ибо лишенное плоти вихрем ворвалось, внеся крупицы Высшей Атмы сквозь все защитные сферы, обретя при этом плоть огня. Этон был не только паж, но и талантливый ученик Фа.
– Ты хочешь сказать, что «и краткое» это неспроста? Или что этот юноша намеренно зарыл свой огненный талант в нашу гору?...
Эмиль замолчал, как только Алекс мигнул, и в тот же миг будто вышел из навеянного ему состояния, сразу же забыв о том, что видел.
– Тебе твоя эфирность, Алекс, не дает покоя, – с совершенно другой интонацией произнес он дальше. – Физичность…, что-то есть такое в ней, без чего твой мир на эфемерность обречен. Ради нее готов ты многим поделиться. И малое отдав, гораздо большего добиться хотел бы ты, по вере получив, а не желанью. – Эмиль снова начал меняться, меняться изнутри наружу офизичиванием мыслей…
Он стоял на краю равнины. Впереди него было непроходимое нагромождение смеси древокамнебуреломной непреодолимости, а хотелось туда, вперед, на вершину. Желание, вопреки самому себе, сковывало ноги. Будто что-то преодолевая, Эмиль схватил палицу, устремил ее вперед и ею же оторвался от земли. Но не высоко. Он завис, разрываемый между желанием и верой. Отчаянно затрепетала плоть. И тогда Эмиль, схватившись двумя руками, согнул палицу, и она треснула, образовав собою направленный угол в его руках. Словно указующая двоица лозоискателя, стрелой смотрела она на вершину. И не было уже желания, была только вера и свободное движение по вере, как порталу проникновения, ввысь. И опять иной, по иному, Эмиль заговорил:
– Мы не желанием вольны, но верой, ее иной природой бытия, разрядами молниеносной сферы, текучей плазмы каждой части «я».
Она, как та предтечная слиянность, окутать может, или ускользнуть. Пробудит разум вспышка света в данность, и станет на мгновенье виден путь. – Именно в этот момент Эмиль увидел преображенную вспышкой вершину. Это был Олимп. Голос юноши заметно дрогнул, но он произнес еще одну фразу. – О, как в сиянии прекрасна Гера! …и Геба, дочь ее, и зять Геракл …– Последнее, что Эмиль видел, так это разъяренный взгляд Зевса, не переносившего, когда за ним подсматривают.
Эмиль плюхнулся, но не на землю, а в кем-то предусмотрительно сотворенное кресло. И бурные овации пространства эфирного обитателей тут же его и привели в чувство.
– Достаточно, друзья мои, опасна слава для юного сказителя былин. Мы лучше сотворим ему не комом, а самым настоящим блином блин. – Прямо перед Эмилем возникло то, о чем говорил Алекс, намазалось вареньем, свернулось трубочкой и пронеслось мимо…
Эмиль резко повернул голову. Алим расхохотался. Было не совсем понятно, чему он рассмеялся, как и то, чему был свидетелем: рассказам напарника, его видениям или чему-то большему.
– Не хочет Алекс с нами общаться, – произнес Алим, – у него, видите ли, все расписано по мгновениям. Но кое-что я все-таки успел подсмотреть.
– Это ты о чем? – решился уточнить Эмиль.
– Просто всё, но гениально. Он в своей школе решил проявить будущность, и таким образом создать себе фору.
– Тогда я, с твоей помощью, в той науке, которую реформирую или обновляю, использую наработки вашей школы! – Алим, озаренный, улыбнулся.
– Так ты ничего не слышал из того, что я говорил?
– Почему же, краем уха я и твои откровения слышал: что-то там о венчании с развенчанностью. Ты сказал, что Ника короновала Зевса, предрекши его самоотречение. Хотя, в плане отвлечения Алекса, ты сработал великолепно. Я еще никогда не видел, чтобы у него, эфирного, так вполне физично отвисала челюсть.
Могу сделать вывод, судя по тому, как и ты сияешь, что наша шоу-вылазка удалась. Тогда пора переходить к обещанному мною чаепитию. Да, и расскажи-ка мне подробнее, пожалуйста, о каждом представителе вашей команды, если это не секрет, конечно, и если тебе есть, что сказать.
– Дай подумаю. С этакой позиции я не рассматривал еще наше сегодняшнее заседание, – Эмиль придвинулся ближе к столу и стал рассматривать таблицы и схемы, лежавшие на нем, – а это чем ты занимаешься, Алим?
– Это пока сырые наработки, но когда я сумею свести их воедино, то соберу вас всех для серьезного разговора. Видимо, Яна права: надо увеличить численность рабочей группы.
– Это что же, выходит, и мне надо определиться с областью своих изысканий? Интересно, Алим, а когда мы ощутим своё развитие условиями шестой расы?
– Ты уже это ощущаешь, но пока не можешь приблизиться выражением частей Отца или синтеза их к эталонности – мало огня накопил и стандартов получил. Хотя, конечно, Образ Отца уже открывает путь ко всем эталонным выражениям. Но действие, действие и еще раз действие, мой друг. Воля предполагает направленность. Кстати, Алекс как-то обмолвился, что видел тебя на мифологических раскопках, а на мой вопрос: «Где это?» усмехнулся и заметил, что вернее было бы спросить: «Что это?». Так что сейчас тебе, можно сказать, предоставляется возможность во всем сознаться перед напарником.
Раскопки слова
Эмиль так и не смог выполнить первую просьбу Алима. Не получилось у него ни психологический портрет составить, ни проникнуть в тайны технологических разработок, ни разглядеть сильные или слабые стороны кого-либо из команды Яны. Их внутренняя жизнь оказалась пока сокрытой от внешнего наблюдения. Поэтому перейдя на более прозаичные темы, напарники потренировались в выискивании в них курьезных подтекстов и вдоволь нахохотались, обходя вопрос темы второй.
– Жизнь прекрасна, но уж слишком быстротечна, – неопределенно сказал Алим на прощание, и Эмиль остался один на один со своими и чужими вопросами. У него было целых три дня времени и место, где это время можно растянуть, распаковать, пустить вспять, окунуться в него. Возможностей было гораздо больше, чем мог предположить Эмиль даже со всей своей изобретательностью. Да, это была отведенная ему комната в «Литературном мире», и следующим утром он отправился именно туда.
Комната почти не изменилась, если не считать того, что стала еще более прозаична или обыденна, что ли. Та же тоненькая папочка на столе, та же мягкая мебель. И шум тишины в ушах.
Эмиль уселся за стол и раскрыл папку. Первый лист был чист. Эмиль закрыл папку. Сверху тоже ничего не было написано, хотя он точно помнил, как в прошлый раз проявил интерес к названию: «Четвертое преодоление». Что-то было не так. Может, излишняя самоуверенность, а, может, и эта самая, отмеченная ним, обыденность.
Эмиль взял папку в руки, пересел на диван и в смятении чувств от неудачи начал перебирать все варианты ее причинившие: от торопливости до отлучения.
«Торопливость и сопливость на восемьдесят процентов совпадают по составу букв», – пронеслась в голове одна из мыслей, возмутила застоявшееся болото и частично осушила его.
Эмиль уже осознано начал рисовать картину происходящего словообразования, ощущая пробуждающуюся радость бытия – «и превратилось болото в благодатную почву». Ну, вот, совсем другое настроение.
«Четвертое преодоление», – прочитал на папке Эмиль, даже не удивившись, что минуту до этого там ничего не было. А, может, и было, просто он не видел.
Первая страница, уже прочитанная ним, начиналась словами: «Когда-нибудь я смогу родиться…». Он перевернул ее, и перед ним предстал следующий текст:
«Разбирая старые пожелтевшие листья, однажды наткнулся я на тот из них, который изменил мое представление о Хранителях. Оказывается, многие из них не только хранили, но и совершали удивительные открытия в уже, казалось бы, досконально изученном. Вот пример откровения, воспринятого или проявившегося однажды как следствие простой потребности в систематизации…
Эмиль поймал себя на недоумении, вызванном сочувствующим взглядом Ники, которая проронила:
«Ум и недоумение – хорошее сочетание. Тебе полезен будет такой ракурс взгляда», – и исчезла.
Растаяла, оставив его неподвижно лежать на столе. Эмиль ощутил себя непрочитанным сухим листом.(!?) А совсем рядом, склонившись над другим листом, кто-то другой, очень похожий на него, занимался его распаковкой. Не имея возможности пошевелиться, Эмиль перестал внимать видению и переключился на слух. Тот, другой, продолжал читать:
– …Хранитель Александрийской библиотеки Андроник Родосский, расставляя по полкам свитки рукописей Аристотеля, разместил сначала тексты, трактующие о природе, а затем те, что исследуют высшие принципы. Поскольку по-гречески «природа» – это «физика», а «после» - это «мета», то, естественно, хранитель и обозначил разделы как «Физика» и «Метафизика»… – Эмиль удивлялся множеству текстов и стеллажей, на которых они хранились.
Но особенно его внимание привлек сам хранитель. Был он по-домашнему в длинном хитоне и шлепках. И еще на нем было две тесьмы: одна подпоясывала хитон, другая была накинута на шею и спускалась на грудь, где на ней висел амулет в виде крылатой богини… Эмиль глазам своим не верил: рядом с Андроником стояла Ника. Она была невидима им, однако он прислушивался к какому-то внутреннему чутью и радовался. Но Эмиль-то слышал эту радость, произносимую голосом Ники:
«Великая судьба ждет вновь образованное тобою слово, – потом обращенное к Эмилю, – вот к чему ведет даже не интерполяция, а простая систематизация. Тебе куда проще пойти дальше, используя экстраполяцию».
И она растворилась в пространстве.
Хранитель плавно вышел из забытья, бережно погладил свитки и направился к столу, чтобы изготовить таблички.
«Историческая находка Андроника, – произнес метаархеолог и взял следующий лист, коим был Эмиль или часть его сознания, – что же нам поведает лист следующий? Эмили. Где-то я уже встречал это имя.
При этих словах Эмиль вспомнил свое состояние на последнем шоу у Алекса и понял: сейчас из него опять начнут вытягивать слова.
«Да, «слова не вытянешь» к этому миру не относится», – успело еще промелькнуть в голове, и Эмиль заговорил, или, вернее, кто-то начал его читать:
– Само слово «природа», первоначально – как «то, что нас окружает», не случайно обрело второе значение, как внутреннее, скрытое от глаз, содержание. Природа явления или какой-либо вещи есть суть, принципы, свойства и качества, им присущие. Их потенциал, – Эмиль понял, что взял слишком объемно, и если из него вытянуть расшифровку всего этого, то может ничего и не остаться. Опыт, обретенный у Алекса, пригодился: он подсказывал, что процессом этим можно и нужно управлять. При соответственных условиях, конечно же. И Эмиль значительно сузил сектор обзора вопроса:
– Если пристально приглядеться к Аристотелевским откровениям, то можно обнаружить не одну изюминку. Например, если Андроник выделил физические и метафизические вопросы, то можно продолжить и докопаться, что к метафизическим хранитель отнес те из них, о которых философ говорил как о постигаемых только умствованиями, умом, и то только при его достаточной развитости. Ум же при этом выступает как универсальная материя, или универсумная. Таким образом, если экстраполировать понятие природы по присутственной глубине, то получится: природа Планеты описывается законами физики, природа Метагалактики – метафизики, природа Универсума – унифизики, и природа Единого присутствия – законами единой физики. И то, что для планетарного сознания относится к умствованиям, то для универсумного вполне физично проявлено. И это притом, что Аристотель находился в скорлупе условий планеты и, по сути, был верующим материалистом, а, может, и благодаря этому.
Старания Эмиля не пропали даром. Читающий замыслился и отложил его, или лист, в сторону. Его внимание ослабло, и сознание Эмиля выскользнуло из цепких объятий ископаемого этим метаархеологом ментального пространства...
Эмиль сидел на диване неподвижно, и рука, на которую он оперся, затекла. Вторая рука держала раскрытую папку. Лист, который провел Эмиля через цепь преображений, в действительности был пуст.
«Да, нельзя сказать, что комната безразлична ко мне. Даже более того: она напрягает на все более и более высокие или глубокие начинания. А, может, это чтобы я проникся атмосферой пространства этики? Ведь и Аристотель занимался ею, только с позиции своего времени и своих возможностей. В такой дремучей древности и такие откровения! Что же тогда говорить о современных исследователях, археологах этики? Неужели так трудно докопаться до самых истоков слова?», – такие примерно мысли носились в окружающем Эмиля пространстве иной физики. А он все сидел и сидел, удивляясь пресному привкусу во рту, как будто физическое пространство Планеты его уже не удовлетворяло. Ему была по вкусу метафизика – физика метагалактики, иная физика, которая ускользнула вместе с видениями иного. Интересно, откуда эти события стали известны Алексу? Вот, проныра!
Эмиль положил папку на стол и решил просто пройтись по улице. Пусть все уляжется.
– Единая физика или физика Единого. Непривычно высоко звучит, – размышлял он, неспешно прогуливаясь по улице, – да и кому это интересно, даже если сказать, что можно жить другими условиями, другими проявлениями законов Единого, этого почти никто не поймет и не пожелает докопаться до них. Да, но все-таки слово «почти» соскочило.
Ведь он же, Эмильен, как только услышал о том, что теперь и сама планета вошла в метагалактические условия, и каждый человек может напитываться ими и преображаться, сразу понял, что по-старому жить уже и не хочется? Вопрос веры? Вопрос накоплений? Вопрос времени.
Умопостигаемые начала
Как ни пытался Эмиль придумать себе занятие под названием «времяпрепровождение», все равно оказался на перекрестке и остановился перед выбором: либо направо назад в комнату с иными условиями, либо налево – прямо к дому Яны. И туда, и туда его тянуло. И там, и там он частично лишался свободы воли, и им могли манипулировать. Но он не видел сейчас третьего способа избавиться от ощущения пустоты…
– Третьего не дано, – произнес Эмиль и нажал на кнопку звонка.
– А, это пришел наш спаситель! – встретила Эмиля мать Яны. – А то она какая-то насупившаяся ходит. Что-то у нее не получается. Ну, проходи, «ответ на все вопросы».
– Яна, это к тебе, – сообщила мать, проходя мимо комнаты дочери, и та сразу же появилась в дверях. Хотела что-то сказать, резко повернулась, продырявила Эмиля насквозь недовольными глазками. Затем их выражение сменилось на вопросительность, и, наконец, она усмехнулась, глядя на его неуклюжую позу:
– Говоришь: «Здравствуй, Яна», снимаешь туфли и проходишь в мою комнату, – сказала, а сама, не дожидаясь реакции Эмиля, прошла по коридору на кухню.
Эмиль тем временем пробормотал «привет» кухонной двери и, оказавшись в комнате, почувствовал, что, несмотря ни на что, присутствие этой взбалмошной девчонки на него действует успокаивающе.
– Как быстро ты решился нарушить предписание и отдаться прямо в руки той, которая не знает пощады! – глаза Яны светились, выдавая ее радость гостю.
– Пространство сообщило мне, что тебе грозит опасность, и только я смогу помочь, – быстро сориентировался Эмиль, – и вот смиренно пред тобой стою я и жду дальнейших указаний.
– Но я не госпожа твоя, а лишь сестра, и не указывать, а просьбы излагать могу, – начала потихоньку снимать защитные оболочки Яна. – И о какой опасности упомянул ты, брат мой? – в ее голосе появились нотки любопытства.
– Есть третья сила, интерес которой не известен, но к школе пристально внимание ее, и надо ко всему готовым быть.
– Так, а с этого места, пожалуйста, поподробнее, Эмиль, – Яна перешла на деловой тон.
– Если ты не будешь сильно давить, я попробую вспомнить подробности. А, вспомнил, это я перепутал, это Алим говорил, что почувствовал вторжение в поле нашей деятельности. И ты говорила, что только из-за этих двух проектов наше отделение оставили. Вот и выходит, что есть-таки силы, которые не безразличны к нам. И хотелось бы понять, как они будут влиять на развитие событий, – Эмиль понял, что почти выкрутился. Но это «почти» могло обернуться чем угодно. Поэтому надо было чем-то все разбавить. И он рассказал вкратце об истории с Аристотелем.
– Ты хочешь сказать, брат мой, что через нас намереваются войти какие-то условия? – задумалась Яна. – Но тогда это не может пройти мимо пространства, а раз через него, то оно и отрегулирует всё как надо. Так что расслабься, пока события не произошли, существует некая вариативность, которая амортизирует, сонастраивает, если можно так выразиться, свободу воли всех сопричастных. А это означает…
– А это означает, – подхватил Эмиль, – что она использует самый податливый элемент!
– А им вполне может оказаться тот элемент, который больше всего беспокоится о свободе воли. Правильно я мыслю? – Яна посмотрела на Эмиля вопросительно.
– Надо будет нейтрализовать самолюбование этого Валентина и чем-то компенсировать его пессимизм.
– Так ты говоришь, что мы вторгаемся в умопостигаемые начала? А, давай, мы изменим задачу, сделаем ее чуть конкретнее. Например: «Особенности и потребность в уточнении», или «Новые горизонты этики». Или…– Яна задумалась, перебирая варианты.
– «Или» – так обращалась ко мне моя сестра, Мироника, – вдруг вспомнил Эмиль, – и она говорила еще, что не нужно поверхностно относиться к окружающей действительности. Например, говорила она, пространство – это возможность не только перемещения предметов, но и движения, преображения многих качеств и свойств, присущих этим предметам: от формы, цвета и запаха до всевозможных капризов.
Представляешь, Яна, я только сейчас серьезно об этом задумался. Ведь если мы хотим заглянуть во внутренний мир человека, проникнуть в, так сказать, «умопостигаемые начала», то соответственно этому должны осознать умопомрачающие супер-какие-нибудь внешние условия, записанные в генах пространства и, как говорила Вика, «пространство ждет, пространство хочет», или что-то в этом роде.
И чем тогда не тема для разработки – «Этика пространства»
– А еще лучше – «Этика и капризы пространства». Душевнее получится, – Яна прочитала в глазах Эмиля непонимание, неопределенность, недоверие и уточнила, – я вполне серьезно.
– Ах, ну, если серьезно, то надо предложить к рассмотрению такие позиции, как «Этика и генетика пространства», «Этика иерархических цепочек», «Этика Образа Отца и свободы выбора», «Этика направленного развития», – завелся Эмиль.
– Вот, я же знала, что ты специализируешься на знаках. Ты совершенно верно мне подсказал, как построить работу школы. Не стоит сразу бросаться в проблемные дебри старой этики. Там всё уже наспорено и переспорено. Надо отследить новые тенденции, обусловленные новыми условиями, и сделать это с позиции каждого из участников проекта.
И ты правильно подметил, что есть вариант рассмотрения с позиции частей человека: ума, разума, сознания, веры, мощи или трансвизора, в эталонности их выражения человеком. Это в тебе начинает раскрываться твоя часть Образ Отца. Идет распаковка материала, вернее, огнеобразов, огня первого семинара.
– Спасибо, что заметила, значит, есть чем. Зря только ты три дня дала на подготовку. За это время вполне можно и возжечься, и остыть.
– Эмиль, я с тобой не согласна. Во-первых, мы не знаем скорости процессов умопостижения каждого в группе, а во-вторых, огонь и должен остыть, предстать духом, волеизъявлением, светом, мудростью, только тогда пространство допустит его к энергопреображению. Ведь оно постоянно помнит об инертности вещества, которое может разрушиться от резких изменений.
– Как всё это далеко от улицы, которая живет еще условиями «хлеба и зрелищ», – посетовал Эмиль.
– Это тебя Валентин заразил пессимизмом. Давно уже все не так, – улыбнулась Яна, – сердца многих живут иным. А на улице они просто отдают дань привычкам. Помнишь, как в мультфильме: «Дань за десять лет», а, может, за сотни прошлых. Надо изменить ракурс взгляда. Вот чего ждет пространство! Чтобы к нему повернулись лицом. Хочешь, пойдем, пройдемся по улице, прислушаемся, чем она озабочена?
– С тобой – хоть на край света, – выпалил Эмиль.
– Вот тебе и первый признак проявления привычек данности.
– Что, уходите? Так быстро? – удивилась мама Яны.
– Мы еще вернемся, – успокоила ее Яна. – Прогуляемся, подышим свежим воздухом и вернемся. На пирожки как раз успеем.
– Прохладно уже, – констатировал Эмиль.
– Ничего, движение – жизнь, через пять минут согреешься. Ты, главное, ничего не пропускай, чтобы было, что анализировать.
Через час они вернулись в квартиру.
– Надышались? Идите чай пить, – встретила их мама. – Чем город живет, куда движемся? – в тему спросила она.
– Мам, представляешь, специально ходили, смотрели, кто чем дышит.
– Да, ладно тебе, не кипятись, я просто спросила.
– А я просто и отвечаю, – Яна говорила спокойно, так, будто проявление эмоций в этой ситуации было бессмысленно. – Наверное, мы не в ту сторону пошли. Пожилые люди заняты в сфере раздувания недовольства всем и всеми, падением нравов и сетованием на проблемы телесновыраженной направленности. Молодые же – поиском реальной возможности пощекотать больное воображение доступностью удовлетворения примитивной похоти. И всеобщее насыщение дымом отечества и теми словами, на которые даже телевизор пищит. Уму непостижимо, с чего приходится начинать!
– Это вы точно пошли не в ту сторону, надо было не к рынку, а в парк рядом с театром. Там публика поприличнее.
– Но тогда мы бы не увидели, с чем предстоит работать умопостигаемым началам.
– А вы, значит, и, гуляя, занимаетесь своей философией?
– Мы, мама, для того и пошли гулять, чтобы приземлиться немного. Но не думали, что вместо посадочной площадки нам подсунут болото.
– А ты, Эмиль, тоже собираешься кардинальным образом изменить жизнь человечества? Или считаешь, что для начала достаточно хотя бы в чем-то улучшить ее?
Всё должно получиться
«Эмиль готовился к разговору по душам, но был застигнут врасплох». – Алекс почесал верхушку лба и удалил окончание фразы, заменив другим: «Эмиль готовился к разговору на очень тонком уровне, и это позволило ему буквально слёту уловить тему следующего момента» …
– Вы, Елизавета Михайловна, просто обладаете солнечным даром всё прояснять. Теперь мне понятно, в кого удалась Яна своей прозорливостью.
– Мне приятно слышать от тебя комплимент, Эмиль, но хотелось бы чуть подробнее насчет ясности.
– И мне тоже интересно, на что это неожиданно вдохновился этот подлиза.
– Ну, зачем ты так, Яна, давай послушаем. – Эмиль получил несколько секунд на размышление и теперь должен был суметь не ударить в грязь лицом.
– Этика пространства, которою Яна предлагает осветить путь идущим, имеет несколько особенностей, и одна из них заключается в том, что оно, пространство, впитывает всё перспективное и, пожалуй, идентифицированное им на некую эталонность, а потом выдает это, как предписание к следованию, или наработке, накоплению.
Вот вы произнесли слово «улучшить», вполне привычное слово, давно притертое к восприятию, ведь оно представляет собой путь к превосходной степени слова «хороший». Хорошее, а потом лучшее, великолепное. Для слова «длинный», к примеру, такой иерархической цепочки нет: оно просто становится «длиннее», и все потому, что хорошее, как качество, в плане развития могло быть по силам только ученикам в прошлую эпоху.
А учителя были специализированы по лучам. Например, луч любви-мудрости. И вот, многое из того, что касалось развития на лучах, получило соответствующее звучание.
Вот прислушайтесь: «случайность» – и сколько философствования по этому поводу; «отлучить» – и сколько в этом трагедии для души и тела; «залучаться поддержкой» –и в этом – уверенность в успехе, прибавление сил; «получить» – и ощущение гордости достижения: не купить, не выменять, а получить. Можно и дальше перечислять.
С другой стороны, «луч» можно рассматривать, как людскую учебу или, например, учебу любовью, что соответствует тенденциям прошлой эпохи.
– Что же тебя так взволновало, юноша, и заставило несколько раз упомянуть о прошлой эпохе. Не волнуйся ты так, – решила его успокоить Елизавета Михайловна, – Что же, вот так: была, была и ушла, не попрощавшись?
«Точно так же провоцирует, как и ее дочь», – подумал Эмиль, но продолжал:
– Да, многое заставляет задуматься, если честно, – продолжил он. – Человек развивался в условиях пространства планеты, учился преодолевать свою животность баранью, из-за которой его попросили из рая, насыщался духом. Духовностью занимался, одним словом. Нарабатывал личностные качества. Поэтому в этике появилось понятие прилично и неприлично. Теперь же личностность, как способность проявления лучших качеств, уступает место индивидуальности, как достижения понимания и выражения того неповторимого, в силу чего каждый совершенен перед Отцом на данный момент. И тогда не пирамида получается, а столп. Вершина, предел уходит.
– Да, не зря вы там в своем институте одежду и стулья протираете.
– Мам, будет тебе гостя допекать, а то больше не придет, – воспротивилась такому разговору Яна.
– Вот так всегда: слова сказать не дает, – пожаловалась Эмилю Елизавета Михайловна и поднялась, – ладно, не буду вас больше нервировать, ешьте, – и, снисходительно улыбнувшись, удалилась из кухни.
– Просто я не хочу, чтобы дело дошло, как всегда, до спора, – пояснила Яна, – иначе мы зациклимся на чем-то одном.
– Вся наша история – это концентрация на чем-то одном и спор по этому поводу. Борьба за выживание, борьба за место под солнцем, борьба за лакомый кусочек пирога, – констатировал Эмиль и взял очередной пирожок.
– Ты еще забыл сказать маме, что Учителя прошлой эпохи теперь иерархически взошли, и многие из них стали Владыками. Теперь обучение получает ракурс овладения. То есть владеть деянием – не просто уметь, а деятельно применяться. Это мамина любимая тема. Она все время говорит, что чем переливать из пустого в порожнее, лучше делом заняться.
Разговор постепенно перешел на различные нюансы системы обучения и овладения конкретными навыками, на способности и ограничивающие факторы, а затем разглядывание имеющихся книг и прослушивание музыки.
Три дня, как и полагается, растворились в общей массе прошлого. Подошло время второго заседания группы, сформированной Яной.
– Все собрались, значит, потерь нет, – открыла второе дискуссионное заседание Яна. – Надеюсь, эти три дня были плодотворными. Мы тут немного посовещались с Эмилем, и я решила приоткрыть перспективу перед всеми, раз уж сама говорила об открытости. Так вот: ваши дивиденды от работы ожидаются весьма значительными, если кто еще не осознал.
Во-первых, вы ознакомитесь с новыми возможностями человека в плане процесса мыслительной деятельности, наработаете уникальные с позиции прошлой эпохи способности к восприятию действительности совсем иными органами и системами, чем обычные, к примеру, зрение и слух. Будете допущены к опытам с порталом времени, только не тем, о котором вы слышали и который находится в секретной лаборатории, то – технический вариант, вам же будет предоставлен эфирный его аналог.
А, во-вторых, побывав в иных мирах, вы станете первопроходцами в этих самых мирах, одними из первых, для кого это будет уже не фантастикой.
– Фух, а я чуть было не поверил, – воспользовался паузой Валентин, чтобы вставить реплику. – Ты так правдоподобно начала.
– Тебе еще будет предоставлено слово, – перебила его Яна. – У тех, кто будет устремлено работать, все получится. Именно работать. И не сразу. Любая жизнь проходит развитие от зародыша по эволюционной спирали до зрелого проявления. Знание законов, которое было вершиной в пятой расе, уступило свой пьедестал более глубокому выражению: исполнению стандартов.
Различное отношение к своим возможностям, обусловленное как раз свободой воли, о которой так переживал в прошлый раз Валентин, и позволит узнать, как это сказывается на результатах. Сегодня опять каждый выскажется. Слышите, как не звучит? Давайте иначе. Перед нами сегодня стоит задача: оттолкнуться от уже достигнутого ранее, войти в новый поток мыслей и сложить в нем новые смыслы.
Если задаться целью, то можно еще изменить формулировку. Например: увидеть проявление новых условий жизни глубиной понимания законов. Уже по-другому, правда? Попробую еще улучшить фразу, или, вернее, ее воздействие на состояние пространства: отражение условий эпохи на преображение этических принципов, могло бы подойти.
– Еще эффективнее будет, если уточнить: огненных условий, – добавил Эмиль. – Я так полагаю, бонусная программа может быть продолжена и, в-третьих, и, в-четвертых. Но всё должно быть пройдено поэтапно. Представляю, как может сработать восьмеричное усиление работы!
– И последнее: мы еще не тянем на дискуссию – скорости не хватает. Мы ее, эту скорость движения мысли, и нарабатываем. Поэтому успеваем только один круг пройти, вернее, полукруг. Сегодня попробуем выступить в обратном порядке, так сказать, сделать возвратное движение пружины и запустить ее по новому витку. Сначала Настя, потом Аня и так далее, сами помните.
По вере вашей
– Ответственность первого выступления лежит на мне сегодня. Поэтому я решила представить иерархические цепочки. Они ближе всего к эволюции и этике. Вот, смотрите, например, пространство. Если брать астрономические масштабы, пространство планеты является составной частью пространства солнечной системы, которое в свою очередь является частью галактики и далее метагалактики.
– А та является частью беспредельной вселенной или универсума, – перебил ее Валентин, – знаем мы такие слова.
– Не надо меня перебивать, – осуждающе посмотрела на него Настя, – Любое изменение масштаба, как категории, несет с собой кардинальное изменение и условий. Ведь вы не будете утверждать, что лужа, озеро и море это одно и то же? Нет, потому что они несут собой разные условия. В луже никто не будет ловить рыбу, а в озеро запускать океанские лайнеры.
Что собой представляет материя планеты, к которой все привыкли и считают ее единственно возможной? Это вещество, к которому с некоторых пор ученым пришлось добавить и энергию. Хотя, как потом оказалось, вещество – это те же самые сгустки энергии, но их условились называть элементарными частицами. Так вот, условия планеты – это всевозможные проявления и взаимодействия энергии.
Тогда встает вопрос: а за какие же условия на планете отвечает тот факт, что она является частью солнечной системы? Ответ прост и лежит на поверхности: это свет, который волна условиями солнечной системы и частицы одновременно условиями планеты. И еще он отвечает за жизнь. Только являясь частью целой системы, планета может себе позволить похвастаться жизнью на ней.
Самостоятельно она себе такие условия не обеспечит.
А что же привносит в общую картину условий тот факт, вернее, то обстоятельство, что планета является частичкой такой огромной, но далекой Галактики?
Некоторые источники говорят, что это дух. Тот Дух, который Отец вдохнул в человека. А Метагалактика – те условия, которые есть Огонь жизни Отца, а, стало быть, и человека.
– Доказать можешь? – опять не удержался Валентин. – И в чем практическая ценность таких знаний?
– А практическая ценность в том, что это всё присутствует здесь и сейчас! Но некоторые живут только энергией, приземлено, животом своим и толстой кожей, некоторые, нисколько не умаляя важности энергии, тянутся еще и к свету, просветляясь и просвещаясь, и таких много! А есть такие, которые и дух пытаются распознать в его проявлениях и тем в галактические условия войти, правда, осознанно условиями уже трех иерархически различных проявлений живут немногие. Вы ведь не будете утверждать, что нет между жизнью таких людей разницы? Хотя внешне не всегда можно отличить. Но зафиксировать тот момент, когда в энергетическом, животном начале появляется мудрость Света или воля Духа можно. У человека появляется тяга к знаниям, потребность преображаться. И сначала это умопостигаемые какие-то осмысления других параметров жизни. Ведь только достигнув определенного уровня просвещения, можно прожить внутренне его отличие от предыдущего. Согласитесь, многие принципы, известные нам, относятся к миру Духа, а некоторые и к Огненному миру, только надо увидеть разницу точно так же, как видна разница в обозначаемых одним и тем же словом жажде знаний и жажде, как сигналу физиологической потребности организма, обусловленной недостатком воды.
Настя замолчала. Ей показалось, что она занимает слишком много общего времени, а множественные картинки, возникающие как ответвления от основной ветви повествования, могут появляться бесконечно.
Аня поняла, что ей сейчас предстоит сделать то, о чем она сама мечтательно проронила фразу в прошлый раз. Ей предстоит попытаться направить весь этот поток, всю эту неуправляемую силушку в определенное русло. И в ней вдруг вступили в спор два начала её выступления. Одно было связано с именем Аня, как имеющим иньскую окраску, или дополняющую зеркальность имени Яна, а второе было связано с уравновешенной целостностью имени Анна.
Первое начало было «надо» и связано было с тем, как Матерь Мира через Владыку Кут Хуми и Владычицу Наду (Богиню Преображения) возожгла Новый Огонь Жизни. А второе было «есть» и «всё во всём», когда вышестоящее в нижестоящем отражении есть, но проявляется лишь тягою к нему. И в трудном споре победило третье:
– Если не будет нового понимания человека, пойдет тупиковое развитие цивилизации. Понимание формируется особенностями восприятия. Восприятие отражает общее и частное представление о жизни. Жизнь складывается условиями. Условия формируются словом. И когда ты что-то сказал, ты включил условия, указал слову, как примениться, процессуально. Это что-то вроде алфавитности жизни. Как слова складываются из букв алфавита, и появляется либо смысл, либо бессмыслица, так и поток слов образует то русло, по которому утекает жизнь, или сливается в реки и собирается в океан жизни.
Интересно, ведь вода, дождем пролитая, начинает свой очередной путь совершенно чистой, как и душа человека. И так же сверху опускается. И само слово «дождь» содержит в себе интересный текст: «Домом Отца жизнь данная». Случайностей не бывает, – неожиданное окончание и вывод сделала Анна и умолкла.
– Скучноватая у нас сегодня философия, – вздохнул Валентин, – одни нравоучения.
– Подожди, дойдет до тебя очередь, тогда и повеселишь, – остановила его нетерпеливо Виктория, а в во-з-духе (духе Воли Отца знания) фраза, произнесенная ею расщепилась на составляющие: по-ДО-жди…ДО-йдет…О-чередь…по-весе-лишь. А далее – еще на более глубинные части и частички, отчего возожглись сокрытые и дремлющие силы, пробудился их интерес к дискуссии. И это обстоятельство привело к тому, что Валентин не унялся, а, наоборот, соскользнул в неведомую извилину сплетения этих сил и буквально выпалил:
– Железный век науке должной не мог духовности принесть. Низверглись дикие надежды бездомной своры. Было, есть еще, быть может, посрамленье, которое отнюдь не мщенье и уж, тем более, не лесть, а отмирание личины, той скорлупы, в коей причины глухослепого взгляда в Весь. Теперь гармонией единой попробуй пропасть напитать. И Нады мощь – прощанье с тиной, и Ника поднимает рать, и на пути к преображенью зовет дитятей Мира Мать и помогает по ступени огромный путь одолевать. И вот прощеное пространство, со всем, что вверено ему, открылось новому…– он так же внезапно замолчал, как и начал, добавив, – чего-то вы еще не договорили, не хватило мне.
– А кто тебя просил влезать вне очереди? И мне перебил, и сам недосказался, – обиделась Виктория, но момент был уже упущен, и мысли в голову не шли. Вихреподобная стремнина достигла следующего участника, и в голове почти каждого зазвучало откуда-то: «Как сказка, как песня, Алеся, Алеся».
– Вот мы и узнали, что технология Валентина связана с возмущением пространства. А он узнал, что возмущение это наиболее продуктивным образом работает, когда имеется достаточный объем материала, или, когда подготовка субъекта позволяет произвести более полную расшифровку уже имеющегося, – начала Алеся и, не давая перебить себя, продолжила. – Если доподлинно известно, что Отцы и Матери, Ипостаси и Управители, Владыки и Владычицы, Учителя и Мастера, все иерархи стремятся вывести человечество на новый уровень, а Человечество просто в большинстве своем не способно принять эту помощь, то что получается? А получается, что Они видят существующие пути и возможности, а мы, в большинстве своем, нет! А ведь Они, несмотря ни на что, продолжают каждый исполнять свое предназначение, перестраиваясь всякий раз, когда мы сумели что-то впитать. Вот, мы тупим, получается. Если бы ученые умы переключить с физики материи на физику Духа, наверняка очередной прорыв получился бы.
– Состояние науки, отвергающей духовность, характеризует ее бессознательное, животное сознание, – все-таки вклинился Валентин, и, поняв, что до нее очередь может не дойти, в диалог вступила Рита:
– Не стоит сужать возможный прорыв науки. Чтобы спор не угас, не остыл, надо ей подбрасывать темы, парадоксы там, или дилеммы.
Надо культуре пинок тоже дать, чтобы смотрела, Отец где и Мать, чтобы не шла больше на поводу тех, кто ужасен, чье место в аду.
Надо религию тоже привлечь: сколько дровами топить можно печь? Где же развитие, где обновление? Путь к возжиганию от омовения?
Стало быть, каждому дело найдется, кто пробудится – лицом обернется к Тем, кто готов нам всегда помогать. Чело! Отец твой с тобою и Мать!
Круто взойдем, вот как всё обернется! Только всю гадость забыть нам придется: все отчужденности, предубеждения, враки и прочие пакости тления.
Рита, наверное, еще долго могла бы реперить, но поднятый ею вихрь слов и эмоциональность детской подачи философских размышлений оживили всех, даже Эмиля, и он не удержался от реплики:
– Круто, Марго, ты сейчас снесешь потолок в этом помещении! Или размажешь всех по стенке. Смилуйся, слишком большую порцию мозги не осилят.
Все зашумели, образовались группки спорящих, и пространство, будто остекленевшее перед тем, треснуло от напряжения, рассыпалось множеством мелких осколков, которые уже было не собрать.
Яна увидела всю эту картину и почувствовала, что даже Эмиль не в состоянии так сразу всё сшить, синтезировать, соткать из энергий, света, духа и огня некую цельность. Нужен был перерыв для созревания новых идей. И она прервала дискуссию:
– Опять нам не хватило какого-то опыта. Нас действительно размазало по стенам. И так быстро, как позволяет нам наша действительность, мы не соскоблимся с них. Поэтому объявляю перерыв до следующего заседания, которое состоится снова на четвертый день. Сегодняшняя дискуссия была очень результативной. И хотя мы еще не дошли до какого-либо планирования или систематизации, но слои пространства всколыхнули приличные. Прямо как при землетрясении.
– Интересный получается ключ один-четыре-семь, – произнес Эмиль, когда они вышли на улицу, – не находишь это любопытным?
– Так мы и идем четверичным ключом управления-насыщения. Надеюсь, и другие начнут проявляться своей закономерностью. Меня интересует десятка, которая за семеркой. Должен сработать интеллект.
– Надеешься или веришь? Или знаешь? – уточнил Эмиль.
– Это ты к тому, что действеннее? Так всем известно, что по вере дается.
Ключевые закономерности
– Да, уж если стремиться к цельности, то надо бы побольше полезных включений, укрепляющих веру, – продолжил Эмиль, видимо, неудовлетворенный тем, что не получил возможности высказаться в группе. – Перед человеком открылась такая перспектива, что, пожалуй, главной целью жизни шестой расы станет образование, так же, как в пятой была культура. И образование так стремительно начнет образовывать самого человека, что преобразится в его культуру, его науку, его главную философскую тенденцию, поскольку окультуривание, то есть создание традиций или более примитивных аналогов, так же, как и философские наработки, будут неимоверно быстро устаревать. По-моему, должна возникнуть какая-то новая форма, образующая огненную сферу вокруг растущего остова. Остова, а не основания, пьедестала.
– Вот ты и подумаешь над этим на досуге. Извини, Эмиль, но я сильно устала, ведь мне еще приходилось сорганизовывать хоть какую-то цельность работы и отслеживать реакцию пространства и возможные проявления через него любопытствующих элементов.
– То есть ты хочешь сказать, что на сегодня наше общение закончено?
– Ну, почему же, можешь провести, можешь в кафе пригласить и угостить чем-нибудь, только никаких серьезных разговоров. Мне сейчас это противопоказано, – Яна на секунду остановилась, давая Эмилю время на раздумье.
– Так мы уже почти на месте, – обрадовался Эмиль, – вот скамейка, на которой мы сидели, и ты рассказывала о кольцах Соломона. Я еще тогда ничего не понимал и просил потом Алима разъяснить. А ты просто отрабатывала на мне какую-то свою технологию и делала вид, что делишься секретами.
– Но ведь ты тогда был совсем другой, хотя это «тогда» было пару месяцев назад, даже меньше. Слушай, Эмиль, а ведь ты идешь семимильными шагами. Сегодня я уже воспринимаю тебя, как мастера. Давай, колись, где такие способности раздают, – в словах Яны была большая доля правды и в отношении быстрого роста Эмиля, и в отношении желания проникнуть в эту тайну, даже если для этого приходится признавать, что он опережает ее в своих наработках.
– Тогда пойдем в кафе, где мы все впервые объединились в группу устремленных и пошли к Алиму.
– Помню, помню, как он своей грудью защищал тебя от двух хищниц, хотя мы никогда таковыми и не были. И согласись, наше знакомство пошло всем на пользу.
Летняя площадка кафе была пуста, с нее даже убрали столики, а закрытая часть представляла собой маленькое полукруглое с витринным стеклом помещение и несколькими высокими стойками.
– Не повезло тебе, юноша, – произнесла, взглянув на все это, Яна, – стоять у меня нет никакого желания, так что кофе отменяется. И это на сегодня всё.
Эмиль еще не сообразил, что ответить, как они снова оказались на аллее. И тут фортуна порадовала сюрпризом: они лицом к лицу столкнулись с Милой и Алимом.
– Вот мы вас и разоблачили, – произнесла Мила.
– А мы и не прятались, – усмехнулась ей Яна, – это вы всегда такие таинственные и недоступные пониманию простых смертных.
– Мы о вас только что говорили, – обрадовался Эмиль в надежде, что Алим что-нибудь придумает. И не ошибся.
– Судя по вашему виду, – произнес Алим, – вы сейчас бесцельно дрейфуете после недавней баталии в надежде попасть на какое-нибудь мероприятие, где можно отдохнуть или беззаботно развлечься. Так такое имеется в нашем меню. И недорого: всего в обмен на ваше согласие и время, там проведенное.
– Заманчивое предложение, но с каким-то подвохом. Нельзя ли подробнее? – поинтересовалась Яна.
– А я догадываюсь, – понял сразу Эмиль, – только это вовсе не увеселение, или, по крайней мере – не для нас. И вернешься оттуда, как выжатый лимон.
– Решайте сами, но предложение действительно только сегодня. Хотя есть выбор блюд: один восьмидив на тему «Иные смыслы в творчестве поэта» и второй «Чем так опасны царственные споры».
– Пусть, как Эмиль скажет, так и будет, – притворилась безразличной Яна. Но язык Эмиля не мог так повернуться, чтобы сказать «нет». По этой и еще по одной причине он с явным усилием произнес:
– Да.
– Что «да»? Какой выбор? – переспросил Алим.
– И то, и другое в комплекте, – уже более спокойно произнес Эмиль, – только уточни, это было эксклюзивное предложение? Желают видеть именно нас?
– Удивительная догадливость. Только не заставляй меня подтверждать все остальные твои прозрения или подозрения, потому как с того самого момента, когда ты сказал «да», стрелки часов начали отсчет времени и пошла подготовка декораций. Пойдем пить кофе, что ли, а то я вижу, для вас в этом кафе не нашлось места.
– Ой, и не говори, Алим, столько бездельников развелось, что бедным студентам негде после тяжких трудов расслабиться. А что такая спешка или аврал? Только я не поняла, как это: «восьмидив»?
– Если вы думаете, что это восемь вместо семи и диван вместо нар, то сильно ошибаетесь. Это немного иное. Как мне по секрету стало известно, это сокращение от «временная ось моментального изменения действительности и возможности».
– А почему слово «ось» задействовано полностью, – поинтересовался уже Эмиль.
Алим ничего не ответил. Он вдохнул воздух всей грудью и, выдохнув его, произнес:
– Скоро начнутся ночные заморозки…
– Замечание, которое вряд ли кто возьмется оспаривать в середине октября, – проронила Мила, и далее каждый шел, погрузившись в своё, но все пытались заглянуть на час вперед.
Уже в квартире у Алима Яна, давая проявиться своему любопытству, а, может, чтобы заполнить время ожидания обещанных действий, поинтересовалась у Милы:
– Одна ты у нас сокрыта от общественных глаз. Никто не знает, какими событиями наполнено твое время? А интересно все же знать.
– Как раз сейчас и узнаешь. Это я получила приглашение на восьмидив, но только с условием, что приведу туда четверых теофитов. Но только одно обстоятельство зависит уже не от меня. Надо пройти через трансконтроль. Не пройдёт один – не пройдет никто. Хотя Алим что-то придумал. Сейчас расскажет. Минуточку терпения.
– Давайте по чашечке кофею-с, – Эмиль принес поднос с горячим благоухающим напитком, а Алим следом – бутерброды.
– Коллеги, – начал Алим, – мне поручено провести скольжение группы сквозь портал. Есть два варианта, и на каждый из них свой ключ. Один называется «Поэты со второго ряда», а второй – «Гвозди и загвоздки мудрецов», – Алим показал две папочки с листами, – правда, оригиналы мне архивариус не дал, но разрешил сделать копии, предупредив, что могут быть искажения. В случае неудачи предлагал провести ваши фантомы. Но и тогда, сказал, тоже могут быть искажения и придирки адаптаров.
– Это где же такая литература водится, – поинтересовалась Яна, – приобрести можно?
– Это вряд ли. Здесь не значится тираж. Это эксклюзив. А в спецхранилище просто так не попадешь. Да и меня только в рабочую комнату пускают и приносят то,
– Если есть гарантированная вакансия, я буду за нее бороться, – сообщила всем свое намерение Алеся.
– Все будут бороться, – утвердила Яна, – и тогда вакансий может оказаться несколько. Эмиль, начинай, – она села в своё кресло.
– Дискуссия потому и дискуссия, что предполагает альтернативность мнений, – начал Эмиль, – поэтому давайте забудем об авторитетах, правилах, установках и дадим проявиться тому, что долго ждало своего часа. Здесь все в равных условиях, поскольку и «всё во всём», и «последние станут первыми», и «молодым везде у нас дорога», и «новичкам везет». Можно перечислять до бесконечности подобные высказывания. Стало быть, всё в самом человеке, всё в каждом из нас, и это всё где-то в глубине, и только каждый сам мешает или помогает этому проявиться. А вот в этом уже равенства не бывает. Это первый тезис. Второй тезис тоже очень простой. Представьте сферу, в центре которой вы стоите. Направьте свой взгляд вовне и ощутите, как глаза разбегаются, и переведите этот взгляд в центр груди, центр сферы – как это близко и как это однозначно. Сделайте выбор направления поиска, ощутите, где находится источник, который готов вас живить и развивать. Готовы ли вы живиться и развиваться ним? Это второй тезис. А теперь третий: у нас нет времени на устаревшие технологии. Время перевело стрелки на новые, иные пути развития и человека, и планеты, и далеко за ее пределами. Попробуйте включить иное восприятие действительности. Привожу пример: планета, земля, планетарность, приземленность, тяжесть тела. Вышли за пределы: космос, галактика, метагалактика, эфир, растем в размерах, все внутри нас. Вас не удивляет, что при внешне выраженной макро- и микробесконечности мы бесконечно малы в своем представлении обо всем. И дело даже не в антропном принципе, а в том, что достижения одних людей мы воспринимаем, как чудо, не доступное нам, а жизни некоторых, мягко говоря непутевых, удивляемся, утверждая, что они-то легко могли бы достигнуть того же, что и мы. По крайней мере, не отрицаем, что это реально. Так вот, тезис третий: человек реально не использует данные ему возможности и не развивает свои способности. Парадокс развития.
Эмиль замолчал. Яна тоже молчала. Все молчали. Первой не выдержала самая тихая, казалось, и маленькая из участников, Рита. Она поежилась, занервничала, видимо, упершись своими мыслями в непробиваемую стену восприятия, потом подняла свои ручки, оттопырив пальчики, прикусила губу, засверкала глазками и по-рэперски начала декламировать:
– Ты явно крут. Ты – как философ, затронул кучу тут вопросов, ты не побрезговал в отбросах искать изюминку и просто – пошел с великими «на ты», но не увидел красоты того, что мимо проплывает, того, что прямо под ногами, ведь мир придуман был не нами, – потом она, видно, разогнавшись таким образом, остановилась и перешла на прозу. – Люди, перестаньте жить по-старому, мир совсем не такой, каким вы его видите, снимите розовые очки, наденьте хотя бы фиолетовые. Может, сам мир и желает что-то узнать о себе, но вся эта инертная масса будет долго и упорно двигаться, захлебываясь в своих отходах. Откуда возьмется востребованность вашей новой этики?
Рита запнулась, но на ее вопрос активировались остальные.
– Сразу – взрыв, поэтапно – трясина. Скажите, есть ли где середина? Тьфу, ты, Марго, – запнулась Алеся, – втянула в своё болото. Если есть новые технологии, может, с них надо начать?
Ей не дал продолжить Валентин.
– Призыв набатный, подвиг ратный, и уползает безвозвратно, никем не принятый, питон. Он проиграл армагеддон, он – сказка, выдумка и сон.
Кто видел бой, тому не верят. И мерой новою не мерят, и старой тоже – вот беда, им не проснуться никогда и не покинуть колесницы. Они не гнули поясницы.
У них с рождения там кол, который разделил на пол, броня им заменила латы, и от зарплаты до зарплаты их место у шестой палаты,
Чтоб спрятать, в случае чего. Кого хотите вы, кого, заставить думать – эка напасть? Взойти? Подняться? Не упасть? А, может быть, покушать всласть?
Каким же должен быть приход, чтобы пойти на крестный ход? М-е-е-дали, грамоты раз-дали всем, кто с рожденья близорук, кто «м-е-е» кричит на каждый звук. – Валентин довольно откинулся в кресле, – могём еще и мы, но я думаю тоже, что трудно будет найти последователей и еще дольше ждать отдачи.
– Всё высказал, Фома неверующий? – Виктория не могла сдержать эмоций, – твоё упадническое настроение может понизить шансы остальных. Пространство ждет, услышать хочет, что мастера ему пророчат. А мастера сидят в дерьме, в ушах стоит сплошное «м-е-е». Я буду кратка: я за дело, но только, вот, меня задело, что среди нас такие есть.
И она посмотрела с упреком на предыдущего оратора.
– Кто-то должен остановить этот поток несвойственной нам лексики. Никогда не подозревала, что на нашем курсе столько поэтов, и поэтому делаю вывод: полна талантами земля русская. Богатыри! В самый раз направить вашу силушку в нужное русло. Ох, и дел наворотим! – Аня тоже сказала свое мнение, и теперь осталось высказаться Насте…
Алекс снова откинулся в кресле и посмотрел неопределенно куда – в никуда.
– Вот незадача. То Алим никак не может разобраться, чего хочет, теперь Эмиль начал выпадать из своей колыбели, того и гляди ползать начнет, а то и ходить. А Яна вообще решила собрать несобираемое, и если Настенька не найдет нужных слов, то и закончатся на этом дискуссионные позывы. А мне что делать прикажете? Я ведь с Алимом соревнуюсь не просто так. – Алекс побарабанил пальцами по столу, потом продолжил разговор сам с собой:
– Капризно пространство, этику новую со старой не хочет примирить (или примерить, смотря какою мерой мерить), ага, так и я вирус подхватить могу. Вспомнил! Свободой воли продиктованы капризы. Разве легко ко всем и каждому пристроиться? Вот, изворачивайся, как хочешь, чтобы избежать столкновений, вот и юли, то есть вертись, извиняюсь, наклоняя еще и ось вращения при этом. Ан нет, не годовать, и даже не десятилетить и даже вечить проку нет, тут в пору разве что тысячелетить… – Алекс опять побарабанил по столу, – всё, заканчиваю вторую главу, начинаю третью. Назову ее первый раздел «Третье тысячелетие удваивает» – с размахом! И посмотрим, что произойдет.
Часть 3
Третье тысячелетие
События имеют странную особенность разворачиваться, поворачиваться, даже выворачиваться наизнанку в зависимости от того, кто и с какой целью наблюдает за ними.
Алекс решил зайти издалека. Он знал, конечно, чего добивается, но не мог доверить свою, получается, тайну Пространству. Внутренним своим чутьем, которое редко когда подводило, Алекс знал: Оно ему каким-то образом противодействует. И не мог понять, почему…
«Настенька сидела на руках у своего деда, – начал он новую главу.
– Ты пахнешь кексом, – дед погладил ее.
– Но я ведь не кекс, я просто его ела!?
– Нет, конечно, ты человек!
– Дедушка, а как пахнет человек?
– Надо подумать, – удивился вопросу дед, – быстрее всего, что каждый по-своему. Только запах – это не главный признак, или, по крайней мере, не единственный, по которому мир оценивает человека.
– А по какому же тогда?
– Можно, например, «по делам его», а можно по тому, как и что он любит. Вот вырастешь и сама ответишь на эти вопросы себе, а, может, и другим, – деду что-то срочно понадобилось, и он оставил Настю одну с ее вопросами. А в маленькой головке завертелась карусель с оживающими картинками человеческих отличий или обличий…»
Настя ощутила на себе пристальный взгляд семерых участников дискуссии и еще какую-то, давно забытую радость детских представлений о том, что когда-нибудь все станет ясным и понятным. И вот как раз это самое когда-нибудь повисло в воздухе. Оно пришло и начинает проситься, чтобы его впустили…
… – Карусель с оживающими картинками, – начала Настя, – и каждый из нас – это отдельная картинка. Для того чтобы вам было понятнее то, о чем я буду говорить, мне придется вкратце пояснить, чем я занимаюсь. Так вот, я занимаюсь технологиями, основанными на принципах цепочек. Это и причинно-следственные связи, и ограниченность, замкнутость кольца, и условия построения цепи из колец. Это и звенья одной цепи, и цепная реакция со всеми вариантами степени управления. Не буду углубляться в свои наработки, но мой опыт подсказывает, что мало кто из людей, в том числе, полагаю, и присутствующих здесь, имеют представление, насколько это серьезно.
Представьте себе упомянутую сегодня антропную часть Вселенной в виде многомерного шара, движущегося по оси развития, обусловленного иерархически влияющими на этот процесс принципами и силами в широком понимании сказанного.
Теперь представьте множество маленьких шариков внутри этого большого шара, и вы увидите всю картину бытия со всеми его законами. А когда вы ее увидите, как вижу я, и совместите эти картинки, и примените к ним закономерности теории цепей, то вы непременно зацепитесь за все оборванные звенья и начнете соединять их. Тогда мы свободно сможем приступить к выполнению поставленной задачи, – Настя замолчала и обвела всех вопросительным взглядом.
– Очень дельное предложение, – согласилась Яна, – если каждый не только будет использовать свои наработки, но еще и сумеет поделиться ими со всеми остальными, Сила каждого обернется Мощью всех.
Ее глаза загорелись в предвосхищении стремительного развития событий.
– А что, в этом есть очень даже жизнеспособное зерно, – первым отреагировал Валентин. – Мало того, что мы должны внести свой вклад в развитие Яниной программы, так мы еще должны и раскрыть все свои секреты.
– И, тем не менее, предложение остается в силе. Я не настаиваю на полном изложении своих программ каждым, но более или менее детальное обоснование позиций для прояснения общей картины будет вашим первым домашним заданием, – Яна встала. – Всех благодарю за участие. Мы сегодня преодолели достаточно ступеней, ведущих к поставленной цели, и надо время, чтобы устояться на них.
Четыре дня, включая сегодня, дается каждому на подготовку. На пятый день встречаемся здесь в десять утра. Посмотрим, какая у кого каша получится из полученных ингредиентов. Как по мне, так больше на гремучую смесь похоже.
– Вот так и создаются условия, вынуждающие задуматься о свободе воли, – подытожил в своем ключе Валентин.
Чтобы больше не вдаваться в подробности и не погружаться в обсуждения, Яна первой вышла из дискуссионной комнаты.
Эмиль вышел следом, догнал Яну и некоторое время шел рядом и молчал, потом заговорил, но чувствовал себя при этом неуютно.
– Почему-то все считают, что могут и должны знать всё заранее. Хотя теперь некоторые еще и думают, что раскусили твою тактику, и что ты хочешь, если не выведать их собственные наработки, то, по крайней мере, использовать в своих целях.
– Я знаю, что ты, как и остальные, сейчас не способен всё сложить воедино. Да и я не могу. Просто наговорили всякой чепухи, в которой на поверхности ничего нет. Надо копать глубже. Не каждому это по силам. Поэтому-то я и назначила следующую встречу через три дня. Не думаешь ли, брат мой, что это простая случайность? Обусловленность такого срока хоть ты бы мог сообразить.
– А, может, сестра меня немного просветит на сей счет? – Эмиль снова ощутил, что теряется нить взаимопонимания или еще чего-то, в общем, он опять был далек от Яны. Не то он говорил и не так. Что-то ему мешало. Какая-то неведомая сила создавала напряжение между ними.
– Что тебе сказать, мой непутевый брат и спутник многих жизней? О! Видишь, как ты активировался на упоминание о Нике! – Яна вошла в роль старшей сестры, – нам всем предлагают сложить несколько разрозненных частей мозаики.
Во-первых, Елена Премудрая мне сообщила, в чем состоит основной недостаток, на который указал ей проверяющий. Ты знаешь, о ком я говорю. Так вот, недостаток этот состоит в том, что все её технологи, то есть мы, работают, то есть работаем, над своими инновациями разрозненно, а новая эпоха этого не принимает. Ей по душе групповая работа. Именно на такую работу идут соответствующие условия пространства.
И если бы не успела образоваться группа Алима и не находилась в стадии зарождения наша нынешняя группа (проверяющий увидел, что она вот-вот оформится), то нас могли бы закрыть как проект.
Именно в тенденции к объединению, вернее, тому синтезу, который за ним должен последовать, и была усмотрена перспектива. Помнишь «…где двое во Имя Мое»? Теперь к этому добавляется: где четверо, восьмеро и так далее, по нарастающей. Чем больше, тем полнее и многограннее одновременно идет развитие.
Далее, или, во-вторых, сегодня произошло необычное действие, пробудившее нечто, что все ощутили. Завтра это выйдет на уровень чувственного распознания, и появятся свежие мысли, которые послезавтра сложатся в смыслы и вскроют суть, а, может, и не одну. И вот, если все это на четвертый день вдохновит каждого и явит идеи, то и сложатся тогда новые условия, с которых или в которых мы начнем следующий этап работы. Ты действительно хочешь, чтобы я проделала всю ментальную работу за тебя? – Яна испытующе посмотрела на Эмиля, – ты хочешь, чтобы у нас сложилось на одну идею меньше и…?
– Хорошо, я понял, – не дал ей закончить фразу Эмиль, чувствуя раздражительность в ее голосе, но вопреки уверению в понимании, все же спросил. – И что же, до следующего занятия группы мы не увидимся?
– А ты хочешь пригласить меня на свидание, не собравшись с мыслями или без соответствующих условий?
– Ладно, я не буду на этом настаивать, – окончательно убедился в бесперспективности разговора Эмиль. – Мне самому интересно понаблюдать, как будет происходить всё то, о чем ты сказала. Не буду больше тебе надоедать. Пока.
Эмиль остановился, затем быстро пошел в другую сторону. И чем дальше уходил от места расставания, тем легче ему становилось.
«Надо встретиться с Алимом, – решил для себя Эмиль, – все-таки он больше успел наработать опыта и сложить представлений об особенностях взаимоотношений в новую эпоху».
Чем ближе подходил Эмиль к дому Алима, тем более одиноко ему становилось, и он ускорил шаги, как будто знал, зачем спешит.
– Ну, наконец-то, – встретил его Алим, – я уже думал, не случилось ли чего.
– А что могло случиться? – удивился Эмиль.
– Ты, Эмиль, уж слишком быстро взрослеешь, и это определенным образом сказывается на поле нашей совместной деятельности и на наших партнерских отношениях. Я даже могу сказать, каким именно образом: разбалансированностью и нестабильностью.
А сегодня я почувствовал настойчивое вторжение в это поле, причем двойное, и ощутил беспокойство. Я даже решил предпринять активные действия и думал отправиться на поиски твоей персоны самолично, если бы ты не объявился до вечера, – Алим пристально посмотрел на Эмиля. – Сам расскажешь, что происходит, или придется задавать вопросы наводящие?
Эмиль шлепнул себя по лбу, говоря:
– Как я забыл, что отключил телефон! Придется все рассказывать во искупление вины, – и, как сумел, передал основные детали последних событий, при этом периодически посматривая вопросительно на Алима, ожидая его реакции. Но тот молчал. Молчал до тех пор, пока не выслушал всё. А выслушав, сделал выводы.
– В общем, картина ясна, – сказал он, когда Эмиль замолчал, – школа, о которой говорила Яна, заработала. Алекс оказался проворнее, чем я предполагал. Он сделал результативную попытку повысить свои шансы на победу в споре и добавил на свою чашу весов еще одно весомое обстоятельство.
– Это ты о чем?
– Да все о том же: моя наука против его школы. Он вырвал из моей команды двоих очень перспективных игроков. Но и это еще не всё. Вашей школой интересуется некая третья сила. И я пока не знаю, какая.
– А кто знает? – машинально спросил Эмиль.
– Я думаю, Алекс, – уверенно сказал Алим, но задумался. Потом добавил, – хочешь, по старой памяти составить мне компанию? Я собираюсь навестить этого эфирного долгожителя.
– Почему бы и не развлечься, – сразу же согласился Эмиль, – а то я устал от сегодняшней мозговой атаки.
– Ответ, достойный навигатора…, напарника, я хотел сказать, – оговорившись, запнулся Алим. – Только я не уверен, что удастся отдохнуть: Алекс в последнее время уж сильно занят своей философией развития. Я уже несколько раз пытался его достать – всё тщетно. Ладно, расслабься, хотя, думаю, без очередного шоу не обойдется, если Алекс не заболел, конечно.
Серьезный разговор
Мир Алекса был полон неожиданностей, изрядно щекотавших нервы, но вместе с тем он был неповторимо красочен, по-своему добр, и Эмилю нравилось в нем бывать. Это было увлекательнее, чем кино, и к тому же бесплатно, как говорил Алим.
«Третье тысячелетие удваивает…», – набрал Алекс первые три слова и оторвался от клавиатуры.
– Нельзя сказать, чтобы неожиданно, но всё же я рассчитывал, что вы не так скоро соскучитесь по мне, – встретил ученый гостей.
– Как же так, Алекс, – улыбнулся, не поверив ни на минуту этому хитрецу, Алим, – ведь наше пари остается в силе? И я уверен, что ты внимательно следишь за расстановкой и соотношением сил. К тому же ты не приучен врать: в твоем мире приняты несколько иные лазейки для достижения своего.
– Ладно, не будем терять времени. Давай договоримся, Алим: если напарник твой верно определит, в чем мой интерес к проекту Яны, я вам подкину взамен лакомый кусочек откровений, в виде шоу, разумеется, – Алекс мгновенно преобразился. Было видно, что сценарий действа у него уже готов. Таким образом, Эмиль оказался на очередном экзамене. А по мере того, как в его голове с большим трудом зрел ответ на поставленный вопрос, пространство вокруг преображалось, готовясь к предстоящему шоу. Оно смешно моргало накладными ресничками и оттопыривало любопытные ушки.
Время шоу потекло, и слова начали сами высыпаться из открывшегося рта экзаменуемого, и ему пришлось быстро соображать, те ли это слова:
– Огненная колесница, несущаяся по небу, приблизилась на опасное расстояние и создала в земной атмосфере вихрь, вызвавший смешение части ее невидимых слоев. – Еще не было понятно, о чем идет речь, но поток слов нарастал, а Эмиль по-прежнему не в силах был этому сопротивляться. В то же время не только рот, но и глаза его проявили самостоятельность, или, наоборот, неважно, в общем, они приковали внимание Эмиля к зрачкам Алекса, отыскав там источник тех самых неуправляемых слов, и это дало возможность попробовать ими управлять…
«Экий паж Фа, Этон неуклюж больно», – хотел было сказать Зевс, но вероятность катастрофы нарастала так быстро, что он запнулся-икнул, пропустив «и краткое», сверкнул молнией наперерез, и изрек несколько иное: «Экипаж фаэтон неуклюж больно…»
– Молниеносная реакция! – улыбнулась наблюдавшая за всем Ника, – ты действительно достоин управлять Олимпом.
– Не преувеличивай, – возразил Зевс, – я же видел, как вошла в ту гору Этона огня часть немалая. – Произнося имя пажа, он опять икнул, проглотив букву «о».
– Гора Эт-на, – скопировала его Ника, – лишний огонь непременно извергнет. Может, не сразу, но постепенно, видимое тобою, видимым же огнем и предстанет. А вот то, что ты второпях проглядел, так то и останется сокрытым, но оно тебя изнутри поедать начнет и однажды заставит отречься от престола власти, даже, более того, сам Олимп порушит.
– Мне нравится, когда ты говоришь загадками, – невозмутимо принял похвалу Зевс и ничуть не взволновался предупреждению, – это означает, что результат будет превосходен.
– Да, он превзойдет все ожидания, – мгновенно стала серьезной Ника, – ибо лишенное плоти вихрем ворвалось, внеся крупицы Высшей Атмы сквозь все защитные сферы, обретя при этом плоть огня. Этон был не только паж, но и талантливый ученик Фа.
– Ты хочешь сказать, что «и краткое» это неспроста? Или что этот юноша намеренно зарыл свой огненный талант в нашу гору?...
Эмиль замолчал, как только Алекс мигнул, и в тот же миг будто вышел из навеянного ему состояния, сразу же забыв о том, что видел.
– Тебе твоя эфирность, Алекс, не дает покоя, – с совершенно другой интонацией произнес он дальше. – Физичность…, что-то есть такое в ней, без чего твой мир на эфемерность обречен. Ради нее готов ты многим поделиться. И малое отдав, гораздо большего добиться хотел бы ты, по вере получив, а не желанью. – Эмиль снова начал меняться, меняться изнутри наружу офизичиванием мыслей…
Он стоял на краю равнины. Впереди него было непроходимое нагромождение смеси древокамнебуреломной непреодолимости, а хотелось туда, вперед, на вершину. Желание, вопреки самому себе, сковывало ноги. Будто что-то преодолевая, Эмиль схватил палицу, устремил ее вперед и ею же оторвался от земли. Но не высоко. Он завис, разрываемый между желанием и верой. Отчаянно затрепетала плоть. И тогда Эмиль, схватившись двумя руками, согнул палицу, и она треснула, образовав собою направленный угол в его руках. Словно указующая двоица лозоискателя, стрелой смотрела она на вершину. И не было уже желания, была только вера и свободное движение по вере, как порталу проникновения, ввысь. И опять иной, по иному, Эмиль заговорил:
– Мы не желанием вольны, но верой, ее иной природой бытия, разрядами молниеносной сферы, текучей плазмы каждой части «я».
Она, как та предтечная слиянность, окутать может, или ускользнуть. Пробудит разум вспышка света в данность, и станет на мгновенье виден путь. – Именно в этот момент Эмиль увидел преображенную вспышкой вершину. Это был Олимп. Голос юноши заметно дрогнул, но он произнес еще одну фразу. – О, как в сиянии прекрасна Гера! …и Геба, дочь ее, и зять Геракл …– Последнее, что Эмиль видел, так это разъяренный взгляд Зевса, не переносившего, когда за ним подсматривают.
Эмиль плюхнулся, но не на землю, а в кем-то предусмотрительно сотворенное кресло. И бурные овации пространства эфирного обитателей тут же его и привели в чувство.
– Достаточно, друзья мои, опасна слава для юного сказителя былин. Мы лучше сотворим ему не комом, а самым настоящим блином блин. – Прямо перед Эмилем возникло то, о чем говорил Алекс, намазалось вареньем, свернулось трубочкой и пронеслось мимо…
Эмиль резко повернул голову. Алим расхохотался. Было не совсем понятно, чему он рассмеялся, как и то, чему был свидетелем: рассказам напарника, его видениям или чему-то большему.
– Не хочет Алекс с нами общаться, – произнес Алим, – у него, видите ли, все расписано по мгновениям. Но кое-что я все-таки успел подсмотреть.
– Это ты о чем? – решился уточнить Эмиль.
– Просто всё, но гениально. Он в своей школе решил проявить будущность, и таким образом создать себе фору.
– Тогда я, с твоей помощью, в той науке, которую реформирую или обновляю, использую наработки вашей школы! – Алим, озаренный, улыбнулся.
– Так ты ничего не слышал из того, что я говорил?
– Почему же, краем уха я и твои откровения слышал: что-то там о венчании с развенчанностью. Ты сказал, что Ника короновала Зевса, предрекши его самоотречение. Хотя, в плане отвлечения Алекса, ты сработал великолепно. Я еще никогда не видел, чтобы у него, эфирного, так вполне физично отвисала челюсть.
Могу сделать вывод, судя по тому, как и ты сияешь, что наша шоу-вылазка удалась. Тогда пора переходить к обещанному мною чаепитию. Да, и расскажи-ка мне подробнее, пожалуйста, о каждом представителе вашей команды, если это не секрет, конечно, и если тебе есть, что сказать.
– Дай подумаю. С этакой позиции я не рассматривал еще наше сегодняшнее заседание, – Эмиль придвинулся ближе к столу и стал рассматривать таблицы и схемы, лежавшие на нем, – а это чем ты занимаешься, Алим?
– Это пока сырые наработки, но когда я сумею свести их воедино, то соберу вас всех для серьезного разговора. Видимо, Яна права: надо увеличить численность рабочей группы.
– Это что же, выходит, и мне надо определиться с областью своих изысканий? Интересно, Алим, а когда мы ощутим своё развитие условиями шестой расы?
– Ты уже это ощущаешь, но пока не можешь приблизиться выражением частей Отца или синтеза их к эталонности – мало огня накопил и стандартов получил. Хотя, конечно, Образ Отца уже открывает путь ко всем эталонным выражениям. Но действие, действие и еще раз действие, мой друг. Воля предполагает направленность. Кстати, Алекс как-то обмолвился, что видел тебя на мифологических раскопках, а на мой вопрос: «Где это?» усмехнулся и заметил, что вернее было бы спросить: «Что это?». Так что сейчас тебе, можно сказать, предоставляется возможность во всем сознаться перед напарником.
Раскопки слова
Эмиль так и не смог выполнить первую просьбу Алима. Не получилось у него ни психологический портрет составить, ни проникнуть в тайны технологических разработок, ни разглядеть сильные или слабые стороны кого-либо из команды Яны. Их внутренняя жизнь оказалась пока сокрытой от внешнего наблюдения. Поэтому перейдя на более прозаичные темы, напарники потренировались в выискивании в них курьезных подтекстов и вдоволь нахохотались, обходя вопрос темы второй.
– Жизнь прекрасна, но уж слишком быстротечна, – неопределенно сказал Алим на прощание, и Эмиль остался один на один со своими и чужими вопросами. У него было целых три дня времени и место, где это время можно растянуть, распаковать, пустить вспять, окунуться в него. Возможностей было гораздо больше, чем мог предположить Эмиль даже со всей своей изобретательностью. Да, это была отведенная ему комната в «Литературном мире», и следующим утром он отправился именно туда.
Комната почти не изменилась, если не считать того, что стала еще более прозаична или обыденна, что ли. Та же тоненькая папочка на столе, та же мягкая мебель. И шум тишины в ушах.
Эмиль уселся за стол и раскрыл папку. Первый лист был чист. Эмиль закрыл папку. Сверху тоже ничего не было написано, хотя он точно помнил, как в прошлый раз проявил интерес к названию: «Четвертое преодоление». Что-то было не так. Может, излишняя самоуверенность, а, может, и эта самая, отмеченная ним, обыденность.
Эмиль взял папку в руки, пересел на диван и в смятении чувств от неудачи начал перебирать все варианты ее причинившие: от торопливости до отлучения.
«Торопливость и сопливость на восемьдесят процентов совпадают по составу букв», – пронеслась в голове одна из мыслей, возмутила застоявшееся болото и частично осушила его.
Эмиль уже осознано начал рисовать картину происходящего словообразования, ощущая пробуждающуюся радость бытия – «и превратилось болото в благодатную почву». Ну, вот, совсем другое настроение.
«Четвертое преодоление», – прочитал на папке Эмиль, даже не удивившись, что минуту до этого там ничего не было. А, может, и было, просто он не видел.
Первая страница, уже прочитанная ним, начиналась словами: «Когда-нибудь я смогу родиться…». Он перевернул ее, и перед ним предстал следующий текст:
«Разбирая старые пожелтевшие листья, однажды наткнулся я на тот из них, который изменил мое представление о Хранителях. Оказывается, многие из них не только хранили, но и совершали удивительные открытия в уже, казалось бы, досконально изученном. Вот пример откровения, воспринятого или проявившегося однажды как следствие простой потребности в систематизации…
Эмиль поймал себя на недоумении, вызванном сочувствующим взглядом Ники, которая проронила:
«Ум и недоумение – хорошее сочетание. Тебе полезен будет такой ракурс взгляда», – и исчезла.
Растаяла, оставив его неподвижно лежать на столе. Эмиль ощутил себя непрочитанным сухим листом.(!?) А совсем рядом, склонившись над другим листом, кто-то другой, очень похожий на него, занимался его распаковкой. Не имея возможности пошевелиться, Эмиль перестал внимать видению и переключился на слух. Тот, другой, продолжал читать:
– …Хранитель Александрийской библиотеки Андроник Родосский, расставляя по полкам свитки рукописей Аристотеля, разместил сначала тексты, трактующие о природе, а затем те, что исследуют высшие принципы. Поскольку по-гречески «природа» – это «физика», а «после» - это «мета», то, естественно, хранитель и обозначил разделы как «Физика» и «Метафизика»… – Эмиль удивлялся множеству текстов и стеллажей, на которых они хранились.
Но особенно его внимание привлек сам хранитель. Был он по-домашнему в длинном хитоне и шлепках. И еще на нем было две тесьмы: одна подпоясывала хитон, другая была накинута на шею и спускалась на грудь, где на ней висел амулет в виде крылатой богини… Эмиль глазам своим не верил: рядом с Андроником стояла Ника. Она была невидима им, однако он прислушивался к какому-то внутреннему чутью и радовался. Но Эмиль-то слышал эту радость, произносимую голосом Ники:
«Великая судьба ждет вновь образованное тобою слово, – потом обращенное к Эмилю, – вот к чему ведет даже не интерполяция, а простая систематизация. Тебе куда проще пойти дальше, используя экстраполяцию».
И она растворилась в пространстве.
Хранитель плавно вышел из забытья, бережно погладил свитки и направился к столу, чтобы изготовить таблички.
«Историческая находка Андроника, – произнес метаархеолог и взял следующий лист, коим был Эмиль или часть его сознания, – что же нам поведает лист следующий? Эмили. Где-то я уже встречал это имя.
При этих словах Эмиль вспомнил свое состояние на последнем шоу у Алекса и понял: сейчас из него опять начнут вытягивать слова.
«Да, «слова не вытянешь» к этому миру не относится», – успело еще промелькнуть в голове, и Эмиль заговорил, или, вернее, кто-то начал его читать:
– Само слово «природа», первоначально – как «то, что нас окружает», не случайно обрело второе значение, как внутреннее, скрытое от глаз, содержание. Природа явления или какой-либо вещи есть суть, принципы, свойства и качества, им присущие. Их потенциал, – Эмиль понял, что взял слишком объемно, и если из него вытянуть расшифровку всего этого, то может ничего и не остаться. Опыт, обретенный у Алекса, пригодился: он подсказывал, что процессом этим можно и нужно управлять. При соответственных условиях, конечно же. И Эмиль значительно сузил сектор обзора вопроса:
– Если пристально приглядеться к Аристотелевским откровениям, то можно обнаружить не одну изюминку. Например, если Андроник выделил физические и метафизические вопросы, то можно продолжить и докопаться, что к метафизическим хранитель отнес те из них, о которых философ говорил как о постигаемых только умствованиями, умом, и то только при его достаточной развитости. Ум же при этом выступает как универсальная материя, или универсумная. Таким образом, если экстраполировать понятие природы по присутственной глубине, то получится: природа Планеты описывается законами физики, природа Метагалактики – метафизики, природа Универсума – унифизики, и природа Единого присутствия – законами единой физики. И то, что для планетарного сознания относится к умствованиям, то для универсумного вполне физично проявлено. И это притом, что Аристотель находился в скорлупе условий планеты и, по сути, был верующим материалистом, а, может, и благодаря этому.
Старания Эмиля не пропали даром. Читающий замыслился и отложил его, или лист, в сторону. Его внимание ослабло, и сознание Эмиля выскользнуло из цепких объятий ископаемого этим метаархеологом ментального пространства...
Эмиль сидел на диване неподвижно, и рука, на которую он оперся, затекла. Вторая рука держала раскрытую папку. Лист, который провел Эмиля через цепь преображений, в действительности был пуст.
«Да, нельзя сказать, что комната безразлична ко мне. Даже более того: она напрягает на все более и более высокие или глубокие начинания. А, может, это чтобы я проникся атмосферой пространства этики? Ведь и Аристотель занимался ею, только с позиции своего времени и своих возможностей. В такой дремучей древности и такие откровения! Что же тогда говорить о современных исследователях, археологах этики? Неужели так трудно докопаться до самых истоков слова?», – такие примерно мысли носились в окружающем Эмиля пространстве иной физики. А он все сидел и сидел, удивляясь пресному привкусу во рту, как будто физическое пространство Планеты его уже не удовлетворяло. Ему была по вкусу метафизика – физика метагалактики, иная физика, которая ускользнула вместе с видениями иного. Интересно, откуда эти события стали известны Алексу? Вот, проныра!
Эмиль положил папку на стол и решил просто пройтись по улице. Пусть все уляжется.
– Единая физика или физика Единого. Непривычно высоко звучит, – размышлял он, неспешно прогуливаясь по улице, – да и кому это интересно, даже если сказать, что можно жить другими условиями, другими проявлениями законов Единого, этого почти никто не поймет и не пожелает докопаться до них. Да, но все-таки слово «почти» соскочило.
Ведь он же, Эмильен, как только услышал о том, что теперь и сама планета вошла в метагалактические условия, и каждый человек может напитываться ими и преображаться, сразу понял, что по-старому жить уже и не хочется? Вопрос веры? Вопрос накоплений? Вопрос времени.
Умопостигаемые начала
Как ни пытался Эмиль придумать себе занятие под названием «времяпрепровождение», все равно оказался на перекрестке и остановился перед выбором: либо направо назад в комнату с иными условиями, либо налево – прямо к дому Яны. И туда, и туда его тянуло. И там, и там он частично лишался свободы воли, и им могли манипулировать. Но он не видел сейчас третьего способа избавиться от ощущения пустоты…
– Третьего не дано, – произнес Эмиль и нажал на кнопку звонка.
– А, это пришел наш спаситель! – встретила Эмиля мать Яны. – А то она какая-то насупившаяся ходит. Что-то у нее не получается. Ну, проходи, «ответ на все вопросы».
– Яна, это к тебе, – сообщила мать, проходя мимо комнаты дочери, и та сразу же появилась в дверях. Хотела что-то сказать, резко повернулась, продырявила Эмиля насквозь недовольными глазками. Затем их выражение сменилось на вопросительность, и, наконец, она усмехнулась, глядя на его неуклюжую позу:
– Говоришь: «Здравствуй, Яна», снимаешь туфли и проходишь в мою комнату, – сказала, а сама, не дожидаясь реакции Эмиля, прошла по коридору на кухню.
Эмиль тем временем пробормотал «привет» кухонной двери и, оказавшись в комнате, почувствовал, что, несмотря ни на что, присутствие этой взбалмошной девчонки на него действует успокаивающе.
– Как быстро ты решился нарушить предписание и отдаться прямо в руки той, которая не знает пощады! – глаза Яны светились, выдавая ее радость гостю.
– Пространство сообщило мне, что тебе грозит опасность, и только я смогу помочь, – быстро сориентировался Эмиль, – и вот смиренно пред тобой стою я и жду дальнейших указаний.
– Но я не госпожа твоя, а лишь сестра, и не указывать, а просьбы излагать могу, – начала потихоньку снимать защитные оболочки Яна. – И о какой опасности упомянул ты, брат мой? – в ее голосе появились нотки любопытства.
– Есть третья сила, интерес которой не известен, но к школе пристально внимание ее, и надо ко всему готовым быть.
– Так, а с этого места, пожалуйста, поподробнее, Эмиль, – Яна перешла на деловой тон.
– Если ты не будешь сильно давить, я попробую вспомнить подробности. А, вспомнил, это я перепутал, это Алим говорил, что почувствовал вторжение в поле нашей деятельности. И ты говорила, что только из-за этих двух проектов наше отделение оставили. Вот и выходит, что есть-таки силы, которые не безразличны к нам. И хотелось бы понять, как они будут влиять на развитие событий, – Эмиль понял, что почти выкрутился. Но это «почти» могло обернуться чем угодно. Поэтому надо было чем-то все разбавить. И он рассказал вкратце об истории с Аристотелем.
– Ты хочешь сказать, брат мой, что через нас намереваются войти какие-то условия? – задумалась Яна. – Но тогда это не может пройти мимо пространства, а раз через него, то оно и отрегулирует всё как надо. Так что расслабься, пока события не произошли, существует некая вариативность, которая амортизирует, сонастраивает, если можно так выразиться, свободу воли всех сопричастных. А это означает…
– А это означает, – подхватил Эмиль, – что она использует самый податливый элемент!
– А им вполне может оказаться тот элемент, который больше всего беспокоится о свободе воли. Правильно я мыслю? – Яна посмотрела на Эмиля вопросительно.
– Надо будет нейтрализовать самолюбование этого Валентина и чем-то компенсировать его пессимизм.
– Так ты говоришь, что мы вторгаемся в умопостигаемые начала? А, давай, мы изменим задачу, сделаем ее чуть конкретнее. Например: «Особенности и потребность в уточнении», или «Новые горизонты этики». Или…– Яна задумалась, перебирая варианты.
– «Или» – так обращалась ко мне моя сестра, Мироника, – вдруг вспомнил Эмиль, – и она говорила еще, что не нужно поверхностно относиться к окружающей действительности. Например, говорила она, пространство – это возможность не только перемещения предметов, но и движения, преображения многих качеств и свойств, присущих этим предметам: от формы, цвета и запаха до всевозможных капризов.
Представляешь, Яна, я только сейчас серьезно об этом задумался. Ведь если мы хотим заглянуть во внутренний мир человека, проникнуть в, так сказать, «умопостигаемые начала», то соответственно этому должны осознать умопомрачающие супер-какие-нибудь внешние условия, записанные в генах пространства и, как говорила Вика, «пространство ждет, пространство хочет», или что-то в этом роде.
И чем тогда не тема для разработки – «Этика пространства»
– А еще лучше – «Этика и капризы пространства». Душевнее получится, – Яна прочитала в глазах Эмиля непонимание, неопределенность, недоверие и уточнила, – я вполне серьезно.
– Ах, ну, если серьезно, то надо предложить к рассмотрению такие позиции, как «Этика и генетика пространства», «Этика иерархических цепочек», «Этика Образа Отца и свободы выбора», «Этика направленного развития», – завелся Эмиль.
– Вот, я же знала, что ты специализируешься на знаках. Ты совершенно верно мне подсказал, как построить работу школы. Не стоит сразу бросаться в проблемные дебри старой этики. Там всё уже наспорено и переспорено. Надо отследить новые тенденции, обусловленные новыми условиями, и сделать это с позиции каждого из участников проекта.
И ты правильно подметил, что есть вариант рассмотрения с позиции частей человека: ума, разума, сознания, веры, мощи или трансвизора, в эталонности их выражения человеком. Это в тебе начинает раскрываться твоя часть Образ Отца. Идет распаковка материала, вернее, огнеобразов, огня первого семинара.
– Спасибо, что заметила, значит, есть чем. Зря только ты три дня дала на подготовку. За это время вполне можно и возжечься, и остыть.
– Эмиль, я с тобой не согласна. Во-первых, мы не знаем скорости процессов умопостижения каждого в группе, а во-вторых, огонь и должен остыть, предстать духом, волеизъявлением, светом, мудростью, только тогда пространство допустит его к энергопреображению. Ведь оно постоянно помнит об инертности вещества, которое может разрушиться от резких изменений.
– Как всё это далеко от улицы, которая живет еще условиями «хлеба и зрелищ», – посетовал Эмиль.
– Это тебя Валентин заразил пессимизмом. Давно уже все не так, – улыбнулась Яна, – сердца многих живут иным. А на улице они просто отдают дань привычкам. Помнишь, как в мультфильме: «Дань за десять лет», а, может, за сотни прошлых. Надо изменить ракурс взгляда. Вот чего ждет пространство! Чтобы к нему повернулись лицом. Хочешь, пойдем, пройдемся по улице, прислушаемся, чем она озабочена?
– С тобой – хоть на край света, – выпалил Эмиль.
– Вот тебе и первый признак проявления привычек данности.
– Что, уходите? Так быстро? – удивилась мама Яны.
– Мы еще вернемся, – успокоила ее Яна. – Прогуляемся, подышим свежим воздухом и вернемся. На пирожки как раз успеем.
– Прохладно уже, – констатировал Эмиль.
– Ничего, движение – жизнь, через пять минут согреешься. Ты, главное, ничего не пропускай, чтобы было, что анализировать.
Через час они вернулись в квартиру.
– Надышались? Идите чай пить, – встретила их мама. – Чем город живет, куда движемся? – в тему спросила она.
– Мам, представляешь, специально ходили, смотрели, кто чем дышит.
– Да, ладно тебе, не кипятись, я просто спросила.
– А я просто и отвечаю, – Яна говорила спокойно, так, будто проявление эмоций в этой ситуации было бессмысленно. – Наверное, мы не в ту сторону пошли. Пожилые люди заняты в сфере раздувания недовольства всем и всеми, падением нравов и сетованием на проблемы телесновыраженной направленности. Молодые же – поиском реальной возможности пощекотать больное воображение доступностью удовлетворения примитивной похоти. И всеобщее насыщение дымом отечества и теми словами, на которые даже телевизор пищит. Уму непостижимо, с чего приходится начинать!
– Это вы точно пошли не в ту сторону, надо было не к рынку, а в парк рядом с театром. Там публика поприличнее.
– Но тогда мы бы не увидели, с чем предстоит работать умопостигаемым началам.
– А вы, значит, и, гуляя, занимаетесь своей философией?
– Мы, мама, для того и пошли гулять, чтобы приземлиться немного. Но не думали, что вместо посадочной площадки нам подсунут болото.
– А ты, Эмиль, тоже собираешься кардинальным образом изменить жизнь человечества? Или считаешь, что для начала достаточно хотя бы в чем-то улучшить ее?
Всё должно получиться
«Эмиль готовился к разговору по душам, но был застигнут врасплох». – Алекс почесал верхушку лба и удалил окончание фразы, заменив другим: «Эмиль готовился к разговору на очень тонком уровне, и это позволило ему буквально слёту уловить тему следующего момента» …
– Вы, Елизавета Михайловна, просто обладаете солнечным даром всё прояснять. Теперь мне понятно, в кого удалась Яна своей прозорливостью.
– Мне приятно слышать от тебя комплимент, Эмиль, но хотелось бы чуть подробнее насчет ясности.
– И мне тоже интересно, на что это неожиданно вдохновился этот подлиза.
– Ну, зачем ты так, Яна, давай послушаем. – Эмиль получил несколько секунд на размышление и теперь должен был суметь не ударить в грязь лицом.
– Этика пространства, которою Яна предлагает осветить путь идущим, имеет несколько особенностей, и одна из них заключается в том, что оно, пространство, впитывает всё перспективное и, пожалуй, идентифицированное им на некую эталонность, а потом выдает это, как предписание к следованию, или наработке, накоплению.
Вот вы произнесли слово «улучшить», вполне привычное слово, давно притертое к восприятию, ведь оно представляет собой путь к превосходной степени слова «хороший». Хорошее, а потом лучшее, великолепное. Для слова «длинный», к примеру, такой иерархической цепочки нет: оно просто становится «длиннее», и все потому, что хорошее, как качество, в плане развития могло быть по силам только ученикам в прошлую эпоху.
А учителя были специализированы по лучам. Например, луч любви-мудрости. И вот, многое из того, что касалось развития на лучах, получило соответствующее звучание.
Вот прислушайтесь: «случайность» – и сколько философствования по этому поводу; «отлучить» – и сколько в этом трагедии для души и тела; «залучаться поддержкой» –и в этом – уверенность в успехе, прибавление сил; «получить» – и ощущение гордости достижения: не купить, не выменять, а получить. Можно и дальше перечислять.
С другой стороны, «луч» можно рассматривать, как людскую учебу или, например, учебу любовью, что соответствует тенденциям прошлой эпохи.
– Что же тебя так взволновало, юноша, и заставило несколько раз упомянуть о прошлой эпохе. Не волнуйся ты так, – решила его успокоить Елизавета Михайловна, – Что же, вот так: была, была и ушла, не попрощавшись?
«Точно так же провоцирует, как и ее дочь», – подумал Эмиль, но продолжал:
– Да, многое заставляет задуматься, если честно, – продолжил он. – Человек развивался в условиях пространства планеты, учился преодолевать свою животность баранью, из-за которой его попросили из рая, насыщался духом. Духовностью занимался, одним словом. Нарабатывал личностные качества. Поэтому в этике появилось понятие прилично и неприлично. Теперь же личностность, как способность проявления лучших качеств, уступает место индивидуальности, как достижения понимания и выражения того неповторимого, в силу чего каждый совершенен перед Отцом на данный момент. И тогда не пирамида получается, а столп. Вершина, предел уходит.
– Да, не зря вы там в своем институте одежду и стулья протираете.
– Мам, будет тебе гостя допекать, а то больше не придет, – воспротивилась такому разговору Яна.
– Вот так всегда: слова сказать не дает, – пожаловалась Эмилю Елизавета Михайловна и поднялась, – ладно, не буду вас больше нервировать, ешьте, – и, снисходительно улыбнувшись, удалилась из кухни.
– Просто я не хочу, чтобы дело дошло, как всегда, до спора, – пояснила Яна, – иначе мы зациклимся на чем-то одном.
– Вся наша история – это концентрация на чем-то одном и спор по этому поводу. Борьба за выживание, борьба за место под солнцем, борьба за лакомый кусочек пирога, – констатировал Эмиль и взял очередной пирожок.
– Ты еще забыл сказать маме, что Учителя прошлой эпохи теперь иерархически взошли, и многие из них стали Владыками. Теперь обучение получает ракурс овладения. То есть владеть деянием – не просто уметь, а деятельно применяться. Это мамина любимая тема. Она все время говорит, что чем переливать из пустого в порожнее, лучше делом заняться.
Разговор постепенно перешел на различные нюансы системы обучения и овладения конкретными навыками, на способности и ограничивающие факторы, а затем разглядывание имеющихся книг и прослушивание музыки.
Три дня, как и полагается, растворились в общей массе прошлого. Подошло время второго заседания группы, сформированной Яной.
– Все собрались, значит, потерь нет, – открыла второе дискуссионное заседание Яна. – Надеюсь, эти три дня были плодотворными. Мы тут немного посовещались с Эмилем, и я решила приоткрыть перспективу перед всеми, раз уж сама говорила об открытости. Так вот: ваши дивиденды от работы ожидаются весьма значительными, если кто еще не осознал.
Во-первых, вы ознакомитесь с новыми возможностями человека в плане процесса мыслительной деятельности, наработаете уникальные с позиции прошлой эпохи способности к восприятию действительности совсем иными органами и системами, чем обычные, к примеру, зрение и слух. Будете допущены к опытам с порталом времени, только не тем, о котором вы слышали и который находится в секретной лаборатории, то – технический вариант, вам же будет предоставлен эфирный его аналог.
А, во-вторых, побывав в иных мирах, вы станете первопроходцами в этих самых мирах, одними из первых, для кого это будет уже не фантастикой.
– Фух, а я чуть было не поверил, – воспользовался паузой Валентин, чтобы вставить реплику. – Ты так правдоподобно начала.
– Тебе еще будет предоставлено слово, – перебила его Яна. – У тех, кто будет устремлено работать, все получится. Именно работать. И не сразу. Любая жизнь проходит развитие от зародыша по эволюционной спирали до зрелого проявления. Знание законов, которое было вершиной в пятой расе, уступило свой пьедестал более глубокому выражению: исполнению стандартов.
Различное отношение к своим возможностям, обусловленное как раз свободой воли, о которой так переживал в прошлый раз Валентин, и позволит узнать, как это сказывается на результатах. Сегодня опять каждый выскажется. Слышите, как не звучит? Давайте иначе. Перед нами сегодня стоит задача: оттолкнуться от уже достигнутого ранее, войти в новый поток мыслей и сложить в нем новые смыслы.
Если задаться целью, то можно еще изменить формулировку. Например: увидеть проявление новых условий жизни глубиной понимания законов. Уже по-другому, правда? Попробую еще улучшить фразу, или, вернее, ее воздействие на состояние пространства: отражение условий эпохи на преображение этических принципов, могло бы подойти.
– Еще эффективнее будет, если уточнить: огненных условий, – добавил Эмиль. – Я так полагаю, бонусная программа может быть продолжена и, в-третьих, и, в-четвертых. Но всё должно быть пройдено поэтапно. Представляю, как может сработать восьмеричное усиление работы!
– И последнее: мы еще не тянем на дискуссию – скорости не хватает. Мы ее, эту скорость движения мысли, и нарабатываем. Поэтому успеваем только один круг пройти, вернее, полукруг. Сегодня попробуем выступить в обратном порядке, так сказать, сделать возвратное движение пружины и запустить ее по новому витку. Сначала Настя, потом Аня и так далее, сами помните.
По вере вашей
– Ответственность первого выступления лежит на мне сегодня. Поэтому я решила представить иерархические цепочки. Они ближе всего к эволюции и этике. Вот, смотрите, например, пространство. Если брать астрономические масштабы, пространство планеты является составной частью пространства солнечной системы, которое в свою очередь является частью галактики и далее метагалактики.
– А та является частью беспредельной вселенной или универсума, – перебил ее Валентин, – знаем мы такие слова.
– Не надо меня перебивать, – осуждающе посмотрела на него Настя, – Любое изменение масштаба, как категории, несет с собой кардинальное изменение и условий. Ведь вы не будете утверждать, что лужа, озеро и море это одно и то же? Нет, потому что они несут собой разные условия. В луже никто не будет ловить рыбу, а в озеро запускать океанские лайнеры.
Что собой представляет материя планеты, к которой все привыкли и считают ее единственно возможной? Это вещество, к которому с некоторых пор ученым пришлось добавить и энергию. Хотя, как потом оказалось, вещество – это те же самые сгустки энергии, но их условились называть элементарными частицами. Так вот, условия планеты – это всевозможные проявления и взаимодействия энергии.
Тогда встает вопрос: а за какие же условия на планете отвечает тот факт, что она является частью солнечной системы? Ответ прост и лежит на поверхности: это свет, который волна условиями солнечной системы и частицы одновременно условиями планеты. И еще он отвечает за жизнь. Только являясь частью целой системы, планета может себе позволить похвастаться жизнью на ней.
Самостоятельно она себе такие условия не обеспечит.
А что же привносит в общую картину условий тот факт, вернее, то обстоятельство, что планета является частичкой такой огромной, но далекой Галактики?
Некоторые источники говорят, что это дух. Тот Дух, который Отец вдохнул в человека. А Метагалактика – те условия, которые есть Огонь жизни Отца, а, стало быть, и человека.
– Доказать можешь? – опять не удержался Валентин. – И в чем практическая ценность таких знаний?
– А практическая ценность в том, что это всё присутствует здесь и сейчас! Но некоторые живут только энергией, приземлено, животом своим и толстой кожей, некоторые, нисколько не умаляя важности энергии, тянутся еще и к свету, просветляясь и просвещаясь, и таких много! А есть такие, которые и дух пытаются распознать в его проявлениях и тем в галактические условия войти, правда, осознанно условиями уже трех иерархически различных проявлений живут немногие. Вы ведь не будете утверждать, что нет между жизнью таких людей разницы? Хотя внешне не всегда можно отличить. Но зафиксировать тот момент, когда в энергетическом, животном начале появляется мудрость Света или воля Духа можно. У человека появляется тяга к знаниям, потребность преображаться. И сначала это умопостигаемые какие-то осмысления других параметров жизни. Ведь только достигнув определенного уровня просвещения, можно прожить внутренне его отличие от предыдущего. Согласитесь, многие принципы, известные нам, относятся к миру Духа, а некоторые и к Огненному миру, только надо увидеть разницу точно так же, как видна разница в обозначаемых одним и тем же словом жажде знаний и жажде, как сигналу физиологической потребности организма, обусловленной недостатком воды.
Настя замолчала. Ей показалось, что она занимает слишком много общего времени, а множественные картинки, возникающие как ответвления от основной ветви повествования, могут появляться бесконечно.
Аня поняла, что ей сейчас предстоит сделать то, о чем она сама мечтательно проронила фразу в прошлый раз. Ей предстоит попытаться направить весь этот поток, всю эту неуправляемую силушку в определенное русло. И в ней вдруг вступили в спор два начала её выступления. Одно было связано с именем Аня, как имеющим иньскую окраску, или дополняющую зеркальность имени Яна, а второе было связано с уравновешенной целостностью имени Анна.
Первое начало было «надо» и связано было с тем, как Матерь Мира через Владыку Кут Хуми и Владычицу Наду (Богиню Преображения) возожгла Новый Огонь Жизни. А второе было «есть» и «всё во всём», когда вышестоящее в нижестоящем отражении есть, но проявляется лишь тягою к нему. И в трудном споре победило третье:
– Если не будет нового понимания человека, пойдет тупиковое развитие цивилизации. Понимание формируется особенностями восприятия. Восприятие отражает общее и частное представление о жизни. Жизнь складывается условиями. Условия формируются словом. И когда ты что-то сказал, ты включил условия, указал слову, как примениться, процессуально. Это что-то вроде алфавитности жизни. Как слова складываются из букв алфавита, и появляется либо смысл, либо бессмыслица, так и поток слов образует то русло, по которому утекает жизнь, или сливается в реки и собирается в океан жизни.
Интересно, ведь вода, дождем пролитая, начинает свой очередной путь совершенно чистой, как и душа человека. И так же сверху опускается. И само слово «дождь» содержит в себе интересный текст: «Домом Отца жизнь данная». Случайностей не бывает, – неожиданное окончание и вывод сделала Анна и умолкла.
– Скучноватая у нас сегодня философия, – вздохнул Валентин, – одни нравоучения.
– Подожди, дойдет до тебя очередь, тогда и повеселишь, – остановила его нетерпеливо Виктория, а в во-з-духе (духе Воли Отца знания) фраза, произнесенная ею расщепилась на составляющие: по-ДО-жди…ДО-йдет…О-чередь…по-весе-лишь. А далее – еще на более глубинные части и частички, отчего возожглись сокрытые и дремлющие силы, пробудился их интерес к дискуссии. И это обстоятельство привело к тому, что Валентин не унялся, а, наоборот, соскользнул в неведомую извилину сплетения этих сил и буквально выпалил:
– Железный век науке должной не мог духовности принесть. Низверглись дикие надежды бездомной своры. Было, есть еще, быть может, посрамленье, которое отнюдь не мщенье и уж, тем более, не лесть, а отмирание личины, той скорлупы, в коей причины глухослепого взгляда в Весь. Теперь гармонией единой попробуй пропасть напитать. И Нады мощь – прощанье с тиной, и Ника поднимает рать, и на пути к преображенью зовет дитятей Мира Мать и помогает по ступени огромный путь одолевать. И вот прощеное пространство, со всем, что вверено ему, открылось новому…– он так же внезапно замолчал, как и начал, добавив, – чего-то вы еще не договорили, не хватило мне.
– А кто тебя просил влезать вне очереди? И мне перебил, и сам недосказался, – обиделась Виктория, но момент был уже упущен, и мысли в голову не шли. Вихреподобная стремнина достигла следующего участника, и в голове почти каждого зазвучало откуда-то: «Как сказка, как песня, Алеся, Алеся».
– Вот мы и узнали, что технология Валентина связана с возмущением пространства. А он узнал, что возмущение это наиболее продуктивным образом работает, когда имеется достаточный объем материала, или, когда подготовка субъекта позволяет произвести более полную расшифровку уже имеющегося, – начала Алеся и, не давая перебить себя, продолжила. – Если доподлинно известно, что Отцы и Матери, Ипостаси и Управители, Владыки и Владычицы, Учителя и Мастера, все иерархи стремятся вывести человечество на новый уровень, а Человечество просто в большинстве своем не способно принять эту помощь, то что получается? А получается, что Они видят существующие пути и возможности, а мы, в большинстве своем, нет! А ведь Они, несмотря ни на что, продолжают каждый исполнять свое предназначение, перестраиваясь всякий раз, когда мы сумели что-то впитать. Вот, мы тупим, получается. Если бы ученые умы переключить с физики материи на физику Духа, наверняка очередной прорыв получился бы.
– Состояние науки, отвергающей духовность, характеризует ее бессознательное, животное сознание, – все-таки вклинился Валентин, и, поняв, что до нее очередь может не дойти, в диалог вступила Рита:
– Не стоит сужать возможный прорыв науки. Чтобы спор не угас, не остыл, надо ей подбрасывать темы, парадоксы там, или дилеммы.
Надо культуре пинок тоже дать, чтобы смотрела, Отец где и Мать, чтобы не шла больше на поводу тех, кто ужасен, чье место в аду.
Надо религию тоже привлечь: сколько дровами топить можно печь? Где же развитие, где обновление? Путь к возжиганию от омовения?
Стало быть, каждому дело найдется, кто пробудится – лицом обернется к Тем, кто готов нам всегда помогать. Чело! Отец твой с тобою и Мать!
Круто взойдем, вот как всё обернется! Только всю гадость забыть нам придется: все отчужденности, предубеждения, враки и прочие пакости тления.
Рита, наверное, еще долго могла бы реперить, но поднятый ею вихрь слов и эмоциональность детской подачи философских размышлений оживили всех, даже Эмиля, и он не удержался от реплики:
– Круто, Марго, ты сейчас снесешь потолок в этом помещении! Или размажешь всех по стенке. Смилуйся, слишком большую порцию мозги не осилят.
Все зашумели, образовались группки спорящих, и пространство, будто остекленевшее перед тем, треснуло от напряжения, рассыпалось множеством мелких осколков, которые уже было не собрать.
Яна увидела всю эту картину и почувствовала, что даже Эмиль не в состоянии так сразу всё сшить, синтезировать, соткать из энергий, света, духа и огня некую цельность. Нужен был перерыв для созревания новых идей. И она прервала дискуссию:
– Опять нам не хватило какого-то опыта. Нас действительно размазало по стенам. И так быстро, как позволяет нам наша действительность, мы не соскоблимся с них. Поэтому объявляю перерыв до следующего заседания, которое состоится снова на четвертый день. Сегодняшняя дискуссия была очень результативной. И хотя мы еще не дошли до какого-либо планирования или систематизации, но слои пространства всколыхнули приличные. Прямо как при землетрясении.
– Интересный получается ключ один-четыре-семь, – произнес Эмиль, когда они вышли на улицу, – не находишь это любопытным?
– Так мы и идем четверичным ключом управления-насыщения. Надеюсь, и другие начнут проявляться своей закономерностью. Меня интересует десятка, которая за семеркой. Должен сработать интеллект.
– Надеешься или веришь? Или знаешь? – уточнил Эмиль.
– Это ты к тому, что действеннее? Так всем известно, что по вере дается.
Ключевые закономерности
– Да, уж если стремиться к цельности, то надо бы побольше полезных включений, укрепляющих веру, – продолжил Эмиль, видимо, неудовлетворенный тем, что не получил возможности высказаться в группе. – Перед человеком открылась такая перспектива, что, пожалуй, главной целью жизни шестой расы станет образование, так же, как в пятой была культура. И образование так стремительно начнет образовывать самого человека, что преобразится в его культуру, его науку, его главную философскую тенденцию, поскольку окультуривание, то есть создание традиций или более примитивных аналогов, так же, как и философские наработки, будут неимоверно быстро устаревать. По-моему, должна возникнуть какая-то новая форма, образующая огненную сферу вокруг растущего остова. Остова, а не основания, пьедестала.
– Вот ты и подумаешь над этим на досуге. Извини, Эмиль, но я сильно устала, ведь мне еще приходилось сорганизовывать хоть какую-то цельность работы и отслеживать реакцию пространства и возможные проявления через него любопытствующих элементов.
– То есть ты хочешь сказать, что на сегодня наше общение закончено?
– Ну, почему же, можешь провести, можешь в кафе пригласить и угостить чем-нибудь, только никаких серьезных разговоров. Мне сейчас это противопоказано, – Яна на секунду остановилась, давая Эмилю время на раздумье.
– Так мы уже почти на месте, – обрадовался Эмиль, – вот скамейка, на которой мы сидели, и ты рассказывала о кольцах Соломона. Я еще тогда ничего не понимал и просил потом Алима разъяснить. А ты просто отрабатывала на мне какую-то свою технологию и делала вид, что делишься секретами.
– Но ведь ты тогда был совсем другой, хотя это «тогда» было пару месяцев назад, даже меньше. Слушай, Эмиль, а ведь ты идешь семимильными шагами. Сегодня я уже воспринимаю тебя, как мастера. Давай, колись, где такие способности раздают, – в словах Яны была большая доля правды и в отношении быстрого роста Эмиля, и в отношении желания проникнуть в эту тайну, даже если для этого приходится признавать, что он опережает ее в своих наработках.
– Тогда пойдем в кафе, где мы все впервые объединились в группу устремленных и пошли к Алиму.
– Помню, помню, как он своей грудью защищал тебя от двух хищниц, хотя мы никогда таковыми и не были. И согласись, наше знакомство пошло всем на пользу.
Летняя площадка кафе была пуста, с нее даже убрали столики, а закрытая часть представляла собой маленькое полукруглое с витринным стеклом помещение и несколькими высокими стойками.
– Не повезло тебе, юноша, – произнесла, взглянув на все это, Яна, – стоять у меня нет никакого желания, так что кофе отменяется. И это на сегодня всё.
Эмиль еще не сообразил, что ответить, как они снова оказались на аллее. И тут фортуна порадовала сюрпризом: они лицом к лицу столкнулись с Милой и Алимом.
– Вот мы вас и разоблачили, – произнесла Мила.
– А мы и не прятались, – усмехнулась ей Яна, – это вы всегда такие таинственные и недоступные пониманию простых смертных.
– Мы о вас только что говорили, – обрадовался Эмиль в надежде, что Алим что-нибудь придумает. И не ошибся.
– Судя по вашему виду, – произнес Алим, – вы сейчас бесцельно дрейфуете после недавней баталии в надежде попасть на какое-нибудь мероприятие, где можно отдохнуть или беззаботно развлечься. Так такое имеется в нашем меню. И недорого: всего в обмен на ваше согласие и время, там проведенное.
– Заманчивое предложение, но с каким-то подвохом. Нельзя ли подробнее? – поинтересовалась Яна.
– А я догадываюсь, – понял сразу Эмиль, – только это вовсе не увеселение, или, по крайней мере – не для нас. И вернешься оттуда, как выжатый лимон.
– Решайте сами, но предложение действительно только сегодня. Хотя есть выбор блюд: один восьмидив на тему «Иные смыслы в творчестве поэта» и второй «Чем так опасны царственные споры».
– Пусть, как Эмиль скажет, так и будет, – притворилась безразличной Яна. Но язык Эмиля не мог так повернуться, чтобы сказать «нет». По этой и еще по одной причине он с явным усилием произнес:
– Да.
– Что «да»? Какой выбор? – переспросил Алим.
– И то, и другое в комплекте, – уже более спокойно произнес Эмиль, – только уточни, это было эксклюзивное предложение? Желают видеть именно нас?
– Удивительная догадливость. Только не заставляй меня подтверждать все остальные твои прозрения или подозрения, потому как с того самого момента, когда ты сказал «да», стрелки часов начали отсчет времени и пошла подготовка декораций. Пойдем пить кофе, что ли, а то я вижу, для вас в этом кафе не нашлось места.
– Ой, и не говори, Алим, столько бездельников развелось, что бедным студентам негде после тяжких трудов расслабиться. А что такая спешка или аврал? Только я не поняла, как это: «восьмидив»?
– Если вы думаете, что это восемь вместо семи и диван вместо нар, то сильно ошибаетесь. Это немного иное. Как мне по секрету стало известно, это сокращение от «временная ось моментального изменения действительности и возможности».
– А почему слово «ось» задействовано полностью, – поинтересовался уже Эмиль.
Алим ничего не ответил. Он вдохнул воздух всей грудью и, выдохнув его, произнес:
– Скоро начнутся ночные заморозки…
– Замечание, которое вряд ли кто возьмется оспаривать в середине октября, – проронила Мила, и далее каждый шел, погрузившись в своё, но все пытались заглянуть на час вперед.
Уже в квартире у Алима Яна, давая проявиться своему любопытству, а, может, чтобы заполнить время ожидания обещанных действий, поинтересовалась у Милы:
– Одна ты у нас сокрыта от общественных глаз. Никто не знает, какими событиями наполнено твое время? А интересно все же знать.
– Как раз сейчас и узнаешь. Это я получила приглашение на восьмидив, но только с условием, что приведу туда четверых теофитов. Но только одно обстоятельство зависит уже не от меня. Надо пройти через трансконтроль. Не пройдёт один – не пройдет никто. Хотя Алим что-то придумал. Сейчас расскажет. Минуточку терпения.
– Давайте по чашечке кофею-с, – Эмиль принес поднос с горячим благоухающим напитком, а Алим следом – бутерброды.
– Коллеги, – начал Алим, – мне поручено провести скольжение группы сквозь портал. Есть два варианта, и на каждый из них свой ключ. Один называется «Поэты со второго ряда», а второй – «Гвозди и загвоздки мудрецов», – Алим показал две папочки с листами, – правда, оригиналы мне архивариус не дал, но разрешил сделать копии, предупредив, что могут быть искажения. В случае неудачи предлагал провести ваши фантомы. Но и тогда, сказал, тоже могут быть искажения и придирки адаптаров.
– Это где же такая литература водится, – поинтересовалась Яна, – приобрести можно?
– Это вряд ли. Здесь не значится тираж. Это эксклюзив. А в спецхранилище просто так не попадешь. Да и меня только в рабочую комнату пускают и приносят то,
Обсуждения Капризная этика пространства