1.
Я родился в ту самую ночь, когда Дом Кенафин напал на Дом Хансзрин. Напал и стёр его из памяти Подземья, присвоив себе его положение в обществе, его стада рофов и, конечно же, его имущество: начиная от самой усадьбы и расквартированных в ней простолюдинов заканчивая многочисленными рабами, среди которых были и дроу, и не-дроу.
Моя мать - Матрона-Мать Дома Кенафин, женщина-дроу по имени Кирнилл. Отца я не знал. И это была самая маленькая проблема, с которой мне предстояло столкнуться. Моя мать родила меня в домашнем Святилище под песнопения моих старших сестёр, всех поголовно рьяных жриц Паучьей Королевы, о существовании которой я тогда и не подозревал. Не подозревал я и о том, что самая старшая из них, слишком высокая и слишком широкая в кости Бриза, уже тянет руки к жертвенному кинжалу, чтобы пригвоздить моё только начинающее биться сердечко к холодному камню алтаря, куда меня положили руки другой сестры Майи после выхода в этот мир.
Видите ли, так уж совпало, что я родился третьим. А третьи сыновья в семьях благородных дроу всегда приносятся в жертву тому самому божеству, о существовании которого я пока ещё не подозревал. Однако судьба оказалась ко мне милостива, потому что Бриза так и не пронзила меня кинжалом тогда. Где-то на штурме дома Ханзрин Ллот забрала к себе одного из моих старших братьев – магический огонь вражеского мага не оставил от него даже обувных пряжек, чтобы напомнить о том, что когда-то существовал на свете такой дроу по имени Дурдин Кенафин. Он умер. Я выжил.
Своё детство я провёл сначала под бдительным присмотром няни-рабыни из поверхностных эльфов. Говорят, она вскормила и вынянчила не одно поколение принцев и принцесс дома Кенафин. Я запомнил её, как бледную тень самой себя, одетую в мешковатое платье и с длинными седыми волосами, закрывающими изуродованное лицо. У неё были отрезаны кончики ушей, выколоты глаза, а щеки выжжены клеймами в виде эмблем дома Кенафин. Но, несмотря на всё, что с ней сделал мой народ, она качала меня на руках, пела мне колыбельные на своём певучем языке и дарила мне всю любовь, на которую было способно её обречённое на вечные муки во тьме сердце.
Я провёл в её обществе первые несколько лет жизни. Наверное, это были самые счастливые годы моего детства, потому что, едва научившись ходить и говорить, я стал полноправным членом общества дроу. Мне дали имя Фараун, фамилию Кенафин и не успел я оглянуться, как моя жизнь в одночасье стала не только насыщеннее на события, но и богаче на ощущения. И именно тогда я впервые узнал, что существует такое страшное слово как «этикет»… и впервые узнал, каков на вкус удар змееголовым хлыстом по голой спине.
Я поступил на услужение Майе, одной из моих старших сестёр, жрице Ллот и хранительнице домашнего святилища по совместительству. Я жил в святилище, спал на соломенном коврике в нише между огромными обсидиановыми пауками под начищенным до блеска сводом. Это было единственное место, где я мог не опасаться нарваться на удар змееголового хлыста, потому что с двух сторон меня охраняли каменные чудовища, слуги Ллот, а с третьей, тыльной, была монолитная чёрная стена.
Я редко чувствовал себя в безопасности. Натирая до зеркального блеска пол, я подсознательно ждал того, что в любой момент меня могут ударить. Смахивая пыль с изображений Паучьей Королевы, я старался, чтобы каждое моё движение говорило о смирении и подчинении, потому что знал, что стоит Майе углядеть хотя бы намёк на обратное, то наказание последовало бы незамедлительно. В присутствии сестёр или Матери-Матроны, я молчал и старательно фокусировал взгляд на собственных босых ногах. Однако жизнь успехами меня не баловала.
Мне было пять лет. Я был очень любопытен, и обычай смотреть в пол без видимой на то причины был мне непонятен. Я часто поднимал взгляд и говорил без проса. И получал за своё неповиновение почти всегда. Особенно старалась Бриза. Чем старше я становился, тем больше уверялся в двух вещах. Первая: она ненавидит меня за то, что я – мужчина и бьёт меня потому, что я маленький, слабый и не могу ей ответить. Вторая: я ненавижу её в ответ, потому что она большая, сильная, со змееголовой плетью и ей за то, что она меня бьёт, абсолютно ничего не будет.
В шесть лет я впервые в жизни чуть не умер. Я как раз протирал так полюбившихся мне обсидиановых пауков от скопившейся за день пыли, когда в святилище ворвалась Бриза. Видимо, она была чем-то очень расстроена, потому что едва завидев меня внезапно разразилась диким криком:
- Это ты во всём виноват, гадёныш!!! Из-за тебя я не только выставила себя полной идиоткой перед кучей простолюдинов, но и опозорила дом и Матрону-Мать!!! Жалкий ублюдок!! Презренный щенок!! Я возьму твою жизнь в оплату своего позора!!!
Я только и успел, что выронить ветошь, когда увидел, как она вынимает свой хлыст и замахивается. Не успела мягкая тряпица упасть на пол, как я уже со всей доступной скоростью карабкался вверх, используя вырезанные в стене паучьи лапы, как ступеньки. Бриза, остановив замах на полпути, с воплями ярости бросилась за мной. Гулкие звуки её подкованных серебром каблучков на сапожках о зеркальный камень пола не предвещали мне ничего хорошего и подстёгивали меня к более активным действиям по спасению собственной жизни. Это был первый раз в жизни, когда я осмелился не только ненавидеть жриц Паучьей Королевы, но и избежать кары.
Левитировать я пока ещё не умел, ровно, как и выпускать безвредный волшебный огонь. Майя считала, что такую бестолочь как я, годную только на то, чтобы с тряпкой ползать по Храму, учить чему-либо другому совершенно необязательно. С трудом взбираясь на высокий парапет второго яруса, я был с ней не согласен, потому что своим отказом она поставила нас в неравные условия. Бриза-то левитировать умела…
Но я всё же был быстрее, и именно отменная реакция, выработанная горькой практикой пережитых истерик, во время которых Майя любила использовать меня как живую мишень и забрасывать пыточными проклятиями, помогла мне избежать первой встречи с хлыстом, когда сестра с похвальной скоростью и мастерством впорхнула на парапет. Не желая искушать судьбу и чувство юмора Богини, я со всей возможной прытью припустил по парапету, ловко лавируя между ставшими за три года родными каменными пауками. Почему-то я знал, что они не дадут меня в обиду. И дело было даже не в Ллот и её божественной магии – просто и я, и они, были узниками этого огромного зала с алтарём, зеркальным полом и зеркальным потолком. Они были заточены в камень, а я… а я был пленником своего рождения. Мне по праву рождения положено было много страдать. «Чтобы не бунтовал», как выразилась однажды Майя в разговоре с Матерью Кирнилл, когда думала, что я не слышу.
Но вернёмся к тому вечеру. Мне удавалась избегать хлыста первые минуты погони довольно успешно. Однако ничто не вечно, и моя удача тоже испарилась довольно быстро. Бриза была высокая и крупная, ноги у неё были длинные. Куда мне с моим росточком в метр с кепкой, против неё. Хлыст с хищным шипением рассёк воздух, и несколько пар ядовитых зубов вонзились мне в плечи, лопатки и шею. Яд попал в кровь, перед глазами всё поплыло, ноги стали ватными, а сама сила удара просто смела меня с парапета вниз.
Краткий миг полёта с высоты в десяток метров сменился обжигающей болью в сломанном плече. Я впервые ломал кости, и ещё не знал, что и это можно стерпеть, не издав не звука. Мой пронзительный вопль, наверное, был слышен даже во дворе. А Бриза… ей только этого и надо было.
Спланировав вниз, она довольно оскалилась, глядя на меня сверху вниз: беспомощного, воющего от боли в сломанных костях и полностью предоставленного её милости. Последнее, что я ясно запомнил, было то, как она, сверкая большими красными глазами, заносит плеть снова и снова, и я истошно кричу, потому что боль буквально разрывала меня на куски. Плечо, спина, плечи, шея, грудь, ноги, живот и лицо – всё горело огнём. Я молил Богиню, чтобы даровала мне забвение, но Королева Пауков посчитала, что я и так справлюсь.
Будь её воля, сестра бы и ногами меня пинала. Но, к моему счастью, не успела, потому что я и без того кричал очень громко и на мои крики сбежался весь Дом Кенафин, включая Матрону Кирнилл и нелюдимого домашнего мага, мужчину по имени Малар, которого я видел от силы-то раза два за всю свою жизнь и который приходился мне братом. Старшим братом. Его присутствие многое решило в тот день – моё почти бездыханное, наполненное ядом и избитое тельце оставили именно на его попечение. Если бы он не пришёл, и не высказал своё тихое слово, то Бриза засекла бы меня насмерть. А я даже не знал бы за что…
Очнулся я только три дня спустя, слабый и чуть живой, и осознал, что нахожусь уже не в ставшем привычным святилище с моими друзьями-пауками, а лежу в незнакомой постели на мягкой подушке и укрыт чем-то большим, мягким и тёплым. Правда, тепло это я ощущал весьма посредственно – ваш покорный слуга из-за обилия смоченных в целительных мазях бинтов больше походил на забальзамированную мумию, чем на кого-либо живого.
Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни головой. Максимум, что я мог так это двигать глазами и то уставал от этого занятия так, будто всю ночь провёл, полируя алтарь. Однако тогда и это казалось мне огромным достижением, потому что значило, что удовлетворить своё не к месту разыгравшееся любопытство я вполне способен.
Итак, это была комната. Довольно большая комната. В ней хватало места и для очага, и для книжных полок, забитых фолиантами, свитками и разными другими блестящими штуковинами, которые опознать я не смог, как ни пытался, и для постели, на которой я сейчас лежал, и для большущего письменного стола с золотым подсвечником. В подсвечнике горела свеча, и её свет больно резал мне глаза каждый раз, когда я смотрел непосредственно на огонь. А за письменным столом скрючился в три погибели над какой-то рукописью невысокий худощавый дроу в тёмно-пурпурной мантии.
Почувствовав на себе мой взгляд, он резко поднял голову, отчего его короткие белоснежные волосы сверкнули в свете снежной белизной, а в тёмно-синих глазах заиграли зелёные искорки. Потом обернулся ко мне, и улыбнулся. Это была первая добрая улыбка, которую я видел в своей жизни. Никогда я не пугался так сильно, как в тот самый момент, когда её увидел.
2.
Учеником Малара я так и не стал, хотя он и утверждал, что у меня к волшебству есть все необходимые способности. Просто я не хотел становиться волшебником – все эти высокие материи пугали меня едва ли не сильнее, чем шестиголовые хлысты моих сестёр-жриц. Я искренне уважал Малара за его столь непривычную мне доброту, смелость и магическое искусство, но, видит Ллот, не чувствовал себя готовым последовать по его пути.
К тому же, для ремесла воина у меня тоже были все необходимые способности. Жизнь в домашнем святилище бок о бок с алтарём, обсидиановыми пауками и вспыльчивыми и скорыми на расправу жрицами сделала меня ловким, выносливым и молчаливым. Прятаться я научился раньше, чем правильно произносить собственное имя, а природное любопытство позволяло мне усваивать новые знания буквально на лету. Думаете, хвастаюсь? Ничего подобного! Практикой проверено.
Я прожил у Малара в общей сложности три полных года. За это время я не только научился читать и писать, но и прочёл большую часть библиотеки своего брата. Это были обычные книги – к магическим меня не подпускали охранные заклинания, наложенные им загодя. Когда я осмелился спросить его, зачем он это сделал, то получил исчерпывающий ответ:
- Ты думаешь, что я не доверяю тебе, братишка? Зря, потому что это не правда. Я доверяю тебе больше, чем кому-либо в этом доме. Но я не доверяю этим книгам…. Ты даже представить себе не можешь, какое зло хранят их страницы…
Но, несмотря на ужасы заколдованного шкафа, чьи обитатели почти каждую ночь пугали меня потусторонними шепотками на разных незнакомых языках, скрипами, скрежетами и рычанием вперемешку с истеричным демоническим смехом, книги всегда вызывали у меня живой восторг.
Они были разными эти книги: интересные истории о волшебниках, драконах, дартиирах и рыцарях-людях, которые Малар называл сказками и объяснял, что на поверхности их читают детям на ночь, мифы и легенды народов Верхнего мира, описания животным и растений, попались даже несколько сборников эльфийских стихов и один человеческий песенник. Помню, я очень удивлялся, когда читал про любовь, сострадание, дружбу, которые неизменно преследовали героев из одной истории в другую.
Я спрашивал Малара, но тот мало, что мог объяснить, потому что и сам понимал меньше половины из того, про что там было написано. Однако трудности перевода не стали большой проблемой, потому что, несмотря на то, что я путался в романтических отношениях между героями, политическая подоплёка в виде дворцовых интриг, подсыпания яда в вино из потайного отделения в перстнях, метких ударов кинжалами под рёбра из-под полы плаща была мне более чем понятна. Ещё бы, ведь я жил в обществе, где всё это было обычным делом.
К концу второго года я уже довольно свободно владел не только своим родным языком, но и мог внятно изъясняться на языке гоблинов, орков, кобольдов, хорошо понимал язык глубинных гномов, дартииров и людей. Малар так же научил меня паре простых слов на языке стихийных духов: воды, огня и земли. Он говорил, что если я, не дай Ллот, окажусь на поверхности один и в светлое время суток, то мне понадобиться любая помощь, которой я смогу воспользоваться.
К концу третьего года, я не только окреп физически и умственно, но и попал в поле зрения мастера оружия Дома Кенафин по имени Фзул. Это произошло вечером, когда свет Городских Часов, которые все дроу Чед Насада по привычке называли Норбендаль, почти погас. Я шёл из домашней библиотеки, нагруженный нужными для исследований Малара свитками и фолиантами так, что едва не скрывался под ними целиком.
Было довольно поздно, поэтому я не рассчитывал никого встретить и почти не смотрел куда иду, потому что был слишком увлечён тем, чтобы не упасть самому и не дать упасть той горе бумаги, которую нёс. Однако годы беготни по парапетам в святилище не прошли даром и здесь – равновесие я держал довольно ловко. И тут со мной случился мастер Фзул.
Знаете, есть неприятности… и есть Неприятности. Мне повезло с последними. Не видя ни гоблина из-за книг, я со всего маху налетел на не успевшего (хотя скорее не возжелавшего) уйти с моей дороги оружейника. БУХ! И двойной шмяк. Столкновение выбило меня из равновесия, тяжёлые книжки в это же мгновение вылетели из моих рук… и посыпались на распластавшегося на полу оружейника, которого в свою очередь выбил из равновесия ваш покорный слуга. Сколько нового я о себе узнал в тот вечер!... и с каким артистизмом всё это было озвучено!.. в пору бежать за блокнотиком.
Собственно, я и побежал, но не за блокнотиком, а спасая свою жизнь. Мастера Фзула я знал не лучше Малара в своё время и нутром чувствовал, что если он возьмётся меня бить, то ни одно снадобье брата-мага меня уже не спасёт. Далеко я не убежал, потому что почти сразу почувствовал на своей лодыжке чьи-то цепкие, но совершенно незнакомые пальцы. Равновесие снова ушло прогуляться, и я поцеловался с каменным полом и погодя больно приложился животом в жёсткие корешки разбросанных по всему коридору книг.
- Далеко собрался, паучок?
Я поднял голову и почти что нос к носу столкнулся в иссечённой шрамами физиономией оружейного мастера, которая смотрела на меня парой больших красных глаз, которые у меня почему-то вызывали смутные ассоциации с демоническим огнём. Некоторое время мы смотрели друг на друга (я собрал в кулак всё своё нехитрое мужество и не дал ни одному мускулу на лице предательски дрогнуть), потом Фзул неожиданно усмехнулся, сверкнув белыми зубами и, одним движением руки вздёрнув меня на ноги, почти дружелюбно так поинтересовался:
- Уж не тебя ли это Бриза года три назад по Храму гоняла, как каменную крысу, а, паучок?
Я только и смог, что тихо то ли пропищать, то ли прохрипеть (от волнения голос отнялся):
- Да.
Усмешка на жутковатом лице тёмного эльфа стала шире, а рубиновые глаза вспыхнули ещё ярче, чем напугали меня ещё больше:
- Дерзко, очень дерзко. А правда ли это, что ты умудрялся уклоняться от каждого второго удара змееголового хлыста, когда убегал?
- Простите, я не помню, - ответил я уже более твёрдым голосом и не соврал.
- Жаль, очень жаль. Из тебя мог бы получиться хороший воин, способный отстоять честь Дома Кенафин и принести ему ещё большую славу и почёт. Хочешь быть воином?
Я постарался кивнуть как можно убедительнее. Потому что быть воином я хотел, наверное, больше, чем убить Бризу Кенафин. В моём воображении быть воином значило в той или иной степени управлять своей жизнью. И я упорно хватался за эту мысль, потому что надеялся, что потом, повзрослев, смогу не только отомстить за свою боль, но и мечом расчертить себе свою собственную нишу в этом аду. О большем, я не смел и мечтать, из опасений, что Богиня заинтересуется моими мечтами и тогда жизнь можно было бы смело считать пропавшей за зря.
Фзулу мой ответ понравился, потому что он перестал усмехаться и теперь только оглядывал меня своими светящимися демоническими глазищами. Я терпел. Знал, что смогу стать воином только под его руководством и только благодаря его рекомендациям, отзывам и другим его словам, имеющим ко мне отношение, смогу получить то, что называлось «путёвкой в большой мир». Как видите, в девять лет я уже довольно точно представлял, чего именно хочу. Немногие в этом возрасте могли этим похвастаться.
- Как тебя зовут?
- Фараун Кенафин.
- Младший принц, значит?
Я не ответил. Впрочем, оружейник ответа и не требовал. Вместо этого задал новый вопрос:
- Какое оружие тебе больше всего нравиться, Фараун Кенафин?
- Меч, - ляпнул я первое, что пришло в голову, а потом нерешительно добавил: - И кинжал, может быть.
Оружейник задумчиво хмыкнул, оглядывая мою худенькую совсем не презентабельную фигурку. А потом утвердительно кивнул и сказал:
- Пойдёт. Сколько тебе лет?
Я прикинул годы по пальцам, прежде чем ответить:
- Девять.
- Мал ещё… да ничего. Увидимся через год, паучок!
И ушёл. Хотя уместнее было бы сказать, растворился во мраке коридора. Оружейник двигался совершенно бесшумно с грацией какого-то хищного животного с поверхности: усатого, клыкастого, когтистого и с длинным хвостом. Кажется, оно называлось кошкой. Так вот, Фзул двигался, как эта самая кошка. Красиво двигался. Я тоже так хотел. Но пришлось спешно собирать разбросанные книги. Малар хоть и был необычайно добр для тёмного эльфа, но жутко злился, когда его требования не исполнялись вовремя. В таких приступах злобы даже Бриза обходила его стороной.
Каким-то чудом, я успел вовремя, и буря не разразилась. Малар молча принял у меня фолианты и свитки и снова углубился в какие-то свои исследования. Я, стараясь двигаться как можно тише, прокрался в отведённый мне закуток в его комнатах и, упав на одеяло, служащее мне кроватью, почти мгновенно заснул. И снился мне залитый солнцем эльфийский лес и золотоволосый силуэт кормилицы, танцующей в солнечных лучах под звуки хорошо знакомой мне песни… было ли это сновидение знаком? Я не знаю. Я просто спал и наслаждался той красотой, которую случайно подсмотрел.
Весь следующий год прошёл под знаменем «паучка». Это была первая и последняя кличка, которую мне когда-либо давали. К десяти годам я ещё немного подрос, слегка оформился и даже перестал казаться таким болезненно худым, недокормленным ребёнком, каким казался раньше. Старая одежда стала мала, и пришлось идти в домашней портнихе за обновками, который я сейчас старательно снашивал. А Паучком меня начали называть с лёгкой подачи мастера оружия, который как бы случайно проговорился об этом в обществе моих старших сестриц. Я не обиделся. Я стал носить это прозвище со всей возможной гордостью, которая мне позволялась.
Но вскоре мне исполнилось десять, и то место, которое обычно занимал Малар, вскоре занял мастер Фзул. Занял очень прочно и очень основательно. Первое наше занятие я помню очень хорошо, потому что остался один на весь день и всю ночь в тренировочном зале. Мастер заставил меня выучить на зубок все и каждую надпись, которые украшали стены и потолок этого зала, сказав, что именно по этим принципам и будет складываться моя жизнь после того, как я выйду отсюда через десять лет.
Сами принципы были просты, понятны и одновременно наполнены глубинным смыслом, которого я пока ещё не был в состоянии постичь. Поэтому я просто заучивал их, как стих:
- Любое доверие глупо.
- Тьма одновременно и друг, и враг.
- Исполняй приказы и живи.
- Хвала Ллот; любая победа – её милость.
- Матроны знают лучше всего.
- Лучший нож – невидимый нож.
- Не доверяй никому больше, чем доверяешь себе.
- Те, кто следят за своей спиной, принимают смерть спереди.
- Идти вразрез с интересами Дома и Королевы, значит, идти в могилу.
И так раз за разом до того самого момента, когда дверь в тренировочный зал распахнулась и впустила в помещение мастера Фзула, который был слегка навеселе. Проходя мимо, он добродушно потрепал меня по голове и скрылся в своих покоях, бросив напоследок бодренькое «Молодец, паучок». Я посидел, посидел немного, потом кивнул сам себе, мол, да, действительно молодец, и продолжил монотонно бубнить свои девять заповедей. Я бубнил их до тех пор, пока оружейник не велел мне перестать бессмысленно сотрясать воздух и заняться чем-нибудь полезным. Например, смахнуть пыль с клинков на оружейной стойке. За этим занятием я провёл оставшуюся половину дня.
3.
Честно говоря, я не совсем уловил тот момент, когда не раз битый мальчик по имени Фараун «Паучок» Кенафин стал превращаться в молодого, довольно привлекательного и тёмного эльфа по имени Фараун «Паук» Кенафин. Всю свою жизнь я карабкался куда-то по огромной чёрной лестнице, у которой не было перил. Мастер Фзул просто увидел меня, схватил за воротник и, оттащив в сторону, заставил передохнуть. И дал время подумать и определиться…
Мастер Фзул оказался настоящим воплощением Девяти Адов. Он не видел во мне младшего принца Дома Кенафин. Он видел во мне всего лишь юного ничего не умеющего и не знающего, а потому криворукого, кривоногого и тупого ученика. А ещё он мне не доверял ничего мало-мальски стоящего – наверное, думал что сопру…
Я молчал и терпел, выуживая из его беспорядочных, подчас хаотичных уроков крупицы знаний. Метать ножи (по мнению учителя карьера воина начинается непременно с метания ножей) я научился сам – мастер оружия только поправил мою руку и в двух словах объяснил, как целиться и как бросать. На освоение этого искусства у меня ушло почти полгода. Потом мастер Фзул встал, похлопал меня по плечу и сказал:
- Молодец, паучок! А что ты скажешь на это… - и привязал к одному из моих ножей тонкую металлическую леску. Настолько тонкую, что я едва мог разглядеть её невооружённым глазом. Почувствовать мог, но не рассмотреть.
- Тонкая.
- Как паутинка, верно?
- Верно, - я начал понимать, куда он клонит. – Каждый паучок должен уметь плести свою паутинку, верно?
Он довольно усмехнулся, отчего вызвал у меня новый приступ ужаса. Всё-таки шрамы на лице – жуткая вещь.
- Быстро соображаешь. А самое главное – очень к месту. У нашего паучка пока что очень короткое жало. Я подумал, почему бы нам не сделать его чуток подлиннее.
Я кивнул. Идея мастера мне понравилась, и мы начали над ней работать. Метать кинжал с леской оказалось не в пример труднее, чем кинжал без лески. Леска постоянно норовила отклонить кинжал в сторону, сбить прицел и вообще всё испортить. Не говоря уже о том, что такие броски требовали больших усилий, чем обычные – я быстро выматывался и частенько резал пальцы о леску. Это нервировало. Пока я не задумался: а может дело не во мне?..
Едва эта мысль закралась в мою голову, она уже не желала уходить. Мне нужен был совет, наставление или что-то хотя бы отдалённо напоминающие первые два. Сидя в своей конурке рядом с тренировочным залом, я смотрел на нож и металлическую леску, привязанную к его истёртой от многочисленных прикосновений рукояти. Вроде бы сам кинжал не выглядел ущербным в той или иной мере: лезвие острое, баланс тоже в пределах нормы. Но почему тогда я постоянно промахиваюсь?! И тут взгляд притянулся к леске…
Мастер Фзул как привязал её к гарде кинжала, так она там и осталась. Между тем, я давно заметил, что на эфесе кинжала, как раз под шишечкой, находилось одна очень соблазнительная выемка. А что если привязать леску туда? А потом посмотреть, что же будет? Ну, я и привязал – ради интереса. Тогда я понятия не имел ни о стрелах, ни о мастерах эльфах с поверхности, которые считали своим основным оружием цепь с наконечником на конце, ни о чём-либо другом подобном. Это знание пришло позже.
Следующим утром, когда мастер Фзул в очередной раз исчез куда-то, и я остался один, ваш покорный слуга вдоволь наигрался со своей новой игрушкой. Управлять кинжалом с помощью лески, прикреплённой к эфесу, оказалось не в пример легче, чем к гарде. Но менее утомительной сама процедура не стала… впрочем, я очень быстро привык и со временем почти перестал обращать внимание на это маленькое неудобство.
Пять лет пролетело как один день: очень длинный и очень утомительный. Мастер Фзул, наконец, забросил свои исчезновения и занялся мной всерьёз. Я научился драться на ножах, метать кинжалы и любой другой предмет пригодный и не пригодный для метания и, собственно говоря, просто драться. Кроме того, мы начали осваивать такое оружие, как меч. Были дни, когда я хотел взвыть, вылететь вон из зала, найти Бризу и сказать ей: «Бриза, я так больше не могу. Убей меня, и покончим с этим». К счастью, таких дней было не много, и я умудрялся не думать о своей старшей сестре слишком уж часто.
За прошедшие пять лет я ещё больше вытянулся и ещё больше оформился. Теперь мы с учителем были почти одного роста и почти одного сложения. Только он со шрамами на лице, а я - без. У нас даже цвет глаз был почти одинаковый: насыщенно-синий, кажущийся почти чёрным при свете свечей и кроваво-красный во тьме. Мы по-прежнему называли друг друга «паучок» и «мастер Фзул», но эти слова давно перестали быть просто словами. Иногда мне казалось, что если бы у меня был отец, то он был бы очень похож на моего учителя, потому что я до сих пор не могу назвать ни одного случая, когда мы не поняли бы друг друга.
Он научил меня использовать свой природный дар к левитации и магическому огню и попутно отпустил пару ласковых в сторону Майи, которая сама должна была меня этому учить. Эти слова до сих пор иногда стоят у меня в ушах, и я подчас не могу совладать с собой и начинаю краснеть. Он позаботился о том, чтобы я раз и навсегда усвоил все девять заповедей, по которым жило общество, в котором мне предстояло жить, а три из них заставил зазубрить так, чтобы от зубов отскакивали в любое время дня и ночи. И не ленился устраивать проверки, которые я кое-как, но умудрялся сдавать.
Вот и сейчас мы сидели в моей коморке на том тюфяке, который служил мне кроватью. Я был в ночной сорочке и поддетых под неё повседневных брюках, босой и заспанный. Фзул Кенафин, сидящий рядом, выглядел куда более бодро в своей тёмно-синей тунике, чёрной рубашке и тёмных брюках, заправленных в высокие сапоги. На поясе у него висел кинжал в простых ножнах, но с большим голубым камнем, вставленным в эфес. У наших ног на полу горела свеча в серебряном подсвечнике, и хотя её свет неприятно резал нам глаза, никто из нас не делал попыток её потушить. Это было бы равносильно тому, что и провал вызова.
- Запомни, паучок, ничего в этом мире не стоит дешевле жизни. И если ты не будешь достаточно осмотрителен и дальновиден, то и оглянуться не успеешь, как окажешься трупом. Если положить на одну чашу весов твою жизнь, а на другую твои доспехи, твоё оружие, твою одежду и обувь, то вторая чаша наверняка перевесит первую. Итак, мальчик мой, кем ты хочешь стать, когда станешь совершеннолетним?
Вопрос застал меня врасплох.
- Я никогда не заглядывал так далеко в будущее, мастер Фзул.
Кажется, моя откровенность его позабавила.
- Но, всё же, если представить, что мы оба доживём до твоего совершеннолетия, кем ты хочешь стать, когда его достигнешь?
Тут я задумался, что называется, всерьёз. В конце концов, я решил быть откровенным до конца. Почему-то я знал, что если я скажу что-нибудь богохульное, то мой собеседник не побежит к Матроне-Матери, чтобы меня заложить.
- Я хочу попасть в Военную Академию и стать воином.
- А почему не магом?
- Не знаю. Магия, безусловно, полезная вещь, но посвящать жизнь её изучению я не хочу. Я вообще думаю, что каждый должен заниматься тем, что ему больше нравиться.
- Что ж, интересно. А ты никогда не задумывался над тем, что если бы ты стал магом, то смог бы убить Бризу намного раньше и намного быстрее, а, паучок?
Я на какое-то время застыл, полностью смятённый. И откуда он узнал? Не от Малара же, в самом деле. Немного прейдя в себя, я всё же смог выдавить:
- Я не хочу становиться магом, мастер. И убивать Бризу мне не за чем – она жрица Ллот и мы должны уважать её и чтить. Понятия не имею, откуда вы это взяли…
Он мне не поверил. По глазам видно, что не поверил. Да что там! будь я на его месте, я бы тоже такому сбивчивому лепету не поверил.
- Тебе надо научиться врать убедительнее, паучок, иначе пропадёшь.
Я кивнул и уставился на горящую свечу. А что ещё оставалось делать? Он раскусил меня, как гнилой орех. Так что я понял, что терять-то в сущности уже нечего, набрался храбрости и спросил:
- Как вы узнали?
Мастер оружия Дома Кенафин изобразил уже знакомую мне усмешку, которая могла значить всё что угодно. А потом совершенно ничего не значащим голосом произнёс:
- Малар – мой сын. Как и ты, впрочем. Раз уж я не могу ничего изменить, то, по крайней мере, должен быть в курсе всего, что с вами происходит.
- Как это? – ничего умнее мне в голову не пришло; ещё недавно я думал, как хорошо, чтобы мой неведомый мне отец был таким, как мастер Фзул, а тут – получи в подарочек. – В смысле, я имею в виду… как давно?
- Как давно – что? – усмешка стала чуть более кривоватой, чем обычно, а в синих глазах мастера… нет, моего отца (наверное, стоит начать привыкать называть его так) появился ироничный огонёк.
- Да всё! Сговор этот мужской, например…
- Сговор… никогда не думал об этом, как о сговоре, но пусть будет так, если тебе легче… с тех пор, как я стал, скажем, не так привлекателен, как раньше. Матрона Кирнилл больше не захотела видеть меня в своей спальне и выбрала себе другого патрона, но было уже поздно – она была уже беременна Маларом. Малар родился, проявил недюжинный магический талант и остался старшим принцем. После него родились Майа, Бриза и остальные, а потом Матрона Кирнилл по каким-то причинам вновь проявила ко мне интерес и, как результат этого интереса, родился ты. Если бы бывший младший принц Дурдин не отдал душу Ллот в ночь твоего рождения, тебя бы принесли в жертву Богине. С тех пор я за тобой и наблюдаю…
Я слегка поморщился и запустил пятерню в свою взлохмаченную со сна шевелюру. Волосы уже отрасли почти до плеч и я машинально отметил, что ещё чуть-чуть и можно будет вязать их в хвост. Краем глаза посмотрел на… отца и отметил, что тот тоже вяжет свои длинные (на ладонь ниже лопаток) волосы в простой и незамысловатый хвост. Ещё я отметил (давно, но это уже и неважно), что он своих боевых отметин на лице совсем не стесняется и даже, наверное, гордится ими.
- Откуда у тебя эти шрамы?
Фзул негромко фыркнул, чтобы не сбить пламя свечи, которая стояла на полу всего в полушаге. Коморка у меня была жуть, какая крохотная. Место у камина в комнате Малара и то было больше.
- В битве получил. Огненный шар взорвался в нескольких шагах и ожог мне лицо. Большую часть ожогов удалось убрать с помощью целительных чар и лечебных эликсиров, но не все. Переживать по этому поводу не стоит – шрамы украшают мужчину. В большинстве случаев.
Я не смог сдержать улыбки. Мой отец, оказывается, ещё и оптимист. «В большинстве случаев», как же. Но вместо этого сказал другое:
- Но ты по-прежнему мастер оружия, не так ли?
- Просто пока что не нашлось никого лучше. Но вернёмся к теме нашего разговора. Ты, паучок, хочешь стать воином. Причины – твоё личное дело. Заповеди ты учил. А теперь скажи мне вот что… с точки зрения воина, какие из них будут более чем полезны?
Ответ созрел мгновенно, потому что ваш покорный слуга выбрал наиболее привлекательные для себя положения заранее.
- Тьма одновременно и друг, и враг. Лучший нож – невидимый нож. Не доверяй никому больше, чем доверяешь себе. Те, кто следят за своей спиной, принимают смерть спереди.
- Хорошо! А как насчёт той, которая говорит, что любое доверие глупо?
Я подумал и пожал плечами.
- Она тоже хороша, но не везде подходит. Вернее, не со всеми. Одним можно доверять, другим наоборот нельзя.
- Ну, а что думаешь лично ты?
- Я бы не слишком полагался на доверие, когда стоит вопрос о моей собственной жизни. Это вполне естественно, как мне кажется.
Фзул некоторое время разглядывал меня, словно рядом с ним сидел не эльф, а какая-то безумно редкая букашка, которую совсем недавно пронзили булавкой и засунули под стекло. Чем мои суждения его так заинтересовали? Я был уверен, что половина тёмных эльфов вокруг думает так же. Что я ему и сказал минутой позже. Его реакция на мои слова поставила меня в эмоциональный тупик.
- В том-то всё и дело, паучок, что так, как ты, думают только некоторые наёмники из Брэган Д’Эрт, да ещё пара отщепенцев из служителей Ваэруна. Твои суждения подразумевают равенство, а в нашем мире равенства, увы, нет. Королева Пауков его не допускает.
- Так зачем нам такая Королева тогда?
Он снова усмехнулся.
- Хороший вопрос… если б ты знал, сколько раз я его себе задавал, то удивился бы… До твоего совершеннолетия осталось, как минимум, ещё пятнадцать лет ждать: пять лет здесь и ещё десять в Военной Академии, коль ты решил стать воином. Потом ты вернёшься обратно сюда, а вот каким ты сюда вернёшься – это уже будет зависеть только от тебя. Я бы хотел, чтобы ты вернулся точно таким же, каким и ушёл. Уважь старика, паучок.
Помните, я говорил, что мой отец оптимист? Теперь мне кажется, что я ошибался. Он был оптимистично настроенным пессимистом. Не скажу, что его слова сказали мне что-то новое. Я с самого начала подозревал, что в Академии на нас будут, мягко говоря, давить. Но с другой стороны, чтобы остаться собой надо знать, чему верить, а чему – нет. Я же не знал о поверхности практически ничего. Это нервировало. Мучимый подобными мыслями, я не заметил, как вслух протянул:
- Не такой уж ты и старик, мастер Фзул.
- Я родился ещё при старой Матроне, парень.
- Э… я не буду брать свои слова обратно, но… ты хорошо сохранился для своих, хм… шести веков, да?
Мой отец и учитель хохотнул и скосил на меня сияющий смехом и гордостью сапфировым глазом и заметил:
- А тебя нелегко смутить…
Я скромно промолчал.
Я родился в ту самую ночь, когда Дом Кенафин напал на Дом Хансзрин. Напал и стёр его из памяти Подземья, присвоив себе его положение в обществе, его стада рофов и, конечно же, его имущество: начиная от самой усадьбы и расквартированных в ней простолюдинов заканчивая многочисленными рабами, среди которых были и дроу, и не-дроу.
Моя мать - Матрона-Мать Дома Кенафин, женщина-дроу по имени Кирнилл. Отца я не знал. И это была самая маленькая проблема, с которой мне предстояло столкнуться. Моя мать родила меня в домашнем Святилище под песнопения моих старших сестёр, всех поголовно рьяных жриц Паучьей Королевы, о существовании которой я тогда и не подозревал. Не подозревал я и о том, что самая старшая из них, слишком высокая и слишком широкая в кости Бриза, уже тянет руки к жертвенному кинжалу, чтобы пригвоздить моё только начинающее биться сердечко к холодному камню алтаря, куда меня положили руки другой сестры Майи после выхода в этот мир.
Видите ли, так уж совпало, что я родился третьим. А третьи сыновья в семьях благородных дроу всегда приносятся в жертву тому самому божеству, о существовании которого я пока ещё не подозревал. Однако судьба оказалась ко мне милостива, потому что Бриза так и не пронзила меня кинжалом тогда. Где-то на штурме дома Ханзрин Ллот забрала к себе одного из моих старших братьев – магический огонь вражеского мага не оставил от него даже обувных пряжек, чтобы напомнить о том, что когда-то существовал на свете такой дроу по имени Дурдин Кенафин. Он умер. Я выжил.
Своё детство я провёл сначала под бдительным присмотром няни-рабыни из поверхностных эльфов. Говорят, она вскормила и вынянчила не одно поколение принцев и принцесс дома Кенафин. Я запомнил её, как бледную тень самой себя, одетую в мешковатое платье и с длинными седыми волосами, закрывающими изуродованное лицо. У неё были отрезаны кончики ушей, выколоты глаза, а щеки выжжены клеймами в виде эмблем дома Кенафин. Но, несмотря на всё, что с ней сделал мой народ, она качала меня на руках, пела мне колыбельные на своём певучем языке и дарила мне всю любовь, на которую было способно её обречённое на вечные муки во тьме сердце.
Я провёл в её обществе первые несколько лет жизни. Наверное, это были самые счастливые годы моего детства, потому что, едва научившись ходить и говорить, я стал полноправным членом общества дроу. Мне дали имя Фараун, фамилию Кенафин и не успел я оглянуться, как моя жизнь в одночасье стала не только насыщеннее на события, но и богаче на ощущения. И именно тогда я впервые узнал, что существует такое страшное слово как «этикет»… и впервые узнал, каков на вкус удар змееголовым хлыстом по голой спине.
Я поступил на услужение Майе, одной из моих старших сестёр, жрице Ллот и хранительнице домашнего святилища по совместительству. Я жил в святилище, спал на соломенном коврике в нише между огромными обсидиановыми пауками под начищенным до блеска сводом. Это было единственное место, где я мог не опасаться нарваться на удар змееголового хлыста, потому что с двух сторон меня охраняли каменные чудовища, слуги Ллот, а с третьей, тыльной, была монолитная чёрная стена.
Я редко чувствовал себя в безопасности. Натирая до зеркального блеска пол, я подсознательно ждал того, что в любой момент меня могут ударить. Смахивая пыль с изображений Паучьей Королевы, я старался, чтобы каждое моё движение говорило о смирении и подчинении, потому что знал, что стоит Майе углядеть хотя бы намёк на обратное, то наказание последовало бы незамедлительно. В присутствии сестёр или Матери-Матроны, я молчал и старательно фокусировал взгляд на собственных босых ногах. Однако жизнь успехами меня не баловала.
Мне было пять лет. Я был очень любопытен, и обычай смотреть в пол без видимой на то причины был мне непонятен. Я часто поднимал взгляд и говорил без проса. И получал за своё неповиновение почти всегда. Особенно старалась Бриза. Чем старше я становился, тем больше уверялся в двух вещах. Первая: она ненавидит меня за то, что я – мужчина и бьёт меня потому, что я маленький, слабый и не могу ей ответить. Вторая: я ненавижу её в ответ, потому что она большая, сильная, со змееголовой плетью и ей за то, что она меня бьёт, абсолютно ничего не будет.
В шесть лет я впервые в жизни чуть не умер. Я как раз протирал так полюбившихся мне обсидиановых пауков от скопившейся за день пыли, когда в святилище ворвалась Бриза. Видимо, она была чем-то очень расстроена, потому что едва завидев меня внезапно разразилась диким криком:
- Это ты во всём виноват, гадёныш!!! Из-за тебя я не только выставила себя полной идиоткой перед кучей простолюдинов, но и опозорила дом и Матрону-Мать!!! Жалкий ублюдок!! Презренный щенок!! Я возьму твою жизнь в оплату своего позора!!!
Я только и успел, что выронить ветошь, когда увидел, как она вынимает свой хлыст и замахивается. Не успела мягкая тряпица упасть на пол, как я уже со всей доступной скоростью карабкался вверх, используя вырезанные в стене паучьи лапы, как ступеньки. Бриза, остановив замах на полпути, с воплями ярости бросилась за мной. Гулкие звуки её подкованных серебром каблучков на сапожках о зеркальный камень пола не предвещали мне ничего хорошего и подстёгивали меня к более активным действиям по спасению собственной жизни. Это был первый раз в жизни, когда я осмелился не только ненавидеть жриц Паучьей Королевы, но и избежать кары.
Левитировать я пока ещё не умел, ровно, как и выпускать безвредный волшебный огонь. Майя считала, что такую бестолочь как я, годную только на то, чтобы с тряпкой ползать по Храму, учить чему-либо другому совершенно необязательно. С трудом взбираясь на высокий парапет второго яруса, я был с ней не согласен, потому что своим отказом она поставила нас в неравные условия. Бриза-то левитировать умела…
Но я всё же был быстрее, и именно отменная реакция, выработанная горькой практикой пережитых истерик, во время которых Майя любила использовать меня как живую мишень и забрасывать пыточными проклятиями, помогла мне избежать первой встречи с хлыстом, когда сестра с похвальной скоростью и мастерством впорхнула на парапет. Не желая искушать судьбу и чувство юмора Богини, я со всей возможной прытью припустил по парапету, ловко лавируя между ставшими за три года родными каменными пауками. Почему-то я знал, что они не дадут меня в обиду. И дело было даже не в Ллот и её божественной магии – просто и я, и они, были узниками этого огромного зала с алтарём, зеркальным полом и зеркальным потолком. Они были заточены в камень, а я… а я был пленником своего рождения. Мне по праву рождения положено было много страдать. «Чтобы не бунтовал», как выразилась однажды Майя в разговоре с Матерью Кирнилл, когда думала, что я не слышу.
Но вернёмся к тому вечеру. Мне удавалась избегать хлыста первые минуты погони довольно успешно. Однако ничто не вечно, и моя удача тоже испарилась довольно быстро. Бриза была высокая и крупная, ноги у неё были длинные. Куда мне с моим росточком в метр с кепкой, против неё. Хлыст с хищным шипением рассёк воздух, и несколько пар ядовитых зубов вонзились мне в плечи, лопатки и шею. Яд попал в кровь, перед глазами всё поплыло, ноги стали ватными, а сама сила удара просто смела меня с парапета вниз.
Краткий миг полёта с высоты в десяток метров сменился обжигающей болью в сломанном плече. Я впервые ломал кости, и ещё не знал, что и это можно стерпеть, не издав не звука. Мой пронзительный вопль, наверное, был слышен даже во дворе. А Бриза… ей только этого и надо было.
Спланировав вниз, она довольно оскалилась, глядя на меня сверху вниз: беспомощного, воющего от боли в сломанных костях и полностью предоставленного её милости. Последнее, что я ясно запомнил, было то, как она, сверкая большими красными глазами, заносит плеть снова и снова, и я истошно кричу, потому что боль буквально разрывала меня на куски. Плечо, спина, плечи, шея, грудь, ноги, живот и лицо – всё горело огнём. Я молил Богиню, чтобы даровала мне забвение, но Королева Пауков посчитала, что я и так справлюсь.
Будь её воля, сестра бы и ногами меня пинала. Но, к моему счастью, не успела, потому что я и без того кричал очень громко и на мои крики сбежался весь Дом Кенафин, включая Матрону Кирнилл и нелюдимого домашнего мага, мужчину по имени Малар, которого я видел от силы-то раза два за всю свою жизнь и который приходился мне братом. Старшим братом. Его присутствие многое решило в тот день – моё почти бездыханное, наполненное ядом и избитое тельце оставили именно на его попечение. Если бы он не пришёл, и не высказал своё тихое слово, то Бриза засекла бы меня насмерть. А я даже не знал бы за что…
Очнулся я только три дня спустя, слабый и чуть живой, и осознал, что нахожусь уже не в ставшем привычным святилище с моими друзьями-пауками, а лежу в незнакомой постели на мягкой подушке и укрыт чем-то большим, мягким и тёплым. Правда, тепло это я ощущал весьма посредственно – ваш покорный слуга из-за обилия смоченных в целительных мазях бинтов больше походил на забальзамированную мумию, чем на кого-либо живого.
Я не мог пошевелить ни рукой, ни ногой, ни головой. Максимум, что я мог так это двигать глазами и то уставал от этого занятия так, будто всю ночь провёл, полируя алтарь. Однако тогда и это казалось мне огромным достижением, потому что значило, что удовлетворить своё не к месту разыгравшееся любопытство я вполне способен.
Итак, это была комната. Довольно большая комната. В ней хватало места и для очага, и для книжных полок, забитых фолиантами, свитками и разными другими блестящими штуковинами, которые опознать я не смог, как ни пытался, и для постели, на которой я сейчас лежал, и для большущего письменного стола с золотым подсвечником. В подсвечнике горела свеча, и её свет больно резал мне глаза каждый раз, когда я смотрел непосредственно на огонь. А за письменным столом скрючился в три погибели над какой-то рукописью невысокий худощавый дроу в тёмно-пурпурной мантии.
Почувствовав на себе мой взгляд, он резко поднял голову, отчего его короткие белоснежные волосы сверкнули в свете снежной белизной, а в тёмно-синих глазах заиграли зелёные искорки. Потом обернулся ко мне, и улыбнулся. Это была первая добрая улыбка, которую я видел в своей жизни. Никогда я не пугался так сильно, как в тот самый момент, когда её увидел.
2.
Учеником Малара я так и не стал, хотя он и утверждал, что у меня к волшебству есть все необходимые способности. Просто я не хотел становиться волшебником – все эти высокие материи пугали меня едва ли не сильнее, чем шестиголовые хлысты моих сестёр-жриц. Я искренне уважал Малара за его столь непривычную мне доброту, смелость и магическое искусство, но, видит Ллот, не чувствовал себя готовым последовать по его пути.
К тому же, для ремесла воина у меня тоже были все необходимые способности. Жизнь в домашнем святилище бок о бок с алтарём, обсидиановыми пауками и вспыльчивыми и скорыми на расправу жрицами сделала меня ловким, выносливым и молчаливым. Прятаться я научился раньше, чем правильно произносить собственное имя, а природное любопытство позволяло мне усваивать новые знания буквально на лету. Думаете, хвастаюсь? Ничего подобного! Практикой проверено.
Я прожил у Малара в общей сложности три полных года. За это время я не только научился читать и писать, но и прочёл большую часть библиотеки своего брата. Это были обычные книги – к магическим меня не подпускали охранные заклинания, наложенные им загодя. Когда я осмелился спросить его, зачем он это сделал, то получил исчерпывающий ответ:
- Ты думаешь, что я не доверяю тебе, братишка? Зря, потому что это не правда. Я доверяю тебе больше, чем кому-либо в этом доме. Но я не доверяю этим книгам…. Ты даже представить себе не можешь, какое зло хранят их страницы…
Но, несмотря на ужасы заколдованного шкафа, чьи обитатели почти каждую ночь пугали меня потусторонними шепотками на разных незнакомых языках, скрипами, скрежетами и рычанием вперемешку с истеричным демоническим смехом, книги всегда вызывали у меня живой восторг.
Они были разными эти книги: интересные истории о волшебниках, драконах, дартиирах и рыцарях-людях, которые Малар называл сказками и объяснял, что на поверхности их читают детям на ночь, мифы и легенды народов Верхнего мира, описания животным и растений, попались даже несколько сборников эльфийских стихов и один человеческий песенник. Помню, я очень удивлялся, когда читал про любовь, сострадание, дружбу, которые неизменно преследовали героев из одной истории в другую.
Я спрашивал Малара, но тот мало, что мог объяснить, потому что и сам понимал меньше половины из того, про что там было написано. Однако трудности перевода не стали большой проблемой, потому что, несмотря на то, что я путался в романтических отношениях между героями, политическая подоплёка в виде дворцовых интриг, подсыпания яда в вино из потайного отделения в перстнях, метких ударов кинжалами под рёбра из-под полы плаща была мне более чем понятна. Ещё бы, ведь я жил в обществе, где всё это было обычным делом.
К концу второго года я уже довольно свободно владел не только своим родным языком, но и мог внятно изъясняться на языке гоблинов, орков, кобольдов, хорошо понимал язык глубинных гномов, дартииров и людей. Малар так же научил меня паре простых слов на языке стихийных духов: воды, огня и земли. Он говорил, что если я, не дай Ллот, окажусь на поверхности один и в светлое время суток, то мне понадобиться любая помощь, которой я смогу воспользоваться.
К концу третьего года, я не только окреп физически и умственно, но и попал в поле зрения мастера оружия Дома Кенафин по имени Фзул. Это произошло вечером, когда свет Городских Часов, которые все дроу Чед Насада по привычке называли Норбендаль, почти погас. Я шёл из домашней библиотеки, нагруженный нужными для исследований Малара свитками и фолиантами так, что едва не скрывался под ними целиком.
Было довольно поздно, поэтому я не рассчитывал никого встретить и почти не смотрел куда иду, потому что был слишком увлечён тем, чтобы не упасть самому и не дать упасть той горе бумаги, которую нёс. Однако годы беготни по парапетам в святилище не прошли даром и здесь – равновесие я держал довольно ловко. И тут со мной случился мастер Фзул.
Знаете, есть неприятности… и есть Неприятности. Мне повезло с последними. Не видя ни гоблина из-за книг, я со всего маху налетел на не успевшего (хотя скорее не возжелавшего) уйти с моей дороги оружейника. БУХ! И двойной шмяк. Столкновение выбило меня из равновесия, тяжёлые книжки в это же мгновение вылетели из моих рук… и посыпались на распластавшегося на полу оружейника, которого в свою очередь выбил из равновесия ваш покорный слуга. Сколько нового я о себе узнал в тот вечер!... и с каким артистизмом всё это было озвучено!.. в пору бежать за блокнотиком.
Собственно, я и побежал, но не за блокнотиком, а спасая свою жизнь. Мастера Фзула я знал не лучше Малара в своё время и нутром чувствовал, что если он возьмётся меня бить, то ни одно снадобье брата-мага меня уже не спасёт. Далеко я не убежал, потому что почти сразу почувствовал на своей лодыжке чьи-то цепкие, но совершенно незнакомые пальцы. Равновесие снова ушло прогуляться, и я поцеловался с каменным полом и погодя больно приложился животом в жёсткие корешки разбросанных по всему коридору книг.
- Далеко собрался, паучок?
Я поднял голову и почти что нос к носу столкнулся в иссечённой шрамами физиономией оружейного мастера, которая смотрела на меня парой больших красных глаз, которые у меня почему-то вызывали смутные ассоциации с демоническим огнём. Некоторое время мы смотрели друг на друга (я собрал в кулак всё своё нехитрое мужество и не дал ни одному мускулу на лице предательски дрогнуть), потом Фзул неожиданно усмехнулся, сверкнув белыми зубами и, одним движением руки вздёрнув меня на ноги, почти дружелюбно так поинтересовался:
- Уж не тебя ли это Бриза года три назад по Храму гоняла, как каменную крысу, а, паучок?
Я только и смог, что тихо то ли пропищать, то ли прохрипеть (от волнения голос отнялся):
- Да.
Усмешка на жутковатом лице тёмного эльфа стала шире, а рубиновые глаза вспыхнули ещё ярче, чем напугали меня ещё больше:
- Дерзко, очень дерзко. А правда ли это, что ты умудрялся уклоняться от каждого второго удара змееголового хлыста, когда убегал?
- Простите, я не помню, - ответил я уже более твёрдым голосом и не соврал.
- Жаль, очень жаль. Из тебя мог бы получиться хороший воин, способный отстоять честь Дома Кенафин и принести ему ещё большую славу и почёт. Хочешь быть воином?
Я постарался кивнуть как можно убедительнее. Потому что быть воином я хотел, наверное, больше, чем убить Бризу Кенафин. В моём воображении быть воином значило в той или иной степени управлять своей жизнью. И я упорно хватался за эту мысль, потому что надеялся, что потом, повзрослев, смогу не только отомстить за свою боль, но и мечом расчертить себе свою собственную нишу в этом аду. О большем, я не смел и мечтать, из опасений, что Богиня заинтересуется моими мечтами и тогда жизнь можно было бы смело считать пропавшей за зря.
Фзулу мой ответ понравился, потому что он перестал усмехаться и теперь только оглядывал меня своими светящимися демоническими глазищами. Я терпел. Знал, что смогу стать воином только под его руководством и только благодаря его рекомендациям, отзывам и другим его словам, имеющим ко мне отношение, смогу получить то, что называлось «путёвкой в большой мир». Как видите, в девять лет я уже довольно точно представлял, чего именно хочу. Немногие в этом возрасте могли этим похвастаться.
- Как тебя зовут?
- Фараун Кенафин.
- Младший принц, значит?
Я не ответил. Впрочем, оружейник ответа и не требовал. Вместо этого задал новый вопрос:
- Какое оружие тебе больше всего нравиться, Фараун Кенафин?
- Меч, - ляпнул я первое, что пришло в голову, а потом нерешительно добавил: - И кинжал, может быть.
Оружейник задумчиво хмыкнул, оглядывая мою худенькую совсем не презентабельную фигурку. А потом утвердительно кивнул и сказал:
- Пойдёт. Сколько тебе лет?
Я прикинул годы по пальцам, прежде чем ответить:
- Девять.
- Мал ещё… да ничего. Увидимся через год, паучок!
И ушёл. Хотя уместнее было бы сказать, растворился во мраке коридора. Оружейник двигался совершенно бесшумно с грацией какого-то хищного животного с поверхности: усатого, клыкастого, когтистого и с длинным хвостом. Кажется, оно называлось кошкой. Так вот, Фзул двигался, как эта самая кошка. Красиво двигался. Я тоже так хотел. Но пришлось спешно собирать разбросанные книги. Малар хоть и был необычайно добр для тёмного эльфа, но жутко злился, когда его требования не исполнялись вовремя. В таких приступах злобы даже Бриза обходила его стороной.
Каким-то чудом, я успел вовремя, и буря не разразилась. Малар молча принял у меня фолианты и свитки и снова углубился в какие-то свои исследования. Я, стараясь двигаться как можно тише, прокрался в отведённый мне закуток в его комнатах и, упав на одеяло, служащее мне кроватью, почти мгновенно заснул. И снился мне залитый солнцем эльфийский лес и золотоволосый силуэт кормилицы, танцующей в солнечных лучах под звуки хорошо знакомой мне песни… было ли это сновидение знаком? Я не знаю. Я просто спал и наслаждался той красотой, которую случайно подсмотрел.
Весь следующий год прошёл под знаменем «паучка». Это была первая и последняя кличка, которую мне когда-либо давали. К десяти годам я ещё немного подрос, слегка оформился и даже перестал казаться таким болезненно худым, недокормленным ребёнком, каким казался раньше. Старая одежда стала мала, и пришлось идти в домашней портнихе за обновками, который я сейчас старательно снашивал. А Паучком меня начали называть с лёгкой подачи мастера оружия, который как бы случайно проговорился об этом в обществе моих старших сестриц. Я не обиделся. Я стал носить это прозвище со всей возможной гордостью, которая мне позволялась.
Но вскоре мне исполнилось десять, и то место, которое обычно занимал Малар, вскоре занял мастер Фзул. Занял очень прочно и очень основательно. Первое наше занятие я помню очень хорошо, потому что остался один на весь день и всю ночь в тренировочном зале. Мастер заставил меня выучить на зубок все и каждую надпись, которые украшали стены и потолок этого зала, сказав, что именно по этим принципам и будет складываться моя жизнь после того, как я выйду отсюда через десять лет.
Сами принципы были просты, понятны и одновременно наполнены глубинным смыслом, которого я пока ещё не был в состоянии постичь. Поэтому я просто заучивал их, как стих:
- Любое доверие глупо.
- Тьма одновременно и друг, и враг.
- Исполняй приказы и живи.
- Хвала Ллот; любая победа – её милость.
- Матроны знают лучше всего.
- Лучший нож – невидимый нож.
- Не доверяй никому больше, чем доверяешь себе.
- Те, кто следят за своей спиной, принимают смерть спереди.
- Идти вразрез с интересами Дома и Королевы, значит, идти в могилу.
И так раз за разом до того самого момента, когда дверь в тренировочный зал распахнулась и впустила в помещение мастера Фзула, который был слегка навеселе. Проходя мимо, он добродушно потрепал меня по голове и скрылся в своих покоях, бросив напоследок бодренькое «Молодец, паучок». Я посидел, посидел немного, потом кивнул сам себе, мол, да, действительно молодец, и продолжил монотонно бубнить свои девять заповедей. Я бубнил их до тех пор, пока оружейник не велел мне перестать бессмысленно сотрясать воздух и заняться чем-нибудь полезным. Например, смахнуть пыль с клинков на оружейной стойке. За этим занятием я провёл оставшуюся половину дня.
3.
Честно говоря, я не совсем уловил тот момент, когда не раз битый мальчик по имени Фараун «Паучок» Кенафин стал превращаться в молодого, довольно привлекательного и тёмного эльфа по имени Фараун «Паук» Кенафин. Всю свою жизнь я карабкался куда-то по огромной чёрной лестнице, у которой не было перил. Мастер Фзул просто увидел меня, схватил за воротник и, оттащив в сторону, заставил передохнуть. И дал время подумать и определиться…
Мастер Фзул оказался настоящим воплощением Девяти Адов. Он не видел во мне младшего принца Дома Кенафин. Он видел во мне всего лишь юного ничего не умеющего и не знающего, а потому криворукого, кривоногого и тупого ученика. А ещё он мне не доверял ничего мало-мальски стоящего – наверное, думал что сопру…
Я молчал и терпел, выуживая из его беспорядочных, подчас хаотичных уроков крупицы знаний. Метать ножи (по мнению учителя карьера воина начинается непременно с метания ножей) я научился сам – мастер оружия только поправил мою руку и в двух словах объяснил, как целиться и как бросать. На освоение этого искусства у меня ушло почти полгода. Потом мастер Фзул встал, похлопал меня по плечу и сказал:
- Молодец, паучок! А что ты скажешь на это… - и привязал к одному из моих ножей тонкую металлическую леску. Настолько тонкую, что я едва мог разглядеть её невооружённым глазом. Почувствовать мог, но не рассмотреть.
- Тонкая.
- Как паутинка, верно?
- Верно, - я начал понимать, куда он клонит. – Каждый паучок должен уметь плести свою паутинку, верно?
Он довольно усмехнулся, отчего вызвал у меня новый приступ ужаса. Всё-таки шрамы на лице – жуткая вещь.
- Быстро соображаешь. А самое главное – очень к месту. У нашего паучка пока что очень короткое жало. Я подумал, почему бы нам не сделать его чуток подлиннее.
Я кивнул. Идея мастера мне понравилась, и мы начали над ней работать. Метать кинжал с леской оказалось не в пример труднее, чем кинжал без лески. Леска постоянно норовила отклонить кинжал в сторону, сбить прицел и вообще всё испортить. Не говоря уже о том, что такие броски требовали больших усилий, чем обычные – я быстро выматывался и частенько резал пальцы о леску. Это нервировало. Пока я не задумался: а может дело не во мне?..
Едва эта мысль закралась в мою голову, она уже не желала уходить. Мне нужен был совет, наставление или что-то хотя бы отдалённо напоминающие первые два. Сидя в своей конурке рядом с тренировочным залом, я смотрел на нож и металлическую леску, привязанную к его истёртой от многочисленных прикосновений рукояти. Вроде бы сам кинжал не выглядел ущербным в той или иной мере: лезвие острое, баланс тоже в пределах нормы. Но почему тогда я постоянно промахиваюсь?! И тут взгляд притянулся к леске…
Мастер Фзул как привязал её к гарде кинжала, так она там и осталась. Между тем, я давно заметил, что на эфесе кинжала, как раз под шишечкой, находилось одна очень соблазнительная выемка. А что если привязать леску туда? А потом посмотреть, что же будет? Ну, я и привязал – ради интереса. Тогда я понятия не имел ни о стрелах, ни о мастерах эльфах с поверхности, которые считали своим основным оружием цепь с наконечником на конце, ни о чём-либо другом подобном. Это знание пришло позже.
Следующим утром, когда мастер Фзул в очередной раз исчез куда-то, и я остался один, ваш покорный слуга вдоволь наигрался со своей новой игрушкой. Управлять кинжалом с помощью лески, прикреплённой к эфесу, оказалось не в пример легче, чем к гарде. Но менее утомительной сама процедура не стала… впрочем, я очень быстро привык и со временем почти перестал обращать внимание на это маленькое неудобство.
Пять лет пролетело как один день: очень длинный и очень утомительный. Мастер Фзул, наконец, забросил свои исчезновения и занялся мной всерьёз. Я научился драться на ножах, метать кинжалы и любой другой предмет пригодный и не пригодный для метания и, собственно говоря, просто драться. Кроме того, мы начали осваивать такое оружие, как меч. Были дни, когда я хотел взвыть, вылететь вон из зала, найти Бризу и сказать ей: «Бриза, я так больше не могу. Убей меня, и покончим с этим». К счастью, таких дней было не много, и я умудрялся не думать о своей старшей сестре слишком уж часто.
За прошедшие пять лет я ещё больше вытянулся и ещё больше оформился. Теперь мы с учителем были почти одного роста и почти одного сложения. Только он со шрамами на лице, а я - без. У нас даже цвет глаз был почти одинаковый: насыщенно-синий, кажущийся почти чёрным при свете свечей и кроваво-красный во тьме. Мы по-прежнему называли друг друга «паучок» и «мастер Фзул», но эти слова давно перестали быть просто словами. Иногда мне казалось, что если бы у меня был отец, то он был бы очень похож на моего учителя, потому что я до сих пор не могу назвать ни одного случая, когда мы не поняли бы друг друга.
Он научил меня использовать свой природный дар к левитации и магическому огню и попутно отпустил пару ласковых в сторону Майи, которая сама должна была меня этому учить. Эти слова до сих пор иногда стоят у меня в ушах, и я подчас не могу совладать с собой и начинаю краснеть. Он позаботился о том, чтобы я раз и навсегда усвоил все девять заповедей, по которым жило общество, в котором мне предстояло жить, а три из них заставил зазубрить так, чтобы от зубов отскакивали в любое время дня и ночи. И не ленился устраивать проверки, которые я кое-как, но умудрялся сдавать.
Вот и сейчас мы сидели в моей коморке на том тюфяке, который служил мне кроватью. Я был в ночной сорочке и поддетых под неё повседневных брюках, босой и заспанный. Фзул Кенафин, сидящий рядом, выглядел куда более бодро в своей тёмно-синей тунике, чёрной рубашке и тёмных брюках, заправленных в высокие сапоги. На поясе у него висел кинжал в простых ножнах, но с большим голубым камнем, вставленным в эфес. У наших ног на полу горела свеча в серебряном подсвечнике, и хотя её свет неприятно резал нам глаза, никто из нас не делал попыток её потушить. Это было бы равносильно тому, что и провал вызова.
- Запомни, паучок, ничего в этом мире не стоит дешевле жизни. И если ты не будешь достаточно осмотрителен и дальновиден, то и оглянуться не успеешь, как окажешься трупом. Если положить на одну чашу весов твою жизнь, а на другую твои доспехи, твоё оружие, твою одежду и обувь, то вторая чаша наверняка перевесит первую. Итак, мальчик мой, кем ты хочешь стать, когда станешь совершеннолетним?
Вопрос застал меня врасплох.
- Я никогда не заглядывал так далеко в будущее, мастер Фзул.
Кажется, моя откровенность его позабавила.
- Но, всё же, если представить, что мы оба доживём до твоего совершеннолетия, кем ты хочешь стать, когда его достигнешь?
Тут я задумался, что называется, всерьёз. В конце концов, я решил быть откровенным до конца. Почему-то я знал, что если я скажу что-нибудь богохульное, то мой собеседник не побежит к Матроне-Матери, чтобы меня заложить.
- Я хочу попасть в Военную Академию и стать воином.
- А почему не магом?
- Не знаю. Магия, безусловно, полезная вещь, но посвящать жизнь её изучению я не хочу. Я вообще думаю, что каждый должен заниматься тем, что ему больше нравиться.
- Что ж, интересно. А ты никогда не задумывался над тем, что если бы ты стал магом, то смог бы убить Бризу намного раньше и намного быстрее, а, паучок?
Я на какое-то время застыл, полностью смятённый. И откуда он узнал? Не от Малара же, в самом деле. Немного прейдя в себя, я всё же смог выдавить:
- Я не хочу становиться магом, мастер. И убивать Бризу мне не за чем – она жрица Ллот и мы должны уважать её и чтить. Понятия не имею, откуда вы это взяли…
Он мне не поверил. По глазам видно, что не поверил. Да что там! будь я на его месте, я бы тоже такому сбивчивому лепету не поверил.
- Тебе надо научиться врать убедительнее, паучок, иначе пропадёшь.
Я кивнул и уставился на горящую свечу. А что ещё оставалось делать? Он раскусил меня, как гнилой орех. Так что я понял, что терять-то в сущности уже нечего, набрался храбрости и спросил:
- Как вы узнали?
Мастер оружия Дома Кенафин изобразил уже знакомую мне усмешку, которая могла значить всё что угодно. А потом совершенно ничего не значащим голосом произнёс:
- Малар – мой сын. Как и ты, впрочем. Раз уж я не могу ничего изменить, то, по крайней мере, должен быть в курсе всего, что с вами происходит.
- Как это? – ничего умнее мне в голову не пришло; ещё недавно я думал, как хорошо, чтобы мой неведомый мне отец был таким, как мастер Фзул, а тут – получи в подарочек. – В смысле, я имею в виду… как давно?
- Как давно – что? – усмешка стала чуть более кривоватой, чем обычно, а в синих глазах мастера… нет, моего отца (наверное, стоит начать привыкать называть его так) появился ироничный огонёк.
- Да всё! Сговор этот мужской, например…
- Сговор… никогда не думал об этом, как о сговоре, но пусть будет так, если тебе легче… с тех пор, как я стал, скажем, не так привлекателен, как раньше. Матрона Кирнилл больше не захотела видеть меня в своей спальне и выбрала себе другого патрона, но было уже поздно – она была уже беременна Маларом. Малар родился, проявил недюжинный магический талант и остался старшим принцем. После него родились Майа, Бриза и остальные, а потом Матрона Кирнилл по каким-то причинам вновь проявила ко мне интерес и, как результат этого интереса, родился ты. Если бы бывший младший принц Дурдин не отдал душу Ллот в ночь твоего рождения, тебя бы принесли в жертву Богине. С тех пор я за тобой и наблюдаю…
Я слегка поморщился и запустил пятерню в свою взлохмаченную со сна шевелюру. Волосы уже отрасли почти до плеч и я машинально отметил, что ещё чуть-чуть и можно будет вязать их в хвост. Краем глаза посмотрел на… отца и отметил, что тот тоже вяжет свои длинные (на ладонь ниже лопаток) волосы в простой и незамысловатый хвост. Ещё я отметил (давно, но это уже и неважно), что он своих боевых отметин на лице совсем не стесняется и даже, наверное, гордится ими.
- Откуда у тебя эти шрамы?
Фзул негромко фыркнул, чтобы не сбить пламя свечи, которая стояла на полу всего в полушаге. Коморка у меня была жуть, какая крохотная. Место у камина в комнате Малара и то было больше.
- В битве получил. Огненный шар взорвался в нескольких шагах и ожог мне лицо. Большую часть ожогов удалось убрать с помощью целительных чар и лечебных эликсиров, но не все. Переживать по этому поводу не стоит – шрамы украшают мужчину. В большинстве случаев.
Я не смог сдержать улыбки. Мой отец, оказывается, ещё и оптимист. «В большинстве случаев», как же. Но вместо этого сказал другое:
- Но ты по-прежнему мастер оружия, не так ли?
- Просто пока что не нашлось никого лучше. Но вернёмся к теме нашего разговора. Ты, паучок, хочешь стать воином. Причины – твоё личное дело. Заповеди ты учил. А теперь скажи мне вот что… с точки зрения воина, какие из них будут более чем полезны?
Ответ созрел мгновенно, потому что ваш покорный слуга выбрал наиболее привлекательные для себя положения заранее.
- Тьма одновременно и друг, и враг. Лучший нож – невидимый нож. Не доверяй никому больше, чем доверяешь себе. Те, кто следят за своей спиной, принимают смерть спереди.
- Хорошо! А как насчёт той, которая говорит, что любое доверие глупо?
Я подумал и пожал плечами.
- Она тоже хороша, но не везде подходит. Вернее, не со всеми. Одним можно доверять, другим наоборот нельзя.
- Ну, а что думаешь лично ты?
- Я бы не слишком полагался на доверие, когда стоит вопрос о моей собственной жизни. Это вполне естественно, как мне кажется.
Фзул некоторое время разглядывал меня, словно рядом с ним сидел не эльф, а какая-то безумно редкая букашка, которую совсем недавно пронзили булавкой и засунули под стекло. Чем мои суждения его так заинтересовали? Я был уверен, что половина тёмных эльфов вокруг думает так же. Что я ему и сказал минутой позже. Его реакция на мои слова поставила меня в эмоциональный тупик.
- В том-то всё и дело, паучок, что так, как ты, думают только некоторые наёмники из Брэган Д’Эрт, да ещё пара отщепенцев из служителей Ваэруна. Твои суждения подразумевают равенство, а в нашем мире равенства, увы, нет. Королева Пауков его не допускает.
- Так зачем нам такая Королева тогда?
Он снова усмехнулся.
- Хороший вопрос… если б ты знал, сколько раз я его себе задавал, то удивился бы… До твоего совершеннолетия осталось, как минимум, ещё пятнадцать лет ждать: пять лет здесь и ещё десять в Военной Академии, коль ты решил стать воином. Потом ты вернёшься обратно сюда, а вот каким ты сюда вернёшься – это уже будет зависеть только от тебя. Я бы хотел, чтобы ты вернулся точно таким же, каким и ушёл. Уважь старика, паучок.
Помните, я говорил, что мой отец оптимист? Теперь мне кажется, что я ошибался. Он был оптимистично настроенным пессимистом. Не скажу, что его слова сказали мне что-то новое. Я с самого начала подозревал, что в Академии на нас будут, мягко говоря, давить. Но с другой стороны, чтобы остаться собой надо знать, чему верить, а чему – нет. Я же не знал о поверхности практически ничего. Это нервировало. Мучимый подобными мыслями, я не заметил, как вслух протянул:
- Не такой уж ты и старик, мастер Фзул.
- Я родился ещё при старой Матроне, парень.
- Э… я не буду брать свои слова обратно, но… ты хорошо сохранился для своих, хм… шести веков, да?
Мой отец и учитель хохотнул и скосил на меня сияющий смехом и гордостью сапфировым глазом и заметил:
- А тебя нелегко смутить…
Я скромно промолчал.
Обсуждения История одного дроу...