Грезы небесные

"Мне, во всяком случае, ненавистно все, что только поучает меня, не расширяя и непосредственно не оживляя моей деятельности". Эти слова Гёте, это его задушевное ceterum censeo могло бы служить вступлением к нашему рассуждению о положительной или отрицательной ценности истории.

Ибо в этом рассуждении мы намерены показать, почему поучение без оживления, почему знание, сопряженное с ослаблением деятельности, почему история, как драгоценный избыток знания и роскошь, нам должны быть, по выражению...

Как нетрудно заметить,
где слово имеет хозяина, там и мысль – господина!

***
Если людям для обмена мыслями нужны слова,
то всё же исключительно возвышенные мысли
служат для Богообщения.

***
Мысль крылом касается творящего небесного огня,
само слово по природе уже близко к несказуемому!

***
Мысль будит мысль, бодрствует и не молчит никогда –

слово же произносится по великой необходимости.

Здравствуй, любимый. Не знаю, с чего начать и как ты все это воспримешь… Тебя не было всего неделю, а со мной тут столько всего приключилось. Все началось с того момента, когда ты уехал в командировку. Странности произошли уже в этот же вечер.

Сначала на улице я встретила соседку, она вцепилась в меня и не хотела отпускать, всё гладила мои руки, заглядывала проникновенно в глаза и снимала с моей спины перья. Я еще подумала, откуда перья, я же в кожаной куртке? Потом кошка, живущая в соседней...

Этих детей называли Белки, не потому что они были быстрыми и очень ловкими, а потому что они излучали белый свет. Эти малыши рождались очень редко.

Если все энергетические центры, чакры работали в ладу между собой, мог возникнуть белый свет, когда все частоты спектра сливаются воедино.

Из таких детей могли вырасти святые люди, а могли и не вырасти. Чаще получалось не вырасти. Внутри Белок переливалась радуга. Они могли адекватно отреагировать на любое воздействие внешнего мира, при этом...

Когда - нибудь, в этой тихой истерии сердца, в этих безумных мелодиях осознания величества и тщетности бытия, ты откроешь для себя самую простую истину. Эта самая простая истина нахлынет непередаваемым милым и нахальным чувством, таким не объяснимым, как не объясним цвет слепорождённому человеку либо звук глухому. Чувство поглотит, ткнёт носом в грязь твоего существа, твоего единственного и вездесущего «я», и громогласно провозгласит анархию любой цели и средства. И взявшись своими кожаными...

В сумерках Чертово ущелье казалось особенно зловещим. Провал темнел ночною тьмой, а из глубин серый туман струился. Дыхание земли, ее недр, ее тайн, был этот туман.

Я лег на край ущелья и стал смотреть во тьму, не видя дна, дышал туманом.

И закружилась голова, сознанье отлетело, и я упал во мрак, во бездну ночи и растворился в ней. И до сих пор не помню, что произошло тогда со мною, лишь тени шепчущие и звуки дивные, просторы гор и небесное сиянье во сне приходят иногда.

Ну вот, когда...

… Конец июля, 1992 год. Я стоял в полной растерянности и смятении духа.

- Господи, — взывал я, — Ты видишь, как я запутался во всех своих исканиях, моя душа не находит покоя, я стою на перепутье, не зная куда идти.

Господи, укажи мне путь к истине, помоги обрести то, в чем я нуждаюсь сейчас, — Твою Отцовскую любовь, Твой мир!…Бесцельно гуляя по переулкам нашего города, я наткнулся на афишу, где большими яркими буквами было написано: «Иисус любит тебя! Он есть решение всех твоих проблем...

Это было давно, в Индии. Святой человек путешествовал сам, один. Когда он просветлел, то сразу же покинул монастырь. Так спокойней. Нет нужды быть правильным и праведным. Быть собой сладко, а не притворяешься святошей. Дорога сама ведет сидху.

Когда сидху переполнялся внутренней чистой энергией, у него, как и у любого святого человека возникает желание поделиться, отдать избыток. Такой дающий человек не совершает какого-либо благородного или героического действия. Давать, осветлять, изменять...

Небольшой старенький поезд, который предназначался для перевозки рабочих и студентов от близлежащих станций к городу, был скорее похож на электричку. Разве что скоростью передвижения отличался. Вагонов имел всего четыре, внутри у них были жесткие деревянные сидения, изрядно потертые и исписанные многочисленными средне образованными пассажирами. Сквозь грязные стекла мелькали пожелтевшие унылые поля. Медленнее, медленнее. Поезд остановился на станции Калиновка, подбирая первых ранних пассажиров...

Такая с детства его жгла тоска по правде, что его часто били ребята во дворе. Но он продолжал все свое: «Нельзя обижать маленьких. Нехорошо матюгаться. За обман тебя жизнь накажет! А ты не воруй, а то ручки будут болеть!».

Ну как такого не бить. Этому мальчику нельзя было объяснить правила в игру под названием жизнь. Он их не понимал, вернее не принимал эти правила. Его били уже по привычке и без злобы, а потом перестали - бесполезно. А потом даже стали гордится им. «Только у нас во дворе...