Кто я?
Одиночество началось, когда он начал писать. Не для себя, уподобляясь любителям изливать душу на странички дневника. Увлечение дневником кануло в лету в те, чудом не стершиеся из памяти дни наслаждения одиночеством, таким необходимым для первых шагов творчества.
На нечто литературное он замахнулся в четырнадцать, не то в пятнадцать лет, имея в активе умение писать грамотно, не зная на память грамматических правил языка. Писал знанием прочитанных книг, воспроизводя в уме образы чужого опыта с достоверностью собственного. Благо корректура в те времена была на высоте, не дай бог пропущенная редакцией опечатка!
В юности его устными рассказами, "сборной солянкой" из прочитанного, заслушивались. В пятнадцать лет начались первые "подражательские" пробы пера и в прозе и в стихах. А дневник не получился. Честно написать обо всем мешала стеснительность. "Вдруг прочтут, чужому глазу, непредназначенное".
Потом, – пробел в десятки лет. Газетная мелочь не в счет. Тем не менее, перо снова запросилось к бумаге, спустя полвека, имея активом нажитое и юношеский порыв, тщательно скрываемый от друзей и близких.
Интуиция "подпольщика", лучше сказать, житейская не подводила до поры до времени, когда бояться сторонней критики попросту надоело. Сердце запросило поддержки у окружающего мира! Техника письма придет, интересны ли идеи?
Объяснить семье и друзьям последовательность решений, не получилось.
– Графоман!
Нет слов, он огорчился приговору тому, вернувшемуся вдруг из юности сокровенному увлечению. Огорчился, понимая незлобивость и прямоту критики, любящих его людей, заведомо предполагая, что противопоставить удручающей действительности, он может исключительно упорство.
– Графоман!
Дорогу проходит идущий. Он не считал шагов с того самого дня, когда от самой-самой уважаемой им учительницы русского языка и литературы на выпускном экзамене получил тройку.
– Нет, ты написал без ошибок. За русский язык тебе стоит пять.
Он перевел дыхание и посмотрел на учительницу с недоумением. Та шла, склонив веснушчатое лицо в сторону от него, а он шел, а в голову лезло настойчивое воспоминание о колхозе, где их класс отрабатывал уроки труда год назад… В те теплые вечера у околицы, она смотрела единственно на него… или в даль…
Она словно продолжала идти рядом в том любимом прозрачном платье, что неизменно надевала ради долгих прогулок по окраинам деревни с позабывшимся названием, доверяя ему мальчишке приключения своей послевоенной жизни. О, ушедшие в память прогулки, создающие иллюзию взрослой жизни затяжками в открытую учительского «Беломора» под изысканно-правильную речь он, восторженный ее слушатель, готов был ради взрослой подруги на что угодно. Однажды даже выразил восторг словами, сказав, что прямо сейчас, готов спрыгнуть в заброшенный колодец, мимо которого они проходили.
– Ты готов это сделать для меня?
В пристальном сужении ее зрачков, он прочитал надежду на несбыточное желание, не поняв истинной причины его внутренней силы. В какой-то степени, инстинктивно уходя от ожидаемого далеко не старой учительницей ответа, он в мгновение ока повис на руках над скромным ручейком на дне колодца, высматривая необходимые для спуска опоры. Ломать шею, по любому не хотелось. Семь лет разницы в возрасте пронеслись в голове и позабылись от нахлынувших и не раз обкатанных размышлений о будущем.
– Ты сделал более серьезную ошибку…
Он вспомнил неподдельный испуг в ее голосе «Не смей! Вылезай сейчас же!!» А в серых с рыжиной глазах, обернувшихся вдруг к нему, прочитал сожаление и мимолетное торжество узаконенного отмщения.
– Ты написал не по теме! Это двойка!
Очевидное недоумение и обида, отразившиеся в гримасе ученика, были абсолютно искренними, понятными и требующими разъяснения. За годы учебы он ни разу не ошибся в теме сочинений.
– Какая была тема сочинения? – взгляд учительницы приобрел спокойную профессиональную строгость.
– Образ Павки Корчагина.
– А ты написал тему Образы положительных героев! И по своей привычке проделал все на двух листах, включая план! Я согласна, краткость – сестра таланта… Но про Павку Корчагина ты написал ровно пять строчек. За тему о героях, я бы поставила тебе пятерку. Ты умудрился написать ровно столько, – никакая комиссия не придерется! А не по теме, – это двойка! – Очевидно, он побледнел, предчувствуя переэкзаменовку, – Общая оценка тройка, – поспешила она его успокоить, и снова посмотрев куда-то в бок, тихо добавила, – Я могла бы поставить четверку, никто бы не обратил внимания… Я оставила тройку для памяти… Ты уходишь, и должен уметь думать, прежде чем, что-либо делать!
– Спасибо. До свидания…
Она не остановила, продолжая талдычить про урок на всю жизнь, а он уходил, рассматривая солнечный мир сквозь размывающую краски пелену…
Да! Именно тогда, в этом размытом слезами мире, ему по-настоящему захотелось стать писателем. Доказать! Доказать ей, как она была не права, одной его ошибкой перечеркнув пять лет, которые его знала.
Дорогу проходит, идущий. Он не считал шагов. Зачем? Их количество рано или поздно перейдет в качество. Его величество Закон, где первой его "победой" оказалось признание несовершенства.
Он писал сказку, ориентируясь на возраст сыновей, не понимая, что выбрал наисложнейший жанр, – писать для детей.
Писать и рассказывать оказалось разными вещами. Проелозив по сказке вдоль и поперек, безжалостно истребляя длинноты, без малого год, он забросил ее, больше никому не показывая, сетуя на "замыленноть" глаз и свой далекий от детского язык.
"Пиши, но пиши о том, что до слез знакомо"! – приказал он себе.
Так появились на свет рассказы о летной работе, коротенькая повесть и неожиданной потребностью души – стихи.
Нет, не неожиданным открытием, а именно потребностью жанра рассказа выразить мысль предельно точно. На что был способен. И сказать, о чем хотел, опираясь о плечо белого стиха музы поэзии, неподкупного стража сути.
Поэзия прозы, и проза поэзии вышли навстречу друг другу. Как-то незаметно несовершенство "технологии" стали замечать лишь знакомые писатели, как и он сам, не позволяющий себе поблажки, устремленный к отодвигающемуся в бесконечность идеалу. Друзья говорили:
– Оставь, как есть! – А он переделывал и переписывал, возвращаясь к перепроверенным текстам, и эта работа не только перестала быть в тягость, а превратилась в некую манию, приводящую к неожиданным курьезам. Он подправлял текст, а через предложение-другое натыкался на точно такую же правку, выполненную давно и теми же словами, что "придумались" только что.
Литературную находку "победу" он всегда размещал в кавычках. Есть победа, – жди поражения, точнехонько в том месте, где победил. Держать кавычки для победы в уме, оказалось неплохим упреждающим удар приемом, однако недостаточным с неожиданной стороны. Он удивился, когда вдруг разглядел в итоге трудов нечто прямо противоположное целям своего творчества. Открытие не повергло в уныние. Открытие потребовало доказательств, к которым он устремился с легким сердцем, не отдавая отчета в драматизме происходящего, наивно перекладывая собственную недальновидность на чужие плечи, пока "горькая редька" житейской правды не треснула в лоб.
Коммерсант К.И., с которым он познакомился, развернулся на перепродаже запасных частей к строительным машинам, мотаясь из Минска в Москву и обратно не реже раза в неделю. Читать любил, сетуя на недостаток времени и литературы, зовущей к размышлениям "об жизни" при известной легкости процесса чтения. Умом К. И. понимал, что книги, способные удовлетворить его вкус томятся неизданными. Понимал и другое. Сегодня выжить издательствам не дадут, не подчинись они прогрессирующему грабежу в нахлынувшем падении нравов книжного ширпотреба
Два листочка машинописного текста, что протянул "на дорожку" понравившемуся в разговоре постояльцу один из сторожей гостиницы заставили К.И. лихорадочно ждать продолжения. Сторож не скрывал авторства. За сшитую им вручную книгу К.И. предложил неплохие деньги, не ожидая отказа. Он ошибся и не ошибся одновременно. Книгу К.И. подарили за обещание помощи в официальном ее издании.
К. И. поклялся, осенив себя крестным знамением, и… разорился через три месяца, не успев осознать причины.
Несколько погодя, знакомый семиклассник Давид пообещал автору прочитать рукопись сказки «Волшебники» от пустого желания, показаться книголюбом… и не сдержал данного слова. Копия рукописи украсила бак под мусоропроводом в подвале его дома.
Устаревшая распечатка оказалась не выброшенной автором по недосмотру. Кто бы знал последствия той авторской оплошности?
Бедняга Давид не успел понять греха пренебрежения достоинством человека слова. Его дедушка перебрался в лучший мир, прихватив домашнего любимца пса Тишку…
Пустые обещания, данные автору, неизменно оборачивались житейскими неприятностями от увечий до переселения за порог не «пустослова», так его родственников с последующим неизбежным разрывом дружеских отношений с ним, автором, которые прекращались, как бы сами собой…
Наконец "случайности" пробили брешь графоманского неведения. Он научился предостерегать потенциальных читателей от далеко небезобидных клятв и слов. После убедительной «предварительной подготовки» на примерах из печального опыта, пустые обещания прекратились. Автора стали сторониться, в том числе и друзья, сохраняя видимость прежней теплоты отношений. Графоман замкнулся в себе, избегая знакомств и подчиняясь року, избравшему его своеобразным "вестником" беды.
Неприятности рикошетом не обходили и его семью, а он ничегошеньки не мог объяснить, привыкшим подъелдыкивать родственникам, читающим написанные им книги по пресловутым принципам пренебрежения. Родные страдали от «ударов судьбы», не понимая, что шьют их потугами на внимание, совершенно не замечая связи жестких подарков с законами единства Мира таких ему очевидных, простых и понятных.
«Графоман» продолжал писать, и искать выход. Не год и не два пролетели, прежде чем он осознал свою непричастность к происходящим бедам.
2.
Ему 12 лет. Старший брат рассказывает о пропаже билета в кино.
– Понимаешь, карманы выворачивал, обыскался, а не нашел. Прихожу домой, сую руку в карман, а билет там.
Он не поверил, даже посмеялся над братом. Не прошло и недели, с ним происходит такая же чертовщина. Один в один!
«Чужой беде не смейся, голубок». Ну, почему в школе эти непростые слова не объясняют так, чтобы до печенок пробрало и стало понятно, что за ними, – край! Что насмешка – шаг до твоей, не до чужой беды! А мудрость, – из жизни! Не одна басня, но пять, пятнадцать, двадцать пять примеров, пока в кровь не войдет убеждение, что с каждым может… вот так! Более того, в самом раннем возрасте просто необходимо объяснять ребенку, какой бедой могут обернуться ему насмешки. Взрослые прощают для виду, ради пресловутого имиджа. Насмешки, унижение ими не забываются. Разве что, «добродушные» по своей сути.
Нет, часть правды о насмешках, рассказывают, конечно, слов для сердец не находят. Неужели обязательно и суждено – всегда своим носом в грязь, чтобы дошло? Разве беда стороннего человека чужая? Почему люди объединяются, когда край? Когда отступать некуда… Или…
"Перед Истиной нет ни зла, ни добра. Сам же я понял, что несчастье было в том, что он являлся вестником горя встречным, и люди боялись его. Встретив ученика, идущего путем печалей, возлюби его вдвое".
Вот оно что! Кора (Конкордия Евгеньевна) Антарова, спасибо за вразумление. Но как с подобным жить? Неужели всю жизнь быть проводником беды? Перестать писать, забросить занятие, ставшее частью жизни? С какого конца приступить к проблеме?
Промучившись три месяца в поисках решения и поверив крохам эзотерических знаний, графоман засел за дневник воспоминаний о жизнях, где побывал и куда ему еще предстоит прийти. День за днем он вспоминал и собирал в кучу запомнившиеся сны, доверившись им, как единственной путеводной нити, хранящейся в подсознании.
Человек никогда не придумывает, – он теряет. Теряет память о себе легко, надолго с хилой возможностью отыскать утерянное в будущем!
Он давно пришел к убеждению о невозможности для человека разродиться выдумкой, но сегодня, приняв его за постулат, графоману хотелось разобраться в предназначении собственной души.
Случайность – непознанная необходимость. Костя Борташевич из Челябинска через сайт Мой Мир, на котором встречи запланированными не назовешь, порекомендовал любопытный тест.
Почему бы не взглянуть на себя со стороны. Четыре или пять раз я прошелся по тексту опросного листа и, наконец, нажал на кнопку «Готово».
Иудаизм: 38% (от всех др.) 8 (в процентах от 100)
Буддизм: 60% 13
Агностицизм: 43% 10*
Атеизм: 18% 4
Христианство: 72% 15
Сатанизм: 42% 9
Ислам: 53% 11
Индуизм: 63% 13
Язычество: 79% 17
Ваши убеждения лучше всего соответствуют языческому мировоззрению.
Сумма = 478 100
Перевел цифры на более понятный для себя вариант в частях, округляя результат до целых:
Сумму чисел по тесту = 478 принял за 100 процентов
Результат вычисления проставил рядом с цифрой теста.
Суммировал полученные цифры и, несмотря на неточности за счет округления получил в ответе те же 100 процентов.
* Неверие в то, что не может быть подтверждено органами чувств.
Остаться при подобном раскладе православным христианином… Что-то внутри сохраняло спокойствие, умудряясь не слишком сомневаться в правоте теста. Если я избрал для себя православие, то я убежден в выборе на 72 процента, оставляя на влияние остальных религий 38 процентов. Влиянию иудаизма – 3 процента, буддизма – 5, агностицизма – 3,8 и так далее.
Религии разные, но вера то одна как едины Бог и Вселенная, что внутри и вокруг и пришла та вера из глубины души. Вера, что стучалась в сознание, искрошенная мракобесами материализма, узурпировавшими власть. Надо признать, на узурпаторов работали талантливые ребята. В свои пятьдесят я еще казался себе убежденным атеистом. Казался… в противоречие тому, что писал.
На память пришел случай, когда я впервые выразил вслух суждение, не вязавшееся с навязанными воспитанием принципами.
Одиночество началось, когда он начал писать. Не для себя, уподобляясь любителям изливать душу на странички дневника. Увлечение дневником кануло в лету в те, чудом не стершиеся из памяти дни наслаждения одиночеством, таким необходимым для первых шагов творчества.
На нечто литературное он замахнулся в четырнадцать, не то в пятнадцать лет, имея в активе умение писать грамотно, не зная на память грамматических правил языка. Писал знанием прочитанных книг, воспроизводя в уме образы чужого опыта с достоверностью собственного. Благо корректура в те времена была на высоте, не дай бог пропущенная редакцией опечатка!
В юности его устными рассказами, "сборной солянкой" из прочитанного, заслушивались. В пятнадцать лет начались первые "подражательские" пробы пера и в прозе и в стихах. А дневник не получился. Честно написать обо всем мешала стеснительность. "Вдруг прочтут, чужому глазу, непредназначенное".
Потом, – пробел в десятки лет. Газетная мелочь не в счет. Тем не менее, перо снова запросилось к бумаге, спустя полвека, имея активом нажитое и юношеский порыв, тщательно скрываемый от друзей и близких.
Интуиция "подпольщика", лучше сказать, житейская не подводила до поры до времени, когда бояться сторонней критики попросту надоело. Сердце запросило поддержки у окружающего мира! Техника письма придет, интересны ли идеи?
Объяснить семье и друзьям последовательность решений, не получилось.
– Графоман!
Нет слов, он огорчился приговору тому, вернувшемуся вдруг из юности сокровенному увлечению. Огорчился, понимая незлобивость и прямоту критики, любящих его людей, заведомо предполагая, что противопоставить удручающей действительности, он может исключительно упорство.
– Графоман!
Дорогу проходит идущий. Он не считал шагов с того самого дня, когда от самой-самой уважаемой им учительницы русского языка и литературы на выпускном экзамене получил тройку.
– Нет, ты написал без ошибок. За русский язык тебе стоит пять.
Он перевел дыхание и посмотрел на учительницу с недоумением. Та шла, склонив веснушчатое лицо в сторону от него, а он шел, а в голову лезло настойчивое воспоминание о колхозе, где их класс отрабатывал уроки труда год назад… В те теплые вечера у околицы, она смотрела единственно на него… или в даль…
Она словно продолжала идти рядом в том любимом прозрачном платье, что неизменно надевала ради долгих прогулок по окраинам деревни с позабывшимся названием, доверяя ему мальчишке приключения своей послевоенной жизни. О, ушедшие в память прогулки, создающие иллюзию взрослой жизни затяжками в открытую учительского «Беломора» под изысканно-правильную речь он, восторженный ее слушатель, готов был ради взрослой подруги на что угодно. Однажды даже выразил восторг словами, сказав, что прямо сейчас, готов спрыгнуть в заброшенный колодец, мимо которого они проходили.
– Ты готов это сделать для меня?
В пристальном сужении ее зрачков, он прочитал надежду на несбыточное желание, не поняв истинной причины его внутренней силы. В какой-то степени, инстинктивно уходя от ожидаемого далеко не старой учительницей ответа, он в мгновение ока повис на руках над скромным ручейком на дне колодца, высматривая необходимые для спуска опоры. Ломать шею, по любому не хотелось. Семь лет разницы в возрасте пронеслись в голове и позабылись от нахлынувших и не раз обкатанных размышлений о будущем.
– Ты сделал более серьезную ошибку…
Он вспомнил неподдельный испуг в ее голосе «Не смей! Вылезай сейчас же!!» А в серых с рыжиной глазах, обернувшихся вдруг к нему, прочитал сожаление и мимолетное торжество узаконенного отмщения.
– Ты написал не по теме! Это двойка!
Очевидное недоумение и обида, отразившиеся в гримасе ученика, были абсолютно искренними, понятными и требующими разъяснения. За годы учебы он ни разу не ошибся в теме сочинений.
– Какая была тема сочинения? – взгляд учительницы приобрел спокойную профессиональную строгость.
– Образ Павки Корчагина.
– А ты написал тему Образы положительных героев! И по своей привычке проделал все на двух листах, включая план! Я согласна, краткость – сестра таланта… Но про Павку Корчагина ты написал ровно пять строчек. За тему о героях, я бы поставила тебе пятерку. Ты умудрился написать ровно столько, – никакая комиссия не придерется! А не по теме, – это двойка! – Очевидно, он побледнел, предчувствуя переэкзаменовку, – Общая оценка тройка, – поспешила она его успокоить, и снова посмотрев куда-то в бок, тихо добавила, – Я могла бы поставить четверку, никто бы не обратил внимания… Я оставила тройку для памяти… Ты уходишь, и должен уметь думать, прежде чем, что-либо делать!
– Спасибо. До свидания…
Она не остановила, продолжая талдычить про урок на всю жизнь, а он уходил, рассматривая солнечный мир сквозь размывающую краски пелену…
Да! Именно тогда, в этом размытом слезами мире, ему по-настоящему захотелось стать писателем. Доказать! Доказать ей, как она была не права, одной его ошибкой перечеркнув пять лет, которые его знала.
Дорогу проходит, идущий. Он не считал шагов. Зачем? Их количество рано или поздно перейдет в качество. Его величество Закон, где первой его "победой" оказалось признание несовершенства.
Он писал сказку, ориентируясь на возраст сыновей, не понимая, что выбрал наисложнейший жанр, – писать для детей.
Писать и рассказывать оказалось разными вещами. Проелозив по сказке вдоль и поперек, безжалостно истребляя длинноты, без малого год, он забросил ее, больше никому не показывая, сетуя на "замыленноть" глаз и свой далекий от детского язык.
"Пиши, но пиши о том, что до слез знакомо"! – приказал он себе.
Так появились на свет рассказы о летной работе, коротенькая повесть и неожиданной потребностью души – стихи.
Нет, не неожиданным открытием, а именно потребностью жанра рассказа выразить мысль предельно точно. На что был способен. И сказать, о чем хотел, опираясь о плечо белого стиха музы поэзии, неподкупного стража сути.
Поэзия прозы, и проза поэзии вышли навстречу друг другу. Как-то незаметно несовершенство "технологии" стали замечать лишь знакомые писатели, как и он сам, не позволяющий себе поблажки, устремленный к отодвигающемуся в бесконечность идеалу. Друзья говорили:
– Оставь, как есть! – А он переделывал и переписывал, возвращаясь к перепроверенным текстам, и эта работа не только перестала быть в тягость, а превратилась в некую манию, приводящую к неожиданным курьезам. Он подправлял текст, а через предложение-другое натыкался на точно такую же правку, выполненную давно и теми же словами, что "придумались" только что.
Литературную находку "победу" он всегда размещал в кавычках. Есть победа, – жди поражения, точнехонько в том месте, где победил. Держать кавычки для победы в уме, оказалось неплохим упреждающим удар приемом, однако недостаточным с неожиданной стороны. Он удивился, когда вдруг разглядел в итоге трудов нечто прямо противоположное целям своего творчества. Открытие не повергло в уныние. Открытие потребовало доказательств, к которым он устремился с легким сердцем, не отдавая отчета в драматизме происходящего, наивно перекладывая собственную недальновидность на чужие плечи, пока "горькая редька" житейской правды не треснула в лоб.
Коммерсант К.И., с которым он познакомился, развернулся на перепродаже запасных частей к строительным машинам, мотаясь из Минска в Москву и обратно не реже раза в неделю. Читать любил, сетуя на недостаток времени и литературы, зовущей к размышлениям "об жизни" при известной легкости процесса чтения. Умом К. И. понимал, что книги, способные удовлетворить его вкус томятся неизданными. Понимал и другое. Сегодня выжить издательствам не дадут, не подчинись они прогрессирующему грабежу в нахлынувшем падении нравов книжного ширпотреба
Два листочка машинописного текста, что протянул "на дорожку" понравившемуся в разговоре постояльцу один из сторожей гостиницы заставили К.И. лихорадочно ждать продолжения. Сторож не скрывал авторства. За сшитую им вручную книгу К.И. предложил неплохие деньги, не ожидая отказа. Он ошибся и не ошибся одновременно. Книгу К.И. подарили за обещание помощи в официальном ее издании.
К. И. поклялся, осенив себя крестным знамением, и… разорился через три месяца, не успев осознать причины.
Несколько погодя, знакомый семиклассник Давид пообещал автору прочитать рукопись сказки «Волшебники» от пустого желания, показаться книголюбом… и не сдержал данного слова. Копия рукописи украсила бак под мусоропроводом в подвале его дома.
Устаревшая распечатка оказалась не выброшенной автором по недосмотру. Кто бы знал последствия той авторской оплошности?
Бедняга Давид не успел понять греха пренебрежения достоинством человека слова. Его дедушка перебрался в лучший мир, прихватив домашнего любимца пса Тишку…
Пустые обещания, данные автору, неизменно оборачивались житейскими неприятностями от увечий до переселения за порог не «пустослова», так его родственников с последующим неизбежным разрывом дружеских отношений с ним, автором, которые прекращались, как бы сами собой…
Наконец "случайности" пробили брешь графоманского неведения. Он научился предостерегать потенциальных читателей от далеко небезобидных клятв и слов. После убедительной «предварительной подготовки» на примерах из печального опыта, пустые обещания прекратились. Автора стали сторониться, в том числе и друзья, сохраняя видимость прежней теплоты отношений. Графоман замкнулся в себе, избегая знакомств и подчиняясь року, избравшему его своеобразным "вестником" беды.
Неприятности рикошетом не обходили и его семью, а он ничегошеньки не мог объяснить, привыкшим подъелдыкивать родственникам, читающим написанные им книги по пресловутым принципам пренебрежения. Родные страдали от «ударов судьбы», не понимая, что шьют их потугами на внимание, совершенно не замечая связи жестких подарков с законами единства Мира таких ему очевидных, простых и понятных.
«Графоман» продолжал писать, и искать выход. Не год и не два пролетели, прежде чем он осознал свою непричастность к происходящим бедам.
2.
Ему 12 лет. Старший брат рассказывает о пропаже билета в кино.
– Понимаешь, карманы выворачивал, обыскался, а не нашел. Прихожу домой, сую руку в карман, а билет там.
Он не поверил, даже посмеялся над братом. Не прошло и недели, с ним происходит такая же чертовщина. Один в один!
«Чужой беде не смейся, голубок». Ну, почему в школе эти непростые слова не объясняют так, чтобы до печенок пробрало и стало понятно, что за ними, – край! Что насмешка – шаг до твоей, не до чужой беды! А мудрость, – из жизни! Не одна басня, но пять, пятнадцать, двадцать пять примеров, пока в кровь не войдет убеждение, что с каждым может… вот так! Более того, в самом раннем возрасте просто необходимо объяснять ребенку, какой бедой могут обернуться ему насмешки. Взрослые прощают для виду, ради пресловутого имиджа. Насмешки, унижение ими не забываются. Разве что, «добродушные» по своей сути.
Нет, часть правды о насмешках, рассказывают, конечно, слов для сердец не находят. Неужели обязательно и суждено – всегда своим носом в грязь, чтобы дошло? Разве беда стороннего человека чужая? Почему люди объединяются, когда край? Когда отступать некуда… Или…
"Перед Истиной нет ни зла, ни добра. Сам же я понял, что несчастье было в том, что он являлся вестником горя встречным, и люди боялись его. Встретив ученика, идущего путем печалей, возлюби его вдвое".
Вот оно что! Кора (Конкордия Евгеньевна) Антарова, спасибо за вразумление. Но как с подобным жить? Неужели всю жизнь быть проводником беды? Перестать писать, забросить занятие, ставшее частью жизни? С какого конца приступить к проблеме?
Промучившись три месяца в поисках решения и поверив крохам эзотерических знаний, графоман засел за дневник воспоминаний о жизнях, где побывал и куда ему еще предстоит прийти. День за днем он вспоминал и собирал в кучу запомнившиеся сны, доверившись им, как единственной путеводной нити, хранящейся в подсознании.
Человек никогда не придумывает, – он теряет. Теряет память о себе легко, надолго с хилой возможностью отыскать утерянное в будущем!
Он давно пришел к убеждению о невозможности для человека разродиться выдумкой, но сегодня, приняв его за постулат, графоману хотелось разобраться в предназначении собственной души.
Случайность – непознанная необходимость. Костя Борташевич из Челябинска через сайт Мой Мир, на котором встречи запланированными не назовешь, порекомендовал любопытный тест.
Почему бы не взглянуть на себя со стороны. Четыре или пять раз я прошелся по тексту опросного листа и, наконец, нажал на кнопку «Готово».
Иудаизм: 38% (от всех др.) 8 (в процентах от 100)
Буддизм: 60% 13
Агностицизм: 43% 10*
Атеизм: 18% 4
Христианство: 72% 15
Сатанизм: 42% 9
Ислам: 53% 11
Индуизм: 63% 13
Язычество: 79% 17
Ваши убеждения лучше всего соответствуют языческому мировоззрению.
Сумма = 478 100
Перевел цифры на более понятный для себя вариант в частях, округляя результат до целых:
Сумму чисел по тесту = 478 принял за 100 процентов
Результат вычисления проставил рядом с цифрой теста.
Суммировал полученные цифры и, несмотря на неточности за счет округления получил в ответе те же 100 процентов.
* Неверие в то, что не может быть подтверждено органами чувств.
Остаться при подобном раскладе православным христианином… Что-то внутри сохраняло спокойствие, умудряясь не слишком сомневаться в правоте теста. Если я избрал для себя православие, то я убежден в выборе на 72 процента, оставляя на влияние остальных религий 38 процентов. Влиянию иудаизма – 3 процента, буддизма – 5, агностицизма – 3,8 и так далее.
Религии разные, но вера то одна как едины Бог и Вселенная, что внутри и вокруг и пришла та вера из глубины души. Вера, что стучалась в сознание, искрошенная мракобесами материализма, узурпировавшими власть. Надо признать, на узурпаторов работали талантливые ребята. В свои пятьдесят я еще казался себе убежденным атеистом. Казался… в противоречие тому, что писал.
На память пришел случай, когда я впервые выразил вслух суждение, не вязавшееся с навязанными воспитанием принципами.
Обсуждения Графоман
Не нами придумано.... и очень давно.=)))
Света и удачи. О твоих стихах еще поговорим в переписке. Света и Творческих находок тебе!
>
А то, что прочитал у тебя, говорит о зоркости твоего глаза. Технику пока не оценвал, она всегда придет. В поэзии больше всего ценю идею и возможность размышления.
А краткость, - сестра таланта. Далеко не напрасное изречение, и рад за тебя ОЧЕНЬ=) >
Непрерывный поиск ответов, желание добиться читаемости, не утонув в словоблудии неконкретности или мемуарности. Иногда ответы приходили озарением, и потом шел поток подкрепляющего материала, иногда факты требовали переосмысления и учебы...
и благодарности...
.
>
Света вам лучистого! С уважением,Ирина.