Город Ростов-на-Дону

Это больше, чем просто груда камней, рыбьей чешуи крыш, окон, улиц, мостов и фонарей. Это много больше, чем неоновые огни реклам, танцующие девушки в стеклянных витринах, безудержный пожар кабаков и ресторанов, азарт казино и склепы тюрем. Больше, чем городской смог, сигналящие автомобили и глупые в своей бессмысленности светофоры, больше, чем бешеный джаз и аллеи каштанов, звонки трамваев и грохот поездов. Это больше, чем скрип леманских портовых кранов, это много больше, чем всхлипы старого разводного моста на двух уставших атлантах, где встречаются вечно спешащие поезда и неторопливые суда. И, бесконечно, бесконечно больше, чем просто порт пяти морей отправляющий своих белоснежных четырех палубных красавцев в далекие страны под грохот «Славянки» мимо причудливой архитектуры гостиницы «Якорь». И больше, много больше, чем европейский аэропорт, посылающий свои самолеты лететь низко над головами горожан.

Это наша воля — быть. Не где ни будь, ни как ни будь, а здесь — на черте между Европой и Азией и быть такими, как мы есть. Мы — Ростовчане! Без стыда мы признаемся, что степные ветры и речные туманы одурманили, приворожили нас к этим местам. И здесь мы остаемся, остаемся здесь. Это Батюшка Дон соблазнил нас густо строить дома вдоль его берегов, даруя свободу и пропитание. И вместе с тем искушая нас, устремляться за горизонты, улетать, уплывать, уезжать вслед за нашей тоской, уходить, убегать, рассеиваться по свету, чтобы однажды… обязательно вернуться. Вернуться, как блудные дети, больными и смиренными, счастливыми и сильными, на его мудрые вечные берега меж камней и камышей.

И это больше, много больше, чем величавый Кафедральный собор с его всенощными молитвами и бдениями. Это множество его меньших братьев: церквей и церквушек города собравшего в себе все религии мира. Это больше, чем базарная брань и транспортное хамство. Это много больше, чем каменный гэкающий говор, сотканный из теснящихся в нем, греческого, армянского, еврейского, азербайджанского, казачьего, казахского, корейского акцентов, обжигающий ростовским наглым говорком. Много больше, чем бесконечное многообразие базаров, где можно снимая пробу, отведать любое яство.

Ростов! Город: каменный лес из фонарей и стекол витрин, и осколков бетонных стрел многоэтажных домов, торчащих среди убогих лачуг и пьяных деревянных заборов. Каменные джунгли, чьи камни поют своим ритмом, и как по волшебству, уподобляются сырой земле, а по ночам ты слышишь на ней шаги умерших.

Ростов! Город: доисторический зверь, храпящий, сопящий, зверь из старых дворов, небоскребов, вздыхателей, слез, парков и аллей, сладострастных вскриков, выстрелов и скрипа тормозов. Зверь с глазами, горящими при солнечном свете, масляными пятнами, плывущими мимо вокзалов и мостов по высоким бетонным каналам Темерника. Доисторический зверь с глазами, мерцающими, при лунном свете: трепетными, тлеющими фонарями ночных улиц, вызывающим жаром витрин, ускользающими пунктирами не терпеливых фар, золотом куполов и грехом ночных окон, отблесками паленых камышей и теплоходных огней на глади реки.

Город: родина, небо, возвращение — возлюбленная меж небом и адом, между Европой и Азией. Мать меж лугов и степей, меж рекой и речушкой; ангел меж бодрствованием и сном, меж туманом и смогом, меж ветром и… ветром! Меж отмелей и островками под солнцем и в пыли — Ростов.

Ветер степей несется через Дон и мосты его в джунгли из бетона и стекла и пыль оседает толстым слоем на коня с анатомическими подробностями продолжателя рода оседланного ленивым красногвардейцем. А чуть дальше, на вечных и величавых львах исполненных благородства с ростовским грозным спокойствием взирающих на солидные двери исторического банка оседает все та же безбожная пыль. Здесь ты можешь пройти через врата Кавказа и насладиться запахом венских булочек. Здесь огромный ЦУМ обует и оденет на любой вкус. Здесь прекрасная Большая Садовая берет свой разбег от вокзала, и ты проносишься по ней мимо городского сада с его незабываемой «Зеленой горкой». Мимо консерватории и мимо музея, чьи двери переносят тебя в иной неповторимый чудный мир. Мимо Думы и Университета, мимо Ломоносова сидящего как бы вместе со студентами в кафешке, но не за столиком, а на пьедестале. Мимо гостиниц, ресторанов и казино, мимо пристанища муз в каменных роялях и тракторах типа театров, мимо филармонии и пушек у старых зданий на Крепостном и упрешься в широкую площадь со стелой в виде Ники из чистого золота. А дальше, дальше Нахичевань и Александровка, но и это Ростов.

Ростов! Ростовчане! Мы сродни тем, что живут в Нью-Йорке и Берлине, Варшаве и Одессе, Праге и Каире – тем, которые любят Нью-Йорк, Берлин, Варшаву, Одессу и Каир, так же как мы любим наши улицы, нашу реку и набережную, наш туман и наше небо, наши ночи и наших девушек.

Ах, наши девушки! Ростовчанки! Голуби растрепали, спутали им кудри – или то был ветер? Конечно ветер. Это он не оставляет в покое девушек, ни юбок их ни кудрей. Только наши девушки, смешавшие столько кровей, могут гордо носить звание ростовчанок Всесоюзной красоты… Ты можешь свернуть себе шею, рассматривая каждую, и все равно не насладишься этим бесконечным разнообразием совершенных творений совершенной природы. Ростов! Только здесь ты сможешь увидеть мир таким, как его задумал сам господь Бог! Только здесь ты узнаешь, какими прекрасными, жгучими и жадными могут быть женщины! Ростовчанки! Особая стать! Наши девушки в Нью-Йорке, в Берлине, Варшаве, Праге и в Ростове, Ростове! Мы их знаем и как же мы любим их, в их полупрозрачных и слишком коротких одеждах, и как же мы любим их, когда ветер одарит нас нежданной нежностью и мягким локоном пощекочет нам нос: милый чудный ростовский ветер!

Ростов!

Это больше чем груда камней, несказанно больше. Это целый город подземных катакомб и казармы военных училищ. Это исторические винные погреба и заводы. Это великолепные, давно ни кем не замечаемые, мозаики в переходах, говорящие об истории города. Там, рядом с этими картинами неизвестных мастеров, стоят неизвестные музыканты и играют известную, вечную музыку.

Это луга и рощи, это набухшие цветами, цветущие девичьей юностью клумбы парков и аллей.

Это белые, желтые, песчаные и светло зеленые домики на Береговой. Но это и грязные, неряшливые, шумные кварталы на линиях и возле вокзала, воняющие дешевым жиром, рыбой, жареными семечками и картошкой, потом и перегаром. О, это еще и ночная сладостность парков и спальных районов, где в блаженно-тоскливые ночи делают ростовчан. А настоящим ростовчанам все нипочем и никто никогда не собьет их с толку.

Ростов! Ростов папа, Одесса мама, а все остальные города их добрые дети. Но скоро Ростов отнимет у Одессы и звание столицы города Смеха! Не век же платить алименты.

Ростов!

Это безумные заросли кустарников и деревьев, унылые цветы Северного кладбища, этого пронизанного ликованием птиц и ревом стартующих самолетов самого неухоженного леса на свете, где мертвые в мечтах проводят свою смерть, и всю смерть напролет грезят о девушках, парках, аллеях, майских вечерах и степных ветрах. Самое крупное на всю несчастную Европу, оно не похоже на убогие крестьянские кладбища, где мертвые ведут наблюдение за живыми и поневоле делят пот и стон работающих и рождающих — ах, этим не насладиться смертью! На Северном не жилом — там мертвые, бессмертные мертвые, болтают о бессмертной жизни! Ибо мертвые не забывают о жизни и не могут, не могут забыть свой город.

Ростов! Это неизбежные бесконечности безутешных пыльных улиц, на которых мы все родились и однажды должны будем умереть, — а это ведь много, много больше, чем просто груда камней! Мы идем по улицам и, раздувая ноздри, как конь раздувает их; вдыхаем запах жизни! Пеленки, общаги, базары, лук, бензин, девичьи грезы, кофе, кошки, герани, водка, машины, губная помада и вечный джаз — кровь и пот, — запах города, дыхание жизни, и это больше, много больше, чем просто груда камней!

Это смерть и жизнь, труд, сон, ветер и любовь, пыль и солнце, слезы и туман!

Это наша воля быть: Ростов!